Geum.ru

Вкниге рассматриваются проблемы взаимосвязи языка и общества, языка и мышления

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11
частью отдельного комплексного раздражителя» [42, 166—167].

Живому организму свойственна врожденная генерализация раздражителей

(примитивные формы обобщений). При первых же попытках выработки условных

рефлексов в павловских лабораториях было отмечено, что рефлекторный эффект

получается вначале не только на основной подкрепляемый раздражитель, но и

на любой сходный с ним. Если, например, тон 300 герц подкрепляется пищей,

то вначале тон любой другой частоты и даже другие звуковые раздражители

вызывают пищевой рефлекс, хотя они никогда ранее не были связаны с пищевой

деятельностью. Лишь постепенно неподкрепляемые раздражители

дифференцируются от подкрепляемого [32, 10]. В начальном периоде выработки

условного рефлекса раздражитель оказывается слабым. Поскольку слабые

процессы не концентрируются, а широко иррадиируют по нервной ткани, то

действие многих сходных раздражителей в раннем периоде условной связи

оказывается генерализованным [32, 11].

Помимо примитивной генерализации существуют так называемые

вырабатываемые формы обобщения, в основе которых лежит распределение

возбуждения по определенным, ранее отдифференцированным нервным путям. Все

формы условнорефлекторной деятельности И. П. Павлов рассматривал как

выражение вырабатываемых форм обобщения. По мнению И. П. Павлова, в коре

головного мозга может иметься группированное представительство явлений

внешнего мира. Этой форме обобщенного отражения явлений Павлов придавал

очень большое значение и рассматривал ее Как прообраз понятий, возникающий

без слова [32, 12—13].

Познанию предмета в его целостности в немалой степени способствует

сама объективная действительность. Предметы материального мира существуют

дискретно и имеют вполне определенные и четкие границы. «Контур вещи

является первым и важнейшим качеством внешних предметов, которое отражается

в восприятии и служит отправной точкой развития восприятия» [42, 168].

По-видимому, форма предметов, замечает М. М. Кольцова, является более

надежным и совершенным критерием, т. е. более существенным свойством, для

обобщения этих предметов и отличения их один от другого [32, 154]. Анализ и

синтез пронизывают все формы познания действительности.

Способность к синтезированию, к выявлению общего, имеет огромное

значение в познании окружающего мира. Мы были бы не в состоянии обнаружить

ни одного нового факта, предмета или явления в нашей жизненной практике,

если бы мы не опирались в процессе познания на некоторые общие черты и

особенности предметов материального мира, познанных нами ранее. Таким

образом, знание общего используется как средство познания нового.<20>


Возникновение инвариантного обобщения образа предмета


Предпосылки возникновения в мозгу человека инвариантного обобщенного

образа предмета были заложены уже в первой стадии познания объективного

мира, т. е. в ощущении.

Как говорилось выше, уже в процессе ощущения наряду с восприятием

различными органами чувств отдельных свойств воздействующего на них

предмета происходит синтез, способствующий его целостному восприятию. В

философии обычно принято делить процесс познания на идущие по восходящей

линии ступени, именуемые формами познания. Такими формами являются

ощущение, восприятие, представление и понятие. В развитом мышлении

современного человека все эти ступени познания могут быть представлены

одновременно, и по этой причине познание им объективного мира очень

специфично, поскольку предмет может действовать на органы чувств при

наличии в голове человека вполне сложившегося о данном предмете понятия.

Принято считать, что отличительным свойством такой ступени

чувственного отражения действительности, как восприятие, является

целостность отображения предмета. Благодаря целостности в восприятии,

замечает В. В. Орлов, в сферу непосредственного знания входят такие

существенные стороны предмета, которые были скрыты в ощущении. В ощущении

не дано непосредственного знания геометрии тел — линий, плоскостей, форм

вообще. Считается поэтому, что в ощущениях непосредственно не осознаются

пространственность и длительность, хотя они заранее заключены в содержании

ощущений [42, 171]. С подобным утверждением согласиться довольно трудно,

так как четко очерченные контуры предмета, по-видимому, схватываются

ощущением.

Другим отличительным признаком восприятия является то обстоятельство,

что оно является результатом практической деятельности человека и содержит

известные элементы обобщения. «Замечая какой-либо предмет, ребенок пытается

его схватить, не осознавая действительного расстояния до него.

Впоследствии, в процессе действия с предметами, путем проб и ошибок он

получает знание о пространственных свойствах действительности» [42, 171].

В восприятии происходит определенное раздвоение единого психического

акта на противоположные стороны — объективную и субъективную, благодаря

чему на первый план, в сферу непосредственного осознания, выдвигаются

существенные внешние признаки вещей. Восприятие включает в себя также

момент, который не вытекает непосредственно из лежащих в его основе

ощущений, а зависит от общего состояния психической деятельности человека

(апперцепции) [42, 176]. Восприятие зависит от имеющихся у человека знаний,

потребностей, интересов, навыков. Апперцепция выражает зависимость

восприятия от прошлого опыта человека,<21> является аккумуляцией ранее

воспринятых человеком ощущений. Однако восприятие может дать сведения

только о том, что непосредственно воздействует на животное или человека, т.

е. знание конкретной ситуации. Здесь еще не происходит отрыва от конкретной

ситуации.

Следующей, более высокой ступенью познания объективного мира является

представление. В восприятии имеется некоторая инертность — впечатление

может длиться некоторое время после того, как внешний агент уже перестал

действовать. Развитие психической деятельности в связи с усложнением

условий существования живых организмов шло по линии закрепления и усиления

этой инерции, в результате чего образ стал сохраняться и, что еще более

важно, воспроизводиться в отсутствие предмета. Произошел таким образом

отрыв образа от конкретной ситуации во времени, образ стал существовать и

воспроизводиться независимо от наличия или отсутствия в каждый данный

момент предмета, вызвавшего этот образ [42, 181]. «Простейшее

представление, представление единичного предмета, как правило, не есть

результат разового воздействия на чувства. Оно образуется в результате

многократного воздействия на чувства и многократного образования ощущений и

восприятий от данного предмета. Уже одно это обстоятельство приводит к

тому, что при образовании представления единичного предмета производится

простейшее, элементарное абстрагирование; так как один и тот же предмет

каждый раз воспринимается в различной обстановке, в окружении различных

других предметов, то в представлении, в первую очередь, не закрепляются

условия, обстоятельства его воздействия на чувства. В чувственно-наглядном

образе не закрепляются также те свойства и стороны данного предмета,

которые не присутствуют в каждом его восприятии. В представлении, как

правило, закрепляются те свойства и стороны Предмета, те его отношения с

другими предметами, которые в нем ярко выделяются, «бросаются в глаза» и

играют определенную роль в жизнедеятельности использующего предмет

индивида» [15, 14].

Представления имеются, по-видимому, и у высших животных. «Без

наличия... образа и без его пространственной проекции во внешней среде было

бы немыслимо приспособление животного на расстоянии, т. е. когда жизненно-

важный объект не находится в непосредственном контакте с ним, будь этот

объект пищевое вещество или грозящий жизни животного враг».[3, 143].

Любопытна зависимость образования представлений от условий окружающей

среды. Так, например, в первобытном лесу поле зрения резко сужается, а

обоняние вследствие специфических условий леса дает ограниченную

возможность ориентировки в среде. В связи с этими обстоятельствами

увеличивается роль слуха, который в условиях леса имеет сравнительно

неограниченные возможности развития. Слух содержит в себе зачаток

возможности отрыва от конкретной ситуации, он развивает установку на

невидимое,<22> которое играет большую роль в преодолении ситуативности

отражения действительности [15, 182].

Обычно принято считать, что абстрагирование и обобщение совершаются в

пределах чувственной наглядности отображаемого внешнего мира. Это означает,

что образ, имеющийся в представлении, можно мысленно воспроизвести,

например, «видеть перед собой так же, как мы видим отдельные предметы

объективного мира» [15, 15]. Приходится, однако, признать, что в

утверждениях подобного рода все же нет достаточной ясности. Ведь человек в

своей жизненной практике чаще всего сталкивается с хотя и однородными, но

разными предметами. Возникает проблема, как он их мысленно воспроизводит на

ступени чувственного познания, иными словами, могут ли существовать

представления более абстрактные, чем представление о единичных предметах.

В этом вопросе в советской философской науке существуют два

противоположных взгляда. Одни считают, что представление может быть

отображением в чувственно-наглядном образе только единичного предмета;

возможности большего обобщения представление не содержит. Типичным в этом

отношении является рассуждение логика Н. И. Кондакова: допустим, мы

предложим группе лиц представить образ дома. Затем, когда мы попросим

передать словами этот образ, то обнаружим, что эти образы никак не совпадут

друг с другом. Для одного дом представится в виде коттеджа, для другого — в

виде 400-квартирного гиганта на улице Горького в Москве, для третьего в

виде стандартного дома пригородного поселка, для четвертого в виде

обыкновенной сельской избы и т. д. Все это будут самые различные чувственно-

наглядные образы дома [33, 280]. По мнению В. 3. Панфилова, мы не можем

себе представить дом или собаку вообще и т. п. И это понятно, так как мы

могли бы это сделать только в том случае, если бы были возможны обобщенные

ощущения, являющиеся элементами представления [43, 130—131].

Сторонники другой точки зрения считают, что возможны более обобщенные,

более абстрактные представления, чем представления единичных предметов.

Такая точка зрения по традиции связана с научным наследием И. М. Сеченова,

который обосновал возможность большого, хотя и ограниченного определенными

пределами, обобщения и абстрагирования в чувствах. «Все повторяющиеся,

близко сходные впечатления,— писал Сеченов,— зарегистрирываются в памяти не

отдельными экземплярами, а слитно, хотя и с сохранением некоторых

особенностей частных впечатлений. Благодаря этому в памяти человека десятки

тысяч сходных образований сливаются в единицы...» [56, 439—440].

Чтобы доказать, что такие обобщающие образы действительно имеются, Г.

А. Геворкян приводит один любопытный пример. Нам встречаются различные

начертания одной и той же буквы в письме, в различных печатаниях. Немыслимо

думать, что мы<23> узнаем эту букву потому, что у нас есть представление,

наглядный образ для каждого единичного случая, для каждого начертания

данной буквы, даже для тех начертаний, которые нам еще не встречались, но

могут встретиться [15, 16]. «Как бы ни различались отдельные березовые

деревья, все же во всех них повторяются те свойства и стороны, которые

делают их березами, и эта общность выражается также в их внешнем виде. В

обобщенном образе березы удерживаются именно эти, общие всем березам

свойства и стороны. Сеченов указывает, что возможно также образование

представления дерева вообще; в нем будут удержаны все те стороны и

свойства, все те внешние признаки, которые присущи березе и сосне, клену и

акации и т. д. Таковы — общий контур и взаимное расположение частей;

возвышающийся над землей ствол, ветви, зеленая крона, и их соотношение»

[15, 17].

Такой же точки зрения придерживался и С. Л. Рубинштейн. «Представление

может быть обобщенным образом не единичного предмета или лица, а целого

класса или категории аналогичных предметов» [55, 288].

«Возможен также и другой путь создания обобщающего образа сходных

предметов. Образовавшийся у индивида чувственно-наглядный образ единичного

предмета может стать представителем целого ряда одинаковых предметов.

Встречаясь с многочисленными предметами того же рода и обнаруживая в них

подобные, сходные свойства, стороны, индивид различает и узнает их путем

сопоставления с имеющимся у него образом впервые встретившегося ему или же

наиболее ярко повлиявшего на него единичного предмета. Так, у человека,

родившегося и выросшего на берегу реки, представление реки всегда связано с

его родной рекой, вернее с тем участком, в котором он купался, ловил рыбу,

которым он долго любовался. И сколько бы рек он ни встречал на своем веку,

или сколько бы при нем ни говорили о реке, в его памяти всегда всплывает

образ родной реки с характерными для нее особенностями. Этот чувственно-

наглядный образ выступает как представитель целого ряда предметов, как

обобщающий образ для обозначения многочисленных рек.

Со временем благодаря накоплению опыта этот образ может меняться,

некоторые черты его будут тускнеть, а другие, наоборот, выделяться больше,

в зависимости от того, насколько ярко они выражены в других встреченных

данным индивидом реках» [15, 17—18]. Сторонники первой точки зрения правы,

когда они утверждают, что в нашем сознании не может быть обобщенного образа

дома, дерева и т. д. Всякий чувственный образ тесно связан с какой-нибудь

ситуацией.

Восприятие предмета оставляет в мозгу человека следы, и благодаря

памяти он может воспроизвести некогда им виденный предмет, но всякий раз

это будет крайне редуцированный и довольно неясный образ предмета в

определенной ситуации. Механизм па<24>мяти в данном случае не позволяет

выйти за рамки ситуации. Все это свидетельствует о том, что

непосредственное чувственное восприятие не может быть перекодировано в

нечто среднее, поскольку всякая ситуация конкретна.

Утверждение И. М. Сеченова о представлении дерева вообще никоим

образом не может быть квалифицировано как представление чувственного образа

дерева. Это уже нечто похожее на понятие. Не опровергает этого тезиса и

замечание Г. А. Геворкяна о возможности выбора конкретного образа реки в

качестве обобщенного представления о реке. Такого рода заменитель все равно

останется чувственным образом, который невозможно оторвать от конкретной

ситуации.

Между тем большой интерес представляет и другой факт. В своей

жизненной практике человек имеет дело с разными предметами в разных

ситуациях. Он легко их опознает и умеет извлекать из них определенную

пользу для удовлетворения своих жизненных потребностей. Возникает вопрос,

являются ли решающими в процессе узнавания только те следы, которые

сохраняются в памяти, или здесь действует какой-то дополнительный фактор.

Можно предполагать, что, помимо следов памяти, человек имеет еще знание о

данном предмете, которое он приобрел как часть жизненного опыта в

результате многократного воздействия на его органы чувств однородных

предметов и использования их для своих жизненных потребностей. В комплекс

этих знаний входят такие данные, как основные свойства предмета: цвет,

вкус, запах, характер поверхности и т. д. Эти знания сохраняются в памяти.

Несомненно сохраняется в памяти и общее представление о форме предмета, его

общие схематические контуры, расположение составных частей и т. д. Подобное

знание предмета давало человеку возможность хорошо ориентироваться в

окружающей обстановке и извлечь в случае необходимости пользу из этого

предмета. Эту особенность очень хорошо выразил в свое время Маркс. «Люди,—

говорил Маркс,—...начинают с того, чтобы есть, пить и т. д., т. е. не

«стоять» в каком-нибудь отношении, а активно действовать, овладевать при

помощи действия известными предметами внешнего мира и таким образом

удовлетворять свои потребности (они, стало быть, начинают с производства).

Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов

«удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери

научаются и «теоретически» отличать внешние предметы, служащие

удовлетворению их потребностей, от всех других предметов» [39, 377].

Наш далекий предок не умел говорить, но он безусловно знал окружающие

его предметы и умел их распознавать в любой конкретной ситуации. Диктуемая

практическими нуждами необходимость отвлечения и обобщения, выходящего за

рамки возможного в наглядных представлениях, явилась, согласно

предположению Л. О. Резникова, источником образования понятий [50, 8].

Заро<25>дышем понятия Резников называет сознание общего [49, 158].

Начинаясь с наглядного образа, сознание общего становится затем основой для

будущего понятия. По мнению Е. К. Войшвилло, подобные образования, однако,

еще не относятся, очевидно, к формам мышления. Это абстракции предметов,

возникающие на чувственной ступени познания [10, 109]. Во всяком случае

остается фактом, что знание предмета, представление о его характерных

свойствах уже в то время было оторвано от конкретной ситуации. Следует

заметить, что знанием предметов обладают и животные. «Узнавание предметов,—

указывал И. М. Сеченов,— очевидно, служит животному руководителем

целесообразных действий — без него оно не отличило бы щепки от съедобного,

смешивало бы дерево с врагом и вообще не могло бы ориентироваться между

окружающими предметами ни одной минуты» [56, 467].

Поскольку человек в своей жизненной практике сталкивался с целыми

классами однородных предметов, то комплекс сведений об одном предмете стал

распространяться на весь класс однородных предметов в целом. Таким образом

этот комплекс превратился в аналог понятия, который мог возникнуть в голове

человека задолго до возникновения звуковой речи. Однако самая замечательная

особенность этого комплекса знаний состояла в том, что его наличие, в

противовес чувственному образу, не зависело от конкретной чувственной

ситуации. Оно было прообразом понятия.

Знание о предмете было редуцированным по той простой причине, что

человеческая память не в состоянии сохранить все мельчайшие подробности.

Оно содержало только общее. В этом смысле подобное знание можно было бы

назвать инвариантным обобщенным образом предмета. Если бы человек не имел

инвариантных представлений о предметах, он вообще не мог бы существовать.

Первобытный человек мог в своей памяти воспроизводить образы предметов в

конкретных ситуациях, но подобное воспроизведение не было связано с

коммуникацией. Отсутствие у животных и человекообразных обезьян звуковой

речи объясняется между прочим тем, что в конкретных ситуациях она им не

нужна, а возможные у них реминисценции этих ситуаций в памяти также не

связаны с необходимостью коммуникации.

Возможность возникновения инвариантных образов предметов

поддерживалась целым рядом особенностей психики человека.

Чувственный образ предмета, как уже говорилось выше, может быть

воспроизведен в памяти. Естественно, этот образ благодаря известному

несовершенству памяти будет бледным и редуцированным. Кроме того, его

границы могут быть недостаточно четкими. В памяти могут воспроизводиться

образы однородных предметов, находящихся в разных ситуациях. Редукция

чувственного образа, отсутствие четких границ, возможность наложения в

нашем сознании разных чувственных образов однородных предметов и т. п.<26>

готовили почву для возникновения инвариантного нечувственного образа.