Лекция №1 Система невербальной коммуникации

Вид материала

Лекция

Содержание I. Аспект социолингвистики II. Аспект стилистики III. Аспект порождения текста и особенности грамматики IV. Аспект лингвострановедения. V. Невербальные средства коммуникации.

Подобный материал:

• «Проблемы невербальной коммуникации», 30.67kb.
• К. А. Тимирязева Коммуникации как процесс Внастоящее время ни у кого не вызывает сомнения,, 695.81kb.
• 2. невербальные средства общения, 227.76kb.
• Задачи: отработать навыки задавания вопросов для выяснения потребностей и мотивов клиентов, 62.95kb.
• Психолого-педагогическая коррекция средствами сказкотерапии восприятия и понимания, 100.92kb.
• Лекция Компьютерные сети. Интернет, 274.79kb.
• Использование средств невербальной коммуникации в условиях современной психотерапии, 195.5kb.
• Использование опыта невербальной коммуникации межкультурного общения при разработке, 63.34kb.
• Лекция 2 Экономическая система, как объект кибернетики, 70.17kb.
• Лекция 1, 80.58kb.

Лекция №1

Система невербальной коммуникации


Невербальные средства выражения смысла неразрывно связаны с формами естественного языка. Исходя из многочисленных наработок в области философии языка, можно синтезировать две основных исходных позиции: первая – невербальная коммуникация не может осуществляться вне форм естественного языка; вторая – невербальная коммуникация есть принципиально иная материя, нежели вербальные языковые формы, и поэтому может существовать и в полной независимости от естественного языка.

Наряду с возможностью существования данных полярных точек зрения на невербальные средства выражения смысла, не подлежит сомнению, что язык и мышление имеют тесную связь, равно, как аналогичную же связь имеют невербальные средства коммуникации и мышление¹. Однако же полная аналогия подходов к решению вопросов о связи языка и мышления, мышления и невербальных средств коммуникации, что нам интересно для выявления отношений языка и невербальных средств коммуникации, невозможна.

Следуя утверждениям Г.В. Колшанского, можно сказать, что идеальность мышления означает его вторичность, но отнюдь не нематериальность и не несуществование; именно его материальное существование есть не что иное как существование знаковое². Следовательно, любая развитая знаковая система может рассматриваться как мыслящий субъект, т.е. субъект, имеющий ту или иную степень интеллектуальной автономности. Г.В. Колшанский пишет: «/…/ все мыслительные операции /…/ проходят на понятийном уровне»³, что свидетельствует об их знаковом характере.

Таким образом, в научной литературе вопрос о связанности мышления и любой знаковой системы, будь то естественный язык или невербальные средства выражения смысла⁴, традиционно не подвергается сомнению.

Более углубленный и детальный анализ проблемы выводит исследователей на иные проблемы. В.З. Панфилов пишет, что любая знаковая система, с одной стороны, и мышление – с другой, есть противоречивое единство при определяющей роли мышления. Различные знаковые системы, разные уровни этих систем имеют не одинаковый характер соотношения с мышлением. Чем организационно проще знаковая система, тем более отдаленной является связь соответствующих знаковых явлений с мышлений и тем большей будет степень самостоятельности соответствующих подсистем⁵. Для нас интересна идея В.З. Панфилова об этнической составляющей оговариваемой проблематики, что выводит нас на необходимость еще большей дифференциации знаковых систем (в частности – языка и невербальных средств выражения смысла): «/…/ как совместимость с положением о единстве языка и мышления то обстоятельство, что мышление имеет общечеловеческий характер, а язык – национальный?»¹. Как и естественный язык, невербальные средства коммуникации имеют ярко выраженный «национальный» характер, а вернее, - региональный. В то же время в случае с невербальными средствами выражения смысла вопрос, заданный В.З. Панфиловым, еще более усложняется: каким образом реализуется тройственная связь мышления, языка и невербальных средств выражения смысла?

На сегодняшний день очевидно, что содержание, выраженное в процессе невербальной коммуникации, в отличие от содержания речи, не является простой суммой невербальных знаковых единиц, поскольку традиционный невербальный знак не может нести на себе нагрузку оттенков смысла. В этом случае невербальный знак крайне емок. Существование за ним так сказать подтекста, наверное, возможно, но проблематично. Проблематичность здесь заключается в реализации невербального знака, или жеста, т.е., с одной стороны, зависит от театрального мастерства жестикулирующего, а с другой, - от понимания этого жеста. Несовпадение содержательной стороны жестикуляции и тематических наборов жестов, используемых в момент невербальной коммуникации, определяют то, что мышление всегда имеет возможность выйти за пределы содержания конкретных жестов и создает условия для воздействия мышления на содержательную сторону жестов, на их становление и развитие. Поэтому основной принцип организации жестикуляции состоит в том, что значение единиц высшего уровня этой жестикуляции не является простой суммой значений образующих ее единиц низшего уровня. Значение жестикуляции, или невербального сообщения, не всегда сводится к значениям элементов жестов. Чаще всего имеет место «приращение» невербальных элементов. Содержание невербального сообщения, относящегося именно к физическому сообщению, а не к системе жестов, не сводится к значениям конкретных знаков, которые часто меняют свое содержание в связи с появлением «подтекста».

Важное значение разработки вопроса об отношениях мышления и невербальных средств выражения смысла имеет работа Л.С. Выготского «Мышление и речь»², где ученый утверждает, что мышление и речь имеют различные корни. Существенны в этом отношении и работы Н.И. Жижина и И.М. Сеченова, в которых проведено исследование речемыслительных процессов у детей, во многом совпавшими с речемыслительными процессами доисторических времен³.

Основные выводы указанных авторов наводят на следующие мысли, касаемые невербальных средств коммуникации:

- в развитии мышления невербальных средств коммуникации имеются различные эволюционные корни того и другого процесса;

- в развитии невербальных средств коммуникации в доисторическое время можно выделить «доинтеллектуальную стадию» (термин Л.С. Выготского), так же как и в развитии мышления – стадию, которая не соотносится с невербальными средствами коммуникации, а вернее, - с невербальными средствами выражения смысла;

- до известного момента (скорее всего, до палеолита) и то и другое развитие идет по различным линиям, независимо одно от другого;

- в определенном стадиальном пункте (начало палеолита) обе линии пересекаются, после чего мышление коррелируется с невербальными средствами коммуникации, которые, в свою очередь, становятся интеллектуальными;

- с этого же момента, по мере роста автоматизма владения традиционным жестом, линии развития мышления невербальных средств коммуникации расходятся.

Используя наблюдения И.М. Сеченова над поведением детей можно выделить следующие характерные особенности, которые, возможно, были характерны и для ранних стадий развития человечества. Так, например, когда ребенок жестикулирует, он одновременно говорит шепотом; когда ребенок хочет выделить какой-либо жест среди других, он сопровождает этот жест словами (читай – мыслями). Подобная связь невербальных средств выражения смысла, языка и мышления характерна для детей раннего возраста, не обладающих достаточным опытом мышления. Структурно-функциональное подобие поведения ребенка и древнего человека выразилось в синкретичности обряда, т.е. в полной связи в обряде жеста, языка и мыслительных процессов.

Однако, если речь может существовать во многом независимо от окружающего мира, то для бытования невербальных средств коммуникации необходимо встречное понимание. При этом роль жестов на различных ступенях понимания различна. При суммарном схватывании смысла она минимальна. При необходимости внутренней переработки материала (анализом обобщения) роль невербальных средств максимальна. Степень побуждения к производству жеста находится в обратной зависимости от автоматизации умственных действий: чем более автоматизированы умственные действия, тем меньше побуждения к производству жеста.

Скорее всего, переход от оречевленной мысли и формирования внутренней структуры жестикуляции это не прямой переход с одного языка на другой, а переструктурирование знаковой системы, превращение смыслового и звукового строя внутренней речи в невербальные структурные формы. Точно также, как «внутренняя речь не есть речь минус звук»¹, жестикуляция не есть внутренняя речь плюс жест. Переход от внутренней речи к жесту есть сложная динамическая трансформация: превращение предикативной и идеоматической речи в невербальное сообщение, существующее в рамках традиционной системы жестов. Можно сказать, что внутренняя речь отличается от невербального сообщения, отличается не по природе, а по степени. И дело здесь не в физической манипуляции руками и телом, это не причина, а следствие, вытекающее из природы внутренней речи. Жестикуляция есть процесс превращения мысли в жесты, ее материализация. Отсюда вытекает структура внутренней речи со всеми ее отличиями от структуры жестикуляции. Как пишет Л.С. Выготский, «внутренняя речь есть мышление чистыми значениями»¹.


Лекция № 2

Знаковая система – посредник


Анализ любой автономной знаковой системы, будь то язык в общепринятом смысле, язык программирования, знаковые системы музыки, танца, живописи и т.п., актуализирует проблему символической коммуникации. В свою очередь, как пишет Ж.И. Резникова, анализ проблемы символической коммуникации. В свою очередь, как пишет Ж.И. Резникова, анализ проблемы символической коммуникации структурно восходит к рассмотрению трех понятий: коммуникация, язык и речь (или возможность, подобие последних двух) Резникова, 2000, с. 67). Под коммуникацией понимают систему передачи и обмена информацией между представителями социума. Определений языка существует множество. Приведем с нашей точки зрения одно из наиболее приемлемых, выведенных Н.Хомским: язык представляет собой знаковую систему самопроизвольных движений, состоящих из фиксированных единиц, которые могут произвольно определять предметы, события и намерения (Chomsky, 1972, p. 117). Речь представляет собой одну из форм языка, базирующуюся на способности произносить слова и складывать из них фразы, передавая другим понятия, существующие в мозгу говорящего ) Аверинцев, 1996, с. 99).

Представление о языке связано с наличием комплекса необходимых признаков. Американский лингвист Ч. Хоккет (Hockett, 1960, p. 98-100) предложил перечень из восьми ключевых свойств языка человека в сравнении со свойствами коммуникативных систем животных. Г.Почепцов, анализируя этот перечень, приводит его в следующей (адаптированной) интерпретации (Почепцов, 1998, с. 26-27):

1. Семантичность (двойственность): присвоение абстрактному символу определенного значения. Язык человека обладает одновременно звуковой и смысловой организацией. Речь состоит из конечного числа фонем, которые складываются тысячами различных способов и образуют смысловую структуру. Двойственность позволяет строить конструкции из абстрактных символов. Если у животных отсутствует способность к восприятию двойственности, то любое сообщение, передаваемое ими, должно являться результатом филогенетического развития. В результате животные могут обмениваться лишь ограниченным числом сообщений в рамках коммуникативного репертуара, типичного для каждого вида.
   
2. Продуктивность: способность создавать и понимать бесконечное число сообщений, составленных из конечного числа имеющихся смысловых единиц. Благодаря продуктивности язык является открытой системой, носители языка могут продуцировать бесконечное количество сообщений на любую тему.
   
3. Произвольность: сообщения организованы на базе абстрактных единиц-символов, а не на базе иконических «картинок».
   
4. Взаимозаменяемость: индивид, способный посылать сообщения, способен также и принимать сообщения.
   
5. Специализация: сообщение передается с помощью специализированной системы коммуникации. При этом передается только сообщение о чем-либо, но не происходит непосредственного действия.
   
6. Взаимозаменяемость: слова могут составляться в различной последовательности. Смысл сообщения зависит от порядка слов в предложении.
   
7. Перемещаемость: предмет сообщения может быть отдален во времени и пространстве от источника сообщения. Благодаря этому свойству языка человек может спокойно говорить о прошлых и будущих событиях.
   
8. Культурная преемственность: способность передавать информацию о смысле сигналов от поколения к поколению на основании культурного научения, а не на базе генетической преемственности.
   

Из таблицы 1 (Почепцов, 1998, С. 28), природная коммуникация некоторых животных (медоносных пчел) по большинству критериев соответствует требованиям, выдвигаемых Ч. Хоккетом, для того, чтобы считать их коммуникацию языком. Кроме того, оказалось, что в экспериментальных условиях (обучение языку глухонемых или компьютерному языку) человекообразные обезьяны способны осваивать элементы человеческого языка и пользоваться им, соблюдая его ключевые свойства.


Наличие ключевых свойств языка в различных системах коммуникации

Характеристика	Пчела	Чайка	Гиббон	Шимпанзе	Человек
Семантиченость (двойственность)	есть	Нет	нет	есть	есть
Продуктивность	есть	Нет	нет	слабая	есть
Призвольность	слабая	Нет	слабая	слабая	есть
Взаимозаменяемость	есть	Нет	есть	слабая	есть
Специализация	есть	Есть	есть	есть	есть
Взаимоменяемость	есть	Нет	нет	слабая	есть
Перемещаемость	есть	Нет	нет	есть	есть
Культурная преемственность	нет	Нет	нет	слабая	есть

Для описания невербальных средств коммуникации как знаковой системы очень важны биолингвистические основы языка, поскольку невербальные средства коммуникации – наиболее реликтовая форма знаковой системы человека. В связи с этим обратимся к исследованиям когнитивных и коммуникативных способностей у высших человекообразных обезьян.

Первые попытки научить обезьян разговаривать, казалось бы, способствовали укреплению мнения, что язык присущ только человеку и что общение человекообразных обезьян такое же, как и всех других животных, а именно – целиком укладывается в схему: стимул – реакция на стимул. В 1916 году Уильям Френсис начал свой эксперимент с молодым орангутангом, поставив цель научить его говорить. Итоги многолетних усилий исследователя оказались более чем скромными: его подопечный смог освоить лишь слова «папа» и «чашка» (Резникова, 2000, с. 104). В процессе эксперимента выяснилось, что орангутаны, равно как и шимпанзе, не используют движения губ и языка, издавая естественные для них звуки. Выяснилось и то, что два освоенных слова принадлежали к разряду тех, что не требовали управления движениями губ и языка. Куда более выдающихся результатов по изучению когнитивных способностей шимпанзе добилась в 1930-е годы Н.Н. Ладыгина-Котс. Она же впервые обратила внимание на тот факт, что взаимопонимание с шимпанзе можно найти путем простого общения, как общаются с детьми, а не на базе дрессировки и выработки условных рефлексов (Ладыгина-Котс, 1935, с. 49-50).

В 50-е годы К.Хейз предпринял попытку обучить обезьяну говорить. Эксперименты проводили с самкой шимпанзе по имени Вики. В задачи исследования входило сравнительное изучение способности к решению различных задач у шимпанзе Вики и нескольких детей. Вики оказалась в состоянии успешно соперничать с детьми-сверстниками в способности сортировать предметы по признаку цвета, формы, размеров и комплектности, могла находить в наборе одноформатных картинок изображения предметов с заданными экспериментатором признаками. Она научилась считать до пяти (дальше у нее возникали затруднения). В процессе этого эксперимента было установлено, что успешность решения поставленных задач зависела не только от умения мыслить, но и от способности Вики отказываться от привычного стереотипного поведения. На фоне этих очевидных достижений в решении когнитивных задач успехи Вики в освоении языка оказались более чем скромными – всегда 4 слова (Hayes, 1951, p. 105-109).

В итоге работ с Вики К.Хейз сделал вывод о том, что человекообразные обезьяны не способны к овладению речью. Способность к речи, по его мнению, тесно сцеплена с математическими способностями и умением запоминать последовательность действий, а минимальный уровень, необходимый для этого, выше того, которым обладают шимпанзе. Вывод К. Хейза вполне соответствовал общепринятой научной парадигме того времени о качественной уникальности человека в плане речи, когнитивных способностей, социального поведения и пр. и был воспринят как еще одно подтверждение незыблемости этих представлений.

Возможно, эксперименты по обучению обезьян языку так бы и прекратились, попав в категорию неперспективных, если бы фильм О Вики, отснятый К. Хейзом, не попался на глаза супругам Гарднерам, психологам из университета штата Невада. Гарднеры обратили внимание, что понять Вики было куда проще, если сконцентрировать внимание на руках обезьяны. Каждое слово она сопровождала, выразительным жестом. Гарднеры предложили совершенно новую гипотезу для объяснения причин неудачи языковых экспериментов с обезьянами. На их взгляд, причины состояли не в недостатке когнитивных способностей шимпанзе, а в строении их голосового аппарата (Gardner,Gardner,1969,p.183-191).

Идея использования языка глухонемых для общения с шимпанзе была высказана Роберотом Йерксом еще в двадцатые годы XX в. Он предполагал, что жестикуляция может служить в качестве наиболее приемлемого средства общения между человеком и шимпанзе. В 1930-е годы другой исследователь, Дж. Вольф, попытался использовать пластиковые жетоны для диалога с шимпанзе (этот эксперимент явился прообразом экспериментов Дэвида и Энн Примак с шимпанзе Сарой, проведенных впоследствии) Дж. Вольф использовал жетоны как некие символы в экспериментах с шесть к шимпанзе. За решение задач обезьяны получали от экспериментатора жетоны которые, в свою очередь, можно было обменять в автомате на пищу и воду. В процессе эксперимента было установлено, что обезьяны научились различать «покупательную ценность» жетонов и манипулировали ими в соответствии со своими потребностями и желаниями. Так, например, было замечено, что шимпанзе, которые боялись крыс, при появлении последних немедленно прерывали свои занятия, хватали синий жетон (этот жетон позволял обезьянам вернуться в жилую клетку), опускали в автомат и взбирались на экспериментатора, чтобы он отвел их домой (Ионова, 2003, с. 70-75) В начале 1960-х годов «жетонный язык» использовали в своих экспериментах А.И. Счастный и Л.А. Фирсов (Счастный, Фирсов, 1961, с. 1264-1266). Их подопечные шимпанзе обменивали полученные жетоны на воду, пищу и игрушки.

В биологической науке принято считать, что с исследований Гарднеров начинается новая эра в изучении языка животных (Нечаев, 2000, с. 17-20). В 1966 г. Гарднеры начали свои работы с годовалой самкой шимпанзе Уошо, доставленной им из дикой природы. В качестве языка для общения и обучения Гарднеры выбрали амслен (ASL) – язык, знаковая система амариканских глухонемых. Амслен – язык, который к тому времени был уже хорошо изучен и проанализирован. При использовании амслена появилась возможность непосредственно сравнивать развитие умственных способностей у шимпанзе и глухонемых детей, равно как и сопоставлять эти результаты с данными развития обычных американских детей. Каждый жест в амслене состоит из знаковых единиц – черем. Всего в амслене их 55. 19 черем¹ задаются конфигурацией рук и ног в процессе подачи знака, 12 – обозначают позиции, в которых знак подается, а 24 – движения, производимые одной или двумя руками. Черемы являют собой аналог фонем, грамматика же амслена представлена последовательностью объединения жестов в предложения (Нечаев, 2000, с.26-27).

Обучая Уошо знаковому языку, Гарднеры обнаружили, что освоение происходит намного быстрее, если вместо техники имитации, сопровождаемой подкреплением (изюмом), просто брать Уошо за руки и складывать их требуемым образом. Процесс обучения нравился Уошо, и вскоре экспериментаторы обнаружили, что для обучения шимпанзе новому знаку вообще не требуется никакого подкрепления. Уошо оказалась в состоянии заучивать слова, понимать их смысл, и была способна их применять в правильном контексте. Уошо обладала отчетливым креативными способностями. Она удивила своих учителей, продемонстрировав способность создавать новые понятия путем комбинации известных ей слов. Так, однажды Гарднеры показали ей знак «полотенце», решив, что он наиболее близко подходит для обозначения детского нагрудника. Уошо предложила собственный знак, очертив то место, где он должен помещаться. В дальнейшем оказалось, что именно этот знак существует в амслене для обозначения понятия «нагрудник». Уошо называла холодильник «открыть еда питье» (люди называли его «холодный шкаф»), а туалет «грязный хороший» (люди называли его «горшок стул»). Уошо называла лебедей «вода птица», а орех «камень ягода» (Нечаев, 2000, с.29-30). Другая самка шимпанзе, Люси, включенная позднее Р. Фаутсом в проект «Говорящие обезьяны», самостоятельно нарекла редиску «плакать, щипать, еда», а арбуз «конфета питье» (Линден, 1981, с. 139-140). Таким образом, язык-посредник у шимпанзе обладал свойством продуктивности.


Лекция №3

Употребление русского речевого этикета


Интерес к речевому этикету связан с возросшим в последнее время вниманием к проблемам общения. На современном этапе развития русистики успешно изучаются высказывание и текст, специфика порождения речи и ее функционирование в различных общественных сферах деятельности, вопросы взаимоотношения языка и общества, ситуативные употребления и узус речи, соотношение вербальных и невербальных средств общения. В аспекте этих проблем уместно рассмотреть особую систему устойчивых формул общения, которую обозначают термином речевой этикет, который связан с понятием этикет. Этикет - это сложная система знаков, указывающих в процессе общения (вербального и невербального) на отношение к другому человеку – собеседнику, оценку его и в то же время оценку самого себя, своего положения относительно собеседника. Речевой этикет в узком смысле – это национально специфичные правила речевого поведения, применяемые в ситуациях вступления собеседников в контакт и поддержания общения в избранной тональности соответственно обстановке общения, социальным признакам коммуникантов и характеру их взаимоотношений. Прежде чем приступить к общению, человек должен каким-то образом включиться в него, привлечь внимание собеседника, обратиться к нему. Речевой этикет выполняет, главным образом, именно эту контактно-установочную функцию, иначе говоря, позволяет определится относительно собеседника и передать ему социальную информацию типа: «я хочу вступить в контакт», «я доброжелателен к тебе» и так далее. В связи со сказанным необходимо коснуться некоторых вопросов теории речевого этикета.


I. Аспект социолингвистики


Социальная лингвистика исследует широкий круг проблем, касающихся взаимодействия языка и общества. Надо обозначить лишь те пункты, которые существенны для понимания речевого этикета, прежде всего – это вопрос о социальных ролях говорящих в процессе общения.

Общество вырабатывает ритуальные формы поведения (в том числе и речевого) при установлении и поддержания контакта с собеседником и требует от носителей языка соблюдения этих правил. С раннего детства люди приучаются пользоваться формулами приветствия, прощания, извинения, благодарности и так далее и негативно реагируют на несоблюдение или нарушение таких правил со стороны собеседника. В свою очередь, использование формул речевого этикета создает благоприятный микроклимат общения, повышает настроение людей в коллективе.

Носители языка объединены в социум, пользующийся широким набором как общеупотребительных, так и стилистически ограниченных выражений речевого этикета. Участники разных социальных групп дифференцируются также с точки зрения постоянных социальных признаков: возраста (дети, молодежь, среднее, старшее поколение), собственно социальной принадлежности с точки зрения рода занятий (интеллигент, рабочий, крестьянин), уровня образования (образованный носитель литературного языка, необразованный носитель литературно просторечия),места жительства (в городе или в деревне) и так далее. В целом можно сказать, что речь женщин более вежлива, менее груба. Например, просторечное приветствие Здорово чаще фиксируется в речи мужчин. Несмотря на стирание социальных и образовательных границ в нашем обществе, различия в речи, а особенно в речевом этикете, все еще сохраняются.

Кроме постоянных социальных признаков, человек, попадая в разные условия общения, получает и переменные (ситуативные) признаки, исполняя разные роли: пешехода, пассажира, родителя, ученика, учителя, гостя, хозяина, коллеги, друга, покупателя, болельщика и многие другие. Эти переменные роли соединяются с постоянным, образуя сложный комплекс социальный характеристик, организующих речь с точки зрения выбора наиболее уместных выражений, форм общения на «ты» или на «Вы» и так далее.


II. Аспект стилистики


Речевой этикет реализуется в условиях контактного положения собеседников, что вызывает устную, спонтанную речь, воплощаемую главным образом в диалоговой форме. Все эти экстралингвистические признаки сближают речевой этикет с разговорной речью. Однако есть и существенные отличия, так как на характеристику выражений речевого этикета, связанную с постоянством их выбора в речь, влияет характер взаимоотношений собеседников, обстановка общения с точки зрения официальности – неофициальности. Поэтому выражения речевого этикета можно характеризовать как стилистически сниженные, с одной стороны, и стилистически повышенные – с другой, наряду с большим нейтральных общеупотребительных. Таким образом, стилистическая дифференциация выражений речевого этикета проходит по экспрессивно-стилистической шкале. Стилистическая маркированность выражений речевого этикета обеспечивается в первую очередь официальностью и неофициальностью обстановки общения, характером взаимоотношений общающихся и их принадлежностью к различным социальным группам. Неофициальность общения приводит к употреблению непринужденно-разговорных выражений, с обилием эллиптическим структур, снабженных частицами: Ну пока!; Всего!; Как жизнь?. Официальность общения структур требует появления стилистически повышенных, синтаксически полных структур, свидетельствующих о подчеркнутом соблюдении протокола, о повышенной вежливости: Разрешите поблагодарить вас; Рад вас приветствовать.


III. Аспект порождения текста и особенности грамматики.


Реализация речевого этикета, как уже упоминалось, происходит в непосредственном контакте собеседников. Следовательно, если единицей «сообщения» выступает сама реплика речевого этикета, то единицей общения оказывается диалогическое единство, состоящее из реплики-стимула и реплики-реакции. В связи с этим целесообразно рассмотреть закономерности построения первой и второй реплик диалога в речевом этикете. Воспроизводя клишированное выражение – формулу речевого этикета, говорящий все же действует не механически, а производит сложную операцию отбора в речевой акт того из наличных выражений, которое, как уже ясно из предыдущего, оказывается а) наиболее уместным для данной обстановки общения, включая сложные оттенки взаимоотношений общающихся, как постоянных, так и возникающих в момент контакта; б) наиболее привычным, типичным, излюбленном для говорящего в связи с его дифференциальными социальными и индивидуальными признаками (возраст, степень образованности); в) наиболее приемлемыми для собеседника – в связи с его, собеседника, дифференциальными признаками. Именно поэтому первая реплика бывает не только нейтральной в стилистическом и в смысловом отношении (До свиданья), но и имеющей оттенки значения (Прощай – может помечать и прощание навсегда; До вечера, До лета – прощание с указанием срока разлуки и новой встречи) и стилистическую окраску (Разрешите откланяться – стилистически повышенная реплика; Пока, Всего – стилистически сниженные реплики, уместные в непринужденной обстановке по отношению к близким или равным людям). Для продолжающей фразы актуален вопрос о собственно лингвистической сочетаемости – несочетаемости. Так, приветствие обычно сопровождается осведомлением о жизни, делах, здоровье.

Ситуация речевого этикета – это ситуация непосредственного общения, когда собеседники «я» и «ты» встречаются «здесь» и «сейчас». Эти компоненты ситуации находят отражение в грамматических категориях и формах выражений речевого этикета. Формулы речевого этикета – это высказывания, равные действию. С этим связаны и особенности модальной характеристики устойчивых формул общения – выражений речевого этикета, которые в поверхностной структуре имеют показатель ирреальности, например: Я хотел бы поблагодарить вас! Такая фраза принципиально отличается от свободного высказывания типа: Я хотел бы отдохнуть. В ответ на последнее можно получить реплику: Ну что ж, отдыхайте. В первом же случае подобный ответ (Ну что ж, благодарите) невозможен, так как факт благодарности реально состоялся, следовательно, сослагательное наклонение в выражении речевого этикета не изменило объективную модальность, но фраза оказалась снабженной оттенком субъективной модальности – усиленной благодарности в повышенно вежливом тоне.

В речевом этикете встречается немало эмоционально-экспрессивных средств, отражающих сопровождающие ситуацию чувства участников диалога: радость или удивление при встрече, убедительность просьбы, например: Люсь, ты? Вот так встреча! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим! Все сказанное свидетельствует о необходимости обратить внимание филолога-русиста на грамматические, главным образом синтаксические, особенности выражений речевого этикета и их организацию в диалогическое единство.


IV. Аспект лингвострановедения.


Речевой этикет входит как составная часть в проблематику лингвострановедения, так как он связан с национальной спецификой фразеологически связанных выражений, нередко безэквивалентных, с обычаями, привычками и обрядами того или иного народа. Он – элемент фоновых знаний говорящих и требует определенных предварительных сведений для правильной реализации. Речевой этикет тесно связан с узусом речи. Нередко иностранцы делают ошибки именно узуального характера: правильно грамматически построенная фраза оказывается неприемлемой (так не говорят!). Например, в магазине: - Здравствуйте, продавец! Могу я получить хлеб?. Явно под влиянием родного языка многие иностранцы привлекают внимание собеседника репликой Пожалуйста, например: - Пожалуйста, где здесь станция метро (вместо Простите, Извините…). Большие трудности вызывают обращение к русским, особенно по имени и отчеству, и многое другое. Поэтому внимание к национальной специфике речевого этикета должно быть постоянным.


V. Невербальные средства коммуникации.


Речевой этикет сопровождается определенными жестами, мимикой, тонами, имеющими дополнительные созначения. Можно различать жесты, замещающие речь и сопровождающие ее. Например, рукопожатие может сопровождать реплику приветствия или прощания, а может быть лишь сопровождающим. Исследование интонационной и жестово-мимической системы актуально, особенно в сопоставительном плане. Кроме тонального сопровождения реплик, отражающего отношение к адресату, в поле зрения филолога должны быть орфоэпические и интонационные нормы речевого этикета.

Таким образом, речевой этикет как часть языкового существования концентрирует в себе ряд важных проблем общения и может изучаться комплексными методами при помощи разных источников. В преподавании русского языка как иностранного речевой этикет занимает важное место, так как познание учащимися правил речевого поведения не менее важно, чем познание законов языка.