Клетка без кода

Вид материалаДокументы
Невозможный выход
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16


Но зачем, зачем потребовался настолько глубокий разлад с телом? Тысячной, миллионной доли силы хватило бы на то, чтобы в мгновение ока протолкнуть Мать на несколько столетий вперед. Мы не понимали, никак не понимали, какое великое Сострадание движет силой. <Если бы так случилось, слишком многое оказалось бы разрушено, - говорила Она еще в 1965. - Светлая сила так плотна, так плотна... Такое впечатление, что она гораздо тяжелее материи; она прикрыта, приглушена, иначе... "unbearable"... Невыносимо>. <Но почему, - думали мы по неопытности, - нельзя взять одну капельку этой Силы?> Она терпеливо объясняла: <Это НАССТОЯЩЕЕ всемогущество. Во всей полноте и исключительности. Сила охватывает все, но то, что не согласуется с ее вибрацией, должно измениться, потому что исчезнуть оно не может: резкое, моментальное, абсолютное изменение при сегодняшнем состоянии мира станет катастрофой>. Одна капля или все сразу - разницы нет; вынести эту Силу нам помогает только толстый слой грязи.


Чтобы все понять, стоило лишь взглянуть на то, что творилось в Ее лаборатории. Напрашивалась мысль, что Ашрам является центром сопротивления Работе - но так оно и было! Шри Ауробиндо понял это еще пятьдесят лет тому назад. Ашрам был олицетворением всех земных трудностей. <Словно нечеловеческая сила задумала проявить себя через тысячелетнее бессилие. Это тело и есть продукт тысячелетий бессилия. Нечеловеческая сила пытается пробиться через него и проявить себя. Вот так. Что из этого получится, я не знаю... Думаю, что в нынешних земных условиях РЕЗУЛЬТАТ невозможен; такое чудо разом перевернуло бы слишком многое. Последствия были бы хуже, чем...>


К чему же все шло, если телу необходимо было выждать, выиграть время, а Ее ближайшему окружению не хватало на это терпения и, более того, для него были невыносимы сами условия, в которых только и могли осуществиться перемены?


Мать оказалась перед неразрешимым противоречием. Даже глотать глюкозу становилось все тяжелее. <Такое впечатление, что я повисла на туго натянутой ниточке... Меня окружает совершенно гнилая атмосфера недоверия, мелочности, недоброжелательства. Ниточка натянута и просто чудо, что она не рвется. А они даже не понимают, что если бы установилась вибрация истины, их просто не стало бы! Исчезло бы то, чем они себя считают... Чудо - чудо, что бесконечное сострадание не позволяет им исчезнуть: оно ждет. Оно наделено силой и властью и... Просто пока оно ненавязчиво напоминает о своем присутствии, чтобы свести разрушения к минимуму. Чудное сострадание. А эти идиоты называют его бессилием!>


<Мать ничего не может, Мать скоро покинет нас>, - это звучало постоянно... Некоторые даже предупреждали друг друга: <Будьте готовы, Она скоро уйдет>. <Совершенно гнилая атмосфера>. И что дальше?


Можно привести примерный перечень Ее высказываний, звучавших, как обращенные к земле крики о помощи:


- Кажется, что Напор растет, и все трудности выходят наружу. Среди людей возникают споры... ох! И так по всему миру.


- <Она стара, Она стара...> Это создает неблагоприятную обстановку для перемен. Даже приводит к внутреннему разладу. Со всех сторон: <Невозможно, невозможно, невозможно...>


- Окружающие не помогают. Даже близкие ни во что не верят.


- Если надо, я готова бороться двести лет, лишь бы работа была закончена.


- Я действительно верю, что основателей новой расы нужно искать среди детей. Взрослые... неподатливы. Они все стары, одна я молода! Молодость - это пламя и воля... Они удовлетворены своими мелкими никуда не годными достижениями. А ведь можно было бы приблизить новую эру, нужно только быть борцом! На самом деле им это безразлично.


- Избежать глобальной катастрофы можно только в том случае, если изо всех сил ухватиться за Божественное - за самое что ни на есть чистое и могущественное Божественное. Не терять бы ни минуты, а все время, все время держаться за Божественное, чтобы Оно спустилось сюда... И мне надо, чтобы меня поняли все люди, любящие меня. Мы должны, должны избавиться от всего, что тянет нас вниз, чтобы действительно быть готовыми к встрече с божественной Волей. Причем немедленно, немедленно... ужасно. Осталась только эта воля, надежда и насущная потребность: о! Божественное должно, должно воцариться... У меня нет времени ждать.


- Если бы события происходили быстрее, мир бы рухнул.


- Настало время окончательно определить: все это (болезнь, смерть, страдания) не обладает реальностью. Настало время.


- Шри Ауробиндо сказал, Он написал: , время пришло. Он ушел, а люди думают, что Он ошибся!


- Есть только один путь: навстречу Божественному. Ты же знаешь, Оно как внутри, так и снаружи, как наверху, так и внизу. Оно везде. Нужно найти Божественное в мире, таком как он есть, и ухватиться за Него, только за Него, другого способа нет.


- Тело очень хорошо знает, под каким чудесным покровительством оно находится, иначе его разорвало бы в клочки.


- Когда я возвращаюсь в свою нормальную обстановку, все будто исчезает, боли уходят. А извне начинается яростная атака: люди ссорятся, все обстоятельства идут наперекор. И все это обрушивают на меня, и...


- Человечество целые века ждало этого часа. Он настал... Нам нужен род человеческий, не зависящий от эго.


- Не быть лишним препятствием... Скорее, прозрачным проводником.


- Ложь беснуется перед гибелью. Но люди учатся только на катастрофах. Неужели нужна катастрофа, чтобы у них раскрылись глаза на Истину?.. Только Истина может спасти нас.


- У меня только что было сказочное видение... колыбель недалекого будущего. Будущее... не знаю. Это огромная масса, нависшая над землей.


- Все прекрасные мечты станут явью, и эта явь будет чудеснее всех наших мечтаний.


- Я все время думаю об одном отрывке у Шри Ауробиндо: <Бог возрастет в Материи...> - и мы видим Божественное, возрастающее в Материи. - <...А мудрецы спят или заняты беседой>[22]. Так оно и есть.


- Замечательная победа возможна не в облаках: здесь.


- Не бывает <нужно подождать>, <все придет в свое время>, нет... всех этих благоразумных вещей не существует - есть Оно, подобное клинку шпаги. Оно, Божественное, приходит вопреки и наперекор всему. Одно Божественное. Все остальное - ложь, ложь и ложь, обреченная на исчезновение. Есть только одна реальность, одна жизнь, одно сознание: Божественное.


- Чудо будет. Только не знаю, какое. Видно, ясно видно, что все идет к тому, чтобы разом рухнуть. Но как это произойдет? Не знаю.


- Такое ощущение, что стоишь на краю пропасти - и нельзя сделать ни одного неверного шага. Сознание будто ужесточает обстоятельства, вынуждая к определенности.


- Если хоть одно существо с верой начнет служить Истине, оно способно изменить страну и мир[23].


- Остановить трансформацию можно только насилием...


- От некоторых исходит внушение катастрофы. А тело борется, борется, желая подпускать только внушения, идущие от Божественного. Но притяжение все же есть.


- Телом я ощущаю себя огромной, как мир, как будто я держу все в своих руках, как настоящая Мать держит своих детей. Не могу объяснить... Потом.


- Все превращается в боль - постоянную боль, - словно моему телу предлагается пережить то, что должно исчезнуть. И так постоянно. Все: идущее изнутри, снаружи, так называемое <чужое>, так называемое относящееся к телу, все-все: ужасно, ужасно... Как будто во мне сосредоточились все противоречия, чтобы заставить меня проделать эту работу, а я не знаю, что такое <я>. Вся жизнь этого бедного тела состоит из отрицания того, что кажется ему... Красотой, которую надо воплотить.


- Я бы предпочла ничего не говорить.


- В моем сознании будто разворачивается мировая борьба. Оно становится не сознанием одного человека, а подсознанием Земли. Это бесконечно. Однако нужно... Прекратить борьбу значит остановить работу. А чтобы продолжать, требуется время... не знаю... этому нет конца. Сознание будто стало центром действия. И мне остается только одно: оставаться спокойной, спокойной: пропускать сквозь себя божественный свет. Это единственный выход. Нужно, чтобы битву приняло... Божественное.


- Блаженство здесь, оно ждет нас.


- Если хотя бы что-то в окружающей обстановке не так, я испытываю такую боль, что, кажется, этого никогда не вынести... Это... не знаю, с чем сравнить... Как отрицание, мучительное отрицание.


- Конечный исход очевиден.


- Хочется кричать... Находясь в неподвижности, я ощущаю почти неограниченную силу. А в своем теле мне так плохо...


- Все обостряется. И в то же время приходит знание: настал момент одержать Победу. Как будто что-то свыше говорит мне: держись, держись, настал момент Победы.


Что могло произойти дальше?


Какой путь может привести к <очевидному> конечному исходу, к неминуемой - вопреки всему или благодаря? - Победе? О! Благодаря всем обстоятельствам. <Нужно, нужно, чтобы настало царство Господа...>


Или, может, начнем все сначала?


XIX


НЕВОЗМОЖНЫЙ ВЫХОД


Среди великой битвы Она сохраняла совершенную неподвижность, обнимая собой все. В Нее можно было войти, как в гору мягкого снега, что не мешало Ей обжигать своей неподвижностью. Можно было навсегда уйти далеко-далеко, оставаясь на прежнем месте. Можно было одновременно находиться дома, в самом сокровенном святилище и на поле мировой битвы. Мы окунались в Любовь, и при этом шла безжалостная война... в полной тишине, как будто в стороне от всех войн, выигранных когда-то раз и навсегда. В капельках Ее слов, вздохах, доносящихся сквозь вечность, был огонь. Несли ли эти слова ад или Чудо, вопрос или противоречие, они произносились одинаково ровным тоном, будто река поворачивала то в одну, то в другую сторону. Это была ясная истина, без прикрас, чистая и неколебимая. Безличная. И, однако, это была Мать.


И когда Она смеялась, то становилась еще нежнее.


У порога великой Тайны


Правда, смеялась Она нечасто. Напряжение возрастало. Но мы не ощущали его, мы понимали, насколько это серьезно, разве что когда замечали, что Ее все сильнее поглощает это странное время. Рядом с Ней мы окунались в легкую и плотную вечность и действительно не представляли себе, где и как это может закончиться. Смерти не было, это было очевидно, но смерть несли устремленные на Нее взгляды. Осада. Ей могло бы быть не 95 лет, а 395, без разницы - годы имели значение для окружающих. Мы не чувствовали, что Ее тело стареет: слово <старость> казалось нам таким странным применительно к Матери, но эти глаза... Нам опять вспомнились когда-то произнесенные Ею слова, но теперь их смысл стал понятнее для нас: <Такое ощущение, что внешняя форма - это в равной степени (как минимум, в равной) результат воззрений на тебя окружающих и тебя самой. Не знаю, как это объяснить... Когда на тебя смотрит посторонний, ты видишь себя его глазами. Правда, один способ существования (он определяется истинным сознанием)... не то чтобы противоречит, но совершенно не соответствует взглядам ближних на тебя... Поэтому нужно придумать что-то, чтобы не зависеть от внешнего влияния>. Возможно, мы так и не узнаем, какой волшебной гибкостью и текучестью обладает Материя, телесная Материя, скованная и загипнотизированная привычкой нашего восприятия. Поистине, мир совершенно искажен. Совершенно искажена Материя. Она способна быть чудесной и иной... если взглянуть иначе. Если существовать иначе. На Мать смотрели как на старуху, как на умирающую. В этом и заключался весь ужас. Она боролась не за себя, а за то, чтобы освободить от этого чудовищного гипноза хотя бы клочок Материи. О! Как люди верят в смерть: <Могущество смерти в том, что все хотят умереть!> - воскликнула однажды Мать.


Но был еще и <другой способ>, <плод истинного сознания>, медленно созревавшее <дитя клеток>, творимое молитвой и надеждой тела - тысячей Мантр, повторяемых ежеденно и еженощно. Второй раз Она видела его в 1972: <Я не знаю, супраментальное ли это тело или переходное, но у меня было совершенно новое, бесполое тело... Оно было очень тонкое, красивое, имело действительно гармоничную форму. Совершенно другое туловище, дыхательная система. Плечи были широкие, что существенно. Только грудь ни мужская, ни женская. А все остальное - желудок, живот были только намечены; они обладали очень красивой и гармоничной формой и явно предназначались не для того, к чему мы привыкли... Очевидно, больше всего изменится и приобретет особую важность дыхание. Это существо очень зависело от дыхания>. А мы говорили Матери: <Несколько раз меня посещала мысль, что речь идет не столько о трансформации нашего, сколько о конкретизации другого тела>. - <Да? Но как это произойдет?> - <Как совершится переход, я не знаю. Но не это тело превратится в другое, а наоборот, другое займет его место>. - <Да, но каким образом?.. Если бы материализовалось то тело, что явилось мне позавчера ночью... Но как?.. Переход? Для большинства людей разница примерно та же, что и между сном и явью. Все же необходимо сделать шаг. Так и эдак [Мать загибала пальцы, изображая рычаг, смену состояний сознания]... Нам ничего неизвестно, даже удивительно, насколько неизвестно!>


Для Нее <перехода> больше не было, как не было мира сна и реального мира, мира мертвых и мира так называемых живых. Странным и парадоксальным образом Мать жила как бы в двух мирах (которые мы разделяем в нашем восприятии, искаженном клеткой). Она строила свою сверхжизнь без <миров>. <Я вижу много картин природы, поля, сады, но все сквозь сетку!> - смеялась Она. <Сетка> явно (и символически) представляла сеть, отделяющую нас от <другого мира>. Легкие сетки рыболовов, раздувающиеся на ветру между Ней и подлинной радостной землей, так и стояли у нас перед глазами, когда мы слушали Мать. <У них разный цвет... В этом есть свой смысл. Все-все огорожено сетями... Мы как будто движемся вместе с ними! Только не подумай, что сеть одна: она меняет цвет и форму в зависимости от того, что за ней находится. И это... средство сообщения! Понимаешь? Из благоразумия я молчу, иначе подумают, что я схожу с ума! Я вижу это среди бела дня, с открытыми глазами, представляешь! Например, вижу комнату (сижу здесь и вижу посетителей), и в то же время перед глазами появляется какой-то пейзаж, причем картина двигается и меняется вместе с сеткой между мной и нею!> Очень мило, и, что касается сверхжизни (без сетки), даже понятно... но пока существует огромный Экран, пока одно очень стройное тело находится в подлинной Материи, а другое остается в этой, окружающие своим неправильным видением подталкивают здешнее тело к разложению. Итак?.. Что, итак? В один прекрасный день Экран рухнет, и это хорошо (если только дело не закончится новой катастрофой!), но нам кажется, что сначала нынешняя Материя должна раскрыться, проложить себе путь в собственной плоти и избавиться от свинцовой неподвижности и общего гипноза. Это и совершалось в теле Матери, мучительно, в атмосфере коллективного Отрицания. <Старая машина>, как Она называла свое тело, была экспериментальной лабораторией, так сказать, лабораторией перехода - где, если не там должен был совершиться переход? Через какую трещину нашей Материи? Речь шла не о том, чтобы, скинув старые лохмотья, наслаждаться жизнью в более уютном месте: все происходило здесь, в девяностопятилетнем теле, которое в глазах окружающих было обречено. Но если никому из окружающих переход не был нужен, где и кто в этой проклятой общей Материи хотел его? Лаборатория являлась очень показательной. <Мировая битва>. А Мать стояла перед вечной загадкой: <Удивительно, насколько мы ничего не знаем>. Однако время поджимало: <Нужно, чтобы все произошло побыстрее>.


Иногда, глядя прямо перед собой, Она замирала, прижав правую руку к губам, и в этом жесте угадывался напряженный вопрос. Она обдумывала условия, неумолимые условия. В чем же состоял выход? Выход не для Ее тела. Для всей земли. Так кому это было нужно? Где среди этого болота - среди тех, кто являлся к Ней в белых одеждах с официальной йогической улыбкой на устах, - можно было найти чистый огонь? Но были и другие, остававшиеся в тени, не имевшие ни имен, ни титулов, те, что молча трудились во имя Любви, мыли посуду, смазывали машины и порой появлялись перед Ней с милым тихим светом в глазах; благодаря им, почти не видевшим Мать, не способным даже донести до Нее дыхание своей чистой любви, Она продолжала держаться. Но вокруг была темная стена, и работу приходилось вести внутри нее: нужно было вырвать у Отрицания крик согласия. Она трудилась и трудилась. Иногда, казалось, без всякой надежды. <Если бы была уверенность, если бы, например, Шри Ауробиндо сказал: вот это так. Тогда было бы очень легко, но труднее всего... быть окруженной людьми, которые считают меня больной, которые относятся ко мне, как к больной; все вокруг уверены, что я стремительно приближаюсь к смерти. А это бедное тело не знает, что делать. Оно не обращает внимания на людей, оно просто не знает, чем это кончится. И ему остается только сохранять спокойствие, веру и... выдержку>.


Разумеется, Шри Ауробиндо не говорил ничего. Выход должно было найти тело. Для тела искать - значит делать. Однако мы чувствовали, что благодаря Противоречию или вопреки ему Мать подходит к чему-то новому; мы видели, как ускоряются колебания между двумя полюсами - света и разрушения, победы и гибели, как будто обоим предстояло слиться в какое-то невероятное целое. О! оно было так близко: чем яростнее, тем заметнее и ощутимее. А Мать не знала, Она училась несуществованию, чтобы иметь возможность жить и переносить эту ужасную качку. Она строила мост. Она была мостом. Была ли это действительно смерть или что-то другое? <Я учусь не существовать. Беда, если хоть на минуту забудешь божественное. Время от времени на несколько секунд приходит блаженное подлинное сознание - но только время от времени и на несколько секунд. Вот. Остальное время борьба. Один, два раза, на несколько секунд: ах!.. А потом уходит. Неужели нужно... Неужели нужно оставить это тело и создать другое? Не знаю... Это не соотносится... Оно никогда не подсказывало мне, что так должно быть>. - <Но что бы мы делали здесь без тебя, - возражали мы, - кажется, только рядом с тобой и можно дышать!> - <Но тело и не желает уходить. Оно не знает. Только... Или нам придется поработать над тем, чтобы оно стало более пластичным и смогло трансформироваться, или это задача другой жизни. Но я признаюсь... Шри Ауробиндо сказал: "Повторить все сначала, повторить детство и бессознательное состояние - нет". Прежде чем уйти, Он сказал: нет. "Нет, я вернусь, когда настанет время супраментального тела". Должны найтись люди, способные выдержать все. Мне кажется, что это возможно. Я могу часами находиться в состоянии воспринимающего созерцания, и это время пролетает, как одна секунда. Очень любопытно... времени больше нет. Я чувствую... чувствую, что стою на пороге великой тайны... Но... Ни мыслей, ни разума. Только "нечто">.


Великая неподвижность


Великая Тайна оставалась - пока - неведомой нам. Она не могла сводиться к рассудочной формуле; возможно, она имела отношение к новому способу жизнедеятельности Материи. В чем может заключаться тайна гусеницы, которая на пороге смерти желает превратиться в бабочку, не зная толком, что это такое. Мать тоже не знала, Она говорила все меньше и меньше - беседовать стало сложно: нас подслушивали. Ей совершенно негде было укрыться, кроме как в этом возрастающем <нечто>, куда Она молча, держа за руку, пыталась провести и нас. Она строила последнюю линию сообщения и хотела, чтобы мы прикоснулись к Ее опыту. Однажды Мать вздрогнула, как будто получила приказ: <Я хочу видеть тебя каждый день>. Позвали одного из помощников, назначили время... один раз даже увиделись... а дальше это стало <невозможно> - нашлось слишком много доводов в пользу того, что это <невозможно>. Вокруг Нее медленно и неумолимо росла стена Отрицания. <Я потеряла контроль. Я утратила привычку говорить: "Я хочу">.


Что-то непреодолимо подталкивало Ее к невозможному - может, там и находился выход?


Параллельно, казалось, росло <нечто> - было ли оно тем же? Иная сторона отрицания, рычаг, заключенный в препятствии? Мы не можем понять мир, потому что все время видим его <наоборот>. Поистине, он представляет для нас загадку, но мы разгадаем ее не раньше, чем дойдем до конца. <От меня ускользает смысл времени... О! Я знаю, точно знаю, что мое тело приучают к чему-то новому>. Но к чему? Казалось, все вертелось вокруг вопроса времени. <Если я не обращена исключительно к Божественному, жизнь становится пыткой. Это единственное средство. Иначе не жизнь, а пытка. Существование становится невыносимым. Единственное средство - это находиться там, где времени нет>. Что же происходило в Ее теле?


Лабораторная тетрадь становится все короче и лаконичнее: <Я иду по тоненькой веревочке>. Каждую минуту приходилось балансировать над пропастью между не поддающимся определению <нечто>, <чудом>, как говорила Мать, вероятно, принадлежавшим будущему виду, и смертью, сопутствующей старому виду. Нечто вроде смерти заживо. <Как напор - ужасный напор, выталкивающий в нужную сторону. Я ощущаю его на себе, в своем теле...> А Ее тело было телом всего мира. <...Но тело бесстрашно говорит: "Ну хорошо, если нужно закончить, хватит об этом рассуждать". И так каждую минуту: Истина... [Мать стукнула кулаком] или конец>. Нам было непривычно видеть в Матери смесь невозмутимого, всеобъемлющего, как будто нездешнего спокойствия, и в то же время яростной, страшной воли. Нам довелось наблюдать многие проявления этого состояния, но лишь несколько раз - дрожь. Она была как меч живого света. <...Каждую минуту - выбор: жизнь или смерть. Никаких "примерно", длящихся сколь угодно долго. Долгие века все было ни плохо, ни хорошо - теперь так нельзя. Тело знает, что для образования супраментального тела нужно полностью отдаться Влиянию Божественного - никаких компромиссов, никаких "приблизительно", никаких "со временем": вот так [Мать опять опустила кулак], страшная Воля... Это потрясающе, потому что это постоянная опасность. Не знаю, наверное, раз сто за день ощущение: жизнь или распад (клеток), жизнь или распад...> Мы думали, не слились ли и жизнь и распад в одном невозможном парадоксе. <И если клетки не закрываются своим привычным способом, все получается. Некоторым образом тело вынуждают учиться вечности>