Geum.ru

Клетка без кода

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
.


Все пути вели к иному времени, в котором, видимо, и был ключ.


Потом обрушился последний удар. Это было в апреле 1973. Мать называла это <переносами>. Постепенно все системы и органы <переходили в другое подчинение>, то есть от старого автоматического природного управления к функционированию под властью великого Сознания, к супраментальному функционированию, к тому, что Мать и Шри Ауробиндо называли <сознательным автоматизмом>. Выход из-под власти старых законов Природы и переход к другому ритму. Однажды утром Мать, явно потрясенная, сказала: <Моя нервная система переводится под власть супраментального... Мне кажется... это хуже, чем смерть>. Последний перенос. Он означал, что больше ничто в Ее теле не подчиняется старым законам. Наверное, далее следовал переход в новое состояние. Можно понять, как невыносимо было переносить это вживую, продолжая разговаривать с людьми, подписывать чеки и впитывать яд со всех сторон. Гусеница, чтобы пережить превращение, строит себе кокон. <Ноя думаю... Я думаю, что могу передать божественную Вибрацию. Так что если хочешь остаться...> Мать брала нас за руку, чтобы передать опыт, желая, наверное, чтобы мы тоже прикоснулись к ключу. <Но вокруг тебя, - восклицали мы, - вертятся такие вихри! Такое впечатление, что это очищающий огонь... он расширяет, наполняет тебя - это ОНО! Я начал ощущать его с тех пор, как тебя охватила немощь...> - <Послушай, - перебила Она, - я согласилась на это. Господь спросил меня, хочу ли я "undergo the transformation" (пройти трансформацию), и я согласилась - я бы в любом случае ответила согласием. Но... с точки зрения обычного сознания я схожу сума>.


И в то же время - в то же самое время - в Ее теле начал проявляться странный новый феномен... Может, это и было <опасное неизвестное>? Опасное, потому что новое, потому что никто не знал, что это такое. Разве гусенице не показалось бы опасным состояние бабочки? - Слава Богу, что она ничего не знает! Но Мать просчитывала все возможности. <Это настолько ни на что не похоже, что я спрашиваю себя... иногда я спрашиваю себя, как это возможно. Иногда все настолько ново и неожиданно, что... просто больно>. Что же происходило? Нам так хотелось понять и почувствовать это... Тем временем <неизвестное> росло и развивалось необъяснимым образом на наших глазах. Скорость нарастала. Куда двигалась Мать? Одним апрельским утром 1973, после примерно получасового совместного погружения в опыт, Она вдруг открыла глаза: <Почему мне так хочется стонать?> Мы были ошарашены. Затем нам внезапно пришла в голову мысль: возможно, причина была в нас, - о! мелкие тайные недобрые мысли всегда найдутся: <Я пытаюсь понять, не я ли причиняю тебе боль?> - <Нет, мой мальчик, со мной так всегда - совсем не ты. Это что-то... Это совсем не больно, но...> Она замерла, глядя сквозь желтую цезальпинию на то, что заставляло Ее стонать, не вызывая боли. <Я думаю, что тело так пугается нового. Я не вижу другой причины. Я начинаю стонать, но... Это не помогает. Приходится останавливаться и меняться>. Может, это как раз и была трансформация. <Да, это должно быть оно: что-то настолько новое, что тело... не знает, как это понимать>. Она повернулась к нам, будто спрашивая, что происходит: <Ты ничего не почувствовал во время опыта? Что ты ощущаешь?> Объяснить было очень трудно: <Как будто какой-то огонь сливается с твоим Огнем>, - отвечали мы. - <Но что ты ощущаешь?> - <Не знаю... великую Силу>. Она покачала головой, будто ответ не удовлетворил Ее: <У тебя не было никаких ощущений?> В конце концов, мы сказали: <Нет, милая Мать, я чувствую, как в тебя входит большой огонь, после чего устанавливается полная неподвижность - мощная неподвижность>. И тут мы вдруг вспомнили про <неподвижность огня>, о которой говорил Шри Ауробиндо. <А! Это то самое...> И Мать улыбнулась, будто узнала то, чего мы не понимали: <Это должно быть оно. Да. Тело должно иметь страх. Да, это, наверное, оно>.


Что за <оно>?


К концу медитации, когда успокаивался поток силы, одновременно заглатывавший и перемалывавший нас в порошок, каждый раз мы ощущали одно и то же, будто после катаклизма: что-то росло, ширилось, всякое движение замирало - ни вздоха и тело словно прекращало дышать или дышало, не дыша. Неподвижно. Плотная, обжигающая, невесомая неподвижность. Все замирало. Все останавливалось[24]. Да, наверное, это и была <вечность тела>. Но чем это было для Нее? Для Ее тела? Мы чувствовали только отражение, ничтожный отблеск Ее ощущений. Значит? Она говорила: <Это оно, это должно быть оно...> Неподвижность, похожая и воспринимаемая телом как смерть, но смерть... несущая жизнь. Эти слова звучат нелепо, но это состояние, явно выпадавшее из жизни, несоответствующее дыханию жизни, все же не было смертью и имело свое собственное, - иное, совершенно новое, - дыхание. Смерть старого вида, старого способа дыхания и рождение... чего? Создавалось впечатление настоящей смерти. <Тело не знает, как это понимать>. Хочется стонать, но боли нет. Неужели это и есть трансформация? Переход. Время ноль. Разумеется, нельзя превратиться в бабочку, оставаясь гусеницей. Но... как это возможно, с открытыми глазами, когда пятьдесят человек стоят у тебя за дверью и еще несколько наблюдают рядом? Можно ли превратиться во что-то новое, не покидая старого тела; как произойдет физиологический переход? Мать несомненно стояла у порога неизвестного, у порога великой тайны.


И единственным ответом была эта неподвижность в ином измерении времени.


Великая неподвижность.


Жизнь это или смерть?


Трансформация или распад? - <Это почти одно и то же!> - говорила Она раньше. <Вам как будто показывают, что для победы над смертью нужно быть готовым пройти через смерть>.


Итак?


Ее, казалось, учили заживо входить в смерть.


Как в яйце


К чему все шло?


Мы хорошо понимаем, что вопрос сводился к времени и терпению. <Со временем все изменится>, - говорила Она. Мы полагали, что проходить через смерть было, в общем-то, незачем: радикального опыта, растянувшегося на несколько дней или недель, по нашему мнению, вполне хватило бы для полного изменения всего мира. В нашем ощущении безвременная неподвижность была одним из лабораторных условий, позволяющих изменить основу субстанции, <бесконечно малую вибрацию> Материи, внутриатомное движение, приводящее к отвердению Материи и образованию Экрана. Это было <недостающее свойство> атома, способное изменить движение, <заморозив> его в стремительной неподвижности. Но на самом деле ни нам, ни Матери об этом ничего известно не было. <Не правда ли, мы не имеем представления, никакого представления о том, что такое супраментальная жизнь. Следовательно, мы не знаем, сможет ли это [Она ущипнула себя за руку] достаточно адаптироваться к ней, или нет. И, по правде говоря, меня это не тревожит, это не та проблема, чтобы ломать над ней голову...> Мы в недоумении смотрели на Мать. <Гораздо интереснее то, каким образом будет создано супраментальное сознание, которое само станет существом. Оно должно воплотиться в существо. Это самое важное, а думать об остальном - все равно что размышлять, стоит ли переодеваться или можно остаться в прежней одежде...> Мы окончательно запутались. <Поэтому сознание, живущее в клетках, должно собраться и организоваться в независимое сознательное существо, обладающее как сознанием материи, так и сознанием супраментального. Вот это сейчас и происходит. К чему это приведет, я не знаю>. Но мы были слишком поглощены мыслями о внешней оболочке: мы полагали, что главная сложность - в том, как перекроить <одежду>. Мать же, наоборот, считала этот вопрос последним следствием и не видела в нем никаких проблем: <В конце концов, это ничего не стоит: дунь, и все получится. Сложнее с остальным>. Впрочем, мы знали, что <клеточное дитя> - новое тело, созданное единым сознанием всех клеток, - уже существовало, и Мать действительно беспокоилась о его независимости - имеется в виду независимость от тела. Это существо способно осознавать одновременно старый материальный мир и супраментальный мир подлинной Материи. Что это означало? Если трансформация завершится преображением старой оболочки, в этой оболочке рухнет Экран и протянется мост к настоящей Материи, то какую функцию будет выполнять клеточное тело по отношению к старому телу? Как откроются двери в иную Материю, если их не откроет сама старая Материя? Что, если не старая субстанция, вольет свою кровь в новую? Супраментальный мир не упадет с неба и не пробьет двери старой Материи, если что-то с этой стороны не поможет ему.


Какое-то тело должно встретить его, в каком-то месте должен произойти этот процесс, правда?..


Со временем Экран окончательно обветшает, тьма заполонит собой все, и угольный пласт создаст для собственного существования настолько невыносимую атмосферу, что сквозь все поры нашего безнадежного бытия внезапно прорвется новый мир - наверное, так все это и произойдет. <Чудо случится>, - говорила Она.


Но пока мы не <дунули> и все не получилось, нужно было продолжать трансформацию, использовать время, только какая роль предназначалась клеточному телу, которое должно было <стать существом>, то есть занять место старого тела и прийти ему на смену? Для Матери это была проблема номер один. Означало ли это, что Она собиралась сбросить старые лохмотья?.. Ни в коем случае! Она не уставала повторять: <Смерть - это не выход! Ни в коей мере. Оно [Мать дотронулась до своего тела] должно трансформироваться, другого выхода нет>. Это было сказано в 1971. А вот еще: <Вечно, вечно я получаю один и тот же ответ, заключающийся не в словах, а в знании [как сказать?]... в фактическом знании: это не выход. Что-то приходит из абсолютного источника и дает мне понять или почувствовать бесполезность смерти. Поэтому приходится искать другой выход. Он ДОЛЖЕН быть>. Она была категорична: <Умереть - значит принять поражение, так что... Для меня это ложь. Смерть и ложь очень похожи. Это память о злосчастном прошлом. А отказ от продолжения ни к чему не приведет, потому что в следующий раз опять нужно будет начинать все сначала... С колыбели?> Мать покачала головой.


К выходу вела только одна дверь: высшие Врата.


Мать искала выход.


Скорее, Она создавала его. Какую роль играло клеточное тело, если ему было суждено не просто занять место другого?.. Нам неизвестно, есть ли ответ на этот вопрос, и возможно ли получить его прежде, чем дело эволюции (по крайней мере, данное дело) подойдет к завершению, но, повторяем, как нам кажется, именно клеточное тело сможет осуществлять функции старого тела, сохраняя связи со знакомым нам миром Материи, и физически пережить смерть так, что для сознания она пройдет незамеченной (<Разница будет скорее для них, чем для меня>, - говорила Она); только оно способно поддерживать старое тело столько времени, сколько потребуется для его трансформации по образу клеточного тела. Это как бы световой кокон, предназначенный для защиты и контроля над глубинными внутриатомными трансмутациями старой субстанции. Клеточное тело, существующее вне времени и тления, окружало Мать все более плотным кольцом, и оно могло бы бесконечно поддерживать Ее жизнедеятельность своим сознательным автоматизмом... если бы это позволили окружающие. Когда Она была там, внутри, совершенно явственно ощущалось, что ни пульс в 70 или 80 ударов в минуту, ни Ее 95 лет, которым неизбежно предстояло превратиться в 96, не имеют к Ней никакого отношения. Она была вне всех условностей медицины и катехизиса... если только люди не тыкали Ей в лицо старой условностью смерти. <Независимое> существо, маленькая золотистая вибрация, которая повторяется и будет повторяться в глубине клеток до тех пор, пока дело не будет закончено. Пока золотистое сияние не проникнет во все точки старого тела. Вопрос времени и терпения. <У меня такое чувство [говорила Она еще в 1972 в той же беседе, где объясняла нам важность образования независимого тела], что если я протяну до ста лет, то есть еще шесть, будет сделано немало; произойдет какое-то важное и решающее событие>.


В том же 1972 году Она однажды поделилась с нами поразительным замечанием (оно было тем более поразительно, что речь шла о Разуме клеток): <Присутствие супраментального становится стабильным только в том случае, когда супраментальное проявляется в телесном разуме>, - сказала Она. Поскольку мы не понимали, что <сделать> (нам все время казалось, что нужно что-то делать) для того, чтобы Мантра утвердилась в клетках тела, то есть чтобы в теле устоялось Супраментальное, Мать сказала: <Я не знаю, что "сделать": все происходит спонтанно. Рецепт может быть таким: созерцание Божественного. Это естественное состояние. По правде сказать, я испытываю ощущение младенческой беспомощности. Понимаешь? Даже забавно: телу кажется, что оно в оболочке, как младенец в пеленках, это правда так... Два или три дня назад мне сдавило сердце - было очень плохо. Очень, и даже показалось... Телу показалось, что все кончено. А потом вдруг я почувствовала, как меня охватило что-то, я была как ребенок в руках Божественного. Через мгновение (только тянулось оно невыносимо долго) тело полностью погрузилось в это Присутствие, и боль прошла. Тело даже ни о чем не просило: боль прошла. В руках Божественного чувствуешь себя поистине ребенком. Невероятно. Я думаю [и в этих словах нам открылись целые просторы], что теперь тело необычайно чувствительно, поэтому ему нужна защита от окружающего мира - ему надо поработать внутри, как в яйце>. На какой-то момент Она задумалась: <Да, очень похоже. Я думаю, там, внутри, идет работа. Ох! В старом понимании тело становится все глупее, но начинает складываться новое понимание. Очень хотелось бы все время оставаться в этом защищенном состоянии, долго, долго, долго находиться в нем... Оно придет. Надо потерпеть>.


Как в яйце.


<А материальное сознание повторяет: ОМ Намо Бхагавате... Это как задний план любой вещи. ОМ Намо Бхагавате... Знаешь, задний план, служащий материальной опорой. ОМ Намо Бхагавате...>


Мать ткала кокон из света.


Это было в марте 1973.


<Новое тело> было коконом трансформации.


Спящая красавица


В душе мы чувствовали, что приближался Момент - истинный Момент Земли, то, ради чего люди столько боролись и страдали на протяжении стольких веков. У нас не было сомнений, что мы подходим к цели - но каким путем? Рядом с этим душераздирающим Зрелищем бледнели Эсхил и средневековые Мистерии. На этот раз Зрелище разыгрывала земля. Вместе с Матерью, улыбающейся, неподвижной и как будто окутанной белым сиянием. <Время изменилось... Я больше не могу есть. Вот. Не знаю, что будет>. - <Что-то очень хорошее!> - <Ты очень добр>, - отвечала Она. - <Но я уверен в этом, милая Мать!> - <Да, я тоже!> Она засмеялась и положила себе на колени белый гибискус: <Что это такое?> - <Милость>, - отвечали мы. - <Тогда это тебе. Это...> Она замирала, сложив раскрытые руки на коленях. <Не могу говорить, не могу есть... А время проходит молниеносно>.


Мы полагали, что следующим шагом, который Ей предстояло преодолеть, была пища. Настоящее "зерно смерти", символ первичной замкнутости на себе, плотоядное подобие Любви. Последнее изменение жизнедеятельности тела, переход... к чему? Это была последняя ниточка, привязывающая ее к старому способу земного существования, и мы чувствовали, что за этим превращением кроется еще что-то: из-за этого нелепого символа Ей постоянно приходилось спорить с целым миром, словно его разрушение неумолимо влекло за собой падение человеческих законов - и окружающие вели борьбу, пытаясь заставить Ее есть: если Мать не будет есть, Она <умрет>. Для них это было очевидно, а Она поддавалась гипнозу и иногда даже говорила им: принуждайте меня есть, даже если я не хочу. Мы с волнением наблюдали за тем, как Ее тело то сопротивлялось, то подчинялось внушениям людей, то отбрасывало их. <Мать умирает>, - было написано на всех окружающих Ее стенах; это звучало изо всех углов, расплющивая и терзая Ее клетки. <Мировое устройство пока сопротивляется>, - говорила Она. Никто не верил в чудо! Никто не хотел верить в <другой способ>. Телу тяжело было хранить веру наперекор всему миру. Мать являла собой не отдельное тело, Она была воплощением земной физиологии, которая отчаянно пыталась найти путь, ведущий к другому виду - что делать, если представители старого вида не хотят и не понимают этого? В конечном счете, добрая воля причиняла не меньше зла, чем дурная: воля тоже должна обновиться! <Днем и ночью я веду борьбу... Я делаю это не ради ОДНОГО тела, а для всей земли. Это тело стало примером, символом, полем битвы и полем победы; здесь все - поражение и триумф>.


В одиночку разрушить закон?


Чувствовалось, что за этим шагом кроется что-то радикальное. В земном сознании, в лаборатории вокруг Нее должно было произойти радикальное изменение.


Пришел ли час?


Иногда Ее так пичкали поражением, невозможностью и отрицанием, что тело уже само не понимало: не безумие ли спорить со всеми умниками земли? Упрямыми маленькими аксолотлями? <Я не знаю. Не знаю, что случится. Иногда бывает так тяжело, что я сомневаюсь, сможет ли тело выдержать. Но мне хотелось бы... Ох! Я не сказала: вчера или позавчера мое тело на одну-две минуты погрузилось в ужас при: мысли, что его положили в могилу. Это было так страшно! Я не выдержала бы этот кошмар дольше нескольких минут. Это было страшно. Совсем не потому, что меня зарыли заживо, а потому, что тело стало сознательным! В расхожем понимании оно "умерло", так как сердце перестало биться - но сознание-то сохранилось. Это... ужасное переживание. У меня были все "признаки смерти", то есть остановилось сердце, все отключилось, но сознание осталось. Сознание жило. Нужно бы... Нужно бы предупредить, чтобы они не торопились... Когда придет час трансформации, а мое тело похолодеет, пусть они не спешат опускать его в яму. Потому что это может быть... это может быть временно. Понимаешь? На какой-то момент. Понимаешь? Понимаешь, что я хочу сказать?..> О! Мы-то понимали! В тот день мы вспомнили вопрос, заданный Ей несколько лет назад; нас интересовало, можно ли <не умерев, получить опыт смерти>: <Конечно! - сказала Она. - Можно с помощью йоги, а можно даже материально, если... [Она расхохоталась] если смерть будет такой непродолжительной, что врачи не успеют признать тебя мертвым!> Тут мы представили себе эту картину. А если Ее признают мертвой? О! То-то и оно, Все просто должны умереть, это земной закон, так заведено, не выдумывайте глупостей. Видимо, Она думала о том же. <Я чувствую, - продолжала Мать, - что для трансформации тела осталось сделать усилие - и тело тоже чувствует, оно хочет этого, но я не знаю, сможет ли. Понимаешь? На какое-то время может создаться впечатление, что все кончено, но потом оно пройдет. Все начнется снова... все может начаться снова. И вероятно, в этот момент я не смогу говорить, не смогу сообщить тебе об этом. Поэтому и говорю тебе сейчас... Я не знаю. Хотелось бы, чтобы кто-то помешал этой глупости, потому что тогда весь труд пропадет впустую. Нужно, чтобы кто-то сказал: НЕ НАДО, МАТЬ НЕ ХОЧЕТ... Ты...> - <Да кто меня послушает? - перебили мы. - Скажут, что я сумасшедший. Меня даже не подпустят к тебе!> Мы и не подозревали, до какой степени были прозорливы. Она продолжала: <Глупо поднимать шум. Лучше промолчать>.


<Шум> может подняться по всей земле. Конечно, это очень глупо, как, впрочем, и всегда.


Трудно творить Историю в одиночку.


Означало ли это <невозможность>?


Недели пролетели <как молния> (для Нее). <Я превратилась в чистую силу, бьющуюся о препятствия>, - сказала Она двенадцатью годами раньше, но с тех пор мало что изменилось. <Любая попытка вернуться к прошлому превращается... в боль, почти невыносимую боль>. Она уже не могла существовать по-старому, что-то должно было произойти. <Остается только держаться, больше ничего!> И оно произошло. Пришел день, неизвестно, можно ли назвать его черным, потому что после темной ночи свет становится еще ярче, но события повернулись... не знаем в каком смысле: вероятно, есть только один Смысл, а другого не бывает. В тот же самый мрачный день Мать, похоже, прикоснулась к ключу. Это было 7 апреля 1973 года.


В тот день Она не улыбалась, Она была серьезна, <как будто несла на себе всю тяжесть мира>. На коленях у Нее лежал белый лотос. <Я, кажется, вызвала на себя сопротивление всего мира. Одно следует за другим, и если я... Если хоть минуту я не уповаю на Божественное, боль становится невыносимой, мой мальчик. Так что теперь я даже не рискую говорить людям о "трансформации", потому что для этого требуется настоящий героизм... Чему-то в этом тем постоянно хочется стонать. И по-моему, нужно сделать что-то очень простое, и все пойдет хорошо... Но что, я не знаю. Интересно, я говорю себе: неужели Господь хочет, чтобы я ушла? Если так, то я... "quite willing" (совершенно согласна). Но, может, он хочет, чтобы я осталась?.. - ответа нет. И...> Да, полное молчание, до самого конца - НИКАКОГО ответа. Почему? Ответив на этот вопрос, мы бы поняли все происходящее. <Правда, правда, такое впечатление, что нужно что-то сделать, и все будет очень хорошо, - но что, я не знаю>. - <Нам кажется, - говорили мы, - что тебя увлекает некое ускоряющееся движение>. - <Да, так оно и есть... Понимаешь, у меня ОДИН выход - трансформация тела, но... такого никогда не было, и это представляется настолько неправдоподобным... Не могу, не могу поверить в это. Но для меня это единственный выход...> Тут мы широко открыли глаза. <Телу хотелось бы уснуть и проснуться ("уснуть" определенным образом, в полном сознании): и проснуться, когда трансформация совершится...> Тут нас осенило: Спящая Красавица! Да, очень похоже - каталептический транс, кокон превращения. Ну конечно, это был единственный выход. <Очень простой>. Мать продолжала: <Но людям никогда не хватит терпения на то, чтобы хранить и оберегать его. Это колоссальный труд, геркулесов подвиг. Они благожелательны, но не более того. К тому же, я не могу просить их об этом заранее... Вот в чем проблема. Тут сознание согласно... Но кто, кто? Просить тех, кто ухаживает за мной, почти невозможно>. - <Они поймут, хоть кто-нибудь должен понять>, - простодушно отвечали мы. - <Не могу же я сказать им об этом>