Клетка без кода
| Вид материала | Документы |
- Клеточная инженерия Клетка, 255.38kb.
- Реферат по Биологии Тема: "Клетка", 468.71kb.
- Вантеев А, 865kb.
- Перечень применяемых кодов, 180.07kb.
- Название проекта, 26.73kb.
- Вопросы для Государственного экзамена, 72.4kb.
- Композиция и наследование. Лекция, 113.52kb.
- Кафедра Вычислительной Техники Расчётно-пояснительная записка, 484.99kb.
- Интегрированная среда программирования, 310.64kb.
- Реферат по курсу «Анатомия центральной нервной системы» Тема: «Строение нейрона и нервного, 92kb.
Предстояло совершить один шаг.
Дело не в том, чтобы <перестать питаться>, а в преодолении НЕТ. Надо победить этот пласт. Или пройти его насквозь, чтобы посмотреть, что кроется за ним, так как препятствие само подсказывает, как одолеть его.
Окружающие только усложняли обстановку. Пища варится на кухне. Если Она не ест, Она умирает... Смертью Ей тыкали в лицо каждую минуту, под любым предлогом, даже не думая об этом: это вполне <естественно>, не правда ли? <Им хочется, чтобы я больше ела, а я чувствую, что если буду больше есть, это пойдет во вред работе. Организм не хочет функционировать no-старому, а врачи хотят, но это невозможно! Это повергает меня в состояние... Из-за этого происходит конфликт. Процесс идет слишком быстро, и в то же время нарастает сопротивление старого - благодаря врачам и привычкам>. Вот о чем мы все время забываем: о гипнотической силе физического Разума. Никогда не угадать, до какой степени субстанция (в том числе субстанция тела Матери) поддалась гипнозу <надо-не-надо>. Мать будет бороться до конца, и до самого конца ученики будут внушать Ей: ох! нужно принять корамин от сердца, ох! нужно... А тело как завороженный ребенок. Каждую секунду приходилось разрушать, разрушать, разрушать коллективный гипноз - вплоть до того дня, когда Она перестанет бороться. А мы не могли понять, почему Она не решалась сделать шаг, почему Шри Ауробиндо или Сознание не подсказали Ей, что делать? <Лучше, - говорили мы Ей, - ошибиться, прислушавшись к новому сознанию, чем ошибиться, послушав врачей!> - <Но сознание не противоречит... Не знаю, как объяснить... Если бы мне было дано точное и властное указание, конечно, я бы послушалась, но его нет...> Ей ничего не сообщалось, это была вечная загадка. Ее оставляли болтаться между жизнью и смертью в одиночестве - разумеется! Тело было вынуждено само искать выход. Но... <На кухне принято готовить блюда определенным образом - так они и готовятся; врач прописал мне определенное снадобье - и его слушаются... Меня окружает заговор, что очень тяжело. Вечная мысль о том, что я стара, что я старею все больше и больше, вот они и полагают, что мое сознание помутилось... Чего ты хочешь: в них нет веры! А я говорю: хорошо. Я стала пассивной, насколько это возможно, - пассивной по отношению к божественной воле - и прошу, чтобы она направляла меня. Это единственный способ>.
Мы не понимали всей сложности проблемы, казавшейся нам абсурдной даже со скидкой на коллективный гипноз: <Почему, - спросили мы однажды, - ты не питаешься воздухом? Многие йоги раньше так делали>. - <Ой, нет! Воздух отвратительный...> Мы забывали, что она дышала газом атомной бомбы, взорвавшейся в пяти тысячах километров отсюда. <Они испортили землю, - воскликнула Мать, - они испортили атмосферу, они все испортили! Они превратили материю в отраву... Поэтому стало тяжелее. Ох! Который час?>
Подбираясь к узлу противоречий в теле, Мать столкнулась с абсурдной и казавшейся нам совершенно идиотской проблемой.
А Ей ничего не говорили, ни в том, ни в другом смысле.
Нужно было что-то отыскать.
Нужно было окончательно преодолеть сопротивление, которое символизировала собой ложка сока. Главное НЕТ. Вокруг находились люди. Проблема упиралась в весь мир, а не в не диетические или йогические фокусы. Можно ли шагать вперед, если никто не идет следом? Какой смысл в том, чтобы стать единственным представителем нового вида?
А тройное ускорение разгонялось все больше и больше.
Все больше и больше
Мир с ускорением катился по кривой навстречу какому-то главному противоречию, ключевому моменту старой истории, скрытому от нас нагромождением техники. Развитая цивилизация недалеко ушла от дикарей: изменились только некоторые игрушки. В них хорошо лишь то, что они подталкивают нас к истинному выходу - эволюционному выходу: нам остается перейти в новый вид или умереть. К этому и ведет нас кривая. Бесполезно совершенствовать или идеализировать свой аквариум. Старая лаборатория эволюции подходит к завершению своей работы. А также Мать. К сожалению, мы не способны увидеть смысл этой работы. Прошло пять лет после майских волнений 1968, а удушье неумолимо нарастало - и будет нарастать до тех пор, пока не раздастся крик, который разрушит великую Иллюзию. Пока мы не пристанем к подлинной земле, к истинной Материи. Чудо наступит, когда мы наедимся собственной глупостью от ума. 1973 - вторая война в Израиле, первое эмбарго на нефть, пятнадцатая китайская атомная бомба, пятый французский ядерный взрыв, Уотергейт и грязь вокруг него, волнения коммандос и студентов в Барселоне, Бангкоке, Афинах... Альмарик, Солженицын, первая американская лаборатория космического пространства - где им искать подлинное пространство? Менее душную атмосферу? Чистый воздух сам пробивается повсюду, сквозь все поры угольного пласта, все сильнее и сильнее, в добро, зло, во что-то еще неизвестное нам, на земле происходит то же, что и в теле Матери. <Это "переход" земли, - сказала Она после 1963. - Это новое сознание словно усиливает яркость всех вещей, делая их более отчетливыми для восприятия; все жизненные обстоятельства, болезни, недоразумения, споры, все становится таким резким, как будто пытается привлечь к себе внимание. Так уж действует это сознание. Я прекрасно вижу, как оно работает: оно усиливает давление, чтобы все сопротивление вышло на поверхность и проявилось во всей своей нелепости и отвратителъности. Тогда ему остается или уйти, или...> Мать сделала очень странное, но многое объясняющее замечание: <У меня такое ощущение, что это сознание хочет не разрушить все религии, но убрать барьеры между ними, и то же самое оно собирается сделать и с политикой. Оно как будто стремится не к разладу, а... К разрыву связей между людьми - связей религий, связей...> Огромная Сила, порождающая распад связей, но не бессвязность. Демонтаж техники. Путь к <точке неизвестности>, как у Матери. Не видеть этого значит не понимать смысла нашей истории. Станут ли головастики совершенствовать свой аквариум или попытаются выпрыгнуть из него? Мы знаем, что в аквариуме все идет плохо (действительно, даже очень плохо), но идет к выходу, замечательно, четко и неумолимо. Нужно надеяться на выход. <Неужели потребуется полное поражение разума, чтобы люди поняли? Неужели последует взрыв, обращающий все в ничто?>
Или у нас все-таки хватит мужества совершить в себе <неподвижную эволюцию>, пробить дырку в <огромном пузыре Разума> и выйти на свежий воздух - он уже здесь и ждет только нашего миллионоголосого крика? Это здесь.
<Тяжело. Но только по видимости: это напор света - жаркого, золотого, могущественного супраментального света - все сильнее и сильнее, сильнее и сильнее>.
Что произойдет?
Может быть, события последнего года жизни Матери, последние работы в лаборатории дадут нам подсказку к нашей тайне, или чтобы понять ее, нам и правда не обойтись без взрыва?
Неминуемая победа
Крохотный мирок вокруг Нее был точным отражением большого мира, со всеми его плотными тенями и редкими просветами, как под абажуром. Лаборатория эволюции в миниатюре. Здесь все проигрывалось в уменьшенном масштабе. Не было <учеников> и не-учеников, верных и неверных, добрых и злых: только маленькие земные особи, старые ингредиенты странного эволюционного варева, кипящего на быстром огне - получится, не получится? В этом котле было все - возможности и чудеса, отрава и Ложь (о! в изобилии), старая, как мир, подлость, смерть, готовая завладеть тобой, и Волшебство... И Мать, такая хрупкая, все собой заполняющая и спокойная - в этом маленьком теле не было и тени личного: это был великий свидетель, воспринимавший все, видевший все: добро и зло, яд и нектар. Ее белый неподвижный Огонь охватывал весь мир, не делая различий. Это был мир, Ее мир. Это были условия задачи, каждое из которых несло в себе собственный абсолютный смысл, и черный поток, день за днем текущий через Ее комнату, тянул за собой все земные беды, - у каждого была своя беда, - и навстречу ему неожиданно вспыхивал тихий огонек, в котором сосредоточивалась вся надежда земли. Так было каждый день: происходило великое бессловесное Действо, но смысл его был скрыт от участников. Они поднимались по лестнице, каждый со своим небольшим тайным делом, каждый со своей мелкой обидой из миллиона людских обид, со своим ничтожеством из моря всеобщего ничтожества - а кто молился за землю? Кто молчаливо просил об истинной земле, о пламени, приближающем Момент и прожигающем двери? Мать была молчалива, величественна, бесстрастна: Она ждала. <У меня в распоряжении миллионы лет, и я жду>. Она была молитвой земли. <Я как звонок, в который не звонят>.
Не уйдет ли Момент? Как в 1950. Момент Земли.
Ну нет. <То, чему суждено случиться, случится, вопреки или благодаря обстоятельствам>, - говорила Она. О! Благодаря, благодаря всему этому убожеству, всей этой ничтожности, уродству, всему, что давит нам на сердце и не дает нам дышать. Это должно случиться. Должно, должно... Иначе невозможно, иначе чудовищно. Тихая молитва, приближающая Момент и раскрывающая Дверь. Мы входили к Матери и считали удары сердца земли.
Нам трудно говорить о так называемом <конце>, прежде всего потому, что это не конец, совершенно не то, что мы думаем, и даже не то, что думают самые просветленные умы, - нечто совершенно иное, настоящая Тайна, над которой мы бьемся уже год и одиннадцать месяцев, которые исполняются как раз сегодня, 17 октября 1975 года. Мы не бьемся буквально, мы слушаем Мать, но с такой напряженной мольбой... Нет, ни минуты мы не ждали этой <смерти>, которую большинство предвидело, как нечто простое и естественное. Для нас Мать умереть не могла, такого вопроса даже не стояло, это было самоочевидно - ничто не могло произойти как обычно. Она, можно сказать, потеряла привычку к смерти, это было что-то другое, но что? Что должно было произойти, как должно было произойти, нас интересовало только это, потому что трансформация совершалась, это было очевидно, только как, каким образом? <У меня нет сомнений в победе, я только не знаю, придет она завтра или... Не знаю, какая дорога ведет к ней... Но какая горячая вера здесь нужна!>
Нам остается лишь попытаться наметить кривую, вновь приняться за <лабораторную тетрадь>, идти дальше в волшебный лес, где никогда не знаешь, что тебя ждет - чудо или пропасть, старая земля или неизвестность, невозможность или, как по волшебству, все возможности разом. Невозможность... мы окончательно вычеркнули из словаря Ларусса это слово, стоящее между imposer - <навязывать> и imposture - <обман>; вычеркнули раз и навсегда. Когда земля наконец откажется от этого невозможного слова, все определенно пойдет лучше.
А пока странным, но верным ходом мир все быстрее и быстрее шел к неизвестности. Мы ощущали, как утверждается в Ней <непрерывная физическая жизнь>, и всевозможные болезни, неотвязно преследовавшие Ее столько десятилетий, как будто замерли или, во всяком случае, больше не проявлялись: сердечные приступы, ужасные невриты, глазные кровоизлияния, простуды, зубная боль - пожинаемые Ею плоды окружающего недоброжелательства. <Я уже забываю, что такое усталость>. Агония, в которую Она впадала, медицински никак не была обоснована; иногда Мать доходила до крика, такую боль причинял Ей <внешний> мир, с силой затягивавший Ее в свою грязь, в свой вечный обморок, в свои гнилостные мысли. <Мать, что произойдет, когда Вас больше не будет?>[21] - запросто писал Ей один представитель рода человеческого. И такое случалось все чаще и чаще, практически каждую минуту. Казалось бы, что такое мысль? Но это примерно то же самое, что заживо опустить Ее в могилу. <Тело стало очень-очень чувствительным. Если кто-нибудь недоволен моими словами или поступками, это тут же превращается в пытку для моих нервов. А люди вроде бы всячески выказывают мне свою преданность и т.д. И никак внешне непосредственно не проявляют недовольства: мучение для нервов... Вот так, видимо, и отсекается контакт тела с Божественным. Это предстоит изучить>. Она изучила многое. Она отчаянно пыталась проникнуть в тайну клеток и клеточного взаимодействия, но делала это с изнанки: пыталась передать окружающим телам и Материи подлинную вибрацию, которой суждено преобразовать Материю, старалась подпустить им золотистую заразу. Мать встречала жестокое и упорное сопротивление - сопротивлялась вся Материя. Но если бы удалось передать эту вибрацию, с экраном было бы покончено. Мать изучала. Она до самого конца занималась изучением.
И при такой странной уязвимости (уязвимость была Ее средством сообщения!), в настоящей агонии, причина которой крылась не только в окружении, но и в скрытой алхимии, когда все внутри Нее перестраивалось или расстраивалось под напором великой Силы, в необъяснимом движении, бывшем как бы болью, сосредоточенной в теле, то умиравшем, то возрождавшимся каждую минуту; из этого странного ада постепенно вырастало новое состояние, рождался новый ритм и новое время, в котором все замирало или превращалось в нечто иное. Это было некое непонятное, мучительное, блаженное, волшебное и адское гибридное существование: <В то же время оно очень хрупко, и это самое любопытное. Такое ощущение, что тело вышло из-под власти всех привычных законов и... находится в подвешенном состоянии. Что-то пытается утвердиться в нем>. А мир вокруг бушевал, стараясь запутать и уничтожить это <нечто>, весьма похожее на состояние бабочки - состояние будущего вида, неизвестность, пробивающую себе дорогу сквозь клетки Материи. Нельзя сказать, что все окружающие отличались злонамеренностью, нет, просто они и были землей, состоянием земли, атмосферой земли, обычаями земли. Убожеством земли. Старой привычкой вызывать катастрофы. <Нужно просто победить старую привычку>. Не так-то это просто. <Как резина: стоит отпустить, и восстанавливается прежняя форма: начинаются боли и... Как только тело сливается с этой вибрацией, оно становится... лучистым выражением сознания, и тогда все идет "smoothly ", без сучка и задоринки. Если удается это продлить, это просто чудо. Это просто чудо. К несчастью, влияние внешнего мира препятствует телу постоянно находиться в таком состоянии, и оно падает обратно. Поэтому новое состояние никак не может установиться окончательно... Жизнь могла бы стать волшебно простой и прекрасной! Невозможной ее явно сделал человек. Я очень хорошо понимаю, что это было необходимо, чтобы стимулировать материю, но... Настала пора с этим покончить!> Она так отчаянно пыталась сообщить Материи момент другого состояния. А все препятствие, то есть Экран, заключалось в маленькой грязной вибрации физического Разума, который не мог удержаться от того, чтобы не желать, не ожидать и не вызывать смерть со всеми сопутствующими обстоятельствами - разумеется, это было необходимо, чтобы подстегнуть старую Материю, но... В теле Матери боролись два состояния, Она стала полем битвы, ежеминутным <полем тайной битвы>, резина растягивалась и сжималась: чудо - удушье, завтрашний день земли - бесконечный вчерашний день. <Я не в силах удержать это! - воскликнула Она однажды. - Окружающие тащат меня в старое сознание - я не знаю никого, кто был бы в таком же состоянии, как я!> Совсем как одинокая бабочка в мире гусениц, затягивающих Ее в старую грязь. Маленькие торжествующие, подкованные в медицине аксолотли. Нужно было расчистить путь, но как? Ее тело было той точкой земли, где совершалась попытка: как говорила Она, нечто <устанавливалось>.
<Это яростная борьба... И если пребывать там [в истинном сознании], все хорошо - хорошо; тело чувствует себя хорошо и все в порядке. Но как только я вовлекаюсь в какое-то другое движение, сразу становится заметно, что этот мир полон противоречий - хаоса и противоречий. А там все в совершенном согласии. Мне как будто демонстрируют, к какому разладу мы пришли - непосредственным выражением этого разлада служит то, что люди называют "смертью" (на самом деле это смерть лишь по видимости), - и как одновременно сосуществуют всеобъемлющая Гармония, которая есть суть Жизни, и раздробленность, внешняя, ложная, ИСКУССТВЕННАЯ разделенность, приводящая к смерти; оба этих начала перемешаны так, что в любую секунду и по любой причине можно перейти от одного к другому. Совсем неверно полагать, будто для этого требуется "серьезная " причина - на самом деле, бывает достаточно любого пустяка. Это просто выбор между здесь и ТАМ, вот и все. Если быть и оставаться здесь, это конец; быть здесь и переходить туда [Мать махнула рукой] - от этого и получается жизнь, полная страданий, неприятностей и прочих вещей. А ТАМ - вечная жизнь, абсолютная сила и... Даже не скажешь "покой ", скорее... незыблемость. И все присутствует одновременно: то состояние и это состояние. А человек - более или менее удачный их сплав>. Сегодняшний день полностью несет в себе завтрашний, иное состояние полностью заложено в настоящем. Просто сеть искажает текущую сквозь нее Вибрацию. Не надо ждать века, совершать чудеса трансформации, направлять огромные бесконечные процессы - все уже там, где жизнь и смерть превращаются в нечто третье, в истинную Жизнь, в сверхжизнь. Практически, это вопрос состояния сознания. И Экран падает. Это всегда было там. <...Лишь несколько секунд подлинного состояния во всей его чистоте, и... Это огромная сила. Только [Мать подняла палец]... Похоже, что все мировое устройство еще сопротивляется, еще остается что-то... [Она задумчиво смотрела, наверное, видя перед собой всех окружающих Ее маленьких представителей человеческого рода, участников великого Действа]... И над этим "чем-то" работает сознание. Для того чтобы установилось это состояние, необходимы перемены в земном сознании. Вот. Нельзя выбраться в одиночку!>
Нельзя стать единственным представителем нового вида.
Чем же могло завершиться противостояние окружавшего Ее все более яростного отрицания (впрочем, оно входило в условия игры, было игрой, если не ставкой в земной игре) и легкого золотистого дуновения, которое становилось все тоньше и беззащитнее? Победа все равно ГРЯДЕТ... Но каков путь к ней?.. Сумеем ли мы найти дорогу? В огромном лесу Матери нам осталась только она.
Где лежит эта дорога, где Победа, наша победа? Где?
Неизбежная победа.
Отрицание
Противоречие неумолимо зажимало Мать в тиски. Направляя при этом строго к желанной Цели. Так и должно быть.
Нужно только понять смысл.
Века и десятилетия мы живем, имея под рукой сорок смыслов, и похоже, что от них нет никакого толку, и все идет по замкнутому кругу. А потом пробивает час Смысла. Мы накапливаем ничего не открывающие открытия вплоть до того дня, когда открывается единственная вещь, и с нею открывается все. Мы приближаемся к этому дню. Противоречие оттого так мрачно, что хочет заставить нас открыть свой светлый смысл. В противном случае нам оставалось бы только сложить пожитки и пойти повеситься в другое место - да только нет <другого места>, мы загнаны в угол. Как и Мать. Значит, нужно найти что-то еще.
<Если я проживу до ста лет, ко мне придут новые силы и новая жизнь. Но... Сейчас трудные времена>, - говорила Она в 1972. Вопрос времени. Бег наперегонки со временем. <Сколько осталось до ста?> - <Пять лет, милая Мать>. - <Еще пять лет этого ада!..> Это было в 1973. Противоречие, заключенное в Ее теле, было таким удивительным, что нам никак не удавалось понять его: сидя рядом с Ней, мы ощущали воздействие такой невероятной, такой непомерной силы, что, казалось, она могла растереть в порошок и раздавить весь мир (да что <казалось> - просто могла], а затем... в Ее теле как будто ничего не задерживалось, все проходило насквозь. Мать была как дыхание. <Марионетка>, - говорила Она... в потоке невероятной силы. <Труба! Я - труба!> - со смехом восклицала Она и обрушивала эту силу на землю, не оставляя ничего в своем теле. <Очень интересно. На первый взгляд полный абсурд [Она указала на свое тело]; человеческие существа с явным презрением относятся к его внешней слабости, но [смеясь] через него проходят невиданные силы, которых они не могут вынести. Любопытно>. Очень любопытно. <В одно и то же время безграничное всемогущество и полное бессилие. И все здесь, в одном и том же месте [Мать соединила руки]. А я достаточно благоразумна, чтобы молчать, потому что если бы я рассказывала все, что вижу, и все, что тут происходит... все сказали бы: все, она утратила рассудок; вместе с разумом она потеряла голову! А я принимаю серьезный вид и говорю: посмотрим, возьмем одну из проблем - они так занимают людей, к ним сводится жизнь и смерть - рассмотрим ее хорошенько и будем немного серьезнее... [Она залилась смехом.] Ну вот, рассудок еще не утрачен окончательно! Ох!> Чувство юмора спасало Мать от оскорбительных глупостей, которыми Ее засыпали. И все же иногда в телесной немощи Ее одолевало сомнение, и вырывался крик: <Многие так делали! Уходили в какой-нибудь более или менее тонкий мир. Ведь существуют миллионы способов убежать и только один способ остаться, но нужно иметь настоящее мужество и выдержку, смириться с наружной немощью, бессилием, непониманием, с внешним... да, с отрицанием истины. Но если не смириться с этим, никаких изменений не будет! Те, кто хочет сохранить величие, свет, силу, власть и тому подобное, - что делать! - пусть остаются там, где есть, они ничего не могут сделать для земли!>