Geum.ru

Шариат и права Человека

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

 

 











Салман Рушди, мусульманский писатель из Индии, принявший британское гражданство, в сентябре 1988 г. опубликовал в Великобритании роман под названием «Сатанинские стихи». В разных местах этого романа, и особенно, в описываемых там сновидениях непочтительно упоминают ся пророк ислама, его жены и ведущие сподвижники. Хотя и сделанные в литературно-метафорической форме, эти ассоциации и негативные коннотации вполне очевидны.

На продолжении нескольких месяцев тысячи мусульман выходили на демонстрации в разных частях мусульманского мира, сжигая экземпляры книги и требуя запрещения ее не только в своих странах, но и во всем мире. Некоторые демонстранты призывали к казни Рушди. В середине февраля 1989 г. иранский имам Хомейни выступил с декларацией, в которой призывал мусульман убить Рушди и каждого, кто связан с публикацией и продажей книги. Когда несколько дней спустя Рушди публично выразил сожаления по поводу оскорбления чуств мусульман, которое могла вызвать его книга, Хомейни ответил, что извинения Рушди не принимаются, и что он должен быть убит, даже если раскается и публично отречется от своих оскорблений в адрес ислама и мусульман. Эти события широко освещались средствами массовой информации во всем мире.

В последующих замечаниях я буду исходить из допущения, что книга Рушди действительно крайне оскорбительна для мусульман. Я также полагаю, что свобода слова не безгранична. Вполне можно допустить, что опубликованная работа, является ли она произведением художествен ной литературы или научным трудом, может причинять такой ущерб каким-либо частным или общественным интересам, что будет подлежать судебному запрету или ограничению в распространении. Хотя мне кажется, что найти основания для запрещения чьей-либо работы достаточно сложно, но это, тем не менее, не невозможно. Более того, я допускаю, что книга Рушди как раз и относится к числу тех, которые следует рассмотреть на предмет возможности их запрещения.

Признавая все это, я тем не менее нахожу крайне тревожным, что тысячи мусульман во многих частях мира требуют не только запрещения книги, но и смерти автора. Еще более тревожно то, что глава мусульман ской страны, иранский имам Хомейни, призвал мусульман найти и убить гражданина другой, притом немусульманской страны, не давая ему возможности подвергнуться суду и шанса защиты. Хомейни не выражает мнения всех мусульман шиитов мира, не говоря уже о мусульманах-суннитах, представляющих подавляющее большинство современного мусульманско го мира. Тем не менее, поскольку подавляющее большинство мусульман не осудило действия Хомейни, они тем самым выразили молчаливое согласие с ним.

Даже несмотря на то, что процедура шариатского судопроизвод ства крайне неразработана, многие мусульмане могли бы заявить, что нетрудно найти соответствующие источники для подтверждения абсолютной неправомерности действий Хомейни и их несоответствия шариату, по крайней мере, по трем причинам. Во-первых, если даже Хомейни — безусловный правитель мусульманского государства (дар ал-ислам), то его власть, согласно шариату, не распространяется на неисламское государст во (дар ал-харб). Шариат не дает правителю исламского государства власти подвергать наказанию гражданина неисламского государства. Во-вторых, даже если бы Рушди попадал под юрисдикцию Хомейни, в силу абсурдного довода, что правитель исламского государства обладает универсальной юрисдикцией по отношению к мусульманам всего мира, шариат требует, чтобы преступник подвергся суду и мог защищать себя прежде, чем понесет наказание. В-третьих, раскаяние и публичное отречение от еретических взглядов всегда является полной защитой от обвинения в вероотступничестве (ридде), которое, вероятно, можно было бы предъявить Рушди.

Все эти возражения против действий Хомейни являются процедурными и формальными по своей природе. Но то, что тысячи мусульман во многих частях мусульманского мира потребовали смерти Рушди, может означать только то, что они продолжают считать это достойным наказанием за вероотступничество. Другими словами, мусульмане говорят, что если бы Рушди подлежал юрисдикции мусульманского государства, был должным образом обвинен и судим, и если бы он не отрекся от своих взглядов, то его следовало бы предать смерти. Это господствующий взгляд шариата, разделяемый подавляющим большинством мусульман, требующих сегодня применения шариата как публичного права в мусульманских странах. Даже те мусульмане, которые утверждают, что шариат не требует смертной казни за мирное и не ведущее к насилию вероотствупничество, должны все же признать возможность ряда других негативных законных последствий вероотступничества, включая возможность наказания по усмотрению суда (тазира), допускающее все виды наказания, кроме смерти.

Прекрасно понимая, что такова позиция шариата, я тем не менее не способен, будучи мусульманином , признать закон о вероотступничестве как часть современных законов ислама. Если бы преобладающий взгляд на вероотступничество имел сегодня действенную силу, можно было бы предать мусульманина смерти за выражение в конкретной мусульманской стране взглядов, которые, по преобладающему в этой стране мнению, являются равносильными вероотступничеству. Например, с точки зрения некоторых суннитов, взгляды многих мусульман-шиитов равносильны вероотступничеству; а с точки зрения некоторых шиитов вероотступничест ву равносильны взгляды многих суннитов. Если применять сегодня шариатский закон о вероотступничестве, можно было бы приговорить к смертной казни шиитов в суннитской стране и наоборот.

Более того, суннитская традиция позволяет властям предать мусульманина смерти по обвинению в вероотступничестве, даже если многие считают этого человека образцовым мусульманином. Многочислен ные примеры тому можно найти в истории ведущих суфиев (мусульманских мистиков), казненных за вероотступничество, несмотря на то, что имели при жизни большое количество последователей. Другие примеры касаются ныне почитаемых ученых, как Ибн Таймийа, который мог быть осужден на смерть на основании шариатского закона о вероотступничестве, будь его оппоненты у власти в то время. Многие современные мусульман ские интеллектуалы, как Али Абд ал-Разик и другие, были объектами доносов и подвергались угрозе смертной казни за выражение чисто научных взглядов. В январе 1985 г. в Судане был казнен за вероотступничество Устаз Махмуд Мохамед Таха. Причиной этого были его взгляды на исламскую реформу.

Эти случаи приводят меня к мысли, что терпимость к неортодок сальным взглядам и инакомыслию крайне важна и полезна для духовной и интеллектуальной жизни самого ислама. Шариатский закон о вероотступничестве чреват злоупотреблениями (чему есть немало исторических примеров), ведущими к подавлению политической оппозиции и препятствующими духовному и интеллектуальному развитию. Этот аспект шариата вступает в противоречие с многочисленными предписаниями Корана и Сунны, которые предписывают свободу религии и слова.

Другой аспект исторического опыта мусульман, обративший на себя внимание благодаря случаю с Рушди — это традиция прямых насильствен ных действий и самосуда, восходящая ко временам самого раннего ислама. Можно процитировать Пророка, наставляющего мусульман убивать на месте или исправлять несправедливость прямым действием. Несмотря на то, что эти места были объяснены и привязаны к конкретным историческим ситуациям или особым случаям, они продолжают использоваться для подрыва власти закона и мотивировки террористических акций.

Дело Рушди привлекло большое внимание ввиду своего международного характера, в особенности потому, что оно затрагивало западный мир. Несмотря на то, что я вполне сознаю реалии международной силовой политики, я все же считаю, что этот случай полезен для предания гласности разительного несоответствия между шариатом и современными нормами международных отношений и прав человека. Некоторые из тех, кто поторопился выступить на защиту Рушди, несомненно, имели свои собственные скрытые мотивы; кого-то побудила к действию вражда к исламу и мусульманам. И, тем не менее, я как мусульманин должен признать, что именно действия мусульман дали повод для такой реакции. А еще более важно то, что меня волнуют взгляды этих мужчин и женщин, действовав ших из лучших побуждений, и я хочу подчеркнуть значение этого случая как иллюстрации необходимости исламской реформы.

Хотя многие современные мусульмане частным образом осуждают шариатское подавление свободы слова и религии, мало кто из них решается выразить свои возражения публично, боясь что их самих заклеймят как вероотступников. Другие мусульмане не решаются даже самим себе признаться в своих возражениях, поскольку боятся в результате утратить веру. И до тех пор, пока публичное право шариата будет считаться единственной формой исламского права, большинство мусульман будут испытывать крайние затруднения в отказе от какого-либо из его принципов и предписаний или в противодействии их практическому применению, какими бы отвратительными и неприемлемыми они не представлялись.

Публичное право шариата на протяжении жизни многих поколений не применялось в большинстве частей мусульманского мира. Более того, характер и стиль классических трудов по шариату делают их недоступными для большинства даже высокообразованных современных мусульман. В результате этого и других факторов, огромное большинство мусульман сегодня находятся в неведении относительно всех последствий современного применения публичного права шариата. Если современные мусульмане смогут ясно представить себе, как повлияло бы введение шариата на их повседневную жизнь, и если бы им была предоставлена возможность свободно возражать против введения шариата без угрозы обвинения в вероотступничестве или страха утратить собственную веру в ислам, я считаю, что большинство из них будут решительно возражать против введения шариата сегодня.

Фундаментальную цель данной книги я вижу в том, чтобы положить начало процессу коренных реформ исламского права, что дало бы мусульманам возможность добиваться права на самоопределение в рамках ислама (в суннитском ли варианте, шиитском или каком-либо другом), включая введение исламского права, не нарушая при этом права других на самоопределение. С этой целью книга выявляет негативные последствия современного введения шариата, показывая, что он не является приемлемым средством исламского самоопределения в современных условиях. Исламская альтернатива шариату предлагается как приемлемая для мусульман основа, чтобы осуществить свое право на самоопределение при полном уважении прав других людей как внутри собственной страны, так и за ее пределами.

Выше уже указывалось, с какими трудностями встречаются мусульмане, решающиеся на критику шариата и выступающие против его введения сегодня. Чтобы помочь этим мусульманам преодолеть их внутренние запреты, я показал, что шариат был фактически создан мусульман скими юристами на протяжении первых трех веков ислама. Хотя шариат и проистекает из основных священных источников ислама: Корана и Сунны, сам он не является священным, поскольку это — продукт человеческой интерпретации данных источников. Более того, процесс конструирования шариата путем человеческой интерпретации протекал в специфическом историческом контексте, разительно отличавшемся от нынешнего. Следовательно, современные мусульмане вполне могут предпринять аналогичный труд толкования Корана и Сунны применительно к настоящим историческим условиям, чтобы выработать альтернативное публичное право ислама, приемлемое сегодня.

В дополнение к объяснению и документальному доказательству вышеизложенного, я указывал, что реформаторская методология, выработанная покойным суданским мусульманским реформатором Устазом Махмудом Мохамедом Тахой, представляется наиболее приемлемым средством создания современного публичного права ислама на основе Корана и Сунны, интерпретированных в сегодняшнем историческом контексте. Будет ли эта методология принята или отвергнута мусульманами, необходимость в коренных реформах публичного права шариата неоспорима.

Оптимизм — это жизненная необходимость, особенно для мусульманина сегодня. Как мусульманский оптимист я верю в способность идей, если они выражены должным образом и вовремя, привести к значитель ным социальным и политическим переменам. Я также верю в прогрессивную силу жизни и способность людей бороться и достигать качества жизни, совместимого с их человеческим достоинством. С моей стороны, было бы однако безответственным прожектерством не видеть реакционных сил или недооценивать трудности, которые встают перед борцами за человеческое достоинство и благосостояние.

Я с болью сознаю, что большинство людей в мусульманском мире имеют очень поверхностные представления как об исламе, так и о современной цивилизации. Хотя они провозглашают приверженность исламу и исполняют его ритуальные формальности, большинство современных мусульман не имеют возможности в полной мере оценить моральную и духовную сущность ислама и жить в соответствии с ними. Кроме того, привыкнув пользоваться преимуществами современной технологии и утверждая приверженность современным институтам, большинство мусульман имеют слабое представление о ценностях и образе мысли, которые лежат в их основе и поддерживают эту технологию и эти институты. Многие выдающиеся мусульманские ученые высказывают горькие сожаления о таком положении дел, но, пока оно существует, голоса фанатизма будут находить благодарных слушателей, а силы регресса — страстных приверженцев.

При таком положении дел может показаться самонадеянным ожидать от книги, которая написана по-английски и, вероятнее всего, будет запрещена в ряде мусульманских стран, значительного воздействия на мусульманский мир. И тем не менее, несмотря на деспотический характер большинства политических режимов и консервативную ориентацию многих обществ мусульманского мира, я все-таки верю, что выраженные здесь идеи достигнут сердец и умов многих мусульман. Хотя бы, потому что большинство этих идей уже существует, пусть в рудиментарной и скрытой форме, в сердцах и умах многих мусульман, особенно молодых поколений, более склонных к социальным переменам. Мои надежды и ожидания заключаются в том, что эта книга послужит катализатором изменений в мусульманском мире, поскольку она представляет эти идеи в систематичес ком и полном виде и снабжает их исламским обоснованием. А кроме того, культурное взаимодействие в современном мире делает все более затруднительным запрещение идей и ограничение их влияния.

Современные мусульмане — не единственная аудитория этой книги. Хотя вопросы реформы исламского права и социально-политических изменений в мусульманском мире — дело, прежде всего, самих народов мусульманских стран, эти проблемы законным образом интересуют все человечество, поскольку они влияют на права и основные свободы людей. И наоборот, народы мусульманских стран должны интересоваться сходными вопросами за пределами мусульманского мира. Человечество не может более снимать с себя ответственность за судьбу людей в любой части мира. В осознании этого состоит самое славное достижение современного движения за права человека. Таким образом, все народы мира вправе оказать помощь мусульманам в их затруднениях и принять такую же помощь от мусульман. Следует, однако, отметить, что попытки такой взаимопомощи могут быть успешными только тогда, когда они предпринима ются с должным тактом и благожелательностью.

Мое, как мусульманина, убеждение заключается в том, что публичное право шариата не представляет собой закон ислама, которому современные мусульмане обязаны следовать во исполнение своего религиозного долга. Я также твердо уверен, что введение публичного права шариата сегодня пагубно скажется на мусульманах и самом исламе. Я надеюсь, что эта книга, если будет на то воля и произволение Аллаха, внесет вклад в осознание всеми мусульманами этих фактов и поможет им выработать и ввести приемлемое для современности исламское публичное право.

Уповая на Аллаха, я верю, что нынешние усилия по введению публичного права шариата не увенчаются успехом, поскольку они вредны для подлинных интересов ислама и мусульман. Эти усилия не увенчаются успехом, поскольку публичное право шариата коренным образом не соответствует реалиям современной жизни. Это мое, как мусульманина, твердое убеждение. Моя единственная забота — избежать человеческих страданий, которые могут быть причинены этими обреченными на провал попытками. Да поможет моя книга, милостью Аллаха, уменьшить эти страдания.