В. В. Дранишников Проблема создания национальной школы
| Вид материала | Документы |
| Мой мурманск Есть у каждого города |
- Природоохранной работы в дни защиты от экологической опасности, 504.25kb.
- Эстетическое воспитание учащихся начальной национальной (адыгейской) школы в условиях, 378.29kb.
- План основных мероприятий в области культуры, искусства, образования, печати и межнациональных, 1424.7kb.
- I 16 основные вопросы создания учебника 16 русского языка как иностранного, 2681.53kb.
- И в срок заключение вдиплом, 22.15kb.
- Можайский А. Ю. К вопросу о «македонской» фаланге, 97.83kb.
- Научно-практическая конференция учащихся, 130.53kb.
- Концепция национальной школы К. Д. Ушинского. Л. Н. Толстой как педагог. Школа и педагогика, 157.97kb.
- Миграционная политика как угроза национальной безопасности России, 88.03kb.
- Boneco Air-o-swiss – лауреат Национальной премии «Русь цветущая», 37.61kb.
МОЙ МУРМАНСК
21 сентября (4 октября) 1916 года Во имя Отца и Сына и Святаго Духа в Лета от сотворения мира 7424 и от Рождества Христова 1916 сентября 21 дня при Державе Благославейшего Великого Государя Императора Николая Александровича Самодержца Всероссийского во вновь стоящемся граде Романов, что на Мурмане, при Святетельстве же Преосвященнейшего Нафанаила Епископа Архангельского и Холмогорского заложен сей храм во имя Святителя Николая Мирликийского Чудотворца…
Текст, выгравированный на металлической пластине, которая была заложена в специальное углубление на месте, где планировалось возвести собор в честь нового города - «светильника веры и благодати»
Я думаю, у каждого жителя нашего города есть свой, неповторимый, Мурманск. Это зависит от многих обстоятельств: от того, где человек родился, рос, его возраста, социального опыта и, что очень важно, от иерархии духовно-нравственных ценностей, да и отношение к городу меняется с возрастом.
Любовь к городу не всегда логична и объяснима. Наверное, среди многих компонентов, ее формирующих, можно выделить три главных: природно-географический, архитектурный и человеческий (социально-биографический, связанный с ментальностью горожан).
Бывает, человек любит город и Север, не задумываясь почему. Эта любовь не нуждается в пояснении и воспринимается как данность. Иногда любят на эмоциональном уровне вопреки здравому смыслу. Может быть, еще и потому, что «землю, где воздух сладкий, как морс, бросишь – и мчишь, колеся. Но землю, с которою вместе мерз – вовек разлюбить нельзя».
В литературе можно найти впечатления о Мурманске писателей, ученых, путешественников, посетивших город в 20-30-е годы, и впечатления эти самые негативные. Вот только некоторые из них: «Подо мной раскинулся город, уступами спускающийся к морю и к заливу; много домов, все они новые, построенные без всякого плана; они разбросаны среди песчаных холмов и дюн; улиц никаких нет, что свидетельствует о внезапном возникновении города… Еще труднее разобраться среди железнодорожных вагонов; их тут несколько сотен, и все они обитаемы – целый поселок. Промежутки между ними заполнены навозом, закутами для свиней, курятниками» (датский писатель М. Андерсен Нексе).
«Даже понятие селение и то мало подходит для Мурманска. Это беспорядочно разбросанные скопления разношерстных маленьких строений скорее можно назвать становищем» (океанолог В.А.Васнецов).
«Мурманск – забавный город… Только две его достопримечательности привлекают внимание: базар, где под маленькими навесами торгуют почти сплошь китайцы, и ресторан, где вечером пьют пиво матросы и где слышится речь, а к концу вечера и ругань на всех языках» (геолог С.О.Обручев).
«В Мурманске стоят среди города песчаные бугры – мертвая, какая-то необыкновенная земля, не подходящая ни для города, ни для сада. Просторные большие дома только начинают строиться. Люди живут в маленьких, кое-как прислоненных к земле бараках. Бараки эти, похоже, из фанеры, и ни на один дом не похожи. И город напоминает стаю сошедших в рейд кораблей. И кажется, что мурманское население – это просто группа бродячих артистов, остановившихся в своих фургонах. Улиц в Мурманске почти нет, а если поглядеть на город – думаешь, что он вовсе и не желает улиц, а согласен жить в хаосе земли» (писатель Всеволод Лебедев).
«В Мурманске почти нет стариков. Преобладают люди цветущего возраста. В Мурманске живут только те, кто может работать. Поэтому, пожалуй, Мурманск – самый пролетарский город в СССР» (писатель К.Паустовский).
И только великий писатель Максим Горький увидел в нашем городе то, что не смогли увидеть другие: «В Мурманске особенно хорошо чувствуешь широту размаха государственного строительства… Крупные люди, неторопливая мощность и стойкое упрямство – это впечатление закрепилось у меня на все дни в Мурманске и «по вся дни» жизни...».
Истоки моей любви к Мурманску носят глубинный, «генный» характер. Я отношусь к тому поколению коренных мурманчан, родители которых приехали на Мурман в конце 20-30-х годов, спасаясь на Севере от произвола формирующегося тоталитарного советского государства.
Мой отец, Дранишников Василий Васильевич, был сиротой и с 11 лет сам зарабатывал «хлеб насущный». Как и большинство крестьянских детей, умел делать все, что умеют делать дети и взрослые в деревне.
Советская власть дала отцу возможность получить начальное образование, закончить рабфак. Он по убеждению вступил в партию. Освоил рабочие профессии от плотника до каменщика. Жил, как и все в то время, бедно, трудно, голодно, работая на энтузиазме, но жизнью был доволен, так как был молод, здоров и, конечно, верил в скорое светлое будущее, которое они, не жалея сил, строили.
Потом отец совершил необдуманный поступок – полюбил дочь раскулаченного середняка и женился на ней. И сразу начались неприятности: каждый раз во время партийных «чисток» он получал строгий выговор за то, что, создавая семью, не руководствовался «классовым подходом». Я и сегодня восхищаюсь любовью родителей и твердостью отца в отстаивании молодой семьи, которая, несмотря на жесткое давление, не распалась.
Родители, спасаясь от «идейных» товарищей по первичной партячейке, решили податься на Север. В 1933 г. они приехали в Мурманск, который стал им второй родиной и где они трудились до пенсии.
Для истории города мой отец интересен тем, что был одним из строителей (каменщиком), которые возводили Дворец культуры имени С.М.Кирова. И сегодня это здание является не просто историческим памятником 30-х годов, но и, что самое главное, самобытным архитектурным сооружением, украшающим город, центром культуры, искусства, где многие десятилетия работали и работают многочисленные творческие коллективы мурманчан.
В конце 70-х годов (я тогда работал учителем истории в школе № 10) в учительскую пришел корреспондент с телевидения, нашел меня и, показав музейную фотографию, спросил: «Вячеслав Васильевич, на фотографии бригада строителей Дворца культуры им. С.М.Кирова. Это каменщики, награжденные подарками за ударный труд. Среди них Дранишников Василий Васильевич. Это случайно не Ваш отец?». В худощавом молодом человеке я сразу узнал отца, хотя видел эту фотографию впервые, в семейном архиве ее не было. Я с радостью ответил: «Да, точно, это мой отец!».
А потом я рассказал журналисту смешную историю, которая чуть не обидела на всю жизнь отца как одного из «первостроителей» Мурманска. Дело было так. Город готовился торжественно отметить завершение стройки. Партийные, профсоюзные и государственные организации готовились провести специальный торжественный вечер. Желающих попасть на праздничную церемонию было очень много, пропускали туда по специальным пригласительным билетам. В числе лучших строителей приглашение получил и мой отец. Когда он счастливый, гордый, нарядный и даже «наодеколоненный» (в то время это было «буржуазным пережитком прошлого» и осуждалось общественностью), подошел ко входу, контролеры в вестибюле его не пропустили, так как отец явился в сапогах: ботинок у него не было. От обиды он чуть не расплакался. Помог случайный знакомый, одолжив свою обувь...
Мурманское телевидение подготовило тематическую передачу о Пушкинской улице, сделав меня одним из ее «героев». Мы беседовали с журналистом на лестнице, ведущей ко входу во Дворец культуры им. С.М.Кирова. Я рассказывал об отце, о Пушкинской улице, где провел свое детство. Наша семья жила в двухэтажном деревянном доме. Окна квартиры выходили прямо на скверик, где, как и сегодня, стоял памятник С.М.Кирову, только выросли деревья и кусты, а к бывшему Дому Советов, где сейчас расположена Областная Дума, пристроили два крыла.
Транспорта в Мурманске после войны было очень мало, поэтому на проезжей части улицы (она еще была не заасфальтирована) летом мы ночью играли в футбол, лапту. И не только дети, но и взрослые...
Давно уже сломали старые довоенные деревянные дома, и наш тоже… А вот деревья растут и украшают самую любимую, самую зеленую и самую короткую улицу города Мурманска – Пушкинскую улицу, с которой навсегда связана судьба моего отца и всей нашей семьи...
Так как я коренной мурманчанин и давно уже пожилой человек, то хорошо помню три разных мало похожих друг на друга города Мурманска, и самый первый – послевоенный. В 1946 г. наша семья вернулась с Украины, где была на временно оккупированной фашистами территории. Города как такового тогда еще не было. На месте целых кварталов, где до войны стояли двухэтажные деревянные дома, после жестоких бомбежек и страшных пожаров остались лишь кирпичные остовы печей. Большинство каменных домов, (их и до войны было мало) превратились в руины. Выросло множество землянок. На территории города появились картофельные поля – нужда заставляла горожан находить способы выживания.
Прямо в центре города за Областным краеведческим музеем, на радость нам, мальчишкам, возникло кладбище военной техники: самолеты разных конструкций (истребители бомбардировщики, штурмовики), танки, пушки, и наши, и немецкие. Техника не охранялась, и можно было залезть в кабину любого самолета, двигать штурвал, представлять себя в полете и даже в бою с фашистским «мессером». В памяти до сих пор остался специфический запах краски кабин самолетов.
А какая была рыбалка в заливе, в черте города! Клевали треска, пикша, камбала. Особенно трудно и приятно тащить из глубины большую камбалу – ее сплющенное, как сковорода, тело при изгибах создавало огромное сопротивление. Рыбу ловили на морских червей, искать которых на песчаном берегу при отливе очень просто – надо найти небольшие холмики с отверстиями, здесь и копали. В отличие от дождевых червей, морские черви имеют большие размеры, они толстые и разноцветные.
Но это традиционная рыбалка. Иногда в залив заходили косяки сельди. Вот тогда наступало настоящее рыбацкое счастье. Отдыхая «на югах», общаясь друг с другом, люди всегда гордятся своими рыбацкими трофеями. Когда я рассказываю о рыбной ловле в черте города на пустой крючок – все дружно не верят, обычно говорят: «Видели болтунов, сами загибать умеем, но ты врешь без зазрения совести!». А мурманчане-старожилы знают – это правда. Увы, давно ушедших дней.
Мурманскую селедку мы ловили на… голый крючок. Размеров она была небольших, но жирная и вкусная. Впрочем, в детстве все вкусное…Технология рыбной ловли была удивительно простая. В те годы на бондарном заводе продавали населению небольшие бочонки (обычно в них солили грибы), которые приобрели и мои родители. С собой брали еще пустое ведро для соли. Шли к заливу на строящиеся причалы, у одного из которых находилась огромная гора специальной крупной желтой соли. Ее брали тральщики, уходя на промысел. Соль, конечно, никто не охранял. Набрав в ведра «дарованную» государством соль, шли к месту лова. Снасти простые: палка, длинная леска, свинцовый груз и желательно тройник, насадка не нужна. Селедки было так много, что, поднимая и опуская леску, тройник цеплял рыбу за живот, глаза, жабры. Чтобы увеличить производительность труда, можно было подвесить несколько тройников. Прямо живую рыбу бросали в бочонок и присыпали солью. Всего 20-30 минут уходило на то, чтобы его заполнить… Потом было самое приятное – мы ловили на морских червей рыбу для сборной ухи и готовили ее прямо здесь, у причалов.
И еще одно рыбацкое воспоминание. По городу протекал Варничный ручей, в его верховьях которого было много форели. Весной, когда березовые листочки достигнут величины с копейку, мы шли на рыбалку (у форели тогда начинался «жор»). Потом Варничный ручей был сильно загрязнен, и еще несколько десятилетий его вонючие воды протекали по городу, пока их не убрали в трубы под землю.
Наверное, тогда у меня еще не сформировалось осознанное отношение к городу. Зрелая любовь к Мурманску, привязанность к нему возникала постепенно в школьные и студенческие годы.
Но уже в 5-6 классах, когда летом семья выезжала отдыхать на юг, я с восторгом и гордостью рассказывал о том, что Мурманск – самый большой в мире город за Полярным кругом, он утопает в зелени, так как у нас есть теплое течение Гольфстрим… Конечно, по поводу зелени это была неправда. В Мурманске тогда было всего лишь два зеленых острова – скверики на Ленинградской и Пушкинской улицах.
Меня поражало, что даже взрослые люди почти ничего не знают о моем родном городе. Поэтому их пробелы в знаниях я заполнял сказками, в которые они иногда даже верили. «В Мурманске, – рассказывал я южанам, – в зимние полярные ночи прямо по городу ходят белые медведи. А в школу на занятия, мы добираемся на оленьих упряжках…».
Осознанное, зрелое отношение к Мурманску возникло в 60-е, мои студенческие, годы. Я уже достаточно хорошо знал его историю, дружил со старожилами города, его защитниками. Тогда это были еще достаточно крепкие люди, с хорошей памятью, своеобразными, независимыми характерами.
Мурманск поражал не только размахом строительства, но и особым человеческим микроклиматом. Мурманчане умели сопереживать, помогать друг другу в беде, радоваться успехам незнакомых людей. Например, наша семья никогда не была связана с морем, но во мне с детства было воспитано уважение к людям этой трудной мужской профессии, День рыбака мы отмечали как свой праздник.
Поэт Р.Рождественский написал очень точные строчки:
Есть у каждого города
возраст и голос.
Есть одежда своя.
И особенный запах.
И лицо.
И не сразу понятная гордость...
Гордость эта – прежде всего в характере людей. Внутренняя гордость за родной город и мурманчан росли у меня, вероятно, как у каждого земляка, от года к году.
Но в 60-е годы Мурманск еще не мог гордиться зеленым нарядом. Интересно рассматривать фотографии тех лет: вот центр города, проспект Ленина, средняя школа № 2 (ныне гимназия № 2), и ни одного деревца… Улица Капитана Егорова, новое здание пединститута – та же картина…
Новое открытие города произошло для меня в 1985 г., когда в последний раз на традиционный слет в Заполярье из Сибири приехали ветераны 29-го артполка 10-й гвардейской дивизии, защищавшей в годы войны столицу Кольского края. Комсомольцы пединститута и тралового флота проводили очередной традиционный слет.
На автобусе я с сибиряками совершил двухчасовую поездку по городу. Экскурсию проводил Л.В.Журин, который мальчишкой запомнил еще довоенный Мурманск. Лев Васильевич, на мой взгляд, – лучший из местных экскурсоводов. Во-первых, он профессионально знает историю войны в Заполярье, много месяцев он работал с первоисточниками в Подольском архиве. Во-вторых, и это не менее важно, у него есть заинтересованное, гражданское отношение ко всему, что происходит на Кольской земле, своя хотя и субъективная, но всегда аргументированная, честная, порой нелицеприятная для властей позиция.
Был тихий солнечный вечер, исключительно доброжелательная обстановка в салоне автобуса. Не только сибиряков, но и меня, коренного жителя Мурманска, удивила красота города. Казалось, пелена спала с глаз, и я вдруг, к своему стыду, увидел красоту в том, что казалось само собой разумеющимся и на что не обращал особого внимания в напряженном ритме и суете нашей перегруженной обыденной жизни. Я поймал себя на мысли, что всем жителям города периодически надо совершать обзорные автобусные экскурсии…
Город поразил меня новыми кварталами многоэтажных домов, буйством цветущей зелени, чистотой, ухоженностью, непохожестью и неповторимостью каждого района Мурманска. На улицах было много людей, особенно молодежи – жизнерадостной, хорошо одетой. Очень важно отметить – когда молодые люди видели выходящих из автобуса ветеранов войны, а их было легко отличить по орденам и медалям, то очень доброжелательно и заинтересованно к ним относились.
Ветераны слушали рассказ экскурсовода, любовались городом и не стеснялись, не сдерживали слез. Потом бывший разведчик, а теперь профессор Новосибирского университета этнограф Мельников скажет: «Низкий поклон строителям и всем мурманчанам. Когда мы уезжали с Севера, города не было. Память сохранила одни развалины. Еще была жалость к населению. Как они будут здесь жить… А теперь такая рукотворная красота… Не зря каждый третий из четырех сибиряков, воевавших на Кольской земле, сложил здесь голову…».
Я всегда с удовольствием вспоминаю, что и мне посчастливилось быть причастным к озеленению города. Однажды в середине 50-х (жили мы тогда в угловом деревянном доме № 2 на Пушкинской улице напротив Дома Советов) во двор, где мы играли в футбол, пришли женщины с просьбой: «Ребята, помогите высадить деревья. Людей мало, а саженцы могут погибнуть».
Скажу честно, без особого энтузиазма мы взяли лопаты и стали высаживать деревца. Они были небольшие, хилые. Потом обильно поливали. За водой ходили домой и носили в небольших ведрах. Работа была достаточно тяжелая. Мальчишкой я не мог и представить, что из этих хиленьких рябинок и березок вырастут большие деревья и украсят самую короткую и зеленую в городе Пушкинскую улицу.
К этой улице у меня особое отношение и особая любовь. С ней связана судьба и моих родителей, и моя судьба. В 30-е годы отец работал каменщиком на строительстве Дворца культуры им. С. М. Кирова. Много лет здесь жила наша семья. В народном театре Дворца культуры я сыграл свои первые театральные роли, в том числе и любимую роль комсомольца Сашки из пьесы М. Светлова «20 лет спустя». Когда подросли сыновья, я любил гулять с ними по этой улице, с гордостью показывая деревья, которые я посадил.
С 1966 по 1978 г. я преподавал историю и обществоведение в школе № 10, директором которой долгое время была Мария Федоровна Николаева. Многим выпускникам МГПИ (ныне МГПУ) она дала «путевку» в учительскую жизнь. Мария Федоровна работала творчески, на износ. Школа и ученики были главным в ее жизни, при ней совесть не позволяла работать плохо. Многими прекрасными человеческими и профессиональными качествами была наделена Мария Федоровна, но, возможно, не все помнят, что она делала многое для озеленения территории школы. Она предложила мне вместо весенней практики, которая иногда проходила формально, заняться посадкой деревьев, я с удовольствием согласился, так как уже хорошо понимал, какое это благое дело.
Директор «доставала» машину, и мы с ребятами на весь день отправлялись за деревьями. Брали только добровольцев. Выезжали далеко за город, искали рябины: специалисты утверждали, что они хорошо приживаются и лучше других деревьев украшают город – летом своим цветением, осенью – алыми ягодами.
Но основная работа проводилась осенью в дождливую ветреную холодную погоду. Деревья можно было выкапывать в 1,5-2,0 километрах от дороги. Чтобы саженцы прижились, мы окапывали деревья, стараясь взять больше земли. Топором обрубали толстые корни, с трудом на лопатах по бездорожью, часто по болотам тащили дерево к машине. Если шел дождь, промокали до нитки и были в грязи с головы до ног. Заполнив машину саженцами, мы так уставали, что, казалось, уже никакая сила не заставит нас подняться. Когда приезжали в школу, оказывалось, что большинство ям для деревьев были меньших размеров, чем площадь земли на саженцах, и мы снова брались за лопаты. Это был сознательный радостный труд, правда, мучили сомнения: а вдруг не приживутся? Но удача нам улыбнулась – неприжившиеся деревья были редким исключением.
Крепка человеческая память на добрые дела. Я хорошо помню, с кем и как высаживал каждую группу деревьев. Когда у меня возникают какие-то проблемы, я на пути к дому делаю крюк к родной бывшей школе № 10, прохожу около буйствующей зелени, и на душе становится легче…