Geum.ru

Патриаршего Иерусалимского Монастыря Монаха Серапиона, именовавшегося прежде Пострижения Стефаном 1830 и 1831 годов биография

Вид материалаБиография
Краткий исторический очерк.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

Краткий исторический очерк.


Святая Земля всегда интересовала Россию и сама по себе (с религиозной точки зрения), и – с XV века – как часть Османской империи, с которой Россия многократно воевала. В Святые места совершались многочисленные паломничества, а вопрос об их владении был на протяжении веков частью так называемого «восточного вопроса», который периодически приковывал к себе внимание мировой политики.99

К XVIII веку сложилось следующее положение: Палестина входила в состав Османской империи, и христианские Святые места находились во владении мусульманского государства, в Иерусалиме сложился некий Status quo в вопросе о владении главными христианскими святынями. По султанскому фирману 1757 года, за католиками и православными были закреплены равные права на Храм Гроба Господня, при том, что во владении греческой православной церкви находились храм Рождества в Вифлееме и гробница Девы Марии в Гефсимании.

К концу XVIII в., после многих русско-турецких войн и столкновений, Россия была уже черноморской державой, Крым, по Ясскому мирному договору 1792 года, принадлежал ей (ранее, по Кучук-Кайнарджийскому договору 1774 года, Крым объявлялся независимым), и ее чрезвычайно волновал вопрос о средиземноморских проливах – Босфоре и Дарданеллах. С 1774 г. русский флот имел свободный проход через проливы, хотя в 1787 г. Турция вновь потребовала согласия России на досмотр ее судов и отказа от российского покровительства Грузии, но не получив ответа и начав войну, проиграла ее. Русско-турецкая война 1806-1812 гг., во время которой русский флот под командованием Д.Н. Сенявина блокировал в 1807 г. Дарданеллы, закончилась победой России и присоединением к ней Бессарабии.

Со времен правления Екатерины II Россия проводила политику поддержки антитурецких движений в Османской империи и объявляла себя покровительницей православных подданных турецкого султана. По условиям Кучук-Кайнарджийского мирного договора, Турция обязывалась обеспечить «твердую защиту христианскому закону и церквам оного», а Россия получила право представительствовать за своих единоверцев в Турции,100 что чрезвычайно не нравилось европейским державам, не хотевшим распространения влияния России на Востоке.

В 1770-1780-х гг. Екатерина II сформулировала свой так называемый «Греческий проект»: о «совершенном истреблении Турции и восстановлении древней Греческой империи в пользу младшего великого князя»,101 - как она выразилась в письме 1792 г. австрийскому императору Иосифу II. Младший внук Екатерины, родившийся в 1779 г., заблаговременно был назван греческим царским именем Константин, а в честь его рождения была отчеканена монета с изображением креста храма Святой Софии в Константинополе.

Мечты о Константинополе витали в русском обществе, Державин писал в оде «На взятие Измаила» (1790-1791):

... росс рожден судьбою

<…>

Отмстить крестовые походы,

Очистить иордански воды,

Священный гроб освободить,

Афинам возвратить Афину,

Град Константинов Константину

И мир Афету водворить.

Одновременно и русская восточная политика активизировалась: в Бейруте в 1785 г. открылось первое русское консульство на Ближнем Востоке (в его сферу деятельности входил не только Ливан, но и Сирия, и Палестина), к концу XVIII в. русские консульства существовали в Дамаске, Александрии и Каире.

Александр I во многом продолжил восточную политику Екатерины II, считаясь «августейшим покровителем» Восточной церкви. Политическая поддержка России стала важнейшим фактором существования православных подданных турецкого султана, контроля над святыми местами Иерусалима Греческой церкви и самого ее финансового обеспечения. Еще начиная с XVI века Россия финансово поддерживала Восточную церковь, после большого пожара в Храме Гроба Господня 1808 г. значительная часть средств на его реконструкцию и на подкуп турецких чиновников прибыла из России, Иерусалимскому патриархату принадлежали доходы с поместий в Бессарабии и Валахии, которые перешли во владение России по Бухарестскому мирному договору 1812 года.

В начале XIX в. русские консульства появились уже в Алеппо (Халебе), Хайфе, Латакии (Сирия) и других частях Османской империи. Российская дипломатия усиленно вмешивалась в вопрос о владении святынями Иерусалима: например, когда в 1811 г. католики добились у султана передачи им прав на владение Кувуклией (часовней Гроба Господня, главной святыней христиан), только русская дипломатия вернула грекам право богослужения у Гроба (в 1817 г.). В 1820 г. было открыто русское вице-консульство в Яффо (когда, по представительству К.М. Базили, в 1839 г. генеральное консульство было перенесено в Бейрут, в Яффо был сохранен пост вице-консула).

Но к 1821 г. отношение турецких властей к православным грекам в Палестине начало быстро ухудшаться, греческих монахов все чаще стали обвинять в шпионаже в пользу России, в укрывательстве русских солдат и оружия, что давало почву для открытого преследования монастырей, избиения монахов, их арестов и даже пыток.

К моменту начала Греческого восстания против власти Порты (1821) Россия после очередной победы над Турцией, закрепленной в статьях Бухарестского мирного договора 1812 г., и победы над Наполеоном была очень влиятельным государством на Востоке, ее влияния чрезвычайно опасались все европейские державы. Александр I, верный принципам «Священного союза» о поддержании любой законной власти против восстаний подданных, осудил Греческое национальное движение против «законной» власти султана. Кроме того, оно наносило урон внешнеполитическим интересам России в Турции. Но одновременно Россия не могла не сочувствовать борьбе за освобождение от многовекового турецкого ига своих единоверцев греков, особенно, когда стали известны ужасные подробности расправы над греческим патриархом Григорием V и тремя митрополитами, повешенными в полном облачении на воротах Греческой патриархии в Стамбуле 10 (22) апреля 1821 г. (в день Пасхи).

Восстание началось 24 февраля 1821 г. с воззвания генерал-майора русской службы князя Александра Ипсиланти «В бой за веру и отечество», опубликованного в Яссах. Через месяц восстание уже распространилось на саму Грецию. Несмотря на увольнение А. Ипсиланти с русской службы и официальное осуждение восстания Российским правительством, отношения с Портой стремительно ухудшались.

В министерстве иностранных дел России столкнулись две партии: графа К.В. Нессельроде, сторонника Австрии и ее канцлера Меттерниха, и графа И.А. Каподистрия, уроженца острова Корфу (входившего в Республику Семи островов), сторонника сближения с Францией, освобождения европейских владений Турции от власти султана и создания там христианских государств под эгидой России (оба руководили Российским МИДом с 1816 г.). Но даже граф Каподистрия неодобрительно отнесся к Греческому восстанию, считая его преждевременным. Однако, вскоре он, захваченный событиями, начал оказывать повстанцам не только моральную (приветствуя независимость Греции), но и финансовую поддержку. Каподистрия выдвигал планы вооруженного вмешательства России, отвергнутые Александром I, склонившимся к мнению Нессельроде. За свои грекофильские настроения граф Каподистрия был в 1822 г. отправлен в бессрочный отпуск и поселился в Женеве.

Тем временем события развивались: в июне 1821 г. было образовано Временное правительство Греции, в январе 1822 г. народное собрание постановило считать Грецию федеративным государством, летом 1822 г. сдался турецкий гарнизон, находившийся в афинском Акрополе.

Усилия Александра I, предпринятые им совместно с европейскими державами, для стабилизации обстановки (в том числе Венская конференция держав по Восточному вопросу весной 1822 г.) не дали положительных результатов. Более того, Турция начала нарушать прежние русско-турецкие договоры и вводить санкции против России: не пропускать российские корабли через проливы, арестовывать русских моряков и купцов и т.д. Исчерпав дипломатические возможности, Россия начала готовиться к войне, подтягивая войска к турецкой границе. Именно для знакомства с обстановкой Александр I отправился на юг осенью 1825 г. (в Таганроге его и застала смерть). Дальнейшую подготовку к войне вел уже Николай I.

Николай I в самом начале своего 30-летнего царствования сказал французскому послу Сен-При: «Брат завещал мне крайне важные дела, и самое важное из всех: восточное дело...»102 Можно усмотреть некое предвестие в этих словах царя, начавшего с победоносных войн с Турцией и Персией и закончившего свое царствование разгромной для России Восточной (Крымской) войной.

Весной 1826 г. Великобритания предложила свое посредничество в русско-турецком конфликте, которое было отвергнуто Россией, подписавшей при этом в Петербурге совместный российско-английский протокол по греческому вопросу. Турции предлагалось признать Грецию автономным государством. Султан был вынужден признать претензии России по поводу нарушения прежних соглашений и заключить осенью 1826 г. Аккерманскую конвенцию, но отказался признать автономию Греции.

В это время, в апреле 1827 г., президентом Греции был избран Иоанн Каподистрия, бывший статс-секретарь по иностранным делам России. Таким образом, греки вновь продемонстрировали свою веру в русскую помощь, граф же Каподистрия начал проводить политику, открыто ориентированную на Россию (что вызвало серьезное недовольство Англии и Франции, инспирировавших в 1830-31 гг. восстание против правительства Каподистрия, и в октябре 1831 г. президент был убит).

Летом 1827 г. Франция присоединилась к петербургскому протоколу, и после отказа Турции признать автономию Греции объединенные эскадры России, Англии и Франции блокировали турецко-египетский флот в бухте Наварин, где 8 (20) октября 1827 г. произошло знаменитое Наваринское сражение, в котором Турция потеряла свой флот. Тем не менее, султан Махмуд II отказался вести переговоры с союзниками, что привело к разрыву дипломатических отношений России, Англии и Франции с Турцией. В декабре 1827 г. султан обратился к подданным с манифестом, в котором обвинял Россию в подстрекательстве греков к восстанию и отказался выполнять условия Аккерманской конвенции.

После успешного окончания русско-иранской войны (февраль 1828 г.) Россия 14 (26) апреля 1828 г. объявила войну Турции. Николай I не ставил перед собой задачи разделить Турцию и захватить проливы («Греческий проект» Екатерины II ушел в прошлое), т.к. понимал, что подобный поворот приведет к столкновению с европейскими державами. Канцлер Нессельроде сообщал командующему русской армией на Балканах генералу-фельдмаршалу И.И. Дибичу103 (под начальством которого служил А.Н. Муравьев, просивший фельдмаршала отпустить его в 1829 году в путешествие к святым местам): «Его Императорское Величество считает, что положение вещей, существующих в Османской империи, должно быть сохранено самым строгим образом. Мы не хотим Константинополя. Это было бы самым опасным завоеванием, которое мы могли бы сделать».104 Николай I придерживался принятого еще в 1802 г. правительственного решения о том, что «выгоды от сохранения Оттоманской империи в Европе превышают невыгоды».105

В мае 1828 г. русские войска перешли Прут и стремительно двинулись через Балканы к Стамбулу, так что в августе 1829 г. султан был вынужден отправить своих представителей в г. Адрианополь (Эдирне), завоеванный к тому времени русскими войсками. Несмотря на давление Англии на турецких представителей, 16 статей Адрианопольского мирного договора, подписанного 2 сентября 1829 г., закрепили роль России как самой влиятельной державы на Востоке.106 А.Н. Муравьев, находившийся на дипломатической службе при 2-й армии и праздновавший вместе с ней заключение мира в Адрианополе, писал о влиянии России: «Никогда еще имя наше не было в такой силе и славе на Востоке...»107

Такое положение чрезвычайно беспокоило европейские державы, настолько, что Великобритания потребовала пересмотра условий Адрианопольского мира, считая, что Россия нарушила европейское равновесие, но Николай I отказался обсуждать этот вопрос. Турция, наконец, признала автономию Греции, которая провозгласила свое независимое государство в январе 1830 г. По инициативе России, независимость Греции была признана основными европейскими державами на Лондонской конференции в феврале 1830 г. Восточный кризис 1820-х годов был завершен.

В этот исторический момент и отправляется в далекое путешествие в Палестину некий Стефан, которого – вероятно, не случайно – принимает перед отъездом сам Николай I, только что доказавший всей Европе и силу русского оружия, и собственные дипломатические способности. Стефан может спокойно плыть из Одессы в Константинополь, ничего не опасаясь, т. к. в VII статье Адрианопольского мирного трактата было сказано, что «ход через Константинопольский канал и Дарданельский пролив совершенно свободен и открыт для российских судов под купеческим флагом, с грузом или с балластом, имеющих приходить из Черного моря в Средиземное или из Средиземного в Черное»108.

Дальнейшее пребывание русских паломников на территории Османской империи также уже не представляло опасности («Российские подданные, их суда и товары будут ограждены от всякого насилия и притязания; первые исключительно будут состоять под судебным и полицейским заведыванием министра и консулов российских, а суда российские не будут подлежать никакому внутреннему досмотру со стороны оттоманских властей ни в открытом море, ни в гаванях, пристанях или на рейдах Турецкой империи», - как сказано в той же статье договора), мало того, султанский фирман охранял их от поборов местных властей, что в дневнике Стефана неоднократно подчеркивается. Он даже утверждает, что турки, например, в крепости Дарданеллы, очень ласковы к русским и желают показать преданность русскому царю.

Православное же духовенство, пережившее все сложное для них время Греческого восстания и русско-турецкой войны в Иерусалиме, оторванное от событий и подчиненное власти султана и – что гораздо разорительнее и опаснее – власти местных чиновников, встретило православных паломников с восторгом. Прибытие паломников означало не только открытие свободных путей в Палестину, но и возможность получения прибылей Иерусалимским патриархатом. Дело в том, что восстановление после пожара 1808 года Храма Гроба Господня окончательно разорило казну патриархата (на восстановление храма понадобилось более одного миллиона рублей 109), к моменту вступления на патриарший престол Афанасия V (1827-1845) долг составлял 30 миллионов грошей под 8% годовых.110

В.Н. Хитрово, известный исследователь православия на Востоке, секретарь Православного Палестинского общества, пишет, что «с 1820 по 1830 г. все драгоценности ризницы были обращены в деньги, более 40 пудов золота и 2000 пудов серебра были проданы и кроме того иерусалимский патриархат оказался обремененным такими тяжкими долгами, доходившими до 2 мил. руб., что кредиторы его потребовали аукционной продажи православных святынь, монастырей и поместий. Только заступничество русского правительства спасло тогда иерусалимсктй патриархат».111 Д.В. Дашков, бывший в Иерусалиме в 1820 г., приводит пример расходов Патриархии на подарки местным и дальним чиновникам: «По собранным нами сведениям, греки издержали на подарки в продолжении одного только месяца августа 1820 до ста кошельков, т.е. 50 тысяч левов <…> монахи всех исповеданий были в наше время доведены до крайности».112

О долгах Иерусалимской патриархии пишет в 1830 г. и А.Н. Муравьев: «Возобновление сгоревшего храма первое расстроило казну патриаршую и вслед за тем восстание в Греции, лишив ее милостыни, поклонников и дохода с двух княжеств, совершенно истощило и уронило кредит ее во всеобщем мнении. Все стали тщетно требовать уплаты капиталов, когда не было довольно денег и для процентов, и таким образом возросло до восемнадцати миллионов левов долга. Дела патриаршие в таком критическом положении, что одно только чрезвычайное пособие может облегчить бремя неуплатного долга и тем спасти монастыри палестинские от угрожающего им падения».113

На арене же большой политики после окончания Греческого восстания и русско-турецкой войны продолжали происходить события, отражавшиеся на положении Палестины, ее христианских святынь и паломничества.

В 1830-х годах европейские правительства, стремясь потеснить Россию на Ближнем Востоке, старались усугубить финансовую и торговую зависимость турецкой экономики, что подчиняло политику Порты интересам европейских держав. В самой Турции нарастали сепаратистские движения: в 1832 г. против султана выступил египетский паша Мухаммед-Али (1769-1849), который был талантливым полководцем и реформатором и занимал египетский престол с 1805 г. После неоднократных побед (несмотря на обращение султана за помощью к России и выделение 30-тысячного десантного отряда под командованием контр-адмирала М.П. Лазарева) в мае 1833 г. было подписано турецко-египетское соглашение, по которому Сирия и Палестина переходили во власть египетского паши. Период, когда наместником здесь стал сын Мухаммеда-Али Ибрагим-паша, был ознаменован большей национальной и религиозной терпимостью, чем при османском владычестве.

Воспользовавшись моментом, когда Турция нуждалась в ее военной силе, Россия заключила с ней в 1833 г. Уникиар-Искелесское соглашение, по которому проливы Босфор и Дарданеллы переходили под русский контроль сроком на восемь лет.

В 1839 г. турецкая армия попыталась получить реванш в Сирии, но потерпела поражение от египетских войск. Лондонская конвенция 1840 г. закрепила турецко-египетские отношения в следующем виде: египетский паша получил Египет в наследственное управление (династия Мухаммеда-Али правила в Египте до 1952 г.), а Сирию – в пожизненное, Палестина же была возвращена во власть турецкого султана. Тем не менее, на некоторое время Египет превратился в региональную сверхдержаву.

Со второй половины 1830-х гг. в Петербурге стали проявлять заметный интерес к положению Православной церкви на Востоке, российские посланники в Константинополе в своих депешах на имя канцлера Нессельроде (докладывавшего их царю) подробно сообщали о положении со святыми местами и о спорах Греческой и Армянской церквей. В 1835 г. армяне сумели добиться от Порты особого указа, в силу которого у греков были отняты принадлежавшие им в Иерусалиме святые места. Иерусалимский патриарх Афанасий обратился за помощью к русскому императору и Синоду. Русскому послу в Константинополе было приказано обратить внимание Порты на незаконный захват святых мест армянами, после чего султан вернул грекам все земли, а вместе с тем и подтвердил все прежде установленные права и преимущества греков.

Направленный российским консулом в Сирию и Палестину К.М. Базили (прослуживший с 1839 по 1853 год), грек по происхождению, прекрасно разбиравшийся во внутренних распрях иерусалимских церквей, предсказывал вмешательство католиков в споры по поводу святынь.

Россия стремилась сохранить status quo на Ближнем Востоке, но это не входило в планы Англии и Франции: Франция поддерживала Египет, Англия стремилась подчинить своим интересам экономику Турции (в 1838 г. был заключен англо-турецкий договор). Две Лондонские конвенции 1840 и 1841 гг. пяти европейских держав о режиме Босфора и Дарданелл ослабили позиции России, отменили ее протекторат над проливами и явились преддверием Крымской войны.

В конце 1830-х-начале 1840-х годов все державы стали проявлять повышенное внимание к Палестине (хотя миссионерской деятельностью разные христианские конфессии занимались и до этого 114), разрешением на открытие в Палестине консульств и религиозных представительств султан расплатился за помощь европейских держав в борьбе с Мухаммедом-Али. В 1839 г. Британия первой учредила свое вице-консульство в Иерусалиме (британским консулом стал Юнг), в 1841 г. совместно с Пруссией назначила первого протестантского епископа М.С. Александера (свою роль сыграло еврейское происхождение Михаэля Соломона Александера, познанского уроженца, который должен был «привести евреев Святого города ко Христу»115). Епископ ранее был профессором иврита, раввинистической литературы и арабского языка в Королевском колледже в Лондоне. Александер торжественно прибыл в Иерусалим 9 (21) января 1842 г., где за недолгое время своего епископства (около четырех лет) он создал библиотеку и больницу для бедных. Вскоре в Старом городе Иерусалима, около Яффских ворот, напротив башни Давида, была построена первая протестантская церковь Христа Спасителя (1841-1848).116

В 1841 г. Франция также учредила свое консульство в Иерусалиме,117 за ней это сделали Пруссия (1842), Сардиния (1843), Австрия (1847). В 1840-х гг. существовало и консульство США, причем американские консулы вели себя в городе чрезвычайно активно. Профессор географии Еврейского университете в Иерусалиме Иошуа Бен-Арье пишет в своей книге “Jerusalem in the 19th Century”, что не было в мире города, в котором было бы так много консульств, как в Иерусалиме, в котором разные государства наперегонки открыли за 10 лет около 10 представительств.118

Любопытным эпизодом «восточного вопроса» в Европе стало обращение в 1841 г. Пруссии к великим державам (Англия, Франция, Россия, Австрия) с циркуляром, состоящим из 5 пунктов-предложений:

«1) Неподсудность турецким законам христиан, живущих у Святых мест.

2) Подчинение их исключительно христианским резидентам.

3) Владение Святыми местами переходит в руки пяти держав за денежное вознаграждение, уплачиваемое турецкому правительству. Сион будет укреплен и защищаться смешанным гарнизоном из 300 человек, по 60 от каждой державы. Мория* остается за турками.

4) Местные христиане образуют 4 общины: католическую, греческую, армянскую и евангелическую.

5) Заведование ими поручается 3 резидентам: одному – для католиков, греко- и армяно-католиков, назначаемому попеременно Австрией и Францией, другому – для греков и армян, назначаемому Россией, и третьему – для протестантов, также попеременно назначаемому Англией и Пруссией.

В заключение, в циркуляре предполагалось также позаботиться о защите евреев и воспитании их детей».119

Это малореальное предложение, инициированное прусским королем Фридрихом-Вильгельмом IV, не нашло понимания у европейских держав, Россия же ответила очень резко в трех нотах МИДа от 20, 25 февраля и 12 марта 1841 г. Министр иностранных дел граф Нессельроде указывал, что «в Иерусалиме, где на 15 т. жителей всего 1 т. христиан, созидается status in statu. Военные суда в Яффе, в двух переходах от Иерусалима, не будут в состоянии поддержать, в случае надобности, сионский гарнизон. Вражда греков и латинян <…> препятствует всякому соглашению. <…> русское правительство находило целесообразным принятие лишь следующих мероприятий:
  1. Издание нового хаттишерифа,* подтверждающего прежние договоры и привилегии.
  2. Назначение в Яффе или Иерусалиме нового мушира* для Палестины, с поручением поддерживать в оной порядок.
  3. Положительное запрещение христианскому духовенству продолжать старые споры.
  4. Запрещение мулле и кади* вымогать подарки у христиан каждый раз, когда эти последние домогаются освободиться от насилий, которым они подвергаются.
  5. Иерусалимский патриарх, удалившийся ради своей безопасности в Константинополь, должен возвратиться в Иерусалим для поддержания там дисциплины.
  6. Всякое нововведение заранее отвергается. Для разрешения спорных вопросов учреждается смешанная комиссия из: местного губернатора, греческого комиссара и настоятелей латинского и армянского монастырей.
  7. Церкви и монастыри будут возобновлены.
  8. Запрещение турецким солдатам, стоящим на страже у христианских храмов, входить вовнутрь оных.
  9. Русские поклонники пользуются особою защитою.
  10. Русское духовенство получает право сооружать в Иерусалиме богоугодные заведения и ему передается один из старых монастырей».120

Обращает на себя внимание императивность русских предложений, состоящих из приказов: «запрещается», «отвергается», «должен» и тому подобное, но и они, разумеется, не были приняты европейскими державами. Ответом стало, как уже было сказано, большее проникновение европейских держав в Палестину и Иерусалим.

В 1847 году Папа Римский Пий IX назначил епископа Joseph Valerga (1847-1872) «Латинским патриархом Иерусалима», восстановив католическую патриархию в Иерусалиме впервые после крестовых походов. Посетивший Иерусалим вскоре после этого (в декабре 1849 – январе 1850 гг.) А.Н. Муравьев пишет о недовольстве таким назначением не только православных, но и католиков-францисканцев:

«Я не застал в Св. граде новаго Патриарха Латинскаго, не более двух лет там поселившагося, к крайнему огорчению православных Христиан Востока; не думаю, чтобы очень был доволен и Блюститель Св. земли сим новым назначением, которое нарушило давние права его, потому что, с XIV века, одному Францисканскому ордену вверено было от Пап охранение достояния Римскаго в Св. земле. Хотя доселе Патриарх Латинский не может в оное вступаться, ни даже в управление монастырей Пропаганды, однако подавляет, наружным блеском своего сана, более смиренное лице Францисканскаго блюстителя».121

Валерга был человеком чрезвычайно деятельным, поэтому В.Н. Хитрово констатировал, что «в 1845 г. латинян было до 2000 человек и до 30 латинских учреждений в десяти разных местах Святой земли. В 1881 г. число латинян возросло до 12000 человек, а число латинских учреждений до 150...»122

Муравьев также отмечает деятельность в Иерусалиме униатской церкви:123 «Не случилось там, в бытность мою, и так называемого трехглавого Максима, Патриарха Униатского, в лице коего неканонически соединил Папа три отдельные престола, Александрии, Антиохии и Иерусалима, и который уже собирал однажды собор своих Епископов во Св. граде», - после чего констатирует, что «все это нововведения западныя, о которых не было слышно прежде, даже за десять лет...»124

Как пишет современный исследователь-историк Т.В. Носенко: «Христианские державы, озабоченные дележом ближневосточного пирога, вновь вспомнили о священной истории Иерусалима, которая теперь представлялась удобным предлогом для их проникновения в глубь Османской империи. Как образно выразился один из английских путешественников того времени, «следы Авраама пролегают там, где теперь проходит самая короткая дорога в Индию».125

Особенное значение деятельность иностранных консулов приобрела в связи с так называемыми Капитуляциями – договорами между Оттоманской империей и европейскими государствами о том, что иностранные граждане, живущие на территории империи, не подлежали юрисдикции турецких властей. Изменения происходили и в общественной жизни Иерусалима: в 1841 г. в городе появилась первая типография (еврейская, которую Исраэль Бак перевел из Цфата), в 1848 г. – первый банк, тоже еврейский, принадлежавший семье Валеро. В том же году Австро-Венгрия учредила здесь почтовое агентство и наладила современную почтовую связь с Европой, а вскоре за ней это сделали Франция, Пруссия и Италия; в 1847-1853 гг. в городе открылись латинская, армянская и греческая типографии; появились больницы, школы и другие учреждения, основанные на средства филантропов или религиозных и светских миссий разных стран; в 1858-59 гг. открылись австрийский и немецкий постоялые дворы для паломников.

Россию неоправданные расчеты Николая I на решение проблемы «больного человека», то есть Турции (которую так называл русский император), в союзе с Великобританией принуждали проявлять сдержанность в проникновении в Палестину. Российское консульство до 1839 г. существовало в Яффо, затем как уже говорилось, было перенесено в Бейрут, в Иерусалиме русского представительства не было. По представлению канцлера Нессельроде и с согласия Николая I, в 1843 г. Священный Синод направил в Палестину якобы в 8-месячное паломничество архимандрита Порфирия (Успенского),126 а в 1847 г., по его предложению и представлению Нессельроде, была учреждена Русская Духовная миссия, главой которой он был назначен.127 Но официального статуса и полномочий у Порфирия не было, денежное содержание также было назначено чрезвычайно скромное, в отличие от представителей других держав, хотя и в этих условиях он развернул активную деятельность.128 (Для сравнения приведeм цифры: архимандриту Порфирию было назначено ежегодное содержание в 7 тысяч рублей, а среднегодовые «пособия», получаемые, например, францисканцами из Европы составляли, по указанию Хитрово, 75 тысяч рублей.129 Сравнить можно и ранг представительства: Англия и Пруссия отправили в Иерусалим епископа, Ватикан – патриарха).

В 1847 г. началось очередное обострение многовекового спора о святых местах: из принадлежащей грекам пещеры Рождества в Вифлееме была похищена серебряная звезда, обозначавшая место рождения Христа и подтверждавшая права греков на владение этим важнейшим для христиан местом. По мнению Базили, даже профранцузски настроенный губернатор Иерусалима Мехмет-паша не сомневался, что звезду сняли католики, чтобы оспорить права греков, и предлагал провести собственное расследование. Но французское правительство предпочитало прямое вмешательство, почему и отправило в Иерусалим следственную комиссию во главе с M. Eugene Bore, который по итогам расследования издал в 1850 г. брошюру «Вопрос о Святых местах». Кроме того, что вина в краже серебряной звезды Рождества возлагалась на греческое духовенство, в брошюре напоминалось о правах католиков на святые места Палестины.

Любопытно привести рассуждения князя П.А. Вяземского, побывавшего в Иерусалиме в разгар излагаемых событий, в мае 1850 г., о ссорах христианских церквей и турецком владении. В его «Путевом дневнике» звучат также отголоски отодвинутого временем «греческого проекта» в благоразумной редакции канцлера Нессельроде о несвоевременности завоевания Константинополя:

«...посетившему здешние места является истиною, хотя и грустною, но неоспоримою, что при нынешнем разделении Божиих церквей <…> владычество турков здесь нужно и спасительно. Турки сохраняют здесь по крайней мере видимый, внешний мир церквей, которые без них были бы в беспрерывной борьбе и разорили бы друг друга. Здешний паша в случае столкновений – примиритель церквей <…> Освобождение Гроба Спасителя из рук неверных – прекрасная, благочестивая мечта; но на месте убеждаешься, что она не только несбыточна, но и нежелательна – разумеется, также до поры и до времени, а эта пора – тайна Бога. Сюда также относится, хотя и косвенно и частно, вопрос о владычестве турков в Царьграде; и изгнанию их из Царьграда пора еще не наступила. Случайное, насильственное, преждевременное изгнание их было бы событие бесплодное и более пагбное, нежели благотворное».130 Интересно отметить, что в своих рассуждениях Вяземский называет Стамбул даже не Константинополем, но – Царьградом.

Вопрос о святых местах возник чрезвычайно вовремя для Франции, т.к. принц-президент Франции Луи Наполеон нуждался в одобрении папой Римским его политики, а папа Пий IX был заинтересован в распространении католицизма в Святой Земле. Началась кампания в евопейской прессе кампания , и летом 1850 г. французский посланник в Стамбуле, от имени всего католического мира, вручил турецкому правительству официальную ноту, в которой выдвигались требования восстановить католиков в их правах, восходящих к завоеванию Иерусалима крестоносцами в 1099 г. Аналогичные ноты вручили представители Бельгии, Испании, Португалии, Австрии, Сардинского и Неаполитанского королевств.

Далее последовали: меморандум русского посла, комиссия, созданная турецким султаном для решения вопроса, послание Николая I султану с угрозой разрыва дипломатических отношений (в сентябре 1851 г.), созыв новой, «более объективной» комиссии и, наконец, в феврале 1852 г. долгожданный фирман султана с хатт-и шарифом. Фирман подтвердил status quo святых мест, но султан сделал уступки и католической церкви: она получила ключи от храма Рождества в Вифлееме, которые раньше были только у греков и армян, а также право богослужения у гробницы Богородицы в Гефсимании. Ни одна сторона не была полностью довольна фирманом: Россия задержала своего посла в отпуске в Петербурге, понизив ранг дипломатического представительства до поверенного в делах, а посол Франции Лавалетт прибыл из отпуска в Стамбул на французском военном корабле, нарушив тем самым Лондонскую конвенцию 1841 г. о статусе проливов, чтобы заявить решительный протест своего правительства.

Спор о святых местах перерос, таким образом, в крупный международный конфликт. В декабре 1852 г. французская обновленная паровая эскадра прибыла с визитом к берегам Средиземного моря, а из Петербурга отправилось чрезвычайное посольство в Турцию во главе с князем А.С. Меньшиковым, одновременно приводились в боевую готовность 4 и 5-й армейские корпуса в Бессарабии. Посольство должно было заставить Турцию признать не только права Православной церкви на святые места Палестины, но и особые права России на защиту христианского населения Османской империи (т.е. примерно 12-14 миллионов человек), причем не только в религиозных, но и в светских вопросах. Второе требование было решительно отвергнуто Портой, поддерживаемой Англией и Францией, чья совместная эскадра курсировала близ Дарданелл. Россия в ответ заняла дунайские княжества – Молдавию и Валахию, и в сентябре 1853 г. разорвала дипломатические отношения с Портой, объявившей войну России 4 октября 1853 г., в марте 1854 г. в войну официально вступили Англия и Франция, в январе 1855 г. – Сардиния.

Крымская, или Восточная, война 1853-1856 гг. вошла в историю еще и как война из-за ключей от Вифлеемского храма,131 которые послужили casus belli в то время, как причиной было стремление западно-европейских держав вытеснить Россию с Ближнего Востока (а со стороны Наполеона III – еще при помощи «восточного вопроса» разбить антифранцузскую коалицию Англии, Австрии, Пруссии и России). По поводу ее цели известный историк Е.В. Тарле писал в своем капитальном труде «Крымская война»: «То, что речь идут не о «защите» Турции, но о споре из-за добычи между хищниками, которым не удалось договориться о «полюбовном разделе» этой страны и которые опасаются главным образом лишь того, как бы кому-либо не перепало при разделе больше, чем другим <…> было вполне ясно».132

Крымская война была несчастной для России, хотя во время ее и были одержаны блестящие победы: в Синопской бухте в 1853 г., в сражении при Кюрюк-Дара в 1854 г. (в котором участвовал автор второго печатаемого дневника – Н.П. Поливанов), захват неприступной турецкой крепости Карс в 1855 г. Оборона Севастополя, продолжавшаяся 349 дней, стала одной из известных страниц военной истории, обогатив также и русскую литературу «Севастопольскими рассказами» артиллерийского офицера Л.Н. Толстого.

Некоторые исследователи даже считают Крымскую войну преддверием Первой Мировой по количеству участвующих держав и охвату территории, затронутой военными действиями.133 Воюющие стороны потеряли в этой войне более миллиона человек: более 522 тысяч – Россия, около 400 тысяч – Турция, 95 тысяч – Франция, 22 тысячи – Англия. В Парижском мирном трактате (март 1856 г.), завершившем конфликт, было сказано об объявлении Черного моря нейтральным, отдельная конвенция определяла количество русских и турецких судов, а также их водоизмещение; проливы по-прежнему оставались в руках Порты; Сербия, Молдавия и Валахия также продолжали находиться в составе Османской империи, хотя и под протекторатом великих держав; Россия лишалась южной части Бессарабии.

Для нашей темы важно отметить следующие статьи:

IX, в которой султан «в постоянном попечении о благе своих подданных, даровав фирман, коим улучшается участь их, без различия по вероисповеданиям или племенам, и утверждаются великодушные намерения Его касательно Христианского народонаселения Его Империи»; затем указывается: «Договаривающиеся Державы признают высокую важность сего сообщения, разумея при том, что оно ни в коем случае не даст сим Державам права вмешиваться, совокупно или отдельно, в отношения Его Величества Султана к Его подданным и во внутреннее управление Империи Его».134

Таким образом, Россия лишалась преимущественного права покровительства христианским подданным Османской империи, но и положений, обязывающих Турцию выполнять провозглашенные в данной статье намерения, в трактате не содержалось. Этим подчеркивалось, что положение христиан, и в частности, православных, в Турции является внутренним делом Османской империи. Подобная ситуация привела через 20 лет к новой русско-турецкой войне 1877-78 гг., освободившей Болгарию, и Берлинскому трактату 1878 г., которые выходят за рамки обозреваемого периода.

Статьи XV-XIX Парижского трактата 1856 г. определяли свободу судоходства по Дунаю, а именно этим путем прибыли в Палестину Н.П. Поливанов и А.С. Норов в 1861 г.

Иерусалим после окончания Восточной войны стал модернизироваться в связи с все усиливающимся европейским влиянием. В 1858 г. сюда вернулась Русская Духовная миссия, члены которой вынуждены были покинуть город в 1854 г. В 1857 г. Александр II утвердил продолжение ее деятельности, начальником был назначен епископ Кирилл (Наумов), и таким образом статус миссии был повышен. В 1856 г., по инициативе морского министерства, было создано Российское общество пароходства и торговли (РОПИТ), организовавшее регулярные рейсы между Одессой и Яффой (через Константинополь); в 1858 г. в Иерусалиме открылось Российское консульство (с 1889 г. – генеральное), которому стали подчиняться вице-консульства в Яффо и вновь организованное – в Хайфе. Первым консулом стал В.И. Дорогобужинов. После паломничества на Святую землю брата царя, великого князя Константина Николаевича, началось русское строительство в Святом городе: в 1859 г. был приобретен участок земли свыше трех гектаров на так называемой Старой Мейдамской площади, недалеко от Яффских ворот, за пределами Старого города, там был заложен в 1860 г. Троицкий собор и другие русские постройки (больница на 40 коек, здание Духовной миссии, консульство и дом консула, мужское и женское подворья, хозяйственные постройки), строительство которых застают приехавшие в Иерусалим Поливанов и Норов. В 1859 г. в России создается специальный Палестинский комитет во главе с великим князем Константином Николаевичем (в 1864 г. Палестинский комитет был преобразован в Палестинскую комиссию при Азиатском департаменте МИД, просуществовавшую до 1889 г.) 135

Таким образом, вопросы большой европейской политики становились неоднократно частью иерусалимской действительности, в том числе вопросы паломничества и принадлежности Святых мест.