Автор: "Черные" Бета

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Бастард его святейшества автор: Смолка. Бета, 2812.38kb.
• Самостоятельная работа всего часов, 37.29kb.
• Хотя масло из семян льна и рыбий жир содержат одну и ту же жирную ненасыщенную кислоту, 64.77kb.
• Чёрные методы продвижения сайтов в сети «Internet», 151.87kb.
• Аннотация Сборник «черные ящики власти», 3663.12kb.
• Моу сергиево-Посадская гимназия Федосеев Кирилл, 567.61kb.
• 2. Коефіцієнт бета для акцій А, в І с становить відповідно: -0,5 0,7 2 Найбільш ризикованою, 81.04kb.
• Русский язык для казахских школ в шпаргалке Аутром все хрустело вокруг: подмерзшие, 671.83kb.
• Пример определения Бета, 25.85kb.
• -, 1511.67kb.

«Вы все еще заинтересованы в своем предложении?»


Он успел трижды раскаяться, что отправил его, когда получил столь же короткий и лаконичный ответ:


«Заинтересована. Увидимся в субботу. У вас, кажется, есть дом… Напишите адрес».


Снейпу не хватило малодушия написать очередное письмо с заявлением, что вместе с трезвостью к нему вернулось здравомыслие. Он решил: "Я должен при встрече принести Нарциссе свои извинения. Будем надеяться на то, что «родовое гнездо» совершенно не способствует интимным свиданиям. Возможно, она и сама передумает". Однако леди Малфой оказалась весьма странной женщиной. Она совершенно проигнорировала тот факт, что он никак не подготовился к свиданию, не обратила внимания на покрывавшую мебель пыль и, отказавшись от виски, пригубила кислое вино, стоявшее в его баре в качестве единственного прощального подарка от кого-то из студентов, который он за эти два года получил.


– Безобразный дом, – холодно констатировала она. – Сразу видно, что вы его не любите.


– Мне его не за что любить.


– Как знаете. – Нарцисса отставила бокал. – Полагаю, сейчас вы довольно искренне попросите меня уйти. Я не обижусь, но предупреждаю сразу: третьего шанса не будет. Вам и так сделано исключение из существующих у меня правил. Я не занимаюсь благотворительностью, мистер Снейп, и нахожусь здесь не потому, что меня прельщают перезревшие девственники. Просто с вами мне есть о чем поговорить на отвлеченные от амбиций моей семьи темы. Однажды вы станете учить моего ребенка, и мне хотелось бы, чтобы к этому времени у нас с вами сложились особые отношения. Не обязательно доверительные, просто такие, что позволят мне рассчитывать на ваше особое расположение к моему отпрыску. Это многое упростит. Сейчас я в равной степени щедра и корыстна, но не заставляйте одно перевешивать другое. То, что может здесь и сейчас произойти между нами, – удобная и необременительная сделка. Соглашайтесь или отказывайтесь.


Необременительная… Снейп довольно быстро понял, что в тот день допустил ошибку. Они занимались сексом. Он был неловок и счел свое поведение отвратительным. Она была очень красивой, зрелой и в силу этого мудрой. Нарцисса ни в чем его не упрекнула, наоборот, превратила все происходящее в некий акт обучения, а учиться Северус любил. Физическая близость оказалась не слишком сложной наукой, тем более когда в наличии имелся столь отменный педагог. Странно: то, что произошло у них с Нарциссой, он не воспринимал как отношения. Возможно, это и помогло преодолеть возникшую неловкость. Леди Малфой была терпеливой и прохладной, но не злой. Их свидания продолжались почти восемь лет. Это не было романом, они встречались очень редко и чаще предпочитали соитию беседу. Все как-то само собой сошло на «нет». Он обрел полную уверенность, она совершенно пресытилась им и его необычностью, но как-то выделяла из числа своих любовников. Их все же связало какое-то доверие. Снейп лишь единожды видел эту сильную женщину раздавленной и умоляющей, годы спустя после того, как в их отношениях была поставлена точка. Он не смог ей отказать. Не из-за Дамблдора, не потому, что она так уж много ему дала, просто… Наверное, будучи человеком который не позволял себе ничего, однажды осмелившись открыть кому-то дверь, он уже не мог выгнать этого человека из свой души. Ведь появилось же в его баре вино, а на постели – всегда ослепительно белые, до хруста чистые простыни. Он часто упрекал себя в тот ужасный год, что однажды из-за собственной гордости связался с Цисси. Он признавал, что уже ничего не может поделать с тем, что эта связь существует. Слишком долго она была одновременно близка и равнодушна. Этого было более чем достаточно, чтобы заплатить за такое отношение. Даже при том, что он никогда не заблуждался насчет ее привязанности.


– Я очень хорошо отношусь к Люциусу, – говорила Нарцисса в часы редких откровений. – Но мы столько сил приложили к завоеванию друг друга, что, кажется, израсходовали весь отведенный нам запас любви. Теперь живем без особых страстей, пониманием и доверием, но он и наш сын – единственные люди, за которых я могу однажды умереть.


Снейп понимал ее чувства. Что его иногда удивляло – так это то равнодушие, с которым Малфои относились к изменам друг друга. Северус по натуре являлся собственником, для него невыносимо было делить с кем-то любимого человека. Он сходил с ума, когда Лили вышла за Поттера, при мысли о том, что они проводят время вместе, его переполняли боль и бешенство. Нет, семейные ценности Малфоев были для него неприемлемы.


– Кажется, ты не намерен меня упрекать за связь с Нарциссой.


Люциус пожал плечами.


– Всегда считал, что значение физической измены сильно преувеличивают. Тело – это только ощущения, а что действительно важно – это то, что происходит у нас в голове. Если чувства Цисси хоть на миг принадлежали бы кому-то, кроме меня, я бы, наверное, расстроился, а так… Но я оценил ее выбор, ты, по крайней мере, был неглуп и ненавязчив, хотя зачем красавицам иногда необходимо заводить себе личных чудовищ – знают, наверное, только они. – Высказав этот во всех отношениях сомнительный комплимент, Малфой предпочел вернуться к прерванной беседе. – Я упомянул о ваших отношениях, чтобы ты не отвлекался на попытку изобразить недоумение, когда я скажу, что у меня была любовница. Никаких особых чувств она не вызывала, но общение с ней было одновременно рискованным и полезным. Видишь ли, помимо того, что она проводила много времени в моей постели, эта особа ухитрилась заманить на свое ложе моего непосредственного руководителя – министра магии Кингсли Шеклболта. Он мужчина видный и холостой, а что до его неумения разбираться в женщинах – то оно как раз было мне на руку. Я всегда был в курсе его настроений, что способствовало выработке у нас некоторого взаимного доверия.


– Думаю, оно испарилось бы, узнай он о твоих поступках.


Люциус пожал плечами.


– Я так не думаю. Ну что с меня взять? Я же слизеринец… Иногда очень удобно это подчеркивать. Разве от нас можно ждать честности? Мужчины давно придумали для таких случаев довольно грубое правило, я его немного перефразирую: «Во всем и всегда виновата женщина». Ну, кроме случаев с насилием, конечно, а связь на протяжении десяти месяцев очень сложно подать как изнасилование. Эта девица знала, что теряла в случае излишней болтливости, а потому мы были крайне осторожны. Видишь ли, быть невестой министра – это хорошо, но не в том случае, когда он патологически честен и живет на заработную плату, игнорируя такую прекрасную статью доходов, как взяточничество. А у девушки были очень высокие запросы. Мое общество гарантировало ей, что она никогда не останется без приличных украшений, способных обеспечить безбедную старость. И, конечно, я позволял ей думать, что нахожусь в ее постели по причине личной симпатии и отменного секса, а не по политическим мотивам. – Люциус задумался, подбирая слова. – Ее взорвали в маленьком домике, который я купил на подставное лицо для наших свиданий. Они действительно были очень законспирированными. Я хорошо умею прятать следы, но в этот раз меня выследили. Девица была далека от политики, и ее влияние на Кингсли было весьма незначительным, он предпочитает жить своим умом. Значит, удар был нанесен по мне. Чаще всего я являлся на свидание первым, но этот раз стал исключением, которое спасло мне жизнь. Министра очень расстроило убийство его невесты. Он решил, что это атака на него. Паркинсон получила очередное письмо, в котором обо мне не было ни слова. Ей запретили его публиковать, и она, как ни странно, послушалась, но по министерству странным образом поползли слухи. Не только о том, что убийство девушки – очередной акт «Мстителей», но и о ее связи со мной, проследить которую, как я уже сказал, было очень сложно. Я приложил много усилий, чтобы обнаружить источник сплетен, но мне этого сделать не удалось, пришлось объясняться с Кингсли. – Малфой небрежно махнул рукой. – Это было легко, человек, который владел домом по документам, признал, что у него был роман с этой девушкой, и они тайно от его семьи встречались. Гриффиндорцы довольно наивны, даже бывшие авроры. Министр поверил, тем более, что на вечер убийства я организовал себе настолько непробиваемое алиби, что его невеста ну никак не могла встречаться со мной. – Малфой хмыкнул. – В итоге я даже выслушивал его извинения за подозрения. Было забавно, но, признаюсь честно, довольно страшно. После всего произошедшего я решил увезти свою семью из Англии. Они больше не должны расплачиваться за те решения, что я принимаю. Поэтому Цисси сейчас занимается декорированием нашего нового поместья во Франции, а Драко путешествует по миру со своей очередной потенциальной невестой.


Северус нахмурился.


– Значит, два раза покушались только на вас с Поттером?


Люциус улыбнулся.


– И что между нами могло бы быть общего? Всенародный любимец и антигерой, ухитрившийся, несмотря на свое сомнительное прошлое, снова сделать блестящую карьеру. Я, с твоего позволения, сам отвечу на этот вопрос. Именно покушения на нас с ним вызвали самый громкий общественный резонанс и повлияли на настроения в магическом мире. В его случае – вызвали праведный гнев и волну сочувствия. В моем… Информация была подана очень умело, умри я – это стало бы справедливым мщением судьбы, иного скользкие слизеринцы не заслуживают. Сами готовы перегрызть друг другу глотку. Да, Снейп, я не ждал бы большого количества венков на моей могиле. Это не просто оголтелая ярость и мстительность, а целенаправленное развязывание войны, причем в данном случае – не за чистоту крови, а против нее. Очень опасное положение. Кто бы ни был тот человек, который стоит за всем этим, он умен, расчетлив и достаточно зол.


– Ты говоришь об этом так, будто всерьез считаешь, что все это действия одного человека.


Малфой кивнул.


– Считаю. Даже там, где задействованы двое, ползут слухи. Правда всегда просочится наружу, как бы хорошо ни был организован заговор. Но ни у меня, ни у авроров нет ни одной зацепки. Хотя наши выводы полностью противоположны. Они ищут бывших Упивающихся, а я… – Малфой задумался. – Я разыскиваю человека, который потерял во время войны что-то настолько ценное, что эта потеря его никак не отпустит, и он не одобряет то, что министерство многих из нас простило. Человека, который действительно не вернулся с войны и считает, что она может закончиться только тотальным уничтожением противника. И для достижения свой цели он не остановится ни перед чем.


– Звучит слишком уважительно.


– А соперника нельзя недооценивать.


Снейп не мог понять одного момента, и его требовалось немедленно прояснить.


– Почему ты так откровенен со мной?


– Мы обсудим это, когда ты полностью поправишься.


Северус хотел отстоять свое право на немедленные ответы, но был еще слишком слаб, а Малфой, когда ему было нужно, умел становиться непреклонным.


***


На третью неделю пребывания в доме Люциуса Северус окреп достаточно, чтобы самостоятельно есть, стоять на ногах и даже совершать непродолжительные прогулки по саду. Его отражение в зеркале все еще оставляло желать если не лучшего, то хотя бы возвращения к утраченной форме, но к выпирающим ребрам, впалым щекам и легкой седине на висках Снейп относился с полным равнодушием.


Чем больше времени он проводил, бодрствуя, тем чаще ловил себя на странных мыслях. Вместо того чтобы пытаться вспомнить, как именно он снова оказался в мире живых, или думать о своей дальнейшей судьбе, он постоянно думал о Поттере. Размышлял о его состоянии, о том, что, едва вернувшись в мир живых, тот спешил позаботиться о нем самом. Все эти мысли следовало оставить в прошлом, похоронить вместе с лимбо, но у Снейпа ничего не получалось. Иногда он считал, что воспоминания помогут ему все переосмыслить, и вспоминал все их разговоры, странные, ничего не значащие фразы, но от этого становилось так грустно, что уже через мгновение он силился все забыть. Северус не искал какое-то предназначение в своем возвращении, но оно само его нашло.


Однажды он спустился в столовую к завтраку. Эльф, несмотря на ранний час, сообщил, что его хозяин уже ушел, а приготовление еды займет несколько минут, и Северус решил скоротать время, прогуливаясь по картинной галерее. Среди многочисленных одинаково надменных предков Люциуса он нашел один семейный портрет, принадлежащий Нарциссе. На нем семейство Блэков было изображено в полном составе – все эти многочисленные братья и сестры, кузены и кузины, родители и их дети. Два лица на картине были грубо вымараны жирной черной краской. Одно принадлежало высокой черноволосой девушке, другое – подростку, который не мог быть никем иным, кроме Сириуса Блэка. Снейп уже хотел усмехнуться тому, насколько несдержанна была жестокость этих людей по отношению к себе и как мало уважали они работу мастера, позволив своей злобе толстым слоем лечь на холст, но его внимание привлекли руки Блэка. Он смотрел на них, не в силах отвести взгляд. Недоумевал, что так околдовало его в этих нервных загорелых пальцах, пока не услышал сдавленное рычание: «Нет!» Не вскинул удивленно голову, совсем как тогда, не ощутил хлещущий по щекам ветер, не прошептал тихо:


– Что ты делаешь?


Он вспомнил побелевшего от напряжения Сириуса Блэка, на шее которого вздулись призрачные вены от того, с каким усилием он вцепился в занесенную по его, Северуса Снейпа, душу косу Смерти.


– Так не должно быть, – произнес Блэк.


– Не должно. – Рядом с ним появилась Лили, и ее рука тоже легла на длинное древко. – Прости, что нарушаю твои правила, Северус, – сказала она.


– Я не буду ни за что извиняться, – сказал ее муж.


Его рука была третьей, а потом Снейп перестал считать, их было много, душ, которые не имели к нему никакого отношения. Поттеры, Блэк и его брат, Тонкс, какие-то подростки из школы… Все они были здесь не ради него, а потому что он спас дорогого им человека. Гарри Поттеру легко удалось собрать свою маленькую армию даже в царстве мертвых. Он обладал удивительным даром сплотить людей, заразить их своим безрассудством – и вот они уже могли бросить вызов чему угодно, даже Смерти.


Он хотел рассмеяться, глядя на ее озадаченное лицо, сказать какую-нибудь глупость о том, что она может справиться с чем угодно, кроме Поттера и того стадного чувства, что он вселяет в окружающих, но не смог, потому что в череде рук на косе Смерти он различил еще одну и, поискав ее обладателя, встретился с ним взглядом. Этот человек ничего не говорил, не раззадоривал себя странными выкриками, он просто вкладывал все свои силы в то, чтобы удержать страшное оружие. И эта его рука лишила Северуса дара речи. Сколько боли он вынес по ее вине, какие хлесткие удары по всему, что он есть, она умела наносить, а теперь, наверное, нужно было спросить: «Ты-то какого черта тут делаешь?». Но он не мог задать этот вопрос, и дело было не в отсутствии решимости. Люди – странные существа, иногда они просто чего-то не могут.


– Что тут происходит?


Северус даже не взглянул на Жизнь, который появился на берегу, как не было ему дела до насмешливого голоса Смерти.


– Полагаю, мы присутствуем при единственном в своем роде бунте душ. Бессмысленное мероприятие, с Книгой ведь нельзя спорить.


– Нельзя, но именно это ты сейчас пытаешься сделать. Опусти косу.


– И не подумаю. Судьбу не изменить.


– Опусти, – устало сказал Жизнь. – Если ты заглянешь в Книгу, то убедишься, что его лист все еще чист.


Смерть нахмурилась.


– Этого не может быть. Если только… – Она недоверчиво взглянула на Жизнь. – Ты на самом деле сделал это?


Древний эльф с улыбкой кивнул.


– Ну да, сделал.


Смерть нахмурилась, но косу опустила. Удерживающие ее расступились.


– Но это не имеет никакого смысла.


Жизнь пожал плечами.


– Я же не человек, так что у нас разные представления о том, что оправданно.


– Что происходит? – спросил Блэк.


Ему, как ни странно, ответила все та же Смерть.


– Каждый из нас имеет право один раз оспорить решение судьбы, но такие действия не проходят без последствий. Используя эту возможность, мы теряем право на то место, которое занимаем. Ради кого ты истратил свое право? Кто для тебя этот человек?


Жизнь пожал плечами.


– Никто. Я считаю его довольно противной и несдержанной личностью. Возможно, мне просто порядком надоела эта работа, да и общение с тобой не доставляет никакого удовольствия. Самое время отправиться обратно в мир живых и посмотреть, убьет ли меня на этот раз его несовершенство.


Он порылся в складках своей одежды и извлек ветвь оливы. Подойдя к Блэку, эльф схватив его за запястье и вложил эту ветвь ему в руку. На секунду показалось, что ничего не произошло, но спустя мгновение рука гриффиндорца, сжимающая ее, начала покрываться ровным загаром, его телу медленно возвращались краски, заблестели серые глаза, порозовели губы. Блэк стал выглядеть чертовски живым. Эльф довольно улыбнулся Смерти.


– Ну вот, поздравляю с новым напарником. Я давно знал, что у него получится принять это.


Новая Жизнь еще не вжился в образ, тихо выругавшись. Поток своей брани он закончил вопросом:


– Но как же так?


Эльф похлопал его по плечу.


– Да все нормально. Пока твое тело живо – никаких проблем не будет, а за это время, я уверен, кто-нибудь еще провалится в Арку, и ты, заморочив ему голову, избавишься от своей ноши. Впрочем, первое время она не должна тяготить. – Он улыбнулся и доверительно прошептал: – Это даже приятно – некоторое время побыть богом.


– А как же ты? – спросил Блэк.


– Не волнуйся об этом. Большие города, шумные люди, множество еды, которую надо научиться готовить… Все как-нибудь устроится. Вот сейчас провожу мистера Снейпа до дома, посмотрю, как он выпьет немного воды, и прогуляюсь к Арке.


– Глупцы, – тихо сказала Смерть. – Какие же вы все глупцы... Думаете, это весело? Считаете, что, избавив этого человека от меня, вы его облагодетельствовали? Скажите нам что-нибудь, Северус. Поделитесь своими планами на существование. О том, как будете жить, глядя на то, как ваши решения заставляют мир снова окунуться в войну. Как будете считать себя полным идиотом, ведь не пройдет и года – и я вернусь за Гарри Поттером, и время, которого, как вам сейчас кажется, еще так много, обратится в прах. Ответьте, мистер Снейп! Расскажите всем нам, как вы не воспользуетесь предоставленным вам шансом, снова захлебнувшись в пучине ненависти к себе, и будете покорно ждать новой встречи со мной, потому что вы – сама слабость! Потому что ваши так называемые благодетели достаточно слепы и оптимистичны, чтобы не заметить этого, – она указала на почерневшее море. – Скажите им, что это слишком, мистер Снейп. Такое никому не под силу переплыть.


Он молчал не потому, что ему нечего было сказать. Просто впервые Снейп был отравлен ощущением собственной человечности. С этим никому невозможно было спорить, боги могли плеваться огнем, посыпать головы страждущих пеплом, но привлечь его внимание они были не способны. Оно было сосредоточено сейчас внутри него самого. Фокусировалось на маленьком мальчике, которому однажды очень важный для него человек отказал в своей любви для того, чтобы теперь молча смотреть себе под ноги, сделав что-то невероятно важное для того, чтобы он жил.


– Зачем? – спросил он тихо. – Почему сейчас?


«Ведьмино отродье. Чудовище. Катись отсюда со своими фокусами. Проваливай. Убирайся. Вон…» Он мог вспомнить множество оскорблений, каждый удар, каждую вспышку гнева. Не приходило на ум лишь одно. Никогда не было слов вроде: «Я хочу, чтобы ты сдох» или «Лучше бы тебя не было». Почему-то ему это показалось очень важным.


– Что? – спросила Смерть, но он не обратил на нее никакого внимания, потому что человек, у которого он это спросил, с трудом поднял на него полные тоски глаза и так же тихо ответил:


– Я не знаю.


Нелепая боль. На самом деле нелепая… Как царапать ногтем старый заживший шрам, для того чтобы вспомнить, кем и когда была нанесена рана. Этого демона давно пора было отпустить, вот только напоследок ему стоило дать имя.


– Я ухожу, – сказал он и кое-как обозначил пункт назначения. – Отсюда.


Смерть что-то еще говорила, но он не слышал ее слов. Впрочем, тогда все что-то говорили – и эльф, и Блэк, даже Лили положила руку на его плечо, когда он шагнул к дому, и прошептала:


– Я знаю, ты сделаешь для Гарри все возможное. Ты ему нужен.


Он стряхнул ее руку с безразличием, которое никогда раньше не мог, да и не стремился себе позволить, и немного безумно улыбнулся.


– Ну разумеется.


Она нахмурилась, совсем как упрямая, самая нужная девочка из детства, а потом и вовсе обиженно насупилась.


– Я правду говорю!


– Разве я сказал, что не верю тебе?


– Во что ты втягиваешь нашего сына? – возмутился ее муж, а она сказала ему:


– Заткнись, Джеймс.


Снейп почувствовал такое безразличие к ее словам и поступкам, что шагнул дальше. Ему определенно легче дышалось оттого, что он больше не приносил себя в жертву зависти к этому ее нежному «заткнись» и этому ее сладкому «Джеймс». Это он в себе преодолел, а значит, осталось очень мало вещей, через которые он не сможет перешагнуть.


Но не через все можно сделать шаг… Эти руки игнорировать у него не получалось.


– Куда ты теперь?


Северус посмотрел на ладонь, так не похожую на его собственную руку. У них никогда не было ничего общего, кроме, разве что, принадлежности к одному полу. Он был практически всем похож на свою мать, может, даже слишком, и от этого, когда Северус был совсем маленьким и еще мог с легкостью прощать обиды, часто восхищался отцом до странного самозабвения. Готов был все на свете простить ему, если бы он хоть раз улыбнулся, но при взгляде на своего сына черты Тобиаса Снейпа лишь застывали угрюмой маской. Единственной их общей чертой была форма носа, и маленький Северус иногда часами вполоборота просиживал перед зеркалом, гипнотизируя свой профиль и надеясь, что его маленький нос вскорости вырастет и станет таким же, как у отца. Тогда, возможно, папа станет добрее, будет приветливо улыбаться ему, как молоденькой белокурой соседке, по утрам отправляющейся на пробежку, или начнет подшучивать над ним, как над вечно пьяным молочником или полным коротконогим почтальоном, забавно семенящим по улице. Но, увы, стоило его папочке переступить порог их дома, как он превращался в вечно орущее чудовище, от которого шарахалась даже мама, а маленький Северус спешил спрятаться в каком-нибудь темном углу и плакал от обиды.


– Я могу тебя проводить?


– Хорошо.


Зачем он сказал это? Да какая разница… Возможно, в силу воспоминаний о том мгновении, когда, глядя куда-то туда, на мир мертвых, он тянулся к одной-единственной двери, за которой не было ничего, кроме боли. Потому что он не продал тот чертов дом, возвращаясь в него снова и снова. Тот дом был первоисточником всего, он хранил воспоминания о нелюбви куда тщательнее, чем о редких моментах радости.


Когда Тобиас Снейп закрыл за ними дверь его жалкого пристанища, Северус наконец понял: у него были вопросы. Слишком долго он отказывал себе в праве на них. Может, правильно делал? Сейчас ему самому стоило сбежать? Он положил руку на ручку кувшина с остатками живой воды. Привычка… Все дело было в ней, он не хотел ничего менять.


– Мне пора.


Его отец не спорил. Он только кивнул.


– Конечно. Прощай.


– Нет. – Северус отдернул руку. Нельзя бесконечно от чего-то бежать. Иногда нужен финиш. Финальная черта, пересекая которую, ты ставишь точку. Даже тогда когда делать это очень страшно. – Скажи мне, почему?


Никто его не обнял и не попытался утешить. Да он и не ждал чего-то подобного. Когда-то очень давно понял, что тепла не будет.


– Не знаю. Я на самом деле не знаю. Твоя мать… Я любил ее, но потом, когда все узнал, она только пугала меня – и ничего больше. Я бы ушел, когда узнал правду, но был еще ты… Я надеялся, что хоть что-то в моей жизни пойдет так, как надо, и ты будешь нормальным ребенком… Но ты стал таким же, как Эйлин. Таким же опасным, как она. Когда я смотрел на тебя, я был переполнен гневом, потом, когда ты, заплакав, выбегал из комнаты, мне становилось больно и чертовски стыдно, но я снова видел тебя – и опять злился. Это делало меня вроде как сильнее, способным хоть как-то противостоять этим вашим магическим штучкам. Потом ты окончил школу, и я выгнал тебя из дома. Ненавидеть кого-то очень просто, я знал, я ненавидел, поэтому решил, что не стоит мучить тебя всем этим, не нужно ни в чем разбираться. Достаточно просто вытолкать тебя за дверь, в мир, который казался мне кошмаром, к людям, которые с ума сходили от вседозволенности. Ты был одним из них, тебе были понятны и приятны вещи, которые меня страшили. Я не справился с этим, а значит, не имел права ничего тебе рассказывать, да ты и не стал бы меня слушать. Так зачем было говорить, что я напуган и ничего не могу с этим поделать? Ты много значил для меня, но я был слаб перед лицом тех странностей, что окружали вас с матерью.


– Понимаю. Но тебе стоило попробовать.


– Знаю, но я не смог. Так что пей свою воду и уходи. Я жил так, как жил. Все, что сделал или не сделал, останется со мной, но я хочу, чтобы ты туда вернулся. То, каким ты можешь быть, больше не должно зависеть от моих поступков. Каждый из нас – сам себе худшее из проклятий, сын. Я не прошу меня понять или простить. Ни мне, ни тебе это не нужно, просто… Ты не умирай еще очень долго. И не надо мне ничего прощать, забывая обиды…


– Надо, – Северус взял кувшин с остатками живой воды. Разболтал ее, будто на дне посудины был какой-то осадок. – Но я не могу. Мне, наверное, незачем, но я пойду – в жизнь, хотя и не знаю, что меня там ждет. Я виню тебя, очень виню и презираю, как ты того и добивался. Но однажды это пройдет. Должно. Ведь я, кажется, хочу этого.


– Я тут давно кое за чем наблюдаю. Не знать о тебе ничего – это выше меня, я всегда подглядывал и могу рассказать, что тебя там ждет…


Северус помнил, как уходил Люпин. Никогда больше он не захотел бы повторения подобного зрелища, а потому резко обернулся и гневно сказал:


– Нет. Сейчас ты замолчишь. Не знаю, будешь ли ты здесь, когда я снова вернусь, но сейчас замолчишь. Не потому, что мне нужны ответы. Просто у детей тоже есть определенные права на родителей, и я хочу, чтобы ты родился заново и кто-то дал тебе все то, чего мы с матерью не смогли и уже никогда не сможем. Прощай.


Он сделал несколько глотков почти захлебываясь, потому что ему очень хотелось со всем этим покончить. Потому что есть вещи, которые не изменить одним разговором, и он прекрасно знал, что никогда не будет уверен в том, что для этого человека его желания хоть сколько-нибудь, значат. Простить легко, когда человек, нанесший обиду, ни черта не значит, но если тот, кто исполосовал твое сердце, действительно дорог, рана может никогда не зажить. И это не так плохо. Подобные отметины делают человека тем, кто он есть, и сейчас Северус возвращался не к чему-то абстрактному вроде бытия, а ко всему, что делало его тем, кем он мог быть. К Северусу Снейпу, не слишком достойному и, пожалуй, даже никому не нужному человеку. Кроме Гарри Поттера, наверно… Впрочем, это была глупая мысль. В кои-то веки ему и себя вполне хватало.


***


Холодная штука, что легла на лоб, была слишком мокрой. Он поморщился, когда что-то потекло на глаза, и вытер их рукой, прежде чем открыть.


– Какого черта? – Снейп поднял со лба узелок со льдом, завязанный из носового платка, и брезгливо на него взглянул.


– А я похож на опытную сиделку? – насмешливо осведомился Малфой. – Меня и так оторвали от работы, сообщив о том, что ты изволил упасть в затяжной обморок. Колдомедик сказал, что ничего страшного и у тебя просто горячка от нервного истощения, и посоветовал не увлекаться зельями, а обеспечить тебе покой.


– Сколько я… – нахмурился Снейп.


– Почти сутки, – перебил его Люциус. – И знаешь, если бы мои кошмары были столь красочными, я бы избавился от них в два раза быстрее.


– Я что-то говорил?


– Мне сказать «да» и позволить тебе меня возненавидеть, или соврать, что нет, и оставить все как есть?


– Делай что хочешь. На моем отношении к тебе это не сильно отразится.


Малфой пожал плечами.


– Тогда я, пожалуй, сообщу, что у тебя весьма странный посетитель. Он нашел мой дом, смог преодолеть наложенные на него чары и вот уже сутки сидит у ворот, требуя встречи с тобой. Мой домовой эльф спросил у визитера имя, но в ответ тот заявил, что у него конкретное поручение к тебе и ничего вне его рамок он делать не намерен. Я отказался его пускать, но он поставил палатку у ворот и, судя по всему, никуда не думает уходить. – Люциус протянул ему чашу думоотвода, в которой плескалось какое-то воспоминание. – Тебе это о чем-то говорит?


Северус сел на постели, посмотрел в чашу и увидел старого домового эльфа с медальоном на груди.


– Тебе это должно говорить больше, чем мне. Ты прекрасно знаешь, кому это существо принадлежит, и не раз имел с ним дело.


Малфой усмехнулся.


– Что ж, я надеялся, что ты удивишься и начнешь удовлетворять мое любопытство. Все же слишком много фрагментов головоломки под названием «воскрешение Северуса Снейпа» проходит мимо моего понимания. Пожалуй, ответы я смогу найти только опытным путем. – Люциус вызвал собственного эльфа. – Пригласи нашего ушастого просителя.


Сказав это, он устроился в своем кресле как можно удобнее, всем своим видом демонстрируя, что никуда не намерен уходить. Его слуга вернулся в сопровождении старого домового эльфа.


– Кричер, кажется? – Малфой изобразил доброжелательность. – Как поживает ваш хозяин?


Эльф не обратил на него никакого внимания.


– Мой господин Гарри Поттер имеет что сказать профессору Северусу Снейпу.


Люциус указал на постель.


– Прошу. Говорите.


Эльф сжал в кулаке болтающийся на худой шее медальон.


– Мой господин Гарри Поттер имеет что сказать профессору Северусу Снейпу, но это личное. Я получил четкие указания.


Малфой поднялся, изобразив крайнее раздражение.


– Как вам угодно.


Он вышел, напоследок хлопнув дверью. Слишком, по мнению Северуса, показательно, а значит, шансов, что их не подслушают, не оставалось. Впрочем, Гарри Поттер не мог сказать ему ничего, что стало бы проблемой.


– Как он? – Снейп сел. Собственный вопрос показался ему неразумным, как и желание продемонстрировать свое здоровье.


Эльф задумался.


– Я не должен отвечать на вопросы, только дословно передать слова моего господина, потому что записать их он не может.


– Я слушаю.


– Он сказал: «Я не в состоянии с этим справиться. Все куда больнее, чем представлялось там. Вы все решили за меня, так имейте мужество принять ответственность. Заберите меня из этого ада».


Снейп нахмурился. Это было самое наглое заявление, которое он слышал в своей жизни.


– И это все? – Старый эльф кивнул. – Тогда иди и передай своему хозяину, что я чертовски безответственен.


Казалось, на Кричера его слова не произвели ни малейшего впечатления.


– Вижу, вы сами нездоровы. Когда поправитесь, будет удобно, если навестите нас в пятницу утром. В это время мы с господином остаемся вдвоем.


– Я не приду.


– Особняк на площади Гриммо, – невозмутимо продолжил эльф. – Я настрою чары так, что они позволят вам войти. Придерживайтесь, пожалуйста, времени визита. В иной день он будет неуместен.


Сказав все это, слуга Поттера развернулся на пятках и покинул комнату, оставив Снейпа в состоянии, очень похожем на бешенство. Три минуты спустя скрипнула дверь, возвестившая о возвращении Малфоя. С застывшим лицом Люциус подошел к его постели, взял с тумбочки графин и налил себе в стакан воды.


– Подслушивал?


Уголок рта блондина дернулся вверх, он поставил стакан, а потом рухнул в кресло, расхохотавшись.


– Мерлин… Как он там сказал? «Имейте мужество принять ответственность»?


– Рад, что тебе весело.


– Не то слово. Знаешь, подобные слова обычно говорят обесчещенные и несвоевременно забеременевшие барышни. – Малфой продолжал хохотать. – Поттер настаивает, чтобы ты на нем женился?


Лицо Северуса предостерегающе помрачнело.


– Если ты немедленно не замолчишь…


– Ни за что, даже под угрозой потерять половину своего состояния. Обещай, что я буду приглашен на помолвку! Готов даже стать твоим посаженым отцом, но за это я должен видеть лица всех друзей Гарри Поттера, когда вы сообщите им эту новость.


– Малфой, твои грязные инсинуации очень далеки от истины.


Люциус кивнул, немного успокоившись.


– Я знаю. Но, черт возьми, видел бы ты выражение своего лица, когда этот маленький ушастый паршивец говорил от лица своего хозяина! Нет, Снейп, ты определенно должен быть ответственным!


– Я не буду ничего предпринимать по поводу этого идиотского приглашения.


– Да? – Смех Люциуса полностью испарился. – А жаль. Сейчас самое время взять Поттера в оборот, – серьезно заметил он. – В твоем случае лишняя поддержка не помешает, а я, несмотря на свое положение, – не самый надежный покровитель.


Снейп нахмурился еще больше.


– А что не так с моим положением?


Малфой сделал вид, что задумался.


– Ну, давай рассуждать вместе. Ты убил Альбуса Дамблдора, и есть множество свидетелей, способных доказать, что ты являлся одним из приближенных Волдеморта. Все это, конечно, не имело значения, потому что ты был мертв. Поттер, Уизли и Грейнджер подтвердили, что тебя убил Волдеморт, наш юный герой даже заявил, что ты все это время служил идеалам справедливости, играя опасную роль двойного агента. Многие, конечно, покрутили пальцем у виска после таких заявлений, но вскоре обо всей этой истории забыли: зачем, осуждая покойника, ссориться с всеобщим любимцем? Но тебе, видите ли, понадобилось ожить, чем я, признаться, не очень-то расстроен. Вот за остальных не поручусь. Во-первых, ты можешь подать в суд на колдомедика, подписавшего свидетельство о твоей смерти, во-вторых, из-за его ошибки в силу вступило твое завещание. Кому ты там все оставил?


– Никому. Я не писал завещания.


– Точно. Так что все твои средства за неимением близких родственников, которые предъявили бы на них права, ушли государству. Когда ты воскрес, я навел справки и выяснил, что твой дом был выставлен на продажу, но его никто так и не приобрел. Недвижимость я вернул, раз она все равно никому не нужна, а вот о деньгах ты на несколько лет можешь забыть. Наши бюрократы замучают тебя проверками личности и потребуют в судебном порядке подтвердить, что ты не какая-то там странная разновидность инфери, а вполне живой человек.

Снейп пожал плечами.


– Черт с ними, с деньгами, я всегда смогу заработать себе на жизнь.


– С твоей репутацией? Сомневаюсь, что кто-то возьмет тебя на работу до того, как состоятся слушанья по твоему делу. А они будут. Видишь ли, все мы, бывшие Упивающиеся Смертью, через это прошли. По каждому из нас вынесен оправдательный или обвинительный приговор, даже те, кто сбежал, заочно его получили. Я говорил с Кингсли, он согласен дать тебе время на полное выздоровление и гарантирует, что приговор будет оправдательным, если Гарри Поттер подтвердит в зале суда все то, что было сказано им ранее.


Северус нахмурился.


– Но он не подтвердит, потому что серьезно болен и не может явиться в зал суда? – Он пожал плечами. – Значит, меня посадят в Азкабан.


– Оттуда убрали дементоров, кстати.


– Тем лучше. Неплохое предложение, если подумать. Мне гарантировано трехразовое питание и интересные соседи.


Малфой усмехнулся.


– Хороший план на остаток жизни. Главное – не роняй мыло в общей душевой.


– А чем мне это грозит?


– Тебе лучше не знать. Впрочем, твои дела не так уж плохи. Полагаю, министр затеял этот грубый шантаж с одной целью – он надеется, что ты сделаешь все возможное, чтобы обеспечить явку свидетеля.


– Я не колдомедик, чтобы заниматься его исцелением.


Малфой кивнул.


– Нет, Снейп, ты не целитель. Но ответь мне на один вопрос. Кто, по-твоему, из ныне живущих на нашем острове волшебников лучше других разбирается в темной магии и последствиях разного рода проклятий? – Снейп нахмурился, а Люциус довольно усмехнулся. – Вот и я так думаю. Темный Лорд был не очень щедр на комплименты, но твои способности считал исключительными и всегда ставил другим в пример. Поздравляю, Северус, ты, как его лучший ученик, сейчас смело можешь стать самым могущественным темным магом Британии.


– Никогда не гнался за дешевой популярностью.


– Однако теперь она гоняется за тобой.


– Что ты имеешь в виду?


Люциус задумчиво взял стакан и повертел его в здоровой руке.


– Видишь ли, Северус, мой интерес к твоей персоне – сугубо корыстный. Возложив на себя заботы о тебе, я преследовал своей целью не только сделать приятное мистеру Поттеру, но и оказать услугу себе. Первое, о чем я подумал, – это твои способности, – Он взглянул на свою искалеченную руку. – Неприятно жить с подобной раной. Когда ты потренируешься на нашем славном гриффиндорце, потом, возможно, не откажешь в услуге своему старому приятелю? Но даже это только часть моего мотива. Видишь ли, я вовсе не собирался забирать тебя из клиники, но произошло одно неприятное событие. На второй день после твоего воскрешения, пока ты пребывал в блаженном беспамятстве, некое лицо, пожелавшее остаться неизвестным, прислало тебе цветы. Сиделка была занята и не сразу отнесла их в палату, оставив в коридоре. На твою удачу, в Святого Мунго в то утро зашел новый профессор травологии Невилл Лонгботтом. Этот господин, видишь ли, не может спокойно пройти мимо какого бы то ни было растения. Он внимательно изучил присланный тебе букет и вызвал авроров. Большая часть цветов, из которых состояла композиция, принадлежала к виду очень редких амазонских магических растений. Совершенно безобидные днем, на ночь, закрывая свои бутоны, они выпускают в воздух крайне ядовитый газ. Достаточно вдохнуть его один раз, чтобы никогда больше не проснуться. Я позволил себе отправить юному профессору бутылку хорошего скотча от твоего имени. Это самое меньшее, что уважающий себя маг может сделать для того, кто спас ему жизнь.


– Пэнси Паркинсон и на мой счет получила соответствующее письмо?


Малфой кивнул.


– Добро пожаловать в наш клуб. Видимо, шумиха, связанная с твоим возвращением из мира мертвых, сделала тебя очень привлекательной жертвой. Думаю, ты не захочешь оставлять этот факт без внимания. Я был бы очень благодарен, если бы ты счел нужным помочь мне в моем расследовании. Тебе ведь нужны деньги? Я могу обеспечить тебя ими на всю жизнь. Подумай сам: вылечишь меня и Поттера, найдешь убийцу, мы устроим самое короткое заседание суда в истории Визенгамота – и все… Ты совершенно свободен. Можешь выбрать себе страну с более теплым климатом, где никто не обратит на твое прошлое особого внимания. Соглашайся, Снейп.


Он покачал головой.


– Ни за что. Чтобы получить оправдание, мне ведь достаточно просто ответить на несколько вопросов под веритасерумом. Даже если судьи отнесутся ко мне предвзято, то срок я получу не слишком большой.


– За убийство?


– Даже за него, потому что, прежде чем пойти в суд, я успею продать свою историю кому-нибудь из газетчиков. Денег много не запрошу, но постараюсь быть уверенным, что статья будет написана в нужном мне ключе. Я совершенно точно справлюсь со всем этим без тебя и, уж конечно, без Поттера. Но я подумаю над твоим предложением, Малфой.


Люциус кивнул.


– Подумай. Но я тебе рекомендую принять решение насчет своих обязательств до наступления следующей пятницы. Гриффиндорцы – такие нетерпеливые люди… Дожидаясь ответа, они могут наделать множество глупостей.


***


Среда – хороший день для любых начинаний. Северус Снейп все спланировал тщательно, в том числе и свой побег из дома Люциуса Малфоя. Вечером в субботу он попросил документы на свой бывший дом, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Он прочитал их довольно невнимательно и бросил на тумбочку, сделав вид, что утратил к своему домовладению всякий интерес. Затем в воскресенье он, точно зная, что эльф докладывает хозяину о каждом его шаге, попросил почтовую сову.


– Ты кому-то писал? – осведомился Люциус за ужином.


– Меня раздражает твой пристальный интерес к моим делам.


Малфой пожал плечами и проявил некоторую тактичность. В понедельник Снейп весь день гулял, стараясь испытать свои мышцы на прочность. Его несколько беспокоила та авантюра, которую он предпринял. Заказ в лавку Олливандера он оформил на имя Малфоя, в надменной манере Люциуса скупо извинился перед стариком за то, что не проявляет должного уважения к его искусству, но желает во вторник утром получить волшебную палочку, максимально приближенную по своим свойствам к собственной. Подпись Северус подделал по памяти и, скорее всего, довольно небрежно, но он искренне надеялся, что Малфой нечасто отправлял заказы такого рода по почте, а вместе с оттиском фамильного герба на восковой печати его послание выглядело достаточно внушительно. Раздобыть герб труда не составило. Похоже, предки Люциуса помечали им все, что попадалось им под руку – от рам фамильных портретов и столового серебра до держателей для туалетной бумаги. Отпечаток, сделанный с помощью вилки, выглядел, по мнению Снейпа, очень достойно.


Утром во вторник он в ожидании почты гонял домовика Малфоя по всяким мелким поручениям, чтобы иметь возможность перехватить нужный сверток. Палочку Олливандер прислал, она была далека от совершенства, но, за неимением лучших вариантов, Северус счел ее вполне пригодной. Счет за нее Снейп спрятал в своей комнате, здраво рассудив, что, когда он исчезнет, ее обыщут. В конце концов, каждый труд должен оплачиваться, а Люциус не был столь мелочен, чтобы не заплатить по счету, выписанному на его имя.


В среду за пару часов до рассвета Северус покинул гостеприимный особняк Малфоев, и если все его действия поддавались какой-то логике, то в мыслях царила путаница.


Визит старого эльфа не прошел для Снейпа бесследно. Он все время думал о тех чувствах по отношению к Поттеру, что возникли у него в лимбо. Вот только чем больше он размышлял на эту тему, тем четче осознавал, что в реальном мире им нет места. Ни о какой дружбе между ними не могло быть и речи. Он никого не должен был спасать и, разумеется, не собирался этим заниматься. Снейп, конечно, мог понять тот первый порыв Поттера... Тогда, наверное, еще слишком свежо было пережитое, но череда дней должна была его безжалостно стереть. Окруженный заботами своих друзей, гриффиндорец должен был и думать о нем забыть, а не посылать домового эльфа с дурацким посланием!


– Я не обязан мучиться вопросом о том, что с ним происходит, – строго увещевал себя Снейп, но мысли категорически отказывались подчиняться, богатая фантазия работала вовсю и строила предположения одно хуже другого. Когда однажды она дошла до абсурда и стала всерьез рассматривать версию о том, что, воспользовавшись плачевным положением Поттера, его кто-то пытает, он окончательно сдался и решил что однажды он его, несомненно, навестит. Разумеется, это должно было случиться не в пятницу, не хватало еще подстраиваться под чьи-то прихоти. Почему бы не в среду? Чем, спрашивается, среда хуже? Прекрасный день недели, куда менее суетный, чем, например, понедельник, и не такой ленивый и томный, как пятница.


Снейп прекрасно понимал, что Люциус не станет игнорировать его исчезновение из собственного дома. И первые места, куда он пошлет своих соглядатаев, – это особняк на площади Гриммо и дом в Галифаксе, а значит, действовать было необходимо очень быстро, не тратя времени на чужие пожелания.


Первым пунктом назначения Северуса Снейпа был тупик Прядильщиков. Грязная улочка еще томилась в утренней дреме, даже собака за дверью кого-то из соседей тявкнула вяло и как-то совершенно незаинтересованно и тут же умолкла с чувством выполненного долга. Подойдя к собственному дому, он отметил, что охранная печать, поставленная на дверь кем-то из сотрудников министерства, выглядела вполне надежной, но он догадывался, что она будет, раз уж его имущество побывало в государственной собственности. Одного прикосновения свернутыми в трубочку документами на дом к незаметной для магглов магической метке хватило, чтобы отменить заклятье.


– Алохомора, – прошептал Северус. – Замок щелкнул, и он потянул за ручку двери, поражаясь тому, что, наверное, впервые за много лет переступает порог своего дома без острого чувства отвращения к этим стенам. Видимо, пережитое оставило определенный отпечаток на его чувствах, даже несмотря на то, что в то время, когда они менялись, он был большей частью мертв.


Горечь была, но теперь она приобрела особое значение. Едва дойдя до гостиной и заглянув в дверной проем, Северус тихо выругался. Скорее всего, его дом надеялись продать магглам, а потому какие-то стервятники из министерства хорошенько «почистили» его от всего, что не только являлось сосредоточением магии, но и представляло хоть какую-то ценность. Сиротливо смотрели на своего хозяина пустые полки. Бесследно исчезли когда-то дорогие сердцу его матери маленькие серебряные безделушки, коллекция фарфоровых фигурок, которую она собирала, и даже резная деревянная шкатулка, где хранились пожелтевшие от времени семейные фотографии.


– Чего и следовало ожидать, – холодно сказал себе Северус, стараясь сохранять спокойствие, но руки предательски дрожали. Он все же задал себе вопрос, от которого до этого старался отгородиться: – Ну и зачем, спрашивается, ты вернулся?


Он сел на скрипучий диван, чувствуя себя полным идиотом, с неподходящей волшебной палочкой, в одежде с чужого плеча, позаимствованной в гардеробе Малфоя. Возникло желание напиться, и он, наверное, поддался бы ему, если бы оставалась хоть крошечная надежда, что содержимое его бара осталось нетронутым. Сложной вещью был этот мир живых людей. Кроме сомнений, растерянности и поиска освобождения от чувства вины, присущего миру мертвых, он обеспечивал еще массу неприятных вещей, вроде голода и физической боли. Северус понимал, почему так происходит. На голодный желудок очень тяжело думать о душе. Мир мертвых действительно многое упрощал, жизнь в своих проявлениях была куда более многогранна.


Возможно, он бы не отказался поразмыслить обо всем этом, порассуждать о том, как дорого обходятся людям спонтанные решения, но времени на то, чтобы жалеть себя, было преступно мало, а потому Северус встал и поднялся на второй этаж в свою мрачную спальню. Комнату родителей он занял сразу после их смерти. Его мало волновала атмосфера постоянного непрекращающегося скандала, что царила в ее стенах. Иногда он мог абстрагироваться от некоторых деталей своего прошлого, а порой ему это совершенно не удавалось.


Когда он встал на колени у рассохшегося старого комода, пальцы сами собой начали чертить узоры на покрывшей его пыли. Несколько причудливых завитков, немного резких росчерков – и он уже невольно улыбнулся, глядя на свою работу. Глупая детская шалость… Когда-то он так боролся со страхом. После того как, наорав на них с мамой, отец уходил из дома, Северус пробирался в его комнату и рисовал пальцем на стене или мебели насмешливые рожи. Они смеялись над его папой, они противостояли его громкому голосу и пощечинам, даже если он об этом не знал.


Для взрослого человека это был странный способ разогнать тоску, и Северус стер изображение ребром ладони. Выдвинув один из ящиков, он перевернул его, чтобы взять приклеенный к днищу ключ. Его тайник не был сложен или защищен магией, ведь именно из-за заклятий порой довольно легко найти то, что хозяин дома предпочитает спрятать. Северус встал с колен, отодвинул в сторону кровать, сдвинул две доски, внешне ничем не отличающиеся от своих соседок, и вставил ключ в скважину вмонтированного в пол узкого сейфа. Повернуть его удалось с трудом, потому что замок порядком заржавел, но дверца со скрипом поддалась. Снейп осторожно погрузил руку в темноту и, чихнув от скопившейся под кроватью пыли, вытащил небольшой мешок из грубой кожи. Прежде чем проверить, на месте ли все его богатства, он закрыл сейф, вернул на место доски и кровать, но ключ оставил при себе. Только отряхнув колени на брюках, он сел на подоконник, чтобы быть поближе к свету, и развязал холщовые лямки, почувствовав облегчение от того, что ничего не пропало. Не так уж много богатств он накопил, в основном содержимым мешка были, уменьшенные старинные тома и фолианты, содержавшие знания о темной магии, редким ценителем которой он являлся. Помимо них, в мешочке был также уменьшенный кошелек. Денег было немного, насколько Северус помнил, ровно полторы тысячи галлеонов. Пересчитывать он не стал. Он никогда не хранил большое количество денег дома, считая, что делать это – все равно, что приглашать к себе в гости грабителей. Однако при его образе жизни было разумным иметь стратегический запас наличности, и сейчас Северус возлагал на эти деньги большие надежды. Они могли хоть на какое-то время обеспечить ему свободу. Прежде чем принять или отвергнуть предложение Люциуса, он должен был сам во всем хорошенько разобраться. Начинать этот процесс он думал с собственных мыслей, но для того чтобы понять, что с ними происходит, нужно было успеть нанести этим утром еще один визит.


Он уже выходил из комнаты, когда его остановил странный шум, доносившийся из его бывшей детской. Впечатление было такое, словно истошно орала кошка. Сделав шаг к двери, Снейп понял, что ошибся. Кто-то просто включил старую модель детской ярмарочной карусели, и охрипшие от времени динамики вместо мелодии издавали ужасный вой. Он резко шагнул в комнату, взмахнув палочкой, но спустя мгновение растерянно опустил руку.


– Какого черта вы тут делаете?


***


– Ох, простите. – Нагруженный коробками посыльный, случайно преградивший дорогу, недоуменно попятился. Снейп от бешенства закусил губу. Ему казалось, что они привлекают слишком много внимания. Трудно было представить себе более странную пару: худой мужчина с черными тенями под глазами, в одежде, навевавшей мысль о вампирах, и симпатичное существо неопределенного пола, восторженно глазеющее по сторонам.


– А зачем мы тут стоим? – Эльф наморщил лоб, глядя на узкий тупик между домами, в который выходили две пожарные лестницы соседних зданий.


– Потому что отсюда можно следить за нужным мне домом, а на площади мы привлечем слишком много внимания.


– Мы и так его привлекаем. Вон тот милый полисмен уже три раза на нас подозрительно покосился. Пойду отвлеку его внимание.


– Откуда ты знаешь, что такое полисмен? – буркнул Снейп.


Эльф пожал плечами.


– А для меня нет незнакомых обстоятельств или ситуаций. Я устроен не так, как вы, люди. Вы обмениваетесь словами, а я считываю мысли других, принимаю их как свои собственные и определенным образом на них влияю. Смотри!


С этими словами эльф вышел на площадь, направился прямо к полицейскому и что-то ему сказал. Тот радостно улыбнулся и ответил. Последовала непродолжительная беседа, после чего древнее существо фамильярно похлопало стража порядка по плечу и вернулось в их укрытие.


– Видишь, как все просто, – самодовольно сообщил эльф. – Мистер Дэвид Дженкинс – отличный человек. Тридцать лет. Хозяин дога по имени Теодор, которого ласково называет Тео. Неделю назад Дэвида бросила подружка ради парня, который торгует футболками с разными идиотскими надписями. Если пять минут назад мой приятель Дженкинс считал, что мы парочка извращенцев, а такой вывод нетрудно сделать, глядя на твой наряд, то я смог объяснить ему, что мы просто следим за домом.


– И что в этом хорошего?


– Я позволил ему самому найти удобное объяснение, исходя из его собственных чувств. Просто пожелал, чтобы это было что-то нормальное. Мой новый приятель сказал, что ему тут дежурить еще два часа и все это время он будет смотреть не на нас, а в другую сторону.


Северус усмехнулся.


– Теперь я понимаю, почему вместо того, чтобы вышвырнуть тебя из своего дома, я позволил себя преследовать.


– Неправда, – сказал эльф. – Я на тебе этот трюк не использовал, и ты это прекрасно знаешь. К тому же ничего ты мне не позволял. Я сам со всем справился.


Да, Снейп знал, но от этого ему было не легче. В последнее время его отличало какое-то фатальное мягкосердечие. Как же оно, черт возьми, усложняло жизнь! Почему хрупкая фигура растерянного эльфа, поглаживающая пальцем фигурки лошадок с облупившейся краской, так напомнила ему, как вот так же он сам сидел на холодном полу, очень одинокий, не понимающий, есть ли для него место в этом мире пощечин и отчуждения. Да, он сказал:


– Какого черта вы тут делаете?


Эльф, прежде чем обернуться, нацепил на лицо, как маску, одну из своих доброжелательных улыбок.


– Я? – Он огляделся по сторонам, как будто в комнате был кто-то, помимо них двоих. Кто-то способный все прояснить… Увы, его не наблюдалось, и эльф понуро уставился на Северуса. – Вас жду.


Профессор нахмурился.


– Как вы оказались в запертом доме?


Эльф пожал плечами.


– Магия людей очень несовершенна. Она не видит того, чего нет, а меня для нее как бы не существует. Так что я просто влез в окно чердака.


– Зачем?


– Мне стало скучно. Видите ли, в мире людей у меня нет других знакомых, все, что были когда-то, давно умерли. Так что я решил навестить вас. Но в больнице мне сказали, что вы уже выписались. Тут я подумал, что все люди когда-то возвращаются домой, узнал адрес – и вот жду.


– Все это время?


Эльф уставился на него, как на сумасшедшего.


– Нет, конечно. Вчера вечером пришел, потому что почувствовал, что вы скоро объявитесь. У меня вообще с этим хорошо. С предчувствиями, в смысле. Несмотря на то, что мне было очень одиноко, первое время я был занят. Пришлось заниматься некоторыми делами.


– Какими?


– Быт обустроить. – Он вздохнул. – Сейчас у вас, людей, появилось столько лишних проблем. Документы, пластиковые карточки, страховка, водительские права. Когда я покидал этот мир, все можно было решить за счет старого доброго золота, а теперь даже с ним сложно устроиться. Но я справился. – Эльф порылся в карманах джинсов и протянул Снейпу паспорт. – Очень качественная подделка. Мне сказали, что с таким даже путешествовать можно, однако парень, который мне его продал, вписал нелепый возраст. Я ему говорил сделать меня постарше, но он заявил, что никто не поверит, что мне есть двадцать один год, и написал – шестнадцать. Из-за этого я не могу купить дом на свое имя. Но я смог убедить ту милую старушку, что его продавала, принять деньги, потому что сказал, что все документы оформит мой папочка, как только приедет. Она, конечно, удивилась, но я сказал, что он у меня немного чокнутый и таким способом пытается приучить меня к самостоятельности.


– Папочка? – Снейп, мучимый странными предчувствиями, открыл паспорт и тут же гневно его захлопнул. – Ты теперь Сириус Снейп?!


Эльф довольно кивнул.


– А мне нравится это имя, и не хотелось называть своим отцом уж совсем постороннего человека. Но я покладистый ребенок, так что ты, папа, можешь называть меня по-другому.


– Совершенно сумасшедшим эльфом?


– Даже так. Только боюсь, это испортит нашу репутацию в глазах соседей.


– Нашу?


– Ну, ты же не откажешься со мной жить? Всего каких-то пять лет, пока я не достигну полного совершеннолетия.


– Ни за что.


– Ну, хотя бы пока я не устроюсь в нормальный колледж или не подыщу какую-нибудь закрытую частную школу. Но тогда тебе все равно придется забирать меня на каникулы.


– Это полный бред! Ты же не ребенок.


Эльф пожал плечами и пригладил волосы. Собранные в хвост, они скрывали острые кончики его ушей.


– Но все именно так и думают, а я не хочу никого переубеждать. Мне до взрослой внешности еще тысячу лет жить нужно. Я же не прошу присматривать за мной так долго. Просто мне нужна помощь и больше не к кому обратиться.


Снейп подумал, что это, должно быть, грустно – остаться совсем одному. Интересно, что бы чувствовал последний оставшийся в живых человек? Каково это – жить в мире, где у тебя никогда не будет собеседника, с которым ты мог бы говорить как с представителем своего вида? Наверное, этому древнему существу было очень одиноко. Настолько, что он даже в царстве мертвых не нашел избавления от своей тоски, и теперь у него нет ни одного знакомого, кроме него, Северуса Снейпа. Странный поворот судьбы: его только что без его ведома сделали отцом, а он как-то не слишком из-за этого злился.


– Откуда у тебя деньги?


– Банк ограбил, – сказал эльф.


Снейп нахмурился.


– Надеюсь, это шутка?


– Нет, я совершенно серьезен. Как-то зашел ночью в Гринготтс поболтать с драконами, а один из них сказал, в каких сейфах хранится больше всего денег, и намекнул, что если я позаимствую из каждого по чуть-чуть, то никто и не заметит. Ну, я и взял сколько мне надо.


– Дракон рассказал?


Эльф кивнул.


– Ну да, он там новенький, и в темноте ему очень скучно быть одному. Я обещал, что буду его навещать.


– Ты проник ночью в самое охраняемое здание в магическом мире, поболтал с драконом, ограбил несколько сейфов и собираешься снова туда вернуться, чтобы составить компанию своему новому приятелю?


– Ну да.


– Зачем я слушаю весь этот бред? – спросил Снейп самого себя. – Сколько ты украл?


Эльф пожал плечами.


– Не знаю, я не считал. Часть обменял на маггловские деньги. После покупки дома у меня еще много осталось, так что, наверное, нам с тобой хватит. Ты же позаботишься обо мне?


– Конечно, – кивнул Снейп. – Всегда мечтал о ребенке с криминальными наклонностями.


– Тогда все удачно вышло, не так ли?


Северус взглянул на улыбающегося эльфа и понял, что от этой проблемы надо бежать, причем немедленно, вне зависимости от того, мучает его чертово сочувствие или нет. Поэтому он изобразил что-то вроде улыбки и, достав палочку, аппарировал в знакомый тупик у площади Гриммо.


Стоило ему отдышаться после перемещения, с которым его тело плохо справлялось после болезни, как позади себя он услышал деликатное покашливание и, выругавшись, обернулся.


– От тебя, что, невозможно скрыться?


Эльф удивленно покачал головой.


– Так это был побег? Ну, знаешь ли, это глупо. Когда я помогал магу, которого все называли Пэт-грязнуля – у него была водобоязнь, и он редко мылся, из-за чего от него жутко воняло, – изобрести аппарацию, то заметил, что применение заклинания оставляет определенный след. Вам, магам, он не заметен, но для эльфа определить его очень легко. Если уж убегать от меня – то лучше по старинке, ногами.


– Учту на будущее, – недовольно буркнул Снейп.


Потом древнее существо начало мучить его вопросами, зачем прятаться в тупике, и ходило знакомиться с полицейским, но планами Северуса больше не интересовалось. Снейпу пока не было никакого дела до того, как от него избавиться, потому что сначала надо было решить другую проблему.


Дом Блэков блистал свежевыкрашенным фасадом, и если магглы проходили мимо него, как будто не замечая, то от магов его нынешний хозяин свое жилище не прятал. Северус сам не слишком хорошо понимал, чего именно дожидается. Возможно, ему просто хотелось убедиться, что жизнь Поттера идет своим чередом. В девять часов утра он увидел, как из дома вышла Джинни Уизли с метлой в руке, вид у нее был бодрый и цветущий. Снейп с некоторым злорадством отметил, что она отнюдь не выглядит убитой горем невестой, чей жених тяжело болен. Когда Уизли, убедившись, что магглы на нее не смотрят, аппарировала прямо с крыльца, Снейп почти решился подойти поближе к дому, однако в этот момент в одно из окон клювом постучала сова с письмом, и миссис Молли Уизли открыла окно, чтобы ее впустить. Похоже, домовой эльф не лгал: его хозяина редко оставляли в одиночестве.


– Вот черт, – выругался он.


– Что? – встрепенулся его самопровозглашенный сын, развлекавший себя тем, что рассматривал молодых студенток в коротких юбках, кормивших на площади голубей.


– Ничего, – сухо отрезал Снейп.


– Но я же вижу, что тебя что-то расстроило.


– Это совершенно не твое дело.


– Мое, потому что мне надоело тут торчать. Если ты хочешь попасть в тот дом и увидеться с Гарри, почему бы нам просто не войти?


– Значит, ты все же читаешь мои мысли?


Эльф пожал плечами.


– Это происходит непроизвольно. Я не намеренно лезу в твою голову, просто как бы слышу их, когда ты о чем-то думаешь. И это не очень-то приятное ощущение.


– Так не слушай.


– Увы, это не уши, которые можно заткнуть ладонями.


– И как много ты слышишь?


– Мысли каждого живого существа на расстоянии мили.


Снейп нахмурился.


– И Поттера?


Эльф кивнул.


– Конечно.


– И о чем он думает? – Задав такой вопрос, он получил в ответ насмешливый взгляд. – Что, скажешь, что это некорректно, и не ответишь?


– Отвечу. Просто забавно, что ты даже сам не подозреваешь, насколько сильно тебя это интересует.


– Не стоит переоценивать мои интересы. Ты можешь промолчать.


– Могу, но не стану. Его сейчас мучает физическая боль, но не она занимает большую часть его мыслей. Гарри Поттеру очень грустно, но причина не в его беспомощности. Он хотел вернуться, чтобы посулить другим надежду и обрести ее для самого себя, но ее нет. Ему кажется, что он не причиняет своим близким ничего, кроме боли, потому что они тихо спрашивают друг друга: «Когда же ему станет лучше?» – но ответа нет. Поттер борется со своими ранами изо всех сил, покорно пьет все новые и новые лекарства, но ничего не происходит. Он хочет быть терпеливым, но с каждым днем все больше отчаивается и иногда начинает винить окружающих в своем состоянии.


– Всех окружающих? – неожиданно хрипло спросил Снейп.


– Нет, только вас и свою невесту. Иногда он гневается так сильно, что совершает необдуманные поступки, а потом сожалеет о них. Как, например, о том, что послал к вам домового эльфа. Извинить себя за опрометчивость его заставляет только одно: он не верит, что вы придете. Считает, что раз уж вы оба вернулись, то первое, что вы сделаете, – это попытаетесь вычеркнуть его из своей памяти и жизни. Если в нем не осталось ничего, кроме боли, и даже самому себе он сейчас не нужен, то что уж тут говорить о вас?


– Самому себе не нужен? – Снейп чувствовал себя так, словно говорит с Поттером. – Что за глупость такая! Сколько времени прошло? Два месяца? Он думает, что все всегда заживает так же быстро, как его дурацкие квиддичные травмы? Иногда нужно намного больше времени. Люди годами мучаются, ожидая, пока от их болезни найдут лекарство. Мерлин, неужели он такая тряпка, что не может проявить немного характера и подождать? Я ведь уже, кажется, решил, что… – Снейп осекся.


Эльф кивнул сам себе.


– Да, похоже, вы уже решили, что поможете ему. Обещания, данные призракам, конечно, недорого стоят…


– Я ничего никому не обещал.


– Разве? А по-моему, вы дали себе слово уже тем фактом, что вернулись. Зачем? Потому что без него вам там стало одиноко, и нужно было не стоять на месте, а идти вперед. Следом за тем, что по-настоящему важно! Вы продемонстрировали такое хладнокровие, такую решимость, что я не мог не помочь вам. Для кого-то менее уверенного в своих целях я бы ничего не стал предпринимать. Так чего вы ждете? О чем таком важном спрашиваете? Иногда нужно просто действовать и шокировать этот мир своей решительностью.


Эльф схватил Снейпа за руку, и прежде чем тот успел опомниться, они оказались на крыльце дома Блэков. Ощущения от перемещения вообще не возникло, это не было похоже на аппарацию. Невменяемое древнее существо начало вовсю тарабанить в дверь. Снейп попытался вырваться, но тонкие пальцы, вцепившиеся в его запястье, оказались удивительно сильными.


– Вы с ума сошли? Отпустите немедленно.


Эльф покачал головой.


– Ни за что. Начинается самое веселье.


Дверь распахнулась. Северус напряженно замер, но Молли Уизли, возникшая на пороге дома, смотрела на их странную пару с доброжелательной улыбкой. Ее лицо не выражало ни удивления, ни негодования. Словно она вообще впервые его видела.


– Доброе утро, – сказал эльф.


Рыжеволосая матрона в нелепом вязаном платье кивнула.


– Доброе утро, господа. – Снейп невольно прикоснулся к своему лицу, проверяя, остались ли его черты прежними. Судя по ощущениям, все было на положенном месте. – Вы, должно быть, колдомедики из Франции, с которыми списывалась Гермиона? Жан Косари и Филипп Даве?


– Именно, – невозмутимо кивнул эльф.


Миссис Уизли несколько озадачилась.


– Кажется, она говорила, что вы сможете приехать только через неделю. Но мы очень рады, что вы смогли навестить нас раньше. Входите, пожалуйста.


Снейп, шагнув в дом, удивленно взглянул на эльфа. Тот пожал плечами и сказал, даже не считая нужным понизить голос.


– Совершенно особая магия. Она видит то, что хочет видеть, а слышит то, что хочет слышать. Теоретически я ее даже не обманываю, просто желаю, чтобы она вас не узнала и позволила сделать то, что мы хотим. А оправдания своим поступкам и то, как воспринимать все происходящее, она выбирает сама. – Наглец улыбнулся миссис Уизли. – Я прав, мадам?


Она решительно кивнула.


– Конечно, если у вас мало времени, то так и поступим. Вы пройдете со мной в гостиную, и я расскажу, какие методы лечения нам предлагают английские колдомедики. А ваш коллега может сразу подняться наверх и осмотреть Гарри.


– Отличный план, – похвалил ее эльф. – Так мы на самом деле сэкономим время. – Он порылся в карманах и, достав какую-то бумажку, сунул ее в руку Снейпу. Тот хотел развернуть ее, но эльф сжал его кисть в кулак. – Не сейчас, еще не время. Это пригодится потом.


Снейп сунул обрывок листка в карман. С этим существом было отчего-то очень трудно спорить.


– Мистер Даве, вас проводят, – продолжала сама с собой говорить Молли Уизли. Она звонко крикнула: – Кричер!


Старый домовой эльф появился сразу, как будто все это время ждал за дверью. Его более древний одноименный собрат смотрел на него с крайним любопытством.


– И что это вы тут, господа, затеяли? – недовольно проворчал Кричер.


– Потрясающе… – сказало существо, некогда называвшееся Жизнью. – Природа нашей магии очень похожа. Не идентична, но что-то общее есть. Теперь я понимаю, почему вы, маги, стали их так называть.


– О чем этот необычный господин говорит? И почему миссис так странно выглядит, будто ваш визит – это нечто в порядке вещей?


– Невероятно. На него совсем не действует мое колдовство. А если попробовать так?.. – сосредоточился спутник Северуса.


– Так у Кричера в животе бурчит, – сказал домовой эльф.


Снейп счел нужным объяснить.


– Кричер, я пришел повидаться с твоим хозяином, а этот господин – не просто волшебник. У него особая магия, и он сделал так, что твоя хозяйка меня не узнает. Она представляет все происходящее так, как он хочет.


– У Кричера нет хозяев, – сказал эльф. – Был один, да умер. – Домовик коснулся медальона на груди. – Теперь Кричер служит мастеру Гарри, потому что он был к нему добр, но он Кричеру друг, а не хозяин. Кричер любит Гарри Поттера и может его так называть, но мастер дал Кричеру важную вещь, и теперь Кричер свободен.


Северус не слишком хорошо понимал психологию домовых эльфов, а потому только пожал плечами.


– Неважно, как ты его называешь. Проводишь меня к нему?


– Для Кричера важно, – урезонил его слуга. – Но да, Кричер проводит. Хотя сегодня не пятница. Если Кричер выставит вас до пятницы, вы же не вернетесь вовсе?


Снейп кивнул, осознавая, что, скорее всего, лжет.


– Ни за что не вернусь.


Домовик заковылял к лестнице, жестом приказав ему следовать за собой. Ступив на первую ступеньку, Северус ощутил необыкновенную для себя робость. Впервые в жизни он понятия не имел, к чему приведет его следующий шаг и стоит ли его делать.


***


Эльф распахнул перед Снейпом дверь в хозяйскую спальню и, не оглядываясь, следует ли за ним гость, по-стариковски прошаркал к массивной кровати под тяжелым балдахином.


– Мастер Гарри, к вам тот человек пришел. – Он пододвинул к постели маленькую скамеечку, встал на нее и, отодвинув полог, выслушал ответ. Потом спустился и так же медленно вернулся к двери, сказав Снейпу: – Идите. Только не очень долго. Нынче господину как обычно худо.


Снейп кивнул и шагнул в комнату, дверь за ним тихонько притворили. Первое, что его поразило – это полная темнота. Шторы на окнах были задернуты так плотно, словно тут обитал вампир. Еще был ни на что не похожий кислый запах болезни и отчаянья. Кто бы ни оберегал так свято покой запертого в этих стенах страдальца, он был садистом и идиотом. Ничто так не убивает больных людей, как постоянное напоминание об их боли. Не страшно, если искалечено тело, страшно, когда калечат душу… Северус понял, что это невыносимо. Он так не приведет в порядок свои мысли и не найдет ответа на вопрос, что же он наделал. Скорее сам задохнется от впитавшегося в эти стены отчаянья. Оно мешало трезвой оценке, а размышлять о чем-то важном на пьяную от тревоги голову было не в его характере.


Снейп подошел к окну и яростно раздвинул шторы. Первые, вторые, третьи… Но этого ему показалось мало – и он распахнул створки, впуская в комнату прохладный утренний воздух. Только вдохнув его полной грудью, он наконец понял, что готов к дальнейшему развитию событий, и шагнул к кровати. Бегло оценил количество флаконов на тумбочке и подумал, что когда колдомедики не знают, как исцелить больного, они предпочитают перестраховаться и лечить его от всего сразу. Половину из стоявших там зелий он мог бы отнести к совершенно не нужным, даже бросив короткий взгляд на раны Малфоя. Подавив желание немедленно их выкинуть и тем самым немного потянуть время, он напомнил себе, что видел в своей жизни всякое. С отрешенным выражением лица наблюдал за многочасовыми пытками и насилием. Смотрел, как сводили с ума Круциатусом или как гигантская змея заживо пожирает человека. Вокруг него происходило такое, что можно было сто раз сойти с ума и до конца своих дней пускать слюни в отделении для душевнобольных, но он все выдержал и выстоял. Тогда у него была цель? Скромный мотив для бессердечия. Предметный, но неодушевленный какой-то. Теперь он был только за себя, у него ничего не осталось, кроме решимости, отказать в которой ему бы никто не посмел.


Снейп резко раздвинул полог с усмешкой на лице и не позволил ей развеяться, несмотря на увиденное. Игнорируя ту панику, что была его первым впечатлением, он не позволил голосу дрогнуть.


– Безумное сообщение, которое передал от вас Кричер, заставило меня подумать, что ваши дела, Поттер, настолько плохи, что вы окончательно свихнулись. Но теперь я вижу, что это не так. Вы просто, как обычно, впустую расходуете мои нервы и время.


– Тогда я не стану извиняться за содеянное.


В том, что лежало на кровати, опознать Гарри можно было лишь по глазам. Они были не столько отчаявшимися, сколько отчаянными, необыкновенно яркими, и Снейп почувствовал себя немного странно из-за того, что они, казалось, улыбались ему. Даже лишенные ресниц, под покрытыми струпьями веками, глаза эти были чудесны. Отражаться в них, похоже, многое для него значило, и это ощущение помогло преодолеть горечь и минутную робость. Снейп сел на край кровати, беззастенчиво разглядывая влажные бинты, покрывавшие почти все тело Поттера. Он тронул их кончиками пальцев, а затем поднес руку к носу. Состав был тот же, что и пропитывавший перчатку Малфоя. Похоже, это действительно было единственное средство, что придумали колдомедики. Оно быстро залечивало открывающиеся при любом движении раны, но ненадолго. Судя по кровавым потекам на бинтах, стоило Поттеру пошевелиться – и раны снова начинали кровоточить. Несмотря на свое желание выглядеть беспечным, Снейп угрюмо сказал:


– Вы похожи на мумию из Британского музея.


– Немного похож, – согласился Поттер.


Повязки покрывали его тело от макушки до колен, стопы, голени и руки до локтя, похоже, были наименее повреждены. Кое-где имелись ранки, но большая часть кожи в этих местах осталась чистой.


– Зачем вас так обмотали? Вы лежите на спине, и она, судя по всему, цела, так что это совершенно излишне – всякий раз вас так упаковывать.


– Наверное, – слова давались Поттеру с трудом. Повязка не закрывала его рот, демонстрируя обожженную кожу. Даже легкое движение губ приводило к тому, что они трескались, и в уголках рта скапливалась сукровица. Снейп, практически не отдавая себе отчета в содеянном, промокнул ее рукавом, а потом отдернул руку. Не в силу отвращения, просто потому, что счел такой поступок очень личным и неоправданным. Он постарался вернуть контроль над собственным телом и сухо отметить, что, видимо, многое зависит от концентрации неизвестного состава, попавшего на кожу. У Малфоя раны открывались при больших усилиях, Поттеру же хватало простейшего движения.


– Так что у меня за обязательства?


Он отвернулся, разглядывая флаконы. Трещины на коже Поттера нужно было смазать.


– Говорить громко. – Ответ был столь неожиданным, что он резко обернулся. Гарри продолжал пристально на него смотреть. – Как сейчас, просто громко. И вроде как не замечать, как мало на мне живого места, и не предполагать, что если снять все эти бинты и позволить пошевелиться, то раны снова откроются и я смогу оценить, насколько скверно выглядят мои кишки. Ну скажите же что-нибудь.


– Что?


– Да мне все равно. Что угодно, лишь бы во весь голос. А то, знаете, все, входя в эту комнату, начинают шептать. Такое впечатление, что я снова должен научиться понимать серпентарго. Все шепчут и шепчут…


– О чем? – спросил Снейп.


– Неважно, – сказал Поттер. – Просто они говорят так, словно я сломаюсь, если их голос станет немного громче. Но я ведь еще не мертв?


– Со всей очевидностью, нет, раз можете вести такие параноидальные разговоры.


Поттер улыбнулся, отчего кровь снова скопилась в уголках его рта.


– Боже, как мне вас не хватало.


Он медленно передвинул руку, чтобы накрыть ею ладонь Снейпа, и хотя его движение было очевидным, Северус отчего-то не отдернул руку, наоборот, немного, совсем незаметно подвинул ее так, чтобы Гарри было легче дотянуться. Прикосновение было невесомым, но знакомым. Оно возвращало в место, которого больше не было, и Северус прикусил щеку, чтобы по привычке не начать представлять себе чашку чая и море, рядом с которым все было как-то очень просто. Он неожиданно для себя вспомнил, что вернулся за этим. Потому что кто-то назвал его другом, а он в ответ сказал "спасибо". Сказал, думая, что умирает, но это было сказано. Можно было, конечно, высмеять случившееся, но ему не хотелось этого делать. То, что произошло в лимбо, было, черт возьми, важно и изменило их, несмотря ни на что.


– Я найду способ помочь. Я что-то обязательно придумаю.


– Вы действительно поверили мне, что ответственны? Это не так… Дело не в вас, а во мне. Я не хочу, чтобы вы ушли придумывать что-то для моего спасения, потому что боюсь сойти с ума к тому моменту, как вы вернетесь. Потому что едва за вами закроется дверь, снова станет темно и запахнет лекарствами, а люди, которых я люблю, будут шептаться, делая вид, что я их не слышу, думая, что я сбрендил от боли. Но я вменяем… Я все понимаю. Мне не жаль, что мы оба здесь, просто я не могу игнорировать те месяцы, когда у нас не было ничего настоящего, кроме друг друга. И меня тошнит, когда люди делают вид, что я выпал из жизни всего на час. Когда моя любимая девушка пользуется духами не ради меня, а для того чтобы от ее волос не так отчетливо пахло сигаретами, ведь она не курит. Все изменилось. Я признаю это. Я болен, а не просто лег отдохнуть, и мне не нужны тишина и покой. Мне нужно лекарство и человек, который не станет меня жалеть.


– Значит, вот зачем я вам понадобился?


– Точно, – подтвердил Поттер. – Не хочу здесь лежать, медленно сходить с ума и сводить с него окружающих.


– Полно вам причитать. Я бы на вашем месте сейчас об окружающих меньше всего думал. Они как-нибудь со всем справятся.


– Мне не нравится то, как они это делают.


– Переживете, Поттер. Вашего здравомыслия должно хватить… Хотя о чем я говорю? Когда это его на что-либо хватало? Но это неважно. У вас нет иного выбора, кроме как ждать и терпеть. Я немедленно займусь поиском лекарства.


– Почему?


Северус нахмурился.


– Уж конечно не для того, чтобы вы побыстрее могли встать на ноги и начали делать глупости. Я считаю, что мир находится в большей безопасности, пока вы прикованы к постели. Меня просто попросил о помощи Малфой.


– Ясно, – сказал Гарри, не стремясь демонстрировать обиду. – Значит, вы сейчас у него живете?


Снейп покачал головой.


– Нет. У Люциуса есть скверная привычка: при взгляде на любого человека у него возникает лишь одно желание – немедленно использовать его в своих интересах. Я слишком долго был мертв, чтобы поддаваться на подобные провокации. Мне нужно самому во всем разобраться.


– Кстати, а как вам удалось вернуться? Я старался помочь, но не был уверен, что у меня что-то получится.


– Ваши истерики были совершенно ни при чем. Впрочем, это слишком длинная история, а я не могу задерживаться надолго. Мне и так чудом удалось попасть в ваш дом, так что не удивляйтесь, если Молли Уизли будет расспрашивать вас о визите французского колдомедика. Я пришлю вам лекарство, если найду способ исцеления, а сейчас мне пора.


– Нет. – Поттер сжал его руку сильнее. – Вы хотите сказать, что больше не придете?


– А зачем? Это было бы неразумно. Ваши друзья вряд ли обрадуются моим визитам, а я не уверен, что мы сможем сколько-нибудь внятно объяснить им про лимбо и мир мертвых. Живые не должны слышать о таких вещах, так что давайте помолчим. Все, что мне нужно, я уже видел. Так что прощайте и проявите хоть немного терпения, чтобы…


– Нет, – перебил его Гарри. – Я ничего не стану лишний раз терпеть. Вы же сами сказали, что я должен думать прежде всего о себе.


– Ну так думайте. Кто же вам мешает?


– Пожалуй, я так и сделаю. Вот только мои желания не совпадают с тем, чего хотите вы. Впрочем, следуя вашей логике, мне на это должно быть наплевать.


С этими словами Поттер, превозмогая боль, пошевелился и сунул руку под подушку, доставая волшебную палочку. Снейп разгадал его намерения слишком поздно.


***


Быть аппарированным таким израненным существом, как Поттер, – это не для слабонервных. Перемещение вышло таким грубым, что Северус зажал себе рот рукой, чтобы подавить приступ тошноты. А потом начал лихорадочно себя ощупывать, проверяя, все ли части тела находятся на положенном месте.


– Поттер, вы самый безумный идиот из всех безумных идиотов! – заорал он, оборачиваясь, но вынужден был замолчать.


Гарри стоял на четвереньках, его бинты были совершенно мокрыми от крови, но он смеялся, сплевывая на каменистый берег красную жижу.


– Это было нелегко, – выдохнул он. – Но стоило того… Господи, видели бы вы сейчас свое лицо.


– Нечего мне на него смотреть. – Снейп огляделся по сторонам и невольно хмыкнул при виде узкой полоски пустого каменистого пляжа. – Это что – приступ ностальгии? Где мы сейчас находимся?


Поттер признался:


– Понятия не имею. В детстве я видел эту картинку в одном из путеводителей, что любила собирать моя тетка. Фотография запомнилась, а вот название места – нет.


– Вы немедленно должны вернуться! – Снейп был в бешенстве. – О чем вы вообще думали? Ваши раны открылись, и вы можете умереть от кровопотери.


Наглец закашлялся и снова сплюнул на землю кровь.


– Я туда не вернусь. Лекарства на бинтах достаточно, и если мне просто час-другой спокойно полежать, раны затянутся. Вот от болеутоляющего я бы не отказался.


– У меня его нет, зато у вас дома в достатке. Держитесь за меня, мы возвращаемся.


– Нет! – закричал Поттер. – Если вы появитесь со мной в таком виде, для вас это плохо кончится.


– Переживу, – холодно заметил Снейп.


– Я не переживу! – Гарри зло на него посмотрел. – Хоть один гребаный раз подумайте о моих чувствах. Я не вернусь домой, а если вы переместите меня против моей воли, то снова сбегу и на этот раз постараюсь оказаться в самом сердце Антарктиды. Потому что я так больше не могу… Невыносимо, когда все вокруг притворяются, что все нормально, а сами плачут, едва притворив за собой дверь. Я не могу видеть всю их боль и осознавать, что они не понимают мою, даже не стараются, как бы я ни пытался им объяснить. Последнюю неделю я даже говорить ни с кем не мог, слова всякий раз застревали в горле, потому что я знал, что они не будут услышаны. Им так проще – окружить меня своей жалостью и заботой, чтобы засыпать с чувством выполненного долга, ведь они не оставляют бедняжку Гарри без внимания. А я так не могу! К черту сострадание, все, что мне нужно, – это злость, но они ее не заслуживают. Мне не нужно сочувствие, я не хочу никого собой отравлять. Мне сейчас нужна свобода от того, что творится в их головах. Я ни о ком, кроме себя, не должен переживать, это вы верно сказали.


Снейп рассерженно кивнул.


– А меня, значит, можно и мучить, и отравлять, потому что я вам никто и меня не жалко?


Ему очень не понравилось данное предположение, но оно слишком походило на правду, чтобы от него отказаться.


– А вы мною не отравитесь, – совсем тихо сказал Поттер, растянувшись на камнях и устроив голову у Снейпа на коленях. Похоже, такая страстная речь лишила его последних сил. – Там, в лимбо, я ничего не просил, но сейчас мне очень нужно быть спасенным. Помогите мне, вы же сильный человек и в вас нет ничего, что позволило бы потакать чужим слабостям. Вы не дадите мне отчаяться и сойти с ума. Рядом с вами все можно пережить – и смерть, и боль, и даже то, что от нее пахнет сигаретами... – Речь Поттера стала совсем бессвязной, и он лишился сознания.


Северус осторожно коснулся его волос. Ему хотелось кричать от ярости. Самым разумным было бы немедленно вернуть Поттера домой. Он не слишком верил всем этим угрозам насчет Антарктики. Гарри слишком любил жизнь, он мог лишиться ее только вследствие какого-нибудь безумного поступка, например, как этот дурацкий побег. Надежды на его разумность не было, и Снейп очень злился, но почему-то из-за того, что не в состоянии исполнить его желание. Он не мог даже ненадолго украсть Поттера у всех этих людей, чтобы они поволновались и поразмыслили о том, как нужно относиться к этому зеленоглазому чудовищу, чтобы оно продолжало бороться, а не сходить с ума от тоски. Он заслуживал к себе особого отношения, потому что Северус знал, что если оставаться рядом с Гарри достаточно долго, то можно начать улыбаться вещам, которые никогда раньше не имели значения. Поттер был наделен особой силой, способностью менять чужие миры, и насчет того, что Снейп не мог им отравиться, он был совершенно не прав. Профессор уже чувствовал в своих венах незнакомый яд. Только симптомы, им вызванные, не значились ни в одном справочнике, и он не осознавал пока, какие наступят последствия. Что случится с его душой завтра, если он позволит себе все пустить на самотек? От Поттера нужно было немедленно избавиться, но как же чертовски не хотелось этого делать. Можно было бы вечность вот так просидеть, ощущая тяжесть его головы на своих коленях. Просто наслаждаться пониманием того, что тебе совсем необязательно всегда быть одному, если в этом мире есть он, человек, который хочет быть тебе другом.


– Что же мне с тобой делать? – тихо спросил он у Гарри.


Северус нахмурился, потому что дальше тянуть время было нельзя. Поттер мог серьезно пострадать из-за его нерешительности. Он уже собирался аппарировать на площадь Гриммо, когда кое-что вспомнил и полез в карман. Достал врученный эльфом клочок бумаги и развернул его. Записка была короткой и лаконичной: