Название: Хроноворот моей памяти

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Название воркшопа, 141.03kb.
• Классный час приглашаются папы, дедушки. На доске оформлена выставка «Герои в моей, 86.75kb.
• Светлой памяти моего друга, моей жены, посвящаю эту вещь, последнюю, над которою, 790.87kb.
• Доклад на тему «История моей семьи», 44.14kb.
• Оптимизация подсистемы памяти ядра ос linux для вк эльбрус-3s с поддержкой numa, 72.52kb.
• Краткое содержание Общее представление о памяти. Понятие о памяти. Значение памяти, 621.95kb.
• 1. Общие представления о памяти. Круг явлений памяти, 754.68kb.
• Название мероприятия, 48.25kb.
• Жди меня. Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины, 16.21kb.
• Название Спецификация, технические характеристики, 574.12kb.

Белла спокойно заметила:

– Лучше бы ты себе горло перерезал, чем пошел в руки Инквизиции.

Поттер не спорил.

– Может, и лучше, но я хотел хотя бы умереть так же, как мама с папой. Может, тогда мне удалось бы быстрее их найти в том лучшем мире, о котором магглы так много рассуждают. Я уже ничего от жизни не ждал. Было чудом встретить его – деятельного, сильного, замкнутого. Он такой холодный, что, глядя на него, очень хочется поверить, что одиночество – это совсем не страшно, а даже хорошо. Глядя на него… Я много смотрел. Мне не захотелось стать таким же, просто я вспомнил, что в жизни много доброго и хорошего. Она – подарок, а не проклятье, просто надо понять, что горе можно пережить и найти что-то новое, важное. Не забывая о прошлом, ценя его и уважая… Знаете, жить – это хорошо, особенно рядом с таким добрым человеком, как он.

– Добрым?

Я изумленно повторил про себя этот вопрос вместе с Беллой.

– Очень. Ведь важны не слова, а поступки. Он может кричать на меня сколько угодно. Очнется – и пусть снова кричит с утра до ночи. Прогонит – будет прав, я уйду, потому что он заслуживает большего. Заслуживает не быть обремененным идиотом, вроде меня. Он ведь на самом деле очень хороший, право быть с ним нужно заслужить, а я только все порчу, – еще один тяжелый вздох. – Наверное, его девушка – другая. Она не мешает, только помогает во всем, переживает за него… Если с ним... – Поттер осекся. – Если, не приведи господь, мы в чем-то ошиблись, как мне дальше с этим жить? Ведите доктора. Нужно сделать все возможное.

– Девушка Северуса? Заботливая? – Похоже, Белла озадачилась окончательно. – А есть такая особа?

– Да. Он сам сказал, что есть. Она принимала участие в ваших договоренностях. Я думаю, что от нее пришли те коробки, из-за которых…

– Позволь, я угадаю? Ты ее видел в сети как привлекательного брюнета?

– Да. Вы ее знаете? Может, нужно сообщить…

Белла хмыкнула, перебив его:

– Ах, эта девушка? Пожалуй, она весьма темпераментная особа, и поверь мне, уже в курсе всего происходящего. Ты прав, наверняка она очень переживает за нашего больного. Скоро сама приедет, если… – Послышались шаги, и мои нос и рот накрыла узкая, но сильная ладонь, мешая дышать. – …Если вот это "доброе" дерьмо не перестанет корчить из себя симулянта! Если до этого милейшего человека дойдет, наконец, что он подставил под удар не только свою задницу, но и одно важное дело. И если, провалявшись в постели семь суток, он через три дня не начнет осуществлять план, на разработку которого ушел год, то лучше ему и в самом деле сдохнуть. Потому что его девушка хотела, чтобы этот гребаный ублюдок понял – его спасение стоило нашей запертой птичке дорого, и она приедет, дабы не сорвать операцию.

– Не надо никому приезжать. – Я отшвырнул ее руку и сел на постели. Поттер покраснел и выбежал из комнаты. Да, не очень красиво получилось. Чертова Беллатрикс. – Могла бы проявить хоть немного такта.

Она хмыкнула:

– Что, еще не наслушался, как ты прекрасен и благороден? Это подождет. Эдмонд просил передать, что действовать нужно как можно скорее.

Я внимательно осмотрел свое тело: рубцы были свежими и внутри еще копошились исцеляющие машины, но без обезболивающего уже можно было обойтись. Я сорвал с руки дозаторы.

– Завтра буду в норме. Пусть он сидит на севере и не высовывается. У нас и так проблем хватает.

– И кто в этом виноват?

Поттер, разумеется. Кто же еще?

 

***

После ухода Беллатрикс я принял душ, переоделся и пошел в комнату к мальчишке. Как бы мне ни хотелось избежать разговора, я понимал, что чем раньше мы все проясним, тем быстрее сможем позабыть о возникшей проблеме.

Поттер сидел у маленького светящегося столика. Судя по бликам на лице мальчика, столешница демонстрировала ему какие-то изображения. При моем появлении он обернулся.

– Я рад, что вы живы.

Ну, что тут можно было ответить?

– Послушай…

Он меня перебил:

– Нет. Пожалуйста, можно я договорю? Сложно подобрать слова. Я очень боюсь что-то напутать. Да, я очень рад, что вы живы, и осознаю свою вину в том, что произошло. От меня одни проблемы. Хочу помочь, но делаю только хуже.

Я не выдержал и проявил любопытство:

– На кой черт тебе вообще понадобилось сохранить портключ? Хотел скрасить свой досуг?

– Что? – Он покраснел, поняв смысл сказанного. – Ах, это... Нет. Так получилось. Я почти успел до часа ночи, осталось спрятать только одну капсулу, но… В общем, я переживал за вас. Вы же ничего мне не рассказали, а я видел, что планируется что-то опасное.

– И что? Решил попасть в неприятности вместе со мной?

Я усмехнулся, но он неожиданно кивнул.

– Да, наверное. Стало страшно, что вы не вернетесь, и я снова останусь один. После смерти мамы мучительнее всего было все время оставаться одному. Вокруг были люди, но никто из них ничего для меня не значил, пока не появились вы. Это такое счастье, когда у тебя есть кто-то важный. Я подумал, что если и вы не вернетесь, то лучше… В общем, будет лучше, если меня тоже не станет. Знаю, что это было глупое и трусливое решение.

Я серьезно кивнул.

– Ты прав. Очень глупое и очень трусливое.

Он покраснел.

– Я и не надеялся, что вы поймете и простите. Просто мне не хотелось лгать, что я не успел спрятать эту вещь или что она случайно завалилась за подкладку. Скажите, а вы давно…

– Что давно?

– Пришли в себя?

Вот мне ложь не стоила ни малейших усилий:

– Нет, не очень.

Я думал, он испытает облегчение, но, кажется, мальчишка разнервничался еще больше.

– Я вас поцеловал, пока вы были без сознания. И не один раз. Я делал это часто, очень часто.

Роковой вопрос:

– Зачем?

– Мне хотелось. Очень. Знаю, что вы скажете, что все это глупо и что я путаю благодарность с влюбленностью, но это не так. Я никогда раньше не испытывал ничего такого. Мне было так хорошо рядом с вами, так спокойно и радостно… Даже когда вы злились и кричали, я мог только чувствовать тепло и думать: "Как же хорошо, что он есть".

– Это не любовь.

В этом я кое-что все же понимал и мог сказать со всей категоричностью, что его чувства не имеют ничего общего с настоящими. Мальчишка пожал плечами.

– Не знаю, я же никогда раньше не влюблялся.

– Послушай, все это…

Он снова меня перебил:

– Я понимаю, вам не нужны мои признания, может быть, они даже неприятны. У вас есть девушка, какая-то важная работа… Мне лучше было все это не говорить, но лгать вам отчего-то кажется невозможным. Вы не думайте, я не стану навязываться и все такое. Может, это чувство пройдет, и мы однажды вместе над ним посмеемся, но пока… Не прогоняйте меня. Можно я останусь с вами?

Влюбленный Поттер… Ужас какой. Это, определенно, худшая из моих жизней. Хотя, собственно, какого черта я начинаю верить в его искренность и серьезность? Сколько он меня знает? Меньше двух недель, и большую часть этого времени я валялся в постели, изображая живой труп. Он просто запутался. Слишком много всего произошло в его жизни. Страх, одиночество, надежда обрести защиту – вот все, что его переполняет. Другие чувства тут совершенно ни при чем.

– Ты не сможешь остаться со мной.

– Вы этого так сильно не хотите? Из-за того, что я сделал, или из-за моего признания? – Он выглядел очень несчастным.

Я мог уничтожить его. Сказать, что да, все так и есть. Что он по глупости подвергает мою жизнь опасности. Что я не желаю слышать ни о какой любви, и его поцелуи не вызывают ничего, кроме раздражения. Но тот, кто знает, каково это – быть отвергнутым, какую боль при этом чувствуешь, никогда не позволит себе унизить другого так, как когда-то был унижен сам.

– Дело не в тебе. Так складываются обстоятельства. Через пару дней я покину город и, возможно, очень не скоро снова вернусь в Лондон.

– А можно мне с вами?

– Нельзя. Одному мне будет безопаснее.

Видимо, эти слова вызвали у него острый приступ стыда, потому что мальчишка покраснел.

– Тогда конечно.

– Отдай палочку, я обменяю ее у Ивон на чип. Ты отправишься в Голландию, к моим друзьям, они найдут тебе работу. Там безопаснее, чем в Англии.

– Нет, спасибо. Я останусь здесь.

Я разозлился.

– Это не обсуждается!

Он упрямо покачал головой.

– Я никогда не возьму вещь, оплаченную вашей кровью. Особенно если она была пролита по моей вине. Решайте сами, что вам нужнее – эта странная штука или чип, а мне ничего не надо. Не знаю, почему вы обо мне заботитесь, но все равно я вам очень благодарен. Только больше ничего не приму. Тут хорошо… Если позволите, я бы хотел остаться в башне после вашего отъезда.

Его губы задрожали. Я медленно сжал руки в кулаки, но потом снова расслабился.

– Как хочешь. – Можно договориться с Ивон. Мальчишку усыпят, накачают наркотиками, подготовят липовые справки о том, что он нуждается в восстановлении здоровья по какой-нибудь редкой методике, и отправят на континент. Очнется он уже в Голландии. Спасибо, конечно, не скажет, но когда я нуждался в его благодарности? – Верни мне палочку.

Он встал, подошел к своей кровати и запустил руку под подушку. Я чуть не рассмеялся. Примитивный тайник, но Белле вряд ли пришло бы в голову искать палочку в таком лишенном таинственности месте, как постель юного девственника.

Пока он ее доставал, я решил осмотреться. Устроился Поттер с комфортом, хотя вещей было еще меньше, чем у меня. Единственное дорогое приобретение – столик, почти тот же монитор, только попроще и не подключенный к сети. Похоже, до моего прихода мальчишка смотрел на нем старые записи, которые забрал из дома. Я взглянул на изображение и замер. Не может быть….

Она была прекрасна, совсем такая, какой я ее помнил, и ее искра, будившая во мне воспоминания... Она сияла ярче всех других. Ну конечно, можно было предположить, что эта чертова жизнь, перенасыщенная совпадениями, снова меня ударит. Мальчишка был так похож, потому что в этом проклятом мире он был ее сыном.

Лили… Я не мог наглядеться на эти удивительные зеленые глаза. Она улыбалась, маленькая перемещающаяся камера снимала все время с разных углов. Да, она улыбалась и нежно поглаживала по безволосой голове младенца, сладостно жмурившегося, прижавшись крохотным влажным ротиком к груди. Нет, я лгал себе, такой пьяной от счастья мне никогда не доводилось ее видеть. Я прикоснулся кончиками пальцев к столешнице, включая звук. Лили пела очень старую колыбельную из той жизни, из нашего общего детства.

Баю-баю, детки

На еловой ветке.

Тронет ветер нашу ель -

Закачает колыбель,

А подует во весь дух -

Колыбель на землю бух.

Ей нравилась эта песенка, всегда нравилась, хотя я часто над этим посмеивался. Ну, к чему магам старые маггловские страшилки? Что хорошего в том, чтобы петь младенцу о падении с елки? Она звонко смеялась и говорила, что я ничего не смыслю, что эта песня важнее для матери, а не для ребенка. "Моя мама говорит, что ветер – это перемены, сначала он только раскачивает колыбельку, а потом она падает, но не потому, что кто-то там умирает, разбившись, просто детки вырастают. Ветер перемен помогает им самим твердо стоять на земле, они становятся взрослыми, улетают из родного гнезда. Мама говорит, что однажды мы с Петуньей тоже пойдем своей дорогой. Эта песенка напоминает ей об этом и помогает принять неизбежное расставание без грусти, но с радостью – и за наши первые, и за все последующие самостоятельные шаги".

– Моя мама. – Я не заметил, как Поттер подошел. – Красивая, правда?

– Очень. – Голос изменил мне, в нем появилось слишком много хриплых нот.

– Эту запись я всегда смотрю, когда мне плохо или грустно.

– Как ее звали?

– Лора.

Что ж, значит, на этот раз я не догнал женщину по имени Лора. Столько жизней, но боль не стареет. Все то же знакомое разочарование. И бессилье, и горечь. Мне только и остается, что коллекционировать уже безжизненные имена. Сара, Моника, Катрин, Дженнифер, Бетси, Гвендолин, Кира и, конечно, Лили. Вот как много ее было, но никогда не хватало на меня. Ну почему, господи? Почему я не могу забыть, если ты лишаешь меня даже крохотной надежды догнать свое счастье? Почему? Это кара? Как бы ни был велик грех, может, уже достаточно? С меня хватит! Я не могу больше, потому что не понимаю, с ней-то так за что? Почему она должна снова и снова умирать? Только для того, чтобы мне было больно? И с таким скотством судьбы я должен смириться? Не будет этого! Никогда. Если мы не можем быть счастливы, то станем хотя бы свободны.

– Это единственная запись, на которой есть папа. – Мальчишка наклонился и скользнул пальцами по поверхности стола, проматывая вперед изображение. Я чуть было не схватил его за руку, умоляя: "Не надо". Какое мне было дело до этого мужчины, я на женщину не мог насмотреться. – Ракурс неудачный, он, наверное, запрограммировал камеру, чтобы она снимала только нас с мамой. Вот.

Я разозлился уже тогда, когда спина незнакомца на миг скрыла изображение, а потом… Она улыбалась ему с нежностью и любовью. Смотрела так, как никогда не смотрела на меня, в этом взгляде было истинное чистое счастье, словно он и малыш, прижатый к ее груди, были единственными, в ком она нуждалась. Лили протянула мужчине руку, он шагнул к ней, и я закричал, не отдавая себе отчета в том, что на самом деле издаю звук, рвущий горло.

Какого гребаного черта! Меня трясло от гнева. Поттер! Хренов Джеймс Поттер, урод, идиот, законченный ублюдок, доверчивый кретин… Какого Мерлина? Бог, или кто ты там, он-то чем заслужил ее второй раз? Почему он? Я от жизни к жизни бил на осколки сердце, умирал с нею, снова и снова рвал жилы, бежал, стремился, но никогда… Ни разу не успел. А он… Он с нею. Опять! Она отдала ему сердце, родила еще одного гребаного ребенка! Ну почему он, а не я! Почему снова он….

– Ненавижу! – Чертов стол полетел в стену. Я с ума сходил от боли. – Ненавижу! Так не должно быть! Не должно…

Мне хотелось умереть. Нет, мне хотелось убивать, рвать кого-то на части, разрушать в наказание за то, что я не понимал, где справедливость. Почему он снова заполучил ее и бездарно сдох, бросив на растерзание этой мерзкой жизни, а я… Я, который берег бы ее как самое бесценное сокровище, я, который жил бы ради нее, избавив нас от всех проблем, пожертвовав всем – гордостью, самолюбием, честью, ни разу не получил второго шанса ее заслужить.

Мальчишка бросился к осколкам столика и, найдя среди них обломки видеочипа, прижал их к груди, чуть не плача.

– За что?

Он смотрел на меня с мукой и растерянностью, слишком похожий на того, прежнего, наверное, потому, что только таким могло быть производное той проклятой любви, что снова все у меня отняла. Эти его чертовы растрепанные волосы и резкие линии скул… Не нужно! Мне ничего этого не нужно, все, чего я вправе добиться – это сдохнуть вместе с этой чертовой планетой, растворить в космосе свою гребаную память, и пусть судьба подавится. Она, а не я окажется беспомощной. Мне будет все равно, меня нельзя будет больше мучить, я буду, наконец, просто мертвым.

– Вон! Пошел вон отсюда! Немедленно!

– Что случилось?

Конечно, он не понимал, но мне было плевать.

– Я сказал – немедленно!

Всего несколько шагов, наклон отдался болью в животе. Я схватил мальчишку за шиворот и, вытащив его из комнаты, как куклу, швырнул в сторону лестницы.

– Убирайся! К инквизиторам, к черту, куда хочешь, только больше никогда, никогда, слышишь, не смей отравлять собой мою жизнь!

Послушается он? Все, мне больше нет до него никакого дела. Хочет забрать вещи – пожалуйста.

Я ушел в свою комнату, мне очень давно так не хотелось умереть, как сейчас. Побеспокоенные наномашины задвигались внутри, я задрал свитер и стал ногтями царапать свежие рубцы. Мне не нужно было спасение, я хотел только свободы от памяти, от ноющей бесконечной боли.

 

***

Смерть – это слишком просто для меня. Я помнил, что она ничего не меняет. Маленькие гребаные машинки заделывали очередные повреждения, которые я нанес себе сам, было больно, но я это заслужил. Чертов идиот, чего я добивался? Очередного витка судьбы? Я еще не доломал в этой жизни все, что мог доломать? Нужна новая война, к которой волшебники пока не готовы. Интересно, я появлюсь на свет магглом? Вряд ли, такого никогда не было, так что уничтожение магического общества – хорошая идея, эта дорога может оказаться короткой.

Пойло, которое по найденным рецептам варили домовые эльфы в Хогвартсе, больше всего напоминало самогон, хотя Малфой гордо именовал его виски. Похмелье после него было ужасное, но, живя в мире синтетических наркотиков, я испытывал в тот день острую потребность надраться по старинке.

Голодный, едва сшитый желудок воспринял идею без энтузиазма. После первых глотков меня тошнило, потом тело смирилось. Я быстро опьянел так, что едва мог передвигаться по комнате, в бессильном отчаянии круша собственную мебель. Но мне было мало этого яростного скотства, я хотел напиться до беспамятства, чтобы хоть на миг забыть о той боли, что меня терзала, не физической, другой. Той, к которой нельзя привыкнуть.

"Мальчик-то в чем виноват?" – спрашивала совесть, но я велел ей заткнуться. Она и правда сдалась, на время. Но атаковала снова и, едва я без сил упал на кровать, зашептала:

"Он же ничего не помнит, не понимает, как ты мучаешься из-за того, что он рядом. Человек, который был по-своему добр, в одночасье превращается в психа, уничтожает единственное, что ему по-настоящему дорого… А ведь он говорил тебе о любви. От всего сердца говорил. И эта любовь, какой бы надуманной и ошибочной она ни была, для него – первая. Ты девять жизней помнишь ту, первую, а ему отказал даже в простом понимании".

– Не хочу… Ничего не хочу, пусть убирается.

"Куда? Ты хоть понимаешь, что натворил? Напугал ребенка… Ни в чем не повинного ребенка. То, что ты ни к кому, кроме Лили, не привязан, – это повод лишить его воспоминаний об отце?"

– Я безумен.

"Ну так скажи ему об этом. Скажи: "Мальчик, уйди ради себя, потому что я гребаный псих. Со мною больно. Я изранен, а потому, чтобы хоть как-то ужиться с действительностью, разрушаю все вокруг".

– Я не намерен…

"Объясняться? Унижаться?"

– Говорить. Он ушел – и точка.

"Куда? С просроченными документами? Считаешь, он хоть раз за все эти дни о себе подумал? Его одежда все еще в твоей крови. Он любит тебя".

– Должен ненавидеть.

"Кому должен? Судьбе? Ты хочешь, чтобы все вокруг были такими же проклятыми, как ты сам? Рождались со старой болью снова и снова?"

– Нет.

"Тогда, ради бога, хотя бы раз принеси в жертву собственные кошмары. Пусть живет. Пусть хоть в этой жизни он выживет благодаря тебе. Ты хочешь этого".

– Нет.

"Ты хочешь, потому что никогда по-настоящему не умел никого мучить, кроме себя".

– Он ушел.

"От тебя? Не смеши. Неужели ты не помнишь, как долго оплакивают впервые разбитое сердце?"

Я уже упоминал, какая сука моя совесть?

Пришлось встать. Я сделал еще глоток мутного содержимого бутылки и вышел в коридор. Пусто. Заглянул в его комнату – снова пусто. И хорошо… Хорошо… Если он такой идиот, что ушел, то главное, наверное, в том, что все же наконец убрался? Я остановился, пытаясь осознать, насколько пьян. "Немыслимо" оказалось вполне подходящим словом, мозг отказывался оценить всю степень моего опьянения. Искать его в городе в таком состоянии? Вообще искать Поттера… Ах, да, он же только Гарри, ничего не помнящий дурак Гарри, который так часто хотел со мной умереть. Что ж... Я решил, что дойду только до лестницы. На этом мое чувство вины должно было иссякнуть.

Судьба не предлагает мне легких путей. Конечно, он был там, разумеется, мне стало плохо, когда я увидел, как он сидит на ступеньках и покачивается из стороны в сторону, словно баюкая сжатые в ладони осколки.

– Я не должен был. – Да, есть вещи, которые не прощаются, уж мы-то с ним знаем, так нужно ли лишний раз о них говорить? – Возвращайся к себе в комнату.

Он покачал головой.

– Зачем? Вы еще не все во мне доломали? Я ведь даже не могу спросить, почему вы так поступили. Или могу?

Я кивнул его напряженной спине.

– Не можешь. Просто иди спать. Завтра поговорю с Ивон. Если можно что-то починить или сохранить информацию…

– Наверняка можно. – Плечи мальчишки дрогнули. – Неважно, что это та самая вещь, которую мама хранила много лет, сколько бы мы ни переезжали, как бы часто ни вынуждены были скрываться посреди ночи. Она ничего так не берегла, как этот чип. А вы разбили его. Не кто-то – вы… Можно вернуть картинку, но нельзя забрать назад причиненную боль...

Какие мудрые слова. Я, наверное, на самом деле был пьян в стельку, потому что заслушался мудрыми словами Гарри Поттера. Они звучали так, как если бы я сам их выбирал.

– Я не прошу меня простить. Такое не прощают. – Я прислонился к черной от сажи стене. – Извинений больше не будет. Как нам быть – решай сам.

– Вы, конечно, ничего не объясните. Как обычно.

Я сделал глоток. Может, мои связки все же откажут от едкого пойла и того, как я насиловал их криком?

– Нет. – Чужие ожидания я никогда не оправдывал. – Нет, нет, нет…

Точно никогда. Даже не пытался.

– Если я вернусь, – он сжал детали так, что в кулаке что-то захрустело. – Что будет дальше?

– Ничего не будет. Ты просто будешь спать на кровати, а не подыхать от голода и холода на лестнице. Впрочем, мне…

– Нет, вам не все равно! – перебил меня он. – Это даже странно… Вы смотрите на меня так, будто ненавидите, презираете, хотите уничтожить, а потом рискуете собой из-за меня. Спасаете, делаете какие-то немыслимые прекрасные вещи, и злитесь с новой силой. Если я такой никчемный, ненужный, то почему вы пришли сюда? Не проще ли было бы меня выкинуть и забыть обо всем?