Название: Хроноворот моей памяти
| Вид материала | Документы |
- Название воркшопа, 141.03kb.
- Классный час приглашаются папы, дедушки. На доске оформлена выставка «Герои в моей, 86.75kb.
- Светлой памяти моего друга, моей жены, посвящаю эту вещь, последнюю, над которою, 790.87kb.
- Доклад на тему «История моей семьи», 44.14kb.
- Оптимизация подсистемы памяти ядра ос linux для вк эльбрус-3s с поддержкой numa, 72.52kb.
- Краткое содержание Общее представление о памяти. Понятие о памяти. Значение памяти, 621.95kb.
- 1. Общие представления о памяти. Круг явлений памяти, 754.68kb.
- Название мероприятия, 48.25kb.
- Жди меня. Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины, 16.21kb.
- Название Спецификация, технические характеристики, 574.12kb.
– Ты можешь двигаться?
– Да, но тут очень мало места.
Мне в голову пришла только одна идея. Ужасная, не похожая на стоящий план, но на хорошую не оставалось времени. Пятьдесят три секунды до того, как сработает портключ.
– Видишь отверстие слева?
– Да.
– Осторожно посмотри – оно сквозное?
– Ага, но очень узкое.
– Руку просунуть в него сможешь?
Быстро, но стараясь не привлекать внимания датчиков на пушках, я снял с шеи цепочку с капсулой и намотал ее на запястье так, чтобы портключ плотно прилегал к ладони.
– Смогу, но стеллажей много, мне не дотянуться до конца барьера.
– До конца не нужно. Просто, когда я крикну "давай", засовывай руку в щель.
– Хорошо.
Какое послушание. И почему у него такое прекрасное поведение всегда запаздывает? Ну что стоило продемонстрировать его несколько минут назад?
Двадцать секунд. Я, толкая инквизитора перед собой, побежал вперед, машины продемонстрировали волнение на свой манер, скользя по мне щупами детекторов. Десять секунд.
– Давай!
Я засунул руку в отверстие, едва не размазав инквизитора по обжигающе горячей конструкции. Тот истошно закричал, несмотря на Империо. Увы, ширина кучи стеллажей была такая, что мои пальцы едва коснулись кончиков пальцев Поттера. Черт. Черт. Черт… Нужно дотянуться. А для этого необходимо убрать часть преграды в виде маггла, контакт с которым – единственное, что защищает меня от лазеров.
– Не убирай руку.
Пять секунд. Я перевел дыхание, немного подался назад и отшвырнул в сторону инквизитора. Четыре секунды. За спиной довольно заурчали пушки. Три… Я навалился грудью на горячий металл. Одежда задымилась, но моя рука сжала потную ладонь мальчишки, вжимая в нее портключ. Две… В спину впились до боли жалящие иглы, безжалостно кромсая плоть. До единицы я так и не досчитал.
***
– Пожалуйста, ну, пожалуйста…
Холод привел меня в чувство. Я стоял, привалившись к полуразрушенной стене. Нет, не стоял, меня удерживал в вертикальном положении Поттер.
Странное ощущение покоя. В почерневшем, лишенном стекол квадрате окна была видна часть улицы. Перед глазами плыли пятна скользящих в воздухе фонарей, стремившихся проводить редких прохожих. Вокруг этих "светлячков" танцевали тяжелые и неповоротливые, набухшие от влаги снежинки. Люблю снег. Жаль, что уже давно не видел белого…
Я ведь всегда рождался зимой. Первая из моих матерей рассказывала мне, что в тот день был сильный снегопад, и наша грязная улочка с похожими друг на друга, как близнецы, домами вдруг впервые на ее памяти стала по-настоящему красивой, заискрила ослепительной белизной. На оконных стеклах расцвели дивные морозные цветы, смеялись, ловя снежинки ртом, дети, улыбались их раскрасневшиеся на морозе мамаши, и что-то напевал себе под нос вечно пьяный молочник. Его звонкий голос стал вдруг настолько подходить этому волшебному дню, что никто, вопреки традиции, не просил его поскорее заткнуться.
Мама говорила, что я родился очень быстро, словно тоже хотел поскорее увидеть этот волшебный мир, она даже не успела задуматься об аппарации в больницу. Не знаю… Все может быть. Мне тогда, должно быть, просто не хватало понимания, что чудеса не вечны. Мать была мечтательницей, в жизни ей нравилось цепляться только за самые счастливые воспоминания. В жестоком пропойце она видела мальчика с соседнего двора, с которым когда-то впервые целовалась. Между страницами ее книг еще хранились жалкими истлевшими мумиями те первые цветы, что он нарвал на клумбе в парке и тайно просунул в ручку входной двери ее дома наутро после того замечательного первого поцелуя.
Вот и меня она отказывалась видеть настоящим. В ее фантазиях сохранился только младенец, которого она согревала своим теплом, лежа на постели, когда за окном валил снег. "Словно ангел, приветствуя твое рождение, взмахнул крылом, и полетели перышки". Когда мне было четырнадцать, я, слушая эту историю в тысячный раз, усмехнулся: "Потрепанный какой-то ангел. Линял, наверное". Мама замолчала и больше никогда не рассказывала мне о моем рождении. Я чувствовал себя подонком, понимая, что своим цинизмом лишил ее волшебной сказки, в мире которой существовать наверняка было куда приятнее, чем в том аду, где мы с ней жили. Наверное, это было моей попыткой извиниться. Словами просить прощения я никогда не умел, а потому постарался полюбить снег. У меня получилось, но ее этим уже не удалось осчастливить. Сожженные сказки холоду не воскресить. Того малыша она лишилась, а меня так и не сумела полюбить, слишком мало во мне самом было сказочного.
– Снег… – Поттер посмотрел на меня мутными от слез глазами и ничего не сказал, как-то странно задохнувшись, чуть ли не прижался ухом к моим губам, чтобы расслышать, что я тихо, через силу, говорю. Ничего важного. Ну разве человек, умирая, говорит что-то важное? Только глупости. Даже странно, насколько значимыми кажутся нам в последние минуты вещи, мимо которых мы легко проходили всю жизнь. – Я люблю снег…
Надо было подумать о насущных проблемах. Порадоваться тому, что из-за температуры лазеров обожженные раны почти не кровоточат. Сколько же во мне дырок? Я не смог сосчитать. Живот и грудь казались одной пульсирующей раной. Больно... Так больно, что мысли путаются. Если Поттер сделает один шаг назад, я упаду и больше не встану. Значит, впереди новый виток судьбы. Жаль, но страха нет. Я отвык бояться собственной смерти. А эта жизнь… Он сделал ее запоминающейся. По крайней мере, со мной случилось что-то по-настоящему необычное, и я пришел к выводу, что впустить его в свой мир – это не так уж плохо. Возможно, в следующий раз я пройду мимо Поттера не так быстро, как обычно.
– Долго я…
– Минуты три, – он тоже почему-то шепчет. Ну, хотя бы не начинает очередную песнь покаяния.
– Уходи. Скоро здесь будут инквизиторы. Ты иди… – Голос не слушается. Я хочу приказать ему все же связаться с Ивон. Она не откажет мне в последней просьбе, если она будет достаточно подкрепленной материально. – У меня в кармане... Возьми и иди.
Он только упрямо мотает головой, теснее прижимаясь ко мне, что вызывает новую волну боли. Я почти теряю способность соображать.
– Если бы не я…
Вот только этого сейчас не хватало. Как же заставить его понять, что я ни о чем, собственно, не жалею.
– Иди. Так нужно.
– Кому? – Не могу понять этот его взгляд. Он какой-то совершенно незнакомый. – Кому это нужно? Не мне… Точно не мне. Отсюда же недалеко до дома. Если вы даже не можете двигаться – потерпите немного, я найду модуль. Та женщина, у которой мы были, она поможет, да? Вы только, пожалуйста, ну, пожалуйста, не умирайте.
Дурачок. Какой же он все-таки дурачок. Не знаю, из каких таких чертовых сил я еще держусь.
– Вон отсюда. – Голосу не хватает силы. У меня подкашиваются ноги, слишком много я вложил в эту нелепую попытку быть грозным. – Пошел вон.
Я с трудом, но различаю то, что творится за окном. Среди хороводов снежинок появляются двери телепортов, похожие на шестеренки в старых часах. Они увеличиваются до размеров человеческого роста. Из молний, что отплясывают внутри каждой, на улицу выскакивают люди. Инквизиция… Похоже, серьезно всполошились, если задействовали внутреннюю телепортацию. Слишком дорогая процедура, чтобы пользоваться ею по любому поводу.
– Спрячься.
Проследив мой взгляд, мальчишка поворачивается к окну, на его лице нет и тени волнения, только отрешенность.
– Снег, – шепчет он. – Красивый, только жалко, что серый.
А он видел другой? Это странная мысль. Я почти боюсь понять… Боюсь сейчас заметить в его глазах тень узнавания. Правая рука неподвижна, но левой я еще способен управлять. Даже легкое прикосновение к подбородку заставляет его вздрогнуть. За окном сейчас не происходит ничего важного ни для одного из нас. Я всматриваюсь в его зеленые глаза, там нет ни презрения, ни ненависти, только все то же странное, до слез влажное чувство. Я улыбаюсь от облегчения, улыбаюсь, будто мне не все равно, проклянет он меня напоследок или нет. Поттер все понимает как-то совершенно неправильно и, приподнявшись на цыпочках, прижимается своими губами к моему рту. Эти его чертовы губы не гладкие, а сухие и шершавые, очень горячие, словно у него снова начался жар. Я не знаю, что делать с ними, я просто не в состоянии сделать что-либо, даже когда через провал в стене в комнату врываются инквизиторы. Они что-то кричат, а мальчишка продолжает целовать меня, обхватив лицо ладонями. Порывисто, жадно, уже не разбирая, чего касается своим ртом – щеки, виска или кончика носа. Это безумие, и я так ему и говорю:
– Ты сумасшедший.
Поттер кивает и с непонятным мне торжеством чуть поворачивает голову к инквизиторам. Их человек десять, сосчитать точнее я не в силах, все в одинаковых красных формах, только высокий юноша впереди весь в белом.
Он похож на ангела, именно такими магглы обычно изображали их на своих старинных витражах, грустного и одновременно очень сердитого ангела с печалью в глазах и гневно сжатыми губами. Только крыльев у него нет, вместо них в правую руку от локтя до запястья встроена черная, как сажа, адская машина. Смесь живой плоти, кабелей и всевозможных чипов выглядит ужасно. Раны и надрезы на коже были свежие, кровоточащие и воспаленные. Магия скверно уживается с техникой. Люциус не смог вживить себе чип. Чем лучше обучен волшебник, чем большее количество способностей он в себе развил, тем хуже его реакция даже на такие мелочи, как паспорт. Я знаю это, потому что для меня замена документов – куда более длительная процедура, чем для того же Поттера. Дело не в воспалении кожи или других мелких неприятностях. Чужеродное тело внутри ощущается обученным магом острее, как постоянный раздражитель.
– Хватит галдеть. – У парня на пару лет старше Поттера был резкий высокий тембр. Он провел пальцами по каким-то сенсорам, встроенным в его руку. – Ничего необычного. Просто парочка извращенцев, у которых все в порядке с документами. Генетический образец с места вторжения не совпадает ни с одним из них. Магии в этих людях ноль. Я сразу говорил, что на аномалию к востоку отсюда реагирую сильнее, но кому-то понадобилось действовать по схеме обследования районов города. Если из-за вас, – он холодно взглянул на коренастого мужчину в форме, – мы упустим преступников…
Тот ответил похожему на ангела юноше раздраженным взглядом.
– Пока я тут командую. – Он кивнул на нас своим людям. – Задержать до выяснения.
Голос крепыша звучал бы увереннее, если бы в темноте он мог различить мою бледность. Я старался не шевелиться. Кровоподтеки на стене были бы заметнее, чем на черной одежде. Поттер снова придвинулся еще ближе, удерживая меня. Наверное, со стороны это смотрелось как страх.
Инквизитор в белом держался с достоинством, демонстрируя холодное безразличие к происходящему.
– Отлично, тогда я перемещаюсь один. Дорога каждая секунда.
– Не сметь! Вы не имеете права разгуливать по городу без охраны.
"Ангел" усмехнулся.
– Отлично, капрал Дэмси. Вы лично будете отчитываться перед советником Риверсом, потребовавшим моего участия в операции. – Господи, как они так быстро реагируют, когда с трудом договариваются? – Если вам так хочется, задерживайте этих идиотов, и вы упустите Северуса Снейпа. Судья Питерсон будет вам особенно благодарна. Она ведь племянница советника, а за побег этого преступника ей грозит понижение в должности, если мы его в ближайшее время не поймаем. Я дорожу расположением Риверса, а вам на него, похоже, наплевать, так что знайте: я снимаю с себя всякую ответственность за провал.
На лице капрала были написаны мучительные размышления.
Поттер выкрикнул, видимо, понимая, что у нас появился шанс, и пытаясь разыграть недоумение:
– Что вообще происходит?
– Заткнись, пидор, – выплеснул на него свою злость капрал. – Чтоб завтра оба явились в главный офис Инквизиции, ваши данные зафиксированы, так что без глупостей. Уходим, – скомандовал он своим людям.
Красные мундиры покорно бросились из здания. Последним уходил парень в белом. Он оглянулся напоследок, его серые глаза выглядели встревоженными. Я попытался поднять руку, давая понять, что оценил оказанную услугу, но эта попытка стоила мне остатков сознания.
***
Боли не было. Память сохранилась. Это могло означать две вещи – либо я умер и нахожусь в загробном мире, либо каким-то чудом выжил. В последнее верилось с трудом, но я все же заставил себя открыть глаза. Сомневаясь, радоваться или грустить, я осмотрел свою комнату в башне, с трудом поднял руку, разглядев двадцать три "пуговицы" болеутоляющего… Что ж, по крайней мере, теперь понятно, почему так плывет картинка перед глазами. Дать мне умереть в муках никто не собирался.
Прислушавшись к голосам, я понял, что в комнате спорят. Попытался понять, кто именно, различил взволнованные интонации Поттера и немного гневные – Ивон.
– Но как же так…
– Это ты во всем виноват, маленький подонок! – У Беллы была скверная привычка искать крайнего, если она чувствовала за собой какой-то грех. – Кто не выполнил его просьбу?
– Я, и признаю себя очень виноватым. Но как вы посмели попросить о таком? Вы же его друг!
– Друг? – кажется, такое предположение Ивон озадачило, но она неожиданно согласилась с ним. – Ладно, друг. Если честно, то я поверить не могла, когда он согласился. И все из-за тебя! Раньше Северус никогда ни о ком, кроме себя, не заботился. Я думала, он сочтет цену неприемлемой и найдет другой способ от тебя избавиться. Более эффективный, но менее гуманный и дорогостоящий.
– Северус?
– О боже, ты даже не потрудился спросить имя человека, который уже трижды прикрыл твою задницу? Вот она, современная молодежь!
– Он не говорил, а я не решился навязываться с вопросами. Но я не просил этот чип и разрешение. Мне и здесь хорошо.
– Где здесь? По-твоему, это место похоже на дом? Приглядись повнимательнее. Четыре стены, все самое необходимое. Это всего лишь временное убежище, он не останется здесь навсегда, поэтому будь благодарен, что о тебе позаботились. У Северуса есть знакомые на континенте, думаю, он договорится, чтобы тебя устроили. Там безопаснее.
– Я никуда не поеду!
– Значит, он рисковал зря?
– Нет. Думаю, мы не отдадим вам палочку, возможно, она ему самому пригодится. А виза мне не нужна, так что оставьте ее себе.
– Ты кто вообще такой, чтобы что-то решать? Мы со Снейпом договорились, так что отдавай палочку и не корчи из себя главного!
– Не отдам! И можете не обыскивать комнату, я ее надежно спрятал.
– Маленький мерзавец! Ты хоть представляешь, сколько стоят те хирургические наномашины, которые я достала, чтобы его вылечить?
– Мы рассчитаемся, как только ему станет лучше. Сейчас я могу для начала перевести вам все средства, что он положил на мой счет. Там много, может, на все и не хватит, но давайте считать это задатком.
Ивон неожиданно рассмеялась.
– Вы? А Северус знает, что ты решил поиграть в его заботливую женушку? То-то он обрадуется. Деньги оставь себе, они пойдут на твои похороны.
– Я ни во что такое не играю!
К своему глубокому счастью, я, прокляв Поттера за то, что тот притащил Ивон в мое убежище, снова потерял сознание и был лишен сомнительного удовольствия и дальше слушать их ссору.
***
Когда я второй раз пришел в себя, рядом с моим ухом раздавались тихие всхлипы. Не уверенный, что хочу тревожить оплакивающего мою участь, я осторожно из-под ресниц взглянул на сидевшего у моей кровати мальчишку.
Выглядел он ужасно. Поттер так и не сменил перепачканную моей кровью одежду, но я не заблуждался насчет того, что прошло совсем мало времени с момента нашей экскурсии на Объект номер один. Мальчишка выглядел таким изможденным, словно не спал и не ел несколько дней. Лицо осунулось сильнее, чем тогда, в тюрьме Инквизиции. Я уже хотел плюнуть на тактичность и продемонстрировать, что пришел в себя, уточнив, сколько дней провалялся без сознания. В конце концов, у меня оставалась работа. Но он неожиданно вытер слезы и, потушив свет, тихо прошептал в полной темноте:
– Пожалуйста, выживи. Не оставляй меня, и я научусь быть сильным. Больше никогда не подведу, ты только прости за все и не умирай.
Простить? А нужно? Я же помнил о его опрометчивости... Сам виноват, что доверился Поттеру, так кого тут обвинять в глупости? Гриффиндорцы не повинны в том, что рождаются гриффиндорцами. За все наши недостатки часть ответственности все же лежит на судьбе. Бороться с ними, конечно, можно, а иногда – нужно, но Поттер всегда останется Поттером, даже спустя еще десяток жизней, а значит…
Мягкое прикосновение волос к моему лицу оборвало поток мыслей. Еще одно движение – и он снова меня целовал. Робко, неумело, а я лежал, сомкнув веки, и силился не думать о том, что если я хоть немного разбираюсь в поцелуях, то должен признать: в этом нет ничего благодарного или дружеского. Мальчишка не лез своим языком в мой рот, только очень нежно ласкал губами губы. Долго… Я слышал учащенное дыхание и понимал, что этот процесс его волнует не меньше, чем меня. Только мотивы у нас были разные. Он старался выплеснуть что-то горячее и честное. С горя, должно быть, фантазируя, что эта его тайная сила окажется целительнее, чем движущиеся у меня в груди и животе наномашины. Я же пытался просто не сойти с ума.
Меня целовал Поттер – было от чего почувствовать себя безумным. Ее сын, неважно, в какой из жизней это было, моя память ни на секунду не позволяла об этом забыть. Все время напоминала, что я.… Ненавижу его? Нет. Я старался, но до конца у меня даже тогда не получалось. Сын Поттера? Хороший мотив, и я злился, впадал в бешенство при мысли о том, что для того, чтобы мальчишка появился на свет, его отец трогал то, что мое сердце упрямо считало своим главным сокровищем. Лили не была моей. Никогда. Но как же мучительно было осознавать, что она была счастлива, будучи чужой. Скотством казалось заставлять мальчишку платить за мое разочарование, но я не мог иначе, потому что так чувствовал. Я негодяй? Пусть, но, по крайней мере, искренний! Много боли. Терзаемый ею, я не видел смысла в том, чтобы заставлять себя фальшиво улыбаться. Мы убили Лили. Я, Волдеморт, Джеймс и он, ее чувство любви к нему. Разве отнимал я у него право на ответную ненависть? Просил, требовал благодарности за то, как мучительно мне было его защищать? Нет. Я боролся за его жизнь всегда, даже когда Дамблдор сказал, что это не самая главная из наших целей. Боролся с насмешкой, потому что за каждое из своих усилий я получал плевок в лицо. Это было правильным, это было справедливым. Я платил, даже если моя злость все время пыталась сбить цену. Но это нормально. От меня никто не мог потребовать, чтобы я его любил. Даже Дамблдор не осмелился, а вот эта странная реинкарнация Поттера пыталась. Отпущение грехов? Да, кажется, именно так я окрестил заботу об этом мальчишке. Увольте, я не настолько грешен, чтобы жить с его нежностью.
***
Привычка подслушивать чужие разговоры у меня была всегда, а вот валяться без дела и позволять вкалывать в себя всякую дрянь – образовалась недавно. Смазанные из-за обезболивающего ощущения подсказывали, что наномашины, по идее, справились со всеми повреждениями, и я давно должен был прийти в сознание, но отчего-то мне совсем не хотелось этого делать. Проблема была в Поттере. Я был морально не готов обсуждать с ним его привычку к поцелуям, а то, что он превратил их в ежедневную традицию, стало очевидно после еще двух-трех пробуждений. Что если он скажет какую-нибудь глупость? Как реагировать, если вообще ни черта не скажет и притворится, что ничего такого не было? Удобный для меня вариант? Не совсем, не так уж сильно я люблю себе лгать, скорее у меня давно выработалась привычка решать проблемы по мере их поступления. Я никогда не становился объектом желаний со стороны человека одного со мной пола. Даже если они невинны и носят характер юношеского хаоса в мыслях и чувствах и мальчишка путает признательность с привязанностью, с этим необходимо что-то немедленно сделать. Почему? Да потому что это Поттер! И неважно, какой по счету, главное – тот самый. Да, я не страдал гомофобией и, возможно, мне бы польстило легкое романтическое влечение красивого молодого человека, но, черт возьми, кем надо быть, чтобы радоваться, что тебя целует сын любимой женщины? Даже если она потеряна навсегда, а он рядом, лишенный памяти и презрения. Доступный… Нет. Может, я и скотина, но не настолько.
Выход из ситуации, как ни странно, мне подсказал сам мальчишка. Проснувшись однажды, я снова понял по разговору, что к нам явилась Ивон. Судя по всему, они с Поттером сидели в углу комнаты. Я мог только слушать, потому что разглядеть их было невозможно.
– На самом деле это странно, что он до сих пор не пришел в себя, – рассуждала Беллатрикс. – Может быть, мы что-то упустили? В конце концов, я не врач. Сканирование определило травмы, я запрограммировала в соответствии с ним наномашины, но это вершина моих познаний.
– Думаете, мы могли не найти какое-то внутреннее повреждение?
– Даже у техники есть предел совершенства. Нужно пригласить доктора.
– А это не опасно?
– Опасно.
– Может, у вас есть доверенный врач?
– Доверенный? Нет, есть те, которые долго не живут, – честно ответила Белла. – Однако Северус нам головы оторвет уже за то, что ты впустил меня в его убежище, а я имела наглость прийти.
В этом она была права.
– Но мы же волновались… Он простит.
– Простит? Мальчик, да что ты вообще об этом человеке знаешь?
Судя по повисшей паузе, Поттер задумался над ответом.
– Он хороший. Самый лучший из всех, кого я встречал. Знаете, у меня никогда не было никого близкого, кроме мамы. Когда папу поймали и утилизировали, мне было около года. С тех пор мы всю жизнь бегали. Мама продала все, что могла, и поменяла мне паспорт, но на себя у нее уже не осталось денег. Мы жили в ужасных местах, она могла работать только на самой тяжелой нелегальной работе. Ей платили гроши, но мы все равно были счастливы. В школу я не мог ходить, и она учила меня всему сама. Приходила домой чуть живая от усталости, но все равно находила время, чтобы со мной позаниматься. Она рассказывала мне о волшебниках, учила гордиться тем, кто я есть. – Мальчишка вздохнул. – Мы были очень близки. Мама стала моим единственным другом, но я не жалел об этом. Она была самая лучшая. Когда я смог по возрасту устроиться на легальную работу, мы так радовались с нею, думали, наконец, заживем... Может, даже скопим денег и уедем на север. Мама очень хотела, говорила, что там они когда-то жили с папой. Она рассказывала про деревья и птиц. Знаете, там еще растут деревья и живут птицы. Правда, в основном в специальных заповедниках, но ей так хотелось мне их показать… А потом сгорело здание Инквизиции, и они выпустили те подвижные сканеры. Один из них и засек маму. Ее, наверное, утилизировали, как и отца, а я остался совсем один. Жил, что-то ел, ходил на работу… – голос Поттера вздрогнул. – Я никому, даже ему не говорил, но моя вспышка магии была не случайной. Я просто больше не мог быть все время один. Это так больно, так плохо…