Название: Хроноворот моей памяти

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 34

– Забыть? – Я расхохотался до слез. – О да, забыть было бы чудесно… Но не выйдет.

Он встал, обернулся и шагнул ко мне.

– Почему нельзя забыть?

Я указал пальцем на потолок.

– Кто-то вот там очень любит меня мучить.

Он преодолел несколько разделявших нас ступенек и приблизился почти вплотную.

– А я не хочу, совсем не хочу вас мучить. Что мне сделать? Умереть?

Я еще помнил, что смерть – фальшивое освобождение.

– Просто уйди.

– Не могу! Умереть на самом деле проще. Я схожу с ума, – он вцепился рукой в свои волосы. – Куда идти? У меня никого нет. Только вы, только то, что я к вам чувствую. – Вы хоть понимаете, как сильно я вас люблю? Хотя нет, я же сам этого не понимаю. Я не нахожу слов, пробую, но не нахожу.

– Ты не знаешь меня. Ничего обо мне не знаешь.

Мне не нравился его взгляд, такой больной и невинный, упрямый и этим жестокий.

– Кто знает больше?

Ответа у меня не было. Никто не знал больше, никому, никогда я не отдавал столько своих мыслей и чувств, как ему в той первой, проклятой жизни. Можно было как-то совладать с собой, даже на пороге смерти проконтролировать поток собственных воспоминаний, но почему-то… Я все ему отдал. Все до последней капли. Мне хотелось, чтобы он понял? Чтобы сын Джеймса Поттера меня понял? Бред. Я доказывал ему и себе простую истину: все из-за любви. Каким бы уставшим ни был я сам, это чувство было еще больше истрепано вечностью. Я не хотел помнить… Нет, хотел, до безумия, но так уж вышло, что однажды судьба не позволила мне стать чертовым Ромео и умереть со своей Джульеттой. Я жил, я дышал, я верил в непреодолимое. У меня не хватало сил открыться новому чувству? Не было таких сил. Не существовало вовсе. Я пытался наколдовать, думал сварить, но единственное, с чем справилась моя душа, – отринула все попытки отучить ее страдать по утраченному. Я думал, что навеки, но меня разубедили. Как выяснилось, только для того, чтобы проклинать снова и снова.

– Никто не знает. Но и ты сам ни черта не понимаешь.

– Она была похожа на маму, да? Та, кого вы умоляли не умирать?

"Она и была твоей матерью! Ты говоришь, что любишь меня. Это уже не безумие, а святотатство". Я сумел не произнести эти слова вслух, просто выпил последний глоток виски и, швырнув бутылку в пролет, оттолкнулся от стены, чтобы уйти. Мой ресурс раскаянья был исчерпан со всей очевидностью. В горле уже клокотала злость, а я не хотел снова давать ей волю.

– Нет, не уходи. – Он меня обнял. – Северус, пожалуйста…

Мое имя так легко слетело с его губ, а ведь я не желал, чтобы они его произносили. И глаза эти зеленые... Они смотрели на меня с тем же чувством, что те, с экрана. Словно важнее меня никого в этом мире нет.

Да, глаза эти чертовы. Это они виноваты… Самая лучшая из подделок. Кто-то кого-то поцеловал. Были непреодолимые обстоятельства. Гнев трансформировался в похоть. Я захотел обмануться, я впервые за девять прожитых жизней позволил себе грех – бесконечное падение в самообман. Просто глаза, почти совсем такие, как те. Нет? Да черт с ним, эти глаза меня хотели. Жадно, мучительно, а я желал, наконец, напиться этим выражением радости от близости со мной, а не с кем-то другим. Губы болели не меньше души. Я вламывался языком в его рот, скользил по гладким пластинам зубов и, кажется, чертыхался, когда он в попытке прижаться ко мне еще сильнее, быть ближе, задрал мой свитер, отчего спина царапалась о стену. Осознавал, что поступаю неправильно, но впервые разрушал не только себя, а уже "нас". Две не приспособленные для близости души, вопреки всему вцепившиеся друг в друга, загнанные в клетку взаимной нужды, тяги к обману. Совесть молчала и правильно делала, я был не готов слушать и прислушиваться. Ни к чему не готов, сейчас у меня только акт странного самосожжения выходил легко.

Я срывал с него одежду намеренно грубо, отнимая возможность сказать "нет", оспорить мое право разжигать пожар в его колдовских глазах. Наверно, он заслуживал большего, чем быть трахнутым на лестнице безумцем, но я был не в состоянии предложить что-то иное. Впрочем, я не собирался никого из нас жалеть, позволить лишить меня этого сумасшедшего чуда – знакомого взгляда, переполненного радостью.

Как он стонал мое имя… Снова и снова, пока я обнимал его, кусая, сжимая, целуя, без права на сомнения, словно не человека, а давно и безнадежно любимого призрака. Как самую желанную игрушку. Я не ласкал его, а забирал, наконец, себе. Пусть все не по-настоящему… Пусть все фальшиво, но я никому не дам отнять эту ложь.

Эта бесстыдная одержимость принадлежала не только мне. Наверное, он тоже боялся одуматься, а потому, стянув с себя брюки вместе с трусами, попытался повернуться лицом к стене.

– Нет…

Мне были нужны его глаза. И ничего больше… И все вместе... Я никогда не трахал мальчиков. Но он же был только так нужными мне глазами... Я приподнял его, прижимая свой лоб к его лбу. Все, на что меня хватило, – это заставить его обхватить меня одной ногой за талию, а потом я, освободив свой разрываемый желанием член, толкнулся им почти наугад. Поттер взвыл... Протяжно, на одной ноте, еще крепче прижимаясь ко мне и насаживаясь, словно хотел взять в плен. Узкий горячий плен своего худого тела. Красивое лицо… Самое красивое из виденных мною... Ужасно, что я так подумал. Мысль врезалась в мозг и застыла, и я застыл. Мы терлись лбами, не отрывая взглядов, плывущая картинка множила для меня его изумрудные зрачки. Сделать что-то хорошо мы были не способны. Кажется, нас поломало уже то, что мы просто это делали.

Он задыхался. Я ворвался в него глубже, сильнее, впечатывая израненный живот в его пах. Мальчишка заорал и кончил. Я не понимал, как такое случилось с нами…. Никаких лишних мыслей, только его тугая плоть и почти мистическая обреченность. Сошлись какие-то контакты, сплелись обнаженные нервы, и я тоже выплеснул в него свое семя, ни от чего не освобождаясь, только увязая в череде собственных проклятий. Как же я был несчастлив в этот момент...

***

Потом стало хуже… Когда ты делаешь что-то, предполагая самые отвратительные последствия, результат всегда оказывается куда более плачевным, чем ожидания. Да, потом всегда только хуже. Я сидел на ступеньках и смотрел на полуразрушенные лестничные пролеты. Если броситься вниз головой в прореху между ними, существовала огромная вероятность на некоторое время перестать думать. Но нет... Я был совершенно раздавлен от того, что ниже падать мне уже некуда, а он чему-то тихо радовался и, сидя на ступеньку выше, обнимал меня, зарывшись носом в мои волосы.

– Что мы скажем твоей девушке?

Это "мы" волновало меня куда больше, чем любые гипотетические объяснения с Малфоем. Он был рад, так рад этому "мы". Эта его гребаная уверенность, что случилось что-то чудесное, поставившее все с ног на голову, но хорошее…

– Не знаю.

– Но мы же теперь вместе, да? – он ласково погладил мою щеку. Его перепачканные сажей пальцы оставили на ней след. Мальчишка, засмеявшись, слегка лизнул его языком и попытался стереть, наверняка размазывая грязь еще больше.

– Не знаю.

Такие односложные ответы позволяли гнать от себя мысли о последствиях, пока это было возможно.

– Ладно. – Он прижался ко мне еще крепче. – Мы можем потом поговорить обо всем.

Господи, меня почти убивала мысль о необходимости не только обдумать случившееся, но еще и обсудить.

– Ладно. – Я должен был избавиться от него. – Тебе нужно в душ.

– Тебе тоже.

– Иди, я потом.

Он встал. Поморщился от боли, но продолжал улыбаться. Как будто это чертовски замечательно, что у него болит задница.

– Я быстро.

– Не торопись.

Очень хотелось добавить: "ради бога". Может, он утонет в душе, и мне не придется… Придется. Шансы слишком незначительны, а расплачиваться приходится всегда.

Поттер поцеловал меня в макушку и ушел. Мой пьяный мозг все же решил поберечь черепную коробку от контакта со стеной, о которую мне очень хотелось разбить голову в попытке забыть все, что случилось, и предложил для начала решить вопрос, стоит ли мне считать себя насильником. Я милостиво по отношению к собственной совести открестился от этого греха. Что бы ни случилось, все произошло по взаимному согласию. Мотив произошедшего? А безумие мотивировано? Я просто сошел с ума. Свихнулся из-за одной вспышки ярости, на миг поддавшись самообману, уничтожил все хорошее, что еще жило в моей памяти. Как мне теперь любить Лили? Как я смею ее любить? Я ублюдок, негодяй и подонок. Встреча со мной, моя проклятая любовь – вот единственный ее рок. Я – худшее, что было в ее жизни, и, возможно… Возможно, судьба гуманна и справедлива, что бережет ее от такого зла, как я, снова и снова. Как я смею хранить в душе ее образ, когда совершил такое с ее ребенком? Он ничего для меня не значит, совсем ничего. Кто-то тут еще надеялся на частичную индульгенцию? О да, я отлично ему помог. Привязал к себе, сам того не желая, трахнул, потому что он немного на нее похож. И что теперь? Я снова позволю вспыхнуть гневу? Выкину его вон и попытаюсь все забыть? В очередной раз придумаю себе оправдания? Знаю, что не смогу. Таких оплошностей судьба мне не прощает. Я буду помнить этот его чертов взгляд, полуоткрытый в крике рот, то, как тесно и жарко внутри него, как до одури приятно разрушать себя именно так. Нет, об этом думать нельзя. Это нельзя помнить. Ущерб причинен, мне не оправдаться и не избавиться от последствий, но он… Будь мальчишка хоть трижды Поттер, с ним-то я за что так поступил?

Никогда, даже в самом страшном кошмаре, мне в голову не могло прийти, что между нами будет стоять что-то, кроме ненависти. Она была хорошей преградой, надежной стеной, так куда, черт возьми, подевалась? Вся проблема в том, что я помню, а он – нет? Значит, из нас двоих он больше сил когда-то вкладывал в существование этой преграды? Нет, скорее всего, я просто перегорел. Девять прожитых жизней – это очень длинная череда дней. Что-то поизносилось, а я вовремя не заметил. Как мне вернуть себе право на Лили? Ну как? Нет способа. После содеянного – нет, а может, даже никогда и не было. Избавиться от Поттера? Теперь уже не имеет значения, сколько раз я буду проклят, если нет и тени надежды. Осталось только сдохнуть? Я не имею права. Я должен понести наказание. Какое?..

Можно остаться с ним. Ненадолго. Я худший из "подарков" судьбы, так что незачем его мучить, а я слишком не люблю его, чтобы убедительно лгать. Нужно как-то изменить его жизнь к лучшему. Не втаптывая в дерьмо все его выдуманные чувства, хватит того, что я втоптал туда свои, очень даже настоящие. Поттер сказал Белле, что я добрый. Нужно постараться стать таким, как бы плохо мне ни было рядом с ним. Я знаю, как поступлю: отправлю его к Ивон. Не заставлю никуда уезжать, притворюсь если не любящим – у меня не получится, – то хотя бы благосклонным. Скажу, что вернусь, как только закончу дела, буду с ним общаться время от времени, попрошу Беллатрикс окружить его сверстниками, и однажды кто-то привлечет его внимание. Это произойдет быстро. Я, в отличие от него, понимаю, что меня совершенно не за что любить. Если этот план не сработает, то, когда это будет безопасно, перевезу мальчишку в замок, а сам постараюсь как можно реже бывать в Хогвартсе. В окружении Люциуса полно молодежи. Малфой загрузит Поттера учебой, он найдет друзей, и время вылечит его от дурацкого увлечения мною. Да, пожалуй, это единственный способ. Я постараюсь помочь ему устроиться в этой жизни. На большие извинения я не способен, ну а то, как мне самому будет мучительно находиться рядом с ним… Долги должны быть оплачены.

К моменту, когда мальчишка вернулся из душа, я уже был в своей комнате и старался вести себя… Ну как там ведут себя люди, мир которых не обрушился в одночасье.

– Все?

Он кивнул, тряхнув влажными прядями, и отрегулировал температуру в комнате с помощью встроенных в лампы обогревателей. Стало жарко. Ненавижу жару, но я же теперь временно не одинок, а он заслужил поощрения за то, что промолчал по поводу разгромленных шкафа и стульев.

– Ага.

Я не мог не заметить, что, отвечая, он посмотрел на меня с надеждой и коснулся кончиками пальцев моей руки. Скучно, неинтересно, что там еще подростки терпеть не могут?.. Он должен разочароваться во мне, но, наверное, не сразу. Так, чтобы ему не было мучительно стыдно за то, что в свой первый раз он был со мной… О господи! Он и я. Ну зачем? Зачем я так все испортил и усложнил?

– Я быстро. Придумай что-то с ужином.

Нужно было поесть и протрезветь как можно скорее. Мне понадобится весь запас самообладания, даже если дожить нужно только до утра, а потом я отдам Белле палочку, и пусть она избавит меня от его привязанности. Избыточная щедрость? Надеюсь, что достаточная. Нет того, что бы я ни отдал за то, чтобы этого вечера не было.

– Есть какие-то пожелания?

Он уже цеплялся за мою руку, ждал чего-то.

– На твой вкус.

– Хорошо.

"Скажи, – умоляли его глаза. – Ну, пожалуйста, скажи!" Мне хотелось самому себе солгать, что я не понимаю, чего именно он от меня хочет, но я не смог. Его чувства были какими-то особенно понятными мне, а очередная ложь… Весь возможный ущерб я уже нанес. Ему, себе… Остальное – всего лишь еще одно святотатство. Мне не встали поперек горла эти слова, хотя в них не было искренности даже на старенькую медную монетку, что звалась кнатом. Но так нужно было сказать, чтобы не быть ублюдком:

– Я ни о чем не жалею. А теперь заткнись наконец.

***

– …и никогда не видел моря. Мама рассказывала, что оно красивое, но мы всегда жили в больших городах. Там для нее находился хоть какой-то заработок. Когда она пропала, я пошел к одной девушке с работы. У нее была сеть, и она иногда разрешала мне ею пользоваться. Когда я увидел в очередной сводке за сутки, что маму арестовали... В общем… Я подумал о том, чтобы уехать к морю.

– Может, она жива?

Странно, что мне впервые пришла в голову такая мысль. Сердце учащенно забилось, но я тут же с горечью подумал о том, что никогда не пожелал бы Лили той участи, что в этом случае ее ожидала.

Мальчик, видимо, отрицая это, поерзал головой по моему плечу.

– Она никогда бы не согласилась на "добровольное сотрудничество". Мама не стала бы помогать инквизиторам ловить таких же волшебников, как она сама.

Я знал, что не стала бы.

– Некоторые переживают утилизацию. Это ведь не совсем казнь. Просто это была бы уже пустая оболочка, а не твоя мать.

– Я и ей бы обрадовался. Но ее не было в списках прошедших процедуру и отправленных на работы.

– Они не всегда публикуют честные списки.

Чью надежду я поддерживал – его или свою собственную? При разработке утилизатора магглы использовали технологию, которая пыталась воссоздать принцип действия дементоров, но они просчитались. Мага не лишить магии, и тогда они изменили свою машину. Проводимая ею операция на мозге не уничтожала колдовство, она полностью лишала человека воли и способности к любому иному действию, кроме как по прямой команде, причем за ее анализ отвечал не сам почти полностью уничтоженный мозг, а встроенный чип. Пережить такое вживление могли разве что дети, способности которых были в зачатке. Взрослый маг погибал в утилизаторе, иногда мог протянуть от месяца до двух-трех лет. Таких живых кукол ссылали на многочисленные "рудники" – свалки по переработке отходов жизнедеятельности людей. За века этих свалок на планете накопилось множество: магглы умели многое, но не превращать материю в "ничто". Эта способность отличала лишь переделанных магов, которых нежно именовали "мусорщиками". Каждый такой экземпляр был бесценен. Даже за свое короткое существование ему удавалось немного очистить эту планету от накопившейся на ней скверны. У Инквизиции был повод гордиться каждой новой получившейся игрушкой.

– Я точно знаю, что однажды утилизатор дал сбой. Об этом, разумеется, нигде не писали, но где один прецедент – там появляется надежда. Мы, маги, странные существа. Нас убивает время, мы создали целое ответвление магии, которое позволяет нам уничтожать друг друга, но магглы… Магглов мы можем пережить, если будем стараться.

– Друг друга? Разве мы не всегда держались вместе, обороняясь против них?

– Не всегда. Просто магглы об этом не знают, а нам сейчас проще не вспоминать.

– Спасибо.

– За что?

– Что ты меня утешаешь. Что думаешь, что у мамы был шанс.

Он-то тут при чем? Я себе лгу и себя утешаю.

– Я знаю одного парня. Конечно, он попал в утилизатор еще подростком, но большая часть мозга у него полностью восстановилась. Несмотря на чип, он получился бракованным. У него осталась примитивная способность к анализу, и парень сбежал с рудника. Родственники, а это довольно древнее магическое семейство, выхаживали его очень долго. Они извлекли маггловские штуки из его головы. Сейчас он нормальный. Ну, почти.

Я слишком редко на протяжении своих жизней пересекался с Невиллом Лонгботтомом, чтобы понять, что для такого, как он, является нормальным поведением.

– Похоже на сказку.

Меня почему-то не разозлило его недоверие.

– Мы же маги. Чудеса случаются.

Проклятья тоже. От мысли об этом никак не удавалось избавиться, потому что он снова лежал в моей постели, и на этот раз мы оба отдавали себе отчет, что находимся в ней, потому что так проще: ему – быть довольным этим вечером, мне – расплачиваться за содеянное, позволяя мальчишке получать это удовольствие.

– Ты говорил, что хотел поехать к морю.

Я не мог больше думать о Лили. Слишком острое чувство вины. Увы, обстоятельства не оставили мне права о ней думать. Лучше размышлять о море. Странной субстанции, напоминающей грязное черное желе, колышущееся под свинцово-серым небом. Кое-где, вдалеке от берега, говорят, еще сохранились редкие полоски чистой воды, но я давно их не видел. На что там смотреть?

– Хотел. У нас в комнате был плакат на стене. Очень старинный, я принес его с работы на свалке. Нам вообще-то запрещалось что-либо выносить оттуда, но я не удержался. Там было нарисовано море. По-настоящему нарисовано – красками. Оно было такое синее-синее… Мама сказала, что однажды мы с ней увидим именно такое море. Если не скоро, то в следующей жизни – непременно. Ведь не может же все время становиться только хуже? Однажды люди одумаются и прекратят это безумие. Только вместе мы сможем спасти этот мир. Не убивая друг друга, а заботясь о нем.

Утопия… Я, как никто, знал, что его мечты неосуществимы. Мир деградировал из века в век. Дети этого Поттера увидят еще более потускневшую картину, им не доведется стать свидетелем даже того, что еще можем увидеть мы.

– Но ты хотел получить свое море в этой жизни?

– Хотел. Думал, может, где-то оно еще сохранилось.

– Вряд ли.

– Почему? – Он улыбнулся, заглянув мне в глаза. – Мы же волшебники. Чудеса случаются.

Мальчишка меня поцеловал, а я позволил ему это, даже ответил на поцелуй. Никакого самообмана или жадного азарта. Он был теплым, нежным и очень красивым... У меня давно никого не было. Хотя зачем эта ложь, так у меня никогда ни с кем не было. Я дал себе слово довести эту партию до логического конца, а не выставлять его за дверь, не уходить самому, едва забрезжит рассвет. А значит, он будет у меня. Пусть недолго, но мне не избавиться от его присутствия. Можно только надеяться, что вскоре, счастливый и увлеченный кем-то другим, он сам вышвырнет меня из своей жизни за ненадобностью, а пока…

– Сегодня не стоит. – Я его отстранил. – Надо, чтобы у тебя все зажило.

– Уже.

Он прижался еще теснее, но я позволил себе ему не поверить.

– Не нужно лгать.

– Я не лгу. – Он снова смутился. – В душе я раздавил одну упаковку с заживляющим и все там себе… В общем, ничего не болит.

Какая предусмотрительность. Какая же у Поттера чертовски неправильная предусмотрительность! Он мог так заботиться о чем-то полезном? О своей безопасности, например? Но нет, его мозг начинал работать только в непонятных мне условиях. Он, видите ли, сделал все возможное, чтобы я снова мог его трахнуть! Какая ирония. Я сжал кулаки, чтобы не разозлиться.

– Я тоже себя неважно чувствую.

И это почти правда. Может, взывать к его чувству вины было не совсем честно, но я на самом деле не хотел снова с ним спать. Почему? Не знаю. И это главная причина. Я не понимал, как объясниться с самим собой. Мальчишка не вызывал отвращения, наоборот. Все в нем было манящим, и бороться с этой тягой, когда он смотрел на меня с таким призывом, не помогало даже напоминание, что это Поттер. Я не люблю создавать себе проблемы, хотя делаю это с завидным постоянством. Да, делаю, но нет, не люблю… И пока существует хоть крошечная вероятность, что этими своими чертовыми зелеными глазами он привяжет меня к себе, я буду очень осторожен.

– Конечно, – он поспешно отодвинулся в сторону, проводя пальцами по моей груди и животу. – Сильно болит?

– Терпимо. Больше раздражает.

Поттер прижался губами к моему плечу.

– Я очень виноват.

– Да, ты очень виноват. – Есть правда, которую скрывать не нужно. Ради нашего общего блага. – Впредь…

Я даже ругался как-то устало, может, поэтому мальчишка зажал мне рот рукой.

– Я знаю. – Он зажмурился и повторил: – Впредь….

– Так понравилось слово?

Он снова опустил голову мне на грудь. Осторожно, чуть выше шрамов.

– То, что оно значит. Звучит так, словно у нас есть будущее.

Чертов придурок. Ну зачем об этом сейчас… Хотя, наверное, действительно лучше сразу.

– Я не знаю, есть ли оно.

– Вы все же жалеете, да?

Он зажмурился, явно не желая слышать ответ.

– Нет.

Я лгал, но, как ни странно, это было почти легко. Неужели мне на самом деле жаль его? Странное чувство, не правда ли? Немолодой некрасивый мужчина жалеет красивого мальчика, прижимающегося к нему на узкой холостяцкой кровати. Господи, какая глупость. Я – сомнительное "удовольствие". Странно, что меня никогда это не смущало, когда я думал о Лили. Ей-то я зачем? За девять жизней этот вопрос ни разу не был задан мною самому себе. Твою мать. Я знал, зачем мне она, но… Неужели мне совсем нечего предложить не только этому мальчишке?

Blog

Название: Хроноворот моей памяти