Книга публицистически обобщает накопленный материал по альтернативистике междисциплинарному направлению прогнозирования перспектив перехода к альтернативной цивилизации,

Вид материалаКнига
К оглавлению
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
Глава VIl “ПОДЛИННАЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ”: ПРЕОДОЛЕНИЕ АНТИКУЛЬТУРЫ

1. Наркотический эффект

Приходилось ли вам заниматься тяжелым продолжительным физическим трудом? Скажем, копать грядки или колоть дрова, полоть просо или таскать кирпичи. Если вы непривычны к такому труду, усталость наступает уже через час-полтора, если привычны — самое большее часа через три-четыре. И если не отдохнуть, не восстановить силы — вскоре дойдешь до изнеможения, рухнешь замертво. Психология — родная сестра физиологии. И если на человека наваливаются тяжелые продолжительные психические (или интеллектуальные) нагрузки — обязательно нужен отдых, восстановление сил. Иначе тоже дойдешь до изнеможения рухнешь замертво прямо за письменным столом, хотя физически не поработал ни секунды.

Нам уже приходлось говорить, что при традиционном сельском образе жизни на протяжении тысячелетий вся жизнь каждого человека была жестко регламентирована, можно даже сказать, прямо-таки ритуализирована, целиком состояла из сложных ритуалов труда, быта, досуга, освященных традициями, обычаями, с жестокими санкциями всемогущего общественного мнения за малейшее отступление от установившихся в данном регионе ритуалов. Объективно это было необходимо. Так и только так можно было выжить в труднейших условиях, выдержать тяжелый продолжительный физический труд, непомерные психические нагрузки, даже перегрузки (особенно во время войн, эпидемий, голода, междоусобиц и семейных неурядиц). Но ведь и сплошная цепь ритуалов сама по себе — тоже колоссальная психическая нагрузка.

Вообразите актера на сцене, которого каждодневно заставляют играть по 16 часов в сутки. Вообразите

 

==296


солдата которого заставляют “печатать шаг” по полсотни километров каждый день. Да еще “подбадривают” окриками, руганью, побоями, насмешкой, травлей. Это же непереносимо! И если актер время от времени не запрется хотя бы на пять минут в своей уборной-гримерной, не отвлечется мыслями хотя бы на эти минуты от обидной реакции зрительного зала, от непрерывных скандалов с товарищами по сцене, от неизбывного хамства режиссера, вообще от своей поганой и постылой жизни — ему не хватит физических и душевных сил для нового выхода на сцену. Если солдату время от времени не скомандовать “вольно!”, то рано или поздно он просто рухнет прямо в строю, какие бы другие команды вы ему ни давали.

И вот человек со временем научился давать себе команду “вольно!”, чтобы забываться хотя бы на час-другой, хотя бы на несколько минут от нечеловечески тяжелой жизни и набраться сил для нового трудового подъема, для далеко не всегда отрадного общения с окружающими. Нечто вроде сна наяву, только не в смысле картин, а в смысле “мертвого часа”, психической разрядки.

Наилучший способ — переключиться на работу, в которую можно целиком погрузиться и мыслями, и душой, и грешным телом. Например, крупные неприятности на работе или дома, а ты взялся мыть пол и настолько увлекся, что на это время забыл и про измену жены (мужа), и про нахлобучку от начальника, и вообще про то, что жизнь, как говорится, не задалась. Разумеется, не обязательно мыть полы — диапазон столь же увлекательных занятий достаточно велик, лишь бы забыть на это время о супруге, начальнике и своей постылой жизни.

К сожалению, этот способ не универсален, не всегда и не всем доступен, не для всех случаев жизни подходит. Что ж? Есть панацея не хуже. Даже лучше.

Вот вы начали рассказывать какую-то историю, затянули песню (лучше — хором), закружились в танце, занялись вышиванием или выпиливанием, сели слушать радио или смотреть телевизор, раскрыли книгу и погрузились в нее. Поразмыслите основательнее: что же,

 

==297


собственно, произошло? Да, приобщились к миру искусства. Но одновременно — и именно на это время — как бы покинули сей бренный мир, удалились в мир иной, не загробный, а в мир вашей истории, песни, танца, вышивки, в мир героев книги, радиотелепередачи. В мир рекреации (отдыха, восстановления сил человека), релаксации (в смысле — разрядки, снятия психического напряжения), катарсиса (“очищения”, возвышения духа, воодушевления, сопереживания с радостью или горем других). Иначе говоря, получили требуемый эффект психической разрядки.

До сих пор мы обретались целиком в сфере культуры. Однако не секрет, что той же цели можно достичь и обращением к противоположной сфере, к сфере антикультуры. Для этого вполне достаточно сорвать зло на любом из ближних или встречных, устроить скандал, затеять драку или стать “болельщиком” в чужом скандале, чужой драке. Вы в ту же секунду “разрядитесь”, тоже перейдете на какое-то время в “мир иной”, но уже в мир антикультуры, поскольку ни скандал, ни драка, ни аналогичные явления в жизни человека не являются какими-то достижениями и ровно никакого отношения к культуре не имеют.

Тут мы подходим к истокам противостояния культуры и антикультуры.

Итак, труд, культура (искусство), антикультура как средства снятия психических перегрузок, обеспечения выживания человека при таких перегрузках. Существует и четвертый способ, который мы обобщенно и сугубо условно называем “наркотический эффект”.

Вы пожевали листьев коки и пришли в приятное возбуждение, заглушили чувство голода, забылись. Вы вдохнули дым от сухих листьев табака и получили расширение сосудов головного мозга, некоторое успокоение, отвлечение от окружающего вас мира. Вы глотнули перебродившего сока винограда (или спиртового концентрата с теми же свойствами) и нарушили умственно-психическое состояние вашего организма в такой степени, что перестали нормально воспринимать окружающий вас мир, а зачастую воспринимать этот мир вообще, погружаясь в

 

==298


мир собственного бреда. Вы вдохнули дым от сухих листьев некоторых сортов конопли или от маковой соломки, глотнули концентрата листьев коки, ввели себе в кровь дозу диэтиламида лизергиновой кислоты (ЛСД) или какого-то еще сильнодействующего наркотика и погрузились в мир галлюцинаций, отрешаясь от мира, окружающего вас.

Что произошло?

Мы в данном случае сознательно отвлекаемся от последствий. Не говорим о том, что вслед за расширением сосудов головного мозга наступает их сужение, требуется все более сильная доза, человек становится заядлым курильщиком, рабом никотина и, по статистике, почти в девяти случаях из десяти должен скончаться до 60 лет, лет на 10— 20 раньше отпущенного ему судьбой срока. Не говорим о том, что организм привыкает к алкоголю, требует все более сильной дозы и в почти девяти случаях из десяти прекращает существование алкоголика до 50 лет, лет на 20—30 раньше отпущенного судьбой. Не говорим о том, что организм быстро привыкает к сильнодействующим наркотикам, требует наращивания дозы и заставляет наркомана, приобщившегося всерьез к наркотикам в 18—20 лет, почти всегда в девяти случаях из десяти расстаться с жизнью не позднее 30 лет — лет на 40—50 раньше в точности такого же ненаркомана. Не говорим о наркотизации общества (массовом приобщении людей к никотину, алкоголю и собственно наркотику) — первичной в семье, вторичной в молодежной компании, третичной в компаниях взрослых. Не говорим о тяжелейших последствиях всего этого для общества—и экономических, и социальных (социологических), и культурных (культурологических), и физических (физиологических), и психических (психологических) и т.д., вплоть до подрыва генофонда, до угрозы вырождения того или иного народа — в том числе всех до единого народов европейской части бывшего СССР, начиная с русского — если не выработана или разрушена система ритуалов, не дающих процессам наркотизации перейти в смертельный коллапс.

В данном случае нам достаточно констатировать два важных факта:

==299


1. Наркотизация общества в целом и в любом из ее аспектов никак не может быть отнесена к достижениям, к сфере культуры, и на этом основании целиком относится к сфере антикультуры.

2. Антикультура, как будет видно из излагаемого ниже, сама по себе способна давать тот же эффект, что и любой наркотик, способна давать наркотический эффект отключения от окружающего мира и погружения в “мир иной”. Но уже не с целью восстановления сил, а напротив — имея следствием подрыв сил, разложение общества, ускорение происходящих в нем негативных, катастрофических процессов.

Как конкретно это выглядит?

2. Эффект антикатарсиса

Впервые я испытал это лет 60 назад, в середине 30-х годов, на фильме “Мы из Кронштадта”. Вспоминая сегодня, понимаю, что это был обычный пропагандистский боевик тех времен, подпадающий под разряд “историко-революционных”. Но тогда впечатление было потрясающим. И не только для меня одного. Миллионы людей месяцами по нескольку раз (некоторые энтузиасты даже по нескольку десятков раз) смотрели его во всех кинотеатрах страны, тем более что выбор в основном им и ограничивался. Подумать только! Горстка красных героев самоотверженно отстреливались от наступавших белых злодеев. Для их, героев, воодушевления прямо в окопах играл духовой оркестр. Но белые цепи наступали неумолимо, и выстрелы скашивали одного трубача за другим. Наконец нескольких героев взяли в плен, навязали на шею камни, связали руки и штыками стали сталкивать с обрыва прямо в море. А они такие герои, и среди них один симпатичный парнишка, мой ровесник. Но один перерезал веревки, нырнул, выплыл, добрался до Кронштадта и привел подмогу. Белые позорно бежали. Даже когда я спустя пяток лет шел на первое свидание с любимой, мое сердце не билось так сильно, как на протяжении этого фильма. В глазах стояли слезы, в горле — комок. И не у меня одного: откро­

 

К оглавлению

==300


венно всхлипывали многие в кинозале, в том числе фанатики-большевики тех времен, неспособные плакать даже при массовых расстрелах. И не оставалось почти никого, кто бы не был взволнован самым глубоким образом. После фильма долго был как на крыльях, душа рвалась к подвигу, хотелось хоть немного походить на героев, стыдился что разменял первый десяток лет жизни на детсадовско-школьную мелочевку. Скажи мне тогда: ложись с винтовкой в окоп, как тот мальчишка из фильма, а потом тебя утопят, как котенка, в море — я бы кинулся на любого указанного мне врага не задумываясь. Разве это не наркотический эффект?

Впрочем, один молодой кубинский солдат спустя 30 лет так и сделал. В самый патетический момент подобного фильма он вскочил с места и разрядил во врагов на киноэкране весь магазин своего автомата. Просто не мог больше выдержать, отвел душу. Вот на что способно искусство! Заметим: оно порой действует сильнее любого наркотика.

Впоследствии я переживал подобное состояние неоднократно, но послабее. Чаще в кино, реже в театре. Последний раз тоже 30 лет спустя, когда впервые увидел фильм “Фанфан-Тюльпан” с бесподобным Жераром Филипом, который убежденно считаю вершиной развития мирового киноискусства, после чего оно по нарастающей стало деградировать (впрочем, это мое личное впечатление). Но к тому времени я уже знал, что это состояние более двух тысяч лет тому назад досконально описал один человек по имени Аристотель, который назвал его “катарсис” (по-гречески — “очищение”), понимая под ним очищение души сопереживанием с героями древнегреческих трагедий, в ходе которого зритель как бы отмывал свою грешную душу, воспарял над мелочами жизни, рвался к таким же подвигам, как и герои на сцене, хоть ненадолго, но становился чуть лучше, чем был до того. Уже неплохо, слава искусству.

Однако Аристотель и все следовавшие за ним аналитики вышеописанного состояния почему-то упустили из виду, что у данной материи, как и у всякой иной, вполне может быть — и действительно бывает — нечто вроде

 

==301


антиматерии, т.е. того же самого, но уже со знаком не плюс, а минус. Так сказать, антикатарсис. И если катарсис представляет собой воодушевление, очеловечение человека, преодоление им низменных инстинктов, всего звериного в себе, то антикатарсис, напротив, — исступление, озверение, развязывание низменных инстинктов, пробуждение в человеке зверя.

Возникает вопрос: какие инстинкты мы называем низменными и почему?

Дело в том, что сами по себе инстинкты не являются чем-то негативным (а определение “низменный” указывает именно на негативную роль в жизни личности и общества). Согласно установившемуся определению, инстинкты (от латинского — побуждение) — это совокупность сложных врожденных реакций (актов поведения) организма, возникающих в ответ на внешние или внутренние раздражения. Инстинктов — множество. Выделяются по значению пищевой (реакция на голод), оборонительный (реакция на угрозу), половой (побуждение к половому акту для размножения, сохранения вида), родительский (самоотверженная забота о потомстве с той же целью), групповой (солидарность в поведении ради самосохранения, в общей заботе о потомстве и др.). Но нормальные инстинкты могут извращаться, становиться ненормальными — гипертрофированными (чрезмерно сильными) или, наоборот, слишком подавленными, недостаточными. Это обычно происходит из-за психических расстройств организма, вызывающих нарушения инстинктивных побуждений. Расстройства могут быть генетические, связанные с плохой наследственностью; патогенные, связанные с какими-то заболеваниями; наркогенные, связанные с действием какого-то наркотика, с тем “наркотическим эффектом”, о котором говорилось выше. Вот в последнем отношении и дает себя знать в полную меру порождение антикультуры — антикатарсис.

Пищевой инстинкт, например, способен трансформироваться в обжорство. Мне самолично известны люди с неразвитым чувством сытости. Они с жадностью поглощают что попало в огромных количествах, пока не сметут все со стола или пока не станет плохо (появляется

 

==302


чувство тошноты). Это, конечно, достойно сожаления. Несчастных жалко, но они хоть не наносят вреда окружающим (если не считать хлебосольных хозяев, опрометчиво зазвавших такого едока в гости).

Хуже обстоит дело с извращенным оборонительным инстинктом. Есть люди, напрочь лишенные чувства опасности. Но это не храбрость, просто нечто вроде дальтонизма на опасные ситуации. А есть люди повышенной агрессивности. Говорят, лучшая оборона — нападение. И вот начинается скандал или сразу мордобой, даже когда, казалось бы, для этого нет никакого повода.

Есть люди почти или совершенно фригидные, с полным или почти полным отсутствием полового влечения, возбудимости (реже мужчины, чаще женщины). А есть эротоманы с болезненно повышенной половой возбудимостью, теряющие голову при малейшем намеке на возможность совершить половой акт.

Есть люди безмерно чадолюбивые, прямо-таки помешанные на своих отпрысках, какими бы отвратительными те ни были. А есть монстры, способные хладнокровно забить ребенка до смерти, придушить его как котенка, бросить на произвол судьбы.

Есть люди, совершенно неспособные находиться в толпе, в самом буквальном смысле теряющие при такой ситуации сознание. А есть легко поддающиеся массовому психозу, быстро теряющие в толпе собственную волю, целиком отдающиеся во власть стадного инстинкта.

Ну и так далее.

В этом перечне к “низменным” относят извращенные инстинкты, связанные с насилием, жестокостью, алчностью, похотью, стадностью и т.п. Их еще незаслуженно именуют звериными, ибо любой зверь, в отличие от двуногого, никогда не “зверствует”, он всегда естествен.

Отметим особо, что низменные, или звериные, инстинкты, могут быть заразительными, подобно дурной болезни. Извращенный оборонительный инстинкт может привести человека в сильнейшее возбуждение, когда тот видит, скажем, драку, и мысленно, а затем, возможно, и физически (часто без всякого повода, неосознанно) принимает участие в ней. Множество людей с удовольствием

 

==303


приобщаются к такого рода зрелищам, потому что это дает им возможность удовлетворить свою потребность в самоутверждении самым легким образом — мысленным участием в борьбе. Не зря таких людей называют “болельщиками”: они действительно доводят себя до психической болезни — временного частичного умопомешательства. Точно так же извращенный половой инстинкт может привести человека в сильнейшее возбуждение, когда тот видит эротическую сцену, тем более открыто сопряженную с половым актом, тем более с насилием. Множество людей совершенно теряют при таком зрелище рассудок, да к тому же срабатывает стадный инстинкт, так что зрелище насилия вполне может перерасти (и часто перерастает) в групповое или даже массовое насилие.

Все это было хорошо известно людям тысячи, а может быть, и десятки тысяч лет назад. И общество делало все возможное, чтобы не дать простора низменным инстинктам, пресечь их в зародыше. Система ритуалов труда, быта, досуга более или менее надежно охраняла каждого от излишней агрессивности соседа, от немотивированного насилия. Как только достигалась определенная степень цивилизованности, женщина повсюду на Земле — на всех материках, и в жару, и в холод — закрывалась сложными одеждами от “нескромного” взора мужчины, держалась от него на приличной дистанции. Стадность, массовой психоз держались в узде теми же ритуалами.

Однако с незапамятных времен, преследуя определенные цели и не задумываясь о негативных последствиях самых благих намерений, люди непроизвольно развязывали низменные инстинкты и неизменно расплачивались за это тягчайше.

Очень хочется заслужить благоволение высших, сверхъестественных сил. Как? Наиболее понятным человеку образом: принести дары, жертвы. Сегодня от этого остались только срезанные, убитые цветы, да еще, пожалуй, новогодняя елка. А когда-то в жертву приносился человек, нередко ребенок. Жертва кричит от ужаса и муки. А у окружающих автоматически пробуждается звериный инстинкт агрессивности, жестокости — не тебя убивают, ты мысленно принимаешь участие в убийстве

 

==304


неспособного оказать сопротивление. Кайф! И только потом обнаруживается повышение “градуса жестокосердия”, падение уровня нравственности общества. Ни одно общество, прибегавшее к человеческим жертвоприношениям, не выстояло в борьбе против общества, такое зверство уже преодолевшего.

Человек совершил тяжкое преступление (с точки зрения общества или, чаще, властей). Его предают мучительной казни. Толпа ревет в извращенном сопереживании с муками казнимого. Вот где разгул звериных инстинктов! А конечный результат? Все то же повышение “градуса жестокосердия”, массовая деморализация, усиление преступности, ускорение развала и крушения такого общества, если его вожди не опомнятся и не сузят простор для вторжения звериного в психологию людей.

Каждый из нас читал о боях гладиаторов в Древнем Риме или видел их на киноэкране. На арене вспарывают друг другу животы, цепляясь за жизнь в предсмертной тоске отчаяния, обреченные на смерть люди. Моритури те салютант! Обреченные на смерть приветствуют тебя, Цезарь! Даже эта приятно щекочущая нервы деталь (не для обреченных, конечно) была предусмотрена тогдашним и тамошним агитпропом. А на трибунах — десятки тысяч исступленных звериных морд, страстно сопереживающих бойцам, жадно следящих, кто кому раньше вспорет живот, мысленно (т.е. совершенно безопасно для себя лично) принимающих участие в бое. Кайф! Стопроцентный “наркотический эффект”.

Канальи додумались и до того, как максимально усилить его. От поднятого вверх или опущенного вниз большого пальца каждого из зрителей зависит, сохранят ли жизнь поверженному наземь или выпустят ему кишки. Стало быть, каждый как бы лично опускает меч или вонзает его в поверженного, не сходя со своего места на трибуне. От всей этой зверороскоши сегодня осталась лишь жалкая тень — мордобой и костоломство на потеху толпе на боксерских рингах, на футбольно-хоккейных полях, плюс мерзкий (особенно когда женский) “кетч” — Драка на ринге, допускающая любые приемы, до пинков в пах или выдирания волос у противника включительно,

==305


плюс кровавые мясозаготовки быков на испанской корриде, неправедно опоэтизированной уймой писателей и композиторов, от Мериме и Визе до Хемингуэя.

Каков был конечный итог? Оказалось, что древнеримский цирк и все, что происходило в нем, — всего лишь наглядные симптомы умирающего, разлагающегося заживо общества. Все кончилось тем, что болельщиков на трибунах почти без сопротивления с их стороны резали тысячами, как баранов, свирепые дикари-варвары во время погромов Рима. Может быть, если смотреть в корень, потому, что у этих варваров не было рабов и подлой потехе гладиаторских боев они предпочитали возвышенную потеху поединков, будущих рыцарских турниров, словом, потому, что у этих варваров антикультура не успела еще растоптать человеческое достоинство и подавить собственно культуру. А то, что жертвоприношения, потеха публичной казни, мордобой и поножовщина на потеху толпе и многое другое в том же духе, дающее эффект антикатарсиса есть антикультура — не может быть никакого сомнения, потому что тут подрыв, разложение, деградация личности и общества, можно сказать, воочию.

3. Минус-эффект антикультуры

Пропустим почти два тысячелетия, миновавшие с тех пор, как в жертву приносили не цветы и новогодние елки, а людей, младенцев; с тех пор, как толпа улюлюкала распятому на кресте, умиравшему в страшных муках, добрейшему, благороднейшему из людей богочеловеку; с тех пор, как такая же толпа забавлялась бойнями гладиаторов. Отметим только, что на протяжении этих тысячелетий шла отчаянная борьба культуры и антикульуры, последняя часто переходила в наступление и занимала подчас существенное место в жизни людей, но затем все-таки отступала под натиском прогресса культуры. До тех пор, пока европоцентристская цивилизация, подобно всем античным, не начала умирать, пока не появились первые признаки начинающейся

 

==306


агонии. Тогда антикультура перешла в тотальное наступление, дала культуре “последний и решительный бой”. Победит ли она культуру? Судя по наблюдаемым тенденциям — да. Но не должна победить! Ибо ее победа равнозначна гибели человечества.

Сначала, в XVI—XVIII вв., всплески антикультуры были почти незаметны по сравнению с ее обычными проявлениями в минувшие века и тысячелетия. Ну, публичные казни. Ну, распущенность нравов — особенно при монарших дворах и в крупных городах. Но простора разгулу антикультуры не давали вековые традиции, обычаи, нравы, жесткие ритуалы труда, быта, досуга, освященные религией. Попробовал бы кто-нибудь нагло выйти за рамки обычных и привычных непристойностей! Его тут же ждало вместе со столь же обычным презрением окружающих самое суровое осуждение общественного мнения, самая настоящая травля. И он в лучшем случае отделался бы позорным изгнанием задолго до того, как его сожгла бы на костре инквизиция или приковали к позорному столбу пуритане в Соединенных Штатах.

На протяжении XIX в., еще при последних отблесках “золотого века” европоцентристской цивилизации, антикультура стала постепенно набирать силу, размножаясь, как червь, в творчестве даже некоторых выдающихся деятелей культуры, не говоря уже о ремесленниках, готовых на любые пвделки ради заработка. А на протяжении XX в. стала все более одерживать верх над культурой в зареве закатных огней “серебряного”, “бронзового” и “железного” веков умирающей цивилизации. Как и тысячелетия назад, антикультура опиралась на три столпа, скрепленные намертво “наркотическим эффектом”: культ насилия, культ секса, культ эгоцентризма, вседозволенности, в смысле отсутствия какого-либо Долга (с большой буквы) перед родными и близкими, перед окружающими, перед обществом в целом. Справляй свою нужду-похоть (любую) где придется и как придется, и дело с концом. Разумеется, к столпам антикультура не сводилась: было еще множество столбиков и балясин того же рода.

Не хочу тревожить тени великих предков и называть имена, но проследите по творчеству хотя бы писателей и

 

==307


поэтов, как прогрызал их творения червь антикультуры. Если сначала — драматическое описание схватки, с четким обозначением, где добро (не обязательно побеждающее), а где зло, то потом все чаще — смакование насилия без морального осуждения насильника, с явным авторским сочувствием ему. Если сначала любовник бросается к ее ногам, после чего ставится деликатное многоточие, то потом все чаще — как именно он ее облапил, как задрал юбку, как она орала и т.д. Если сначала любая мерзость справления нужды-похоти так и представлялась мерзостью, а ее субъект — мерзавцем, причем тошнотворные подробности опускались из уважения к читателю, то потом все чаще мерзость, как и насилие, как и секс, делались предметом смакования, целенаправленным средством растления читателя. Если раньше порнографии стыдились, как полового извращения, писали для определенного круга любителей, передавали скабрезности друг другу в списках, даже не помышляя о печати, то потом все чаще порнография нагло полезла в печать. Сам дьявол, если он существует, не смог бы придумать ничего более дьявольского для растления и конечной погибели человеков.

В XIX в. антикультура прорезывалась все более нагло главным образом на поприще литературного искусства. На протяжении XX в. она все более широким потоком залила сценическое, изобразительное, музыкальное и архитектурное искусства. Опрокинулась на бытовую культуру, начиная с культуры питания, одежды, жилища и, главное, общения и кончая культурой знаний, культурой труда, охватывая всю физическую и духовную культуру личности и общества. Вторглась во все без исключения основные типы учреждений культуры, начиная с печати, радиотелевидения, кинематографа, театра и кончая стадионами. Чтобы не быть голословными, проследим ее главные проявления.