Книга публицистически обобщает накопленный материал по альтернативистике междисциплинарному направлению прогнозирования перспектив перехода к альтернативной цивилизации,
Вид материала | Книга |
"Подлинная человечность": образование К оглавлению К оглавлению |
- Развития, 3304.77kb.
- Программа balance разработана Аргонской национальной лабораторией и успешно используется, 27.15kb.
- Марта Кетро Женщины и коты, мужчины и кошки книга, 1030.32kb.
- Вопросы к междисциплинарному экзамену по дисциплине, 46.26kb.
- Впервом исследовании анализировались уровень и характер наркотизации школьников, 39.92kb.
- Урок географии в 7-м классе обобщает знания по теме "Южная Америка", 103.42kb.
- Транспозиция как способ языковой репрезентации перехода к альтернативной концептуализации, 324.71kb.
- Феномен людей со звезд. Существуют ли внеземные цивилизации?, 171.41kb.
- Основы фондового прогнозирования, 21.41kb.
- 4. Примерная тематика курсовых работ, 23.61kb.
"ПОДЛИННАЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ": ОБРАЗОВАНИЕ
1. Образование естественное и противоестественное
Под образованием обычно понимают обучение и воспитание, т.е. передачу и восприятия знаний, умений, навыков, стереотипов сознания и поведения — всего, что формирует человеческую личность как члена общества, гражданина государства, работника общественного производства.
Как происходило образование человека на протяжении десятков тысяч лет истории рода гомо сапиенс?
Девочка с младенчества и до замужества постоянно находилась возле своего главного педагога — матери. Мать обучала ее самой сложной на свете профессии — матери, хозяйки дома. Во всех тонкостях: от приготовления пищи и шитья одежды до искусства отношений с другими членами семьи. Мать собственным примером показывала, как надлежит себя вести в различных житейских ситуациях, а так как она в нормальной семье являлась для дочери наивысшим авторитетом — ее образ мыслей, мировоззрение, система ценностей передавались как бы по наследству. Главное же, мать являла дочери живой пример самоотверженности, без которой мать — не мать, а мачеха, даже если обзавестись ребенком, жена — не жена, а просто секс-партнер, даже если замужем, женщина — не женщина, а гермафродит, даже если налицо все половые признаки женщины и ничего мужского. А без женщины-матери какая же человечность? И какое человеческое общество, заслуживающее этого названия?
Матери помогали ассистенты педагога — бабушка, тетки, старшие сестры, соседки постарше, повзрослее. Они
==221
не просто рассказывали и показывали — они жили своей жизнью, и девочка училась жить точно такой же. Ничего эффективнее такого преподавания нет и быть не может. Девочка видела и пробовала сама, как управлять хозяйством, как воспитывать и обучать младших, как жить с людьми по-людски в человеческом общежитии. В совокупности обрисованный педагогический коллектив за 14 — 15 лет доводил свой обучаемый и воспитуемый полуфабрикат до кондиций, которые недостижимы ни для какого иного учебного заведения, сколько средств в него ни вкладывай, какими песталоццами ни укомплектовывай. Подумать только, к 15 годам из ребенка образовывался во всех отношениях совершенно взрослый человек, готовый в любую минуту впрячься в свое собственное семейное тягло, да еще нередко освоивший начала одного или нескольких важных женских ремесел, с которыми не пропадешь в жизни, даже если домашнее хозяйство пошатнется!
Мальчик недолго оставался возле материнской юбки. С пяти-семи лет он поступал в класс своего собственного главного педагога — отца. Отец тоже передавал сыну как бы по наследству свою профессию (включая важнейшие, а нередко и особые мужские ремесла), свое мировоззрение, свои стереотипы сознания и поведения. Собственной жизнью. И главный пример — то, что глава семьи и опора семьи — синонимы, что без этого отец — не отец, а нечто вроде плохого старшего брата своему собственному ребенку, муж — не муж, а в лучшем случае наложник, только узаконенный, мужчина — не мужчина, а подросток до самого своего мужского климакса. А без мужчины — опоры для женщин и детей — что толку рассуждать о человечности? О каком человеческом обществе может идти речь?
Отцу помогали его ассистенты — дедушка, дядья, старшие братья, соседи. Они учили мальчика своей жизни, и мальчик к 15 годам становился парнем, полностью, во всех отношениях готовым стать главой собственного семейства. Что обычно и происходило спустя всего несколько лет. Можно ли придумать что-нибудь более эффективное в педагогическом отношении?
==222
Этот естественный циклический процесс воспроизводства не просто новых поколений, а полноценных членов общества, как ныне становится все яснее, не имеет и иметь не может никаких альтернатив. Все остальное, что ни выдумывай — жалкие эрзац-суррогаты со сравнительно ничтожным коэффициентом полезного действия и с такими “побочными следствиями”, которые составляют смертельную угрозу самому существованию общества. Образование вышеописанным естественным образом не только готовит в положенное человеческой природой время (к моменту наступления физиологической зрелости) полноценных граждан и работников. Оно к тому же как бы автоматически обеспечивает стабильность семьи, преемственность поколений, простое человеческое счастье максимально возможного числа людей. И это еще не все. Главное, оно автоматически обеспечивает стабильность, выживаемость, процветание общества. Убери эту естественную опору — и общество какое-то время будет существовать только по инерции, паразитируя на социальном капитале предков. А потом неминуемо развалится. Что мы и видим вокруг воочию. О чем и собираемся рассказать в этой главе.
До сравнительно недавних времен — скажем грубо приближенно: до XX в. от Рождества Христова — для подавляющего большинства людей (до 90—99%!) даже в развитых странах того времени только что кратко описанной “домашней школы” было вполне достаточно, чтобы вступить в жизнь полноценным человеком, полноценным работником. Семья не только делала человека образованным этически, воспитанным эстетически, подготовленным к физическому и умственному труду, знакомым с необходимыми в жизни азами естествознания и обществознания, физической и духовной культуры (в широком смысле этого понятия), но и учила считать, а в некоторых случаях, по возможности и необходимости, — даже читать и писать. Что еще нужно крестьянину, рабочему, торговцу, воину?
Однако доле процента — впоследствии нескольким процентам — работников общественного производства домашнего образования было мало. Будущим жрецам,
==223
чиновникам, врачам, инженерам, педагогам требовалось специальное образование, которое семья дать не в состоянии. Их приходилось отрывать от семьи и направлять в общественные (государственные) учебные заведения. Но, во-первых, даже среди этого сравнительно ничтожного количества “оторванных” полностью отрывались от семьи далеко не все — подавляющее большинство продолжало поддерживать тесные связи с семьей, если не ежедневно, то хотя бы еженедельно и уж во всяком случае во время каникул. Во-вторых, сами учебные заведения во многом носили на себе печать патриархальных отношений, свойственных семье, так что “полного отрыва” от семьи даже у круглогодично пребывавших в них молодых людей фактически не получалось. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, — в учебные заведения приходили “студенты” своих домашних “университетов” и привносили в них педагогический капитал, созданный семьей. Поэтому даже в самых страшных по античеловечности учебных заведениях былых времен, например, в духовном училище для подготовки будущих священников, описанном в знаменитых “Очерках бурсы” Н.Г.Помяловского, сохранялись по инерции хоть какие-то крупицы естественности, человечности образования.
Мы собственными руками, по неразумию своему, взорвали это естественное состояние, искоренили заключенную в нем подлинную человечность и поставили человеческое общество на грань перехода в нечеловеческое. Либо, скорее всего, на грань катастрофы.
В условиях современного общественного производства, в отличие от минувших времен, как раз для подавляющего большинства людей “домашней школы” недостаточно, чтобы вступить в жизнь полноценным человеком. Мало того, в отличие от традиционного сельского образа жизни, современной городской образ жизни оставляет родителям, вообще семье, мало времени и реальных возможностей для воспитания и обучения подрастающего поколения чуть ли не с грудного возраста.
Сама жизнь подталкивает: отдай ребенка в детские ясли, в детский сад, в школу, в университет — и ему
==224
будет хорошо, и тебе легче! А многообразные утописты подтверждают: да разве дилетант-родитель, обуреваемый к тому же чисто зоологической привязанностью к своему чаду может тягаться по части обучения и воспитания с профессионалом-педагогом? И ребенка “отдают”. В условиях полного крушения семьи в ее прежнем, естественном виде. То есть в условиях, когда из-под учебных заведений выбиты прежние подпирающие их семейные
устои.
Отдали. Что получили?
Мы уже говорили, что единственной практической альтернативой рыночным экономическим отношениям являются отношения казарменные: в выгоде оказывается не тот, кто произвел и продал, а кто выше чином и ближе к государственной кормушке. С ужасающими последствиями в виде массовой деморализации, дезынтеллектуализации и психопатологизации общества. Точно так же к настоящему времени достаточно очевидно обнаружилось, что единственной альтернативой семье является все та же казарма, где верховодит не самый ответственный, самый самоотверженный, а самый наглый и самый хитрый, умеющий вероломно убрать соперников и окружить себя прихлебателями, помогающими держать в повиновении остальных пугающим примером жестокой участи отверженных. И когда такой казармой неизбежно становится — не может не становиться — любое учебно-воспитательное заведение, начиная с детских яслей и детского сада и кончая школой и университетом, последствия для ребенка, для будущего работника и гражданина общества, для всего общества в целом становятся поистине апокалипсическими .
Поставьте себя в положение ребенка, проведшего несколько месяцев или несколько лет в тех противоестественных условиях, о которых мы говорили в разделах о семье и которые сегодня типичны для все большего числа обычных семей не только в развитых, но и в развивающихся странах мира. Он привык быть любимой игрушкой-безделушкой в руках родителей и целой кучи бабушек-дедушек, старых псевдодев и квазибобылей. И вдруг, не будучи преступником, попадает в самом
==225
полном смысле слова в тюремную камеру с прямо противоположными нравами. Здесь никого не заботит, сангвиник ты по темпераменту или холерик, застенчивый или бесцеремонный, умница-тугодум или быстро соображающий дурак, добродушный тюлень или злобный шакал, — здесь в каждой детсадовской группе, в каждом школьном классе, в каждом студенческом общежитии быстро устанавливается иерархия грубой силы, мгновенно учреждается Политбюро ЦК КПСС с самодуром-генсеком, окружающими его холуями и отринутыми от него изгоями. Или, чтобы быть менее образным и более точным, с вожаком (иногда с двумя-тремя соперничающими вожаками), с подручными вожака, помогающими ему держать в повиновении остальных непрерывными унижениями и страхом попасть в число нарочито травимых для острастки прочих. Этот чисто мафиозный социальный механизм возникает словно сам собой всюду и везде, как только естественные людские отношения сменяются противоестественными. Его невозможно “упразднить” никакими указами, никакими “воспитательными мерами”, никакой “работой с детьми”. Поставьте себя в положение ребенка, обязанного пройти все круги этого тюремного ада (если не прошли его самолично в детстве, отрочестве, юности), и задумайтесь над вопросом: оправдывает ли себя любое, самое блестящее образование, полученное такой ценой.
Да ведь к тому же и образование-то получается далеко не блестящее. Далеко не то, что нужно получающему его и что необходимо от получающего обществу. По той неизбывной причине, что...
2. Люди, оказывается, бывают разные
Так получилось, что в школу я пошел семи лет — на год раньше моих одноклассников. Учиться было трудно и неинтересно. Навыки письма давались с большим скрипом. Умением считать и рисовать тоже не блистал. Единственное, что умел, единственный в классе — бегло, “по-взрослому” читать. Но этому
==226
научился сам задолго до школы. Поэтому на уроках труда восседал на скамеечке прямо на учительском столе и читал вслух “Борьбу за огонь” Рони-Старшего и другие произведения в том же роде, тогда как остальные занимались рукоделием, обязательным для всех, включая мальчишек. Видно, уже тогда проглядывался типичный гуманитарий, у которого плоховато со всяким рукоделием. Во втором классе попал к незаурядной опытной учительнице, которая быстро выковала “круглого отличника” по всем предметам. Каковым и оставался вплоть до именных стипендий в институте и аспирантуре. Это мнимое “всестороннее развитие” привело в технический вуз, где обнаружилась посредственность в науках естественных и полное отсутствие математического мышления. Хорошо, что со второго курса перешел в гуманитарный институт, где наконец-то нашел себя как историка. Но и сегодня не могу прибавить одну вторую к одной третьей или вычислить корень квадратный из шестнадцати — хотя “проходил” это в школе на “отлично”. Понятия не имею, что такое синус или логарифм, интеграл или функция — хотя выучил все это в свое время наизусть и даже, случалось, ловил за такие подвиги не только двойки. Все абстракции такого рода разум попросту отказывается воспринимать.
Так сложно выглядели способности у одного-единственного человека, причем по-разному в разные периоды его жизни. Что же говорить о разных людях? И допустимо ли, по пословице, стричь их в детском саду, школе, университете под одну гребенку?
Мне лично в конечном счете повезло. Чуть пометался и нашел свою дорогу. А если бы не повезло? Если бы пошел туда, куда жизнь повела? Был бы, наверное, третьесортным инженером (по названию), каких в СССР и без меня полдюжины миллионов, тяготился бы постылой работой и убогой жизнью, а жизнь, в свою очередь, тяготилась бы мною. Несмотря на сплошные “отлично” и похвальную грамоту по окончании школы. Такова расплата за одинаковый подход к неодинаковому.
Спустя много десятилетий, знакомясь с материалами по показателям здравоохранения, узнал, что не у меня одного такие перекосы в способностях. Узнал, что на
==227
каждые сто детей (и, соответственно, взрослых) существует определенный процент дебилов, сумасшедших, учить которых в школе может только сумасшедший. Не буду приводить цифры, чтобы не огорчать читателей; скажу только, что процент довольно велик и имеет тенденцию к возрастанию. Что вдобавок вдвое большая процентная доля приходится на так называемых маргиналов — пограничное состояние между дебилом и нормальным человеком, причем на одном полюсе этой публики маргинала трудно отличить от дебила, а на другом — от нормального человека. Маргиналов, в отличие от дебилов, не только можно, но и нужно учить, чтобы сделать полезными членами общества. Однако лишь в специальных учебных заведениях, на маргиналов рассчитанных. Горе тому нормальному школьному классу, куда затесался маргинал или, того хуже, двое-трое. Ведь они внешне неотличимы от нормальных детей и сами себя считают такими же. А когда на уроках обнаруживается их ущербность — пытаются сохранить самоуважение такими методами, от которых стоном стонет школа. И тем не менее, редко встречается школьный класс без маргинала-двух, как минимум: специальные школы имеются не везде, а образование обязательное и всеобщее.
Это еще не все. Вдвое большую процентную долю в сравнении с маргиналами составляют совершенно нормальные дети, у которых недостаточно развит даже низший уровень абстрактного мышления (те самые, которые не могут прибавить одну вторую к одной третьей или усвоить понятие “долг” не в смысле занятого рубля — хотя прекрасно считают конкретные предметы и могут быть очень самоотверженными в соответствующих обстоятельствах). И еще вдвое большую — с недостаточно развитым высшим уровнем абстрактного мышления (те самые, которым никогда в жизни не постичь котангенсов, не понять, что такое “классовое расслоение общества” или “образ Евгения Онегина”). В совокупности набирается подавляющее большинство — до двух третей и более учащихся, от которых требуют, а они не могут.
Ну и что? Плохо с математикой — хорошо с педагогикой. Плохо с историей — лучше с географией. Плохо
==228
и с тем, и с другим, и с десятым — наверняка хорошо с чем-то двадцатым. Причем это двадцатое может быть первым в значении для народного хозяйства. Чем плохо, если человек неважно соображает по естествоведческой и обществоведческой части, но хороший “технарь”, мастер “золотые руки”? Образно говоря, чем плохо, что человек родился балериной, а не певицей? И зачем стремиться во что бы то ни стало делать из него посредственную, а то и вовсе никудышную певицу, если растет выдающаяся балерина? Между тем все учебные заведения мира жестче или мягче, но только этим и занимаются.
Нам уже приходилось говорить, что в системе потребностей личности важную, часто определяющую роль играют потребности в самоутверждении — в уважении со стороны окружающих и на этом основании в самоуважении. Нередко эта потребность бывает посильнее голода и жажды. И вот представьте себе положение балерины, которую тщетно пытаются сделать певицей. Ее неспособность петь вызывает нарастающее раздражение у учителей, бесконечные огорчения у родителей и столь же бесконечные насмешки у товарищей. Она пытается самоутвердиться в пении — не получается! Ей бы станцевать — она бы показала, на что способна, всех бы привела в восхищение! А ее заставляют петь на позор людям.
И наступает состояние, известное в психологии как фрустрация (разочарование при неосуществимости какой-то значимой для человека цели). Человек — ребенок! — замыкается в себе, ожесточается, озлобляется на весь свет. И не один — миллионы: в общей сложности десятки и сотни миллионов сломанных человеческих судеб. За зло платят злом, свои огорчения вымещают на близких или слабых, “самоутверждаются” антиобщественным поведением, ищут забвения в наркотиках... И это — образование? Чем же это лучше полного отсутствия какого бы то ни было образования вообще?
Помножьте это на школьную “казарму”, на неизбежно возникающие в ней квазимафиозные структуры, на отрыв школы от семьи, на разрыв поколений, на все, что видим вокруг. Что можно придумать злее, глупее, вредоноснее, антигуманнее, бесчеловечнее? Даже если бы
==229
страдал один. А ведь страдающих оказывается большинство. Подавляющее большинство!
И держится вся эта бесчеловечность только на чисто инерционных, ныне полностью анахроничных представлениях, сложившихся при массовом переходе от традиционного сельского к современному городскому образу жизни. Домохозяйка — плохо. Секретарша и тем более артистка — хорошо. “Синий воротничок” (в вольном переводе на русский — “работяга”) — плохо. “Белый воротничок” (в том же переводе — “начальник”) — хорошо. Образованность без диплома — плохо. Диплом без образованности — хорошо. И так далее.
В бывшем Советском Союзе такая установка дала поистине чудовищные результаты. К 1985 г. из 130 млн. работающих 35 млн. — каждый четвертый! — имел диплом об окончании специального среднего или высшего учебного заведения. В СССР было втрое больше инженеров (по диплому), чем в США. И выпускалось ежегодно втрое больше. А собственно инженерным трудом занималось менее миллиона — как говорится, дай Бог, если один из десяти. Остальные числились инженерами лишь по названию. Было вдвое больше врачей (на тысячу человек населения), но каждый “пролечивал” за год вдвое меньше больных, а каждый третий к тому же не мог пройти элементарной аттестации, т.е. врачом был тоже только по названию.
Начиналась эта трагикомедия в 20-е годы, когда дипломированный работник зарабатывал вдесятеро больше недипломированного. И даже в 50-е по меньшей мере вдвое. А уже к 70-м дефицитный недипломированный (но высококвалифицированный) работник стал зарабатывать вдвое больше недефицитного дипломированного, и 7 млн. обладателей дипломов — каждый пятый! — пошли работать станочниками, грузчиками, шоферами, продавцами (в последнем случае на ту же низкую зарплату, но с гораздо более высокими возможностями воровства). В начале 80-х годов этот разрыв увеличился до пропорции 1:3, в середине — 1:5, а к началу 90-х годов дефицитный “синий воротничок” получал на порядок больше недефицитного “белого” (некоторые профессии — в 20—30 раз!). Полный переворот по сравнению с тем,
К оглавлению
==230
что было 60—70 лет назад! И тем не менее десятки миллионов мам и пап, бабушек и дедушек всеми правдами и неправдами пробивают своего любимца в “белые воротнички”: мы будем содержать тебя и твою семью хоть до твоей пенсии, но хотим видеть тебя за письменным столом, на “чистой” работе!
И вот мир переворачивается еще раз. Но не к прежнему состоянию полвека назад, а к качественно новому. К состоянию, когда не имеет значения, какой у человека диплом и есть ли диплом вообще, когда все большее значение имеет какой человек работник; когда не имеет значения, где и кем человек работает, важно что он делает. Когда летит в тартарары прежняя иерархия престижности разного рода занятий в общественном производстве: начальник, ученый, писатель, художник — это очень высокопрестижно, а уборщица, нянька, сторож, дворник — непрестижно. Смотря какой ученый и какая нянька! Процесс этот только начинается, но основные характеристики его определились достаточно четко, а вместе с ними — и реальные перспективы положения дел в данном отношении в обозримом будущем ближайших десятилетий.
Без учета этого обстоятельства остается только проливать слезы над бесчеловечностью и глупостью существующей системы образования. С учетом — приходится констатировать, что эта система обязательно должна умереть и смениться новой, более адекватной тенденциям и перспективам развития общества в целом и общественного производства в особенности.
Обратимся к этой стороне дела.
3. Какое образование необходимо нашим детям?
На высшем уровне современных мировых стандартов достаточно труда двух фермерских семей с их комплексно механизированным хозяйством, чтобы прокормить себя и еще 98 семей (напомним, что при ручном труде, образно говоря, девять
==231
крестьянских семей кормят себя и одну некрестьянскую; при частично механизированном хозяйстве, как в СССР, одна крестьянская семья кормит себя и четыре некрестьянских). В условиях комплексно автоматизированного и компьютеризированного сельского хозяйства первой четверти XXI в. одна фермерская семья сможет прокормить 99 нефермерских.
Чтобы снабдить страну всеми необходимыми промышленными товарами, частично механизированное промышленное производство, как в СССР, требует труда подавляющего большинства — до 60% и выше — всех работников общественного производства. А комплексно механизированное и частично автоматизированное, как в США, — вдвое-втрое меньшую процентную долю. Это дает основание предполагать, что комплексно автоматизированное и компьютеризированное промышленное производство первой четверти XXI в. позволит сократить процентную долю занятых здесь еще в 2 — 3 раза, ориентировочно до 10%, а по некоторым прогнозам — даже до 5% занятых.
Основная масса высвобождаемых работников в развитых странах мира идет сегодня в сферу обслуживания. Процентная доля занятых в ней на переднем крае высших мировых стандартов перевалила за половину. Сфера обслуживания (в широком смысле, включая транспорт и связь, народное образование и здравоохранение) плохо поддается автоматизации: в автомашине — ручное управление, газеты и письма требуют развозки, в школьном классе должен быть педагог, больного должен осматривать врач, в магазине должен стоять продавец; мало того, чтобы “пропихнуть” к покупателю товар или навязать ему услугу, необходимы пять-шесть “посредников” на каждого производителя. Но перед компьютеризацией не может устоять и она: автомашины собираются в “пакеты” под управлением “электронного шофера”, который ведет их от пункта к пункту в заданном режиме езды; газеты и письма “выводятся” на телеэкран; “живого” педагога сменяет учебный видеофильм; у больного берет анализы, ставит диагноз и дает рекомендации электроника (этот процесс начинается уже сейчас); вместо
==232
магазина для нужной покупки с тем же успехом можно использовать электронный телекаталог товаров и услуг — первые будут доставлены на дом автоматически (возможно, пробные образцы), вторые тоже будут оказаны преимущественно электроникой.
Сколько людей потребуется для обслуживания подобной сферы обслуживания? Думается, не больше, чем для промышленного производства, т.е. считанные проценты.
Еще максимум столько же займет вся сфера государственного управления — от банковского дела до администрации и обслуживающих ее институтов. Еще столько же — силы охраны общественного порядка и армия (если понадобится): компьютер, обеспечивая возможность более гибкого маневрирования людьми, и здесь сокращает потребность в людском персонале.
Как ни считай — хоть “по головам”, хоть по процентной доле в балансе рабочего времени общества (имея в виду, что при не особенно продолжительной рабочей неделе многие предпочтут трудиться на двух или более рабочих местах), — больше 15—20% никакие набирается.
Чем же остается заниматься остальным 80—85% или куда пойдет соответствующая процентная доля баланса рабочего времени общества? При существующем положении дел — становиться в очередь за пособием по безработице. В условиях альтернативной цивилизации — переключиться на те крайне важные для выживания общества занятия, до которых в прошлом руки не доходили, да и в настоящем как следует не доходят.
Из всего изложенного выше читатель, наверное, и сам сделал заключение, что наиболее значительная часть высвобожденных работников и их рабочего времени будет — по крайней мере должна быть направлена в сферу народного образования. Не обязательно в качестве профессиональных педагогов (которым, напомним, будут эффективнее, чем ныне, помогать “умные” механика, автоматика, электроника), но обязательно в качестве помощников воспитателя, преподавателя. Чем достигается убиение разом трех зайцев: во-первых, значительно облегчается и оптимизируется труд профессионального педагога (напомним, что в СССР рабочая неделя
==233
учителя, вместе с внеклассными и иными непреложными занятиями, достигала 60 часов и больше), создается реальная возможность для него сосредоточиться на собственно педагогическом творчестве, на индивидуальном подходе к каждому из своих подопечных — нетрудно понять, как благотворно это сказывается на качестве обучения и воспитания; во-вторых, в сферу педагогики вовлекается значительная часть взрослых, способных и склонных к разнообразным занятиям с детьми на правах помощника педагога и под его руководством (не обязательно в режиме полной рабочей недели) — нетрудно понять, какую роль такой труд может сыграть для самоутверждения миллионов людей, получающих возможность стать авторитетным наставником молодежи в каком-то конкретном деле хотя бы на полдня — на день в неделю; в-третьих, тем самым уменьшается и в конечном счете исчезает искусственно созданный при массовом переходе к современному городскому образу жизни “разрыв поколений”, обеспечивается возвращение к естественному положению вещей, когда подрастающее поколение воспитывает и учит не только и не столько профессионал-педагог, сколько лично близкие ребенку взрослые люди (не обязательно родные) — нетрудно понять, какую роль это может сыграть в преодолении негативных тенденций развития общества, в переходе от процессов социальной деградации к процессам возрождения на качественно более высоком уровне.
Некоторые футурологи оценивают удельный вес подобных занятий в балансе рабочего времени общества колоссальной величиной, сопоставимой сегодня с промышленностью, а ранее — с сельским хозяйством развитых стран мира: до трети и более от общей суммы рабочих человеко-часов. Возможно, что на деле данная величина окажется несколько меньше, но при любом уровне она должна измеряться не процентами, а десятками процентов: ведь речь идет о том, чтобы родители, бабушки и дедушки, другие взрослые уделяли ребенку (точнее, группе детей) возможно больше времени на протяжении почти двух десятков лет становления личности молодого человека. Главное же, для такого рода занятий тоже
==234
требуется специальное образование — массовое педагогическое образование взрослых на протяжении всей их активной жизни. И это тоже потребует огромного рабочего времени педагогов-профессионалов, учебного времени их слушателей.
Несколько менее значительную, но все же весьма значительную часть высвобожденных работников и их рабочего времени может и должна поглотить сфера здравоохранения (в самом широком смысле этого понятия). Опять-таки, речь идет не только и не столько о медиках-профессионалах, сколько о так называемых социальных работниках — понятие сравнительно новое даже для цивилизованных стран мира, а уж во всех наших “суверенных республиках” и вовсе пока еще поражающее слух. Тем не менее, даже у нас появились первые специальные высшие учебные заведения, готовящие дипломированных специалистов именно такого профиля и именно под таким названием.
Что конкретно имеется в виду?
Мировая практика показывает, что собственно медиков-профессионалов требуется не так уж много. И не только врачей, но и их помощников, которые известны у нас под официальным названием “средний и низший медицинский персонал”, а под неофициальным — медсестры и нянечки-санитарки. В бывшем СССР в расчете на каждую тысячу человек населения имелось почти вдвое больше врачей и других медицинских работников, чем в США. Ну и что же? Очень многие из них сбежали с “переднего края” здравоохранения, где приходится заниматься нелегким трудом участкового, вообще лечащего врача, на разного рода синекуры — от околонаучных до вопиюще бюрократических. А из оставшихся, как мы уже говорили, каждый “пролечивал” за год на уровне прошлого века меньшее число больных, чем его западный коллега, вооруженный последними достижениями современной медицинской науки и техники. И это при том, что у нас больничные палаты напоминают переполненные тюремные камеры, а у них — гостиничные номера-люкс с персональной горничной по первому вызову. У нас к врачу, как правило, многочасовая очередь с
==235
пятиминутным приемом, в течение которого большая часть времени уходит на заполнение никому не нужных бумажек, а у них — обстоятельное собеседование в точно назначенное время по результатам заранее сделанных в считанные минуты анализов, плюс у очень многих — семейный доктор, годами следящий за здоровьем каждого из своих пациентов. И тем не менее, достаточно чуть увеличить выпуск врачей из медицинских факультетов или медсестер из медицинских школ — и сразу начинается безработица, борьба за клиента, вынужденная “перепрофилизация” избыточных специалистов и прочие неурядицы.
Кстати, абсолютно то же самое происходит и с другими дипломированными специалистами — педагогами, инженерами, агрономами, экономистами и т.д. Все они вместе взятые очень скромной процентной долей входят в число тех 15—20%, которым механика, автоматика и электроника помогут выполнять в общественном производстве ту роль, которую сегодня выполняют 80—85%. Совершенно иное дело — социальный работник. Во-первых, он очень многолик. Это может быть сестра или даже брат милосердия, которые оказывают существенную помощь медицинской сестре (фельдшеру) и нянечке (санитару). Медсестра сделала укол, дала лекарство — и ушла. Нянечка перестелила постель, покормила, перевернула с боку на бок, подала судно или проводила в туалет, если нужно, — и тоже ушла. Ни та, ни другая просто физически не в состоянии часами проводить время у постели больного. А во многих случаях больному как раз важнее всего, чтобы рядом с ним сидел человек, который утешал его, заботился о нем, просто говорил с ним по душам — не секрет, что не так уж редко это действует сильнее всяких лекарств. Кроме того, сестра и брат милосердия не обязательно могут выполнять свою спасительную миссию у постели больного. Они могут навестить занемогшего дома, помочь по хозяйству престарелому или инвалиду, просто поговорить с человеком, у которого возникла какая-то проблема — и либо помочь эту проблему разрешить, либо хотя бы посочувствовать, не оставить человека наедине с его проблемой.
==236
Излишне упоминать, насколько это важно — иной раз намного важнее, чем помощь врача, педагогов и юриста, вместе взятых. Наконец, очень важен совет более опытного в жизни человека. Сегодня этим занимаются либо профессионалы, либо многообразные шарлатаны. А в идеале у каждого должен быть широкий выбор, к кому обратиться за советом практически по всем трудностям жизни — и рядом тут же должны оказаться сестра или брат милосердия с соответствующим авторитетом. Читатель сам может продолжить перечень специальностей социального работника.
Во-вторых, возникает проблема преодоления в столь деликатном деле профессиональной кастовости. Это как с профессиональным и любительским спортом. Любителю никогда не угнаться за профессионалом по очкам, голам, секундам. А публика требует только этого. И профессионал, чтобы нахватать медалей, вынужден становиться современным гладиатором, вынужден вытравлять в себе все человеческое, подчинять все свое существование победе любой ценой — это, пожалуй, пострашнее любого допинга. Точно так же, если сделать милосердие профессией — ничего, кроме шарлатанства, ханжества и своекорыстия не получится. Следовательно, в идеале социальным работником должен стать каждый, посвящая этому делу часть своего времени — безразлично, час ли в день, день ли в неделю или в месяц, неделю ли или месяц в год, и так далее. Конечно, практически на такую роль способен не каждый. Но чем шире будет круг социальных работников, тем счастливее будут и их пациенты, и они сами, и общество в целом.
В-третьих, возникает своего рода моральный императив. Если миссия социального работника становится в обществе высокопрестижной, то к ней — опять-таки, по аналогии со спортом — начинает стремиться все большее число людей. А ведь такая миссия требует прежде всего Совести с большой буквы, именно милосердия как антипода столь обычному, сегодня жестокосердию, душевной теплоты, просто элементарной доброты. Иными словами, чем выше станет удельный вес этой сферы, тем интенсивнее пойдет процесс реморализации общества на
==237
смену опасно затянувшемуся процессу деморализации, тем выше будет общий уровень нравственности общества, тем здоровее будет общество и сильнее его способность к выживанию. Так что если бы в миссии социального работника даже не было острейшей общественной потребности — такую миссию следовало бы выдумать единственно ради спасения человечества.
Большинство футурологов оценивает удельный вес социально-здравоохранительной работы в балансе рабочего времени общества примерно вдвое меньшей величиной, нежели та, которая требуется для воссоздания нормальных отношений с подрастающим поколением (хотя ясно, что обе сферы тесно переплетаются между собой, и где кончается одна, начинается другая — вопрос во многих случаях чисто формальный). Но даже если мы сугубо условно примем его за одну шестую (половину от одной трети, падающей на предыдущую сферу) — все равно в совокупности получается огромная величина, сопоставимая с сегодняшней процентной долей занятых у нас в промышленности, т.е. не менее половины баланса рабочего времени общества. И уже по одному этому — совершенно иного общества!
Примерно такой же удельный вес может и должна поглотить сфера организации досуга. На первый взгляд, такое предположение кажется поразительным и даже ни с чем не сообразным. Как? Неужели возможно общество, где организация досуга может оказаться сопоставимой по удельному весу в балансе рабочего времени, скажем, с нашим сельским хозяйством сегодня? (Напомним, что в СССР им занималась пятая часть работников общественного производства). Однако при более внимательном рассмотрении вопроса выясняется: не только может, но и должна. Примерно по тем же самым соображениям, что и существенное “возвышение” сфер народного образования и здравоохранения.
Нам еще предстоит говорить в специальной главе, посвященной культуре, о том, какую важную роль играет организация досуга для жизнеспособности общества. До недавних времен в условиях традиционного сельского образа жизни эта организация носила устойчиво
==238
ритуальный характер, поэтому не требовалось специальных учреждений для ее создания и функционирования, а число обслуживающих сферу досуга было пренебрежительно малым. Совершенно иная ситуация сложилась с массовым переходом к современному городскому образу жизни, когда прежние ритуалы рухнули или исчезают на глазах. Возникает дилемма: либо предоставить организацию досуга стихии событий, либо создавать и в данном отношении нечто вроде современного аналога естественному положению вещей. В первом случае, как наглядно демонстрирует современность, неизбежно усиление процесса массовой деморализации людей, поскольку фактическая организация досуга будет проходить порядками звериной стаи, в которую столь же неизбежно вырождаются любые малые социальные группы людей, лишенные ритуальных (желательно освященных религией) устоев. При этом деморализация усиливается воздействием мафиозных структур, которые начинают извлекать свои сверхприбыли путем эксплуатации самых низменных инстинктов человека (повторяем, нам придется говорить об этом в своем месте особо — здесь мы ограничиваемся лишь констатацией факта, в котором нетрудно убедиться, стоит лишь посмотреть, что делается вокруг). Во втором случае необходима “индустрия досуга” намного более сложная, чем современная — и об этом нам тоже предстоит говорить специально, — которая требует значительной части баланса рабочего времени общества.
Конкретно речь идет о такой сложной специализации, как организатор досуга. Каждый из нас, кто бывал в домах отдыха, знаком с низшей разновидностью ее, известной под названием “массовик-затейник”. Среди последних встречаются действительно талантливые люди, способные стать, что называется, душой общества, состоящего из сотни и более постоянно меняющихся отдыхающих. Но в большинстве случаев жизнь бросает на эту низкопрестижную и малооплачиваемую должность самые настоящие отбросы общества — хорошо всем знакомых пошляков-халтурщиков, всерьез и надолго скомпрометировавших в глазах людей данный род занятий. Однако факт наличия отдельных проходимцев вовсе не отменяет фундаментальнейший факт
==239
исключительной важности и сложности призвания организатора досуга, требующего сочетания в себе талантов артиста, педагога и психолога. При этом вовсе не обязательны только какие-то сверходаренные личности, поскольку организация досуга — сродни науке, и в ней, помимо генераторов идей, требуется масса разработчиков — исполнителей, доводящих идеи до потребителя. Так что фактически в этом деле на тех или иных основаниях может принимать участие едва ли не каждый.
По необходимости забегая вперед еще раз (последний) в главу о культуре, подчеркнем, что сферу организации досуга так и так придется развивать при всех обстоятельствах, поскольку не только рухнули или рушатся прежние ритуалы, на которых веками держалась данная сфера, но вдобавок еще находятся в состоянии тяжкого кризиса все до единого основные типы современных учреждений культуры, начиная с прессы, радиотелевидения, кинематографа, театра, клуба, музея и кончая всей совокупностью спортивных учреждений. Как будет показано ниже, спасти эти учреждения от полной деградации и катастрофы — с величайшим ущербом для человечества — может только опора на соответствующие клубы по интересам. А как показывает практика, для полноценного функционирования такого клуба на каждую сотню его членов должно быть не менее десятка организаторов (необязательно профессионалов, полностью посвящающих этому делу все свое рабочее время).
Подытоживая все сказанное выше, нельзя не прийти к выводу, аналогичному выводу ряда футурологов, что сфера организации досуга по удельному весу в балансе рабочего времени общества оказывается сопоставимой со сферой социально-здравоохранительной работы (с той же оговоркой, что на практике все три сферы, включая сферу педагогической деятельности тесно переплетаются друг с другом, взаимно дополняя одна другую, и разделение их сугубо условно — просто для более четкого представления об особенностях содержания занятий в той, другой и третьей).
Наконец, существует еще четвертая сфера с приблизительно таким же удельным весом в структуре рабочего
К оглавлению
==240
времени общества. Это — спасение буквально на глазах гибнущей окружающей природной среды. Мы уже говорили об этом в одной из предыдущих глав, так что вряд ли стоит повторяться насчет важности предмета. Подчеркнем еще раз лишь одно: речь не просто о какой-то “среде”, а о флоре и фауне планеты Земля, органической частицей которой (фауны) является человек. Сегодня вопрос стоит об охране окружающей среды, т.е. о торможении разрушительных процессов — на большее нет сил и средств даже у наиболее развитых стран мира, не говоря уже о менее развитых. А ведь в принципе это лишь оттяжка катастрофы. Необходимо же полностью избежать ее. Для этого мало любых, сколь угодно больших капиталовложений. Требуется самый настоящий, прямо-таки религиозный культ природы. И не только пассивный, на уровне “не навреди”, но и активный, с поголовным участием в тех или иных конкретных действиях по спасению гибнущего природного комплекса. Что-то вроде морально обязательного для каждого квазирелигиозного ритуала.
Какие конкретно формы может принять подобный ритуал, нетрудно вообразить. Забота о выживании исчезающих на глазах “братьев меньших”, начиная с какого-нибудь довольно-таки противного жучка-червячка, без которого оказывается тоже неполноценна земная фауна, и кончая бывшими “царями природы” вроде льва или слона, медведя или орла, которые рискуют остаться только сугубо геральдическими фигурами, если мы в самом буквальном смысле не сохраним им жизнь. Забота о выживании мира растений, на который наступают разом с трех сторон асфальт, боевые отравляющие вещества деградирующей (точнее, “деградируемой человеком”) земной атмосферы, сапог и спичка, принадлежащие самому страшному на земле двуногому зверю. Забота о восстановлении и сохранении естественных ландшафтов, составляющих не только прелесть планеты Земля, но и главный залог стабильности ее поверхности. Забота о восстановлении и сохранении естественных геобиосистем в лесах и на лугах, в реках и на озерах, в морях и Мировом океане в целом (без чего гибель жизни на Земле неизбежна, даже если во всех остальных отношениях
==241
возникающие проблемы будут благополучно решены). И так далее без конца.
Понятно, основной объем работы по восстановлению и сохранению земной флоры и фауны падает на механику, автоматику и электронику, без которых даже и думать нечего о спасении Жизни на планете. Но специфика данной работы такова, что без умной головы и доброго сердца, просто без пары заботливых человеческих рук никакая машина — даже самая “умная” — делу не поможет. Следовательно, выход один: создание в каждом земном регионе сотьемиллионных Армий Спасения Природы, членство в которых должно быть таким же престижным, как офицерская служба в былые времена, а уклонение от участия — свидетельством или сумасшествия, или полной деградации личности.
Понятно, и в данном случае речь идет не о профессионалах, работающих полную рабочую неделю, организующих и возглавляющих подобного рода работы, а о людях, приближающихся по своему знанию и умению к профессионалу, но отдающих важному и нужному делу час в день, день в неделю или в месяц, неделю или месяц в год, и т.д. Но как бы конкретно ни выглядело участие каждого в подвигах Армии Спасения Природы (отметим, между прочим, что это могут быть и самые настоящие подвиги, прославляющие человека, и просто очень интересные занятия, способные составить смысл жизни), — с точки зрения баланса рабочего времени общества, это опять-таки все та же деятельность, сопоставимая с аналогичными работами в сферах здравоохранения и досуга, причем точно так же тесно переплетающаяся с ними и со сферой образования, поскольку именно здесь располагается область наиболее эффективного обучения и воспитания подрастающего поколения.
Футурологи спорят о соотношении всех пяти видов занятий в балансе рабочего времени общества: профессионального участия в сфере материального и духовного производства, помощи учителю в сфере образования, социальной работы в сфере здравоохранения, социальной работы в сфере досуга и массового участия в работах экологического характера. Сам по себе этот вопрос,
==242
конечно же, интересен и заслуживает специального внимания, но более детальное рассмотрение его выводит нас далеко за рамки предпринятого изложения. Мы сугубо условно — просто для наглядности — приняли одну из возможных концепций, согласно которой такое соотношение идет в пропорциях: 2/6 (образование) + 1/6 (здравоохранение) + 1/6 (досуг) + 1/6 (экология) +1/6 (все остальное в сфере материального и духовного производства). Смысл этой цифири — которую, повторяем, можно менять как угодно, были бы веские доводы — один: при такой социальной ориентации и организации общественного производства полностью исключается массовая безработица, какого бы уровня ни достигла комплексная механизация, автоматизация и компьютеризация общественного производства.
Мы подчеркиваем: массовая, потому что, как показывает исторический опыт, полное отсутствие всякой безработицы деморализует человека и дезорганизует производство (плачевный пример стран победившего социализма является в данном отношении достаточно наглядным). Нет, каждое рабочее место — даже место ассистента воспитателя, сестры или брата милосердия, организатора досуга или мирного волонтера Армии Спасения Природы — должно представлять большую ценность в глазах человека, им надо дорожить, к нему надо стремиться, надо занимать очередь, надо соревноваться за право встать в эту очередь, получить это место, надо опасаться потерять его.
Все так. И все же еще и еще раз: при только что обрисованной социальной ориентации и организации производства исчезает угроза массовой безработицы. Напомним, что сегодня в мире каждый третий из трудоспособных не имеет постоянной работы или работы вообще. А завтра — в условиях комплексной механизации, автоматизации и компьютеризации производства — лишатся работы четверо из каждых пяти или даже девятеро из десяти. Если социально не переориентировать и соответственно не реорганизовать производство. В этом смысле мы вновь и вновь возвращаемся к мысли: даже если бы человечеству не грозили гибелью глобальные проблемы
==243
современности — альтернативную цивилизацию следовало бы выдумать и создать только для того, чтобы решить проблему занятости, проблему содержательности существования людей в условиях, когда все или почти все, что делал человек для своего выживания на этой земле, ляжет “на плечи” механики, автоматики и электроники.
А теперь посмотрим на только что рассмотренную проблему с точки зрения особенностей и требований, характера и содержания народного образования.
Что значит обучить и воспитать человека, который явился бы не только добросовестным высококвалифицированным профессионалом в какой-то области общественного производства, но и вдобавок добрым наставником детей, человеком высокого милосердия, “душой общества” и “другом природы”? Это означает создание единственно возможной основы для возникновения и развития альтернативной цивилизации, призванной помочь человечеству успешно справиться с глобальными проблемами современности.
4. Контуры школы XXI в.
В
ы, наверное, замечали, как сильно сказывается на человеке то, что заложено в него в детстве семьей? Казалось бы, профессор, рафинированный интеллигент, утонченный эстет. А в его суждениях, поведении, поступках нет-нет да и проскальзывает что-то исконно крестьянское былых веков. Откуда такое? Знакомишься ближе и узнаешь, что до восьми лет, действительно, жил с родителями в сельской глуши, а потом был отдан в городскую школу, поступил в университет, защитил диссертацию, давно уже дедушка. И что же? Восемь лет детства оказались сильнее сорока последующих лет. Восемь лет вылепили личность, а сорок — лишь придали ей внешний лоск и некоторую эрудицию. Бывает и наоборот. В компании отъявленной шпаны, без конца сквернословящей и мерзопакостящей (а у нас такое встречается в возрасте и за десять, и за двадцать, и за сорок лет), встречаешь человека, который ведет себя все же как бы утонченно-артистически. Словно порядочный
==244
человек, вынужденно играющий роль подонка. Справляешься — действительно, родом из приличной семьи и только потом силой обстоятельств скатился в такую компанию. Мне известны несколько человек, как говорится, “выбившиеся в люди”, но к сорока годам жизни вновь ставшие неотличимыми по образу мыслей и образу поведения от того, что представляли собой старшие в их отеческой семье. Особенно сильно сказываются особенности национального происхождения.
Короче говоря, воспитательный потенциал семьи несоизмеримо сильнее воспитательного потенциала любого, сколь угодно блестящего учебного заведения. И коль скоро это так, было бы нерационально оставлять подобную силу втуне. Из данного факта проистекает общеизвестная, но постоянно остающаяся в забвении мораль: образование ребенка должно начинаться с образования его родителей. Раньше это происходило как бы само собой. Ребенок органически входил в сложную многопоколенную семью, постоянно контактировал со старшими — начиная со старших братьев и сестер и кончая дедушками и бабушками — и ко времени своей половой зрелости являлся во всех отношениях потенциально готовым возглавить собственное семейство. Ныне “разрыв поколений” изуродовал это естественное положение вещей. Приходится восполнять пробел искусственно. Учить азам будущей семейной жизни в школе. Вести специальные занятия с женихами и невестами при регистрации брака (или, как минимум, снабжать их соответствующей рекомендательной литературой). Создавать разного рода родительские курсы для пар, ожидающих первого ребенка (потом будет поздно). В общем итоге получается целая подсистема общей системы народного образования, не уступающая по своему значению всем остальным, но находящаяся, увы, в полном небрежении. С поистине катастрофическими последствиями для судеб миллионов семей и миллионов детей.
Альтернативная цивилизация восстанавливает естественное положение вещей и подкрепляет его, где необходимо, развитой подсистемой родительского всеобуча.
Далее следует подсистема дошкольного образования. При естественном положении вещей в ней нет
==245
необходимости, так как ребенок получает необходимое образование в семейном кругу. При “разрыве поколений” и этот пробел приходится восполнять искусственно. Однако восполнение сплошь и рядом принимает извращенные, уродливые формы. Так, в бывшем Советском Союзе детские ясли и детские сады, куда детей “сдавали” на время работы родителей, иронически именовали “камерами хранения” — настолько убоги были эти учреждения на скудном казенном довольствии государства. Да и сейчас положение не лучше. И разве в одном только СССР? Меж тем, мы только что упоминали: первая полудюжина лет жизни человека — решающая в становлении его личности, намного важнее всех остальных лет, сколько бы и каких бы их ни было. Что же мы делаем? Почему мы, человечество, обкрадываем сами себя, прахом пуская самое ценное в качественном воспроизводстве новых поколений?
Мы уже говорили, что основное образование ребенка-дошкольника должно происходить в семье. Этот механизм отлажен десятками тысяч лет эволюции рода гомо сапиенс, десятками миллионов лет эволюции наших прародителей — обезьян. И малейший его сбой гибельно сказывается на качестве подрастающего поколения. Обязательно должна быть материнская ласка. Отцовский авторитет. Пример для подражания — старшие братья и сестры. Забота о младших. Воплощение доброты, превосходящей родительскую, — бабушка и дедушка. Доброе, внимательное отношение со стороны других взрослых. Обязательная компания сверстников, только столь же обязательно прерываемая семейными отношениями, чтобы не выродиться в звериную стаю. Или — если нет чего-то из перечисленного или ничего вообще — возможно более полная имитация недостающего. И сверх всего этого — обязательное всеобщее дошкольное образование, намного более важное, чем школьное или университетское.
“Дошкольные университеты” предполагают доскональное изучение целых десяти предметов, без знания которых человек ущербен, даже если физически и психически полностью здоров.
==246
И первый из них по важности — этика, нормы поведения отношений с окружающими. Если ребенок к шести годам не усвоил, что старших надо уважать, о младших заботиться, в девочке видеть будущую мать семейства, в мальчике — будущего отца семейства, что воровство, ложь, предательство, подлость, жестокость, своекорыстие и т.д. заслуживают презрения, что нельзя делать другим то, чего не хотел бы по отношению к самому себе, позже эти истины достаются гораздо труднее, часто посредством тюрем и аналогичных учреждений. Практика Советского Союза с его массовой деморализацией населения свидетельствует об этом более чем наглядно. Думается, что это касается не только данной страны. Словом, последствия для общества настолько ужасающи, что во избежание их приоритет должен быть отдан именно названному предмету.
Следующий по важности предмет — эстетика, развитие чувства прекрасного. Полюбуйтесь на то, что, как говорится, радует глаз — в природе ли, в застройке ли, в человеке ли, безразлично. И после этого переведите взгляд на окружающую вас действительность: изуродованная, испакощенная природа, сельские и городские трущобы, мерзопакостность обличия, именующаяся непереводимым на иностранные языки странным словом “расхристанность”, понятным каждому русскому, поскольку относится к каждому второму из них (о других народах молчу только чтобы не разжигать националистические страсти). В значительной мере все это идет от убогости бытия. Но в не менее значительной — от отсутствия элементарного эстетического образования, неразвитости чувства прекрасного, когда человеку совершенно безразлично, что у него под носом: восхитительная клумба или вонючая лужа. Конкретных примеров тоже хоть отбавляй.
Вряд ли мы совершим открытие, если уточним, что эстетика — родная сестра экономики. В смысле: плохая эстетика способна придушить неплохую экономику (как, впрочем, и наоборот). Иными словами, эстетика это вовсе не капризное эстетство, это важное средство повышения благосостояния людей (в широком смысле этого понятия). И на данном основании должна преподаваться с младенческого возраста.
==247
Далее следуют навыки физического и умственного труда. Не будет к шести годам жизни человека первых — скорее всего так и останется на всю жизнь “неумехой”. Не будет вторых — так и останется в школе придурком, а в жизни — типичным советским чиновником, неспособным сосредоточить внимание ни на чем, кроме того, что можно съесть или украсть. А закладываются (или не закладываются) соответствующие навыки только в детстве.
Особого внимания требует физическая культура (опять-таки, в широком смысле этого понятия) — от элементарной санитарии и гигиены до спортивной культуры, жизненно важной для человека, который впоследствии будет лишен нормальной для человеческого организма физической нагрузки.
Наконец, перечень завершают азы естествознания и обществознания, обязательные, чтобы не чувствовать себя в первом классе школы полным идиотом, а также умение читать и считать, плюс некоторые навыки рисунка и письма (отдельные педагоги утверждают даже, что при надлежащем педагогическом мастерстве “среднестатистического” ребенка вполне можно выучить к шести годам грамотно писать, но это уже сомнительно).
Видите, сколько всего набирается от трех до шести лет жизни маленького человечка! И все это легко, играючи, с радостью и удовольствием, безо всяких занудных “уроков”. То, что потом с гораздо большим трудом дается в более старшем возрасте. И мимо всего этого существующая цивилизация проходит как мимо чего-то несущественного. С поистине кошмарными результатами для общества вообще и школы в особенности.
Альтернативная цивилизация призвана восстановить дошкольное образование в полном его объеме сообразно особенностям современного городского образа жизни.
Когда раскрываешь проблемы дошкольного образования, иногда задают вопрос: а что же делать ребенку в школе, если он к шести годам этически и эстетически воспитан, физически культурен, подготовлен к физическому и умственному труду, знает (для своего возраста), что такое природа и общество, да еще умеет читать, считать и писать?!
==248
Как что делать? Учиться, учиться и учиться, как говаривал в свое время один несостоявшийся классик. Учиться с радостью и удовольствием, выбирая посильные для себя программы, не опасаясь казарменных взысканий, совершенствуя свои знания об окружающем, свои навыки и умения, а пуще всего — искать и искать (при помощи педагога) свои способности и склонности, свой талант, свое призвание, которое сделает жизнь состоявшейся, даже если не повезет в остальном. Учиться быть не только будущим студентом, но и будущим работником, будущим гражданином общества, учиться зарабатывать и тратить деньги, считать и ценить их, словом, учиться быть взрослым человеком. Времени для этого вполне достаточно — до самой физиологической зрелости в 14— 15 лет.
А вот дальше для молодого человека уже недопустимо, унизительно оставаться школьником, учеником, которого учат. Он ведь уже взрослый, хоть и молодой (это, как известно, с годами проходит). Поэтому он должен стать студентом, который самостоятельно изучает что-то под руководством своих наставников. Студентом не в смысле великовозрастного лоботряса, бездельничающего от одной экзаменационной сессии до другой, а в смысле осваивающего какую-то конкретную профессию, плюс получающего общее высшее (доуниверситетское) образование.
Этот период жизни, приблизительно от 14—15 до 18— 20 лет, не обязательно целиком проводить на студенческой (лицейской, гимназической, коллежской и т.п.) скамье. Желательно возможно более основательная производственная практика по выбранной специальности. Желательно умение жить в человеческом общежитии, начиная с общежития студенческого (но отнюдь не порывая целиком с семьей и в тесном контакте с родительской общественностью, чтобы минимизировать опасность скатывания к звериной стае, типичной для подростковых компаний, оставленных на произвол судьбы). И, конечно же, не менее желательно умение слушать лекции, участвовать в семинарах, выполнять самостоятельные лабораторные работы — все как у студентов.
==249
Черт возьми, если уж мы столкнулись с малопонятным до сих пор феноменом акселерации подрастающего поколения, то надо, чтобы он выражался не только в баскетбольном росте акселератов, но и в их ускоренном “взрослении” по части навыков физического и умственного (в том числе студенческого) труда. Для их же собственного блага!
Думается, для подавляющего большинства (от двух третей до трех четвертей) представителей подрастающего поколения этого базового образования будет вполне достаточно. Все равно им, как и тем, кто пойдет в университеты, всю свою дальнейшую трудовую жизнь придется постоянно повышать квалификацию и периодически проходить переподготовку (из-за быстрого старения полученных знаний). Все равно им всю жизнь заниматься самообразованием, чтобы быть и оставаться широко образованным человеком — в том числе, по некоторым предметам возможно, но необязательно и на университетском уровне. Не для диплома — просто для собственного удовольствия, если учеба в радость. А она должна быть в радость. И только в радость!
Понятно, оставшейся четверти или трети мало будет трех лет дошкольного образования и четырнадцати лет начальной, средней и высшей школы. Это — те, у кого призвание инженера, педагога, врача, другого специалиста с университетским образованием. Они, в отличие от минувших времен, во многом прогадают по сравнению со своими сверстниками, поскольку вряд ли заработают больше только из-за наличия диплома, а меж тем проведут годы в студенческих общежитиях на стипендию, тогда как их сверстники уже обретут в кредит собственное жилье под получаемую зарплату. Но они не могут и не смогут быть иначе, как инженером, педагогом, врачом — потому что в этом их призвание (и, добавим, потому что на весь XXI в. хватит инерции престижности университетского диплома, сложившейся в XIX в.). Ну, а выдающиеся дипломированные специалисты, конечно же, как и сегодня, будут зарабатывать намного больше недипломированных (исключая звезд кино, эстрады и спорта).
К оглавлению
==250
Но и университет вовсе не обязательно должен быть одинаковым для всех. Для подавляющего большинства, в свою очередь, достаточно двух-, трехлетнего базового курса и затем примерно такой же продолжительности преддипломной практики по месту будущей работы со сдачей обязательных образовательных минимумов (как у аспирантов) и с подготовкой реальной — не фиктивной, как обычно сегодня — дипломной работы. Для меньшинства — будущих “теоретиков” — в отличие от “практиков”, потребуется еще два года магистратуры, а для считанных процентов) будущие врачи, научные работники и т.п.) — еще два года докторантуры. Но, повторяем, все это на фоне основательной производственной практики, постоянного повышения квалификации и периодической переподготовки, а также непрерывного общего самообразования.
Да, любой диплом сам по себе сегодня все более теряет ценность: слишком многие и слишком много их нахватали. Что поделаешь — произошла инфляция. Но самоценность образования никуда не делась и никуда не денется. До сих пор остается дискуссионным вопрос, хорошо ли искусство для искусства или наука для науки (мы специально обратимся к нему в следующей главе). Но то, что образование для образования — это очень хорошо, особенно когда не ради диплома, а ради радости познания, ради потребности в знаниях, ради подготовки к самореализации личности — это бесспорно, это не подлежит никакой дискуссии.
И такое образование, являющее собой важную составную часть подлинной человечности (ибо что она без него?), обязательно относится вместе с тем к одному из важнейших конкретных проявлений альтернативной цивилизации.
==251
00.php - glava07