Книга публицистически обобщает накопленный материал по альтернативистике междисциплинарному направлению прогнозирования перспектив перехода к альтернативной цивилизации,

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 16

К оглавлению

==140

питья из московского водопровода в 3-литровую банку и выдерживать ее сутками, прежде чем использовать верхнюю половину, сливая оставшееся в раковину и тщательно промывая банку для следующей порции. Я сначала воспротивился такой дикости: ведь московский водопровод исстари славился чистотой своей воды! Но когда к концу первых суток увидел на дне банки ядовито-зеленый налет, то понял, что от холеры не помру, однако до сих пор вливал в свой организм достаточно яду, чтобы ослабить его иммунную систему и умереть пораньше, передав потомству гены ослабленного организма, приближая тем самым вырождение человечества. Эта притча довольно точно отражает современное положение вещей. Сам дьявол не догадался бы под видом пользы нанести столько вреда роду человеческому.

Очень хочется поднять урожайность — и мы засыпаем почву химическими удобрениями, которые затем аккуратно, день за днем, оседают вместе с продуктами питания в нашем организме и действуют разрушительно наподобие никотина, алкоголя и прочих наркотиков. Очень обидно отдавать вредителям едва ли не треть урожая — и мы умерщвляем их прямо на полях химическими ядами, которые затем проникают в растения и далее, вплоть до молока домашних животных, а уж потом неизбежно оказываются в нашем чреве. Мы вдыхаем боевые отравляющие вещества в выхлопах автомобилей и в дымах заводских труб. Нас, как сельскохозяйственных вредителей (каковыми, по сути дела, мы и являемся) поливают кислотными дождями, и мы хиреем вместе с лесами, одинаково не выдерживая такого душа. Повторяем, главное даже не в том, что тот или иной химический яд, попадая в организм, играет роль “спускового крючка” для разных болезней, преждевременно загоняющих человека в гроб. Главное в том, что химический яд тоже действует наподобие вируса СПИДа, ослабляя защитную систему организма и передавая потомству все более ослабленный организм. Из поколения в поколение.

Подозревают, что англичане на острове Святой Елены, чтобы избавиться от опасного для них Наполеона, но не вызвать международного скандала, как убийцы

==141

сдавшегося на их милость безоружного человека, которому обещали жизнь, размеренно, годами, подкладывали ему в пищу небольшие дозы яда. И через несколько лет император умер вроде бы естественной смертью.

Человечество в XX в. проделывает с самим собой то же самое. Чтобы скончаться вроде бы естественной смертью в веке XXI.

Наконец, восьмое — загрязнение земной поверхности твердыми отходами, мусором. Вид помойки, городской свалки всегда неприятен. Но кто бы мог подумать, что мусор, постепенно накапливаясь, как бы взводит курок для выстрела, который ныне с года на год может смертельно поразить миллионы, может быть даже миллиарды людей?

Почти полвека назад, когда моя семья поселилась на обычном московском подворье в сорока минутах ходьбы до Кремля и в десяти минутах — до будущего Белого дома, дела с мусором обстояли типично для тех времен. Посреди двора возвышался сарай с окошечком, куда обыватели опрокидывали помойные ведра. В сарае дворники разгребали содержимое на три части: пищевые отходы — в баки на корм скоту, бумагу— на макулатуру, железо, стекло, дерево, кость, пластмассу — на пункты сбора вторичного сырья. И тем неплохо подрабатывали. И на все это с удовлетворением взирал стандартный советский идол с протянутой рукой — гипсовая статуя Ленина во весь рост, стоявшая в каждом дворе, как пресловутая “Девушка с веслом” — в каждом парке. Позднее не раз пытались рационализировать систему сбора мусора, разнося по квартирам казенные ведра для очистков и разделяя окошечки для бумаги и для прочего. Но какой же русский любит какую бы то ни было рациональность? Да и сколько могло быть в те времена отходов? Как говорится, кот наплакал. Те богачи, которые позволяли себе выписывать газеты, использовали их затем как оберточную или туалетную бумагу. Съестное поглощали до основания, кроме, разве, картофельных очистков да вываренных костей. Ну а чтобы выкинуть что-нибудь бывшее когда-то ценным — на это рука не поднималась. В крайнем случае шло на игрушки детям. Покупные стоили

==142

дороговато. Во всех этих отношениях москвичи 50-х годов нашей эры мало чем отличались от своих предков, живших на тех же местах тысячелетием раньше. Мусора было мало, почти весь он утилизировался или закапывался, а остальное уносило вниз по Москве-реке вешним половодьем.

Но вот наступили 60-е годы, затем 70-е, 80-е... Гора мусора год от года росла лавинообразно. Сарай рухнул под этой лавиной, дворники разбежались. На помощь пришли наука и техника. На место сарайчика поставили баки, а на место дворников — мусоровоз, несколько раз в день опустошающий эти баки. Но баков, как водится, не хватает. Мусоровоз, как водится, запаздывает. По субботам и воскресеньям хотят отдыхать все, включая журналистов, оставляющих читателей без газет, и мусорщиков, оставляющих жителей с мусором. А ведь каждый норовит опрокинуть свое помойное ведро не в бак, а рядом, чтобы не перенапрячься, и совершенно не задумывается, кому сегодня понравится грести мусор лопатой. И на месте бывшего сарайчика образовалась такая безобразная зловонная свалка (являющаяся ныне главной достопримечательностью каждого городского двора), что В.И.Ленина пришлось от срама подальше передвигать поближе к улице, чтобы он показывал своей простертой дланью не на мерзость помойки, а на кошмар московского уличного движения. В августе 91-го его и вовсе незаметно ночью убрали. А помойка осталась.

Вокруг дачного поселка, где я живу летом, за последние десятилетия тоже год за годом стали нагромождаться горы мусора, немыслимые прежде. И какого! Ржавых ведер, баков, кастрюль, консервных банок и прочего железа столько, что на этом сырье мог бы прекрасно работать небольшой металлургический завод. Разной пластмассы столько, что хоть сегодня пускай химкомбинат. Матерчатого рванья, костей, бутылок столько, что с тоской вспоминаются золотые времена детства, когда за любую охапку такого богатства заезжий утильщик давал еще более ценное сокровище: резиновый пузырь-дуделку под романтическим названием “уйди-уйди” или “уди-уди”. Свалки растут, как ни старается администрация

==143

поселка минимизировать их все теми ж( баками и мусоровозами. И, конечно же, не только в нашем поселке.

Администрации не до окраинных свалок, потому что поселку грозит несравненно большая беда, причем одновременно с двух сторон. В двух верстах к северу уже выделено место для закупленного во Франции мусоросжигающего завода. Можно себе представить, какое благовоние разольется вокруг, когда задымят его трубы, когда тысячи вонючих грузовиков потянутся из Москвы и обратно, подобно золотарям столетие назад, только не по ночам, а круглые сутки, когда часть из них, как водится, чтобы не томиться в очереди к воротам завода, начнет сбрасывать содержимое поблизости, где поудобнее водителю. А в двух верстах к западу планируется сооружение еще одной гигантской городской свалки, поскольку существующих явно недостаточно. Что же, полсотни тысяч жителей округи вполне могут пожить в мерзости и зловонии ради удобства десяти миллионов... их же самих, когда они не на даче, а в своей городской квартире.

Моя постылая мусорная жизнь представляется символически-типичной для судьбы полутора миллиардов землян в развитых странах мира сегодня и для всех десяти миллиардов завтра. Две смертельных опасности нависают над ней.

Одна — продолжающийся рост Монблана мусора вообще и на душу населения в особенности. Полвека назад одного только домашнего мусора набиралось в среднем не более полусотни килограммов в год на эту самую злосчастную душу. Четверть века назад — перевалило за полтораста килограммов. Ныне приближается к полутонне. Помножьте-ка эти полутонны на пять миллиардов мерзопакостников сегодня и на десять миллиардов завтра, подумайте, как будет выглядеть земная суша под этими монбланами и что стрясется с морем, если сбрасывать мусор туда. Это только бытовые отходы. А промышленные? К 80-м годам, по оценке специалистов, гора всемирного мусора, растущая год от года, весила более 250 млн. т. Из них домашнее хозяйство давало только 25 млн., а промышленность — почти 120 млн. т. Такая

==144

масса мусора занимает объем примерно в 200 млн. куб. м. Этого достаточно, чтобы покрыть полуметровым слоем почти 10 000 кв. км. — целый остров Кипр. А затем через год — еще один? И еще один?.. Да, теоретически мусор можно и должно сжигать, утилизировать, закапывать. Но практически-то ведь горы мусора нагромождаются по нарастающей. Что происходит с атмосферой от сжигания чего бы то ни было — мы уже говорили. Что произойдет с почвой, если под нее всюду закладывать слой мусора — каждый может догадаться сам. Ну а как утилизировать лавину, разрастающуюся год от года? Не проще ли вообще начать такую жизнь, при которой количество мусора не увеличивалось бы, а уменьшалось?

Вспомним, что процесс носит нарастающий, лавинообразный характер не только по части загрязнения мусором — по всем восьми только что перечисленным разновидностям загрязнения окружающей среды. И спасение от восьми лавин может быть только одно: образно говоря, поселиться в такой местности, где лавин нет, где им неоткуда и не на кого обрушиваться.

Другая опасность заключается в том, что помойки не любим только мы, люди. Для других разновидностей земной фауны, в том числе наших родственников — млекопитающих, зловонная свалка — благоухающий санаторий с усиленным дополнительным питанием. По сути, это искусственный питомник-инкубатор болезнетворных микробов. Дело только за тем, чтобы быстрее и вернее донести их до человека. Когда вы видите на помойке ваших любимых кошек и собак — это очень опасно, и в первую очередь для ваших детей. Когда же вы видите там же столь нелюбимых вами крыс — это смертельно опасно для нас всех. Крысы — идеальные переносчики чумы и ей подобных болезней. Шесть с половиной веков назад всего за каких-нибудь три года чума наполовину — а в некоторых странах на две трети, три четверти и четыре пятых — убавила население Западной Европы. Это при тогдашних-то крупных городах масштабами с сегодняшний крупный жэк. При тогдашних-то коммуникациях: две телеги раз в день. Можно себе представить, что произойдет сегодня с миллионными городами и с

==145

сотнями миллионов путешествующих! Правда, сегодня мы лучше знаем, как бороться со старыми болезнями. Но мы же собственными руками создаем питательную среду для новых, защищаться от которых не умеем. Один из последних примеров — СПИД.

И вот в одно далеко не прекрасное лето 1347 г... простите, 1997 г. в гавань Мессины снова придут двенадцать генуэзских галер... простите, теплоходов. И снова привезут с собой страшную, губительную болезнь, опустошающую город за городом. И немногие оставшиеся в живых станут размышлять, откуда обрушилась на людей новая чума: из зараженной воды или из гнилого мусора, или еще откуда-нибудь?

Обязательно привезут. Если будет откуда привозить.

4. Проигранное, но выигранное пари

Эта история давно обошла газеты и журналы Запада, но не дошла еще до Юга и Востока. Да и на Западе осталась многим неизвестной. Поэтому вкратце повторим, как рассказал о ней русскому читателю в журнале “Диалог-США” (1992. № 50) американский публицист Джон Тайерни.

Чтобы решить спор о том, ожидает ли человечество в XXI в. гибель или, наоборот, процветание, экономист-технооптимист Джулиан Саймон и эколог-экопессимист Пол Эрлих заключили своеобразное пари. В октябре 1980 г. они поспорили на тысячу долларов по поводу цен на пять металлов — хром, медь, никель, олово и вольфрам — в слитках, на тот момент стоивших 200 долл. каждый. Если через 10 лет, в 1990 г., цены на эти металлы повысятся и общая стоимость указанных количеств окажется выше тысячи долларов, Саймон обязывается выплатить разницу наличными. Если же цены упадут — соответствующую разницу выплатит Эрлих. Прошло 10 лет. За это время население мира увеличилось на 800 млн. человек. Запасы металлов в земных недрах заведомо не увеличились. По теории экопессимистов, дефицит

==146

металлов должен был увеличиться и цены на них возрасти. Но прошло 10 лет, и в октябре 1990 г. Эрлих послал Саймону чек на 567 долл. 7 центов. Ровно на столько упали цены на перечисленные партии металлов. Саймон выиграл пари. Эрлих проиграл.

Почему упали цены?

В данном случае были конкретные причины по каждому из цветных металлов, “вовлеченных” в пари. Геологи открыли несколько новых месторождений никеля — и высокая, по сути монопольная, цена на него, установленная одной из западных компаний, пошла вниз. Керамика стала широко заменять вольфрам в режущих инструментах, и цены на него тоже пришлось снижать. Консервные банки начали изготовлять из алюминия — и потерпел крах Международный оловянный картель, державший монопольно высокие цены на олово. В телефонных кабелях медь стала заменяться оптическими волокнами—и как в таких условиях удерживать на нее высокие цены? Примерно такая же история произошла и с хромом.

Роковое совпадение случайностей? Может быть, если бы выбрали для спора другие пять металлов или любые другие пять товаров, результат был бы иной? Нет, обоим участникам пари было хорошо известно, что ситуация была типичной в общем и целом для всего мирового рынка товаров и услуг (хотя и с многочисленными исключениями). В 1980-х годах среднестатистический обыватель на Западе за деньги, полученные в конце своей рабочей недели, мог купить больше продуктов питания, одежды, обуви, предметов длительного пользования, разных услуг, даже угля, нефти, газа, нежели его прапрадед в 1880-х годах после рабочей недели гораздо большей продолжительности. Мало того, среднестатистический бразилец, африканский негр, араб, индиец, китаец жили в 1990 г. намного лучше, чем их отцы, деды и прадеды, хотя народу вокруг них стало едва ли не впятеро-вшестеро больше. И в отношении питания, и в отношении одежды, обстановки жилья, транспорта (велосипед, автобус), и в отношении медицинского обслуживания. Конечно, “нижние” 10% бедствовали, как и столетие назад. Еще 20% были за чертой бедности, и еще 40%

==147

недалеко ушли от этой черты, а по западным меркам в нищете пребывали 80—90%. Но если сравнивать с XIX — первой половиной XX в., прогресс безусловно налицо.

При этом обнаружилось, что в относительном благосостоянии той или иной развивающейся страны решающую роль играет не плотность и темпы роста населения, а то, насколько удачно сумела страна “вписаться” в мировой рынок; каковы ее технико-экономические ресурсы, начиная с полезных ископаемых и кончая организацией производства, преимуществами на мировых торговых путях, квалификацией и трудоспособностью работников; каковы социально-экономические условия жизни, начиная со степени милитаризации страны и кончая степенью хищничества правящих классов, уровнем социальной организации производства, уровнем культуры населения вообще. “Нефтяная” страна, где человек на человеке и семьи сплошь с десятью детьми, может жить на порядок лучше, чем “ненефтяная”. Коста-Рика, не имеющая своей армии, всегда будет жить лучше, чем Сальвадор с гигантской по его масштабам армией. Южная Корея, при любой плотности и темпах роста населения, всегда будет жить намного лучше, чем Северная, даже если там останется только один новый Ким Ир Сен.

Таким образом, столкнулись в споре вовсе не Саймон и Эрлих. И речь шла не о пяти цветных металлах. Это было одно из сражений тридцатилетней войны между экопессимистической и технооптимистической идеологией. Эрлих начал ее одновременно с рождением Римского клуба, в 1968 г., книгой “Бомба народонаселения” — пожалуй, самым популярным экологическим бестселлером, разошедшимся в миллионах экземпляров по всем цивилизованным странам мира (треть мира, побежденная социализмом, как мы уже говорили, к ним не относится, а еще полмира, побежденные отсталостью и нищетой, тоже если и имеют цивилизованность, то не современную). В этом смысле “Бомба” Эрлиха сопоставима по значению с “Футурошоком” Тоффлера, о котором мы уже упоминали — самым популярным футурологическим бестселлером, который разошелся два года спустя

==148

по всем цивилизованным странам такими же астрономическими тиражами. Саймон, который был в те времена единомышленником Эрлиха, в 70-х годах занял прямо противоположную позицию, а в 1980 г. после ряда публикаций выступил со статьей, в которой утверждал, что ресурсы планеты безграничны. Именно эта статья и послужила причиной заключения вышеупомянутого пари.

Собственно, война между экопессимистами и технооп-тимистами началась много раньше. При желании следы ее сражений можно проследить по литературе минувших веков. А уж о XX в. не приходится и говорить. Еще в 1905 г. президент США Теодор Рузвельт предупредил американцев о надвигающемся из-за хищнического истребления лесов “древесном голоде”. Именно тогда прозвучало первое предложение запретить рождественские елки. В 1948 г. американские биологи Фэрфелд Осборн и Уильям Фогт выступили с книгами, вызвавшими бурные дискуссии среди западной общественности. Книги назывались соответственно “Наша разграбленная планета” и “Путь к выживанию”. В них предвещалась грядущая перенаселенность планеты, иссякание ресурсов и массовый голод. Осборн и Фогт стали первыми учителями тогдашнего школьника Эрлиха. Но во второй половине 40-х — первой половине 60-х годов, в течение первых двадцати лет после второй мировой войны технологический оптимизм господствовал почти безраздельно, так что отдельные экопессимистические “бунты” быстро подавлялись доминирующим умонастроением мирового общественного мнения. И только со второй половины 60-х годов, когда на читателей обрушилось “экологическое цунами” (на гребне которого книга Эрлиха и стала мировым бестселлером), война между наступающими “эко” и пытающимися отстоять свои прежние позиции “техно” приняла позиционный характер сплошной публицистической канонады с обеих сторон.

Атакующие “эко” несли большие потери и постоянно терпели позорнейшие поражения. Напомним, что “Бомба народонаселения” Эрлиха начиналась словами: “Битва за то, чтобы накормить все человечество, завершилась. В 1970-х годах в мире разразится голод — сотни

==149

миллионов человек умрут голодной смертью”. В эти годы в мире действительно не раз возникал массовый голод (напомним хотя бы о многолетнем голоде в африканской сахели) и в общей сложности за десятилетие только от голода действительно погибли сотни миллионов человек. Но родилось еще больше, прибавился почти миллиард, а погибших сотен миллионов никто как бы и не заметил, как не обращаем мы внимания на сотни тысяч убитых и миллионы раненых ежегодно на автодорогах мира. Через шесть лет после “Бомбы” Эрлих и его жена опубликовали еще одну книгу, с еще более страшными предостережениями. Предостережения оказались правильными, но их снова никто не испугался. И так было, разумеется, не только с книгами Эрлиха. Единственное, на чем держались экопессимисты, это на сочувствии мирового общественного мнения. Психология человека так устроена, что он охотнее воспринимает предостережение, нежели успокоение. Так было и остается до сих пор.

Это очень напоминает дебаты об отмене смертной казни. Подавляющее большинство юристов и даже палачей на пенсии, а также деятелей науки и искусства, оперируя убедительнейшими аргументами, выступают за ее отмену. А подавляющее большинство — до 70—80% — “простых смертных” чисто интуитивно и, соответственно, эмоционально продолжают оставаться убежденными, что за покушение на жизнь полагается смерть. И их аргументация, гораздо менее четко выраженная, в большинстве стран мира одерживает верх, потому что опирается на более глубокое понимание криминальной экологии человека и потому в конечном счете оказывается правой с точки зрения судеб человечества, ибо диктуется самым обыкновенным здравым смыслом, противостоящим псевдогуманному кокетству оторванного от жизни ума.

Чтобы не выглядеть стоящим по ту сторону добра и зла, добавлю, что и по вопросу смертной казни, и по вопросу технооптимизма-экопессимизма стою в рядах подавляющего большинства простых смертных, хотя в обоих случаях выступаю как профессионал. В одном случае (смертная казнь) как историк и социолог. В другом (ресурсы человечества) как историк и футуролог.

К оглавлению

==150

Как и у сторонников отмены смертной казни, аргументация технооптимистов безупречна. В 1980 г. по заказу президента США Джимми Картера был подготовлен правительственный “Доклад о мире 2000 года” — знаменитый “Глобаль-2000”, настоящий гимн экопессимизму, по сравнению с которым “Пределы роста”, изданные за восемь лет до того, могли показаться лепетом обезумевшего технооптимиста. Авторы доклада еще раз в гораздо более резких и категорических формулировках подтвердили выводы первых докладов Римскому клубу: если ничего не изменится, то человечеству не пережить XXI в.; катастрофа будет ужаснее библейского потопа, и вряд ли найдется еще один Ной со своим ковчегом (это я кратко суммирую выводы “Глобаль-2000” своими словами). Саймон немедленно откликнулся на него в 1981 г. контр-манифестом под заглавием “Последний ресурс”. Под ним он понимал человеческую изобретательность, которая, по его мнению, может и должна бесконечно увеличить “грузоподъемность” планеты. Именно эта идея отличает технооптимистов от экопессимистов. Последние представляют мир как закрытую, жесткую экосистему, первые — как открытый, гибкий рынок.

В 1984 г. Джулиан Саймон и Герман Кан (последний — посмертно) выпустили коллективную монографию под заглавием “Изобретательная Земля” — коллективный протест против “Глобаль-2000”. Их книга изобиловала графиками, которые показывали, что в соответствии с точнейшими измерениями воздух, вода и почва в США (а также в других развитых странах мира) с каждым годом становятся чище, поскольку рост общественного богатства позволяет затрачивать на это больше средств. Они указывали на то, что загрязнение воздуха автомобильными выхлопами — ничто по сравнению с сажей от топки углем и лошадиным навозом на городских улицах менее столетия назад. Они утверждали, что технические нововведения, несомненно, оптимизируют процессы и обезлесивания земной суши, и эрозии почвы, и сужения площади сельскохозяйственных угодий, и уменьшения рыбных запасов. Через всю книгу красной нитью

==151

проходила цитата экономиста XIX в. Генри Джорджа, который писал: “И ястреб, и человек едят цыплят, но чем больше ястребов, тем меньше цыплят, а чем больше людей, тем больше цыплят”.

Впрочем, этот афоризм сомнителен: в сверхкрупных городах мира людей больше всего, а цыплят туда завозят из районов, где людей — раз-два, и обчелся; кроме того, никакой ястреб не в состоянии проделать с земной поверхностью то, что проделывает человек.

“Как только становится ясно, что какая-то из предсказанных катастроф не произошла, — бьет Саймон Эрлиха и его единомышленников по самому уязвимому месту: постоянной несостоятельности их пророчеств на близкую перспективу — глашатаи судного дня (так автор именует экопессимистов. — И.Б-Л.) немедленно переключаются на другую. Нет ничего плохого в том, что нас волнуют новые проблемы. Нам необходимы проблемы, чтобы мы могли решать их себе на пользу. Но почему глашатаи судного дня отказываются видеть, что в целом все становится лучше? Почему им всегда кажется, что мы дошли до последнего поворота или до конца дороги? Они отрицают наши творческие возможности решения проблем. Только потому, что мы так успешно использовали эти возможности в прошлом, мы можем позволить себе беспокоиться о таких вещах, как утрата видов (флоры и фауны. — И. Б.-Л.) или плодородных земель”.

Не сказать, чтобы доводы технооптимистов не оказывали влияния на научные, а через них и на правительственные круги разных стран мира. Под впечатлением работ Саймона Национальная академия наук США в 1986 г. подготовила доклад, где отмечалось, что не существует убедительных доказательств того, что рост населения способствует обнищанию стран. Хотя замедление темпов роста в странах “третьего мира” небесполезно, существуют гораздо более важные для их благосостояния факторы: эффективность экономики и продуманность политики. Общий вывод доклада: продовольственная ситуация в мире будет продолжать улучшаться, причем “дефицит невосполнимых ресурсов представляет собой незначительную преграду для экономического роста”.

==152

Тем самым подрывался стимул и без того недостаточной деятельности международных организаций по торможению темпов роста населения и против хищнического разбазаривания невосполнимых ресурсов. Иными словами, тем самым сводятся на нет попытки отсрочить, насколько возможно, глобальную катастрофу и сделать ее, если можно так сказать, возможно менее катастрофичной.

Нужно сказать, что в том же 1981 г. я получил через советское агентство печати “Новости” заказ от западногерманского издательства Дрейзам-Ферлаг на книгу-отклик по поводу советской реакции на “Глобаль-2000”. Книга была написана в 1981 —1982 гг. и вышла под различными заглавиями двумя изданиями в ФРГ (1984 и 1986), одним изданием в ГДР (1988), в Москве на русском, немецком и французском языках (1985—1988), а также в Дании (1984), Польше (1984), Болгарии (1984), Словакии (1986). Интерес к книге объяснялся не столько ее достоинствами, сколько тем, что это был единственный ответ на “Глобаль-2000” не только из СССР, но, пожалуй, от всего “социалистического лагеря”, можно сказать, от имени трети человечества.

Кроме того, эта книга была (и осталась) единственным советским произведением 80-х годов не про глобальные проблемы современности, а про будущее человечества вообще. Предыдущая, написанная в 70-х годах, принадлежала одному из моих учеников, а третья, и последняя, в 60-х годах — мне самому. При таком богатстве советской футурологии не удивительно, что каждая новинка привлекала к себе повышенное внимание.

Указание советских инстанций было однозначным: написать книгу в духе воинствующего технооптимизма, в духе произведений столь любимого в те годы “Правдой” Германа Кана. Информация, имевшаяся в моем распоряжении, не позволяла мне держаться того же мажорного тона, и в общем в книге было много от экопессимизма. Но общая тональность оставалась все же ближе к технооптимистической, и это было не столько по указанию свыше, сколько по моим личным убеждениям того времени. С тех пор факты и размышления над ними

==153

подвинули меня гораздо дальше от технооптимизма, гораздо ближе к экопессимизму.

Проигравший пари Эрлих совершенно правильно среагировал на свое поражение. Он заявил: “Пари ничего не значит. Джулиан Саймон похож на человека, который, спрыгнув с Эмпайр-Стейт-Билдинг, на уровне десятого этажа еще заявляет, что жизнь прекрасна. Я же по-прежнему считаю, что цены на эти металлы в конце концов поднимутся, но это не самое важное. Больше всего волнует меня уменьшающаяся способность планеты защищаться. Смотрите, какие появились новые проблемы — озоновая дыра, кислотные дожди, потепление атмосферы у земной поверхности. Производство продуктов питания мы удержали на высоком уровне, но я не сомневаюсь, что в следующем столетии продукты питания станут дефицитом и что цены на них поднимутся даже в США. Если климат изменится и мы позволим экологическим системам разрушаться дальше, это приведет к гигантскому краху”.

Сказанное — чистая правда. Но не вся правда. По большому конечному счету проигравший пари Эрлих это пари выиграл. Ибо никакая изобретательность человеческого ума не позволит без конца удваиваться ни производству, ни потреблению энергии, ни народонаселению Земли. Не может земная энергетика сравняться по своей мощности ни с Солнцем, ни тем более с Галактикой (а это неминуемо должно произойти, как мы уже говорили, при каком-то очередном удвоении). Примерно по той же причине, по какой человек не может летать как птица. Зато, заметим, может летать в самолете — заметим особо, потому что в этом ключ к решению проблемы. Точно так же не может земное человечество, по Циолковскому, измеряться триллионами. Иначе оно перестанет быть человечеством. По крайней мере, земным. А станет разновидностью крупных микробов, которым никакие триллионы нипочем. Но ни за что ему не дотянуть скажем, до квадриллионов. Да и сами подумайте, если даже дотянем до одного триллиона, где будем размещать на земной поверхности второй, четвертый, восьмой? Можно, конечно, в космосе, но и там удвоение каждые

==154

двадцать лет физически невозможно: не поспеешь сооружать другие миры. Значит, все равно рано или поздно надо переходить к цивилизованному размножению. И лучше сделать это пораньше, задолго до триллионов.

Но вот ирония судьбы: выигравший, однако проигравший пари Саймон в сверхконечном счете оказывается прав. Правда, совсем неожиданным для себя образом — в смысле экопессимизма. Он утверждал: даже если произойдет невероятное, с его точки зрения, скажем, катастрофическое потепление атмосферы у земной поверхности — человечество найдет способ предотвратить нежелательное изменение климата или приспособиться к нему, от чего поднимется на новую вершину развития. Саймон сто раз прав: человеческая изобретательность — ресурс неисчерпаемый. И почему бы ей не проявиться в виде перехода к образу жизни, который поможет быстрее и эффективнее преодолеть современную проблемную ситуацию? Почему бы, чтобы взлететь над разверзшейся пропастью, за неимением крыльев не использовать самолет — альтернативную цивилизацию?

И тогда потеряет смысл сегодняшний спор между тех-нооптимистами и экопессимистами.

Чтобы завтра разгореться вновь на новом уровне и с иным содержанием.

5. Может быть, спасение в космосе?

_С

о времен знакомства с брошюрами Циолковского об освоении космического пространства я свято верил, что именно к этому сводится великое предназначение человечества. Как верный ученик, повторял его слова: “Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели. Человечество преобразит свою жизнь и всю нашу землю. Но оно не останется вечно на Земле. В погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство”. На этой основе выработал даже собственное представление о смысле

==155

жизни человека и существования человечества: первое — в служении человечеству, как атом — организму; второе — в “рационализации космоса”, освоении Вселенной человеческим разумом и, при необходимости, преобразовании ее до более высокого уровня организации.

Я и сегодня считаю, что эти вопросы заслуживают глубокого внимания и серьезного обсуждения. Но за сорок лет раздумий над ними (с учетом новых и новых аргументов, появлявшихся в научной литературе) мой подход к ним существенно изменился. Кратко к настоящему времени его можно было бы сформулировать так: без освоения космического пространства человечеству не выжить, но полагаться на то, что глобальные проблемы современности решит космос, нельзя: земные проблемы придется решать на Земле; кроме того, какие бы масштабы и какой бы характер ни приняла экспансия человечества в космосе — его “земное” существование представляет собой самостоятельную, самодовлеющую ценность, самоценность, и если оно не останется на Земле — оно перестанет быть человечеством, по крайней мере, земным человечеством. Как говорится, одно другому не мешает.

Попробую разъяснить свою точку зрения более детально.

Не секрет, что пресловутое освоение космоса до недавних пор было и до сих пор по инерции остается всего лишь одним из полигонов проклятой гонки вооружений, дорого обошедшейся человечеству, загнавшей его в тупик, а СССР — в полное разорение. Символично, что космонавты щеголяют не в балетных пачках, а в сугубо военных мундирах: они осваивают не планеты, а ракеты, призванные в конечном счете стереть с лица земли человечество. А все разговоры о том, сколько и чего дает “космос” сельскому хозяйству, метеорологии или еще чему-нибудь — обычное и привычное оболванивание обывателя. С таким “освоением космоса” человечеству не по пути. И в данном отношении, как пелось в шуточной песенке, “это даже хорошо, что теперь нам плохо”, что ныне, в условиях развала страны и ее вооруженных сил не до ракетных полигонов: на них тоже нет средств, на

==156

них тоже приходится зарабатывать доллары катаньем иноземных гостей.

Но разве освоение космоса сводится только к завоеванию военного превосходства в космосе? Разве осваивать околосолнечное пространство надлежит только майорам и полковникам?

Впервые я усомнился в необходимости и целесообразности “освоения космоса” в том виде, в каком оно шло в 60—80-х годах, после долгих бесед с академиком С.Г.Струмилиным и особенно после ознакомления с его статьей “В космосе и дома”, опубликованной в журнале “Новое время” в начале 60-х годов — в самом начале безудержных космических восторгов наших (и ненаших) журналистов. Помню, как поразил меня трезвый взгляд академика в атмосфере всеобщего “опьянения космосом”: космос не решит земных проблем человечества; преступно вкладывать в космонавтику огромные средства, которых так недостает человечеству на Земле; необходимо переориентировать научные исследования на земные нужды. Конечно, как и почти все в то время, я не был согласен с такой точкой зрения, но признавал гражданское мужество высказавшего ее.

Постепенно сомнения умножались и к 70-м годам сложились в следующую концепцию: 1. Космос не должен быть одним из полигонов гонки вооружений — это слишком опасно для человечества, независимо от соотношения сил в космическом пространстве (вывод был сделан еще до того, как до меня дошли сведения об американской “Стратегической оборонной инициативе”, обеспечивавшей США решающее превосходство над СССР).

2. Космос не может помочь человечеству решить его демографические проблемы в смысле перехода от дисбаланса к балансу путем “расселения в околосолнечном пространстве”, независимо от динамики роста численности людей. В точности по тем же причинам, по которым неспособна помочь нам в этом Земля. Допустим, нам удалось последовать завету Циолковского и расселить на земной поверхности полтора триллиона человек. Что делать с тремя триллионами через двадцать лет, если, как

==157

и сегодня в развивающихся странах, двух родителей будут сменять четыре следующих? Допустим, мы заселили таким же образом планеты “земного” типа и достаточно крупные спутники планет-гигантов. Счет может пойти на десятки триллионов. Но что делать через какое-то число лет с неминуемыми сотнями триллионов? Допустим, мы последовали еще одному завету Циолковского, создали “пояс эфирных городов” — искусственных планет в поясе астероидов и расселили сотни триллионов. Что делать с неизбежными квадриллионами? Допустим, мы закрыли Солнце со всех сторон пористым шаром “эфирных городов” — Метапланетой со светилом внутри (есть и такой детально разработанный проект). Точно подсчитано, что Метапланета вместит 700 септиллионов человек. Что делать через 20 лет с 1400 септиллионами?

Словом, проще кончать с “удвоением” на Земле. И чем раньше, тем лучше.

Правда, находились энтузиасты, которые полагали, что “излишки” человечества можно сплавлять к иным звездным мирам. Но, во-первых, все равно невозможно представить себе колонизацию нашей Галактики септиллионами (пусть даже миллионами) каждые 20 лет. Во-вторых, связь с колонистами неизбежно оборвется, так как сигналам из ближних звездных миров потребуются десятки и сотни лет, чтобы достичь Солнечной системы, а из дальних — тысячи и миллионы лет. В такой ситуации, что утопить колонистов в ближайшей чайной ложке, что отправить их в неизвестность — для отправляющих разницы никакой.

Кстати, это прискорбное обстоятельство исключает какие-либо контакты с инопланетянами. Даже если таковые найдутся и не побрезгуют посмотреть, во что мы превратили свою планету, — они, будь у них хоть капля разума, никогда не пойдут на контакты с нами. Потому что на следующий же день после братания и, естественно, рассказа представителей высшей цивилизации, что надо делать представителям низшей, Земля автоматически превратится в космический зоопарк, а ее обитатели, включая приматов, — в экспонаты. Разом будут подорваны наука, искусство, экономика, культура, самые

==158

стимулы жизни — папуасам все объяснят, разжуют и в рот положат спустившиеся с небес новоявленные миклухо-маклаи.

Есть, конечно, мнение, что законы физики, вообще науки, — нам не указ. Что могут сосуществовать рядом друг с другом и даже друг в друге множество “параллельных миров”, откуда пришельцам ничего не стоит ежесекундно заглядывать к нам со скоростью, превышающей скорость света. Но ведь это совершенно другая форма общественного сознания, именуемая, в отличие от науки, верой (“Блажен, кто верует”). Иными словами — эзотерия, тайна для посвященных. О тайне сей приличествует писать совершенно иную книгу. Совершенно другому автору.

3. Зато космос — и только космос — может помочь человечеству решать его энергетические и сырьевые проблемы, а также проблемы, связанные с творческим потенциалом человека.

3-1. Солнечные батареи в космосе, откуда энергия может передаваться на Землю направленным микроволновым излучением, намного эффективнее наземных, к которым солнечному излучению приходится пробиваться через атмосферу. Не исключено, что именно они сыграют в “низкой энергетике” альтернативной цивилизации ту самую роль, какую в цивилизации, существующей играет нефть, тогда как все остальные “чистые” источники энергии явятся вспомогательными. Но при всех вариациях удельный вес ГКЭС (гелиокосмических электростанций) наверняка станет в XXI в. значительным, позволит революционизировать земную энергетику, сделать ее намного мощнее сегодняшней без тепловых и атомных электростанций. Ради одного этого космос надо было бы выдумать, даже если бы его не было.

3-2. Неизвестно, появятся ли в космосе “эфирные города”, но то, что в космосе — и околоземном, и на планетах земного типа, и на спутниках планет-гигантов, и даже, возможно, в поясе астероидов — могут и должны появиться энергоемкие и материалоемкие производства, это неоспоримо. Земля для подобных целей — плохое средство: ее надлежит реанимировать (перестать

==159

переворачивать земную кору, чтобы уподоблять земную поверхность лунной) и беречь. Но не прекращать же наращивание производства там, где это необходимо! Вот для этого и надо строить заводы-автоматы на орбитах вокруг Земли, на Луне, Марсе, Венере и т.д. Именно к этому, по нашему убеждению, сводится суть освоения космоса, являются оправданными все шаги, предпринятые в XX в. в данном направлении.

3-3. Как будет показано в последующих главах, альтернативной цивилизации, в отличие от существующей, чужда всякая экспансивность и экстенсивность. Она, по самому характеру своему, самодовлеюща. И это хорошо, потому что всякая экстенсивность и экспансивность быстро иссякают и переходят в иное качество, обычно гибельное для экстенсивно развивающегося носителя экспансии. А все самодовлеющее, в принципе, может существовать вечно. Во всяком случае, пока радикально не изменятся сами условия существования. Поэтому пожелаем многие лета самодовлеющей цивилизации и отречемся от попыток открывать новые Америки, поскольку достаточно хватили горя со старыми.

Однако в роду гомо сапиенс всегда находятся Колумбы, рвущиеся открывать Америки. И это тоже очень хорошо, потому что без Колумбов человечество запросто может превратиться поголовно в разновидность не фауны, а флоры, живущей растительной жизнью — от обеда до обеда. И тогда ему конец еще более ужасный, чем при провале какой-нибудь авантюры. Как быть? Есть блестящий выход: предоставить викингам покорять космос, а добродушнейшим норвежцам, шведам и датчанам, их близким родственникам, — оставаться дома и создавать жизнь, коей завидуют прочие народы. Таким образом, космос может явиться “клапаном”, через который выпускается перегретый пар творческого потенциала человечества, “канализирующийся” в космическое пространство и оставляющий в покое матушку-Землю, истерзанную разными покорителями.

Отнюдь не маловажная роль в самореализации рода человеческого!

Отметим, что примерно то же самое можно сказать и о “земном космосе” — Мировом океане.

К оглавлению

==160

Очень возможно, что в XXI в. на морских просторах — у побережья и в открытом море — появятся плавучие города-острова, десятками этажей уходящие с водной поверхности и вглубь, и ввысь. Рыболовство повсюду сменится рыбоводством. Развернется водорослеводство и добыча полезных ископаемых со дна моря. Но при этом надо все время иметь в виду, что Мировой океан — колыбель жизни на Земле. И если мы превратим колыбель в проходной двор — то как бы не вылетела в эту трубу земная жизнь. Поэтому никаких “застраивании” водной поверхности на значительных площадях, никаких экспериментов с химическим составом морской воды допустить нельзя. Ну а исследования океанских глубин — пожалуйста для всех желающих.

На одной из футурологических конференций в Риге лет десять назад прозвучало опасение, что тысячекилометровые цепи ветроэнергоустановок и волноэнергоустановок могут стать опасными для физических процессов на земной поверхности и тем самым — для людей. Зал сначала ответил хохотом: нам бы заботы докладчика! Но затем в ряде выступлений послышались голоса, советовавшие более внимательно отнестись к подобного рода опасениям. Чем черт не шутит! А вдруг? Эта притча полностью относится к роли освоения космоса и Мирового океана в становлении альтернативной цивилизации. Здесь, как и у врачей, главной заповедью должно быть: не навреди!

Возможно, что в космосе и в Мировом океане сложатся породы людей, лучше приспособленных к жизни в невесомости или в морских глубинах. Возможно, что человечество породит киборгов — кибернетические организмы типа человекообразного робота или лемовского разумного океана — Соляриса, которым легче будет осваивать Галактику и Метагалактику. Но это вовсе не исключает, а предполагает, что на породившей их матушке-Земле в возможно более благоприятных экологических условиях должны оставаться несколько сот миллионов породивших их представителей рода именно гомо сапиенс, а не гомо еще чего-нибудь. Просто на всякий случай: мало ли что может случиться с киборгом, а за

==161

его родителем — минимум 40 000 лет существования и миллионы лет предшествовавшей эволюции. В случае чего — неудачного киборга можно будет заменить более удачным. С человеком и без человека этого не сделаешь.

Словом, совсем как в жизни. Дети из отчего дома отправляются в Большой Город. Еще неизвестно, что с ними там станется — то ли в люди выбьются, то ли сгинут подонками. А в отчем доме остаются родители — пусть не шибко грамотные, но заведомо добропорядочные и надежные. Они приютят и утешат потомков, если те зареванные вернутся несолоно хлебавши. И они пошлют в Большой Город младшего, если старший пропадет без вести.

Так что в космосе человечеству от его земных бед не спастись. Но космос в состоянии помочь людям развести их руками многие беды.

Главное — выйти из одолевающего человечества сегодняшнего противоестественного состояния. И перейти к состоянию естественному. Под страхом перехода в лучший мир — в ином, более распространенном значении данного понятия.

6. К естественному состоянию— или в лучший мир

Теоретически экологическую беду, по русской пословице, руками разведу. Достаточно всюду перейти на полностью безотходное производство и строго соблюдать правила экологической этики, добропорядочных отношений с природой — и при условии перехода на “низкую энергетику” и приостановки роста населения экологические проблемы тотчас примут гораздо менее катастрофический, гораздо легче разрешимый характер (правда, сами по себе проблемы никуда не денутся, ибо жизнь есть не столько способ существования белковых тел, как учат в школе, сколько процесс беспрерывного решения проблем, с иссякновением которых органический мир автоматически становится неорганическим). Но что значит “безотходное производство” и

==162

может ли современное производство не теоретически, а практически стать полностью безотходным? И что такое экологическая этика, экоэтика? Не станет ли она (поскольку ее пока еще не существует, ее еще предстоит создавать) подобием человеческой этики, гомоэтики, которая на деле сводится к тому, чтобы сделать своему ближнему возможно больше того, чего не пожелал бы себе?

К неописуемому горю защитников природы, помимо дружественной им экологии, существует еще гораздо более могущественная сегодня, враждебная им экономика, у которой свои законы, причем довольно жестокие.

Вот, например, какое огорчение. Чтобы уменьшить сброс загрязняющих среду отходов производства, скажем, на 50%, нужно затратить, допустим, 1 млн руб. Каждые следующие 10% — вплоть до 90% — обходятся в среднем по 10 млн., по нарастающей. А каждый процент из последнего десятка — по 100 млн., причем самый последний — 1 млрд, который просто неоткуда взять ни при каких обстоятельствах. Пример, разумеется, сугубо условный. Но он достаточно ярко показывает, какие муки приходится переживать хозяйственникам, которые решились перейти от обычной дикости в отношении окружающей среды хотя бы к начаткам цивилизации. Ведь если вы ценой неимоверных затрат уменьшили вредные сбросы на целых 90%, остальные десять будут продолжать губить природу, и катастрофа все равно разразится, только не через тридцать лет, а через триста. Конечно, “отыграть” у природы 270 лет — тоже немало, и поэтому стоит бороться за каждый процент движения к полной безотходное™ производства. Сегодня это — главное в промышленной экологии. Но такой подход, конечно же, не решает проблемы в целом и кардинально.

А какой решает? Если совсем отказаться от промышленного производства, разом очутишься в обществе, где, чтобы не умереть с голоду, необходим 16-часовой рабочий день тяжелого физического труда, неизбежна гибель от болезней (нет фармацевтической промышленности) большинства родившихся еще до их собственной свадьбы, неизбежны почти поголовная нищета, полуголодное существование, эпидемии, словом, все то, что мы и по

==163

сей день видим в наиболее отсталых странах мира, да и то в той или иной форме получающих помощь от промышленно развитых стран. Выход один: при сохранении достаточно высокого уровня и качества жизни (выше самых высоких современных мировых стандартов) сбросить балласт псевдопотребностей, отказаться от всего лишнего, без нужды осложняющего нашу жизнь и даже прямо вредящего ей, ослабить тем самым индустриальную нагрузку на природную среду и вернуться к экологической чистоте первозданного мира на новом, качественно ином уровне. Это и явится сутью альтернативной цивилизации.

Возникает вопрос: а что такое псевдопотребности и где грань между ними и разумными потребностями, без удовлетворения которых невозможна полноценная жизнь человека? Этот вопрос сразу же тонет в бесконечных дискуссиях, когда всякую потребность объявляют жизненной, насущной и приводят многочисленные доказательства ее непреложности. На деле вопрос упирается в критерии различия. Если принять в качестве критерия благо личности и общества (человеческого общества в целом), то все, что идет на благо — разумные потребности, что нет — неразумные, т.е. псевдопотребности. Понятно, благо рассматривается в объективном плане, для всех людей, для всего человечества, а не для убийцы-разбойника, вора, наркомана.

С этой точки зрения, в разряд псевдопотребностей сразу же попадает все, связанное с гонкой вооружений, милитаризмом, агрессией, насилием над народами и над личностью. А это в современных условиях — десятки процентов промышленного потенциала мира. Конечно, можно удариться в софистику (что обычно охотно делают), начать доказывать бесспорное: что оружие и армии необходимы для защиты от агрессора и т.п. Но ведь возможен и принципиально иной подход: за мир без насилия, без оружия, солдат и войн. И тогда все становится на свои места. В следующей главе мы подробно рассмотрим этот вопрос.

Следующая группа псевдопотребностей связана с анахроничными формами реализации коммуникационных

==164

потребностей. Когда-то многие товары обязательно надо было переправлять на другой край света, где их не производили. И многим людям, чтобы встретиться с интересующим их собеседником или посмотреть на заморские чудеса, надо было обязательно отправляться в путь-дорогу. Теперь, напротив, больше и больше товаров (хотя, естественно, далеко не все) можно производить и потреблять прямо на месте, и тогда зачем возить их за тысячи верст, да еще навстречу друг другу во встречных перевозках? Точно так же, чтобы увидеться с парижским другом или посмотреть парижский Лувр, вовсе не обязательно садиться на самолет: то и другое с той же и даже большей эффективностью позволяет сделать телеэкран электронного комбайна, о котором мы упоминали выше. И значительная часть перевозок, деловых и развлекательных поездок отходит в разряд псевдопотребностей.

Еще одна группа псевдопотребностей — анахроничные формы удовлетворения потребностей в питании, одежде, жилище, сохранении здоровья, в общении, в получении знаний, в самореализации своей личности. Например, вместо того, чтобы восполнить питанием потраченные калории (очень вкусно, с прекрасной кухней, в роскошной обстановке и интересном обществе), идет дикая “обжираловка”, в ущерб собственному организму, когда, по Фамусову, “обед: ешь три часа, а в три дни не сварится”, да еще половина наваленного на стол отправляется прямиком в мусоропровод. И это — разумные потребности? Вместо того, чтобы щеголять в красивой И гигиеничной одежде, накапливают гору тряпья в гардеробе и продолжают сваливать туда все новые и новые кучи барахла, лихорадочно следуя стадной моде. И это — разумные потребности? Норовят занять квартиру с возможно большим числом комнат — пусть даже постоянно пустующих. Норовят построить на лоне природы второй дом, третий — неважно, что годами в них никто не живет. Пичкают сами себя лекарствами, укорачивающими жизнь человека, вместо того, чтобы заботиться о своем здоровье изначально, пока здоров. Сооружают гигантские клубы-дворцы с “паркетными пустынями”, в которых месяцами ни души. Хватают газету или журнал,

==165

чтобы тут же выбросить его в ближайшую урну. Загромождают квартиру тысячами книг, которых никто не читает. Словно нарочно выбирают себе такое “хобби”, чтобы потратить на него возможно больше электроэнергии и материалов, плюс возможно больше загрязнить окружающую среду. И это — разумные потребности?

Очередная группа псевдопотребностей — безделушки, которые мы приобретаем просто потому, что “так принято”. Играем ими минуту, час, день, а потом выбрасываем, как ребенок надоевшую игрушку. А ведь на гималаи таких безделушек затрачено столько энергии и сырья, их производство связано с такими масштабами загрязнения окружающей среды, что кажется: откажись мы от них, никто бы этого даже не заметил, а на сэкономленном, в зелени и чистоте, наши потомки могли бы роскошествовать целое столетие. Только на одном этом.

Наконец, еще одна группа псевдопотребностей связана с так называемым наркотическим эффектом, к которому нам придется в своем месте обратиться специально, без которого человеку в иные моменты жизни трудновато, но получение которого вовсе не обязательно должно происходить в тех видах и формах, какие видим вокруг. Конечно, для курильщика затяжка, для алкоголика выпивка, для наркомана “доза” — потребности насущнейшие, без удовлетворения которых того, другого и третьего мучительно “ломает”. Но разве курильщик, алкоголик и наркоман — обязательные персонажи XXI в.? На производство никотина, алкоголя, собственно наркотиков идет столько средств (за счет окружающей среды), их потребление наносит такой ущерб условиям существования людей, что, по русской пословице, если мы сбросим с воза эту бабу — ехать дальше будет много легче.

Дальнейший перечень всевдопотребностей предоставляем самому читателю (на наш взгляд, перечень этот далеко не исчерпан). Если читатель склонится к мнению, что все без исключения наши потребности по-своему разумны и никаких псевдопотребностей в природе вообще не существует, советуем ему закрыть книгу на этом месте, вообще закрыть глаза и, по возможности, скончаться скорее, чтобы уйти в лучший мир и не видеть ужасов

==166

агонии существующей цивилизации, ибо при таком умонастроении ни о какой альтернативной цивилизации не может быть и речи. Если же он признает существование псевдопотребностей (безразлично, в каком виде и объеме) то мы предлагаем ему мысленную экскурсию в мир альтернативной цивилизации как мир естественного состояния человека и человечества — не в первобытное общество, с которым, бывало, ошибочно отождествляли такое состояние лучшие умы минувших веков (как историк, не могу согласиться с тем, что любое общество прошлого было лучше настоящего), а в общество, живущее по разумным потребностям, без псевдопотребностей.

Итак, мы попадаем в мир XXI в. Точнее, в один из реально возможных миров, превращение которого в возможную реальность зависит в конечном счете только от нас, от того, как мы поведем себя во второй половине 90-х годов XX в. и в первые два-три десятилетия века грядущего. Мир, в котором хотелось бы жить. Мир, в котором мы обязательно должны и будем жить, если хотим пережить XXI в.

Наверное, первое, что бросится в глаза путешественнику из XX в. — это самый настоящий культ природы, культ зелени, свежего воздуха и чистой воды. Пришелец из прошлого догадается, что именно такой культ — единственный путь спасения человечества и подлинная религия альтернативной цивилизации, органически слившаяся с теми религиями, которые перейдут в век XXI. Для туземцев такой культ станет как бы само собой разумеющимся — таким же, каким для нас стал культ насилия, жестокости, секса. Для них сорвать цветок, чтобы подарить его даме сердца — все равно, что для нас сегодня человеческое жертвоприношение. Затоптать травинку — все равно, что пнуть ребенка. Замутить воду — все равно, что плюнуть в колодец. Задымить воздух — все равно что неприличным образом испортить его. Подставить человека под любую радиацию — устроить микрочернобыль. Потревожить шумом — выстрелить над ухом. Посягнуть на климат — как совершить нападение на соседнюю страну, которая наверняка ответит десятерным ударом на удар. Завалить мусором свалку — словно

==167

напакостить в собственной квартире. Допустить хотя бы микродозу химикатов в продуктах питания — все равно, что подсыпать стрихнина или мышьяка.

Чтобы порадовать даму сердца, наши потомки разобьют клумбу перед ее домом. Или посадят дерево, по венгерскому обычаю. Чтобы потанцевать в новогоднюю ночь вокруг рождественской елки, вырастят ее во дворе и станут ухаживать как за ребенком, оставят жить и после того, как потанцуют в том же дворе вокруг нее. Не пожалеют средств на очистные сооружения, чтобы в воду не попала отрава. Не пожалеют средств на мусоросборники и мусорозаводы, чтобы полнее утилизовать мусор. А главное — организуют производство и потребление почти без мусора или вовсе без мусора.

Пришелец увидит хорошо теплоизолированные коттеджи с солнечными батареями на крыше, ветряком по одну сторону дома и “мини-ГЭС” — по другую. На морях он увидит возрожденные парусные суда, а на дорогах — автопоезда, использующие энергию торможения для экономии электроэнергии. И тысячи туристов, путешествующих пешком, на велосипедах, на веслах, на лошадях. Туристов, путешествующих по строго определенным туристским тропам с благоустроенными стоянками, чтобы, не дай Бог, не запакостить хоть пятачок на лесной или приречной полянке. Он увидит городки или микрорайоны бывших крупных городов с пешеходной доступностью мест работы, покупок, развлечений. И людей, сидящих перед дисплеем телеэкрана вместо того, чтобы миллионными ордами слоняться по белу свету. Короче, он увидит все лучшее, что видим мы в существующей цивилизации.

И только поразмыслив хорошенько, он поймет, что видит цивилизацию качественно иную, альтернативную существующей. Полностью дезиндустриализованную, дезурбанизированную, демилитаризованную. С заводами-автоматами, запрятанными под землю и минимально загрязняющими окружающую среду, не переходя гибельной грани обратимости загрязняющих процессов. Со средствами сообщения, которые, как и промышленность, потребляют минимум энергии, получаемой из

==168

восполняемых “чистых” источников. С сельским хозяйством, основанном на бесхимических биотехнологиях удобрения почвы, борьбы с сорняками и вредителями. С минимизацией какого бы то ни было строительства. Возможно, он сообразит, что увидел подлинно естественное состояние человечества.

В этой цивилизации рост населения прекратился массовым распространением “среднедетной” семьи. В более отдаленной перспективе возможно столь же массовое распространение малодетной семьи, чтобы постепенно довести нагрузку на биосферу планеты до желательного максимума в 500—800 млн. человек — именно на такое количество этой разновидности фауны рассчитана земная природа.

Понятно, что в такой цивилизации огромный потенциал человека и человечества будет направлен вовсе не на привычную экспансию всюду, куда проникает взор. Должна будет пережить радиальную переориентацию вся система ценностей. Качественно иными должны стать не только экономика, но и политика, культура, образование, самый смысл жизни. Все это нам предстоит детальнее разобрать в последующих главах. Но прежде надо остановиться на непременном условии изменения системы ценностей — на тотальной демилитаризации общества.

==169

00.php - glava05

Blog