Книга публицистически обобщает накопленный материал по альтернативистике междисциплинарному направлению прогнозирования перспектив перехода к альтернативной цивилизации,

Вид материалаКнига
К оглавлению
К оглавлению
К оглавлению
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
Глава I. ОТ “ГЛОБАЛИСТИКИ” К “АЛЬТЕРНАТИВИСТИКЕ”

1. ад и рай — это альтернативные цивилизации?

Мне задали вопрос: можно ли считать альтернативными цивилизациями, допустим, рай, ад и чистилище? Тут все зависит от того, какой смысл вкладывается в понятие альтернативности.

Если под “альтернативной цивилизацией” понимать всякую качественно иную цивилизацию, иное общество, иное состояние человечества, то возникает соблазн отнести к этой категории не только “потусторонние миры”, но и те два с лишним десятка “цивилизаций”, которые историки насчитали в развитии человечества начиная с древнейших времен и до наших дней. Но в чем тут альтернативность? Ад на Земле мы уже создали, хотя он отличается некоторыми второстепенными чертами от того, каким рисуется в священных книгах различных религий. Рая, в его религиозном понимании, нам не видать на Земле никогда, ни при каких стараниях и обстоятельствах, потому что он предназначен для ангелов или, на худой конец, для душ праведников, каковых среди нас, закоренелых грешников, считанные единицы. И, как показывает история, мы любой рай, даже если Господь вернет нас туда, тут же превратим в ад. При желании можно постараться преобразовать родную планету из ада хотя бы в чистилище. Но такие попытки уже имели место и каждый раз кончались скатыванием на еще более ужасные круги ада.

Точно так же, при всех стараниях, нам никогда не вернуться к шумерской или древнеегипетской, древнекитайской и древнеиндийской, древнегреческой или древнеримской цивилизации, к цивилизации майя, инков или ацтеков и т.д. Так что если это и альтернативность, то

 

==16


чисто спекулятивная (“рассужденческая”), компаративная (сравнительная), релятивная (относительная) — короче, нереальная в смысле возможности выбора, перехода от существующего к чему-то качественно иному.

Другое дело, когда в античном обществе, раздираемом алчностью рабовладельцев, находится философ Платон и предлагает альтернативу: согнать всех рабовладельцев в казарму, устроить для них совместное трехразовое питание всем одинаково, как солдатам, всех одинаково одеть, раздать каждому на ночь по женщине для воспроизведения потомства, а дневное время целиком посвятить военным упражнениям, чтобы успешнее вести войны для отражения супостатов и добычи новых рабов. Но и это никакая не альтернативная цивилизация, а всего лишь рабовладельческая социальная утопия, абсолютно нежизнеспособная в силу особенностей личностной и социальной психологии людей, способных превратить любую казарму в привычный для них гадюшник со своими “крестными отцами” (по-русски — “паханами”), привилегированными “дедами”, лишенными всяких привилегий “козлами”, вконец обездоленными “опущенными” и т. п. Древняя Спарта попробовала максимально приблизиться к этой утопии, всех вокруг одолела-победила, но скончалась от собственного ничтожества и внутренних раздоров так же позорно-жалко, как два тысячелетия спустя Советский Союз (и примерно по тем же причинам).

При желании можно предложить в качестве альтернативы первобытную общину. Но и в этом случае получится всего лишь общинная социальная утопия типа той, которую предлагал в XVIII в. Жан-Жак Руссо, а позднее — идеологи анархистов. Тоже абсолютно нежизнеспособная, потому что рассчитана на стадную добычу пропитания и на жизнь впроголодь, а как только появляется лишний кусок — тут же словно из-под земли возникает “крестный отец”, номенклатура, Политбюро ЦК КПСС, и пошло-поехало...

Конечно, можно сделать ставку на идеального “крестного отца”, на целую иерархию таких “отцов”, начиная с просвещенного абсолютного монарха-диктатора и кончая столь же просвещенным боссом на предприятии, в

 

==17


городском или сельском районе. Что ж? Получится феодальная социальная утопия, которую предлагали тоже еще в XVIII в. Новалис в Германии и князь Щербатов в России, безуспешно пыталась воплотить в жизнь российская императрица Екатерина II и многие другие монархи, наконец, некоторые элементы которой вошли в практику экономической, социальной и политической жизни современной Японии. Но как бы мы ни завидовали успехам этой страны, ни один здравомыслящий и уважающий себя японец не назовет свою страну образцом, достойным подражания. Напротив, будет долго перечислять пороки и жесточайшим образом заниматься самокритикой. Добавим: не без оснований.

Можно выдвинуть в качестве ориентира альтернативной цивилизации лозунг “свобода, равенство, братство!” и даже сочинить “Декларацию прав человека и гражданина”, где разъяснить этот лозунг подробнее. Что получится? Буржуазная социальная утопия, детально разработанная в XVII в. Дж.Гаррингтоном, чье сочинение, кстати, положено в основу Конституции Соединенных Штатов Америки, оттуда перекочевало в конституции многих других стран мира и сегодня фактически добралось до Москвы, но от этого не перестало быть утопией. Если попытаться претворить эту утопию в жизнь чересчур уж ретиво, то получится Великая французская революция XVIII в. и многие другие ей подобные со всеми их ужасами, до афганского 80—90-х годов XX в. включительно. Если действовать более осмотрительно, то возникнут всего лишь все те же современные Соединенные Штаты Америки, назвать которые, при всем их сегодняшнем торжестве, образцом для подражания тоже можно разве лишь иронически. Тем более, что в обозримом будущем ближайших десятилетий их ждет конец еще более трагичный, чем уготованный на рубеже 80—90-х годов Советскому Союзу. Впрочем, об этом — в своем месте.

Наконец, можно выдвинуть в качестве аналогичного ориентира слишком хорошо известные советскому читателю лозунги “каждому — по труду” или “каждому — по потребностям”. В первом случае получится социалистическая утопия, во втором — коммунистическая. На

 

==18


выбор — от утопий Мора и Кампанеллы много столетий назад до утопии Маркса и Энгельса столетие назад; от утопии Ленина и Сталина много десятилетий назад до утопии Фиделя Кастро и Ким Ир Сена сегодня. Вторую утопию пытались реализовать неоднократно — и каждый раз дело заканчивалось катастрофическим провалом в самом начале. Попытка реализовать первую затянулась на целых 75 лет, но в конечном итоге дело завершилось грандиозным катастрофическим провалом. Конечно, при известном воображении, можно считать “мировую социалистическую систему” 1917—1991 гг. альтернативной цивилизацией, но вряд ли такой, в которой можно видеть сколько-нибудь конструктивную альтернативу существующему положению вещей.

Итак, какую бы альтернативу мы ни выдумали, руководствуясь абстрактными доводами разума, чувством социальной справедливости или просто благими пожеланиями — мы обязательно попадаем в одну из перечисленных утопий или куда-то очень близко от них. И чем более страстно реализуются благие пожелания, тем короче вымощенная ими, по известной пословице, дорога в ад.

Не спасают и попытки сделать из этих утопий своего рода “коктейль”, смешать в них рабовладельческое с феодальным и буржуазное с социалистическим. В итоге при всех вариантах обязательно получится фашистская утопия Муссолини и Гитлера, а сегодня — Муамара Каддафи и Саддама Хуссейна. И ничего иного.

Следовательно, если разум и способен подсказать в этом отношении что-то дельное, то только одно: идти не от разума и чувств, а от жизни. И не просто от жизни, а от ее осмысления во всех известных семи формах общественного сознания — в мировоззрении, науке, искусстве, морали, праве, политике, вере. Но прежде всего в данном случае — от науки, единственно способной дать надежный, действенный инструмент для определения того, что именно подсказывает сегодня жизнь.

И тогда нам придется искать истоки альтернативной цивилизации не в потусторонних мирах и не в социальных утопиях, а в одном из наиболее значительных научных открытий XX в.

 

==19


2. Самое значительное научное открытие XX в.

К 1927 г. в России в основном завершилась борьба за власть между преемниками Ленина. Власть окончательно закрепилась за группировкой, выдвинувшей своим вождем Сталина. Как и всякая новая власть, эта тоже постаралась произвести впечатление на народ каким-то существенным начинанием. На сей раз это была идея “пятилетки” — 5-летнего плана развития народного хозяйства страны, в ходе реализации которого России предстояло выбиться из отсталых стран мира в передовые. Вокруг “пятилетки” была поднята пропагандистская шумиха. Но потребовались и экономические предплановые разработки. В частности, возник вопрос: можно ли предсказать, что произойдет после реализации плана, дать прогноз состояния страны к исходу “пятилетки”?

Попытки дать такой прогноз, что называется, сходу успехом не увенчались. Ведь если состояние страны предугадано достаточно точно, то тогда к чему план? А если разрабатывается план, то при чем тут предсказание? По сути, принимаются решения, и коль скоро предсказывается их исход, они как бы “самоосуществляются” или, напротив, “саморазрушаются” действиями с учетом предсказаний. Получается: либо план — либо прогноз, третьего не дано.

Решение проблемы нашел выдающийся русский философ и экономист В.А.Базаров. В своей статье “Принципы построения перспективного плана” (Плановое хозяйство. 1928. № 2) он предложил ориентировать прогноз явлений, поддающихся планированию, вообще управлению, не на предсказание, а на повышение эффективности плановых и других решений. Сделать это он предлагал путем сочетания “определенной целевой установки” (он назвал такой подход “телеологическим”) и “генетического научного обоснования ее осуществимости” (“Исходя из анализа прошлого, чисто генетически выяснить возможности будущего”). Тем самым как бы

 

К оглавлению

==20


заранее взвешивались возможные последствия намечаемых плановых решений, повышался уровень их объективности и, следовательно, эффективности.

Статья Базарова осталась непонятой его коллегами на родине, видимо, непереведенной на другие языки и потому неизвестной за рубежом. Она просто затерялась в библиотечной пыли до 80-х годов, когда была обнаружена и сначала частично, а затем полностью воспроизведена в печати (см.: Каким быть плану: дискуссии 20-х годов. Лениздат, 1989). Короче говоря, она так и не вошла в научный оборот 30—80-х годов. А жаль! Ныне есть все основания полагать, что в ней заключалось одно из наиболее значительных научных открытий XX в. К сожалению, до сих пор не оцененное по достоинству.

Здесь вряд ли уместно распространяться о том, насколько “неуместна” была статья Базарова (и аналогичные работы) в российской обстановке конца 20-х годов. Ныне общеизвестно, что пресловутые советские “пятилетки” 1928—1990 гг. представляли собой по сути наглый политический блеф, под прикрытием которого шел келейный сговор правящей верхушки, сводившийся к грабительскому выкачиванию из страны средств на поддержание и расширение империи казарменного социализма, выступавшей под псевдонимом “мировой социалистической системы” как ступени к “мировому коммунизму”. И все попытки подвести под этот блеф “научную базу” — а они приняли в 50 — 80-х годах поистине титанические масштабы — конечно же, не могли быть ничем иным, как более или менее изощренной имитацией научной деятельности.

Базаров, пытавшийся оставаться на позициях науки, как и другие подлинные ученые, с самого начала выглядел белой вороной среди несметного черного воронья квазинаучных прислужников преступного политического режима. Нетрудно догадаться, что вскоре он был репрессирован и погиб.

Однако не погибла идея. Спустя тридцать лет после появления статьи Базарова группа американских ученых, наверняка даже не подозревавших о ней, столкнулась с той же проблемой. Ей поручили разработать прогноз

 

==21


освоения космоса в связи с разработкой программы “Апполон” (высадка человека на Луну). И снова: если прогноз означает предсказание, то тогда к чему программа? А если начали разрабатывать программу, то что именно в ней предсказывать?.. И снова ученые пришли к выводу: явления, поддающиеся планированию, программированию, проектированию, вообще управлению, невозможно предсказывать — зато можно и нужно повышать эффективность управления, сочетая “генетический” подход условного продолжения в будущее наблюдаемых тенденций и анализа получаемых трендов (моделей) с целью выявления или уточнения перспективных проблем, подлежащих решению средствами управления (американцы назвали такой подход эксплораторным или, в русском переводе, поисковым), с “телеологическим” подходом оптимизации полученных трендов по заранее заданным критериям с целью определения возможных путей решения проблем, выявленных прогнозным поиском (такой подход назвали нормативным).

Так родилось современное прогнозирование, получившее название технологического. Тут же нашлось немало людей, которые сообразили, что это — самый настоящий научный Клондайк, “золотая жила”, разрабатывая которую можно качать миллиарды долларов дополнительной прибыли. И в 60-х годах начался знаменитый “бум прогнозов” — появление сначала на Западе, а с 1967 г. и в СССР, а также других социалистических странах десятков и затем сотен исследовательских центров, занявшихся разработкой технологических прогнозов.

3. НТР и футурошок

Задолго до второго пришествия технологического прогнозирования мир науки потрясли два выступления, каждое из которых внесло свой вклад в становление концепции альтернативности.

В самый разгар мировой войны, почти одновременно с изобретением О.Флейхтгеймом термина “футурология”, выступил с очередной работой о взаимодействии науки и общества известный английский физик Джон Бернал. К

 

==22


его социологическому “хобби” успели привыкнуть, но неожиданно очередная статья стала сенсацией. Бернал утверждал, что научно-технический прогресс подходит к концу и наступает революция — переворот! — в науке и технике, который будет иметь далеко идущие социальные последствия.

Бернала поддержал родоначальник кибернетики Норберт Винер. Он объявил, что ему известно даже, что именно станет “мотором” научно-технической революции. Самый обычный ... арифмометр (для тех, кто помоложе и кто его никогда не видел, напоминаем, что это было нечто вроде миниатюрного кассового аппарата с набором цифровых клавишей и ручкой сбоку, которую надо было вертеть, чтобы получить искомый результат на табло). Да-да, этот примитивный аппарат, постепенно совершенствуясь, со временем изменит жизнь людей намного сильнее, чем все другие аппараты с древнейших времен до наших дней вместе взятые, а затем, возможно, и вовсе подчинит себе человека, как умный слуга — безвольного барина.

Спустя несколько лет появилась уже упоминавшаяся книга Роберта Юнгка “Будущее уже началось”, где эти идеи были развернуты публицистически на многомиллионную аудиторию. Тем самым мировая общественность (разумеется, кроме стран победившего социализма), была интеллектуально и психологически подготовлена к грядущим существенным изменениям в жизни общества, к возможности появления иного мира в ином времени.

В тех же 50-х годах на Западе получили развитие философские концепции, ориентированные на понимание не только прошлого и настоящего, но и будущего. Именно тогда начали публиковать посмертно получившие широкую известность труды Пьера Тейяра де Шардена (ум. в 1955 г.), разработавшего оригинальную гуманистическую концепцию будущего человека и человечества. Не меньшее внимание привлекли теории индустриализма (У.Ростоу, Р.Арон и др.), в которых история человечества делилась на стадии доиндустриального общества (минувшие века и современные развивающиеся страны Азии, Африки, Латинской Америки),

 

==23


индустриального общества (развитые страны мира) и грядущего постиндустриального общества, о конкретных чертах которого в то время можно было только гадать.

И вот на такую удобренную почву пало семя (или бомба?) бума прогнозов. Абстрактные концепции “научно-технической революции” и “постиндустриального общества” получили конкретное воплощение в виде динамических рядов цифровых индикаторов, эксплораторных и нормативных трендов, интерпретация которых выглядела несравненно убедительнее и гораздо более впечатляюще, чем умозрительные рассуждения.

Результаты не заставили себя ждать.

Правда, поначалу они были вполне успокаивающими и даже обнадеживающими. Экстраполяция в будущее наблюдавшихся в то время на Западе тенденций экономического подъема обещала в обозримом будущем блестящие перспективы. Типичным и наиболее нашумевшим трудом такого плана явилась книга Германа Кана и Энтони Винера “Год 2000”, ставшая известной специалистам в препринте в 1966г., а широкой публике — в 1967 г. Целых три года на Западе только и разговоров было, что о ней (в Москве ее издали спустя несколько лет “для служебного пользования” .строго по списку номенклатурным чиновникам).

Авторы взяли за основу такой исходный показатель, как валовой национальный продукт на душу населения. В 1965 г. он составлял в “доиндустриальных” странах Азии, Африки, Латинской Америки примерно сотню долларов в год, в “индустриальных” Японии, Италии, СССР был на порядок выше (около или даже свыше тысячи долларов), в Великобритании, Зап. Германии, Франции достигал двух, а в США — даже более трех с половиной тысяч долларов. Экстраполируя в будущее наблюдавшиеся тенденции экономического роста каждой страны с учетом факторов, ускоряющих или, напротив, тормозящих этот рост, авторы получали на 2000 г. для развивающихся стран показатели приблизительно 200—300 долл., для СССР — порядка 5 тыс. долл., для США — порядка 10 тыс. долл., а на 2020 г. для развивающихся стран — 500—600 долл., для СССР - 10 тыс. долл., для США — 20 тыс. долл. При таких расчетах, чтобы догнать США

 

==24


хотя бы по уровню 1965 г. (3600 долл.), странам Зап. Европы требовалось 10—20 лет, СССР — почти 30, Китаю — больше 100, Индии — почти 120, а Индонезии — почти 600 лет.

С этих позиций светлое будущее человечества сводилось к тому, чтобы бесконечно, как Ахиллес черепаху, догонять Соединенные Штаты, которые тоже не будут стоять на месте, а устремятся в лазурную даль.

Оставалось только расписывать, какое радужное будущее ожидает “постиндустриальные” Соединенные Штаты к 2000 г., всего лишь через 33 года, когда у каждого американца окажется в кошельке 10 000 долл. вместо 3600 долл. в 1965 г. И пошло: “общество изобилия”, “общество досуга”, “общество массового потребления”...

Никому не приходило в голову, что на самом деле все мы покупаем на свои деньги вовсе не бифштексы или куртки, дома или автомашины. Мы покупаем энергию, меняя доллары или рубли на калории, джоули, ватты и прочую единственно надежную валюту. А уж потом с помощью калорий-джоулей производятся пища и одежда, жилье и машины. На 20 тыс. долл. средний американец купит в 5—6 раз больше энергии, чем на 3600 долл. Откуда он ее возьмет и на что потратит? Выдержит ли Земля такие траты? Подобные вопросы до “бума прогнозов” мало кого интересовали. А после выхода в свет “Года 2000”, правда, отнюдь не только в связи с этой книгой, многих заинтересовали очень.

Во второй половине 60-х годов по странах Запада прокатился первый вал экологической тревоги. “Планета в опасности!” — такое заглавие я, убаюканный родным главлитом, с удивлением прочитал на обложке толстенной книги, увиденной у одного из участников международного семинара в городке под Нью-Йорком. Динамические ряды исходных индикаторов для последующих эксплораторных и нормативных разработок в технологических прогнозах заговорили очень выразительным языком и чрезвычайно встревожили тех немногих специалистов, которые этот язык цифр понимали. Но общее настроение мировой общественности долго еще по инерции оставалось радужным.

 

==25


Гром среди ясного неба грянул в 1970 г., когда появилась книга Элвина Тоффлера “Футурошок”. Это был действительно шок! Тоффлер ярким, образным языком публициста поведал о том, как сбывается пророчество Бернала и Винера, как рассыпается прахом привычная жизнь и на смену ей приходит непривычное, непонятное “будущее”, к которому предстоит приспособиться — или погибнуть. Исчезают на глазах такие понятия, как “отчий дом”, “верность до гроба”, “ты — начальство, я — дурак” (последнее — в вольном переводе с английского на более близкие нам понятия). На протяжении своей жизни средний американец в наши дни успевает сменить столько отчих домов, столько мужей-жен, столько разнообразных, неизвестно кому подчиняющихся контор, ежегодно сотнями тысяч возникающих, лопающихся как мыльные пузыри и вновь возникающих в совершенно новом обличье, сколько не снилось ни одному жиль-блазу или дон-жуану минувших времен. Радикально меняется самое место работы: оно все чаще становится местом работы с персональным компьютером, независимо от того, печет ли пироги пирожник, тачает ли сапоги сапожник, подбивает ли дебит-кредит бухгалтер, ведет ли самолет пилот, делает ли научное открытие ученый или пишет очередной роман графоман. При этом все чаще компьютер оказывается дома, а пироги пекутся или сапоги тачаются на другом конце города или вообще в другом городе. Радикально меняется быт в насквозь компьютеризированном жилище. Рядовая домохозяйка превращается в главного инженера своей домашней фабрики-автомата по обслуживанию детей и мужа. Радикально меняется досуг: человек все чаще и чаще даже вдвоем с супругой (супругом) остается часами и часами наедине с телеэкраном, который ему, как ребенку, обо всем рассказывает, все показывает, всему учит, всячески воспитывает. И это — только начало...

Перед лицом всех этих чудес у автора (и читателя) возникало чувство отнюдь не восхищения и даже не просто удивления, а чего-то вроде оторопи пополам с нарастающей тревогой. Ведь в фантастическом мире “лопающихся мыльных пузырей” вместо стабильных

 

==26


предприятий кризис в любой момент может разразиться похуже, чем тот, который в 1929—1933 гг. потряс до основания западный мир. И на этот раз он запросто может окончиться полной экономической катастрофой. В калейдоскопе спорадических контактов вместо стабильных человеческих отношений могут оказаться сломанными миллионы человеческих жизней, и массовая деморализация, возможно, окажется способной ввести человечество в состояние паралича страшнее, чем любое расстройство экономики. В электронных джунглях персональных компьютеров человек рискует превратиться в нового Маугли, стремительно теряя человеческие черты. Словом, вторгающееся в нашу жизнь будущее несет не золотой век, а катастрофу, если не приуготовиться заранее, не приспособиться возможно скорее к столь радикально меняющимся обстоятельствам, не распроститься с привычной бюрократией и технократией, с погоней за прибылью любой ценой во имя еще большей прибыли, не гуманизировать тотально экономику, политику, социальные отношения, образование и культуру, не поставить во главу угла всех наших стремлений человека, его полноценное развитие в условиях полноценного воспроизводства следующих поколений.

Как видим, произошел резкий переход от простой экстраполяции в будущее того, что наблюдается в настоящем, к существенно новому видению будущего, как разрыва с прошлым и настоящим, как целенаправленного конструирования мира, в котором хотелось бы жить, мира, в котором только и можно выжить. Не подлежит сомнению, что книга Элвина Тоффлера, которая целых два года обсуждалась в западном мире столь же повсеместно и столь же страстно, как книги Германа Кана на протяжении трех лет перед тем, сыграла очень важную роль в сдвиге менталитета мировой общественности к идее альтернативности как единственного якоря спасения человечества.

Но осенью 1972 г. произошло еще одно событие, которое хотя и отдалило грядущий всплеск альтернативистики на целых семь лет, но зато сделало этот всплеск на рубеже 70—80-х годов чрезвычайно мощным. Речь идет

 

==27


о первых докладах Римскому клубу, породивших новое междисциплинарное направление научных исследований, вошедшее в историю под названием глобалистики.

4. Триумф и трагедия Римского клуба


Тоффлер написал превосходную книгу — одно из лучших публицистических произведений

 

 книгу — из лучших публицистических произвел второй половины XX в. Она разошлась миллионными тиражами на многих языках едва ли не во всех развитых странах мира, не уступая в популярности детективам Агаты Кристи или Жоржа Сименона1. Однако ради этого автору пришлось соблюдать правила игры, принятые для всех западных бестселлеров, и пожертвовать кое-чем существенным во имя достижения главной цели — довести свой труд до многомиллионной аудитории. В частности, он отвел на задний план или совсем опустил сюжеты, связанные с энергетическим, продовольственным, демографическим, экологическим и другими балансами, на которых зиждется относительно стабильное состояние и земной поверхности, и человечества — и без того его книга дошла почти до полутысячи печатных страниц вместо привычных для массового западного читателя полутораста-двухсот. Кроме того, он действовал наверняка, традиционным способом современных публицистов: собрал огромный фактический, т.е. иллюстративный материал с минимумом цифири, играющей роль разновидности иллюстраций, дал каждому из 120 разделов интригующий заголовок типа “Киборги среди нас” или “Знание как горючее” и подвел под увлекательные иллюстрации сенсационные, парадоксальные выводы. Расчет был целиком и прямиком на эмоции читателя. И он, расчет этот, стопроцентно оправдался.

В то же самое время на другом конце Земли нашелся человек, который вознамерился действовать прямо

1 На русском языке несколько наиболее интересных разделов были опубликованы в журнале “Иностранная литература” (1972. № 3). К сожалению, готовый перевод полного текста до сих пор лежит без движения в одном из наших издательств.

 

==28


противоположным образом. И представьте, пришел к не менее, даже к более впечатляющим результатам.

Этого человека звали Аурелио Печчеи. По роду занятий он был крупным итальянским бизнесменом, а по своей духовной сущности оказался выдающимся гуманистом — в одном ряду с европейскими гуманистами первой величины, начиная с Эразма Роттердамского и кончая уже упоминавшимся Пьером Тейяром де Шарденом. Книга А.Печчеи с не особенно удачным, по крайней мере на русском языке, названием “Человеческие качества” (1977; два русских издания — 1980 и 1985) представляет собой одно из самых значительных философских произведений второй половины XX в. Она стала одним из основных духовных источников современной альтернативистики, находившейся как раз в те годы в предродовой стадии. Но нас в данном случае интересует не столько эта книга, сколько ее автор, прибегший к нетрадиционному способу воздействия на мировую общественность.

Аурелио Печчеи, в отличие от Тоффлера, решил пойти по пути Германа Кана и тоже использовать для осмысления будущего инструментарий технологического прогнозирования. Однако не просто экстраполировать в будущее наблюдаемые тенденции, а построить прогностические модели с учетом влияния всех привходящих факторов на основе использования лучших ЭВМ того времени. Такая задача не под силу одному человеку. Поэтому Печчеи в 1968 г. собрал несколько десятков очень авторитетных на Западе людей, назвал это собрание Римским клубом и уже от имени данной общественной организации обратился к могущественным фирмам-спонсорам с просьбой профинансировать соответствующее исследование.

Первоначально понадобился человек, способный разработать программу такого исследования. Он нашелся в лице Джея Форрестера — профессора Массачузетского технологического института, крупного специалиста по кибернетике, автора книг с отчетами об исследованиях, похожих на задуманное, на уровне города и предприятия.

Форрестер блестяще справился со своей задачей. Его книга “Мировая динамика” (1971; рус. пер. — 1978) не

 

==29


только содержала программу исследования, но и как бы предвосхищала результаты последнего на уровне предварительных разработок и рабочих гипотез. В том же 1971 г. ее основные разделы были опубликованы в одном из наиболее популярных футурологических журналов Запада — американском “Футуристе”. Что же делать, однако, если человек устроен таким образом, что способен воспринимать сенсацию только сенсационным образом поданную? Потребовалось еще более года работы по программе Форрестера международной исследовательской группы во главе с супругами Донеллой и Деннисом Медоузами, прежде чем осенью 1972 г. появилась книжка — отчет об их исследовании “Пределы роста” (рус. пер. — 1991) — первый доклад Римскому клубу. Эта книга и стала мировой сенсацией, “футурологическим бестселлером № I” на следующие 5—7 лет, т.е. вдвое дольше бестселлеров Кана и Тоффлера. Иногда казалось, что в 70-х годах только и разговоров было на Западе, что об этой книге.

Форрестер предложил, а Медоузы со своими коллегами свели всю безбрежную совокупность возможных исходных показателей для технологического прогноза перспектив развития такого сложного объекта, как человечество, всего к пяти (правда, по каждому пришлось “прогнать” на компьютере динамические ряды тысяч показателей более низкого порядка, как бы составляющие суть пяти избранных): минеральные ресурсы, сельскохозяйственное производство (продукты питания), промышленное производство (непродовольственные товары), окружающая среда, народонаселение.

Тщательный, многократно перепроверенный расчет на ЭВМ показал: если продолжить в будущее наблюдаемые тенденции по всем пяти показателям в их взаимодействии, то уже на протяжении первой половины следующего столетия минеральные ресурсы, начиная с нефти, газа, угля, станут иссякать, загрязнение окружающей природной среды сделается необратимым (т.е. катастрофическим для обитания людей), начнется упадок промышленного, а за ним и сельскохозяйственного производства, что в условиях стремительного роста народонаселения

 

К оглавлению

==30


не может не привести к миллиардам жертв, возможно даже и к гибели человечества.

Авторы сами испугались своих выводов, постарались подать их как можно мягче. Но имеющий глаза да читает, а умеющий понимать прочитанное — понимает. И книга произвела эффект разорвавшейся водородной бомбы. Во вспышке этого “взрыва” явно проступили контуры близкого конца истории человеческого общества, гибели человечества. Так родилась глобалистика — новое направление междисциплинарных исследований, охватывающих так называемые глобальные проблемы современности1.

Эффект от “Пределов роста” оказался нежданно-негаданно настолько велик, мировое общественное мнение было настолько взбудоражено, что Римский клуб решил провести повторное исследование, поручив его другой международной группе ученых с задачей рассмотреть предмет более подробно, по основным регионам земного шара. В 1974 г. появился отчет и об этом исследовании, второй доклад Римскому клубу — книга М.Месаровича и Э.Пестеля “Человечество на поворотном пункте”. Эту книгу ни в те времена, ни позже даже не пытались переводить на русский язык — настолько она оказалась мрачнее предыдущего доклада, отнюдь, как мы видели, не блиставшего отрадностью.

Авторы разделили мир на десять крупных регионов — пять развитых и пять развивающихся. К первым относились Северная Америка, Западная Европа, Япония, Австралия — Новая Зеландия — Южная Африка, Восточная Европа и Советский Союз. Ко вторым — Латинская Америка, Северная Африка и Ближний Восток, Экваториальная Африка, Индия и Юго-Восточная Азия. Основной вывод авторов: при сохранении наблюдаемых тенденций, в обозримом будущем самых ближайших

1 Спустя 20 лет этот авторский коллектив почти в полном составе выпустил книгу “По ту сторону пределов: противостояние глобальному коллапсу с позиций устойчивого общества” (1992), где подтверждается, что при наблюдаемых тенденциях глобальная катастрофа неизбежна в пределах жизни многих из живущих сегодня, но ее можно избежать переходом к альтернативной цивилизации (“устойчивому обществу”).

 

==31


десятилетий сначала произойдет катастрофа континентальных и межконтинентальных масштабов в развивающихся регионах, а затем она неизбежно захватит, “втянет в себя” и развитые страны мира. Понятно, такое заключение не убавило тревоги мировой общественности.

Следующий, третий доклад Римскому клубу оказался поспокойнее. Он был поручен большой международной группе ученых во главе с известным голландским экономистом Яном Тинбергеном, выпустившим в 1976 г. книгу “Пересмотр международного порядка” (рус. перевод — 1980). Эта книга не пугала читателя глобальной катастрофой. В ней кратко формулировались основные глобальные проблемы (гонка вооружений, население, продовольствие, расселение людей, окружающая среда, развивающиеся страны, минеральные ресурсы и энергия, наука и технология, океаны, космос, международные организации), а затем авторы сразу переходили к предложениям и рекомендациям по стабилизации положения, делая основной упор на целенаправленной, массированной, многосторонней помощи развивающимся странам.

В книге содержалось много дельного, не потерявшего значения и по сей день. Но имелся один минус, перекрывавший все плюсы: оставалось неизвестным, как практически запустить предлагаемый механизм стабилизации положения, кто конкретно будет наращивать масштабы помощи развивающимся странам в условиях гонки вооружений и противостояния двух лагерей на мировой арене. И это удручало.

Сдвиг от эксплораторного к нормативному подходу, наметившийся в докладе Тинбергена, был продолжен в четвертом докладе, порученном еще одному интернациональному коллективу ученых во главе с американским ученым венгерского происхождения Эрвином Ласло. Результатом работы этого коллектива явилась книга “Цели человечества” (1977). Она, как и “Поворотный пункт”, тоже никогда не переводилась на русский язык, но по прямо противоположной причине: книга не содержала ничего интересного. Авторы приняли региональный принцип изложения: цели в Канаде и США, в Зап. Европе, в Вост. Европе и СССР, в Китае, Японии, Латинской Америке и т.д. (цели в СССР

 

==32


изложил ак. В.Г.Афанасьев, известный специалист по “научному коммунизму”). Затем перешли к целям международных организаций, от ООН до Всемирного совета церквей. И закончили интегральными глобальными целями обеспечения безопасности, продовольствием, энергией и ресурсами сбалансированного развития. Все цели понимались как определенное решение соответствующих глобальных проблем, т.е. как нечто само собой разумеющееся, что не добавляло к предыдущим докладам никакой существенно новой информации.

Так глобалистика, едва родившись, через какие-то 5 лет зашла в тупик. В ответ на ее предупреждение о надвигающейся глобальной катастрофе, естественно, следовал вопрос, сакраментальный для русской интеллигенции: что делать? Гипотетический ответ на этот вопрос давался еще в “Пределах роста”. Надо срочно переходить к “нулевому росту”, т.е. тормозить промышленное производство, выпуская все новое (особенно машины) только взамен выбывающего из строя старого. И, добавляли авторы, рожая нового человека только взамен умершему. Русский интеллигент тут же бы отвлекся при подобном ответе на еще один столь же сакраментальный вопрос: кто виноват? И погряз бы навек в привычном пустословии. Однако западный интеллектуал предпочитает другой: кто и как будет делать это решенное “что”? А вот на этот вопрос вразумительного ответа не последовало. Ясно, что ни одна корпорация, ни одно правительство в мире на свертывание промышленного производства добровольно не пойдет. Для развивающихся же стран Азии, Африки, Латинской Америки такое свертывание при стремительном росте населения означало бы катастрофу не через полвека или четверть века, а немедленно. Точно так же для перехода к воспроизводству поколений по принципу “один вместо одного” необходима, как минимум, китайская цивилизация. Ни исламская, ни индуистская, ни африканская, ни латиноамериканская цивилизация на такой шаг органически не способны, психологически не подготовлены. Следовательно, рекомендации — пустой звук.

Авторы “Поворотного пункта” попытались спасти мертворожденную концепцию переименованием “нулевого

 

==33


роста” в “органический рост”. Последнее означало дифференциацию масштабов и темпов свертывания промышленного производства: в развитых странах — быстрее и масштабнее, в развивающихся — медленнее и ограниченнее. Конечно, это несколько ослабило бы противодействие намечаемым мерам (хотя отдалило бы, понятно, конечные результаты), но не настолько, чтобы сделать их приемлемыми для тех, к кому обращался призыв. Так что и этот номер был если не совсем пустой, то, как говорится, “дохлый”.

Никаких других существенных предложений того же плана не последовало до сегодняшнего дня. И это означало смертный приговор глобалистике в том виде, в каком она появилась на свет божий в первой половине — середине 70-х годов. Римский клуб продолжал заказывать и получать доклады. Решено было сделать упор на более конкретные, отраслевые проблемы. Появились довольно интересные книги “За пределами века расточительности” (топливно-энергетический и материально-сырьевой глобальный дисбаланс) Денниса Габора и Умберто Коломбо (1978), “Нет пределов обучению” (сужение разрыва между развивающимися и развитыми странами мира средствами образования) Джеймса Боткина, Махди Эльманджры и Мирчи Малицы (1979), “Энергия: счет на уменьшение” (энергетический глобальный дисбаланс) Тьерри де Монбриаля (1979), “Диалог о богатстве и благосостоянии” (оптимизация экономического роста по критериям социальной эффективности) Орио Джиарини (1980), “Маршруты в будущее. К более эффективному обществу” (Критерии социальной эффективности) швейцарского экономиста украинского происхождения Богдана Гаврилишина (Хоурылышина) (1980). В 1984 г. умер Аурелио Печчеи, а доклады Римскому клубу продолжали выходить едва ли не каждый год, и к настоящему времени их набрался еще примерно десяток сверх вышеперечисленных. Среди них есть довольно любопытные. Но ничего даже отдаленно похожего на эффект от “Пределов роста” больше не было. Видимо, “жила” глобалистики истощилась полностью.

 

==34


Может быть, после первых докладов Римскому клубу интерес к будущему человечества у мировой общественности вообще исчез? Нет, в 1982 г. вышла книга Джона Найсбитта “Мегатренды”, в которой автор совершенно отошел от уже сложившихся традиций глобалистики, и тем не менее ставшая на несколько лет очередным “футурологическим бестселлером” — правда, далеко не в таких масштабах, как “Футурошок” за 12 лет перед тем.

Найсбитт скорее развивал традицию Тоффлера, прослеживая тенденции перехода от “индустриального общества” к “информационному”, от “грубых” технологий к “высокотехнологичным”, от замкнутых национальных экономик к мировой экономике, от работы на ближнюю перспективу к работе на дальнюю, от централизации к децентрализации, от социальной защиты к “самозащите”, от представительной к прямой демократии, от иерархий к сетевым структурам, от доминирования развитых стран “севера” к доминированию их соперников на “юге”, от решений по принципу “или—или” к решениям в духе плюрализма. В 1990 г. он попытался развить успех, издав совместно с Патрицией Эбердин “Мегатренды 2000” (ожидаемый экономический бум 1990-х, новый ренессанс искусств, становление “рыночного социализма”, диалектика глобальной интеграции стилей жизни и своеобразия местных культур, торжество политики приватизации, подъем значения стран Тихоокеанского бассейна, прорыв женщин к власти, наступление биотехники, оживление религии, триумф индивидуализма). Да и сам Тоффлер проделал то же самое, выступив в 1980 г. с развивавшим идеи “Футурошока” бестселлером “Третья волна”, а в 1990 г. — с еще одним, “Смещение власти”. Все четыре перечисленные книги имели в 80-х годах, пожалуй, наибольший успех у читающей публики и наверняка войдут в любую, пусть самую краткую, историю футурологии второй половины XX в. Главное же—и это показательно — их успех намного превышал выпавший на долю последних докладов Римскому клубу (кроме первых одного-двух). Значит, дело не в футурологии, а в глобалистике. Что же помешало последней наращивать столь быстро завоеванный успех?

Обратимся к содержательной стороне дела.

 

==35


5. Глобальная катастрофа неизбежна

Набор глобальных проблем современности — первоначально у разных авторов весьма различный — постепенно отстоялся и свелся примерно к десятку общепризнанных, с самыми несущественными вариациями.

Ключевой проблемой, от которой зависело решение всех остальных, большинство авторов считало гонку вооружений. В 70-х годах еще не до конца ясна была степень ее экономической тяжести для мирового хозяйства. Лишь позднее обнаружилось, что эта непомерная тяжесть буквально раздавила экономически более слабого участника гонки — “мировую социалистическую систему”. Но и более сильному сопернику — “мировой капиталистической системе” — тоже приходилось выбиваться из сил. В 50-х годах общая стоимость гонки вооружений оценивалась примерно сотней миллиардов долларов, в 80-х она приблизилась к триллиону. Такие астрономические величины мало что говорят неспециалисту. Понятнее будет сказать, что при подобных расходах на прочие насущные нужды оставались жалкие центы, а уж о необходимых ассигнованиях на сколько-нибудь эффективное решение любой из глобальных проблем вообще не могло быть и речи. Кроме того, в условиях военно-политического противостояния двух мировых империй (если называть вещи своими именами) вообще не было и быть не могло никакого глобального подхода к решению каких бы то ни было проблем — одни пустые разговоры.

Между тем, гонка вооружений год от года расширяла масштабы и набирала темпы роста. Триллион долларов в год — это по меньшей мере пятая-шестая часть всего совокупного общественного продукта человечества. А расходы на вооружение удваивались каждые пять лет. Становилось очевидным, что еще несколько пятилетий, и либо мировая экономика просто рухнет под тяжестью танков, истребителей и ракетоносцев, либо у одной из сторон возникнет соблазн, воспользовавшись

 

==36


временными преимуществами или какими-то благоприятными обстоятельствами, покончить с противником одним ударом. А это, даже в самом удачном для агрессора случае, означало гибель сотен крупных городов и сотен миллионов людей, превращение мира в подобие послевоенной Европы. Скорее же всего это означало бы гибель человечества в огне всеистребляющей ядерной войны.

Но как покончить с гонкой вооружений без капитуляции одного из гонщиков? На этот вопрос ответа не было. Точнее он более чем очевидно просматривался в многолетних бесплодных переговорах хотя бы о некотором сдерживании гонки. И это вселяло чувство безысходности по отношению не только к данной проблеме — ко всему комплексу глобальных проблем.

Следующей по значимости в большинстве концепций глобальных проблем современности шла проблема преодоления или хотя бы минимизации растущего разрыва в уровне развития развитых и развивающихся стран. Этот разрыв, который первоначально (после начала крушения мировой колониальной системы) выражался формулой “в несколько раз”, позднее стал выражаться формулой “в десятки раз”, и, наконец, “в сотни раз”, т.е., при существующих условиях, безнадежно и навсегда.

Серьезность этой проблемы заключалась не только в относительном росте масштабов разрыва, хотя и одного этого фактора было бы достаточно для опаснейшего роста напряженности в международных отношениях при любом уровне благосостояния развивающихся стран. Что толку, если вам удалось отремонтировать свой старый велосипед, если вы видите, что богатый сосед пересаживается из “Фиата” в роскошный “Роллс-Ройс”? Да вы его в порошок сотрете при первой возможности! Но главное в том, что масштабы страданий подавляющего большинства населения развивающихся стран поражали воображение и 30—40 лет назад: треть населения не получает полноценного питания, т.е. годами ведет полуголодное существование, в том числе треть от этой трети жестоко голодает, фактически медленно вымирает от мучительной голодной смерти; половина не имеет медицинского обслуживания и доступа к источникам чистой воды,

==37


т.е. обречена на массовые эпидемии, и т.д. А население быстро растет, а иностранная помощь не беспредельна. И не нужно было большого воображения, чтобы представить себе, как будет обстоять дело в обозримом будущем ближайших десятилетий. Поскольку же существенно увеличить ассигнования на помощь развивающимся странам из-за гонки вооружений не представлялось никакой возможности — ясно, что чувство безысходности не оставляло и при рассмотрении данной проблемы.

Третий комплекс глобальных проблем связан с жизненными ресурсами человечества, среди которых на первый план выдвигается продовольственная проблема.

Эта проблема начала обостряться в развивающихся странах мира еще в 50-х годах, когда широкое внедрение достижений современного здравоохранения, начиная с элементарных понятий санитарии и гигиены и кончая эффективными лекарствами, вообще медицинским обслуживанием, резко снизило в Азии, Африке, Латинской Америке смертность вообще и детскую в особенности, что привело к быстрому росту голодных ртов и растущей же нехватке для них продовольствия. Во многих развивающихся странах — например, в Индии — стала быстро расти зависимость от иностранной продовольственной помощи. Сначала за счет продовольственных посылок из США питался каждый шестнадцатый индус, затем каждый пятнадцатый, десятый, восьмой... Население страны росло, и трагический конец был не за горами, потому что даже США не в состоянии кормить такое количество голодающих. Но в 60-х годах наука сотворила очередное чудо. Произошла “зеленая революция”: ученые вывели и распространили сорта сельскохозяйственных культур, дающие впятеро-вшестеро большие урожаи. С надвигающимся голодом в большинстве развивающихся стран было покончено, хотя, как уже говорилось, каждый третий там не получал (и не получает) полноценного питания, а сотни миллионов по-прежнему хронически голодают.

С тех пор население развивающихся стран более чем удвоилось и в перспективе ближайших двух-трех десятилетий наверняка еще раз удвоится. А второго “чуда” от науки ожидать не приходится. Как говорится, дай Бог,

==38


если хоть немного, но стабильно будет наращиваться урожайность там, где она еще не достигла передовых мировых стандартов. Снова растет зависимость развивающихся стран (особенно в Африке) от иностранной продовольственной помощи. Снова маячит призрак катастрофического голода в развивающихся странах.

Сравнительно менее остры проблемы, связанные с другими жизненными ресурсами человечества — с топливом и сырьевыми материалами, а также с транспортным балансом и мировой торговлей, без чего невозможна реализация ресурсов. Но и они достаточно тревожны, о чем можно судить по панике, которая возникает всякий раз, когда происходит сбой в снабжении нефтью, газом, углем достаточно крупных регионов мира, а также по периодическому ажиотажу на дефиците других минеральных ресурсов. Что касается транспортных проблем, то достаточно одного примера: счет погибшим в одних только автокатастрофах пошел в мировых масштабах на сотни тысяч, а серьезно травмированным и увечным — на миллион с лишним ежегодно. Меж тем, пока что катается в автомашинах меньше четверти мирового народонаселения. Остальные три четверти (кстати, наименее дисциплинированные на автодорогах) завидуют счастливцам черной завистью и стремятся во чтобы то ни стало обзавестись собственной машиной. Можно себе представить, сколько миллионов станут ежегодно разъезжать по кладбищам и больницам, когда исполнится эта мечта! Наконец, в мировой торговле “ножницы” между естественно складывающимися на рынке низкими ценами на сельскохозяйственную продукцию развивающихся стран и высокими ценами на промышленную продукцию стран развитых привели к безнадежным триллионным долгам первых последним. Выплатить эти долги физически невозможно, так что фактически растет дань развитых стран развивающимся. Но ведь развитые страны никто не завоевывал, чтобы облагать данью. Рано или поздно игра в “торговлю” окончится и тогда... опять в поле зрения начинает маячить глобальная катастрофа.

Зато к числу наиболее острых принадлежит экологическая проблема. В развитых странах мира ее более или

 

==39


менее успешно пытаются решать, да и то далеко не везде и не во всем это удается. Но в развивающихся странах воздушное, водное, ландшафтно-почвенное, радиационное, тепловое, шумовое и химикатное (нитраты и пр.) загрязнение окружающей среды идет нарастающими темпами и масштабами и борьба с ним ведется преимущественно ставшим уже привычным пустословием. В особенно плачевном состоянии находятся страны с тоталитарными режимами, поскольку социально безответственные правительства ведут себя по отношению к природе просто как стервятники. Все рекорды в данном отношении побил Советский Союз, где правящая клика довела природную среду до прямо-таки тотально бедственного состояния, и слово “Чернобыль” сделалось символическим обозначением надвигающейся экологической катастрофы не только по части радиационного загрязнения окружающей среды. В общем, год за годом человечество неуклонно приближается к краю пропасти, за которым загрязнение природы становится необратимым, т.е. гибельным для людей. Под подсчетом специалистов, до этой роковой черты остаются считанные десятилетия — разное число десятилетий у разных авторов, но именно десятилетий, а не веков.

Менее нагляден катастрофический характер демографической проблемы, но не менее серьезен. Ясно, что народонаселение Земли не может без конца удваиваться каждые 20—30 лет. Ну, еще раз. Ну, два. Вряд ли три. И чем больше удвоений, тем тяжелее “перегрузка” земной поверхности представителями одной из разновидности фауны и тем кошмарнее крах, когда сельди перестанут помещаться в бочке, тем больше миллиардов жертв потребуется для того, чтобы восстановить демографический и экологический баланс. Точно так же не может без конца идти процесс выморочности — депопуляции там, где он уже начался. Рано или поздно депопуляция приведет к полной выморочности соответствующей популяции. И сознание этого ускорит агонию.

Проблемы гонки вооружений, третьего мира, жизненных ресурсов, экологии и демографии обязательно входят в Перечень глобальных проблем современности

 

К оглавлению

==40


практически у всех авторов. Остальные 5—7 проблем встречаются не у всех, так как большей частью входят в одну из только что перечисленных. Но от этого серьезность отнюдь не уступает последним. Это относится, в частности, к проблеме расселения (урбанизации) — скучиванию огромных масс населения в крупных и сверхкрупных городах, при обвальной деградации села, что влечет за собой далеко идущие гибельные последствия и для природы, и для народонаселения. К проблеме культуры, точнее — воинствующего бескультурья, выступающего под знаменем “контркультуры”, со столь же гибельными последствиями для общества. К проблеме здравоохранения, в рамках которой ставится вопрос о растущей угрозе генофонду рода гомо сапиенс, т.е. об уменьшающихся шансах на выживание самой этой разновидности земной фауны. К проблеме антиобщественных явлений, начиная с наркотиков (включая алкоголь) и кончая преступностью, грозящих покончить с человечеством, подобно гонке вооружений, только здесь противостоят друг другу не две империи, а паразитирующие на обществе мафиозные структуры и их жертвы, мы с вами. К проблеме эффективности международных организаций — точнее, к проблеме их неэффективности, что, пожалуй, наиболее трагично в представленном перечне, поскольку никаких глобальных проблем без подобных организаций заведомо не решить, а с такими, каковы есть, — тем более.

Мы видели выше, что некоторые авторы добавляют в перечень глобальных проблем современности проблемы освоения Мирового океана и космоса, а также проблемы науки и научно-технического прогресса, без которых браться за решение глобальных проблем заведомо бесполезно. Однако, на наш взгляд, такого рода проблемы органически входят в вышеперечисленные, причем их ряд может быть значительно продолжен. С другой стороны, ряд авторов (включая автора этих строк) выдвигает на первый план в качестве суперключевой проблему социально-политических изменений глобального масштаба, не без оснований полагая, что при существующем положении вещей ситуация будет ухудшаться вопреки любым конструктивным предложениям и благим пожеланиям. Но

 

==41


другие авторы считают такую проблему само собой разумеющимся условием решения остальных и опасаются, что выдвижение ее в качестве ключевой приостановит решение прочих в ожидании указанных изменений.

Здесь было бы вряд ли целесообразно останавливаться на глобальных проблемах современности более детально. На этот счет существует огромная литература, в том числе советская4, и хотя тема далеко не исчерпана, мало того, с годами отнюдь не увядает — скорее наоборот — в задачу настоящей работы не входит еще одна трактовка глобалистики. Хотелось бы остановиться лишь на трех замечаниях принципиального характера.

Во-первых, все перечисленные глобальные проблемы, если задуматься над ними как следует, поражают своей безысходностью, практической неразрешимостью — по крайней мере, при существующем положении вещей — и если что доказывают, то неизбежность глобальной катастрофы не позднее следующего столетия, возможно даже первой половины последнего. Разум человеческий не может смириться с подобной перспективой — подобно тому, как обыденное сознание не может смириться с необходимостью смертности человека ради жизнеспособности человечества — и это изначально придает глобалистике тупиковый характер.

Во-вторых, мировая общественность так и не осознала до конца серьезность глобальных проблем современности. Мало того, решительно отторгла эту проблему по причине явной психологической усталости от бесконечного нагнетания ужасов надвигающейся глобальной катастрофы. Это оказалось похожим на прогнозы грядущих землетрясений в Калифорнии или Японии. Ну, надвигаются и надвигаются — может быть, действительно гибельные. Но не бежать же из-за этого из Токио и

1 Важнейшие зарубежные работы по глобалистике, вышедшие до 1980 г., перечислены в библиографическом приложении к “Рабочей книге по прогнозированию” (М., 1982). Большинство советских авторов, выступивших с работами на данную тему, изложили свои взгляды в коллективном труде “Марксистско-ленинская концепция глобальных проблем современности” (М., 1985). Точка зрения автора настоящей работы на глобалистику изложена в его монографии “Поисковое социальное прогнозирование” (М.. 1984).

 

==42


Сан-Франциско! Мало кому приходит в голову принципиальная разница между землетрясением и глобальной проблемой: первое можно в лучшем случае предвидеть (предсказать) и приспособиться к предсказанному, второе можно преодолеть системой целенаправленных действий на основе решений с учетом предсказанного. Существенная разница!

Типичным в этом смысле было письмо одного читателя (точнее, писателя), опубликованное недавно в московской “Независимой газете”. Автор знать не хочет разницы между прогнозами—предсказаниями политиков или публицистов и научными прогнозными разработками. “Все врут календари”, — ворчит потомок Фамусова. Огульно охаяв прогнозирование во всех его разновидностях, автор поясняет причину своего недовольства: “предсказательский бум” — это “игра на и без того натянутых нервах”. Пусть завтра человечество погибнет, но сегодня оставьте меня в покое! Удивительно все-таки устроена психология человека: он с удовольствием смотрит на экране разные ужасы или читает о них в детективах, приятно щекоча себе нервы, но, как страус, прячет голову в песок, когда ему говорят о надвигающейся катастрофе, в которой его собственная судьба и уж наверняка судьба его детей и внуков может оказаться ужаснее любого фильма ужасов. И эта тотальная социальная апатия накрывает глобалистику словно могильным курганом.

Наконец, в-третьих, вселенская апатия убаюкивает правительства, и те все без единого исключения встают перед глобалистикой в позу кролика перед удавом. Вот уж, поистине, по пословице: дитя (народ) не плачет — мать (правительство) не разумеет. Правда, поначалу правительства едва ли не всех ведущих держав мира очень испугались. В 1972 г., после первых же сообщений о сенсационных выводах Форрестера, в замке Лаксенбург под Веной был спешно создан Международный институт прикладного системного анализа для проверки степени серьезности обнаруженной опасности. В институте — редкий случай для того времени — мирно сели рядом специалисты из США и СССР, их союзников с той и другой

 

==43


стороны. Несколько институтов того же профиля появилось и в отдельных странах — в Москве даже два, если не три: собственно для СССР и для СЭВа. Но вскоре выяснилось, что если катастрофа и грозит, то не через годы, а скорее через десятилетия. Меж тем, если правительства мира отличаются разной степенью ответственности перед своими избирателями — образно говоря, перед человечеством 90-х годов XX в., то перед детьми и внуками своих избирателей, перед человечеством XXI в. все они без малейшего исключения полностью безответственны.

Все перечисленные институты работают не покладая рук более 20 лет. Читали вы что-нибудь интересное об их трудах? Нет? Я — тоже.

И это еще больше укрепляет чувство безысходности, обреченности человечества перед лицом глобальных проблем современности. Да, с позиций глобалистики, ввиду пассивности мировой общественности и бездействия правительств ведущих держав мира, глобальная катастрофа неизбежна. Но, может быть, выход мыслимо найти за рамками глобалистики?

И выход, действительно, был найден на совсем ином направлении междисциплинарных исследований.