Книга публицистически обобщает накопленный материал по альтернативистике междисциплинарному направлению прогнозирования перспектив перехода к альтернативной цивилизации,

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 16

Глава III. ВЫСОКАЯ устойчивость

1. Что такое устойчивость в альтернативистике?

Понятие “устойчивость” (“сэстейнэбилити”) является для альтернативистики не просто важным, а ключевым, определяющим — примерно таким же, как для глобалистики “проблема”, “проблематика”. Именно на него в том или ином плане выходит большинство авторов, когда пытается выделить главную характеристику альтернативной цивилизации. Возможно, что именно альтернативистика придала этому слову как бы “второе дыхание”. Во всяком случае, далеко не в каждом английском (и англо-русском) словаре минувших десятилетий — даже в пределах 60—70 тыс. слов — вы обнаружите его: так редко и в таких специальных областях оно употреблялось. А ныне без такого слова любой английский словарь — как без заглавия и обложки.

В широком смысле “устойчивость” связывается обычно с системой глобальных, региональных и локальных балансов, которых насчитывается более десятка: топливно-энергетический, материально-сырьевой, продовольственный, транспортный, торговый, экологический, демографический, иногда сюда же добавляются межотраслевой, коммуникационный (производство и потребление информации), экономический (доходы и расходы), жилищный (строительство и распределение жилья), образовательный (прием и выпуск учащихся), военный (вооруженные силы) и др. Одна из наиболее распространенных концепций глобалистики исходит из теории, согласно которой суть глобальных проблем современности сводится к нарастающей “разбалансировке” всех

==83

перечисленных балансов. С этой точки зрения, суть альтернативной цивилизации должна сводиться к восстановлению нарушенных балансов на качественно новом уровне (поскольку возвращение к статус кво здесь просто физически невозможно), так сказать, к смене начавшейся “дисбалансизации”, гибельной для природы и человечества, спасительной “ребалансизацией”, которая позволит установить равновесие, придать дальнейшему развитию цивилизации устойчивый характер.

В предыдущей главе мы коснулись одного из основополагающих балансов — топливно-энергетического и затронули несколько остальных. В этой и последующих главах нам предстоит остановиться на демографическом, экологическом, военном и некоторых других балансах. Попытка разобраться детально с каждым из перечисленных выше балансов вывела бы нас далеко за рамки предпринятого изложения. Но в каком объеме ни затронуть “балансовую” проблематику, с какой стороны ни подойти к ней — обязательно упираемся в понятие “устойчивости”, без которого данная проблематика в интересующем нас плане теряет всякий смысл.

В узком смысле “устойчивость” столь же обычно связывают только с одной из глобальных проблем современности — с проблемой преодоления растущего пока что разрыва между “первым миром” развитых стран и “третьим миром” стран развивающихся.¹ О масштабах и темпах роста этого разрыва мы уже упоминали, и к этому вопросу придется не раз возвращаться в последующем изложении. Масштабы огромны. Символически их можно выразить дистанцией от десятка долларов в месяц дохода на душу населения в наиболее отсталых странах до тысячи-полутора и более в наиболее передовых: на два порядка! Содержательно эти “порядки” выливаются в совершенно разные состояния уровня, качества, уклада, стиля, всего образа жизни людей. На одном полюсе — полуголодное существование в сельских хижинах или городских трущобах без медицинского

1“Второй мир” в этом ряду составляли СССР и другие развитые социалистические страны Восточной Европы.

==84

обслуживания, сплошь в тисках нищеты и болезней, с ужасающей смертностью, при которой средняя продолжительность жизни не превышает 40—50 лет. На другом — коттедж со всеми удобствами и даже с бассейном, несколько автомашин для разных целей и все чаще даже свой самолет, нет никаких проблем с любой едой и одеждой по вкусу, включая свежие фрукты круглый год, кроме проблем, в какой ресторан пойти и какой костюм выбрать, а также проблемы, на какой курорт поехать отдыхать в отпуск, семейный врач, клиника и больница на высшем уровне мировых стандартов и, как результат, средняя продолжительность жизни 70—80 лет — почти вдвое больше!

До недавних пор казалось, что “два мира — два образа жизни” будут существовать вечно, ибо выбиться из “третьего” мира в “первый” представлялось невозможным. Три непреодолимые баррикады стояли на этом пути.

Первая — родная бюрократия, тесно переплетенная со столь же родной мафией. Это явление хорошо знакомо нам по Советскому Союзу, но распространено во всем мире, и чем более отстала в своем развитии страна — тем оно сильнее проявляется. Прекрасно организованные социальные паразиты не дают любому отечественному предпринимателю — от крупного промышленника до мелкого крестьянина, подняться с колен. Грабят его до нитки, запугивают, мордуют, держат в страхе и невежестве, словом, как глисты, подрывают здоровье организма — в данном случае, социально-экономического. Не дают органически войти в мировой рынок, мгновенно разворовывают любую иностранную помощь и наживаются на ней (в СССР власти официально признали свое бессилие воспрепятствовать такому хищничеству). На все это накладываются ростовщические, феодальные и даже рабовладельческие структуры, сохранившиеся с незапамятных времен. Общий итог — народное хозяйство страны оказывается как в тюрьме и лишено практической возможности нормально развиваться.

Вторая — мировой рынок с его весьма суровыми законами, далекими от филантропии. При первой же возможности он заваливает любую страну продовольственными и промышленными товарами по сверхнизким, нередко демпинговым

==85

ценам, чтобы придушить местных конкурентов и полностью овладеть местным рынком — да по иным ценам нищее население просто не в состоянии ничего покупать (сегодня крупные города бывшего СССР завалены импортными товарами по ценам, значительно более низким, чем за рубежом, соотнесенным с низкой покупательной способностью населения). В итоге экономика страны никак не может подняться на ноги: ее продукция неконкурентоспособна в сравнении с импортной. Остается “вписаться” в мировой рынок на его условиях: вывозить по дешевым ценам сельскохозяйственную продукцию и сырье, ввозить по дорогим ценам промышленное, модное. Таким образом, страна, словно побежденная в войне или словно колония, платит фактически дань тем, кто экономически сильнее. А отсталость консервируется, закрепляется.

Третья — сама нищета, отсталость и забитость подавляющего большинства населения, которые, образуя порочный круг, не дают человеку и обществу вырваться из него. Оказывается, стереотипы сознания и поведения, заложенные в детстве и передающиеся из поколения в поколение, — сильнее любого образования. Многие наши чиновники-сановники, профессора-академики, художники-артисты, писатели-поэты, при всех своих “высших образованиях” и даже степенях-званиях, ничем не отличаются в культурном отношении от московских дьяков и скоморохов полтысячелетия назад. Поскольку воспитывались в примерно таких же семьях. Они точно так же с трудом подбирают нематерные слова, скотски обжираются и напиваются при первой к тому возможности, полагают, что взятки в порядке вещей, не стесняются взять чужое, если “плохо лежит”, холуйски подобострастны в отношении вышестоящих, хамски высокомерны в отношении нижестоящих, не в состоянии обойтись без скандала, если неизвестно, надо ли еще холуйствовать или можно уже хамить. Все, что расположено южнее, — заботливо сохраняет косные нравы и обычаи уже не полутысячелетней, а тысячелетней, порой многотысячелетней давности. И было бы ошибкой полагать, будто такие анахронизмы сохраняются только на одной шестой части земной суши. Все это вместе взятое не дает человеку и

==86

обществу двинуться из низин дикости и варварства к вершинам цивилизации.

И тем не менее за последние десятилетия, казалось, неодолимые трудности оказались одоленными. Правда, не всеми и не везде. Началась все более разрастающаяся дифференциация единого прежде “третьего мира”.

Собственно “третьим миром” сделались страны, все менее отличимые от Японии из “первого мира”: Южная Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур, совсем недавно неотличимые от самых отсталых азиатских стран. И рецепт их прорыва из тисков отсталости и нищеты чисто японский: тесто древнекитайской цивилизации с ее конфуцианским культом сверхчеловеческого трудолюбия и жесточайшей гражданской дисциплины, замешанное на дрожжах новейших западных технологий при нейтрализации коммунистических, сковывающих Китай, Индокитай и Северную Корею, феодальных и мафиозных структур (последних — не совсем). А на этой основе — успешное внедрение в мировой рынок. К ним вплотную примыкают те “нефтяные” арабские эмираты, где авторитарные правители канализируют обрушившийся на них поток нефтедолларов не только в направлении приобретения все новых одалисок для своих гаремов, но и в направлении создания современных техно-экономических структур, способных “работать” и после иссякновения упомянутого потока.

“Третьему” миру на пятки наступает “четвертый” — наиболее динамично развивающиеся страны — преимущественно в Латинской Америке, но не только — типа Мексики, Коста-Рики, Бразилии, Аргентины и др. По многим важным параметрам уровня и качества жизни они уже способны потягаться со “вторым” миром развитых социалистических стран (точнее, бывших социалистических), а перспективы у них в обозримом будущем несравненно отраднее, и они наверняка выбились бы в “предшествующий”, а то и в “первый” мир, если бы не традиционно высокая рождаемость, сводящая на нет все усилия.

Но подавляюще преобладающим по численности населения остается “пятый” мир, у которого, при

==87

существующем положении вещей, нет никаких шансов в обозримом будущем грядущего столетия выбиться в “четвертый” и далее. Впрочем, и в этом мире, как и во всех остальных, весьма значительна внутренняя дифференциация: большинство безысходно погрязает в отсталости и нищете, а меньшинство всеми силами пробивается к передовым мировым стандартам.

Добавьте к этому смену поколений, появление с каждым годом все большего и большего числа молодых, а теперь уже и не очень молодых людей, которые получили некоторое образование, начитались газет и журналов (в меньшей степени — книг), наслушались радио, насмотрелись телепередач, кинокартин, видеофильмов, переселились из деревни в город, побывали — и все чаще — в других странах, в том числе в развитых. Не нужно проводить никаких социологических опросов, чтобы быть уверенным: эти миллиарды людей сделают все возможное и невозможное, чтобы жить по западным стандартам. Ничтожному меньшинству из них удается всеми правдами и неправдами проникнуть в страны “первого” мира и закрепиться там, выписывая все новых и новых родственников.

Значительной части — не удается, но они стараются проникнуть в страны “второго”, “третьего” и “четвертого” миров (впрочем, из последних поток “наверх” тоже будет нарастать), либо стараются приблизиться к западным стандартам у себя дома. Но большинству — подавляющему большинству — не удается, просто чисто физически не может удаться ни то, ни другое, ни третье, и они вынуждены будут оставаться в мире минувшего тысячелетия, страстно ненавидя и презирая его, страстно мечтая о мире тысячелетия грядущего, куда одна за другой будут переходить более динамичные страны и более преуспевающие слои населения вокруг.

Трудно представить себе что-либо более взрывоопасное, чем эти растущие кратно миллиарды обездоленных, поставленных в безысходное положение, но видящих рядом совсем иную, вожделенную жизнь. Советские немцы, рвущиеся в Германию, где и без них полно турок и югославов, гораздо лучше приспособленных к

==88

современному рынку труда, да еще и собственных безработных; бесконечные бунты “цветных” в Великобритании и Франции; лос-анджелесский погром 1992 г. — все это лишь первые ласточки, которые вряд ли принесут человечеству весну, скорее это “модели будущего” — того, что в тысячекратных масштабах неоднократно повторится в XXI в., если не изменить кардинально существующее положение вещей. Вот это и есть “неустойчивость” — в ее самом узком, специфическом понимании.

А как изменить положение вещей? Что бы ни предпринимали страны “первого” мира или международные организации — они неизбежно наткнутся на те три “баррикады”, о которых мы упоминали выше. А за “баррикадами” простирается “неустойчивость” более широкого плана, связанная с нарушением глобальных, региональных и локальных балансов, о которых тоже говорилось. И в первую очередь это относится к демографическому балансу, изменить который намного труднее, чем энергетический или продовольственный, и роковая роль которого в судьбе развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки (если, конечно, не обращаться к человеконенавистническим теориям о “высших” и “низших” расах) сегодня проявляется все более очевидно.

Теоретически “устойчивость” цивилизации достижима простейшим способом: переносом новейших технологий из развитых стран в развивающиеся, чтобы не было чрезмерно резких перепадов в уровне и качестве жизни отдельных стран или отдельных слоев населения в них. Однако практически как прикажете это сделать, когда новейшие технологии способны дать желательные уровень и качество жизни только при условии относительной стабильности численности населения (пусть даже растущей незначительно) и бессильны, когда население удваивается за считанные десятилетия? Речь идет не только о количественных, но и о тесно связанных с ними качественных характеристиках воспроизводства поколений. Вот почему прежде чем говорить о кардинальных изменениях, способных привести к восстановлению устойчивости цивилизации, необходимо разобраться в причинах, которые порождают

==89

неустойчивость, и в первую очередь — в растущем демографическом дисбалансе.

Такой подход неизбежно приводит нас к анализу особенностей воспроизводства поколений как первейшей функции особей всех разновидностей земной (да, наверное, и не только земной) флоры и фауны, не исключая и человека, без чего их существование теряет всякий смысл.

Рассмотрим деликатные особенности этой стороны жизни детальнее.

2. Издержки двуполого размножения

При однополом размножении отпочковавшийся потомок наследует слишком много отрицательных черт своего родителя, да еще помноженных на не более отрадные черты цепи его предков. Это пахнет вырождением или, по меньшей мере, низкой жизнеустойчивостью. Вот почему считается, что, наследуя отрицательные черты не одного, а двух родителей, детеныш имеет меньше шансов стать таким же отвратительным, как они. В надежде, что хоть у одного из родителей среди бездны отрицательного найдется хотя бы росточек положительного или что хоть в каком-то случае минус на минус, как в математике, дадут плюс. И вот почему мы с вами, чтобы воспроизводить себе подобных, обречены на довольно странную процедуру, которую деликатно именуют любовью, а неделикатно — сексом.

О сексе принято говорить либо с придыханием, либо с иронией. Но на самом деле это очень серьезное. Почкующийся организм может вести себя как угодно, словно начинающий теннисист у стенки. В надлежащее время при определенных условиях природа сама позаботится о том, чтобы у него было потомство. Два теннисиста, выходя на корт, чтобы вписаться в игру, должны строго соблюдать правила. Иначе получится не теннис, а или клоунада, где глупость смешна, или безумие, где она уже не смешна. Сошедший с ума петух, который вместо того, чтобы топтать кур, вздумает кукарекать с утра до ночи,

К оглавлению

==90

заложит могильный памятник роду куриному. Как и взбесившаяся курица, которая, вместо того, чтобы сидеть на яйцах, вздумает заниматься сексом с кукарекающим петухом, останется без цыплят и будет последней в своем роду. Мы очень самонадеянны, если воображаем, будто воспроизводство поколений у нас происходит принципиально иначе, нежели у кур. И тем не менее, ведем себя подобно взбесившемуся петуху и сошедшей с ума курице.

В детстве мои родители, воспитанные в патриархально-пуританском духе, заботливо ограждали меня от всякой информации, касающейся взаимоотношения полов. Она изначально считалась запретной и постыдной, как то, что скрывалось под трусиками. В результате мир секса разделился в моем представлении на два различных мира, совершенно не связанных друг с другом. Один мир замыкался двором, где весь секс, по крайней мере на словах, сводился к безобразному хулиганству, надругательству над женщиной. Что-то вроде дерганья девчонок за косички. Другой, прямо противоположный, изображался в книгах, которые слушал с трех лет, читал с шести. Там были коленопреклоненья, поцелуи и клятвы, ничего общего с дворовым “фольклором” не имевшие. А что касается потомства, то оно, оказывается, если верить моим родителям, созревало само собой в положенное время в животике каждой женщины, который затем разрезали в больнице (кесарево сечение!), и младенец являлся на свет божий. Мать как раз в те времена раз-другой отправлялась в больницу “на операцию” (наверное, на аборт) и, хотя никаких детей не приносила, версия тотального кесарева сечения у всех поголовно самопочкующихся женщин получала зримое подтверждение. Эту ахинею я с большой самоуверенностью проповедовал среди дворовой шпаны не только в детстве, но и на втором десятке лет своей жизни. Я был очень начитан и пользовался большим авторитетом даже среди сверстников постарше, которые, мягко говоря, книги читали не каждый день. Можно вообразить себе их смятение, когда вроде и не верить тому, что якобы сказано в книгах, нельзя, и поверить в то, что вопиюще

==91

противоречит жизни, трудно. Прямо марксексизм-ленсексизм какой-то. И можно себе представить, с какими дикими сложностями входил я при такой идеологии в нормальную половую жизнь.

То, что я (как, впрочем, и весь советский народ, а также многие другие народы, от восточно-германского до северно-корейского и от кубинского до эфиопского) оказался идеологически оболваненным, причем, понятно, не только в области секса — это мои личные проблемы. А вот то, что все сегодняшнее человечество подходит к вопросу воспроизводства поколений примерно с таких же идеологических позиций, — это грозит ему реальной опасностью не стать завтрашним. Действительно, слишком многие ведут себя так, словно матери положено почковаться, вскармливая и воспитывая своего детеныша собственными силами или бросая его на произвол судьбы, а прочие могут справлять друг с другом как придется свою естественную потребность, одновременно проливая слезу над сентиментальным сериалом про возвышенную любовь.

Так не получится. Либо мы, человечество, снова вернемся к правилам игры под интригующим названием “двуполое размножение” — либо на протяжении XXI в. нас ждет судьба динозавров и бронтозавров, на сей раз без всяких геолого-климатических катастроф, так сказать, посредством собственного разгильдяйства в вещах, не допускающих ни малейшего отклонения от заданного природой алгоритма.

Каковы они, эти правила? Напомним о них в самых общих чертах, чтобы не обращаться к специальной литературе, где они изложены более основательно.

Сначала поглядим на стадо наших ближайших родственников и к тому же наших предков — обезьян. Как они обеспечивают более или менее полноценное воспроизводство поколений? Право наибольшего благоприятствования, то бишь доступа к самкам получает, как и у людей, вожак, только у обезьян это не обязательно самовлюбленный наглый идиот, а самый здоровый, сильный и сообразительный самец с наилучшими наследственными качествами. Он спаривается тоже с наиболее здоровыми (=

==92

наиболее привлекательными) самками и тем самым обеспечивает для своего стада в следующем поколении возможно больше не самых хилых особей. Но если вожак, подобно султану, заведет себе гарем и монополизирует обладание самками, — в последующих поколениях не избежать кровосмешения, и тогда конец преимуществам двуполого размножения, конец стаду. Поэтому вожак, удовлетворив свою похоть с одной, совершенно как многие мужчины, не успевшие избавиться от обезьяньей психологии, тут же забывает о ней и переключается на другую. А к брошенной подкатывается первый заместитель председателя, затем второй и так далее, по обезьяньей табели о рангах, очень похожей на человеческую. И только гнилые обезьяньи интеллигенты, заведомо не способные дать здоровое потомство, грубо отталкиваются менее церемонными соперниками, да и самки относятся к ним с величайшим презрением (не только у обезьян). В итоге достигается оптимум воспроизводства поколений, и обезьяны счастливо живут на планете десятки миллионов лет. И проживут еще столько же, если им не помешает человек.

Теперь перейдем к первобытной общине людей, тоже просуществовавшей если не десятки миллионов, то во всяком случае десятки тысяч лет (напомним, что возраст человеческого общества, возникшего из первобытной общины, — всего несколько тысяч лет, а дожить ему, в его настоящем виде, осталось всего несколько десятилетий). Отвлечемся от таких деталей, как кажущиеся беспорядочными — словно у обезьян — половые отношения (на самом деле — строго упорядоченные рациональными обычаями), многоженство-многомужество, парный брак, моногамный брак и пр. Приглядимся внимательнее, как наши предки — уже не обезьяны, а такие же люди, как мы с вами, — обеспечивали должное воспроизводство поколений.

Во-первых, девочки с годовалого возраста и до того времени, когда из девочек становились девушками, вертелись все время возле матери, подражая и помогая ей, — горький опыт истории учит, что так и только так может вырасти нормальная женщина-мать, а не привычная глазу современная “телка”. Мальчики лет до пяти-семи тоже

==93

не отходили далеко от материнской юбки, а затем переходили в ведение отца, тоже помогая и подражая ему. Тот же опыт показывает, что только так возникают отцы семейства, а не ханыги (они же хмыри), составляющие почти целиком весь современный мужской пол и органически неспособные играть роль отца, даже будучи обремененными дюжиной детей.

Во-вторых, подросшие девочки и тем более девушки заботливо ограждались от общества сверстников, тем более юношей и особенно взрослых мужчин до того самого момента, пока их не выдавали замуж, что обычно сопровождалось ритуальным обрядом, от которого к сегодняшнему дню сохранилась только безобразная свадебная пьянка. Во многих племенах юношей даже специально изолировали в своего рода “пионерлагерь” под надзор тогдашних “вожатых” на год-другой до достижения ими брачного возраста и ритуального посвящения в мужчины.

В-третьих, жестко установленными ритуалами, с самыми беспощадными карами за их нарушение, регулировались отношения между полами. Напрочь исключалось все, способное преждевременно разбудить чувственность у мальчиков, становящихся юношами, и особенно у девочек, становящихся девушками. Исключались также ситуации, при которых практически возможно насилие — тем более, групповое насилие — над не достигшими брачного возраста, вообще над “не предназначенной в жены”. Мало того, никакой даже самый свирепый Монтигомо Ястребиный Коготь не мог приблизиться к своей собственной жене во время ее менструаций или беременности. Это категорически запрещали ему обычаи, подкрепленные визгливой ордой бабьей общественности, готовой выцарапать глаза за малейшее “не как положено”. Та же моральная сила изначально искореняла — или во всяком случае сводила к минимуму в глухом подполье — любые половые извращения, разлагающие любое общество заживо.

В-четвертых, женщины кормили грудью ребенка чуть ли не до годовалого возраста и в это время не могли забеременеть, что давало их организму необходимый минимальный (хотя и недостаточный) отдых до

==94

следующей беременности. Это, в свою очередь, позволяло наиболее здоровым женщинам выдержать до пятнадцати-двадцати родов, пока они не выходили из детородного возраста.

Наконец, в-пятых, старики обычно оставались в семье и, уступая отцам и матерям семейств бразды правления, приносили большую пользу как по хозяйству, так и в особенности по воспитанию детей, вообще по поддержанию спасительных обычаев-ритуалов. А заодно автоматически обеспечивали себе единственно возможное подлинно человеческое счастье на старости лет. Вообще сложная многопоколенная семья представляется идеальным социальным организмом для полноценного воспроизводства поколений. В этом смысле ей нет альтернатив. Она исключает мучительную психологическую перегрузку отца и особенно матери, сохраняя за ними роль высших распорядителей и перекладывая значительную часть воспитательных функций на старших сестер и братьев, на бабушек и дедушек, на других родственников, входивших в состав семьи, с поразительными в смысле эффективности воспитания результатами. Запомним такую социальную организацию первичной ячейки общества. Нам еще предстоит не раз вернуться к ней и рассмотреть с разных сторон.

Повторим, что такая социальная организация воспроизводства поколений сформировалась в условиях очень высокой детской смертности, а также колоссальных, по нынешним меркам, потерь среди рожениц. Бывали времена и обстоятельства, когда в среднем из каждых четырех детей, рожденных женщиной, лишь один достигал брачного возраста и становился в свою очередь родителем: два погибали при рождении или в раннем детском возрасте, а еще один — до своего совершеннолетия. Точно так же случалось, что каждая четвертая женщина погибала от родов — не от первых, так от пятых—десятых. И каждая вторая становилась инвалидом, неспособным больше рожать. Так что на круг, при рекордах до двадцати и более детей, приходилось в среднем трое-четверо, создававших свои собственные семьи. И это был минимум, необходимый для выживания в условиях

==95

бесконечных войн, эпидемий, голодных лет, уносивших значительную часть взрослого населения.

В такой ситуации крайне важно было оптимально подготовить девочку-девушку к ее будущей роли многодетной матери, оградить ее от всего, что могло бы помешать ей полноценно выполнять эту роль, дать ей реальную возможность успеть родить десять-двенадцать раз, чтобы двух родителей в следующем поколении могли сменить хотя бы трое-четверо, обеспечивающих выживаемость народа при любых бедствиях, наконец, создать оптимальную обстановку для полноценного воспитания подрастающего поколения, что возможно только в семье.

Сегодня уже не надо такой дикой нагрузки на женщину, чтобы общество не стало выморочным. Но разве все из сказанного выше потеряло значение в наши дни?

3. Либо семья — либо звериная стая

А теперь давайте попробуем представить себя в роли инопланетян, которые пытаются разобраться, почему наиболее скандальная разновидность фауны на планете по имени Земля воспроизводит свои поколения именно вышеописанным, а не каким-нибудь другим способом.

Инопланетянин, со свойственным ему разумом сверхчеловека, описанным в тысячах научно-фантастических романов, наверное, сразу бы сообразил, что решающими в интересующем нас вопросе являются два обстоятельства: а) физиологическое и психологическое состояние женщины-матери, начиная с ее ранних девичьих лет; б) обстановка, в которой происходит воспитание и обучение подрастающего поколения.

Он отметил бы, что если указанное состояние является ненормальным или, как принято говорить, “отклоняющимся” (от нормы) — в принципе, все равно в какую сторону — ,то результаты, в смысле физиологии и психологии потомства, оказываются ужасающими. В точности такие же результаты достигаются, если с матерью все в

==96

порядке, но “отклоняющейся” становится обстановка произрастания молодняка.

Природа позаботилась о человеке. Она сделала все возможное для того, чтобы женщина вступила в период материнства, нормально провела этот период и бесконфликтно вышла из него естественным образом. Не позабыла природа при этом и мужчину, с которым поступила точно так же. Однако существо, спесиво именующее себя Человеком Разумным, ухитрилось испакостить и саму природу, и сделанное ею.

Природа устроила так, что единственная из потребностей в самосохранении — потребность в потомстве, опосредованная сексуальной потребностью (в отличие от потребностей в питании, одежде, жилище, сохранении здоровья) в норме может хоть всю жизнь находиться в дремлющем состоянии предпотребности, не доставляющей человеку никакого беспокойства. Если, конечно, ее не разбудить преждевременно искусственным образом. Благодаря такому состоянию данной потребности девочка, а затем девушка получает возможность спокойно подготовиться к первой беременности, дает время своему организму физически окрепнуть, а ее нетравмированная психика благотворно воздействует на нормальное протекание беременности и передается ребенку. Юноша в норме тоже далек от сексуальных переживаний. Он, как и девушка, испытывает сильное волнение при первых (платонических) встречах со своей суженой. И оно играет должную роль в нормальном развитии событий первой брачной ночи. Медовый месяц почти наверняка гарантирует первую беременность, а затем молодые постепенно привыкают друг к другу и их половые отношения входят в ровную колею, причем именно привычность отношений позволяет легче переносить воздержание в периоды менструаций, беременности или вынужденной разлуки, а с четвертого десятка лет ничем не подстегиваемая сексуальная потребность столь же постепенно угасает, и человек органически переходит от роли матери/отца к роли бабушки/дедушки (старшая дочь к этому времени обычно уже рожает), когда половые отношения становятся все реже и наконец полностью прекращаются без всякой трагедии для супругов.

==97

Так распорядилась природа. И человек долгое время следовал ее заветам. А потом решил “усовершенствовать” ее. Для стариков с тугим кошельком, чтобы хоть немного продлить их естественно угасающую чувственность, была разработана специальная “секс-индустрия”, доведенная в наши дни до недосягаемых прежде высот совершенства. Начиная с песен “про любовь”, очень похожих на завывания мартовских котов, и кончая конкурсами — парадами передних и задних “бюстов”, ног, вообще всего, что способно возбудить чувственность, стриптизом, публичным совокуплением и, наконец, сценами извращенных половых отношений или насилия, действующими наиболее возбуждающе.

Результаты не замедлили воспоследовать. Эмоционально-психологический удар пришелся не столько по старикам, сколько по молодежи, преждевременно будоража ее дремлющую чувственность. А остальное довершает извращенная мода — да еще в отсутствие надлежащего контроля со стороны семьи (на этой стороне дела нам предстоит остановиться ниже, в своем месте). Чисто животная случка, вторая, третья — и у девушки (все чаще — у девочки) все меньше шансов стать матерью, во всяком случае, хорошей матерью здорового ребенка. А у юноши — все меньше шансов стать полноценным мужчиной, во всяком случае, добропорядочным отцом семейства.

Запомнился эпизод из тележурнала, где демонстрировались съемки нового боевика. На девушку, читающую книгу где-то на скамейке в парке, нападают два двуногих скота и насилуют ее. Девушка отчаянно кричит, отбивается. Актеры стараются, как умеют, быть возможно ближе к суровой действительности. И, надо сказать, это им вполне удается. В последний момент появляются омоновцы, которые расправляются с насильниками. Перерыв. Насильники и изнасилованная весело хохочут, рассказывая телезрителям, как вживались в роль. Омоновцы уверяют, что в жизни действовали бы гораздо гуманнее по отношению к насильникам.

Понимают ли снимающие и снимаемые, что они натворили и продолжают творить каждодневно?

Ну, с актрис и с актеров спрос невелик. Им положено не думать, а чувствовать и возможно ярче воплощать в

==98

жизнь задуманное автором и претворяемое режиссером. Но понимает ли идиот-автор и еще более мерзопакостный идиот-режиссер, какую свинью они подкладывают человечеству? Читали ли они когда-нибудь, что после демонстрации каждого фильма “про мушкетеров” на 30% подскакивает число подростков, приводимых в больницы обезумевшими от горя родителями, с глазами, выколотыми палками на бесконечных “дуэлях” в подражание увиденному? Знают ли они, что показанная на экране сцена будет назавтра многократно воспроизведена в жизни, причем не появится никаких омоновцев, а растерзанная жертва будет доставлена в больницу с расстроенной психологией и травмированной физиологией? Хорошо еще, если не зараженная венерической болезнью или не забеременевшая, с неизбежным абортом и огромным риском лишиться счастья стать матерью из-за животной похоти случайно встретившегося подонка.

Начинается с парней и девиц “легкого поведения” — в смысле несерьезного отношения к половым отношениям — беспорядочных добрачных связей, свального греха, а кончается тем, что женщина остается бесплодной либо рожает такого ребенка, что уж лучше бы оставалась бесплодной (особенно под воздействием никотина, алкоголя и других наркотиков — но о них особый разговор).

Начинается с демонстрации ног в мини-юбках, грудей в нарочитом декольте, голого тела в “мини-купальнике” или без лифчика, а кончается тем, что новобрачный, привыкший к женскому телу и тем более к животным случкам в скотски-пьяном состоянии, оказывается неспособным выполнять свои супружеские обязанности и, зареванный, отправляется наутро к сексопатологу, который объясняет ему, что его импотентность — мнимая, искусственно созданная. И ведь это не единичный, выходящий из ряда вон случай, а прямо-таки массовая эпидемия, по нарастающей.

Идущая параллельно стремительному уменьшению процентной доли женщин, способных производить здоровое потомство (правда, тут примешивается загрязнение окружающей природной среды и физические

==99

перегрузки женского организма, но и сказанное играет свою убийственную роль).

Бедствие удесятеряется крушением семьи — об этом тоже нам предстоит поговорить особо.

Пока отношения между людьми регулировала семья, полностью господствовавшая в жизни человека, опасность “легкого поведения” молодежи минимизировалась, поскольку молодые люди в той или иной форме постоянно находились в поле зрения старших. Но вот семья стала рушиться. Или уже рухнула. Что получилось?

В странах победившего социализма искоренили нормальный (не “черный”) рынок. И получили ужасающую казарму. С принудительным трудом. Принудительной идеологией. И жесточайшей “дед общиной”, т.е. жизнью по законам звериной стаи. Только у зверей вожак ведет стаю, руководствуясь спасительными инстинктами. А у людей, искусственно обращенных в состояние зверей, вожак (главарь, “пахан”) верховодит с помощью холуев-подручньгх, держащих в страхе всех остальных угрозой физической расправы или участи специально для этой цели выделяемых и жесточайше третируемых жертв-парий (“опущенных”).

В странах и социализма, и капитализма подорвали семью. И получили все ту же казарму. Выбросьте на улицу любимого маленького кутенка. Что он сделает, чтобы выжить? Примкнет к стае и будет жить по законам стаи. При развале семьи наши дети, предательски брошенные нами на произвол надзирателей в школах-тюрьмах, школах-казармах, спасаются таким же образом. Они сбиваются в звериные стаи и начинают жить по законам стаи, люто ненавидя своих предателей и созданное ими общество. Деликатно это именуется “разрывом поколений”, и к данному феномену нам тоже придется не раз обратиться в последующем изложении.

Попробуй-ка в подростково-молодежной стае-компании не закури, не глотни спиртного, не уколись наркотиком, когда закурили, глотнули и укололись вожак и его подручные! Попробуй-ка сохранить свою целомудренность, когда свальный грех становится обычным развлечением! Да тебя тут же затравят, как белую ворону.

К оглавлению

==100

И бедствие рушится на молодежь, как лавина. Впрочем, не везде. Там, где семья все еще сохранила свои господствующие позиции, оно только начинается. Но там человечество подстерегает бедствие совсем другого рода.

4. “Демографический взрыв”

Мы видели, что социальная организация воспроизводства поколений в человеческом обществе целиком обусловливается таким печальным фактором, как высокая детская смертность (и, добавим, столь же высокий процент инвалидности матерей после первых или последующих родов). Образно говоря, женщине нужно было минимум десяток раз родить, отнести полдюжины детских гробиков на кладбище, чтобы довести до свадьбы хотя бы трех-четырех своих детей, “заменяя” себя с мужем новыми родителями и “подстраховывая” бездетную соседку, либо соседку, которая перестала иметь детей после первых-вторых родов. Иначе — выморочная деревня, вымерший народ.

А теперь представьте себе, что распространение элементарных сведений по санитарии и гигиене, самая немудреная медицинская помощь резко снижают детскую смертность и родовой травматизм матерей. Что умирает до собственной свадьбы не трое из родившихся четырех, а всего один. Что умирает от родов не каждая четвертая, а каждая пятая, десятая, двадцатая. Что теряет способность рожать после первых-вторых-третьих родов не каждая вторая, а каждая третья, десятая, тридцатая. Что каждые два родителя, в среднем, обзаведясь, скажем полудюжиной или даже более детей, дают в конечном итоге через 18—20 лет минимум четырех будущих родителей. Что получится?

Получится удвоение населения каждые 18—20 лет. На практике голод, болезни, войны, урбанизация “продлевают” этот срок. Но ненадолго — максимум лет до сорока. Именно это и происходит сегодня в развивающихся странах мира, которые составляют три четверти мирового народонаселения, а в первой половине грядущего столетия составят девять десятых. По оценкам демографов,

==101

в 1900 г. человечество насчитывало свыше 1,5 млрд. особей, а в 1950 г. — свыше 2,5 млрд., 3-й миллиард добрали всего за 10 лет, 4-й — тоже за 10 лет, к 1990 г. добрались до 5 млрд., сегодня нас 5,5 млрд., в 2000 г. перевалим за 6 млрд., — в 2010 г. — за 7 млрд., в 2020г. — за 8 млрд., к 2030 г. население земного шара почти удвоится по сравнению с сегодняшним днем. Это — как минимум. И существенно притормозить этот рост никак нельзя. Но нужно ли притормаживать? И почему нельзя?

Притормаживать нужно по той причине — и с этого мы начинали книгу — что никакой взрыв, в том числе демографический, не может продолжаться бесконечно. Десять миллиардов, двадцать, сорок... Такие цифры хорошо рисовать на бумаге, а на земной поверхности они выглядят более чем трагично. Представьте себе деревню, каждый клочок земли вокруг которой возделан. А в родительской хижине одна за другой — четыре свадьбы. Ну, допустим, две пары молодоженов поселились вместе с родительскими семьями. А остальные две куда девать? Они пополняют население трущоб вокруг Рио-де-Жанейро, Лагоса, Каира, Бомбея, Калькутты, Шанхая, проводят жизнь на джонках у причалов Гонконга. Миллионы и миллионы каждое десятилетие в каждом крупном городе. Десятки и сотни миллионов на планете в целом. Может ли это продолжаться бесконечно? Кто будет кормить эти новые и новые сотни миллионов? Где их будут лечить и учить? Где они найдут работу?

Иногда приходится слышать: вот ударит СПИД по “Черной Африке”, и ее стремительно разрастающееся население быстро сократится. Или: вот сцепится какой-нибудь новый Хомейни с каким-нибудь Саддамом Хусейном — и положат еще миллион в бессмысленной бойне. Тоже своего рода регулирование роста народонаселения. Но разве это выход из положения? Это беда похуже всякого “демографического взрыва”.

Иногда приходится слышать: подождите немного, вот-вот наука подскажет, как заранее программировать пол ребенка. В условиях патриархальщины или ее сильнейших пережитков во всех без исключения странах мира,

==102

мужчины, как водится, будут, что называется, кости выламывать: дай обязательно мальчика — такое же сокровище, как его отец. Или даже хуже. А женщина, тоже как водится, вынуждена будет потакать ему и в этом. Таким образом, на девять мальчиков придется в лучшем случае одна девочка, и при таком соотношении сил “демографический взрыв” затухнет сам собой. Мало того, сменится резким падением рождаемости.

И что же, это тоже выход из положения? Подумали ли энтузиасты такого метода, каким будет мир, в котором девять женихов будут соперничать меж собой за одну невесту? А подумав, не вознамерились ли, по словам русского сатирика, руки и ноги оторвать тому научному коллективу, который успешно разрабатывает данную проблему? Не готовы ли хотя бы мысленно чиркнуть спичкой, чтобы зажечь костер, на котором, как во времена инквизиции, сгорели бы эти враги рода человеческого? Кроме того, патриархальщина, помимо погони за количеством мальчиков, всегда и повсюду, в открытой или скрытой форме предусматривает торговлю девочками. У нас на Кавказе и в Средней Азии этот товар лет пять-десять назад шел тысяч по тридцать-сорок за штуку (с образованием — дешевле, потому что капризнее), а теперь, наверное, счет идет на миллионы, как за машину. И вы думаете, что в условиях растущего дефицита девочек не найдется сообразительных людей, которые быстро догадаются, как именно грести деньги лопатой? Так что рассчитывать на “мальчиковое чудо” в смысле регулирования роста народонаселения тоже не приходится.

Чаще других успокоительные вести сообщают демографы (не все, конечно). Манипулируя цифрами, они сообщают, что темпы роста населения “имеют тенденцию к снижению”. В 50—60-х годах их зашкаливало за 2% в год, в 70-х они спустились до 1,8%, а в 80-х годах — до 1,7%. При такой тенденции есть основания предполагать, что ко второй половине грядущего столетия рост мирового народонаселения приостановится и его численность стабилизируется на уровне примерно 10,5—13 млрд. чел. (по разным данным). Но, во-первых, и 10 млрд.

==103

землян — головоломная проблема. Как их расселить, прокормить и занять работой? Во-вторых, торможение роста происходит не равномерно по всем странам: где-то сильнее, где-то слабее, а где-то вообще его нет, напротив, все остается на прежнем уровне или даже перехлестывает на 3—4% в год (а это — удвоение намного быстрее, чем каждые двадцать лет).

Способов торможения три: административный запрет иметь более одного-двух детей в семье (типичный пример — Китай); уже упоминавшаяся урбанизация — переселение в города, где многодетным семьям труднее обосноваться и где сама жизнь заставляет умерить родительский пыл; наконец, распространение элементарных сведений о противозачаточных средствах (вместе с относительно широкой доступностью таких средств). Нетрудно догадаться, что все три способа недостаточны для радикального изменения положения вещей.

Административный запрет дает эффект только в условиях китайской цивилизации, с ее конфуцианской моралью высокой рациональности и строгой государственно-гражданской дисциплины. Выступил лет тридцать назад японский микадо по радио, обратился к своим подданным с увещеванием ограничиться самое большее двумя детьми, объяснил, почему это необходимо — и вся Япония, как поезд на стрелке, тут же перешла на другие рельсы, автоматически преодолев свою проблемную демографическую ситуацию. В принципе такой же номер можно повторить в Корее, Индокитае, Монголии — вообще во всем регионе древней китайской цивилизации. Но и в самом Китае он проходит, как известно, с большим трудом, а в условиях индийской, исламской, африканской, латиноамериканской цивилизации не проходит вообще. Почему?

Потому что в условиях патриархальщины престиж главы семейства измеряется прежде всего числом его сыновей — так сложилось тысячелетия назад, когда от числа воинов зависела судьба народа. В религии индуизма “золотой век” много тысячелетий назад рисуется как общество пышущих здоровьем великанов, у каждого из которых — по сотне сыновей. Сменивший его “

==104

серебряный век” поубавил долговязость отцов и число сыновей. Следующий за ним “бронзовый век” продолжил ту же прискорбную тенденцию, а нынешний “железный век” — жуткая калиюга, когда все деградирует, все катится к концу света, — демонстрирует каких-то жалких коротышек, меньше двух метров с кепкой, у самых счастливых из которых всего каких-то там три-четыре сына, не о чем и говорить. И вы хотите, чтобы такая тысячелетняя идеология сменилась в одночасье? Недалеко ушли от таких представлений и ислам, и первобытные обычаи-верования африканцев, и христианство, особенно в его католической разновидности, осуждающее противозачаточные средства и морально по инерции поощряющее многодетность.

Индира Ганди попробовала было в свое время перенести китайский опыт на индийскую почву — ей так не поздоровилось, что она поспешила отказаться от активной демографической политики. Ни один из лидеров мусульманских стран даже и попыток таких не делал — при существующем умонастроении его тут же затравят, словно несчастного аллахохульника Рушди. В немусульманской Африке таких попыток попросту некому делать, да и не до этого — там почти повсюду нарастает политическое напряжение. А в Латинской Америке католичество в сплаве с патриархальщиной изначально парализует все административные потуги подобного рода.

Урбанизация, конечно, действует повсеместно и безотказно — но слишком медленно. Как правило, требуется смена поколения — и зачастую не одного, — чтобы сложившийся сельский стереотип многодетности сменился городским, ориентированным на меньшее число детей. Кроме того, многое зависит от конкретных социально-экономических условий. Если главе многодетного семейства труднее устроиться на работу и прокормить семью, а его детям — труднее пробиться в жизни, то поневоле начнешь сознательно планировать число своих детей сообразно своим не только сексуальным возможностям. А если таких ограничений не существует или они слабее — безразлично, от избытка ли “нефтедолларов”, иностранной помощи или других форм дотации (скажем, из

==105

Москвы) — то откуда возьмутся стимулы отказываться от привычных стереотипов?

В среднеазиатских республиках бывшего Советского Союза многомиллиардные ежегодные дотации за счет России (с целью стабилизации империи) и монопольные цены на фрукты, во много раз превышавшие общемировые, давали те самые тысячи рублей, которые необходимы для покупки жены и содержания многодетной семьи (включая нескольких взрослых сыновей, годами слоняющихся без работы в ожидании собственной свадьбы). Поэтому там рождаемость была — и остается — одной из самых высоких в мире. Теперь положение начинает — только начинает! — меняться, но, наверное, потребуются многие десятилетия, прежде чем оно изменится радикально, а за это время население удвоится там как минимум дважды. И такая же ситуация — во многих развивающихся странах.

Противозачаточные средства — это очень гуманно, особенно по сравнению с абортом, который, безусловно, является узаконенным убийством ребенка. Совершенно так же, как никотин и алкоголь — узаконенные наркотики, убивающие человека не сразу. Но мы не зря назвали человека бесстыдным хвастуном за его чванливое самоназвание “сапиенс”, разумный. Ах, если бы! Этнографические экспедиции дали поразительное открытие: первобытное мышление дикарей исключает в их сознании связь между половым актом и рождением ребенка. Приятно провести время с женщиной — это одно, а то, что спустя какое-то время появляется ребенок — что ж, случается! (Помните мои собственные детские представления на этот счет? Оказывается, они имеют глубокие корни в истории развития человеческого мышления). И мы, оказывается — не только дети, но и их папы и мамы! — недалеко ушли от своих первобытных предков.

Мало у кого из так называемых деятелей науки и культуры в республиках бывшего СССР жена ни разу не бегала делать аборт. А ведь эти люди причисляют себя к сливкам интеллигенции, живут в крупных городах, располагают исчерпывающей информацией о противозачаточных средствах и имеют возможность купить их в

==106

ближайшей аптеке по символической цене (правда, самые примитивные). Но, увы, даже у деятелей культуры уровень культуры половых — и всех прочих — отношений, как правило, таков, что о культурных способах предохранения от беременности вспоминают только на следующий день. Что же говорить о деятелях не науки и не культуры? Русский мужик, в отличие от узбекского или таджикского, уже сообразил, что многодетная семья в современных условиях — пережиток прошлого, дикость. Однако, в отличие от германского или французского, еще не сделал из этого открытия никаких оргвыводов для супружеских отношений.

Результат: на русскую женщину приходится, в среднем, вдесятеро, а может быть и во многие десятки раз больше абортов, чем на германскую или французскую. При наличии контрацептивов. А на узбекскую и таджикскую, а также бразильскую, арабскую, нигерийскую, индийскую и т.д., у которых стадия массового перехода к абортам еще впереди, — в несколько раз больше родов. Тоже при наличии контрацептивов.

Конечно, все три фактора, накладываясь друг на друга, дают определенный эффект. Как мы уже упоминали, темпы роста мирового народонаселения постепенно — пусть даже сравнительно незначительно — снижаются. И именно на этом отрадном факте покоятся розовые надежды демографов на то, что численность землян на нашей планете во второй половине грядущего столетия стабилизируется на уровне примерно 12 млрд. (±1 —2 млрд.). Но темпы снижения рождаемости могут не поспеть за темпами назревания проблемной ситуации, связанной с “демографическим взрывом”. И тогда не избежать взрыва социально-политического, при котором регулирование численности народонаселения произойдет стихийно-хирургическими методами: войнами, болезнями, голодом. Поэтому желательно, чтобы поспели. Достичь этого, по мнению многих компетентных людей, возможно только одним способом: формированием мирового общественного мнения в пользу необходимости скорейшего и повсеместного перехода от многодетной к “среднедетной” семье (3—4 ребенка). Эта ориентация на “среднедетность”

==107

является одной из существенных составных частей идеологии альтернативной цивилизации. Правда, она до крайности затрудняется рядом обстоятельств, в том числе наличием в мире не одной, а двух противоположных друг другу проблемных демографических ситуаций. А также вопиющей инертностью национальных правительств при решении вопросов демографической политики, их равнодушием к рекомендациям авторитетных международных организаций, позволяющим избежать дискриминации, одинаково для всех стран, для всего мира в целом.

Каковы же эти две проблемные демографические ситуации? Обратимся сначала к развитым странам мира.

5. Что такое выморочность народа

Патриархализм вот уже более полудюжины тысяч лет и до сих пор в той или иной мере господствует во всех без исключения странах мира. Заметим, при моральной поддержке подавляющего большинства женщин. Все попытки свергнуть его революционным путем, предпринимавшиеся феминистками, разбивались именно об это “молчаливое большинство”. Но история уже подписала патриархализму смертный приговор: порождение традиционного сельского образа жизни (включая многодетную семью под авторитарным владычеством мужчины), он оказывается несовместимым с современным городским образом жизни (включая разные формы более или менее эгалитарного сожительства людей, экономически независимых друг от друга и детьми особенно не обремененных). Агония патриархализма, его разложение заживо — в полном разгаре. Нет, наверное, ни одной страны мира, которой в той или иной мере не коснулся бы этот процесс. Правда, для большинства населения планеты он только-только начинается. Во многих развивающихся странах положение в этом смысле почти неотличимо от того, что было пять-шесть тысяч лет назад. Но примерно для четверти мирового народонаселения, как любил говаривать первый и последний

==108

президент СССР, этот процесс уже пошел, причем довольно сильно. А для второй четверти, составляющей население развитых стран мира, он зашел уже довольно далеко, и тут от патриархализма остались лишь жалкие, впрочем, довольно живучие и весьма, если можно так сказать, воинствующие рудименты.

Вот об этой четверти и речь.

Вообразите себе ситуацию, прямо противоположную описанной в предыдущем разделе. Социальный статус и престиж человека в обществе больше не зависит от числа сыновей. Вообще не имеет значения, есть у него дети или нет, женат он или, страшно сказать, разведен, замужем она или — что может быть ужаснее? — полностью одинока. Парии патриархального общества — всеми презираемый бобыль и еще более презренная старая дева — перестали быть пугалом для остальных. Мало того, оказывается, без детей и даже вообще без семьи живется гораздо легче, продвижение по службе осуществляется гораздо успешнее. Если жена представляет собой более дешевую и менее строптивую домработницу — ее еще можно терпеть. Если муж дает возможность сносного существования и не надо самой трудиться — его еще можно терпеть. Если же нет — зачем тратить время и деньги на сочетание законным браком? Провести вечер вместе можно и в ресторане. Провести вместе ночь можно и в отеле. А появится ребенок — вполне достаточные алименты гарантированы, а это лучше, чем служить даровой домработницей у его отца (примечание: речь идет о цивилизованных развитых странах мира, к которым пресловутая “шестая часть земной суши” не относится; хотя здесь все то же самое происходит в нецивилизованных, варварских, диких формах).

Как поведет себя “среднестатистический” человек в подобных обстоятельствах?

Прежде всего он сделает потрясающее открытие: дети не нужны. При традиционном сельском образе жизни они — важные помощники по хозяйству, при современном городском — обуза. Дожив до собственной свадьбы и обзаведясь собственными семьями, раньше они были важными союзниками в борьбе за выживание, теперь — даже не соседи, а вполне чужие люди, норовящие лишь

==109

хоть чем-нибудь поживиться у родителей. Наконец, раньше это была “живая пенсия” на старости лет, единственно возможная в те времена. Теперь — пенсия вроде бы от детей независимая (на деле же “отовариваемая” именно трудом следующих поколений). Конечно, против этого открытия вопиют элементарные инстинкты материнства и отцовства. Конечно, сказываются пережитки патриархализма, в том числе более высокий — при прочих равных условиях — социальной престиж замужней женщины с детьми (прежде всего, в глазах самих же женщин). Конечно, охватывает ужас перед одиночеством, который заставляет порой выходить замуж за первого встречного, заводить ребенка на четвертом, а то и на пятом десятке лет вообще без мужа. Но все это не идет ни в какое сравнение с широкомасштабными оргвыводами из только что упомянутого открытия, которые ежедневно делают сотни миллионов людей в развитых странах мира. Какими именно?

Внушительное меньшинство — до трети населения в возрасте от 25 до 45 лет, т.е. когда давно пора жениться (выходить замуж), а о старости говорить еще рано — по разным причинам предпочитают вести холостяцкий образ жизни. Среди них мало кто из женщин обзаводится ребенком, тем более — двумя-тремя, и очень редко кто из холостяков мужчин самолично воспитывает ребенка. В свою очередь, не менее трети из оставшихся двух третей, сочетаясь браком, добровольно или вынужденно остаются бездетными. Из остальных подавляющее большинство довольствуется одним ребенком, и лишь считанные проценты имеют двоих детей, еще реже — троих или больше. В среднем получается один ребенок на семью, даже меньше. Такова примерно демографическая структура общества, скажем, в Германии. За ней — страна за страной — выстраиваются в том же направлении все развитые страны мира, а в перспективе и развивающиеся. Что получается в результате?

Прежде всего попадает в противоестественное положение ребенок.

В естественном состоянии на 99% его воспитателями являются конкретные образцы для подражания —

Blog