Дипломатические

Вид материала

Диплом

Содержание 3. Отношения между Кореей и Россией после японо-китайской войны: первые переговоры о разделе Кореи и реакция на них России

Подобный материал:

• Церковно-дипломатические отношения россии с иерусалимским и антиохийским патриархатами, 670.22kb.
• М. И. Кутузов не только выдающийся военачальник, каковым его знают все. Он был также, 94.54kb.
• Дипломатические представительства иностранных государств в Республике Беларусь, 131.49kb.
• Касымжомарт токаев, «Преодоление. Дипломатические очерки казахстанского министра», 1405.42kb.
• Рубрикатор информационного каталога, 168.49kb.
• Дипломатические и юридические документы, 245.58kb.
• Дипломатические привилегии и иммунитеты, 27.92kb.
• Дипломатические, 331.02kb.
• Дипломатические, 4981.48kb.
• Высший Государственный Совет, Совет Министров и Постоянный Комитет Союзного государства., 100.83kb.

3. Отношения между Кореей и Россией после японо-китайской войны: первые переговоры о разделе Кореи и реакция на них России

После эвакуации английских кораблей с острова Гамильтон и неудачных попыток Кореи сблизиться с Россией, сюзеренитет Китая над Кореей еще более укрепился и вплоть до японо-китайской войны ничто ему не угрожало. Россия, хотя и понимала, что наибольшая опасность для независимости Кореи существует со стороны Китая, тем не менее не предпринимала решительных шагов для сближения с Кореей. Более того она принимала за норму традиционные вассальные отношения между Китаем и Кореей. Россия рассматривала сохранения независимости Кореи делом более важным, чем подчинение ее себе. Она стремилась также не вызывать вооруженное столкновение с Китаем и в то же время не допустить захвата Кореи Китаем. Такой вариант был для России самым нежелательным.

Между тем Япония активно готовилась к колониальной экспансии.²⁷⁹ Такая политика порождалась необходимостью, во-первых, быстрого развития промышленности в стране, во-вторых, разрешения внутренних проблем, связанных с низким уровнем жизни населения, увеличением численности населения, явлениями, характерными для начального этапа индустриального общества,²⁸⁰ и недовольством бывших самураев. Узость собственной промышленно-сырьевой базы и незначительная емкость внутренне-го рынка ставили экономику Японии в зависимость от внешних рынков не только сырья, но и товаров. В силу этого японский капитализм весьма рано стал стремиться к захвату внешних рынков с целью решить внутренние противоречия в стране. Поэтому для Японии корейский вопрос, как заметил министр иностранных дел Японии граф Хаяси Тадасу в своих мемуарах, представлял «первостепенный интерес».²⁸¹

Военщина, ядром которой было самурайство, была тесно связана с помещиками, и она с течением времени стала орудием проведения захватнической политики правящего блока помещиков и капиталистов. Это повышало ее влияние в государственной систе-ме Японии и «превращало... в почти самостоятельный и весьма активный фактор всей политической жизни страны».²⁸² Таким образом, колониальные захваты военно-феодального империализма Японии, побуждаемые прежде всего авантюризмом милитари-стских клик в правительстве, усиливались потребностью японской промышленности во внешнем рынке с целью обеспечить себе высокие прибыли.

В начале 1890-х годов основные направления отношений России с Японией были указаны в инструкции новому русскому посланнику в Токио М. А. Хитрово. Согласно этой инструкции правительство России, считая, с одной стороны, Японию и Китай относительно сильными соседними государствами, и, с другой стороны, недостаточную развитость своих окраин, отстоящих от главного сосредоточения государственных сил, материальных и нравственных, на громадном расстоянии, признавало желатель-ность не только мирных, но даже дружественных отношений с этими государствами, которые должны были обеспечить неприко-сновенность и спокойствие российских дальневосточных владений, а также противодействовать возможным проискам соперничающих с Россией держав.²⁸³ Одним словом, Россия стремилась не осложнять обстановку на Дальнем Востоке, так как в случае осложнения отношений с Китаем, против России мог бы сложиться союз между Китаем и Англией, что для России было бы нежелательно. Поэтому Россия, в случае необходимости, допускала возможность совместных с Японией действий в корейском вопросе, поскольку считала, что в интересах России и Японии в Корее в то время не имелось противоречий.²⁸⁴

С начала 1890 годов на международные отношения вокруг Кореи стали оказывать влияние новые факторы. Во-первых, начатое Россией строительство Транссибирской магистрали.

В ноябре 1892 г. Сергей Юльевич Витте, только что ставший министром финансов России, в своем всеподданнейшем докладе царю Александру III заявил, что Россия, с проведением сибирской магистрали, получит «важные преимущества перед всеми другими государствами Европы» в экономических отношениях с азиатскими странами, Китаем, Кореей и Японией, обороты международной торговли у которых не менее 500 миллионов рублей золотом.²⁸⁵ Установив «непрерывное рельсовое сообщение Европы с Великим океаном и Азиатским Востоком», сибирская магистраль станет в ряду мировых событий, «которыми начинаются новые эпохи в истории народов и которые вызывают нередко коренной переворот установившихся экономических соотношений между государства-ми».²⁸⁶

Немалым для России было политическое и стратегическое значение этой магистрали. По словам Витте, с ее сооружением сила Россия «на востоке возрастает пропорционально сокращению расстояния, а укрепление экономических связей поведет к упроче-нию дружеских политических отношений с восточными странами, при сознании осязаемых обоюдных интересов на поле всемирной экономической деятельности человечества». Витте считал также, что с открытием сибирской магистрали станет больше возможности для обнаружения солидарности политических интересов между Россией и США. И, наконец, эта дорога «обеспечит русскому военному флоту все необходимое и даст ему твердую точку опоры в русских восточных портах». «Посему, с открытием дороги, этот флот может быть значительно усилен и, в случае политических осложнений как в Европе, так и на азиатском востоке, получит в высокой степени важное значение, господствуя над всем между-народным коммерческим движением в Тихоокеанских водах».²⁸⁷

Во-вторых, Япония в начале 1890-х годов завершила военную подготовку и приступила к активной колониальной экспансии, жертвой которой должна была явиться и Корея. В 1893 г. в Корее вспыхнуло крестьянское восстание под названием «Донг-хак». Япо-ния поспешила использовать это событие для открытия военных действий против Цинского Китая. Война началась 25 июля 1894 г., когда японские корабли внезапно нападали на китайские корабли.²⁸⁸

Эта война закончилась победой японского империализма. После дипломатического нажима трех стран во главе с Россией между Японией и Китаем был заключен Симоносекский мирный договор. По этому договору Китай признал независимость и автономию Кореи, что создало возможность свободной экспансии в ней для Японии.

Японский посланник Иноуэ, назначенный во время японо-китайской войны, в первую очередь, советовал корейскому королю объявить независимость корейского государства. После того, как король Кочжонг сделал это, Иноуэ приступил к политической реформе Кореи(в Корее она называется «Ылмигэхёк - реформа в год Ылми, 1895 г.»). Средства, необходимые для реформы, Корея должна была занять у Японии, что укрепило бы позиции последней в Корее. 30 марта 1895 г., после прекращения военных действий между Японией и Китаем, корейское правительство заключило с Японией договор о займе у нее в 3 миллиона иен. Согласно этому договору, доходы корейских морских таможен были отданы Японии в залог этого займа. На средства, полученные по займу, была проведена реформа корейской системы центрального и местного государственного управления. Эта реформа не затронула основ корейского государства, сделала его модернизированным лишь с внешней стороны. Она резко усилила антияпонское настро-ение среди правящих кругов.

После этой реформы японский посланник Иноуэ стремился заключить другой договор с корейским государством с целью открыть новые порты(Мокпхо и Чжиннампхо, находящиеся на южном берегу Кореи) для Японии, расширить концессии для японцев в портовом городе Чжемульпо и приобрести концессии на постройку железной дороги, установку телефонной линии, а также горную концессию, или хотя бы исключительное право на них. Эта попытка не увенчалась успехом из-за вмешательства России, Германии, Англии, Франции и США.²⁸⁹ 4 мая 1895 г. представители этих 5 государств в Сеуле посетили министра иностранных дел Кореи Ким Юн-сика и предъявили ему протест о том, что нельзя отдавать концессии или исключительное право на такие важные интересы на Корейском полуострове одной державе. Это противоречит договорам, заключенным корейским государством с другими странами и предоставляющим этим странам право наи-большего благоприятствования. В ответ министерство иностранных дел Кореи, по совету японского посланника Иноуэ, послало предъя-вителям протеста короткий официальный ответ с содержанием «Спасибо за ваш совет».²⁹⁰ Но в конечном счете Иноуэ не достиг своей цели. Япония не получила то, что она хотела и ее замысел таким путем установить протекторат Японии над Кореей не осуществился. А после дипломатического нажима на Японию трех стран, России, Германии и Франции, заставившего Японию вернуть Китаю Ляодунский полуостров, японское правительство вынуждено было признать независимость Кореи и отказаться от вмешательства в ее внутренние дела. После этого в правящих кругах Кореи возросло влияние фракции Чжонг-донг,²⁹¹ которая опиралась на поддержку России и США, а влияние прояпонской фракции резко уменьшилось.²⁹²

В такой ситуации японский представитель Иноуэ был отозван из Кореи своим правительством, а вместо его был назначен Миура Горо, генерал-лейтенант японской армии. От русского посланника в Токио Миура Горо получил совет соблюдать независимость Кореи и не вмешиваться в ее дела.

Прорусские настроения в корейских правящих верах продолжали усиливаться. Король, королева и ее родственники, опираясь на поддержку России, стремились устранить японское влияние в своей стране и укрепить ее независимость. Состав нового правительственного кабинета был рекрутирован прорусскими лицами, хотя его премьер-министром был прояпонский сановник Ким Хонг-чжиб, бывший правый премьер-министр. Антирусские элементы, чтобы нейтрализовать растущие симпатии к России, широко распространяли слухи о том, что якобы разработан план тайного убийства прояпонских сановников во главе с Ким Хонг-чжиб и передаче России северной части корейской территории в провинции Хам-гёнг.

Миура Горо стремился изменять обстановку на иную, в пользу Японии. Он, считая, что во главе прорусского курса корейской политики стоит королева Мин, решил организовать политический переворот. 8 октября под его руководством было совершено воору-женное нападение японцев на корейский дворец, в результате чего корейская королева Мин была убита и прояпонские лица снова вошли в правительственный кабинет. Любопытно, что Миура Горо информировал свое правительство о происшедшем не так, как было на самом деле. Он сообщил, что беспорядок в Сеуле произошел от столкновения между корейскими войсками и королева пропала без вести. Это дает основание предполагать, что Миура Горо действо-вал скорее на свой страх и риск, чем по приказу своего правительства.

10 октября под угрозой Миура Горо, стремившегося скрыть убийство королевы, корейский король дал указ о низложении королевы Мин. На следующий день Ким Юн-сик передал Веберу указ короля без его подписи, а с подписью одного министра. В этом указе вина за происшедшее возлагалась на королеву и ее родственников, которые «притесняли народ, запутывали толко-вание законов, продавали места и должности, искали только наживы и неоднократно вызывали народные восстания и смуты, грозившие гибелью государству». Далее король сообщал, что «Королева покинула меня в критическую минуту и... скрылась бегством. Я принял все меры к отысканию ее, но поиски оказались тщетными. Она не вернулась. Преступив таким образом свои священные обязанности, она недостойна дальше носить высокий титул королевы». Таким образом и в указе короля убийство королевы скрывалось.²⁹³

12 октября была аудиенция по поводу низложения королевы Мин, на которой король Кочжонг «громко говорил посланникам то, что ему было приказано; потом, пока переводчик передавал его слова, он отступал на один шаг и, пользуясь тем, что наблюдавшие за ним аргусы не могли его видеть за выступавшей немного вперед ширмою, энергично показывал знаками свое неудовольствие и несогласие с тем, что говорилось».²⁹⁴

Авантюристические действия японцев стали причиной для корейского короля искать защиты в русской миссии, благодаря чему влияние России в Корее чрезвычайно усилилось. 20 ноября 1895 г. король отправил собственноручное письмо русскому посланнику Веберу, в котором он просил русского царя, что «Окруженный корейскими изменниками после преступной смуты и убиения королевы, опасаюсь за свою жизнь и ни одного дня не могу поручиться, что не произойдет нового переворота. С полным доверием через посланника Вебера вновь прибегаю к Вашему Величеству, прошу уполномочить его дать для моей охраны военную силу».²⁹⁵

28 ноября 1895 г. корейский король и его прорусские сановники пытались убежать из дворца, но из-за утечки информации она не увенчалась успехом. После этого события 30 ноября, в секретной телеграмме Вебер сообщал интересные сведения, в которых говорилось, что «В русскую миссию явился Кореец; заявил, что Королева жива, но не может долее успешно скрываться и просит потому убежища в миссии». Вебер ответил ему, что «запрошу инструкций». Так было сделано непонятное предложение неизвестным корейцем. 19 ноября министр иностранных дел России Лобанов-Ростовский телеграфировал Хитрово, русскому посланнику в Токио, что «мы разрешаем Веберу предоставить убежище Королеве. Если она действительно окажется в живых и воспользуется этим предложением, то Веберу предписывается телеграфировать Вам, для сообщения Японскому Правительству в предупреждение недоразумений». В тот же день телеграмма с таким же смыслом была направлена и Веберу.²⁹⁶

Не России принадлежала идея найти убежище для корейского короля в русской миссии. Но японское правительство именно ей стремилось приписать это. Наглядным подтверждением тому является решение японским правительством вопроса о действи-тельных преступниках, активных участников происшедших собы-тий, арестованных им своих подданных во главе с Миура Горо. Они были освобождены под предлогом недостаточности доказательства. Одновременно была развернута пропаганда, обвинявшая в происшедшем американских миссионеров и русского посланника Вебера. Попытка корейского короля найти защиту в русской миссии изображалась как злой умысел русских захватить короля и убить его, подобно тому как была убита королева Мин.²⁹⁷

Однако среди корейского народа росло недовольство японцами. Последней каплей, переполнившей его терпение стало решение, принятое кабинетом Ким Хонг-чжиба при поддержке Японии, согласно которому корейский народ должен был изменить свои традиционный стиль прически на европейский стиль. Этот приказ послужил искрой, вызвавшей народное восстание с антияпонским лозунгами, охватившее всю территорию Кореи. Участники восстания требовали освободить короля из японского плена и изгнать всех прояпонских сановников. В городе Чунчон, являвшемся родным городом родственников Мин и находящемся в провинции Гангвон, оно приобрело более массовый и серьезный характер. Там были убиты чиновники местной власти. На подавле-ние восстания были направлены войска из Сеула. В то же время «японцы вместе с Дэвонгуном и Ким Хонг-чжибом вынашивали планы свержения Кочжонга и провозглашения королем настро-енного в пользу Японии внука Дэвонгуна Ли Чжун-ёнга».²⁹⁸

В такой ситуации корейский король стал с целью обеспечить свою безопасность активнее и решительнее искать защиты у России. С января 1896 г. от него в русскую миссию в Сеуле стали поступать настоятельные просьбы о помощи. В секретной телеграмме Хитрово говорилось, что «Положение короля(Кочжонг - Ким) пленника невыносимо тяжело. Ему оставлен лишь призрак власти. Японские ставленники, ненавидимые в стране, распоряжа-ются всем бесконтрольно, и намереваются, по видимому, отправить наследного Принца в Японию. Король убедительно просил нас помешать этому новому насилию, в случае если бы японцы захотели его сделать. Слухи о том, что Королева жива, продолжа-ются».²⁹⁹ Примечательна резолюция царя на этой телеграмме, написанная в ее верхней части «Действительно - пора японцам дать наш счет в их безобразиях в Корее». 20 января 1896 г. согласно секретной телеграмме А. Н. Шпейера, назначенного на должность русского посланника в Сеуле 9 января,³⁰⁰ корейский король просил «скорую присылку большего судна в Чжемульпо».³⁰¹ В следующей телеграмме Шпейера, отправленной 21 января говорилось о большем: о предоставлении ему вместе с наследником, из-за существующей угрозы их жизнь, возможности укрыться в русской миссии. На эту просьбу короля Шпейер ответил «согласием».³⁰² 27 января Шпейер донес в Санкт-Петербург, что «Король ожидает от нас восстановления своей власти и права свободного выбора министров. Однако средствами достигнуть этого не располагает вовсе, хотя народ и лучшие люди Кореи с ним. Японский гнет ненавистен всем. Волнение повсеместно, но безоружная масса бессильна, ждет нашего мощного слова для освобождения ее от министров-убийц, поставленных Японией. Вебер и я смеем думать: хотя вмешательством нашим рискуем вызвать осложнение, но положение дел здесь не позволяет нам отказаться от активной роли, если не желаем совершенно уступить Корею Японии. Решение корейского вопроса в нашем смысле одними переговорами невероятно. Япония не прогонит нынешних министров и отца короля, так как это равносильно отречению от Кореи. Мы добьемся этого, только имея в Сеуле отряд войск, равный японскому... Маловероятно, чтобы обессиленная Япония ныне пошла на осложнение с нами, и чем скорее и решительнее будут наши действия, тем риск наш меньше и тем вернее устранится возможность международной опеки Кореи».³⁰³

2 февраля 1896 г. корейский король передал записку Шпейеру и Веберу через Ли Бом-чжина. В ней говорилось, что «С сентября месяца меня неотступно окружает шайка изменников. В последнее время перемена прически по иностранному образцу стала повсеместно вызывать восстания. Изменники могут воспользо-ваться этим случаем, чтобы погубить меня и моего сына. Вместе с наследником я намерен бежать от ожидаемой меня опасности и искать защиты в русской миссии... Другого средства спастись мне нет. Глубоко надеюсь, что оба посланника готовы оказать мне покровительство и защиту».³⁰⁴

10 февраля русский отряд из 120 солдат вошел в Сеул под предлогом усиления охраны русской миссии. В тот же день корейский король обратился за советом к американскому поверенному в Корее Аллену(H. N. Allen), действительно ли нужно ему, королю, просить Россию оказать ему помощь и получил положительный ответ.³⁰⁵ На следующий же день рано утром корейский король в форме человека низшего класса и его наследник в женской форме, спрятавшись в женских носилках, которые охранники дворца обычно не проверяли, успешно сбежали в русскую миссию. В этот же день был составлен прорусский кабинет. Кабинет Ким Хонг-чжиб, не знавший о бегстве своего короля до следующего дня, был распущен. Некоторые его представители, настроенные прояпонски, включая Ким Хонг-чжиб, были убиты, а остальные под защитой японских войск сбежали в Японию. В итоге влияние России на корейском полуострове чрезвычайно усилились, а Японии почти сошло на нет.

К сожалению, до сих пор не найдены материалы, прямо и убедительно говорящие о том, почему Россия в рассматриваемый момент, в отличие от прежних, поступила решительно и откликнулась на просьбу корейского короля. Но, на наш взгляд, все-таки есть достаточно косвенных данных, чтобы попытаться объяснить это. Во-первых, Россия исходила прежде всего из своих национальных интересов на Дальнем Востоке. При том раскладе сил на международной арене и в дальневосточном регионе для нее важно было, чтобы Корея была независимым государством, сохраняющим свою территориальную целостность. Вынаши-вавшиеся Японией планы свержения короля Кочжонга, в случае их осуществления, привели бы к полному подчинению Кореи Японии, что шло вразрез с интересами России. Во-вторых, Япония тогда не имела достаточной силы для того, чтобы надеяться на победу в случае вооруженного столкновения с Россией.

В-третьих, изменилось положение Китая и его отношения с Россией. По Симоносекскому договору Китай оказался в трудном положении в связи с необходимостью уплаты контрибуции Японии. Россия помогла Китаю найти заем. С целью расширения экономического и политического влияния России в Китае был учрежден Русско-китайский банк, отделения которого были в Пекине, Шанхае и Ханькоу. Как верно заметил Б. А. Романов, этот банк стал «нешуточным орудием политического франко- и русско-английского соперничества в борьбе за восточные рынки».³⁰⁶ Одним словом, Китай, оказавшийся экономически связанным с Россией, уже не мог с прежней твердостью и упорством противо-действовать политике России по отношению к Корее.

К тому же, получив согласие Ли Хун-чжана на проведение китайской восточной железной дороги, Россия спешила «закрепить все возможные исходные пункты программымаксимум относи-тельно Дальнего Востока - в переговорах одновременно с Китаем, Японией и Кореей - с тем, чтобы начисто исключить возможность вторичного появления Японии на материке».³⁰⁷ В то же время, чтобы реализовать большие экономические возможности, полу-ченные на китайском рынке, России не нужно было осложнять политические отношения с Японией. В свете этого становится поня-тным почему вскоре Россия вступила в переговоры с Японией.

Переговоры между русским и японским представителями в Корее, Вебером и Комурой Дзутаро, начались 12 марта 1896 г., а 14 мая того же года был подписан первый русско-японский меморандум следующего содержания: «1) Представляя собствен-ному усмотрению и решению корейского короля вопрос о возвра-щении его в свой дворец, оба представителя дружески посоветуют его величеству возвратиться туда, как скоро исчезнет всякое сомнение в его безопасности. Японский представитель дает со своей стороны заверение в том, что самые полные и действи-тельные меры будут приняты для надзора за японскими ‘соси(В переводе с японского языка это означает «воинственные и сильные мужчины - Ким)’; 2) Министры, составляющие настоящий кабинет, были назначены по свободному выбору его величества и большею частью уже занимали министерские или иные высокие должности в течение последних двух лет, будучи известны за людей просвещенных и умеренных. Оба представителя всегда будут стараться советовать его величеству назначать министров из лиц просвещенных и умеренных, а также выказывать милосердие к своим подданным; 3) Представитель России вполне разделяет мнение представителя Японии, что при настоящем положении вещей в Корее, повидимому, необходимо содержать в некоторых местностях японскую стражу для охраны японской телеграфной линии между Фусаном и Сеулом, а также, что охрану эту, состоящую ныне их трех строевых рот, следует отозвать при первой возможности и заменить жандармами, распределенными следую-щим образом: пятьдесят человек в Тайку, пятьдесят в Кахыне и по десяти человек в каждом из промежуточных постов между Фусаном и Сеулом. Хотя распределение это может подлежать некоторым изменениям, но общее число жандармов никогда не должно превы-шать двухсот человек, которые впоследствии будут постепенно отозваны из местностей, где мир и порядок будут достаточно восстановлены корейским правительством; 4) Для охраны японских поселений в Сеуле и в открытых портах против возможности нападения со стороны туземной черни, японские войска могут быть расположены в составе: двух рот в Сеуле, одной - в Фусане и одной - в Генсане, причем численность каждой роты не должна превышать двухсот человек. Эти войска будут размещены вблизи поселений(Settlements) и имеют быть отозваны, как скоро опасность подобных нападений исчезнет. Для охраны русской миссии и консульств, русское правительство может также содержать стражу, не превышающую количества японских войск в тех же местностях; она будет отозвана, как скоро спокойствие внутри страны восстановится».³⁰⁸

1-ая и 2-ая статьи этого меморандума свидетельствует о том, что Япония признала убежище корейского короля в русской миссии и его нахождение под покровительством России существующим официальным и нормальным положением, не нарушающим внутреннего порядка Кореи. Признавалось так же, что решение вопроса о возвращении корейского короля в свой дворец предоставляется на его собственное усмотрение. Его величеству давался лишь «дружеский совет» возвратиться туда, «как скоро исчезнет всякое сомнение в его безопасности», что в данном случае означало: «когда того захочет Россия».³⁰⁹ Согласно 3-ьей и 4-ой статьям было предоставлено право России и Японии держать войска в Корее, но численность которых не должна была превышать 200 человек. И это условие меморандума было более выгодным для России, ибо Япония имела в Корее контингент своих войск, превышающий устанавливаемую норму,³¹⁰ и лишние войска должна была вывести, а Россия, наоборот, получила право дополнить численность своих войск до этой нормы. Если иметь в виду то, где тогда находилось корейское правительство, то нельзя не признать, что предусматривавшееся меморандумом условие вывода японских и русских войск, тоже обеспечивало более полное политическое влияние за Россией. Но не все, что предлагала Россия, было удовлетворено. Япония, в частности, не согласилась с ее предложением передать Корее телеграфные линии, которыми владела Япония, хотя Россия квалифицировала факт этого владения несовместимым с независимостью Кореи.³¹¹

22 мая 1896 г. был заключен договор о союзе между Россией и Китаем.³¹² Главной целью этого договора являлось сооружение железной дороги через Манчжурию. В то же время в его первой статье говорилось о том, что всякое нападение Японии не только на русскую и китайскую территорию, но и на Корею «будет рассма-триваться, как повод к немедленному применению настоящего договора». В этом случае, обе стороны обязывались поддерживать друг друга всеми сухопутными и морскими силами, «и если возможно помогать друг другу в снабжении этих обоюдных сил». Предусматривались также открытие во время военных действий всех портов Китая для русских военных судов, и всякое содействие им со стороны китайских властей.³¹³ Таким образом, условиями этого договора не только Россия обеспечивала безопасность Китая и Кореи от Японии, но и гарантировалась всяческая поддержка России Китаем в исполнении ею этой функции.

В Сеульском меморандуме не говорилось о привилегиях. Открытым остался и вопрос о том, как Россия будет формировать и усиливать свое влияние в Корее. Для прояснения этих вопросов Япония отправила в Россию своего представителя, но под предлогом участия в церемонии венчания Николая II на должность императора.

Этим представителем был генерал японской армии Ямагата. Он должен был предъявить свои предложения России и получить согласие от нее. Предложения сводились к следующему: представи-тели России и Японии в Сеуле будут советовать корейскому прави-тельству, во-первых, принимать на государственную службу лиц, независимо от того, какова их ориентация - прояпонская или руссофильская, во-вторых, установить равновесие между расходами и доходами и довести до конца финансовую реформу. Если будет нужно получить для этого иностранный заем, то оказать совместную русско-японскую помощь, в-третьих, сформировать туземные вооруженные силы и полицию для поддержания внутреннего порядка без иностранной помощи. Предлагалось также отправить в Корею войска обоих государств или одного из них с целью заранее подготовиться к возможным беспорядкам и оставить их в ней до того, как корейское правительство сможет поддержи-вать порядок. В случае отправления в Корею войск обоих государств с целью поддержания порядка в ней, то корейская территория должна была поделена между ними. Японцы должны были занять южную часть Кореи со столицей Сеулом, Русские - северную часть до 38-ой параллели. Во избежание возможных конфликтов между войсками предусматривалась нейтральная полоса. Кроме того Япония и Россия обязаны были защищать Корею в случае нападения на нее третей державы.

Переговоры между министром иностранных дел России Лобановым-Ростовским и Ямагатой, чрезвычайным и полномочным посолом Японии, начались в Москве 24 мая 1896 г. Участвовал в этих переговорах и министр финансов Витте, но его участие было второстепенным. Ямагата предъявил названные выше предложения Лобанову-Ростовскому. На самое важное из этих предложений о вводе в Корею японских и русских войск и разделении ее террито-рии для их дислокации Лобанов-Ростовский отвечать сразу отказался.³¹⁴

4 июня, во время второго раунда переговоров, Лобанов-Ростовский высказал свое несогласие о делении Кореи по 38 параллели. Главная причина несогласия заключалась, видимо, в том, что при таком делении южное побережье Кореи, где находятся надежный выход в открытый океан и незамерзающие круглый год порты, то есть то, что было нужно России, осталось бы в руках японцев. Напомним, что в правящих кругах России данный вопрос неоднократно обсуждался и раньше: в 1885 г., когда Англия незаконно и внезапно овладела островом Гамильтон и во время японо-китайской войны.³¹⁵ Более того Лобанов-Ростовский сам считал, что «судьба Кореи, как будущей составной части Российской Империи, в силу географических и политических условий, была заранее нам предопределена», между тем как «уступая по договору Японии южную оконечность Корейского полуострова, Россия формально, раз и навсегда, отказалась бы от наиболее важной в стратегическом и военно-морском отношении части Кореи и таким образом добровольно связала бы свою свободу действий в будущем».³¹⁶ Исходя из таких соображений Лобанов-Ростовский и отклонил японское предложение о делении Кореи, официально объяснив это заботой о «независимости Кореи».³¹⁷

Не трудно догадаться, что России не было смысла принимать это предложение еще и потому, что, во-первых, в то время ее влияние на корейском полуострове было доминирующим, и глупо было бы уступать часть этого влияния Японии. Во-вторых, нужно было учитывать и то, что раздел Кореи обострил бы и без того напряженные отношения России с Англией, имевшей свои интересы в Корее. В-третьих, немаловажным было и этическое соображение. России трудно было принять такое предложение, так как тогда корейский король просил Россию о защите и она обещала ему защищать «независимость» Кореи. В-четвертых, как верно доносил японский посланник Ниши Докудзиро своему прави-тельству,³¹⁸ такое предложение было бы приемлемо для России в другой ситуации, когда обстановка или отношения сил на Дальнем Востоке были бы в пользу Японии. Учитывая все перечисленные обстоятельства, Лобанов-Ростовский поступил правильно, устранив из японского проекта слова о делении Кореи на южную и северную.

Японская сторона в свою очередь категорически отвергла русское предложение об обучении корейских войск русскими военными инструкторами.³¹⁹

В конечном счете, 9 июня 1896 г. в Москве был подписан протокол по корейским делам,³²⁰ в котором говорилось, что;³²¹ «1) Русское и японское правительства, в видах устранения финансовых затруднений Кореи, будут советовать корейскому правительству прекратить излишние расходы и установить равновесие между расходами и доходами. Если бы, вследствие неотложности некоторых реформ, оказалось необходимым прибегнуть к иностранным займам, то оба правительства окажут Корее общими силами свое содействие; 2) Русское и японское правительства попытаются совершенно предоставить Корее, насколько дозволит финансовое и экономическое положение страны, сформирование и содержание туземных вооруженных сил и полиции в количестве, достаточном для поддержания внутреннего порядка без иностранной помощи; 3) В видах облегчения сообщений с Кореей, Японское правительство сохранит управление телеграфными линиями, находящимися ныне в его руках. России предоставляется установить телеграфное сообщение между Сеулом и ее собственной границей. Эти линии могут быть выкуплены Корейским Правительством, когда оно будет располагать необходимыми для сего средствами; 4) Если потребуется более точное подробное определение вышеизложенного или возникнут иные вопросы, требующие переговоров, то на взаимных представителей обоих правительств будет возложено поручение придти по таковым предметам к полюбовному соглашению».

В этом протоколе, как и в заключенном ранее меморандуме, Японии не давались какие-либо новые права, в то время как России представлялось право установить телеграфные линии от Сеула до границы с Россией. Более того, по третьей статье права Японии могли и сократиться, так как она должна быть продать свои телеграфные линии, когда корейское правительство сможет выкупить их. Япония могла удовлетвориться лишь тем, что «Россия отказывалась от сепаратных советов и помощи Корее в финансовой сфере и в деле формирования туземных войск».³²²

В протоколе имелись также и секретные статьи. В этих статьях указывалось, что Россия и Япония, во-первых, в случае нарушения порядка в Корее отправят туда дополнительные войска сверх того, что необходимо для защиты телеграфной линии и своего населения, и между ними будет установлена нейтральная зона с целью предупредить столкновения между русскими и японскими войсками; во-вторых, содержать эти войска в Корее до сформирования отряда туземных войск.³²³ Таким образом, признано было лишь совместное занятие Кореи русскими и японскими войсками без ее разделения, которого Япония так пыталась добиться. Вторая статья утверждала меморандум между Вебером и Комурой. Если иметь в виду, что корейский король тогда находился в русской миссии, то она означала, что Россия оставляла за собой право обеспечить безопасность корейского короля до сформирова-ния туземных войск, которые могли бы исполнять такую функцию.

После заключения этого протокола японский представитель на переговорах Ямагата признавался в том, что переговоры были трудными. Японский посланник в Санкт-Петербурге Ниши Докудзиро оценивал результаты этих переговоров лучшими в данный момент для Японии, хотя инициатива на переговорах была в руках России. Он считал также, что за Россией сохранялось ее преобладающее влияние на корейском полуострове.³²⁴ Министр финансов России С. Ю. Витте, со своей стороны, тоже отмечал «доминирующее влияние» и характеризовал договор для России «весьма удачным», хотя и считал, что Россия могла добиться и большего, например, права направить в Корею военных инструкторов.³²⁵ И действительно, нельзя не признать, что договор был значительным дипломатическим успехом России.

На церемонии венчания Николая II присутствовало и корейское посольство в главе с Мин Ён-хваном. Во время ведения московских русско-японских переговоров оно было принято Лобановым-Ростовским и передало от корейского короля просьбу о помощи. Эта просьба сводилась прежде всего к представлению займа и отправлению в Корею русских военных инструкторов в составе не менее 200 человек.³²⁶ В ответе корейскому королю, одобренном Николаем II, заверялось, что во-первых, Король, во время пребывания своего в русской миссии, охраняется русскою стражею и может оставаться в миссии, «сколько сам сочтет нужным и удобным». Если же воспоследует возвращение короля в свой дворец, то русское правительство возьмет на себя нравственное ручательство за его безопасность. Русский отряд, находившийся тогда в миссии, оставался там в распоряжении русского посланника, и, в случае надобности, мог быть даже усилен; во-вторых, для решения вопроса об инструкторах, в Сеул для переговоров будет отправлен в ближайшем времени высоко-поставленный и опытный русский офицер. Этому офицеру будет, прежде всего, поручено заняться вопросом о сформировании отряда телохранителей короля. Такое же опытное лицо будет команди-ровано из России для изучения экономического положения Кореи и для выяснения необходимых финансовых мер; в-третьих, названные советники будут служить под руководством русского посланника; в-четвертых, вопрос о заключении займа корейским правительством будет решаться по мере того, как скоро выяснится экономическое положение страны и потребности правительства; в-пятых, русское правительство соглашается на соединение своих сухопутных телеграфных линий с корейскими и окажет этому делу зависящее от него содействие».³²⁷

Такими обещаниями корейскому правительству легализи-ровалась предпринимавшаяся в тайне от Японии сепаратная программа действий в Корее. Как видно, эта программа не ставила еще задачи в прямом смысле ‘захвата’ Кореи. Более того, независи-мость и неприкосновенность ее провозглашалась русским прави-тельственным сообщением,³²⁸ сопровождавшим опубликование Московского протокола.³²⁹

Таким образом русская дипломатия на корейском полуострове «искала окольных путей к протекторату, впредь до полного развития своих сил для полного ее присоединения».³³⁰ Япония же, потеряв преобладавшее до бегства корейского короля в русскую миссию влияние на Корею, вынуждена была согласиться на формально равновесную с Россией позицию в Корее.

«Основным орудием» завоевания Кореи Россией становился ее финансовый советник Д. Д. Покотилов, которого Витте считал «министром корейского короля».³³¹ В августе 1896 г. он был отправлен в Корею директором шанхайского отделения русско-китайского банка. Покотилов должен был изучить экономическое и финансовое положение корейского государства для того, чтобы решить вопрос о представлении Россией займа Корее. Уже во время его аудиенции у корейского короля, последний просил предоставить заем на сумму 3 миллиона иен с целью не только расплатиться по японскому займу, но и совершить похоронный обряд убитой японцами королевы Мин на деньги России, а не Японии. В августе 1896 г. Покотилов сообщил о просьбе короля своему правительству, пояснив при этом, что уплата процентов и погашение займа будет гарантировано доходом таможни Кореи.³³² Донесения подобного содержания Покотилов направлял и позже - в сентябре и октябре того же года. Но Витте, в ответ на эти донесения и требования министра иностранных дел оказать Корее материальную помощь, запретил предпринимать что-либо до ноября. 4 ноября Покотилов сообщил о завершении им работы по изучению финансового состояния Кореи. И Витте, определив это состояние неблагополучным, тем не менее дал принципиальное согласие на предоставление займа русско-китайским банком. Гарантией займа, считал Витте, должны быть не только таможенные доходы Кореи, поставленные «под ближайшее наблюдение финансового представителя России», но и, переход под контроль русского финансового представителя администрации корейских таможен. Таким путем Витте был намерен предотвратить влияние Англии на корейскую таможню.³³³ Однако затяжка Витте в решении вопроса о займе сыграла негативную роль. Когда русское правительство окончательно решило: «1-е) через русско-китайский банк предоставить Корее заем при условии, что платежи процентов и погашение займа будут обеспечены поземельной податью и таможенными сборами Кореи и что эти статьи доходов корейской казны будут находиться под наблюде-нием финансового советника России в Корее; 2-е) время заключения соглашения о займе установить в зависимости от того, согласятся ли японцы на погашение ныне же Кореей займа в 3 миллиона иен; если японцы откажутся от этого, то предоставление займа отложить до 1898-1899 гг.»,³³⁴ корейское правительство по совету директора корейских таможен англичанина Броуна(McLeavy Brown), не желавшего усиления России в Корее и убедившего корейского короля выплатить заем Японии из корейской государственной казны, отказалось заключить с Россией договор о представлении займа.³³⁵

Возникли затруднения и с реализацией в Корее русского плана железнодорожного строительства. Россия была намерена соединить Корею с сибирской железной дорогой, но дело затягивалось. Конкуренты России действовали активнее. В марте 1896 г. американец Морс(James R. Morse) получил первую железно-дорожную концессию на линию между Сеулом и Чежмульпо. В июле 1896 г. французская компания Фив-Лилл(Fives-Lille, ее представителем был Гриллем«Grille») так же приобрела концессию на линию между Сеулом и Ычжу(город у устья реки Ялу - Ким). 3 июля того же года корейским королем был издан указ о принятии на корейских железных дорогах узкой европейской колеи(4 1/2-футовая). Витте, обеспокоенный происходившим, потребовал от корейского короля отменить этот указ и издать новый, утверждавший строительство железных дорог в Корее с широкой российской колеею.³³⁶ Под давлением русского правительства корейский король в начале 1897 г. издал указ об отказе корейского правительства от постройки железных дорог концессионным способом, кроме уже разрешенных. Узнав о намерении японцев купить концессию на линию Сеул-Чжемульпо, Витте потребовал от российского министерства иностранных дел противодействовать намерению японцев(Витте сам непосредственно «вступить в это дело опасался, боясь потерь»³³⁷). В это же время Покотилов, тогда находившийся в Пекине, посылал телеграмму за телеграммой с подчеркиванием неотложной необходимости «внушить Корее твердую уверенность в финансовой поддержке России».³³⁸ Муравьев, ставший управляющим министерством иностранных дел с января 1897 г., также советовал Витте «понять все политическое значение своевременного захвата в свои руки контроля над финансами Кореи, отказаться от узко коммерческого подхода к этому делу и дольше не откладывать командирования финансового советника».³³⁹ Но Витте распорядился разрешить этот вопрос только тогда, когда приехал из заграницы А. Ю. Ротштейн, возглавлявший Русско-китайский банк и выступавший за то, чтобы заем Корее дала казна, а не его банк.

Между тем 20 февраля 1897 г. корейский король покинул русскую миссию и возвратился в свой собственный дворец, выразив в своем письме благодарность русскому императору Николаю II за оказанную поддержку и объяснив причины, принудившие его покинуть миссию России.³⁴⁰ После его возвращения положение России в Корее резко ухудшилось. Решающую роль в этом сыграла Япония. 18 февраля она передала корейскому правительству копии Сеульского меморандума и московского договора с секретными статьями. В одном из донесений в Россию, направленном Муравьеву Вебером 10 марта 1897 г. из Сеула, написано, что «...Первое впечатление, которое эти публикации произвели на корейцев, было не вполне в нашу пользу... многие (корейские политические деятели - Ким) вообще не поняли сразу значения и цели наших соглашений..., некоторые видели в них союз России, которой они до сих пор доверяли, с ненавистной Японией, а другие усмотрели в одностороннем опубликовании их одними только японцами рыцарский поступок последних, имеющий целью обнаружить какие-то закулисные интриги России против Кореи, - и в этом мнении их несомненно поддерживали проживающие в Сеуле и Чжемульпо пять тысяч японцев. Но еще другая причина внушила корейцам ложное понятие о наших соглашениях, а именно - неточный перевод и ошибочная редакция некоторых статей в сообщенных им копиях. Так например согласно 2-ой статье Московского протокола Корее, будто бы, лишь предоставлено право ‘организовать свою собственную национальную армию и полицию, не прибегая к иностранной помощи’, а по 3-ей статье Сеульского меморандума Япония получила полную санкцию России держать свой войска в Корее...».³⁴¹

Таким образом, чтобы подорвать престиж России в Корее, японцы не останавливаясь перед ложью, стремились внушить корейцам, что Россия не намерена принимать активное участие в судьбе Кореи, не будет оказывать ей помощь в организации ее войск и полиции. Более того, желает вместе с Японией установить протекторат над Кореей. С целью опровергнуть навет японцев и прояснить истинную позицию России, ее представитель в Корее Вебер послал министру иностранных дел Кореи Ли Ван-ёнгу копию подлинного текста московского соглашения на французском и английском языках и официальное отношение, в котором говорилось, что «...Его Величество Король, находившись под кровом нашей Миссии, и начальники всех министерств имели возможность всецело предаваться мирным занятиям управления страною и заботиться о введении полезных реформ... Финансовое и экономическое положения поправились... Наконец обучение нашими инструкторами солдат королевской охраны и предстоящее устроительство корейской армии придадут Вашему Правительству большую самоуверенность и стойкость. Было бы разве возможно настоящее спокойное и более утешительное для самой же Кореи положение дел, если бы упомянутые соглашения были направлены против интересов ее?».³⁴² В своем официальном ответе Ли Ван-ёнг ограничился чисто формальной благодарностью за предоставлен-ное королю убежище в русской миссии и за помощь, оказанную Россией Кореи за время пребывания короля в русской миссии.³⁴³ В ослаблении влияния России в Корее сыграло свою роль и выше-изложенное предложение английского комиссара корейских тамо-жен Брауна корейскому правительству отказаться от российского займа.³⁴⁴ В мае 1897 г. корейский король, не уверенный в возможности помощи от России, решил подстраховаться и обра-тился с просьбой о помощи одновременно к Франции и Германии. Особенно он просил Францию о посылке ее десанта и ее кораблей в Корею и их постоянном пребывании в Чжемульпо.³⁴⁵

В такой обстановке России надо было действовать более оперативно. И признаки такого действия проявлялись. 8 марта П. М. Романов, директор канцелярии министерства финансов, в своем докладе Витте писал, что «По моему убеждению Корея имеет для нас первостепенную важность; для нас Северная Манчжурия важна лишь постольку, поскольку она может дать доступ или к Ляодуну или к Корее. Но китайцы едва ли в скором времени допустят нас дойти с железною дорогой к одному из портов Ляодунского полуострова, ибо они понимают, что это совершенно отдало бы Пекин в наши руки; напротив, они не будут, вероятно, очень возражать против проведения железной дороги от Бодунэ через Гиринь к одному из портов Кореи, ибо это обеспечивает от захвата Кореи японцами. Но чтобы нам добиться такого разрешения от Кореи, надо сперва получить влияние на финансовые дела ее, и в этом отношения не следует останавливаться даже перед финансовыми жертвами, ибо это нам окупится сторицею в сравнительно недалеком будущем... во всяком случае дело о Русско-Корейском банке требует скорейшего разрешения(в положительном или отрицательном смысле)». Как видно, основной мыслью доклада являлась мысль о приобретении Россией незамерзающего порта на корейском полуострове.³⁴⁶

30 мая 1897 г. был назначен постоянный представитель российского министерства финансов в Сеуле К. А. Алексеев. Выбор пал на него прежде всего потому, что он хорошо знал таможенное дело. Вместе с тем его назначение стало и первым шагом к учреждению Русско-корейского банка, одним из предназначений которого было включение Кореи в сферу русского железно-дорожного влияния. Витте, используя капитал этого банка, был намерен соединить корейскую железнодорожную сеть с сибирским путем, построить железную дорогу от Владивостока к одному из портов западного побережья Кореи.³⁴⁷

Сущность экономической политики Витте в Корее хорошо изложена в его инструкции Алексееву. Последнему поручалось доносить министру финансов обо всем том, что затрагивает экономические интересы России на полуострове; заботиться о проведении в корейскую жизнь русского влияния; С этой целью предлагалось, во-первых, изучить организацию корейских таможен; во-вторых, постепенно и в пределах представляющейся возможности содействовать определению на корейскую службу возможно большего числа русских подданных; в-третьих, способствовать усилению русского влияния в администрации корейских таможен и стремиться ко тому, чтобы со временем эта администрация целиком перешла в русские руки.³⁴⁸ Нетрудно заметить, что содержание инструкции вполне соответствовало тактике Витте по включению Кореи в русское влияние мирным и постепенным путем, главным образом финансовыми средствами. Успеху его тактики способствовало в немалой степени такое обстоятельство. Браун очень строго исполнял свою должность, в результате чего были уменьшены даже дворцовые расходы, что вызвало большое недовольство корейского короля. Шпейер поспешил воспользоваться случаем и посоветовал королю назначить Алексеева на должность директора таможен вместо Брауна. В октябре 1897 г. корейский король уволил Брауна и об этом сообщил английскому генеральному консулу в Сеуле Джордану(J. N. Jordan).³⁴⁹ Английское правительство, протестуя против увольнения Брауна, направило из Сингапура в корейский порт Чжемульпо свои военно-морские силы.³⁵⁰ Корейский король, напуганный такой формой английского протеста, вынужден был отменить свой указ, Алексеев же остался на своей прежней должности советника по финансовым делам.

Неудача с назначением Алексеева и резкая реакция Англии, а также изменение международной обстановки на Дальнем Востоке, побудили Россию внести коррективы в свою внешнюю политику в этом регионе, в том числе и в Корее.

Во время встречи летом 1897 г. с германским канцлером Вильгельмом II Николай II дал согласие на занятие Германией порта Цзяо-Чжоу в Шаньдуне.³⁵¹ 9 ноября 1897 г. Германия действительно захватила этот порт под предлогом наказания китайцев, которые убили одного из немецких миссионеров и разрушили церковь. 14 ноября в Петербурге было собрано особое совещание с целью обсудить вопрос о том, как отнестись к этому германскому акту. На совещании присутствовали военный министр Ванновский, управляющий морским министерством Тыртов, министр финансов Витте и министр иностранных дел Муравьев. Председательствовал Николай II. Муравьев заявил, что поскольку корейские порты мало удобны из-за их отдаленности от сибирской магистрали, а восточные берега Кореи легко будут блокируемы японскими морскими силами, то необходимо перенести усилия на приобретение портов(Порт-Артур или Дальяньвань) в Даляньван-ском заливе, который ближе Кореи находится к железной дороге. К тому же эти, утверждал Муравьев, порты по своему стратеги-ческому положению имеют громадное значение.³⁵² По заслужи-вающему внимания мнению Б. А. Романова, сущность утверждения Муравьева заключалось в том, что он своим предложением был намерен окончательно решить вопрос о постройке железной дороги через Манчжурию,³⁵³ и тем самым сравняться с Витте и Лобановым-Ростовским, достигшими больших результатов в политике на Дальнем Востоке.³⁵⁴

Муравьева поддержал военный министр Ванновский, заявив, что если министр иностранных дел считает эту меру безопасной, то порты следует захватить. Морской министр Тыртов предлагал не менять прежнее намерение приобрести порты в Корее, так как он считал, что «для флота было бы гораздо удобнее иметь русский порт где-нибудь на берегу Кореи, ближе к открытому Тихому океану», а порты, Даляньвань и Порт-Артур, не являются такими пунктами, которые могли бы вполне удовлетворить морское мини-стерство.³⁵⁵ Витте, будучи сторонником мирной экономической экспансии в Корее и Китае, тоже выступил против мнения Мура-вьева. Вопрос окончательно был решен Николаем II. Из двух вариантов приобретения портов в Корее или в Китае он выбрал последний, отдав приказ занять Порт-Артур.³⁵⁶ В декабре 1897 г. русские военные корабли вошли в Порт-Артур. Китаю было заявле-но, что сделано это в целях его защиты от германской агрессии.

Рассмотрим вопрос о том, какие изменения произошли в политике России по отношению к Корее. Прежде всего нужно отметить то, что интерес России к Корее заметно снизился. Теперь министерство иностранных дел России видело свои интересы в перемирии с Японией по корейским делам, а не в овладении Кореей, которое могло бы повести к нежелательному столкновению с Японией, усиливавшей свою экономическую и военную мощь и являвшуюся самым сильным противником России в дальне-восточном регионе. В инструкции А. Н. Шпейеру, назначенному поверенным в делах в Корее вместо Вебера, было сказано, что упрочение влияния России в Корее «не является важнейшей среди задач, предстоящих нам решить на Крайнем Востоке, ибо выгоды исключительного даже преобладания нашего в слабой и бедной Корее не могут в настоящее время уравновесить того вреда, который могло бы причинить нам обострение отношений с Японией, военные и экономические силы которой получили теперь столь широкое развитие. Таким образом, восстановление с Японией дружеских отношений, является для нас ныне особенно желательным».³⁵⁷ Посланник в Токио Р. Р. Розен в своей записке «О положении России на Дальнем Востоке» отмечал, что интерес России в Корее, устроить незамерзающий первоклассный военный порт и конечный пункт сибирской железной дороги, не должен быть окончательным. «Когда Россия будет достаточно сильна на Дальнем Востоке, чтобы, вопреки Японии и Англии, установить и упрочить свой протекторат над Кореей, она будет также достаточно сильна, чтобы прямо присоединить к себе всю Корею». Но этот день - писал Розен - так далек, что о нем покамест позволительно только мечтать... Но на таких мечтах о далеком будущем невозможно основывать расчеты политики России в настоящем».³⁵⁸ Мнение, что политику в Корее надо проводить согласовывая ее с Японией, в российском министерстве иностранных дел еще более укрепляется после того, как в военное и морское министерства поступило сообщение о том, что «Одна из газет в Сан-Франциско поместила весьма резкий и самоуверенный отзыв японского кабинета Сакурая, наблюдающего за постройкой в Америке судов для своего Правительства, о предстоящем будто бы столкновении Японии с Россией. Сведения, сообщенные нашему поверенному в делах главнокомандующим американскими войсками генералом Майльсом, подтверждают слухи об усиленном вооружении Японии. С Английским банком ведутся переговоры о займе в 40 миллионов фунтов; на корабельных и оружейных заводах Японским правительством делаются крупные заказы».³⁵⁹ Эти сведения усилили беспокойство в правящих кругах России, порождаемое военными приготовлениями Японии против России. Они предпринимают меры для того, чтобы «умиротворить» Японию, смягчить или вообще снять в своей внешней политике то, что может обострить отношения с Японией. Так, 9 января 1898 г. Розену была послана секретная телеграмма, в которой сообщалось, что «сведения о спешных вооружениях японцев обращают на себя самое серьезное внимание и что поводом для этого стал, видимо, заключенный г. Шпейером контракт по делу Алексеева. Текст этого соглашения мы не имеем, но полагаем, что единственная статья, которая могла привести японцев в смущение, - это восьмая, в которой говорится, что если Корее необходим финансовый советник, то таковым будет только русский».³⁶⁰ Далее в телеграмме говорилось о том, что этой статье не следует придавать преувели-ченного значения и, в случае необходимости, ее можно изменить, руководствуясь взглядом государя императора в корейских делах, согласно которому должна сохраняться независимость Кореи, с сохранением самых дружеских отношений с Японией. Ради этого высказывалась готовность при известных условиях, совершенно отказаться от Московского договора, «порождающего столько недоразумений, заменив его более прочным, сообразным с обоюдными интересами соглашением». Розену поручилось объясниться в этом смысле с новым министром иностранных дел Японии, Нисси Докудзиро.³⁶¹ После исполнения Розеном данного ему поручения между русским и японским правительствами начались переговоры по корейским делам.

15 января 1898 г., секретной телеграммой Розен сообщал, что министр иностранных дел Нисси и премьер-министр Ито, выслушав его объяснение, выразили искреннюю радость, и предложили вести переговоры о назначении военными инструкторами и советником по финансовым делам представителей других государств, например, Бельгии или Америки. С особым удовлетворением Розен подчеркивал то, что о Порт-Артуре и стоянке русских судов японцы «не упоминали ни разу ни прямо, ни косвенно».³⁶² В этом он видел признак того, что «Япония хорошо понимает необходимость для нас искать выхода к незамерзающему морю».³⁶³ В следующей секретной телеграмме Розена, посланной 16 января, говорилось уже, что японцы изменили свою позицию и предложили, чтобы «заведование либо военным, либо финансовым делом в Корее было предоставлено Японии». Предложение обосновывалось тем, что это позволило бы правительству «представить парламенту и общественному мнению наглядное доказательство того, что Япония из нынешних осложнений на Крайнем Востоке не вышла с совершенно пустыми руками». По сообщению Розена в тот же день маркиз Ито, пригласив китайского посланника к себе, имел с ним продолжительное совещание. Анализируя японскую дипломатию, Розен заключал: «Не приписывая этому преувеличенного значения, нельзя однако не допустить возможности японских происков в Пекине, направленных к возбуждению китайцев к пассивному хотя бы сопротивлению нашим планам насчет Порт-Артура и Тальянвана(Даляньвань - Ким). Поэтому, если по этому предмету ведутся переговоры в Пекине, может быть не бесполезно было бы затягивать обмен мыслей с Японией до окончательного выяснения нашего положения на Ляодунском полуострове, с тем чтобы сохранить возможность, в случае надобности, обусловить какие бы то ни было уступки наши по корейским делам признанием Японией нашего там положения».³⁶⁴

16 февраля японский посланник передал министерству иностранных дел России свои предложения: во-первых, Япония и Россия обязуются защищать независимость Кореи, во-вторых, офицеры-инструкторы корейских войск будут назначаться русским правительством, в-третьих, финансовый советник будет назначаться японским правительством, в-четвертых, что касается торговых и промышленных интересов, Япония и Россия, во избежание всяких недоразумений, должны в дальнейшем входить в предварительные соглашения прежде, чем принимать какую-либо новую меру.³⁶⁵

Министр иностранных дел России во всеподданнейшей записке, дав полное согласие на первый пункт, выразил свое желание потребовать некоторых дополнений по второму пункту; во-первых, кроме инструкторов Россия должна иметь «право содержать на полуострове одинаковое с Японией количество войск, пока японское правительство не вызовет свои отряды из Кореи» и, во-вторых, все расходы по содержанию инструкторов России в Корее должны производиться из казны Кореи. По третьему и четвертому пунктам Муравьев предложил запросить мнение министра финансов.³⁶⁶

Мнение Витте сводилось к тому, что; 1) «... назначение русского финансового советника в Корею состоялось всецело по настоянию министерства иностранных дел и по желанию корейского правительства... Алексеев указом корейского короля... вступил в отправление своих обязанностей и занимается в корейском министерстве финансов. До тех пор пока такого назначения еще не было, можно было обсуждать целесообразность сей меры и вступать по сему поводу в соглашения. Но... отозвание его теперь представлялось бы вредным для престижа России на всем Дальнем Востоке»; 2) «... с удалением нашего финансового советника мы лишены будем возможности надзора за корейскими финансами и вместе с этим преградим себе всякий путь к снабжению Кореи денежной помощью на разумных основаниях»; 3) «... если Алексеев будет уволен и на его место будет назначен советник японский, то учредители Русско-Корейского банка скорее согласятся потерпеть некоторый убыток и прекратить в самом начале свое дело... Вследствие сего, по моему мнению, с увольнением Алексеева должен прекратить свое существование и Русско-Корейский банк»; 4) «... если главным финансовым советником будет назначен японец, то все финансы, таможни, а вместе с ними и все экономическое влияние в Корее перейдет в руки двух держав: Англии и Японии, и России со всеми ее начинаниями торгово-промышленного характера не останется места на полуострове».³⁶⁷ Витте предложил по 3-ему пункту заявить японскому правительству, что Россия ничего не будет иметь против, если вместо англичанина Брауна будет назначен кто-то из японцев на тех же условиях, на коих ныне действует Браун. Что касается четвертого пункта, то Витте не возражал против его сути. Он лишь подчеркивал, что соглашения с Японией касательно мероприятий по торговле и промышленности должны учитывать прежде всего то, «насколько таковые мероприятия будут зависеть от Русского правительства».³⁶⁸ Анализ высказанных Витте соображений свидетельствует о том, что он, во-первых, рассматривал Англию опаснейшим врагом России на корейском полуострове и желал прежде всего устранения там ее влияния, во-вторых, не оставлял надежды на мирное подчинение Кореи русскому влиянию.

Однако переговоры между Россией и Японией не пошли дальше общего обмена мнений. 26 февраля 1898 г. в своем донесении Розен объяснял это тем, что корейский вопрос для Японии является первенствующим над другими, и потому японское правительство «не пойдет или не может идти на такое с нами соглашение, основанием которого был бы открытый отказ от всяких притязаний на Корею и предоставление нам чего-то вроде протектората над этой страной». В нежелании Японии уступать в чем-то России в Корее Розен видел одну из главных причин «предпринятых Японией громадных вооружений» и последовавшего в январе 1897 г. расширения их программы более чем вдвое, Розен считал, что «по мере того, как выяснялась в глазах японского правительства невозможность прийти с нами к соглашению по корейским делам на ином каком-нибудь основании, вопрос об оказании нам активного противодействия становился для него лишь вопросам большей или меньшей военной подготовленности и выбора благоприятного в политическом отношении момента для вооруженного вмешательства в корейские дела». Чтобы не выпускать из своих рук «важные пункты» на Ляодунском полуострове и поддерживать «надежды японского правительства на возможность сближения» с русским правительством на почве «полюбовного размежевания обоюдных интересов в Корее», России, по мнению Розена, следовало бы сделать какие-нибудь уступки Японии по корейским делам. «Мы слишком далеко зашли вперед по путь вмешательства в внутренние дела Кореи - писал Розен -, чтобы нам возможно было отступить, а с другой - японскому правительству необходимо достигнуть какого-нибудь компромисса, который бы позволил ему, под видом хотя бы наружного успеха, дать удовлетворение парламенту и общественно-му мнению. Трудно сказать, в чем бы мог состоять такой компро-мисс. Ясно только, что японское правительство не удовлетворится обещанием неопределенных торгово-политических выгод в будущем».³⁶⁹

6 марта 1898 г. был заключен договор между германским и китайским правительством, согласно которому последнее должно было отдать первой порт Цзяо-Чжоу в концессию сроком на 99 лет. На наш взгляд, это событие явилось причиной окончательного определения русского правительства по корейским делам.

Министерство иностранных дел России, узнав о заключении этого договора, послало Розену в Токио секретную телеграмму, в которой говорилось, что «Вследствие совершившихся в последнее время на Крайнем Востоке перемен и окончательного утверждения Германии в Шандуне, императорское правительство признало необходимым выговорить себе твердую опору, хотя и не на столь продолжительный срок, как Германия, на побережье Лаотонского (Ляодунского - Ким) полуострова, с сохранением всех верховных прав Китая на арендуемую нами территорию».³⁷⁰ Розену было разрешено «свободно и откровенно вступить в переговоры с Японией» под непременным условием сохранения полной независи-мости Кореи.³⁷¹ Следуя инструкции, Розен незамедлительно вступил в переговоры с японским представителем, Нисси. Но оказалось, что условия для переговоров со стороны Японии изменились. В проекте, предъявленном Ниссии 20 марта 1898 г., говорилось, что; «... Япония со своей стороны отказалась от каких бы то ни было притязаний на непосредственное вмешательство в дела внутреннего управления Кореи и открыто признала полную независимость этого государства... однако, нельзя не предвидеть, что корейское правительство, несмотря на его заявление, не может полностью обходиться без посторонней помощи, что оно может со временем все таки оказаться вынужденным прибегнуть к такой помощи. Не находя таковой у одной из соседних империй, к которым ему разумеется естественнее всего было бы обращаться, оно прибегнет к советам и помощи третьей державы, что очевидно было бы нежелательным ни для Японии, ни для России. В предвидении такой случайности ему кажется, что при устано-вившихся, вполне дружественных отношениях между Россией и Японией, обязанность оказывать Корее в случае надобности помощь и преподавать ей советы могла бы быть предоставлена Японии. Если бы императорское правительство разделяло эти взгляды, японское правительство считало бы Манчжурию с ее побережьем стоящей во всех отношениях вне сферы его интересов». Этот новый проект Японии уже являлся не разграни-чением обоюдных сфер влияния и интересов, о чем речь шла прежде, а открыто был направлен на то, чтобы устранить Россию от всякого влияния на корейском полуострове. Мотивом этого желания, по словам Нисси, было «устранить всякие поводы к возможным недоразумениям» между Россией Японией, которой необходимо удовлетворить свое национальное достоинство, ущемленное переходом в руки России Ляодунского полуострова, «столь недавно завоеванного японским оружием». На это предложение Розен ответил, что он принял его в качестве ‘ad referendum(ад референдум)’.³⁷²

29 марта русское правительство послало Розену свой проект соглашения, в котором говорилось, что «В случае если бы Корея встретила надобность в помощи или советах иностранных государств, то ей всего естественнее было бы обратиться к одной из двух соседних империй, при чем, как вполне независимое государство, она имела бы неоспоримое право выбора между Россией и Японией. Желая предупредить всякий повод к недора-зумениям в этом отношений, Россия и Япония обязуются взаимно, в случае обращения Кореи к одной из них, не приступать в Корее ни к каким мероприятиям в сфере военной, финансовой или торгово-промышленной без предварительного соглашения между собой».³⁷³

Одновременно русской стороной была получена информация об очередном умысле Англии против России. 3 апреля 1898 г. Розен сообщал: «Подозреваю, хотя не могу утверждать это положительно, что Англия прежде чем предъявить в Пекине требование об уступке ей Вей-ха-вея, заручилась обещанием, что со стороны Японии не будет возбуждено к этому препятствий, если со стороны Англии будет дана гарантия в том, что остаток контрибуции, будет уплачен Китаем, сполна на срок восьмого Мая. Впрочем, связано ли японское правительство таким обещанием или нет, - в разговоре Нисси проглядывало явное нежелание вмешиваться в вопрос о дальнейшей судьбе Вей-ха-вея».³⁷⁴

Это донесение, по нашему мнению, подтолкнуло Россию к более скорому заключению соглашения с Японией. Во всеподдан-нейшей записке министра иностранных дел от 7 апреля того же года отмечалось, что «...ответные предложения токийского кабинета, в общих чертах, вполне соответствуют тем условиям соглашения, которые с высочайшего одобрения были сообщены японцам в прилагаемой к сему телеграмме моей от 17 марта(по старому русскому календарю - Ким)... В общем, осмеливаюсь полагать, что переданное бароном Розеном сообщение японского правительства нельзя не признать весьма утешительным явлением. Оно до известной степени, служит опровержением распростра-нившихся за последнее время слухов о состоявшемся будто бы между Японией и Англией соглашении, направленном против России. В виду этого, казалось бы, нам надлежит возможно скорее приступить к заключению с Японией нового соглашения по корейским делам на основании предложений барона Нисси и тем предотвратить все попытки Англии склонить на свою сторону японское правительство с целью противодействия нашим задачам на Крайнем Востоке».³⁷⁵ В этот же день была отправлена секретная телеграмма Розену с поручением «по высочайшему повелению... приступить к окончательному заключению с японским прави-тельством означенного соглашения».³⁷⁶

Выполняя поручение, Розен попросил Нисси прежде всего точнее разъяснить смысл памятной записки по поводу Манчжурии с ее побережьем, действительно ли эта территория находится вне сферы интересов и забот Японии.³⁷⁷ Нисси не подтвердил названного заявления, сказав Розену, что оно было обусловлено согласием России предоставить Японии возможность давать Корее советы и помощь в случае ее обращения к ней, и что вследствие непринятия Россией такого условия «он считает вопрос о таковом заявлении оставленным в стороне». При этом Нисси сделал немаловажное тогда для России добавление, что «японское правительство может пройти молчанием совершившийся факт занятия» Россией Ляодуна.³⁷⁸ Хотя и на следующий день, 14 апреля, Нисси подтвердил, что Япония «при этом никаких задних мыслей не имеет». Тем не менее, в полную искренность Японии трудно верить. Скорее всего, это был ее очередной дипломатический маневр. Она была намерена установить протекторат над Кореей за счет Манчжурии, предоставив ее в распоряжение России.³⁷⁹ Но такая уступка в вопросе о Манчжурии была для Японии временной, так как она уже вела военную подготовку к тому, чтобы через войну с Россией захватить Манчжурию. Когда таким мирным путем Япония окончательно оттеснила бы Россию от Кореи и достигла доминирующего политического влияния в Корее, она могла бы ограничиться устным обещанием.³⁸⁰

Несмотря на то, что новое японское предложение было для России менее выгодным, чем те, что рассматривались раньше, тем не менее, русское правительство на вопрос Розена, должен ли он подписывать это соглашение, ответило утвердительно. Министр иностранных дел Муравьев в своей всеподданнейшей записке, объясняя необходимость этого, писал, что надо «...безотлагательно приступить к подписанию соглашения, в виду обнаруживаемых великобританским правительством усиленных стремлений склонить Японию к противодействию нашим задачам на Крайнем Востоке».³⁸¹ Поручив Розену заключить соглашение, Муравьев предложил лишь отредактировать его 3-ий пункт, заменив слово «обязательство» на менее категоричные выражения: «изъявляет по-лную готовность» или «не будет препятствовать развитию».³⁸²

25 апреля 1898 г. между Розеном и Нисси был оговорен протокол подписания соглашения. Однако русский посланник в Токио на этом не успокоился. Он считал, что данное соглашение необходимо оградить от давления, во-первых, японских шови-нистов, недовольных слишком пассивной и уступчивой, на их взгляд, позицией своего правительства; во-вторых, Англии, не желавшей утверждения России на Ляодуне. С этой целью Розен в своем письме Муравьеву испросил «дополнительных указаний... обусловить подписание предположенного соглашения по корей-ским делам таким заявлением со стороны японского правительства касательно Манчжурии и ее побережья, которое связывало бы не только нынешних министров Микадо, но и их преемников и предотвратило бы возможность успеха подобных английских попыток».³⁸³ В ответ на предложение Розена Николай II заметил, что соглашение это является лишь продолжением Московского протокола 1896 года и имеет для России значение только до проведения железной дороги к Порту-Артуру, в то время как всякие военные действия в Корее в случае недоразумения с Японией, представляли бы для нее «тяжелую и дорого стоящую задачу». Потому по подписанию вышеозначенного соглашения Николай II не видел препятствий ко отозванию «ныне же наших военных инструкторов из Кореи».³⁸⁴

В тот же день, 28 апреля, японское правительство, высказало пожелание Розену опубликовать текст этого соглашения. 30 апреля Муравьев, по разрешению Николая II, дал принципиальное согласие на эту просьбу. В опубликованном 11 мая обеими сторонами соглашении говорилось; «1) Российское и Японское императорские правительства окончательно признают державные права и полную независимость Кореи и взаимно обязуются воздерживаться от всякого непосредственного вмешательства во внутренние дела этой страны; 2) желая избежать всякого повода к недоразумениям в будущем Российское и Японское императорские правительства взаимно обязуются, в случае, если Корея обратится за советами и помощью либо к России, либо к Японии, не принимать никаких мер к назначению военных инструкторов и финансовых советников, без предварительного между собою соглашения по сему предмету; 3) В виду широкого развития торговых и промышленных предприятий Японии в Корее и значительного числа японских подданных, проживающих в этой стране, Российское императорское правительство не будет препятствовать развитию торговых и промышленных сношений между Японией и Кореей».³⁸⁵

Не составляет большого труда заметить, что Россия, не имевшая тогда достаточных сил на Дальнем Востоке, в данном соглашении сделала Японии большие уступки по корейским делам. Третьим пунктом этого соглашения она фактически признала преобла-дающее влияние Японии в Корее в областях промышленности и торговли. В политической и военной сферах формально провозгла-шалось равное положение России и Японии в Корее, но фактически и в этих сферах влияние России ослаблялось. Наоборот, Япония, заняв господствующее влияние в сфере экономики и ослабив военное и политическое влияние России, смогла приобрести преобладающую позицию на корейском полуострове.

Причину столь серьезных уступок России следует искать не только в ее недостаточной военной мощи на Дальнем Востоке, но и в том, что внимание России с Кореи в то время переключилось на скорейший захват Порт-Артура и Дальянваня на Ляодунском полуострове. В такой ситуации Россия предпринимала все возможное для того, чтобы не доводить дело до обострения отношений с Японией. С этой целью она умиротворяла ее в Корее, незамедлительно выполнив условия достигнутого соглашения. По велению Николая II из Кореи были отозваны военные инструкторы, военный контингент и финансовый советник Алексеев. Стоит отметить, что в российском правительстве в то время не было полного единства. Активным сторонником охарактеризованной политики выступал министр иностранных дел Муравьев, Министр финансов Витте не терял надежды на то, что удастся совместить обе составные части его плана мирного наступления на Манчжу-рию и Корею и вывести Сибирскую железнодорожную линию в устье Ялу на маньчжурско-корейской границе.³⁸⁶ Витте считал большим ущербом для России и отзыв Алексеева, так как его пребывание в качестве финансового советника при корейском императоре позволяло России держать в своих руках все корейские финансы. Оставляя вне критики Николая II, одобрявшего политику Муравьева, Витте вину за соглашение возлагал на Муравьева, спра-ведливо считая, что из-за этого соглашения Россия потеряла не только военное, но также финансовое и экономическое влияние в Корее.³⁸⁷

Но, на наш взгляд, в происшедшем и Витте не без вины. Он затягивал дело по осуществлению просьбы корейского короля об оказании Россией помощи Кореи. Поэтому корейский король вынужден был обратиться за помощью к другим державам. Япония действовала более оперативно и потесненная было Россией, снова приобрела доминирующее влияние на Корейском полуострове.

Однако надо подчеркнуть, что рассматриваемое русско-японское соглашение далеко не означало того, что Россия отсту-пала полностью и окончательно от своих интересов в Корее. Подтвержденном этому является данная инструкция новому, русскому поверенному в делах и генеральному консулу в Корее А. И. Павлову. В ней указывалось, что «Корея, находясь в ближайшем соседстве с нашими приморскими областями, представляет существенное значение для наших интересов и что в будущем окончательное укрепление нашего положения на Дальнем Востоке может потребовать и установления в необходимой мере нашего влияния в пограничной империи. Нам нельзя поэтому не подумать теперь же о том, какими путями и средствами возможно будет подготовить к тому почву, конечно, сохраняя возможно доверчивые отношения с императором и не вызывая недоразумений с Японией».³⁸⁸ Далее говорилось о том, что «только укрепившись прочно в Порт-Артуре и связав его железнодорожной ветвью с Россией, можно будет твердо ставить свою волю в делах Дальнего Востока».³⁸⁹