Geum.ru

Сердце красавицы

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
Глава 9

После ухода девушки своей мечты, поздоровевший и повеселевший профессор ещё немного полежал, а потом встал и пошёл на кухню. То, что он там увидел, привело его в неописуемый восторг. Это был своеобразный пир, гармоничное единение физического и духовного, то есть гимн вкусной еде. Такого изобилия продуктов в красивых упаковках Вадим Ильич не видел даже в фильмах «про новых русских», так что же говорить о реальной жизни?! Глаз радовало изобилие разнообразных молочных изделий, мясных и рыбных нарезок и модного зернового хлеба. В холодильнике уютно устроились куриные и перепелиные яйца, пачки сливочного масла и упаковки сыра. Но особенно потрясающе выглядели напитки: дорогая русская водка, французский коньяк, итальянское и испанское вино. Всё это было очень фирменное и очень дорогое. Около бутылок с красочными этикетками скромно притулились баночки с крабами, чёрной и красной икрой. На холодильнике устроился огромный фруктовый торт в прозрачной пластиковой упаковке и несколько коробок швейцарских шоколадных конфет.

-Ва-а-а-ау! – только и смог выдавить из себя потрясённый до глубины души профессор. – Ну и девка, ну и широкая русская душа, блин! Какая же она молодца! А может, мне ещё раз сходить замуж, так сказать? Бог троицу любит. Авось, у нас с ней и получится что-то путное.

Параллельно с рассуждениями профессор продолжал исследовать холодильник. В морозилке лежали упаковки с пельменями, равиолями, блинчиками, варениками и овощными смесями. Вадим Ильич в очередной раз изумился, тем более что вся еда была от солидных западных производителей.

Закрыв, наконец, старый холодильник, в котором ещё утром гулял ветер, профессор подошёл к столу. Стол и табуретки были завалены упаковками с молодой картошкой, морковкой, кочанным салатом, цветной капустой и шампиньонами. Кроме того, здесь обосновалась основная масса фруктов. Под фруктами лежали пакеты с итальянскими макаронными изделиями, чаем, кофе и кашами быстрого приготовления – с разнообразными вкусными добавками. Раньше таких Вадим Ильич и не видел, видимо потому, что отоваривался не в дорогих гипермаркетах, а на ближайшей оптовке.

Мюнстерлендер совершенно растерялся. Он стоял посередине маленькой кухоньки и недоумённо хлопал глазами, не в силах поверить в то, что всё это принадлежит ему, и что это – не сон.

-Да-а-а, имея деньги, можно обжираться всякой вкуснятиной, - только и смог он выдавить из себя, принимаясь раскладывать продукты по нужным местам.

-Бли-и-ин! – вдруг закричал непосредственный, как ребёнок, Вадим Ильич – Я ведь смогу месяца три-четыре не покупать продукты, разве что хлеб и кефир. Чтобы всё это съесть, понадобится куча времени. Это сколько же я смогу сэкономить денег благодаря щедрости дочери контрабандиста-дальнобойщика?.. Вот ведь умная деваха: всё правильно рассчитала, знает – на какую приманку надо ловить нищих и одиноких профессоров. Да, в общем, она не глупа, вполне обучаема и стремится к лучшему. А какие у неё глазки, волосы, зубки, а какая грудь, какая крепкая попка, какие божественные ручки, ножки… В общем, очень приятная девушка и совершенно не испорчена большими деньгами. Мне бы только подлечиться, чтобы не разочаровать её в постели. Хорошо, что сегодня не сложилось – я пока не в форме.

Тут профессора пронзила мысль: а где же Мендельсон? куда он делся? С утра кот поел, ходил за ним по пятам и ласкался, а потом взял и исчез. Вадим Ильич обошёл всю квартиру, даже на лестницу вышел, но своенравного животного нигде не было.

-Ох, обиделся он на меня, да ладно – есть захочет, тогда и появится, - и профессор заботливо положил в кошачью мисочку телячьей колбаски, ветчинки и выдавил содержимое последнего пакетика «Кискаса». После этого он налил в другую ёмкость свежих сливок и решил позаботиться о себе. Для этого он достал из серванта специальную коньячную рюмку – пузатую, с зауженным горлышком, налил в неё немного «Наполеона», посмаковал, а потом закусил лимоном. После этого действа Вадим Ильич стал пробовать разной нарезки – сырной, ветчинной и колбасной. И как же он мог удержаться и не сделать себе пары бутербродов с чёрной икрой и осетриной, да ещё с мягким хлебцем и свежим маслицем?!

В конце трапезы, выпив чаю с куском торта, отяжелевший и донельзя довольный профессор, напевая «Сердце красавицы склонно к измене…» (сразу вспомнился крутой Панкрат со своим мобильником) неторопливо вымыл посуду и, включив телевизор, лёг в постель. Тут как раз позвонила Лидочка и нежным голосочком пожелала новому другу спокойной ночи. После просмотра новостей Мюнстерлендер выключил старенький «Рубин», поставил будильник на шесть тридцать, погасил свет и вскоре захрапел.

-------


Мендельсон, просидев весь день в неизвестном профессору укрытии под ванной, вылез только после того, как его хозяин выключил свет. Внимательно исследовав миску, кот с жадностью съел всё, что там лежало, попил сливок, после чего обстоятельно вымыл себя – от усов до хвоста. Посетив туалет, он улёгся спать рядом с большим чёрным пакетом, которого Вадим Ильич не заметил, так как тот стоял под столом на кухне, около стены.

Спал профессор очень беспокойно: беспутная суббота и перегруженное информацией воскресенье не прошли даром. Фоном для пёстрых и бестолковых снов почему-то служили похабно орущие коты, чирикающие птички и пищащие мышки.

-Чик, чик, чирик-чик, - щебетала какая-то невидимая птаха, потом вдруг противно заорал кот. Тут же к нему присоединился целый хор соплеменников. Всё это очень напоминало ночные мартовские оргии во дворе каждого дома. После этого внезапно кошачий ор пропал, а на его место заступил мышиный писк и птичье чириканье.

Проснувшись среди ночи, Мюнстерлендер лежал, напряжённо прислушиваясь, но в квартире было абсолютно тихо. Внезапно на кухне заорал кот, и профессор с ужасом понял, что сон и реальность вдруг смешались, объединившись в нечто, в единое целое, которое очень его пугало. Вадима Ильича словно ударило током, и он с головы до ног покрылся липким, противным потом.

-Мендель, это ты безобразничаешь? – срывающимся голосом крикнул Вадим Ильич, но ответа не получил. Включив ночник, профессор огляделся, но кота на своей постели не обнаружил.

«Бред какой-то, - подумал Мюнстерлендер, - наверное, мне показалось – видимо, ещё не совсем проснулся». – И тут с кухни послышалось: «Чик, чик, чирик-чик».

Профессор так и подскочил на своём лежбище: это что ещё за штучки? Откуда в его квартире могут быть птички? Но тут опять наступила абсолютная тишина. Мюнстерлендеру стало жутко: раз начались глюки, то дело нечисто – придётся вызывать срочную психиатрическую помощь.

-Неужели я взял и сошёл с ума? Разве так бывает – лёг спать здоровым, а проснулся чокнутым? – недоумевал Вадим Ильич. – А может, я коньяку перебрал? Давно не пил, отвык, вот крыша и поехала?.. - в ужасе шептал профессор. От этого ужаса даже волосы на голове зашевелились.

Тяжёлых вопросов было слишком много, но ответов на них не было. Стало страшно и неприятно: вдруг со свистом рухнуло в гипотетическую пропасть всё, что вчера было привычно и обыденно. Да и с котом странная история: куда испарился пушистый любимец, с которым душа в душу прожили почти пять лет. Где он, подлец? Ведь не мог же он и в самом деле взять и испариться – наподобие того, как из кипящего чайника испаряется вода?.. Всё-таки это кот, млекопитающее, твёрдая субстанция…

Самая простая мысль: встать и сходить на кухню профессора почему-то не посетила. Он продолжал лежать в постели, тупо пялясь в потолок и мучительно, с дрожью во всём организме прислушиваться к каждому шороху. Но в квартире опять стало тихо, если не считать щёлканья стрелок старого будильника.

Вот и хорошо, значит, мне всё это почудилось, - успокоился Вадим Ильич и удобно устроился на правом боку, чтобы погрузиться в новый сон. Профессор погасил ночник и стал впадать в дремотное состояние, но расслабился он рано.

-Чик, чик, чирик-чик, - опять раздалось с кухни, и профессор снова окаменел от ужаса.

-Мяу, мяу, урмя-а-а-ау, - заорал кот, и к нему тут же присоединились его сородичи.

-Пик, пик, пик, - вступили мышки, и тут же все эти непонятно откуда взявшиеся звуки смешались, образуя дикую какофонию. Создавалось впечатление, что три банды почему-то решили собраться и посоревноваться на профессорской кухне – кто кого переорёт. Через некоторое время всё стихло, а профессор так и лежал без движения, ибо ужас сковал все члены. И тут в его голову пришла дикая по своей нелепости мысль: а что, если в теле Мендельсона живёт злой дух, кошачий демон, который долгое время ждал удобного случая и, наконец, его дождался, чтобы поиздеваться и довести Вадима Ильича до сумасшествия?..

-Нет, я всё-таки реально сошёл с ума, если мне в голову такая гадость лезет, - прошептал профессор. – Я же не маленький ребёнок, чтобы верить во всю эту хренотень, связанную с магией и колдовством. Хотя не так давно я читал очень убедительную статью о полтергейсте. Там так и написано, что начинается всё очень неожиданно: сначала непонятные звуки раздаются, всякие стуки и бряки, потом мебель по воздуху летает и всё такое. Неужели и до меня очередь дошла? Поверить не могу, а страшно-то как…

Тем временем на кухне опять воцарилась тишина.

Ладно, наплевать на всё, завтра подниматься с самого с ранья, а ещё надо ухитриться хорошенько выспаться, – и профессор, поняв, что ему всё равно не решить эту задачку с множеством неизвестных, перекрестился, прочитал «Отче наш», натянул на голову одеяло и вскоре уснул.


Глава 10

Проснулся профессор даже раньше сигнала будильника. Он, как обычно, кряхтя и охая, поплёлся на кухню. Включив свет, полусонный Мюнстерлендер застыл на месте, не в силах осознать странной картины: весь пол был усеян пёстрыми обрывками, жёлтыми пластмассовыми коробочками и любимым кормом Мендельсона – пакетиками «Кискаса». Под столом валялся большой чёрный пакет, из которого торчал пушистый кошачий хвост.

-Мендельсоша, дружок, это что же такое ты творишь? У тебя тоже крыша поехала? Ну, тогда всё понятно: мы с тобой два сапога – пара. Собирайся, милый друг, сейчас вызову перевозку и отправимся мы с тобой в «Матросскую тишину» или в «Белые столбы» век свой доживать.

Тут перед глазами Вадима Ильича вдруг ожил кадр из старинного советского фильма «Весна», где героиня Раневской, увидев «привидение», с дико выпученными глазами вызывает по телефону психиатров, по ходу дела перепутав имя с отчеством и половую принадлежность.

-Что ты там делаешь, безобразник? – продолжал взывать к коту очумевший профессор. Тут же из пакета явственно донеслось: «Чик, чик, чирик-чик», что повергло Вадима Ильича в состояние крайнего ужаса.

-Кот, ты п-перестань меня пу-пу-пугать. Ты что, г-гадёныш, научился по п-птичьи го-го-говорить? – вдруг стал заикаться Мюнстердендер, чего с ним сроду не бывало. Но Мендельсон продолжал активно шуровать в пакете, производя действия, профессору совершенно непонятные.

-Да-а-а, так и с-сходят с ума, причём лю-люди и к-кошки о-одновременно, - шептал позеленевший профессор, опираясь спиной о холодильник, чтобы не упасть: в глазах было темно.

-Сынок, ты м-меня не п-пугай, иди с-сюда, кис-кис.

Но зловредный кот не обращал на прежде обожаемого хозяина никакого внимания. Тогда Вадим Ильич набрался смелости и попытался вытащить Мендельсона из пакета, за что был немедленно, до крови укушен.

-Ах ты д-дрянь, с-скотина неблагод-дарная, в-взбесился что ли? – тряс профессор укушенным пальцем, из которого сочилась кровь, но трогать кота больше не решился, впервые познакомившись с мощными клыками зрелого домашнего хищника.

Мендельсон наконец выбрался из пакета, держа в зубах маленькую коробочку, которая истошно верещала: «пик-пик-пик-пик…» Бросив её на пол, кот опять забрался в пакет и стал лапой выбрасывать из него красочные пакетики с кормом.

Профессор остолбенел, забыв о том, что ему надо срочно собираться на работу. Он стоял у холодильника в полном оцепенении и наблюдал за тем, как его невероятно продвинутый кот добывает пакетики с любимым кормом из какой-то чёрной временной дыры, щели между мирами, похожей на ту, что описывает в своих фэнтезийных опусах его любимый писатель Макс Фрай.

-Вау, - только и осталось сказать Вадиму Ильичу, когда количество пакетиков превысило все разумные пределы. Не обращая внимания на орущие коробочки с записями голосов пернатых и млекопитающих, профессор, осторожно передвигаясь по кухне, стал подбирать с пола пакетики и складывать их на стол, попутно подсчитывая. Всего их оказалось сто двадцать.

-Боже, какой я осёл, - поражался профессор своей тупости. – Ведь это же, всего- навсего, «говорящие коробки». Это же Лидочка привезла подарок Какулевичу, а поскольку он не осчастливил нас своим присутствием, то мы про него забыли. Вот подарок под столом и остался.

Мюнстерлендер, посещая кошачий магазин, всегда облизывался на «говорящие коробки», но купить не мог: ему это удовольствие было не по карману. Лидочка же не поскупилась и купила десять упаковок, а какие это деньжищи – и подумать страшно!

-Ну, котик, и устроил ты мне красивую жизнь, - ласково произнёс профессор, перестав заикаться. – Да ещё и укусил, подлец ты этакий. Знаешь – кто ты после этого, друг мой? Какулевич, Кислярский и Сучкин сын в одном флаконе. Будешь у меня знать… - и Вадим Ильич ласково погладил кота, который с виноватым видом подошёл к хозяину и уткнулся мокрым холодным носом в его ногу.

Разрешив сложную проблему и удостоверившись в своём психическом здоровье, профессор повеселел. Он взял на руки кота и поцеловал его в изящный носик в форме сердечка. Мендельсон зажмурился от удовольствия и лизнул хозяина в щёку своим шершавым языком – в знак примирения.

На все эти политесы ушло много времени и, взглянув на часы, Вадим Ильич понял, что если раза в три не ускорится, то с треском опоздает на работу. Помывшись и побрившись, как в ускоренной съёмке, не забыв покормить любимца, профессор поставил на плиту чайник и, готовя бутерброды с чёрной икрой и сёмгой, ощущал себя американским миллионером, не меньше. Включив радио, Мюнстерлендер услышал плачущий голос какой-то незнакомой певички: «Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой, на-на, на-на…»

Не прореагировать на такой бред он не смог, сморщился от злости и прошепелявил с набитым ртом:

-Армия кретинов здорово пополнилась за счёт этой будущей кошки, блин. Желаю ей в следующей жизни и на самом деле стать кошкой, если в настоящей её не устраивает быть человеком. Пусть живёт на помойке и по-кошачьи орёт: «Наверно, в следующей жизни я снова стану девкой, мяу-мяу…»

Позвонила Лидочка и пожелала «Вадимчику-симпампунчику» доброго утра и удачного дня. Было ясно, что девушка Синичкина начала серьёзную артподготовку, но профессора это нисколько не раздражало, а только радовало. Его стала захватывать игра, которую он, конечно, легко выиграет, а в качестве приза получит красивую молодую жену и богатых родственников, хотя и плебеев. Лидочку не надо было ни одевать, ни обувать, ни кормить, а это было очень важно по нынешним трудным временам. В общем, девушка была лакомым кусочком во всех отношениях. Важно было и то, что она смотрела на профессора снизу вверх – как на существо высшего порядка, а это не могло не подкупить самовлюблённого и тщеславного джентльмена.

Странно, но Вадим Ильич уже не ощущал тяжести своего солидного возраста, неважного материального положения и букета болезней в виде колита, гастрита, нефрита и простатита, не говоря уже о радикулите. К нему стало возвращаться радостное ощущение лёгкости: он нужен, его любят, в нём нуждаются, его хотят…

А почему бы и нет? – спрашивал себя профессор в сто тридцать пятый раз. – В конце концов, я никогда не ощущал себя семейным человеком. С первой женой всё было как-то несерьёзно – уж слишком рано я женился, а брак со второй длился так недолго, что я и не успел почувствовать себя мужем, отцом и главой семейства. Так может, с Лидочкой удастся создать крепкую, нормальную семью, родить детей и жить в своё удовольствие?... а что, чем я – плохая партия? Не пью, не курю, не дерусь, да и на сторону вряд ли побегу – хватит, набегался до простатита. Буду с детишками возиться, учить их музыке и языкам. Идиллия, да и только…

Радио «Триколор» раздумьям не мешало: приколы диджеев были с «бородой», а потому не смешны, но это нисколько не раздражало постоянно смотрящего на часы профессора.

Уже на выходе из квартиры Вадим Ильич нежно попрощался с котом, надел на старый, потрёпанный костюм такую же поношенную куртку, а на голову – вязаную шапочку из синтетики, горло же обмотал видавшим виды кашне в катышках. После этого профессор на все замки закрыл входную дверь и побежал к лифту, ибо уже очень здорово опаздывал.


Глава 11

Мюнстерлендер благополучно доехал до школы, не обращая внимания на различные неудобства, возникающие в дороге, и, намурлыкивая мелодию «Хелло, Долли», вошёл в школьный вестибюль. Вопреки обстоятельствам он приехал на работу своевременно, и это его удивило и порадовало. Он издалека кивнул Раисе Максимовне, тут же вызвав в ответ злобное шипение, и подошёл к стенду с афишами и объявлениями.

Бегло, по диагонали пройдясь по афишам, Вадим Ильич задержался на грядущем сольнике Тверского-Ямского в Большом зале консерватории. Талантливый «шкаф» должен был исполнять произведения Шуберта, Шумана и Шопена. В общем, это было достаточно интересно и хотелось бы его послушать, да ещё и Лидочку с собой взять.

Рядом висела самодельная афиша. Корявым почерком на листе ватмана красным маркером было написано: «Играет пианист Армен Агабабов. В программе произведения А.Агабабова, Л.Бетховена, И.Брамса и Ц.Франка». Сей замечательный концерт был намечен на следующую среду в зале Союза композиторов.

«Ну и ну, - неприязненно подумал профессор. – Мама родная, да Армен совсем спятил: поместил свою задницу в такую компанию, да ещё вперся на первое место. Тоже мне, первый среди равных нашёлся, блин. Это сколько же надо иметь наглости, чтобы втюхать свою мелкую и ничтожную персону в первый ряд, оттеснив признанных классиков на второй план. Знаем мы, какой из него пианист и композитор: руки у добра молодца из задницы растут и пальцы корявые до невозможности. Уродует классику, как может – в силу своего идиотского разумения. Про его вшивый музон и говорить нечего: бред и абсурд в кубе. А объявленьице-то он сам накропал, голубчик, собственноручно. И почерк у молодца такой же корявый, каков он сам, красавчик фурункулёзный. Надо бы снять эту стыдобу, да неудобно как-то. Хотя… пусть висит – Арменчик себе потрясающий чёрный пиар этим делает. Пусть народ потешается».

Ниже Агабабовской поделки висело ещё одно объявление, накарябанное не менее кривыми каракулями. Оно гласило: «Родителям детей срочно! Принести копии страховых полюсов своих детей и сдать в медкабинет».

Тут уж Вадим Ильич не выдержал и чертыхнулся:

-Ну и ну, чёрт её побери, эту Сволочанскую. Первооткрывательница полюсов нашлась. Все знают, что есть два полюса – Северный и Южный, но чтобы Страховой… это в какой же части света он должен находиться?.. Да что обсуждать этот маразм, ежу понятно, что это быдло перепутало полюс с полисом. Вот смеху-то будет, когда родители и ученики прочитают сию бредятину, а Аделаида Пантелеймоновна станет объектом всеобщих насмешек и издевательств. Но она это заслужила честным трудом – пусть и кушает с маслом.

-------


Уроки у Вадима Ильича шли, как обычно, при большом стечении публики, то бишь учеников. Сегодня шла речь о серийной технике, и ребята сидели с открытыми ртами, забыв о времени. Постоянным раздражителем был новый ученик Гриша Волков, которого приняли в школу два дня назад, так как в школьном оркестре не хватало валторнистов. Так вот, этот Гриша внимательно слушал лекцию, но постоянно отпускал словечки типа: «клёво», «понтово», «круто» и «ни фига себе». Профессор недовольно морщился, но до поры до времени терпел, пока терпение его окончательно не иссякло:

-Слушай, друг мой, ты что – других слов не знаешь? Что это у тебя все «клёво» да «понтово»? Ну, прямо близкий родственник Эллочки-людоедки.

-Да нет, я что, я ничего. Привычка, знаете ли, дурная. А про людоедов вы зря – я белый человек и людей не ем, - серьёзно пояснил покрасневший от стыда Гриша.

-Вот и сиди тихо, белый человек, не выступай, а то живо в коридор загремишь. Кстати, друг мой, в твоём почтенном возрасте стыдно не знать персонажей Ильфа и Петрова. Очень тебя прошу – почитай на досуге «Золотого телёнка» и «Двенадцать стульев», сделай мне одолжение.

После урока, запирая кабинет, Вадим Ильич увидел недалеко в коридоре Гришу, который громко разговаривал с девочкой из того же класса.

-Ну и продвинутый он у вас перец, препод что надо,- уважительно говорил мальчик, и профессор понял, что «продвинутый перец» - это очень хорошо и это надо запомнить, чтобы при случае использовать. Раз работаешь с молодёжью, то иногда надо говорить с ней на её же языке. Волков издалека вежливо поклонился профессору, а тот ему ответил, отметив про себя, что Гриша – неплохой мальчик, только слишком непосредственный и с культуркой у него неважно, а так он парень очень даже ничего.

-------


В школе сегодня было на редкость холодно: трухлявое здание продувалось всеми ветрами, батареи еле грелись, и школьное население было вынуждено кутаться в верхнюю одежду. Это конечно не спасало, а профессора и подавно: старые, изношенные вещи совершенно не помогали в борьбе с холодом.

В перерыве между лекциями Мюнстерлендер решил сбегать в столовую, чтобы выпить горячего чая. Его бил озноб и зуб на зуб не попадал, а это очень неприятное ощущение.

В харчевне не было ни души, только толстая неряшливая буфетчица раскладывала на витрине булки с повидлом.

-Можно у вас попросить чайку горяченького? – жалобно попросил у неё Вадим Ильич.

-Да щас, щас, обождитя. Не видитя ли что ли, что я занята? Вот положу булки и налью, - нелюбезно ответила грязная баба, от которой за версту несло козлиным потом. Потом она, облизывая пальцы и тяжело передвигаясь на тумбообразных ногах, подошла к огромной кастрюле, дымящейся на плите, и стала черпаком наливать в стакан светло-жёлтую бурду, по цвету напоминающую мочу, а с чаем и вообще не имеющую ничего общего. Профессору почему-то вспомнилась мужеподобная великанша Кухарочка из оперы Прокофьева «Любовь к трём апельсинам», которая безжалостно убивала половником всех, кто посмел приблизиться к её кухне, и при этом пела сиплым басом, поскольку её роль исполнял мужчина. «Жаль, что у меня нет бантика в подарок, чтобы заслужить её расположение», - подумал профессор, вспомнив сюжет оперы и посмеиваясь про себя.

Взяв в руки липкий стакан и с отвращением понюхав его содержимое, профессор стал закипать от возмущения.

-Слушайте, это что же такое вы мне налили? Я у вас просил горячего чая, а не мерзких помоев из грязной кастрюли! – фальцетом закричал Вадим Ильич.

-Не хошь – не пей, шо есть, то и даю. А то, шо из каструли, так это не твоё собачье дело. Разбрехался кобель, понимаешь… - по-хамски ответила буфетчица, поворачиваясь к профессору огромной задницей, размеры которой поражали воображение.

Вадим Ильич не нашёлся, что и ответить. Профессора трясло уже не только от холода, но и от возмущения и потому он не заметил, как сзади подошла Лидочка и нежно обняла его за талию.

-Пошли, дорогой, из этой рыгаловки ко мне. Сегодня Бухлова и Кочерыги нет, а у меня уже чайник кипит и пирожки свеженькие приготовлены. А на это дерьмо собачье ты забей, - и Лидочка метнула в сторону буфетчицы солидную молнию. – Это очень злая и грубая мочалка, зачуханная и вонючая. Вот кому надо колбасой катиться в диспансер – анализы сдавать на сифилис и глисты. А ты закрой, закрой свою плевательницу, козья морда, а то хуже будет. Вот вызову СЭС и приведу в эту поганую жральню. Пусть полюбуются, - охладила девушка пыл буфетчицы, которая вознамерилась устроить скандал и уже открыла рот.

-Я их просвещу, как у нас салаты готовятся: из гнилых овощей, грязным ножом, на обсиженном мухами столе. Потом все ингредиенты перемешиваются в кастрюле вонючими лапами, а уже после всего этого подаются посетителям. А как она, эта мразь, посуду моет, ну, это ва-аще… а полусырое мясо пятого сорта с жилами в суп кладёт, ну, ва-аще… а продукты домой сумками тащит, ну, ва-аще…

Как всегда, за Лидочкой осталось последнее слово, и, оставив буфетчицу на грани гипертонического криза, ибо лицо у той стало свекольного цвета, а глаза вылезли из орбит и, как говорится, с нежностью уставились друг на друга, влюблённая парочка под ручку, кокетничая, неторопливо удалилась в приёмную директора.

Там было уютно и тепло: находчивая девушка взяла из директорского кабинета мощный обогреватель, который успешно прогрел довольно большое помещение. На столе стоял чайник, две кружки, жестяная коробка с хорошим чаем, сахарница и большое блюдо с ароматными домашними пирожками. Профессор скинул куртку, основательно подкрепился и окончательно успокоился. Он любезничал с Лидочкой, ставшей его ангелом-хранителем, и всё больше в неё влюблялся.

Вадим Ильич не мог не рассказать девушке о ночном происшествии у него дома и с юмором описывал свои ощущения и переживания. Лидочка без передышки хохотала, складываясь пополам, хваталась за живот и приговаривала: «Ну и хохма, ну и умора. А кот-то какой прикольщик, до чего же умнявая скотинка. Ой, не могу, ой, умру со смеху».

Профессор превзошёл самого себя, он был в ударе, остроты и каламбуры так и сыпались из него, как из рога изобилия.

Наконец, поток веселья иссяк, Лидочка встала со своего места и подошла к Вадиму Ильичу сзади, обняв его и прижавшись щекой к его щеке.

-Димульчик, я тебя обожаю, какой же ты классный! Давай я сегодня приеду к тебе и останусь на ночь…

Но ответить на любовный призыв Мюнстерлендер не успел: дверь со скрежетом отворилась, и на пороге возник злой, помятый Бухлов. Стряхивая снег норковой шапкой с дорогой дублёнки, он кивнул профессору и простуженным голосом распорядился:

-Лида, срочно вызовите ко мне моих заместителей и заведующих отделами. Есть важные новости – надо обсудить и принять решение. Да, и не рассиживайтесь здесь, а немедленно сделайте пробежечку по этажам, в темпе престиссимо. Вам ясно? – после этого директор вошёл в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Увидев на лице своей подружки искреннее недоумение, Вадим Ильич пояснил: «Лидок, это он тебя попросил сделать всё ну очень быстро, даже не престо, а престиссимо, что является превосходной степенью. Так что, я пошёл на урок, а ты выполняй задание начальства. Не прощаюсь – ещё увидимся…» - и Мюнстерлендер, затаив дыхание, трепетно поцеловал Лидочку в нежно-розовую, вкусно пахнущую щёчку.