Geum.ru

Сердце красавицы

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
Глава 7

Прошёл месяц. Жизнь Мюнстерлендера потихоньку вошла в нормальное русло. Школьная зарплата теперь была очень приличная, и благодарить за это надо было Мариту, которая платила ему неплохие деньги. От жадности профессор набрал максимум учеников, выбрав лучших из лучших. К тому же, мать одной из учениц, кокетливая дама средних лет, имевшая собственную фирму, попросила Вадима Ильича давать её дочери дополнительные частные уроки, помимо тех, которые она официально оплачивала через Академию.

Замученный нищетой, профессор с удовольствием согласился, тем более что работы он никогда не боялся. На первую же коммерческую зарплату Мюнстерлендер купил дорогое эффективное лекарство от простатита. Потом он посетил вещевой рынок, на котором накупил трусов и носков. Старьё и рваньё профессор торжественно спустил в мусоропровод, изображая при этом барабанный бой и фанфары. Вадим Ильич возблагодарил судьбу и высшие силы за то, что ему позволили решить пока хотя бы мелкие бытовые проблемы.

Лидочка Синичкина на профессора дулась, ибо он пока не выполнил своего обещания и не назначил ей свидание, как обещал. Мюнстерлендер произвёл на неё сильное впечатление и она, мечтая выйти замуж за приличного человека, очень хотела познакомиться с ним поближе.

Профессор активно лечился. Дорогое лекарство вкупе с лечебной гимнастикой для позвоночника начало приносить свои плоды и в мире снова воцарилась гармония. Подкопив деньжат, чтобы не было стыдно перед дамой, Вадим Ильич решил пригласить девушку в кафе. На перемене он улучил момент и заглянул в канцелярию, где за компьютером трудилась Лидочка. Кроме неё, за своим столом сидела заведующая канцелярией Аполлинария Никитична Кочерыга – неприветливая и неряшливая квадратная баба, больше похожая на «идолище поганое», чем на женщину.

Постояв в коридоре и дождавшись того момента, когда Кочерыга, страдавшая от хронического цистита, выйдет в туалет, профессор птичкой впорхнул в канцелярию и преподнёс Лидочке большую плитку шоколада. Он пригласил девушку в субботний вечерок куда-нибудь закатиться, а та, сменив гнев на милость, с удовольствием приняла приглашение и выбрала для свидания пивной ресторан на Щёлковской. Вадим Ильич немного удивился такому выбору, но возражать не стал. Он решил, что так даже лучше, и что на пиво и воблу у него денег точно хватит, да ещё и останется.

-------


В условленный час профессор с букетом гвоздик стоял у ресторана и ждал Лидочку. В это злачное место валом валила молодёжь, и Вадим Ильич невольно поёживался, отвыкнув за несколько лет отшельнической жизни от шума и гама.

На улице было некомфортно: опять пошёл снег и задул сильный северный ветер. Лидочка опоздала на пятнадцать минут, соблюдая правила хорошего тона (по её понятиям). Она незаметно подкралась со спины к уже начинающему замерзать кавалеру. Сильно хлопнув того по плечу, девушка грубым голосом, имитируя грузинский акцент, спросила:

-Слющай, гэнацвале, у тэбэ закурыт не найдоца?

Вадим Ильич, не ожидавший такого подвоха, с негодованием обернулся, чтобы достойно ответить нахалу, но, увидев очаровательную мордашку, сразу забыл все ругательные слова. Лидочка была очень довольна розыгрышем, тут же расхохоталась и со словами: «Вот умора, обосраться можно», - по-хозяйски взяла профессора под руку и повела в ресторан.

-У меня, Ильич, тут халдей знакомый горбатится, поэтому два места я для нас застолбила, не боись. А то в это время тут пиплов тусуется жуткое количество, - поведала девушка слегка обалдевшему Мюнстерлендеру, без всяких там китайских церемоний перейдя на «ты».

Уже подходя к гардеробу, Вадим Ильич вдруг опомнился и вручил Лидочке цветы, которые та взяла с видимым удовольствием, уткнулась в них носом, а потом закатила глаза к потолку, видимо, желая показать новому другу, насколько она восхищена и тронута.

Сдав куртки и головные уборы гардеробщику, парочка пошла через бурлящий зал к свободному столику на двоих. Не успели они усесться, как к ним подскочил официант.

-Значитца так, Серёга, притаранишь нам по паре пивка и воблочки штук пять-шесть, покрупнее и пожирнее. Пока усё, а там протрём линзы по-новой, - распорядилась Лидочка, не глядя в меню.

-Посидим, Ильич, кирнём, похаваем, побазарим, а потом ещё чего-нибудь закажем. Тут у них обалденные салаты и полно всяких морепродуктов – ну, мидии-шмидии там всякие, устрицы, крабы с лангустами, суши, роллы и тэ дэ и тэ пэ. Но я почему-то думаю, что ты, со своими мощными капиталами, этого не потянешь – это слишком круто.

Заказ уже стоял на столе, когда девушка сделала очередное распоряжение:

-Димон, ты пока почисти воблу, а я вот что сделаю, - с этими словами Лидочка вытащила из сумки большую бутылку с минеральной водой. Увидев на лице профессора искреннее удивление, девушка прошептала:

-Спокуха, Маша, я – Дубровский. Только ты не дрейфь и не выкатывай шары. Здесь все так наводят понт. Ну, врубаешься, что переться с водярой в родной бутылке – это неудобняк, за это и попереть могут, вот чуваки и маскируются. Делают вид, что белые и пушистые, блин.

Лидочка долила в наполовину пустые кружки с пивом водки из бутылки, а бутылку пока спрятала в сумку.

Мюнстерлендер с молодости не пил этого плебейского «ерша», предпочитая дорогой коньяк, и его очень скоро развезло. Они с Лидочкой болтали о всякой ерунде, ели вкуснейшую воблу и запивали её коктейлем. Но долго выдерживать такое издевательство профессорский организм не мог, и Вадим Ильич на неверных ногах уже три раза посетил местный туалет. Лидочка, которая деликатность не отличалась, задыхаясь от смеха, направила на визави указательный палец, украшенный кольцом с огромным стразом, и сказала:

-Ильич, старичок, у тебя что – пузырь протекает? Хи-хи-хи. Ты что это без остановки в сортир фигаришь? Хи-хи-хи. Спорим, что через пять минут опять туда попрёшься? Ха-ха-ха-ха.

После этой тирады она несколько раз икнула и озаботилась: «Ой, и мне тоже приспичило. Пойду-ка я в том же направлении и оч-чень быстро, пока не поздно. Пардон, мадам, пардон, месьё, мне надо срочно припудрить носик».

-------


Через некоторое время Мюнстерлендер держал в своих руках Лидочкины ручки, нежно гладил и целовал каждый пальчик, по-собачьи заглядывая в красивые карие глаза, опушённые мохнатыми ресницами.

-Серый, притарань-ка нам по фирменному салатику и ещё по паре пивка, - остановила девушка пробегавшего мимо официанта.

-Бу сделано, Лидуша, - пробасил парень и без промедления принёс заказ.

-Я смотрю, кошечка моя, что у тебя хорошие отношения с этим Сергеем, - не удержался от ехидного комментария профессор.

-Ну да, суперские. Да ты никак ревнуешь, чувак? Ой, я не могу, уписаться можно. Понимаешь, просто Серый с детства корешится с моим брателло, и я его сто лет знаю. Так что, не боись, старичок, у меня с ним никогда не было интима и, думаю, что уже не будет. Знаешь, как в старой песне поётся: «Хороший парень – и больше ничего». Спи спокойно, дорогой товарищ, и не парься из-за ерунды.

Потом Лидочка загрустила и, подперев голову рукой, стала фальшиво напевать только ей одной известную мелодию со словами: «И папаня Груня, и маманя Груня…»

-Если бы ты только знал, Вадимчик, как мне хочется чего-нибудь своего да от родаков подальше. Они, конечно, у меня клёвые, но уже достали, блин. Вот ты, например, мог бы на мне жениться? Именно окольцеваться, а не то что «поматросил и бросил», а?..

Профессор попытался сосредоточиться и надолго задумался, опустив глаза, ибо так, сходу ответить на подобный вопрос был не готов. Лидочка, допивая последнюю кружку «ерша» и не дождавшись ответа, тоскливо произнесла:

-Суду всё ясно, кина не будет… - после чего подозвала Сергея и попросила принести счёт.

-Усё, профэссор, разбегаемся, а то мне что-то в отруб жутко захотелось. Поплинтухали, старичок. Да ты шевели копытами-то и шеруди рогами. Ты до дома сам дотопаешь? Не навернёшься по дороге? Нет? Точняк? Ну, тогда ладушки. Тебе куда пилить-то? В Медведково, а там ещё на скотовозе? Ё-моё, это круто, ни фига себе, прямо, тьму-таракань какая-то. А я тут близко живу, пять минут ходу. Знаешь кинотеатр «Урал»? Не знаешь? Не может быть! Ну, так я в этом доме и живу с мамахеном и папахеном. Понял?

Всё это Лидочка говорила заплетающимся языком, пока Мюнстерлендер оплачивал счёт, выгребая из кошелька последнюю мелочь. Ещё хорошо, что у него был проездной, а то пришлось бы идти, как в той песне, «по шпалам».

-Ильич, друг ты мой сердешный, я на тебя жутко запала, но пилить к тебе в Медведково до чертей неохота. Пригласить же тебя к нам домой я не могу: пещерка у нас маленькая и вписать тебя некуда, да и родаки будут в непонятках. Я понятно излагаю?

На улице Лидочка вдруг остановилась и поцеловала профессора в губы, потом резко повернулась к нему спиной и отправилась домой. Мюнстерлендер же направил свои стопы в сторону метро. Время было не так много: начало двенадцатого, но ехать надо было через весь город, да ещё с двумя пересадками.

Уже садясь в поезд на «Щёлковской», профессор ощутил в своем организме невероятный дискомфорт: внутри всё бурлило, урчало, взрывалось и активно просилось наружу. Через две остановки ему стало так плохо, что он был вынужден выйти на «Измайловской», спуститься на улицу и углубиться в парк, чтобы там извергнуть из себя всё, что сегодня так легкомысленно выпил и съел.

Народу в парке в такую непогоду не было, и профессор устроился за скамейкой, где и смог осуществить задуманное. Со всех сторон на него налетали порывы ветра, пригоршнями швыряющие в Вадима Ильича колючий снег, но выбора у него не было. Сейчас Мюнстерлендер не думал о том, что спокойно может застудить больную спину. Главным было – очистить организм от токсинов и постараться придти в себя, а об остальном подумать завтра.

Наконец, обессиленный поносом и рвотой, профессор натянул на себя брюки, очистил запачканную одежду снегом и сел на заснеженную скамейку, чтобы немного отдышаться и продолжить свой долгий путь домой. Можно было только мечтать о том, что он окажется в уютной квартирке, в тёплой чистой постельке, с Мендельсоном под бочком. Нет, неправильно: сначала надо принять ванну с ароматическим маслами, а уже потом лечь в постель, чтобы заснуть и забыть обо всём, что с ним приключилось сегодня. Нет, это тоже неправильно: забыть надо о неприятном, а вот о Лидочке надо помнить – уж очень хороша эта молодая особа. Правда, ей не хватает образования и интеллекта, зато физические данные на пять с плюсом, а это дорогого стоит. И ещё важно то, что она влюбилась и хочет замуж. Это значит, что старичок ещё – ого-го, в тираж не вышел и вызывает интерес у молоденьких девчонок.

-------


Поездка в метро и в троллейбусе прошла как в тумане. Добравшись до дома в половине второго ночи, Вадим Ильич, не снимая верхней одежды, лёг в коридоре и потерял сознание. Потом, придя в себя, и ощущая во рту какой-то мерзкий стальной вкус, он по стеночке дошёл до туалета, с трудом снял с себя всю одежду и встал под душ, держась обеими руками за бортик ванны. Он понимал, что на пол натечёт немного воды, но это было такой ерундой по сравнению с восстановлением ясности сознания, а пол подтереть можно и потом, утром.

После душа мокрый профессор присел в ванной, и его ещё раз вывернуло наизнанку. Он периодически отключался, потом сознание включалось, и опять начинались рвотные позывы и судороги кишечника. Незаметно для себя профессор заснул – уж очень много сил он потерял. Всё это было печально, радовало одно: то, что этот кошмар происходит дома, в тепле, в родной ванне, а не на улице или в транспорте.

Наконец организм успокоился, Вадим Ильич ещё раз включил душ, чтобы смыть со своего тела и со дна ванны продукты распада, а потом закутался в махровый халат и босиком зашлёпал в комнату, поближе к любимому дивану. Он без сил рухнул на лежбище и принялся себя ругать:

-Вот старый безмозглый баран! Попёрся на старости лет на свиданку с малявкой. Да тебе, идиоту, надо было дома сидеть около тёплого сортира и кефирчик обезжиренный дуть…

Всё это время Мендельсон находился рядом. Он смотрел на профессора с мистическим ужасом, жутковато поблескивая в темноте своими дьявольскими кошачьими глазами. В таком состоянии, за пять лет совместной жизни, он видел папочку впервые. Конечно, Вадим Ильич иногда болел, но это всегда выражалось в том, что он лежал в постели и тихо «умирал», временами постанывая для пущей убедительности. Почти всегда около больного кто-то был: сын, бывшая жена или очередная пассия. Тогда кот был спокоен за хозяина и особенно не переживал. Но на этот раз всё было не так, всё было очень страшно. Мендельсон страдал всей душой, глядя на то, как мучается его кумир, и не имел возможности ему помочь. А у профессора не было сил, чтобы приласкать и накормить голодное животное: перед глазами всё плыло, в ушах воцарился шум, а во всём теле, казалось, навсегда поселилась слабость.

-Прости, милый, я так плохо себя чувствую, - шелестел Вадим Ильич. – Потерпи до утра, мой золотой. – Потом, незаметно для себя, Мюнстерлендер заснул и захрапел, а кот прижался к нему всем телом и нервно вздрагивал при каждом движении хозяина.


Глава 8

Просыпался Мюнстерлендер с большим трудом. Он так устал ночью, что сил совершенно не было. Еле-еле разлепив глаза, Вадим Ильич первым делом посмотрел на будильник, стоявший рядом, на тумбочке, и увидел, что уже без десяти двенадцать. Очень болела голова, ныл желудок, а во рту пересохло, как в раскалённой пустыне в полдень.

Чтобы как-то придти в себя, надо было встать, помыться, побриться, почистить зубы и выпить крепкого чая с лимоном. Но, увы, лимона в доме не было. Пока профессор соображал – как бы ему разжиться лимончиком, не выходя из дома, зазвонил телефон. Сняв трубку, Вадим Ильич услышал Лидочкин голос:

-Алло, алло, это ты, Вадимчик? Извини за вчерашнее, чувак. Я всю ночь не могла заснуть, в полном обломе. Не надо было отпускать тебя одного, старичок. А я тебе сегодня уже пятый раз звоню, уже стала гнать волну: не случилось ли чего? Уж больно паршиво ты вчера выглядел.

-Лидочка, милая, спасибо тебе за заботу о старом больном человеке. Мне вчера действительно было очень худо, даже пришлось из метро на улицу выйти, в Измайловский парк. Там меня и прихватило, из всех дырок пронесло – как вспомнишь, так вздрогнешь, ужас.

-Бедный маленький мальчик, - посочувствовала Лидочка. – Будь спок: я виновата, я всё и исправлю. Клёво, что сегодня воскресенье и нет никаких дел. Я уже упакована и могу вывалиться из дома через пять минут. Это я к тому, что хочу к тебе приехать и помочь по хозяйству. Могу убрать квартиру, постирать или еду приготовить. Ты же лежишь и болеешь, насколько я понимаю?

-Ну, не знаю, - засомневался профессор. – От тебя до меня ехать часа полтора-два. Не хочется тебя утруждать, зайчик, хотя помощь мне бы очень пригодилась.

-Брось свои интеллигентские страдания, - возразила девушка. – Меня брателло на своей тачке до тебя мигом подбросит, тем более просеки, что сегодня воскресное утро и дороги свободны. Адрес-то у меня твой есть: я его из личного дела выписала, а как лучше до тебя доехать – не врубаюсь.

Профессор детально объяснил Лидочке о том – как удобнее от Щёлковской, по МКАД’у доехать до Северодвинской улицы.

-Лапочка, зайчик, если тебе не трудно, прихвати по дороге лимончик, а то кисленького очень хочется, - добавил Вадим Ильич.

-Понял, сделаю, - бодро отозвалась девушка и нежно попрощалась, пообещав сейчас же выехать.

-------


Чтобы встретить гостью не полутрупом, а более или менее живым человеком, Вадим Ильич с трудом поднялся с постели, кряхтя и охая, и стал приводить себя в порядок. Он всё же решил остаться в пижаме и шлёпках, добросовестно играя роль тяжело больного. Повеселевшего Мендельсона, ходившего за хозяином по пятам, профессор накормил, напоил и обласкал.

Через час с четвертью затренькал сигнал домофона, и уже через минуту Лидочка звонила в дверь профессорской квартиры. Больной открыл и рядом с девушкой увидел высокого, плечистого парня с квадратной челюстью, одетого в длинное чёрное кожаное пальто. На его голове ловко сидела кепка из такого же материала. Вадим Ильич тут же вспомнил американскую киношку «Люди в чёрном», хотя и не помнил точно, во что были одеты актеры, исполнявшие главные роли. Главное, что они носили чёрную одежду и были такие же крутые, а остальное неважно.

-Привет, дарлинг. Знакомься – мой братик Панкрат. Это он меня до тебя домчал. Паня, заноси сумки в фатеру. Димыч, где у тебя кухня? – спросила деловая Лидочка. Тем временем брат взял в руки две огромные, битком набитые сумки, стоявшие на полу и молча понёс их в указанном направлении. Девушка пошла вслед за ним, неся в руках несколько увесистых пакетов.

-Извини, дорогой, что натоптали. На улице страшная грязь – такая мерзкая снежная каша. Вчера было холодно, а ночью началась оттепель. Ты, главное, не вибрируй, я возьму тряпку и подотру пол, а ты иди в постельку, а то видон у тебя ещё тот, - сказала Лидочка, глядя на профессора влюблёнными глазами.

Из кухни вдруг раздалась мелодия «Песенки герцога» Верди, и Мюнстерлендер стал нервно озираться, не понимая – откуда взялись эти хрустальные звуки. Панкрат же деловито полез в карман, достал мобильник и поднёс его к уху. Молча выслушав кого-то, он по-военному кратко сказал:

-Есть, шеф. Я сейчас в Медведково, сестрёнку подвозил, минут через сорок буду у вас.

Отключив сотовый, Панкрат попрощался с профессором, чмокнул Лидочку в щёчку, после чего поспешно покинул квартиру.

Вадим Ильич окончательно растерялся, а Лидочка, увидев его состояние, пояснила:

-Это он на работу попилил. Бывает, что его и ночью вызывают – такое вот пахалово. Наш Паня горбатится на очень крутого мэна. Работёнка у него опасная, но он и зарабатывает классно. На жизнь ему вполне хватает. Квартирку тут недавно в нашем районе прикупил, хорошенькую такую «трёшечку» с евроремонтом. Сейчас мебель заказывает, а потом женится: девушка у него есть. В общем, он уже давно у родителей на шее не сидит. Все рвётся им помогать, но они у него ни копья не берут: сами при деле и отлично зарабатывают.

Профессор опять позеленел, и Лидочка это заметила.

-Все, Димчик, замумукала я тебя своими байками. Иди, котик, приземляйся, а я пойду на кухню и приготовлю тебе покушать.

Девушка стала раздеваться и переобуваться. Сегодня она была в шикарном норковом свингере цвета «сапфир» и красном кожаном брючном костюме. Из пакетика Лидочка достала красные замшевые лодочки на небольшом каблучке.

Уловив удивлённый взгляд профессора, Синичкина пояснила:

-Ты в ауте, пончик? Понимаешь, я ведь не в бедной семье живу, и фирменного барахла мне вполне хватает: шкаф-купе забит от пола до потолка. Но в школу приходится одеваться попроще, чтобы не светиться. Ой, Вадюша, ты же совсем бледненький стал. Топай скорее в постельку, а поговорить мы и потом успеем.

Мюнстерлендер вяло кивнул и поплёлся в комнату. Голова его гудела от переизбытка информации, и ему было не по себе. Профессор откинул одеяло, лёг и сунул под язык таблетку валидола, чтобы нормализовать сердцебиение. Вскоре он успокоился и стал думать о Лидочке, стараясь понять: что же она такое и с чем её едят? Ведь девушка открылась ему сегодня с совершенно другой стороны. «Не так она проста, как кажется», - подумал Вадим Ильич и уснул.

-------


Через полчаса Лидочка вошла в комнату с подносом, на котором стоял стакан со свежезаваренным чаем, тарелочка с тонко нарезанным лимоном, сахарница и блюдо с печёными пирожками, издававшими особый аромат домашнего уюта.

Профессор тут же проснулся и с любопытством посмотрел на поднос. Поставив его на журнальный столик, рядом с постелью, девушка села около профессора и нежно взяла его руку.

-Ну вот, всё готово. Покушай немного, мой дорогой, а я уже всего нажралась, пока на кухне возилась. Попробуй пирожки, это коронный номер моей мамы. Зуб даю, что таких ты никогда в жизни не ел.

Вадим Ильич, которому стало намного лучше, рисуясь, с некоторым напряжением поднялся, а Лидочка тут же заботливо подложила под его спину подушки. Ей нравилась роль доброй самаритянки, и она сходу приняла правила игры.

Подав профессору поднос с едой, девушка осталась сидеть на прежнем месте, глядя на Вадима Ильича с немым обожанием. Попробовав первый пирожок, буквально растаявший во рту, Мюнстерлендер в считанные минуты смёл с блюда остальную сдобу, после чего запил её чаем с лимоном. Блаженно откинувшись на подушки, профессор взял Лидочкину ручку и нежно её поцеловал, отметив про себя, что сегодня тоненький пальчик украшает не уродливый страз, а изящное золотое колечко с мелкими рубинами. Лидочка оценила галантность кавалера и стала рассказывать о себе:

-Ну вот, Димчик, хочу ещё раз тебе сказать, что семья у нас очень обеспеченная. Про брателло ты уже кое-что знаешь, поэтому говорить о нём больше не буду. Моя мамочка работает на автозаводе, столовкой заведует и имеет свой навар, а папуля – шофёр-дальнобойщик. Он из загранки не вылазит, всё время разные грузы перевозит, иногда нелегально. Сечёшь? Он не пьет и не курит, по бабам не бегает, поэтому все баблосы в семью тащит.

-Зайчик мой, как же так? – ужаснулся профессор. – Если твой папа возит контрабанду, то и погореть может. Это же так опасно.

-Не вибрируй, Димыч. Он пашет на очень крупных фирмачей, а у них всё давно схвачено. Так что, это почти безопасно, но у папули на всякий случай есть газовый пистолет и электрошокер. Про монтировку я уже не говорю. Так что, бошку бандитам может запросто открутить.

Мюнстерлендер слушал Лидочку и сам себе не верил: и как это его угораздило связаться с дочкой контрабандиста-дальнобойщика и сестрой бандита?.. но самое интересное заключалось в том, что эта малообразованная девица из низов ему очень нравилась. С ней было легко и приятно, она было настолько непосредственна и простодушна, что это подкупало. Притом, она была совсем молоденькая, а профессор любил только «свежачок» (как он выражался). Зрелые дамы, а уж тем более ровесницы, не пробуждали в нём никаких эротических желаний.

Лидочка тем временем продолжала:

-Вот и получается, Ильич, что брателло издиит на «Ауди», мамуля на «Фольксвагене», папуля на своем КамАЗе, а я, бедная, ездию в подземке и на скотовозах. Правда, ужас в натуре?

Профессора от всей этой экзотики передёрнуло, и он раздражённо заметил:

-Дорогая моя девочка, давай сразу договоримся: уж раз мы с тобой подружились и явно симпатизируем друг другу, то будь добра – научись правильно говорить по-русски. Это в какой же школе тебя научили говорить: бошка, ездию, ездиит, хотишь и вылазит? А ну-ка, повторяй за мной: «Я езжу, он ездит, она вылезает, он хочет, башка, хотя лучше говорить «голова», поняла, киска?»

-Хорошо, хорошо, ты только не сердись, я всё сделаю так, как ты хотишь, то есть хочешь. А про школу лучше не вспоминай: там училось полно уличной шпаны, подонки в натуре, которым преподы ставили трендели просто так, чтобы за двухари потом в тёмном подъезде не покалечили. Такие случаи тоже бывали. А я вот что думаю, дарлинг, - я сейчас учусь на компьютерных курсах, а потом на инглиш пойду. Ты же не думаешь, что эта ваша сраная школа – предел моих мечтаний?

Тут профессор и вообще потерял дар речи, ибо Лидочка оказалась не такой уж пастушкой-простушкой. А Лидочка продолжала посвящать Вадима Ильича в такие подробности, о которых он и понятия не имел:

-Хочу тебе булькнуть, что в школе творится настоящий бардак. Директор Бухлов – пьяница и развратник. И потом – чего же ты хочешь от чувака с такой фамилией? Прикинь, если он – Бухлов, то все его предки бухали со страшной силой. Я где-то прочитала, что все наши фамилии произошли от уличных кликух, так это – тот самый случай. Но этот пропойца, говорят, ещё и музон крапает для мультяшек и для цирка. Только те мультяки почему-то никто не видел. И ещё, - этот хлыщ-недомерок, извращенец хренов, завёл шашни со своей замшей, лысой семидесятилетней старухой. Да ты её знаешь, поэтому эту тему развивать не будем, но это тоже о чём-то говорит, сечёшь? А самая крутая фишка заключается в том, что школьное здание давно собираются ставить на капремонт, а всех отселить на окраину. Об этом давно разговоры ходят. Я, конечно, сразу уйду, а вам придётся ездить к чёрту на рога, да ещё непонятно в какую халупу вас засунут. Боюсь, что царские хоромы вам не светят. Так-то вот, мой золотой...

Мюнстерлендер совсем приуныл. Переварить столько негатива сразу ему было тяжело, поэтому он закрыл глаза и застонал: опять начала болеть голова. Лидочка поняла, что профессор устал от переизбытка информации и пошла на кухню, чтобы вымыть грязную посуду. Через некоторое время она вернулась с большим блюдом, заполненным разнообразными фруктами. Поставив этот красочный «натюрморт» на стол, она опять села около больного, оторвала от грозди большую янтарную виноградину и поднесла ко рту Вадима Ильича.

-Скушай, старичок, это ну очень вкусно.

-Ам, - сказал профессор и открыл рот, прикусив не только ягоду, но и Лидочкины пальчики.

-Ой, - ответила девушка, от неожиданности отдёрнув руку и смутившись. Она посмотрела в глаза Вадиму Ильичу и прочитала в них любовный призыв. Но тут, на самом интересном месте, зазвонил телефон. Трубку снял профессор.

-Это тебя, зайчик, какой-то мужчина, - немного удивился он и передал девушке трубку.

-Да, да, Паня, это я. Почему моя мобила не отвечает? Ой, я её с утра зарядить забыла, вот балда! Да, да, я уже иду, - огорчённо произнесла Лидочка. – Не судьба нам сегодня познакомиться поближе, май дарлинг. Это брателло приехал и уже ждёт меня у подъезда. Так что, я пойду, но сегодня тебе обязательно звякну. Да ты не огорчайся так – мы же завтра в школе увидимся. Ты меня не провожай… - последние слова девушка произносила из коридора, переобуваясь и надевая свингер. Потом она погасила свет и аккуратно закрыла за собой входную дверь.