Международных отношений: становление и характер

Вид материала

Документы

Содержание Великий крюке и его влияние наразвитие международных Ушиых войн.

Подобный материал:

• Программа подготовки аспирантов кафедры по специальности 07. 00. 15 История международных, 185.3kb.
• Тезисы лекций по теме: современные модели международных отношений, 71.47kb.
• Государство Израиль в системе международных отношений второй половины XX века, 590.32kb.
• I. Лига наций и становление Версальской системы международных отношений (1919 1920, 203.24kb.
• Сравнительный анализ внешнеполитических ресурсов россии и европейского союза на пространстве, 1413.55kb.
• Эволюция политико-дипломатической роли США в развитии палестино-израильского конфликта, 406.77kb.
• Системный подход к изучению международных отношений, 195.41kb.
• Использование аутсорсинга в международных экономических отношениях, 348.67kb.
• Сравнительный анализ деятельности международных организаций в конфликтах в косово, 570.6kb.
• Имперский характер внешней политики США, 349.34kb.

Международные отношения в предвоенное десятилетие

Великий крюке и его влияние на
развитие международных

отношений. Расстановка сил на мировой арене в 1930-е годы

[йровой экономические кризис 1929-гг. положил начало новому этапу в ятии международных отношений, этап характе рисовался острыми меж-юрствениымн конфликтами, образо-;м очагов военной опасное I и, круше-Версальско-Вангаштонской систс-Зсего за десять лет был пройден путь рры пацифизма» до второй мировой ы.

окрушительный удар по международ-• порядку, созданному в Версале и ингтонс, нанес Велики» кризис. <де всего это проявилось в сфере фи-ово-экономической. Падение про-ленного производства (в развитых галистических странах в среднем на ), сокращение мирового товарообо-(наб! %), полное расстройство фи-овой системы, - все тго привело к эму обострению борьбы за рынки а и сферы приложения капитала, к >вым, таможенным и валютным ион-Такова была «материальная» оснола хода к открытым межгосударстве и-етолкновениям и в области военно-тической.

ругим, не менее значимым междуна-ым последствием кризиса стало ук-[ение позиции праворадикальных низаний и движений, приход к власти 1е капиталистических государств фа-•ских и милитаристских группировок, я на экономических фудноетях и уси-1И социальной напряженности, эти пировки развернули широкую и весь-;пешную националистическую пропа-у, выдвигая лозунги экспансии в ка-ве главного условия стабилизации риоолитической обстановки и про-аиия страны. Дав мощный импульс ггике агрессии и ужесточению борь-

бы за новый передел мира, Великий кри­зис стал тем исходным рубежом, с кото­рого начался отсчет времени до второй мировой войны.

Развитие международных отношений в предвоенное десятилетие в решающей степени зависело от расстановки сил и внешнеполитических действий великих держав. К середине 1930-х годов сложи­лись три центра мировой политики: блок агрессивных государств (Германия, Ита­лия, Япония), коалиция западных демок­ратий (Англии, Франция, США) и Советс­кий Союз.

Так называемые «ревизионистские» державы выступали ш коренной пересмотр послевоенной организации мира, юриди­чески оформленной на Парижской и Ва­шингтонской конференциях. Проигравшая войну «униженная и оскорбленная» Гер­мания и считавшие себя «побежденными среди победителей» Италия и Япония в тридцатые годы стремились не к каким-то частным уступкам со стороны ведущих западных держав, а к полной ликвидации Версадьско-Вашингтонскон договорной системы. Но и это не являлось самоцелью. Конечным результатом их внешнеполити­ческих усилий провозглашалось создание «нового между народного порядка», уста­новление мировой (Германия) и регио­нальной (Италии и Япония) гегемонии, подчинение и порабощение других стран и народов. В качестве идеологического обоснования -жспансио! тете кого курса выдвигались расовые, социал-дарвинист­ские и геополитические теории и концеп­ции: о «превосходстве арийцев и арийс­кого политического гения», о «естествен­ном отборе» и «выживании наиболее при­способленных» рае и наций, о необходи­мости завоевания «жизненного простран­ства», о «воссоздании Великой Римской империи», об «эмансипации и сопроцве-тании азиатских народов» под руковод­ством Японии. Подобные теоретические установки и их практическая реализация

389

привносили в систему международных отношений качественно новый члемепт: внешнеполитические устремления наци­стской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии представляли собой угрочу не только для соперничав­ших с ними великих держав, но и для всей мировой цивилизации.

Стратегическим целям, декларирован­ным правительственными кругами госу­дарств агрессивного блока, соответство­вали и существенные изменения в такти­ке. Если в 1920-е годы планы ревизии Вер-сальско-Вашингтонскнх постановлений осуществлялись средствами дипломатии при умелой игре на противоречиях между западными державами, то с 1931 [.дипло­матические методы стали сочетаться с от­крытым применением вооруженной силы. Еще одной чрезвычайно важной особен­ностью политики государств «фашистско­го триумвира1а» пало активное исполь­зование ц своих интересах «советского фактора», антикоммунистических настро­ений правящей -шиты 'Запада. Будучи не­примиримыми противниками большевиз­ма, руководящие деятели Германии, Япо­нии и Италии постоянно подчеркивали, что их страны являются надежным опло­том в борьбе с «красной опасностью», побуждая тем самым западные правитель­ства идти навстречу своим нее возрастав­шим экспансионистским требованиям.

Другой крупнейший центр междуна­родной политики был представлен доку­ментально не оформленной, но фактичес­ки существовавшей коалицией западных демократий. Логикаразвития межгосудар­ственных отношений подсказывала, что именно эта коалиция должна была жестко противостоять «ревинюнистскнм» держа­вам, так как в нее входили главные гаран­ты Вереальско-Вашингтонской системы. Однако, вопреки всем логическим пост­роениям, правительственные круги Анг­лии, Франции и США избрали курс, на­правленный на «умиротворение» агрессо­ров, который объективно содействовал разрушению послевоенного международ­ного порядка, ими же созданного. Поли­тика «умиротворения» берет свое начало в 1920-е годы, когда Великобритания, Со­единенные Штаты и (в меньшей степени) Франция шли на серьезные уступки Гер-

мании и активно содействовали восстанов­лению ее экономического потенциала. Стратегический замысел состоял в том, чтобы интегрировать Веймарскую респуб­лику в сообщество западных государств и осуществлять контроль над ее внешнепо­литическим курсом, преврагить Германию в мощный и устойчивый противовес Со­ветскому Союзу и л о кал изо ват!, германс­кий реваншизм на восточном направле­нии. В тридцатые годы в поли гике держав-«умирЪтворителъпй ц» пронюшли каче­ственные изменения. Во-первых, под дав­лением «ревизионистских» государств западные демократии добровольно отказа­лись от своего главного требования 1920-х годов - сохранить незыблемыми основы Вереальско-Вашингтонской договорной системы. Иными словами, они перешли от частичной ее модернизации к поэтапной сдаче своих принципиальных позиций, зафиксированных в Парижских и Вашин­гтонских соглашениях. Во-вторых, уступ­чивой ь Запада перешла ту грань, которая отделяла сдерживание от поощрения аг­рессии.

Определенную роль в формировании этого курса сыграли пацифистские настро­ения общественности, стремление избе­жать новой кровопролитной войны, «уп­рочить мир и международную безопас­ность». Однако гораздо более значимой причиной подобных «миротворческих» действий являлось желание использовать умиротворяемые державы в борьбе с «ком- ' мунистнческой угрозой». Причем, в отли­чие от предшествовавшего периода, пра­вительственные круги Запада рассмафн-вали Германию и Японию уже не просто в качестве статичного противовеса Советс­кому Союзу, а как готовую к схватке с боль­шевизмом агрессивную вооруженную силу. Сочувствие и дипломатическое со­действие в реализации антисоветских пла­нов государств-агрессоров представляли собой важнейшую, по не единственную характерную особенность избранного За­падом внешнеполитического курса. Дру­гой его составляющей стали попытки на­править «коммунистическую экспансию» против германского фашизма и японского милитаризма, которые также (и вполне справедливо) воспринимались как серьез­ная опасность для стран «демократии и

свободы". Таким образом, суть политики «умиротворения» сводилась к тому, что­бы стравить тоталитарные режимы, дож­даться, пока они обескровят друг друга, выступить в роли непререкаемого арбит­ра и 'гсм самым не только обеспечить свою Собственную безопасность, но и укрепи п. свое главенствую шее положение на миро­вой арене. Откровеннее и доходчивее дру­гих определил содержание проводимой им политики «главный умиротворитель» Ев­ропы премьер-министр Великобритании Н. Чемйерлен: «Для нас, разумеется, ста­ло бьт наилучшим исходом, если бы эти бешеные псы - Гитлер и Сталин - сцепи­лись и разорвали друг друга». Изначаль­ный стратегический просчет «западных миротворцев» 1930-х голов состоял в яв­ной недооценке глобальной угрозы фа­шизма. Поэтому объективно политика «умиротворения» способствовала усиле­нию блока агрессивных государств и ос­лаблению международных позиций запад­ных демократий.

Особая важность «советской пробле­мы» в международных отношениях трид­цатых голов превращала СССР в один из самых влиятельных центров мировой по­литики. Партийно-государственное руко­водство Советского Союза придержива­лось внешнеполитической концепции, в которой сочетались идейно-классовые и геостратегические установки. В первую группу входили такие положения, кактра-лшшонные лозунги пролетарского интер­национализма, опоры на социальную под­держку международного рабочего класса, коммунистического движения и «угнета­емых народов Востока»; изображение ка­питалистического окружения «сплошь враждебным>1 по отношению к «первому в чире социалистическому государству», а фашизма - «одной из разновидностей империализма, и не более того»; твердое следование ленинскому указанию о пре­вращении будущей империалистической войны в войну гражданскую.

Наиболее речкой критике к современ­ной исторической литературе подвергает­ся сталинский вывод об отсутствии прин­ципиального отличия между фашистски­ми государствами и буржуазно-демокра­тическими странами- Действительно, по­ложение о том, что Советскому Союзу

противостояли «два одинаково реакцион­ных блока», неправомерно принижало уг­розу фашизма, которукь.он представлял для всей мировой цивилизации. Тем не менее, в качестве объяснения (а не оправ­дания) чтого вывода следует отметить, что и политику «умиротворения» западных держав никак нельзя назвать «прогрессив­ной». Обе стороны - советское руковщ-етво и правительственные круги Запада -недооценивали фашистскую опасность. Обе стороны стремились использовать агрессивные государства во взаимном про­тивостоянии. Обе стороны ставили знак равенства: первая между фашизмом и де­мократиями, вторая - между фашистской и коммунистической угрозой.

Все это свидетельствовало о том, что Советский Союз в 1930-е годы действо­вал в русле общепринятых великими дер­жавами «правил игры». Иначе говоря, не­смотря на устрашающие революционные декларации приоритетная роль во внеш­неполитической доктрине СССР отводи­лась геостратегическим расчетам и сооб­ражениям реальной политики. I лавным из них было стремление обеспечить соб­ственную безопасность и укрепить меж­ду народные позиции Советского Союза за счет использования «межимпериалисти­ческих противоречий». И.В. Сталин и дру­гие советские руководители, называя эти противоречия «непримиримыми и антаго­нистическими», подчеркивали, что они «гораздо сильнее противоречий межфор-мационных» и потому именно они «чре­ваты новой мировой войной». Предпола­галось, что империалистическая война приведет к нсющепию всех капиталисти­ческих держав, к обострению социальной борьбы и" в результате (новое обращение к идейно-классовым мотивам) Советский Союз получит возможность «выполнить свой интернациональный долг», содей-сгвуя победе мировой социалистической революции. Еще в 1°25 г., выступая на пленуме ЦК ВК11 (б), И.В. Сталин четко и недвусмысленно определил важнейшую стратегии е с кую задачу внешней полити­ки СССР: «Наше знамя остается но-ста-рому знаменем мира. Но если война нач­нется, то нам не придется сидеть сложа руки, нам придется выступить, но высту­пить последними».

Таким образом, различные стратеги­ческие цели, преследуемые великими дер­жавами, разделили их на три политичес­ких центра, В этом трехстороннем сопер­ничестве и должны были решаться судь­бы мира.

Первостепенное значение для развития международной обстановки имела не только расстановка, но и соотношение сил между ведущими державами, сравнитель­ные характеристики их экономического и военно-промышленного потенциала. Ве­ликий кризис и последующее восстанов­ление экономики, которое проходило в капитал истических с гранах крайне нерав­номерно, привнесли существенные изме­нения в силовую структуру межгосудар­ственных отношений. В сравнении с 1913г. уровень промышленного производ­ства Франции составил в 1938 г. 115 %, Англии - ! 17, Соединенных Штатов - 142, Германии - 150, Италии - 200, Японии -571, Советского Союза - 254. Удельный вес в мировом производстве промышлен­ных товаров определялся следующими показателями: Франция - 6,0 % (в 1913 г. -8,4), Англия - 10,0 (13,6), США - 26,5 (30,0), Германия - 11,8 (11,8), Италия -3,0 (2,5),Япония - 4,5 (1,3), СССР -5,6 (Рос­сийская империя в 1913г.-3,б).

Приведенные цифры творят о том, что в противостоянии западных демократий и «ревизионистских» держав баланс сил склонялся в сторону последних. Суще­ственно опережая своих соперников в тем­пах экономического роста, агрессивные государства последовательно и целеуст­ремленно создавали материальную базу глобальной вооруженной схватки за новый передел мира. Вместе с тем, было бы уп­рощением говорить о полном превосход­стве стран фашистского блока. Англия. Франция и США сохраняли свои страте­гические преимущества в сырьевых ресур­сах, уровне развития промышленности (42,5 % мирового промышленного произ­водства против 19,3 у Германии, Италии и Японии), колониальных владениях (66,8 % общей территории колоний против 8,7). Эти преимущества свидетельствовали о том, что западные державы обладали дос­таточной мошыо для обуздания агрессии. Однако, с другой стороны, ликвидация этих «привилегий» и являлась важнейшей

392

целью фашистской экспансии и установ­ления «нового порядка», при котором гос­подствующее положение в мире заняли бы, по выражению Б. Муссолини, не «од­ряхлевшие, а молодые возрождающиеся нации».

Во-вторых, в предвоенный период зна­чительно укрепились между на роди неэко­номические позиции Советского Союза. Успешное претворение в жизнь планов социалистической индустриализации по­зволило СССР удвоить свой промышлен­ный потенциал. К 1940 г. страна Советов вышла на 2-е место в мире по валовому объему производства. С 1935 г. стал осу­ществляться переход к кадровой системе комплектования Красной армии, числен­ность которой за пять лет возросла в 3 ра­за. Вместе с тем, в социально-экономичес­ком и политическом развитии СССР про­явились и крайне негативные тенденции; установление тоталитарной сталинской диктатуры, массовые репрессии, крупные просчеты в управлении промышленнос­тью, оборонным производством и особен­но сельским хозяйством. .Все это подры­вало авторитет Советского государства, отрицательно сказывалось на его между­народном положении. Однако очевидные достижения в строительстве социалисти­ческой экономики, решении социальных проблем, усилении военного могущества способствовали сохранению ча Советским Союзом статуса влиятельного мирового центра, роль которого в предвоенное де­сятилетие вес более возрастала.

Все эти изменения в характере, расста­новке и соотношении сил во многом пре­допределили ход международных событий в 1930-е годы.

§2. Проблемы международной

безопасности и разоружения в годы мирового экономического кризиса

Международная обстановка, сложив­шаяся в период кризиса, отличалась слож­ным переплетением разнообразных про­блем: политических и финансово-эконо­мических, европейских и дальневосточ­ных, унаследованных от «эры пацифизма» и принципиально новых. Другая особен­ность состояла в том, что компромиссное решение этих проблем было чрезвычайно

затруднено по причине обострения меж­государственных противоречив и факти-' ческого ч! шпа правительственных кругов [ряда стран от пацифистской политики.

В условиях всеобщего экономическо­го коллапса, вызванного кризисом, край­нюю степень напряженности приобрели горгово-фнна псовые отношения. Наибо­лее острыми и конфликтными оказались вопросы, касавшиеся военных долгов, та-рюжениых тарифов и валютных операций. Летом 1931 г. президент США Г Гувер, Ьославшись па критическую финансовую [ситуацию в мире, предложил ввести годич­ный чорзшрий на выплату репарации и [международных государственных долгов. Тфавительства европейских стран-долж-Ьшш Соединенных Штатов с готовнос-рью поддержали что предложение, после вето путем несложных логических пост-воений пришли к выводу: если можно не Возвращать долги один год, зачем уплачи-Виь их вообще. На Лозаннской конфсрен-Ьш 1932 г., окончательно отменившей гер-•инсклс репарационные платежи, еаро-|цейцы потребовали отсоединенных Шта-|гов аннулировать все долговые обязатель-шва времен мировой ппйны. Главныйар-•умент заключался в том, что своевремеи-ннг !|(нац[<-'пие военных долгов зависело ют бесперебойной выплаты Германией ре­парации европейским должникам США. Кяедоиательно. за отменой одних нлате-пей должно последовать упразднение и других. Вашингтонская администрация Ьшнала доводы своих бывших союзни-Ьов «злонамеренными», а американская Ьесса - «большевистскими», напомнив км самым, как поступило с чалолженно-|гою Российской империи советское пра­вительство, Гувер выступил с сакрамен-льным заявлением о том, что иеобходи-]ю выполнять финансовые обятатсльстиа вилюбых обстоятельствах. 11резидентс-ря декларация не нроичвела на Европу икакого впечатления. В 1932-1933 гг. ЙН17ШИ, а вслед за ней еще 19 государств йярога Света прекратили долговые вып-Ьгы СИМ.

I В Вашингтоне негодовали и одновре-(енно готовились к .мощному контрудару. (1930-1933 гг. между Америкой и Евро-Ьйшла настоящая торговая война. За пот 1ФИОД таможенные тарифы по обе старо-

ны Атлантического океана возросли на 30-40 %. Ситуация усугублялась тем, что мно­гие великие державы и малые европейс­кие страны отменили золотой сгандзрт своих валют. В результате инфляция при­обрела галопирующий характер, тарифная политика ужесточалась, а конкурентная борьба за рынки усилилась. 11оэтому воп­росы стабилизации национальных валют и торговых тарифов превратились в наи­важнейшие проблемы международных финансово-экономических отношений. Именно эти вопросы и стали центральной темой обсуждения _на Всемирной эконо­мической конференции, открывшейся в Лондоне в июне 1933 г. Ее главной целью был поиск путей совместного и согласо-ваннслх) выхода из кризиса. Понятно, что успех или неудача Лондонского форума во многом зависели от позиции Соединенных Штатов, остававшихся ведущей промыш­ленной и финансовой державой мира. В этот «судьбоносный» момент администра­ция США и привела свою «акцию возмез­дия» в отношении бывших должников, 3 июля 1°33 г. Ф.Д. Рузвельт заявил, что не намерен идти на уступки европейским государствам по валютным и тарифным вопросам. Тем самым американский пре­зидент «торпедировал» работу конферен­ции, которая вскоре была закрыта, так и не приняв каких-либо значимых решений.

Приведенные примеры показывают, насколько острыми в этот период стали межгосударственные противоречия в сфе­ре экономики и финансов. Что касается политических и военных проблем, то дни вызывали еще больший накал страстей.

На европейском континенте, как и в 1920-е годы, центральное место занимал германский вопрос. Воспользовавшись занятостью западных держав кризисной ситуацией, правительственные круги Вей­марской республики активизировали спою политику, направленную на ревизию Вер­сальского договора. При этом они действо­вали последовательно и поэтапно, доби­ваясь отмены репарационных, затем воен­ных ограничений и, наконец, территори­ально-политических постановлений. Эту внешнеполитическую программу с боль­шим усердием и даже с известным забе­ганием вперед стало претворять в жизнь уже правительство Г. Брюнинга, прншед-

шее к власти весной 1930 г. В отличие от опытного немецкого политика «эры паци­физма» Г. Штреземана Брюнинг, плохо разбиравшийся в дипломатических хит­росплетениях, применял методы прямого давления с элементами шантажа и демон­стративного неподчинения Версальским распоряжениям. Ответная реакция запад­ных демократий носила двойственный характер: с одной стороны, отпор наибо­лее грубым нарушениям Парижских согла­шений, но, с другой стороны, вес более явственное отступление к политике «уми­ротворения».

Первую пробную наступательную опе-радию на дипломатическом фронте Гер­мания провела весной 1931 г.. заключив с Австрией соглашение о создании тамо­женного сокга. 1~1о своей сути это была попытка осуществить «холодный анш­люс», т.е. подчинить экономику Австрий­ской республики без силового захвата ее территории. Вызывающую акцию Герма­нии осудили Англия, Франция. Италия и ряд лру их европейских государств, выс­тупивших с официальными протестами. По инициативе французского правитель­ства вопрос был передан на рассмотрение Гаагского Международного суда, который в сентябре 1931 г. аннулировал германо-австрийское соглашение как несовмести­мое с Версальским и С'ен-Жерменским договорами.

Германия потерпела поражение, но поражение скорее всего ею запланирован­ное. Угроза аншлюса должна была подвиг­нуть и подвигла Запад на новые «мирот­ворческие» уступки. Через несколько ме­сяцев наступательная тактика Германии принесла ей первый крупный успех. В июне 1932 г, на конференции в Лочанне Веймарская республика была освобожде­на от выплаты репараций. Перед откры­тием и в ходе работы конференции пре­мьер-министр Франции Э. Эррио в обмен на отмену репарационных платежей пы­тался добиться со стороны Германии «по­литической компенсации» — «обязатель­ства не подымать вопроса о дальнейшем пересмотре Версальского договора в тече­ние 15-20 лет». Однако германская деле­гация наотрез отказалась рассматривать французское предложение, а представите­ли Англии и США «умиротворенно» ее в

этом поддержали. Таким образом, среди великих западных держав лишь Франция демонстрировала, пусть робко и непосле­довательно, свою готовность противосто­ять новым «ревизионистским» требовани­ям Германии. А они не заставили себя ждать. В начале 1930-х годов высокопос­тавленные немецкие политики во главе с Г. Брюнннгом неоднократно заявляли о необходимости «довооружения» Герма­нии, т.е. об упразднении военных поста­новлений Версаля. Для достижения по­ставленной цели германская дипломатия использовала трибуну конференции по разоружению.

Всемирная конференция по сокраще­нию и ограничению вооружений, созван­ная но решению Лиги Наций, стала одним из самых крупных событий в между народ­ной жизни предвоенного десятилетия. Она открылась 2 февраля 1932 г. в Женеве. В работе форума примяли участие предста­вители 63 государств.

Программы по разоружению и сохра­нению мира, представленные великими державами, во многом повторяли те пред­ложения, с которыми они выступали на заседаниях Подготовительной комиссии. Лейтмотивом этих программ являлось стремление обеспечить не всеобщую, а свою собственную безопасность за счет ограничения военной мощи потенциаль­ных противников. Однако на самой кон­ференции были выдвинуты и принципи­ально новые идеи и концепции.

Проект Францучской республики, из­ложенный в «плане А. Тардье» и в гак на­зываемом «конструктивном плане Э, ^Г3р-рио-Ж. Поль-Бонкура», предусматривал создание пол эгидой Лиги Наций органи­зации европейских государств, связанных между собой пактами о взаимопомощи. Для предотвращения и подавления агрес­сии эта организация должна была распо­лагай, вооруженными силами, боевое ос­нащение которых превосходило бы наци­ональные армии. В новой миротворческой программе Франции сочетались идеи зна­менитой «триады Эррио» и ианевропейс-кого проекта А. Бриана. Если не прини­мать во внимание проникновенную паци­фистскую фразеологию, то стратегичес­кий замысел французского правительства становился прозрачным: добиться консо-

дйдации европейских стран формально под началом Лига Наций, а фактически под руководством Франции. Мотгому большинство делегаций во главе с пред­ставителями Англии отвергли французс­кий план как «нереальный».

В программе Великобритании цент­ральное место занимало требование со­кращения сухопутных сил до максималь­ного уровня и 200 тыс. человек и полнот отрешения подводного флота, Француз­ская пресса в тшй спичи справедливо от­мечала: «11а Женевской конференции Ан-гаия выдвинула грандиозный план разо­ружения Франции». И действительно, в случае его реализации Французская рес­публика должна была сократить свою ар­мию в 5 раз и лишиться самой мощной в мире чскадры подводных лодок. Боль­шой общественный резонанс вызвала рторяя часть британского проекта -.«план Дж.Р. Макдональда». В нем изла­галась концепция «качественного разору­жения». С'угь ->той концепции заключалась Втом, что объектом сдерживания и огра­ничения вооружений становились не все, длишь наступательные виды оружия, ко-юрые могли быть использованы для агрес-

УШИЫХ ВОЙН.

«План Г. Гувера», с которым выступи­ли Соединенные Штаты, по своему содер­жанию был очень близок к разоруженчес­кой программе Англии. Делегация США надвинула предложение «увеличить срав­нительные силы обороны путем умеиыпе-щм силы нападения». Американский ва­риант «качественное разоружения» пред­полагал ликвидацию танков, тяжелых ар­тиллерийских орудий, бомбардировочной авиации и химических боеприпасов. Анг­ло-американская концепция «качеетвенно-ю разоружения» являлась крупным вкла­дом в военную теорию и могла стаи, ре­альной основой для принятия конструк­тивных решений.

Как и ожидалось, самую радикальную ррограмму «всеобщего и полного разору­жения» огласила делегация Советского Сокш. Повторилась история Подготови-гелыюй комиссии: конференция отклони-;ш сначала первый, а затем и второй про­ел СССР о «пропорционально-прогрес­сивном сокращения вооружений». Оба былиохарактеричованы как «фантастичес-

кие» и «оторванные от международных
реалий». В ответ в советской прессе резко
усилилась пропагандистская кампания,
направленная па разоблачение «женевских
миротворцев» и «доживающего последние
дни буржуазного пацифизма». В угаре
беспощадной критики «женевского фар­
са» советская дипломатия допустила
явный просчет, категорически отказав­
шись признать принципы «качественно­
го разоружения». ,

Другой впечатляющей инициативой СССР стал проект Декларации об опреде­лении нападающей стороны. Особая чна-чимость этой инициативы была обуслов­лена тем, что в основополагающих меж­дународных документах, включая Устав Лиги Наций, отсутствовала четкая и юри­дически доказательная формула, которая не позволяла бы оправдывать агрессию мирными устремлениями. К тому же в ус­ловиях усиливавшейся напряженности в межгосударственных отношениях такое определение становилось и весьма акту­альным. 6 февраля 1933г. на пленарном заседании Женевской конференции совет­ская делегация предложила считать агрес­сором любое государство, которое 1) объя­вит войну другому государству; 2) вторг­нется на его территорию беч объявления войны; 3) осуществит нападение на инос­транные суда или самолеты; 4) установит блокаду побережья; 5) будет поддерживать банды, действующие на территории дру­гого государства, и не примет, вопреки его требованиям, меры по пресечению подоб­ной деятельности. Впоследствии даже си-мыс последовательные противники боль­шевистского режима на Западе признава­ли, что предложенный СССР проект Дек­ларации мог бы стать исходной базой для переговоров о создании системы коллек­тивной безопасности. Однако и эта совет­ская идея была благополучно похоронена. В июле 1933 г. во время работы Всемир­ной экономической конференции в Лон­доне Советский Союз частично компенси­ровал свои неудачи на Женевском фору­ме, подписав с десятью странами Восточ­ной Европы и Азии конвенции об опреде­лении агрессора. В истории дипломатии Лондонские конвенции расцениваются как важный элемент в противостоянии агрес­сивным силам.

Острые споры, возникшие при об-сужлении советских проектов, сразу же утихли, как только Женевская конференция приступила к рассмотрению «плана Г. Брго-нинга». Его содержание сводилось к крат­кой, но емкой формуле: либо все великие державы разоружаются до уровня Герма­нии, либо Германия получает право на довооружение и военный паритет. В отли­чие от аналогичных предложений, выдви­нутых на Подготовительной комиссии, это было уже не «прошение на высочайшее имя», а ультиматум, подкрепленный угро­зой ухода с конференции а случае отрица­тельной на него реакции. Расчет строился на том, что дипломатический шантаж в сочетании с политикой «умиротворения» западных демократий принесет желаемые результаты. Так и случилось. По инициа­тиве Англии и Соединенных Штатов а де­кабре 1932 г. в Женеве прошло совещание, на котором йыло выработано компромисс-нос решение, зафиксированное в «Декла­рации пяти держав» (Великобритании, США, Франции, Италии и Германии). Дек­ларация признавала за Германией «равно­правие в вооружениях в рамках системы, обеспечивающей безопасность всем наро­дам при условии международного контро­ля». Германское правительство, таким об­разом, добилось новых значительных ус­тупок Запада, но не полной победы. Сам текст документа содержал настолько рас­плывчатые формулировки, что позволял трактовать его по-разному. ] ермания вы­деляла в нем слово «равноправие», а Фран­ция - «безопасность» и «контроль», т.е. со­хранение главных военных постановлений Версальского договора. Германская деле­гация потребовала предоставления права на создание запрещенных Версалем видов вооружений и немедленное (а не через 8 лет, как предлагал Дж.Р. Макдональд) увеличение численности постоянной ар­мии до 200 тыс. человек. Оценив чти тре­бования как чрезмерные, Франция отве­тила категорическим отказом. Правитель­ство Германии, возглавленное А. Гитле­ром, получило повод для давно заплани­рованного демарша: 14 октября 1933г. немецкая делегация покинула Женевскую конференцию.

Таким образом, в 1932-1933 гг. Герма­ния резко усиливали спой натиск на запад-

396

1гыс демократии, а последние, отступая под этим натиском, не выходили пока за разумные рамки политики «умиротроре-ния» л противодействовали наиболее ради­кальным реваншистским устремлениями. Что касается самой Женевской конфе­ренции, то она прекратила свою работу летом 1934 г. Конкретным результатом ее деятельности стало одобрение революций, соответствовавших концепции «каче­ственного разоружения»: о запрещении применения отравляющих газов, батери­ологической войны, бомбардировочной авиации, о необходимости сокращения всех видов наступательных вооружении. Однако какой-либо всеобьемлющей про­граммы по реализации поставленных це­лей принять не удалось. Всемирный фо­рум не оправдал возлагавшихся на него надежд, что объяснилось возросшей кои-фликтностью в международных отноше­ниях, противоречиями великих держав н решении проблем безопасности и разору­жения. Главная же причина обреченности переговоров об ограничении вооружений состояла в том. чго они проходили тогда, юнда уже закончилась «эра пацифизма» и началась вооруженная борьба за новый передел мира. Ярким доказательством тому стала агрессия Японии па Дальнем Востоке.

§3. Образование очага войны на Дальнем Востоке. Дальневосточ­ный узел международных проти­воречий

В начале 1930-х годов в развитии пос­левоенных международных отношений произошли качественные изменения, свя­занные с переходом от дипломатической К силовой ревизии Берсальско-Вашинг-тонской системы. Первый шаг в этом на­правлении сделала Япония. Главным объектом агрессии стал Северо-Восточ­ный Китай.

Идеологические обоснования экспан­сии (паназиатская доктрина) и стратеги­ческие планы се осуществления («Мемо­рандум генерала Г'. Танаки») были разра­ботаны в 1920-е годы. В 1931 г. Япония приступила к их практической реализации. Выбор времени и места масштабной воо­руженной акции нельзя назвать случай-

иым. Он был обусловлен факторами как внутриполитическое!), так л международ­ною характера. Мировой кризис нанес сокрушительный улар по экономике Япо­нии и ус ил ил чкспам сионистские тенденции вес внешней политике. Взаимосвязь меж­ду 1тми,пну мя но следствиями кризиса оче-шиа. Экономические потрясения в Стра­не Восходящего Солнца были столь значи­тельными потому, что Япония,в отличав от других капиталистических государств, в ог­ромной степени зависела от внешнего рын­ка и фактически полностью - от поставок основных видов сырья. Речное сокращение мирового товарооборота, торговые и та­рифные войны. - все это приводило к обо­стрению не только финансово-экономи­ческой, но и внутриполитической ситуа­ции в стране. Стремительно возрастало влияние милитаристских группировок, предлагавших «перспективный» и сравни­тельно легкий выход из создавшегося по­ложения - экспансия. Армия превраща­лась в самодовлеющую силу, которая выш­ла из-под контроля правительства, а затем и подчинила себе гражданские властные структуры. Политическая власть транс­формировалась в государственную систе­му авторитарно-милитаристского типа.

В соответствии с известными страте­гическими установками первоочередной целью военных действий являлся захват Маньчжурии, И это также имело свое цбьяснение. Во-первых, несмотря на не­большую по китайским меркам числен­ность населения (37 млн. человек), Мань­чжурия представляла собой экономичес­ки наиболее развитый район Китая. Здесь были сконцентрированы основные отрас­ли добывающей промышленности, 70% железных дорог и около 40 % внешнетор­гового оборота Китая. К концу 1920-х го­ла» Япония, расширяя свои концессион­ные права, сосредоточила под своим кон­тролем практически все экономические ресурсы Южной Маньчжурии. Во-вторых, эта территория рассматривалась как удоб­ный плацдарм для дальнейшего продви­жения во внутренние районы Китая. И, наконец, в-третьих, традиционно Маньч­журия считалась сферой влияния Россий­ской империи, а затем СССР (северная часть) и Японии (южная часть). Интере­сы западных держав оценивались как ма-

лозначительные. Такая расстановка сил лавала возможность японским правитель­ственным кругам изображать свою агрес­сию «антибольшевистским походом» и тем самым рассчитывать если не на бла-гоприятное, то на снисходительное отно­шение к ней Запада. Определенные и, как показали последующие события, вполне оправданные надежды возлагались на ис­пользование англо-американских противо­речий на Дальнем Востоке.

Поскольку правительство Р. Вакацу-ки - К. Силэхары, по мнению японских милитаристов, проводило «чрезмерно ос­торожную» политику, инициативу в развя­зывании военных действий взяли на себя офицеры Квантунекой армии, раскварти­рованной па арендованной китайской тер­ритории Гуандун (по-японски - Квантуй). Поводом к началу боевых операций послу­жил «мукденский инцидент». В ночь с 18 на 19 сентября 1931 г., согласно официаль­ной японской версии, на Южно-Маньч­журской железной дороге китайцы совер­шили «диверсионный акт», взорвав рель­сы недалеко от города Мукдена (Шэнья­на). На место взрыва были приглашены британский военный атташе и корреспон­денты, которым показали трупы двух уби­тых китайских солдат, готовивших дивер­сию. Англичанин отметил, что он видел много странностей со стороны маньчжур­ского командования, но не верит, чтобы оно направило для подготовки взрыва пе­хотинцев, а не саперов. Через несколько часов вновь приглашенным журналистам и ошарашеиному английскому атташе про­демонстрировали тела тех же солдат, но уже переодетых в саперную форму. Впос­ледствии, когда комиссия Лиги 11аций про­водила расследование японо-китайского конфликта, ее уведомили, что через 20 ми­нут после «взрыва» по поврежденному участку железной дороги проследовал эк­спресс. Был вызван «очевидец» - японс­кий лейтенант, который доходчиво объяс­нил иностранным экспертам, что взорва­ли один рельс и поезд покачнулся, но за­тем, устояв, поехал дальше. Каким бы смехотворным ни казался «мукденский инцидент», но ровно через час после «диверсии» Кванту некая армия присту­пила к широкомасштабным боевым дей­ствиям.

Необъявленная воина Японии к Севе­ро-Восточном Китае продолжалась всею лишь .1,5 месяца. Уже в первую неделю японцы запили все крупные города и стра­тегические пункты Южной Маньчжурии. В середине октября был установлен конт­роль над большей частью североманьч­журской территории, включая города Хар­бин и Цицикар - центры советского влия­ния в Китае. В начале января 1932 I. япон­ские войска захватили город Цзиньчжоу на советско-китайской тряпице. '_)то означа­ло, что вся Маньчжурия - как Южная, так и Северная - перешла под военное управ­ление Японии.

Успех японского «блиц-крига» объяс­нялся прежде всею тем, что 100-тысячиое войско маньчжурскою правителя марша­ла Чжан Скшяна не оказало никакого се­рьезного сопротивления 14-тысячной Кванту некой армии. Такая «такпжа» была согласована е центральным Нанкинскнм правительством Чан Канши, который счи­тал Японию менее опасным врагом, чем К11К. Как раз в тш время Гоминьдан гото­вил «4-й карательный поход» против ком­мунистов и созданных ими «советских районов». В борьбе с Японией предпола­галось использовать исключительно поли­тико-дипломатические методы, опираясь на поддержку Запада и Лит Наций. Я\ юн-ская агрессия в Китае разворачивалась при полном попустительстве западных демок­ратий, надеявшихся, что она приведет к военному столкновению Японии с Совет­ским Союзом.

Ситуация коренным образом измени­лась, когда воодушевленные своими побе­дами японцы стали расширять сферу экс­пансии и 29 января 1432 г. атаковали Шан­хай- крупнейший порт и торгово-фннап-совый центр Китая. В чтом городе были сосредоточены важнейшие экономические интересы западных держав. Поэтому они бсч промедления предприняли дипломати­ческие и поенные меры для пресечении агрессии. Не дожидаясь ответа на реши­тельные протесты, направленные японс­кому правительству. США. Англия и Фран­ция сконцентрировали свои азиатские эс­кадры в районе. Шанхая, активизировала боевые действия против японцев китайс­кая 19-ая армия. Все что заставило Япо­нию отступить, и к лету 1932 г. статус-кво

был восстановлен. Несмотря на кажущу­юся незначительность, «Шанхайский кри­зис» занял особое место в истории меж­дународных отношений !930-х годов. Он показал, что западные демократии обла­дали достаточными возможностями для эффективной борьбы с агрессивными си­лами, если возникала непосредственная угроза их интересам.

Тем временем Япония, завершив опе­рации но захвату Маньчжурии, приступи­ла к планомерному «обживанию» регио­на, превращая его в свою полуколонию. Стремясь облагородить открыто импери­алистические действия, японская пропа­ганда изображала их как «меры по оказа­нию помощи маньчжурскому народу в ре­ализации его нрава на самоопределение». В доказательство этих «благородных уст­ремлений» 9 марта 1932 г. было провозг­лашено образование независимого госу­дарства Маньчжоу-1 о (л переводе с китай­ского «Маньчжурская империя»), Главой нового государства стал свергнутый рево­люцией 1911-1912 гг. последний импера­тор из Цинской династии М. Генри Пу И. 15 сентября 1932 г. Япония первой призна­ла Мапьчжоу-Го, подписав с Пу И согла­шение о «продленки пребывания японс­ких войск для зашиты его {не Пу И, а Маньчжоу-1 о) безопасности».

Такова была хроника событий, которые привели к возникновению очага войны на Дальнем Востоке. В реакции западных держав на эти события выделялись два наиболее значимых момента, существен­но ограничивавших противодействие аг­рессии: политика, направленная на «уми­ротворение» Японии, и серьезные разно­гласия в решении дальневосточных про­блем.

Соединенные Штаты официально осу­дили нападение Японии на Северо-Вос­точный Китай. 7 января 1932г. государ-а пенный секретарь ГЛ. Стимсон напра­вил японскому и китайскому правитель­ствам ноты, основные положения которых позднее получили известность как «докт­рина непризнания» или «доктрина Стим-сона». Согласно этой доктрине, США от­казывались признавать любые территори­альные и политические изменения, проти­воречащие принципам «т крытых дверей» и «равных возможностей», договорным

прпним Соединенных Штатов или их граж­дан в Китае. Несмотря на жесткий тон послании их значение не следует преуве-лпчшиъ. Администрация США не шла дальше юридического непризнания по-самсгвий японской агрессии и не пред­лагала никаких отпетых мер. Более того, «доктрина Стммсоиа» не внесла сколь-либо значимых изменений в американс­кую политику «умиротворения». Пока­зательно, что в том же 1932 г. президент Г. Гувер заявил: «Если бы Япония откро­венно провозгласила главной целью сво­их действий стремление восстановить по­рядок в Китае и не допустить его больше­визации, то Соединенные Штаты не мот-ян бы выставить серьезных возражений». Великобрн гания, придерживаясь выра­ботанного в 1420-е годы курса, продолжа­ла лавировать между США и Японией, между политикой «открытых дверей» и политикой «сфер влияния». Однако в ус­ловиях японской экспансии тактика ;!ави-ршшия была уже равнозначна прямому поощрению агрессора. Британское прави­тельство критически отнеслось к амери­канской «доктрине непризнания». Ми-ииетр иностранных дел Англии Дж. Сай­мон в ряде своих выступлений заявлял, что «Япония лучше, чем кто-либо, соблюдает в Маньчжурии принцип «открытых две­рей»» и штому Великобритания будет применять но отношению к пей «исклю­чите, н,но дружелюбно-примирительные методы».

В решении дальневосточной проблемы Ёшп.пше надежды возлагались на Лигу Наций. 21 сентября 1931 г. китайское пра­вительство обратилось в международную организацию е официальной жалобой на агрессивные действия Японии. Совет Лиги Наций в сентябре, октябре и декаб­ре того же года принял три резолюции почт и идентичного содержания, призывав­шие прекратить вооруженные столкнове­ния и отвести войска с занятых террито­рий. В этих постановлениях японская аг­рессия осуждалась лишь косвенно, ответ­ственность за возникновение очага поен­ной опасности разделялась поровну. Един­ственным позитивным моментом в де­кабрьской резолюции стала статья о созда­нии Исследовательской комиссии под ру­ководством британского дипломата лорда

В.Р. Литтона. Комиссии Литгона поруча­лось изучить положение дел на месте и дать рекомендации Лиге Наций для при­нятия ею окончательного решения. Н ок­тябре 1932г. комиссия представила свой доклад. В целом в нем содержалась реа­листическая оценка ситуации в Северо-Восточном Китае. Констатировалось, что Япония совершила агрессию, нарушив Устав Лиги Наций, договор «девяти дер­жав» и пакт Бриана-Кед лога; подчеркива­лось, что Маньчжурия является неотъем­лемой составной частью Китайской рес­публики, хотя Япония и имеет здесь «осо­бые интересы». Государствам-членам Лиги Наций рекомендовалось не призна­вать Маньчжоу-1о; предлагалось созвать международную конференцию для опре­деления статуса маньчжуре ко и.территории (либо возвращение Китаю, либо ее интер­национализация У «Доклад Литгона» лег в основу резолюции, принятой Чрезвычай­ной сессией Ассамблеи Лиги Наций 24 февраля 1933 г. Несмотря на жесткие формулировки, значение'лого документа, выдержанного в духе «доктрины неприз­нания» США, умалялось тем, что в нем отсутствовали какие-либо упоминания о применении санкций пробив Японии как «страны-агрессора». Тем не менее, япон­ское правительство в знак протеста про­тив такого решения 27 марта 1933 г. объя­вило о своем выходе из Лиги Наций. Тем самым оно «уведомило» мировую обще­ственность, что будет продолжать свою экспансионистскую политику.

Образование очага войны на Дальнем Востоке непосредственно затрагивало интересы безопасности Советского-Со­юза. С началом японской агрессии в даль­невосточной политике СССР произошли существенные изменения. Особое внима­ние уделялось вопросам укрепления реги­ональной обороноспособности страны. Осенью 1931 г. было принято решение о строительстве тихоокеанского флота, уве­личилась численность советских воору­женных сил на Дальнем Востоке, активи­зировалось хозяйственное освоение рай­она. Однако сил для отражения возмож­ного нападения было явно недостаточно. Поэтому столь большое значение прида­валось дипломатическим средствам и ме­тодам.

В этой сфере принципиально важным явлением стала смена приоритетов. Не­смотря на повторявшиеся время от време­ни декларации о солидарности с КПК и Китайской революцией, идейно-классовая мотивация дальневосточной политики Советского Союза отошла на второй план. Главенствующее место во внешнеполити­ческих планах партийно-государственно­го руководства СССР заняли геостратеги­ческие установки. Выявлялись лае основ­ные задачи: I) нормализовать отношения с Китайской республикой, оказывать ей посильную помощь н противодействии японской шрессии, представлявшей угро­зу и для Советского Союза; 2) не допус­тить прямого вооруженного столкновения с Японией, втягнпаиия СССР в японо-ки­тайскую войну и в интересах сохранения мира идти на определенные уступки япон­скому правительству. Чрезвычайная слож­ность поставленных целей заключалась в том, что реализация первой затрудняла достижение второй, и наоборот. Тем не менее, этот противоречивый курс актив­но претворялся в жизнь.

С одной стороны. Советский Союз морально и материально поддерживал го-мииьдамовские войска во время боевых операций в Северной Маньчжурии, при­ютил на своей территории более 20 тыс. военнослужащих и отказался выдать ки­тайских повстанцев Японии, добился вос­становления в декабре 1932 г. дипломати­ческих отношений с Китаем. Все это вы­зывало негативную реакцию в японских правительственных кругах. Однако, с дру­гой стороны. Советский Союз уже в ок­тябре 1931 г. объявил о своем нейтрали­тете в японо-китайском конфликте, отка­зался участвовать в комиссии Литтона и присоединиться к резолюции Лиги Наций, осуждавшей агрессию Японии в Китае; разрешил использовать КВЖД для пере­возки японских войск и военных матери­алов, что являлось нарушением советско-китайских соглашений 1924г.; трижды предлагал правительству Японии подпи­сать пакт о ненападении.

Главным препятствием на пути смяг­чения напряженности в советско-японских отношениях являлась проблема КВЖД. Япония, стремившаяся осуществлять пол­ный контроль над Маньчжурией, не жела-

ла мириться с присутствием СССР в се­верной ее части. Угрозы «отрубить щу­пальце большевистского спрута», сосре­доточение войск на границе и постоянные провокации на КВЖД, - все это застави­ло Советский Союз вступить в перегово­ры о продаже железной дороги. Они про-' дол жались с мам 1933 по март 1935 г. н завершились подписанием соглашения о выкупе КВЖД формально Маньчжоу-Го, а фактически Японией за 140 млн. иен (47,5 млн. золотых руб.), что было гораз­до ниже ее реальной стоимости. Показа­тельно, что в 1930-1931 гг. центральное правительство Китая предлагало пену в 225 млн, руб. И тогда глава советской де­легации Л.М. К'арахан, аргументируя свой отказ, заявил: «Это дешевле, чем на слом». Иными словами. Советский Союз «пода­рил» Японии Китайско-Восточную желез­ную дорогу в обмен на юридически не оформленный отказ японского правитель­ства от вооруженного нападения. Продав КВЖД, СССР лишился весьма прибыль­ного предприятия, а его политико-эконо­мическое влияние в регионе фактически было сведено к нулю. Однако стратегичес­кий выигрыш компенсировал тактичес­кий проигрыш. Советский Союз реали­зовал свои главные геополитические пели, нормализовав отношения с Китай­ской республикой н сняв угрозу пойны с Японией.

Формально и СССР, и западные демок­ратии проводили на Дальнем Востоке по­литику «умиротворения». Отличие состо­яло в том, что Запад, имея возможность пресечь агрессию, направлял ее на Совет­ский Союз, а СССР, не имея такой возмож­ности, обеспечивал путем уступок свою безопасность и одновременно содейство­вал обострению «межимпериалистичес­ких противоречий». В этом контексте со­ветская дипломатия переиграла диплома­тию западную, сохранив позиции СССР как самостоятельного цен!ра дальневос­точной и мировой политики.

Возникновение очага войны на Даль­нем Востоке положило начало процес­су разрушения важнейшей составной части послевоенного международного порядка - Вашингтонской договорной си­стемы. Бше более напряженная обстанов­ка складывалась в это время в Европе.