Geum.ru

Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Самарская государственная сельскохозяйственная академия»

Вид материалаДокументы
3.3. Экзистенциальная сущность самоубийства
3.4. Самоубийство и героизм
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   40

3.3. Экзистенциальная сущность самоубийства



Итак, что же такое самоубийство? Согласно словарю С.И. Ожегова, это “намеренное лишение себя жизни”46, а в «Толковом словаре» В.И. Даля можно найти следующее примечательное определение: «Самоубийца – сам себя лишивший жизни, наложивший на себя руки»47. Здесь с великим русским филологом не во всем можно согласиться: ведь для того, чтобы лишить себя жизни, вовсе не обязательно накладывать на себя руки. Можно, например, упиться до смерти или сорваться в горную пропасть, или дать себя убить на дуэли, как это сделал Лермонтов, или уморить себя голодом, или войти в клетку к хищникам; да мало ли еще как.

Самоубийство – это сознательный выбор смерти в ситуации экзистенциального выбора между жизнью и смертью. И по большому счету совершенно не важно, каким конкретно способом оно осуществляется. Если принять во внимание данное философское соображение, то мы столкнемся с совершенно невероятными вещами, разрушающими наши обыденные представления об этом мрачном проявлении человеческого духа. Причем истина самоубийства, что называется, лежит на поверхности, и только наше превратное понятие о нем мешает нам разглядеть ее.

Общеизвестно, например, негативное отношение христиан к самоубийцам. Их всячески осуждали, отказывая в отпевании и христианском погребении, а после смерти им были уготованы вечные мучения в одном из кругов ада, наряду с ворами, убийцами, прелюбодеями и прочими изгоями рода человеческого. С другой стороны, ни одна из религий не культивировала самоубийство столь последовательно и тщательно как христианство.

Рассмотрим, например, следующую классическую ситуацию: злые язычники предлагают христианину уважить их богов, принеся им соответствующие жертвы. Христианин прекрасно знает, что в случае отказа выполнить их требования его наверняка убьют, но он отказывается, сознательно принимая мученическую смерть от рук злодеев. Что это такое, если не самоубийство? С таким же успехом я могу с голыми руками наброситься на преступника, вооруженного автоматическим оружием.

Нет, христианство осуждает не самоубийство как таковое, а, скорее, эвтаназию или “легкую смерть”. Аналогичным образом в христианстве осуждалась и легкая беззаботная жизнь, которую имели или к которой стремились нечестивые язычники. Подлинный христианин должен превратить свою жизнь в бесконечный кошмар физического и морального страдания, умерщвляя свою плоть, раздавая свое имущество, безропотно снося обиды и издевательства врагов. Не случайно христианство окончательно утвердилось на Руси только после монголо-татарского нашествия, когда кошмар повседневной жизни естественным образом совпал с тем, что в иных условиях должно было достигаться ценой невероятных личных усилий. Соответственно кошмарную жизнь должна была увенчать смерть, гораздо более кошмарная, нежели сама жизнь. В противном случае это можно было бы расценивать как трусость и капитуляцию, как нежелание до конца пройти свой крестный путь, подражая в этом Спасителю.

Конечно, жестокие представления первоначального христианства о жизни и смерти постоянно корректировались в сторону ослабления, так что к исходу девятнадцатого столетия даже непротивленец Толстой понимал, что не следует всякому подставлять другую щеку, как требует того соответствующая заповедь, ибо в этом случае тебя, скорее всего, попросту прибьют, а Бог не может хотеть этого48. Истина, однако, в том, что сознательное избрание смерти во имя веры никогда не осуждалось христианством, а только приветствовалось как высший духовный подвиг. Напротив, человек, избравший под угрозой смерти жизнь и отречение от веры, заслуживал, с точки зрения правоверных христиан, самого глубокого осуждения.

3.4. Самоубийство и героизм



Новые времена порождают новых богов. И эти новые боги требуют от людей гораздо более жестокого служения, нежели боги старые. В Самаре мы часто проходим по неустроенной, полубарачной улице Гастелло. Мало кто задумывается, что эта улица названа именем самоубийцы. Но ведь так оно и есть! Гастелло был самоубийцей, равно как японские летчики-камикадзе. Кстати, как указывает Г.Ш. Чхартишвили в своем фундаментальном труде «Писатель и самоубийство», первым направил свой самолет на вражеский корабль вовсе не японец, а американец – лейтенант Флеминг49.

В каждом крупном российском городе наверняка обнаружится улица Александра Матросова, совершившего в свое время классически русский вариант самоубийства, бросившись на вражеский дот, грудью прикрывая от пуль своих товарищей. Да и богатырь Пересвет, согласно мнению некоторых историков, вовсе богатырем не был, а был простым православным монахом, желавшим принять мученическую смерть за веру. И кольчуги никакой у него не было – только большой медный крест на груди.

Сталин, как известно, требовал от своих воинов очень многого – умереть, но не сдаваться врагу живыми. Иначе говоря, он требовал от людей коллективного самоубийства. Пленные – все без исключения – рассматривались как предатели, потому что они предпочли жизнь в плену героической смерти. Тем самым Сталин без числа плодил настоящих предателей, так что в ходе войны более миллиона советских граждан сражались против своей родины на стороне врага. Они понимали, что после сдачи в плен им нет уже ни возврата, ни прощения. Так что самоубийство в годы войны стало чуть ли не священной обязанностью каждого советского человека.

В повести Василя Быкова «Сотников» прекрасно обыгрывается этот сюжет. Один партизан оказывается не готовым пожертвовать своей жизнью и неизбежно становится предателем, тогда как другой решает умереть, и эта решимость делает его героем.