Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Самарская государственная сельскохозяйственная академия»
Вид материала | Документы |
7.10. Экзистенциальный смысл потенциального продолжения 7.11. Апофеоз беспочвенности |
- Самарская государственная сельскохозяйственная академия, 79.14kb.
- Методология аналитического обоснования развития сельского хозяйства на базе статистического, 709.24kb.
- Научное обоснование повышения обмена веществ, мясной продуктивности птицы при использовании, 531.52kb.
- «Нижегородская государственная сельскохозяйственная академия», 1723.58kb.
- Взаимные обязательства по созданию необходимых условий для подготовки высококвалифицированных, 251.25kb.
- Государственное управление предприятиями апк, 122.68kb.
- Министерство сельского хозяйства и продовольствия Республики Беларусь, 295.18kb.
- Интенсификация производства говядины в мясном скотоводстве 06. 02. 10 частная зоотехния,, 864.33kb.
- Воспроизводительные качества коров в зависимости от уровня молочной продуктивности, 413.96kb.
- Министерство сельского хозяйства и продовольствия республики беларусь, 405.25kb.
7.10. Экзистенциальный смысл потенциального продолжения
Совершенная книга рано или поздно должна закончиться. Но этот конец, с одной стороны, предполагает наличие потенциального читателя, а, с другой, потенциального продолжения. Сверхчеловек Ницше упраздняет человека, превращая его в историю и, вместе с тем, становится органическим продолжением упраздненного, восходя к нему генетически. Тем самым апокалипсис становится преображением, поскольку упразднение человеческого мира одновременно становится упразднением человеческого вообще.
Начиная с Эпикура и кончая Хайдеггером, философы осознавали, что смерть не может восприниматься как своя собственная, поскольку собственная смерть индивида исключает всякую возможность экзистирования. По этой причине необходима бессмертная душа, наблюдающая со стороны смерть материального тела. Аналогичным образом грядущий апокалипсис будет восприниматься в качестве такового только в том случае, если человечество не сможет, не успеет или не пожелает упразднить себя в качестве человечества, вследствие чего будет вынуждено наблюдать извне гибель человеческого мира и окончательное прекращение человеческой истории.
Но коллективное упразднение человечества возможно только тогда, когда мир настолько изменится, что никто из людей не пожелает более оставаться людьми. Последнее, однако, реально осуществится лишь в тот исторический период, когда человек выступит в качестве своего собственного творца, реализуя свое генетическое продолжение не биологически-случайно, как животное, а технически-сознательно, как бог. Тем самым произойдет качественное ускорение темпов эволюции, что превратит тривиальную смену поколений в смену проектов, подобно тому, как каждая последующая модель продуктов современного промышленного производства должна выступать по отношению к предшествующей в качестве усовершенствования.
Тривиальному ветхозаветному решению проблемы смысла жизни посредством биологического размножения, то есть инобытия в потомстве, христианство противопоставило вечное индивидуальное существование, представляющее собой аналог книги, имеющей начало, но не имеющей конца. Последнее, однако, соответствует абсурдному тексту, вырождаясь, в конечном счете, в глупую книгу или дурную бесконечность. Еще более глупой представляется концепция жизни, сформировавшаяся в индуизме, которая аналогична странному тексту без начала и конца, то есть случайно вырванному куску бесконечной книги, ставшему доступным нам в сегодняшнем рождении.
Примером христиански глупой книги, как это ни странно, является ницшеанский «Заратустра». Как отмечалось многими авторами156, первые части этого произведения написаны просто и гениально, тогда как заключительные – сплошные повторы и муть. Тема довольно быстро исчерпала себя, но Ницше, следуя своей концепции вечного возвращения, делает круг за кругом, по существу, не добавляя ничего нового к уже сказанному.
Здесь следует задаться вопросом, почему тривиальное ветхозаветное решение проблемы смысла жизни, в конце концов, перестало устраивать человечество? Традиционные общества строились так, что дети могли восприниматься как экзистенциальное продолжение своих родителей. Как правило, сын продолжал дело своего отца. Конечно, он мог быть хуже приспособлен к этому делу, либо вообще не приспособлен, но, тем не менее, конструируемая подобным образом экзистенциальная преемственность могла продолжаться на протяжении тысячелетий, так что постепенно начинала интерпретироваться в качестве естественного закона жизни.
7.11. Апофеоз беспочвенности
Шестов в «Апофеозе беспочвенности»157 показал, что подобного рода преемственность – не более чем экзистенциальная иллюзия. Люди сами организуют мир таким образом, что сын продолжает дело своего отца, а затем это начинает восприниматься как естественный закон жизни, обрекающий человека на пожизненную привязанность к своему родовому делу, когда воин должен всю жизнь оставаться воином, торговец – торговцем, а слуга – слугой.
Слабость данной экзистенциальной конструкции в том, что далеко не все социальные роли экзистенциально равноценны. По этой причине чуть ли не каждый хотел бы быть царем, но практически никто не желает быть рабом. Последнее подвигает человека на героически-апокалиптическое разрушение наличной социальной структуры посредством перераспределения социальных ролей, чтобы последние стали первыми. При этом означенная структура вступает в период болезни, именуемой бунтом, который чаще всего завершается подавлением недовольных. Но возможны и такие экзистенциальные сценарии как гибель больной структуры под ударами других, более здоровых структур, а также последующее «выздоровление», то есть регенерация исходной разрушенной структуры после перераспределения социальных ролей.
В рамках восточной индобуддистской традиции генетически структурирующийся социум был идеологически усилен тезисом о переселении душ, согласно которому принятие своей социальной роли означает в следующей жизни более высокую социальную роль. Последнее аналогично театру, когда успешное осуществление на сцене роли «кушать подано» приводит к тому, что расчувствовавшийся режиссер предлагает убедительному слуге роль Гамлета.
Именно поэтому в рамках восточной традиции не возникло чего-то, аналогичного христианству, и она устояла до наших дней. Напротив, западная традиция, не предполагавшая последующих экзистенциальных ролей после осуществления наличной, оказалась менее устойчивой к соответствующим разрушительным тенденциям. Когда Рим превращается в общество рабов и господ, первые не могли быть удовлетворены своей социальной ролью и, тем более, не стремились к ее продолжению в своих детях. Тем самым ветхозаветное решение проблемы смысла жизни посредством оставления потомства утрачивало свой смысл, сводясь к полному абсурду.
Если роль только одна и она не вызывает у осуществляющих ее никакого экзистенциального удовлетворения, появляется стремление затянуть действие, в пределе превращая его в бесконечное. «Распалась связь времен», и раб не желает более своего продолжения в потомстве, уповая только на то, чтобы его дети не повторили его судьбу, осуществив так и не сыгранные им экзистенциальные роли.
Подобная экзистенциальная ориентация, в конечном счете, и обусловила высокую степень экзистенциальной изменчивости западного общества, в отличие от восточного, где до сих пор сохраняются традиционные онтологические структуры, сложившиеся тысячелетия назад. Западный человек перманентно стремился к изменению своего социального положения, что достигает своего логического завершения в культуре США, представляющих собой сообщество эмигрантов, упразднивших свою традиционную экзистенциальность и попытавшихся построить новую, более соответствующую их изначальным экзистенциальным упованиям.
При этом ветхозаветная экзистенциальная ориентация продолжает существовать в западном обществе в своеобразном снятом виде, когда родители пытаются реализовать в детях те экзистенциальные чаяния, которые они сами по каким-то причинам не осуществили. Иначе говоря, ребенок изначально воспринимается как некий экзистенциальный проект, синтезируемый родителями для последующего продолжения своего экзистирования в ином экзистенциальном измерении.
Однако биологически-случайная природа подобных проектов делает их изначально иллюзорными, вследствие чего дети практически никогда не оправдывают надежд своих родителей. Даже если это и происходит, то случайно и вопреки проектированию родителей, поскольку родительские представления о жизни, как правило, соответствуют иной экзистенциальной реальности, нежели та, в которой предстоит жить их детям.
Очевидно, что качественное изменение подобной ситуации может иметь место только в том случае, если естественное продолжение рода превратится в направленный биокомпьютерный синтез, который позволит осуществлять не случайные, а заранее спроектированные образцы своего экзистенциального продолжения. Это, по существу, и будет означать завершение человеческой истории с реальным переходом в постчеловеческое измерение.