Составил святитель Феофан Затворник

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18

СВЯТАГО ИОАННА ЗЛАТОУСТА НАСТАВЛЕНІЯ 0 МОЛИТВЪ И ТРЕЗВЕНІИ.

(Цитаты дѣлаются по изданію Мэня: первая цифра — томь Твор. св. Златоуста, а вторая—страиица)

1) Господь не только заповѣдуетъ прощать похищающему твое и олихоимствовавшему тебя, но говоритъ еще: люби его любовію сильнѣйшею и искреннею. Ибо это, именно это внушить желая, сказалъ Онъ: молитеся за творищихъ вамъ обиду (Лк. 6, 28), — что дѣлается обычно только въ отношеніи къ тѣмъ, коихъ сильно любятъ. Такъ Христосъ молиться объ обижающихъ заповѣдалъ, а мы ковы сшиваемъ противъ нихъ, и, получивъ повелѣніе—благословлять клянущихъ насъ, забрасываемъ ихъ тысячами проклятій [1, 400].

2) Помолиться, говоришь, я и дома могу, а слышать бесѣды и ученіе дома не могу (обличаются уходящіе изъ церкви, прослушавъ бесѣду Златоуста, по прочтеніи Евангелія). Обманываешь ты себя, человѣче. Помолиться и дома конечно возможно; но такъ помолиться, какъ въ церкви, невозможно, — гдѣ такое множество отцевъ, и гдѣ такой единодушный къ Богу возсылается вопль. Не будешь ты такъ услышанъ, когда самъ о себѣ одинъ молишься Господу, какъ (когда молишься Ему) съ братьями своими. Ибо здѣсь есть нѣчто большее, какъ-то: единомысліе, согласіе, союзъ любви и молитвы іереевъ. Іереи для того и поставлены предстоять въ собраніяхъ, чтобъ слабѣшія сами но себѣ молитвы народа, бывъ подьяты ихъ сильнѣйшими молитвами, вмѣстѣ съ ними восходили на небеса.—Ктому же что пользы отъ проповѣди, когда съ нею не соединяется молитва? Прежде молитва,—а потомъ слово. Такъ и Апостолы говорятъ: мы же въ молитвѣ и служеніи слова пребудемъ (Дѣян. 6, 4). Такъ дѣлаетъ и Павелъ, всегда молитвою начиная свои посланія, чтобы какъ свѣтъ свѣтильнику, такъ и свѣтъ молитвы предшествовалъ слову. Если пріучишь себя молиться со тщаніемъ, то не будешь имѣть нужды въ ученіи отъ равныхъ тебѣ рабовъ; потому что тогда самъ Богъ, безъ всякаго посредства, будетъ просвѣщать умъ твой. Если же молитва одного такую имѣетъ силу, то тѣмъ паче молитва въ союзѣ со многими. У этой больше силы и больше дерзновенія, чѣмъ у той, которая дома бываетъ, наединѣ. Откуда это видно? Послушай, какъ говоритъ о семъ св. Павелъ: иже опъ толикія смерти избавилъ ны есть, и избавляетъ, нанъже уповахомъ, яко и еще избавитъ, споспѣшествующимъ и вамъ по насъ молитвою, да отъ многихъ лицъ, еже въ насъ дарованіе, многими благодарится о насъ (2 Кор. 1, 10. 11). Такъ и Петръ освободился изъ узилища, потому что молитва бть прилежна бываемая отъ Церкви къ Богу о немъ (Дѣян. 12, 5). Если же Петру принесла пользу молитва Церкви, то какъ же ты, скажи мнѣ, презираешь силу ея, и какое можешь имѣть въ этомъ извиненіе? Послушай еще, — вотъ и самъ Богъ говоритъ, что Онъ не можетъ не приклоняться, когда множество народа благоумно докучаетъ Ему въ молитвѣ. Ибо, оправдывая предъ Іоною скорое помилованіе Ниневитянъ, Онъ говоритъ: ты оскорбился еси о тыквѣ, о нейже не трудился еси, ни воскормилъ еси ея, яже родися объ нощь, и, обнощъ погибе. Азъ же не пощажду ли Ниневіи града великаго, въ немже живутъ множайшіи неже дванадесять темъ человѣкъ (Іон. 4, 10. 11)? Не просто Онъ выставляетъ, на видъ множество народа, но съ тѣмъ, чтобъ дать тебѣ уразумѣть, что согласная многихъ молитва великую имѣетъ у Него силу [1, 725. 726].

3) Предметъ всегдашнихъ моихъ увѣщаній — да прилежимъ усердной молитвѣ трезвенною мыслію и бодренною душею (это въ храмѣ, на литургіи).—Діаволъ, видя, какъ пламенна и возбужденна душа твоя въ молитвѣ, пойметъ, что путь къ помысламъ твоимъ для него непро-ходенъ. Увидѣвъ, что ты зѣваешь и себѣ не внимаешь, онъ тотчасъ вскочитъ въ тебя, какъ въ пустое, оставленное жильцемъ, жилище. Если же увидитъ, что ты собранъ въ себѣ, бодрственъ и къ самымъ небесамъ будто привѣшенъ, то даже и взглянуть на тебя не посмѣетъ. Пожалѣй же себя, и загради входъ въ душу твою лукавому демону. Ничто такъ не преграждаетъ пути къ его на насъ находу, какъ прилежная и теплая молитва [1, 734].

4) Что, думаешь ты, повелѣвается, когда діаконъ возглашаетъ: прости (оρθοι, выпрямившись), станемъ добрѣ? Не другое что, какъ чтобъ мы возставили долу стелющіеся помыслы наши, и отрясши духовное разлѣненіе, порожденное въ насъ хлопотами по житейскимъ дѣламъ, прямо предъ лицемъ Бога поставили душу свою. А что это истинно такъ есть, что слово это относится не къ тѣлу, а къ душѣ, ее повелѣвая возставить прямо, послушаемъ Павла, который въ этомъ именно смыслѣ употребилъ сіе реченіе. Ибо простирая слово къ людямъ, которые готовы были пасть духомъ подъ бременемъ бѣдъ, онъ говоритъ: ослабленныя руки и ослабленная колѣна исправите (Евр. 12, 12). Ужели скажешь, что онъ говоритъ здѣсь о рукахъ и ногахъ тѣла? Никакъ; ибо онъ обращаетъ рѣчь не къ тѣмъ, кои ведутъ состязанія въ бѣгѣ и борьбѣ, но онъ убѣждаетъ этими словами возставить силу внутреннихъ помысловъ, разбитыхъ искушеніями [Тамже].

5) Помысли, близъ кого стоишь ты? Съ кѣмъ приступаешь призывать Бога?—Съ Херувимами. Внимай же симъ, въ одномъ съ тобою стоящимъ хорѣ, — и этого будетъ тебѣ достаточно къ поддержанію трезвенія, когда будешь помнить, что ты, обложенный тѣломъ и съ плотію соплетенный, удостоенъ воспѣвать общаго всѣхъ Владыку вмѣстѣ съ безплотными. Итакъ, принимая участіе въ сихъ священныхъ и таинственныхъ пѣсняхъ, никто не стой здѣсь съ распущеннымъ вниманіемъ и разслабшимъ усердіемъ, никто въ это время не держи жи-тейскихъ помысловъ, но изгнавъ все земное изъ ума, и всецѣло перенесшись на небо, такъ возноси всесвятую пѣснь Богу славы и величія, какъ бы ты стоялъ близъ самаго престола славы, обруку съ Серафимами. Для сего-то и повелѣвается намъ стоять добрѣ въ это время. Ибо стоять добрѣ не что другое означаетъ, какъ стоять такъ, какъ подобаетъ стоять человѣку предъ лицемъ Бога,—со страхомъ и трепетомъ, съ трезвенною и бодренною душею [Тамже].

6) Что и это реченіе (станемъ; предъ симъ толковалъ объ оρθоі — выпрямившись) относится къ душѣ, опять показалъ тотже св. Павелъ, говоря: тако стойте о Господѣ возлюбленніи (Фил. 4, 1). Ибо какъ стрѣлецъ, желая пускать стрѣлы прямо въ цѣль, прежде всего заботится установить себя самого, и, уже установившись вѣрно противъ цѣли, начицаетъ стрѣлять; такъ и ты, желая устрѣлить діавола въ злую его голову, прежде позаботься установить помыслы, чтобъ, утвердившись въ правомъ и безпрепятственномъ стояніи, вѣрно бросать въ него стрѣлы [Тамже].

7) Молитва есть великое оружіе, сокровище неоскудѣвающее, богатство никогда неиждиваемое, пристанище неволненное, невозмутимое отишье, — и безчисленныхъ благъ корень и источникъ и матерь есть молитва: она могущественнѣе самой царской власти.—Молитву же я разумѣю, не кое-какую, не нерадивую и разсѣянную, но пламенную и притрудную, исходящую изъ души болѣзнующей и ума глубокособраннаго. Такая только молитва небовосходна [1, 743—4].

8) Какъ вода, когда течетъ по ровному мѣсту и разливается широко, не поднимается вверхъ: когда же руки искусниковъ утѣсняютъ ее всесторонними огражденіями, тогда она отъ собственнаго напора быстрѣе стрѣлы устремляется вверхъ: такъ и сердце человѣческое, наслаждаясь всякимъ покоемъ, разсѣевается и разливается; когда же обстоятельства утѣснятъ его, тогда гнетомое оно возсылаетъ горѣ чистыя и усердныя молитвы. И чтобъ убѣдиться тебѣ, что эти именно, отъ скорби возсылаемыя молитвы, наиболѣе бываютъ сильными на небѣ, послушай, что говоритъ Пророкъ: ко Господу внегда скорбѣти ми, воззвахъ и услыша мя (Пс. 119, 1). Воспламенимъ же сердце свое, и сокрушимъ душу памятованіемъ грѣховъ, сокрушимъ ее не за тѣмъ, чтобъ только утѣснить, но чтобъ подготовить и услышаніе молитвы ея, сдѣлавъ ее трезвенною, бодренною и самыхъ небесъ касающеюся [1, 744].

9) Боже милостивъ буди мнѣ грѣшному, взывалъ мытарь, и вышелъ изъ храма оправданнымъ паче фарисея (Лк. 8, 13). И вышло, что слова явились выше дѣлъ, и реченія превзошли дѣянія. Тотъ выставлялъ свою праведность, постъ, десятины; а этотъ одни сказалъ слова (безъ дѣлъ), и стяжалъ прощеніе всѣхъ грѣховъ. Почему такъ? Потому, что Богъ не одни слова слушалъ, но паче внималъ чувству, съ какимъ они произнесены,— и, нашедши его сокрушеннымъ и смиреннымъ, помиловалъ и возчеловѣколюбствовалъ. Это говорю я, не да согрѣшаемъ, но да смиренномудрствуемъ. Ибо если мытарь, человѣкъ послѣдней худости, не возсмиренномудрствовавъ (ибо что за смиренномудріе у того, у кого все худо?), а только возблагоумствовавъ, и грѣхи свои высказавъ, и исповѣдавъ себя тѣмъ, чѣмъ былъ, такое привлекъ къ себѣ Божіе благоволеніе: то сколь большую привлекутъ себѣ Божію помощь тѣ, которые, надѣлавъ много добрыхъ дѣлъ, нимало высоко о себѣ не думаютъ! Посему-то я все-гда и прошу, и молю, и заклинаю всякаго изъ васъ, какъ можно чаще исповѣдывать грѣхи свои предъ Богомъ. Я не вывожу тебя предъ публику, какъ на зрѣлище, и не принуждаю открывать грѣхи свои предъ людьми. Предъ Богомъ открой совѣсть свою. Ему покажи раны свои и у Него проси уврачеванія. Ему покажи, не поношающему, но уврачеваніе подающему (Іак. 1, 5). Онъ уже все видитъ, хоть ты и молчишь. Выскажись же, — и получишь пользу. Выскажись, чтобы сложивъ все бремя грѣховъ здѣсь, туда перейти чистымъ безъ всякихъ ранъ грѣховныхъ,— и избавишься отъ нестерпимаго опубликованія ихъ (на страшномъ судѣ). Три отрока душу свою предали за исповѣданіе единаго истиннаго Владыки всяческихъ и Бога, и въ пещь огненную ввержены; однакоже послѣ столькихъ и толикихъ доблестей, говорятъ: нѣсть намъ отверсти устъ, студъ и поношеніе быхомъ рабомъ тв-имъ, и чтущимъ Тя (Дан. 3, 33).—Такъ зачѣмъ же вы отверзаете уста свои?—Чтобъ это одно, говорятъ, сказать, что нѣсть намъ отверсти устъ, и этимъ однимъ умилостивить Господа [1, 745—6].

10) Сила молитвы угашала силу огненную, укрощала ярость львовъ, прекращала брани, отверзала врата небесныя, расторгала узы смерти, прогоняла болѣзни, отражала нападенія, спасала грады отъ землетрясенія, отвращала и свыше несущіеся удары, и человѣками готовимые навѣты, и всякаго вообще рода бѣдствія. Молитву же опять разумѣю не ту, которая только въ устахъ вращается, но ту, которая исходитъ изъ глубины сердца. Ибо какъ дерева, глубоко въ земли пустившія корни, не сваливаются и не исторгаются, какіе бы сильные вѣтры ни нападали на нихъ; потому что корни крѣпко держатъ ихъ въ землѣ: такъ и молитвы, изъ глубины сердца возсылаемыя, будучи тамъ укоренены, безопасно простираются горѣ, никакимъ прираженіемъ помысловъ не бывъ уклоняемы отъ сего направленія. Почему и Пророкъ говоритъ: изъ глубины воззвахъ къ Тебѣ Господи (Пс. 129, 1).

11) Хотя уже не мало разъ приходилось намъ говоритъ о молитвѣ, но надо поговоритъ о ней и нынѣ. Ибо какъ бываетъ съ одеждами нашими, что если матерія, изъ которой онѣ сшиты, однажды только покрашена, то краска эта скоро и легко сходитъ, а если красильщикъ нѣсколько разъ покроетъ ее краскою, то цвѣтъ ея навсегда остается неизмѣннымъ: тоже самое бываетъ и съ душами нашими,—что если часто слышимъ какое наставленіе, то принимая его, какъ какое глубоко входящее окрашеніе, не легко забываемъ его. Итакъ не мимоходомъ слушайте слова о молитвѣ. Ибо нѣтъ ничего сильнѣе молитвы, нѣтъ ничего ей равнаго. Не столько блистателенъ царь облеченный въ пурпуръ, сколько молящійся, украшенный бесѣдою съ Богомъ. Ибо какъ, еслибъ кто-нибудь, предъ лицемъ всего воинства, воеводъ и разныхъ начальственныхъ лицъ, приступивъ къ Царю, сталъ бесѣдовать съ нимъ наединѣ, то взоры всѣхъ обратилъ бы на себя, и въ тоже время явился въ очахъ ихъ особенно достойнымъ отличія и почета: такъ бываетъ и съ молящимися. Представь себѣ, каково это человѣку, яко человѣку, въ присутствіи Ангеловъ, предстояніи Архангеловъ, Серафимовъ и Херувимовъ, и всѣхъ другихъ безплотныхъ Силъ, съ великимъ дерзновеніемъ приступить и бесѣдовать съ Царемъ оныхъ Силъ? Какою не облекаетъ это его честію?—Но не честь только, а и польза очень великая бываетъ для насъ отъ молитвы, даже прежде, чѣмъ получимъ просимое. Ибо вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ воздѣнетъ кто руки къ небу и призоветъ Бога, тотчасъ отстаетъ онъ отъ всѣхъ человѣческихъ дѣлъ и переносится мыслію въ будущую жизнь, и затѣмъ уже созерцаетъ только небесное, ничему, относящемуся къ настоящей жизни, не внимая во время молитвы, если молится усердно. Въ слѣдствіе сего, гнѣвъ ли былъ у него предъ симъ въ движеніи, онъ легко улегается; похоть ли жгла,—она погасаетъ; зависть ли точила, — она прогоняется съ великимъ удобствомъ. Въ душѣ при семъ тоже совершается, что бываетъ въ природѣ при восходѣ солнца, какъ говоритъ Пророкъ. Помнишь, что говоритъ онъ? Положилъ еси тму, и бысть нощь, въ нейже пройдутъ вси звѣріе дубравніи: скимни рыкающіи восхитити и взыскати отъ Бога пищу себѣ. Возсія солнце, и собрашася, и въ ложахъ своихъ лягутъ (Пс. 103, 20—22), Итакъ какъ при появленіи солнечнаго свѣта убѣгаютъ всѣ звѣри и скрываются въ ложахъ своихъ: такъ и когда молитва, какъ лучъ нѣкій, появится отъ устъ нашихъ и нашего языка, тогда умъ просвѣщается, всѣ же неразумныя и звѣровидныя страсти отступаютъ, разбѣгаются и пря-чутся въ свои имъ норы,— только бы молились мы, какъ слѣдуетъ, съ душею бодренною и трезвенною мыслію. Тогда будь діаволъ близъ, онъ отгоняется, будь демонъ,—убѣгаетъ [1, 766—7].

12) Господь многое совершалъ, чтобы показать намъ примѣръ. Съ тѣмъже намѣреніемъ Онъ и молитвы многія совершалъ. Когда ученики приступили къ Нему и просили Его научить ихъ молиться (Лк. 11, 1); что надлежало ему сдѣлать, скажи мнѣ?—Не научить ихъ молиться? Но Онъ затѣмъ и пришелъ, чтобъ возвесть ихъ во всякое любомудріе. Но если надлежало научить молитвѣ, то надлежало и Самому молиться. Скажешь, что это можно было сдѣлать и словомъ однимъ? Но ученіе словами не такъ сильно дѣйствуетъ на обучаемыхъ, какъ ученіе дѣлами. Почему Онъ и учитъ ихъ молитвѣ не словами только, но и Самъ дѣлаетъ тоже, молится по цѣлымъ ночамъ въ уединенныхъ мѣстахъ, научая насъ и внушая, когда намѣреваемся бесѣдовать съ Богомъ, бѣгать шума и молвы житейскихъ, и удаляться въ пусто мѣсто, приспособляя притомъ къ молитвѣ не мѣсто только, но и время. Пустынь—не гора только, но и какое либо жилище, недоступное для шума. Также когда благословлялъ Онъ хлѣбы, то воззрѣвъ на небо, помолился (Мр. 6, 41), чтобъ научить насъ не прежде вкушать отъ трапезы, какъ по возблагодареніи создавшаго плоды Бога [1, 187],

13) Правость и чистоту жизни ничто такъ не можетъ установить и утвердить, какъ частое бываніе здѣсь въ храмѣ, и усердное слушаніе Слова Божія. Ибо что пища для тѣла, то для души наученіе божественными словесами. Не о хлѣбѣ единомъ живъ бываетъ человтькъ, но о всякомъ глаголтъ исходящемъ изъ устъ Божіихъ(Втор. 8, 3), Почему и не причащеніе сей трапезы производитъ своего рода голодъ. И Богъ угрожаетъ имъ и наводитъ его, какъ наказаніе и кару. Послю, говоритъ Господь гладъ на землю, не гладъ хлѣба, ни жажду воды, но гладъ слышанія слова Господня (Амос. 8, 11). Какъ же послѣ сего не неумѣстно будетъ, для отстраненія глада тѣлеснаго, все дѣлать и предпринимать, а душевный гладъ самимъ себѣ добровольно причинять, тогда какъ онъ гораздо бѣдственнѣе перваго, — настолько, насколько въ важнѣйшемъ терпится и ущербъ отъ него. Прошу же васъ и молю, не будемъ устроять противъ себя такого злаго навѣта, но всякому другому дѣлу и занятію будемъ предпочитать пребываніе здѣсь (въ храмѣ). Ибо скажи мнѣ, что можешь ты пріобрѣсть такого, что могло бы равняться вреду и для тебя и для дома твоего отъ оставленія церковнаго собранія? Хотя бы ты нашелъ сокровищницу, всю биткомъ наполненную золотомъ, и ради того не пришелъ сюда,—все большій потерпишь ты вредъ,—настолько большій, насколько духовное цѣннѣе чувственнаго. Того хоть бы и много было, и оно отвсюду больше и больше стекалось,— не велико дѣло; потому что оно не будетъ сшествовать намъ въ тамошнюю (загробную) жизнь, не преселится съ нами на небо и не предстанетъ предъ страшнымъ престоломъ, а почасту даже и прежде кончины оставляетъ насъ и разслывается, если же и остается въ нашихъ рукахъ до конца жизни, всячески самою кончиною отъемлется у насъ. А духовное сокровище есть неотъемлемое стяжаніе,—всегда сопутствуетъ намъ, послѣдуетъ за нами при переселеніи отселѣ, и предъ престоломъ Судіи подаетъ намъ великое дерзновеніе [1, 800—1].

14) Двоякій получаемъ мы плодъ отъ быванія на церковныхъ собраніяхъ. Не то только бываетъ плодомъ сего, что мы души свои напаяемъ божественными словесами, но еще и то, что мы чрезъ то враговъ своихъ покрываемъ крайнимъ стыдомъ, а братьямъ нашимъ доставляемъ утѣшеніе и оживленіе.—Ибо когда, подошедши къ симъ священнымъ дверямъ, увидитъ кто, что собравшихся немного, тотчасъ охлаждается и въ томъ усердіи ко храму, какое имѣлъ, поддается припадкамъ разлѣненія и разслабши совсѣмъ, удаляется прочь отъ церкви; а когда увидитъ, что отвсюду со всѣмъ усердіемъ спѣшатъ въ церковь и стекаются на служеніе Богу, тогда, хотябы онъ былъ самый нерадивый и беспечный, это видѣніе усердныхъ возжигаетъ и въ немъ равное усердіе. Ибо если камень о камень тромый скоро извлекаетъ искру, если и тогда, какъ камень холоденъ, а огонь горячь, соудареніе ихъ, побѣждает естество;—то, если съ камнемъ это бываетъ, не тѣмъ ли паче будетъ съ душами, когда онѣ одна о другую стануть тереться и взаимно согрѣваться огнемъ духа? [1, 801].

15) Мужъ глава женѣ (Еф. 5, 23), а жена помощница мужу. Итакъ глава да не рѣшается безъ тѣла своего ятися пути, ведущаго къ сему священному мѣсту, и тѣло да не является здѣсь безъ главы, но да входятъ сюда и глава и тѣло, имѣя съ собою и чадъ своихъ. Ибо если пріятно видѣть дерево съ отростками отъ корня его, тѣмъ паче пріятно видѣть человѣка, имѣющаго при себѣ дитя,какъ отрасль отъ корня своего. И не только пріятно это, но и благотворно и похвально. Благотворно для собравшихся, въ томъ смыслѣ, какъ сказалъ я выше; похвально для родителей и служителей слова: ибо и земледѣльцу мы дивимся не тогда, когда онъ обрабатываетъ землю, не разъ уже обработыванную, но тогда, когда онъ взявъ землю непаханную и незасѣванную, всякое объ ней прилагаетъ попеченіе, чтобъ сдѣлать ее плодоносною. Такъ и св. Павелъ дѣйствовалъ, въ честь себѣ ставя — проповѣдывать Евангеліе не тамъ, гдѣ именовася уже Христосъ, а тамъ, гдѣ не именовася. Ему и мы будемъ подражать, и въ возращеніе церкви, и для нашей собственной пользы [1, 802].

16) Не столько царская корона украшаетъ главу, сколько крестъ, всего міра честнѣйшій. Отъ чего прежде всѣ съ ужасомъ отвращались, то нынѣ стало для всѣхъ вожделѣнно,—и ты повсюду встрѣтишь его, у начальниковъ и у подначальныхъ, у женъ и мужей, у дѣвъ и за-мужнихъ, у рабовъ и у свободныхъ. Всѣ часто напечатлѣваютъ его на важнейшей части своего тѣла, и на челѣ своемъ изображеннымъ, какъ на колоннѣ, носятъ его повседневно. Онъ—на священной трапезѣ, онъ—въ хиротоніяхъ іереевъ, онъ опять съ тѣломъ Христовымъ на тайной вечери сіяетъ. Его всюду господствующимъ можетъ видѣть всякъ,—въ домахъ, на рынкахъ-, въ пустыняхъ, на дорогахъ, на горахъ и холмахъ, на морѣ, корабляхъ и островахъ, на одрахъ, одеждахъ и оружіяхъ, на сосудахъ серебряныхъ и золотыхъ, на камняхъ драгоцѣнныхъ и украшеніяхъ стѣнъ, на тѣлахъ обладаемыхъ демонами, во время войны и мира, и днемъ и ночью. Такъ вожделѣнъ для всѣхъ сталъ сей дивный даръ,—сія неизреченная благодать! Никто не стыдится его, никто не закрываетъ лица своего, помышляя, что онъ есть знакъ поносной смерти; но всѣ украшаемся имъ паче, нежели коронами, діадимами и безчисленными маргаритами [1, 826]. 17) Хочешь ли видѣть наилучшее украшеніе постели? Я сейчасъ покажу тебѣ украшеніе постели не какого-либо простато селянина, и не человѣка военнаго, но постели царской. Я совершенно увѣренъ, что, будь ты изъ всѣхъ самолюбивыхъ самолюбивѣйшій, не пожелаешь однакожь постели краше постели царя, и царя не какого нибудь, но царя перваго, всѣхъ царей царѣйшаго, и донынѣ славимаго во всей вселенной. Указываю тебѣ на постель блаженнаго Давида. Знаешь, какова она была? Она была преукрашена не золотомъ и серебромъ, но слезами и исповѣданіемъ. Объ этомъ самъ онъ сказываетъ, говоря: измыю на всяку нощъ ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6, 7). Слезы будто маргариты, отвсюду были на ней насажены. И посмотри ты мнѣ, какая у него боголюбивая душа? Такъ какъ днемъ развлекали его многія заботы и попеченія о дѣлахъ народныхъ и воинскихъ, то онъ на исповѣданіе, молитвы и слезы употреблялъ время отдыха, въ которое другіе всѣ наслаждаются покоемъ. И это дѣлалъ онъ не такъ, чтобъ одну ночь побдѣлъ, а другую отдыхалъ, или по двѣ и по три ночи бодрствовалъ, а въ промежуткахъ предавался покою, но дѣлалъ такъ всякую ночь. Измыю, говоритъ, на всяку нощь ложе мое, слезамимоими постелю мою омочу,—выражая тѣмъ и обиліе слезъ и постоянство въ нихъ. Когда всѣ отдыхали и предавались покою, одинъ онъ бесѣдовалъ тогда къ Богу, и очей не смыкалъ, съ сокрушеніемъ и плачемъ исповѣдуя грѣхи свои. Такую же и ты приготовь себѣ постель. Постель, золотомъ обложенная съ одной стороны, зависть человѣческую возбуждаетъ, съ другой — гнѣвъ Божій воспламеняетъ. Слезы же, подобныя слезамъ Давида, даже геенскій огнь угашаютъ [1, 973].

18) Для чего Богъ вложилъ въ душу нашу такого деннонощно бодреннаго и бдительнаго судію?—Совѣсть, говорю. Между людьми нѣтъ такого неусыпнаго судіи, какъ наша совѣсть. Внѣшнихъ судей и деньги портятъ, и лесть разслабляетъ, и страхъ заставляетъ кривить вѣсы, и многое другое уклоняетъ отъ праведнаго рѣшенія дѣлъ. Совѣстное же судилище ничѣмъ такимъ неповреждается; но хоть деньги давай, хоть лесть расточай, хоть стращай, хоть другое что дѣлай, она все праведное произноситъ осужденіе погрѣшившихъ помысловъ; и самъ согрѣшившій, самъ онъ осуждаетъ себя, хотя бы никто другой не обличалъ его въ грѣхѣ. И это не однажды и дважды, но многократно и всю жизнь не перестаетъ она дѣлать. Пусть и значительное пройдетъ время, она никогда не забудетъ сдѣланнаго. И во время совершенія грѣха, и прежде совершенія его, и послѣ совершенія строгимъ налегаетъ на насъ судомъ, — особенно послѣ прегрѣшенія. Въ то время, какъ совершаемъ грѣхъ, опьяняемые сластію грѣховною, не такъ чувствуемъ мы (упреки совѣсти); но когда грѣхъ сдѣланъ и дѣло грѣшное приведено къ концу, тогда сласть грѣховная исчезаетъ и находитъ горькое жало покаянія. Противное сему бываетъ у раждающихъ. У тѣхъ прежде рожденія бываютъ боли нестер-пимыя, муки раздирающія, послѣ же рожденія — радость и покой, ибо вмѣстѣ съ исходомъ плода чревнаго отходятъ и всѣ боли; а здѣсь не такъ, но когда пріемлемъ грѣховные помыслы и зачинаемъ преступныя желанія, радуемся и веселимся, а когда родимъ злое дитя— грѣхъ, тогда, увидѣвъ срамоту рожденнаго, начинаемъ мучиться и раздираться болями, горшими, чѣмъ у раждающихъ. Посему не будемъ, прошу васъ, принимать особенно въ началѣ растлительнаго похотѣнія; если же примемъ, истребимъ сіе сѣмя внутри (прежде чѣмъ со-зрѣетъ и родится изъ него плодъ). Но если и это допустимъ по нерадѣнію, поспѣшимъ убить дѣломъ совершенный грѣхъ, исповѣдію, слезами и осужденіемъ самихъ себя. Ибо ничто такъ не разрушительно для грѣха, какъ самоосужденіе съ покаяніемъ и слезами. Осудилъ ты себя въ грѣхе? сбросилъ съ себя бремя его. И кто это говоритъ: Самъ Богъ —Судія.

Blog

Составил святитель Феофан Затворник