Мир образов
Вид материала | Документы |
- Канова Ирина Васильевна. Восход, 2008 Портрет Николая Васильевича Гоголя 1840 г. Автор:, 183.72kb.
- Задачи изучения темы : Показать связь музыки и живописи; ввести в мир музыкально-живописных, 140.95kb.
- Якова Обухова «Введение в основы символдрамы», 166.35kb.
- Устный поэтический журнал, 65.19kb.
- Л. Н. Толстого «Война и мир» Всвоем романе «Война и мир» Л. Н. Толстой рассказ, 46.89kb.
- Нравственный облик Наташи Ростовой, Марии Болконской и Элен Курагиной, 82.87kb.
- Велиславъ Древний мир образов в Священных Ведах, 220.02kb.
- «Войне и миру», 54.99kb.
- 2 воспитывать стремление искать ответы на непреходящие вопросы о добре и зле, искренности, 85.37kb.
- Антитеза (от греч anti против и thesis положение) противопоставление, создающее эффект, 109.22kb.
Д.В. Наливкин активно использует сравнение, которое признается исследователями одной из форм логического мышления, способом установления аналогий. Возможно, поэтому и в изучаемом тексте данное языковое средство относится к достаточно частотным. Нередко сравнение представлено конструкциями с лексическими связками в форме, иметь вид, напоминать, в виде и др.: В это время она (воронка. – Т.С.) имеет вид почти цилиндрического громадного столба – колонны или хобота, расширяющегося к облаку и сужающегося к земле (Наливкин, с. 6); Каскад представляет собой облако или столб пыли водяных брызг у основания воронки смерчей. Он напоминает речные каскады, особенно когда состоит из пыли и обломков зданий (Там же, с. 13); Затем часть вихревого облака отвисает книзу в виде воронки (Там же, с. 6).
Используются также стандартные союзы как, как будто, словно, точно, с помощью которых вводится образ сравнения, иногда весьма распространенный, например: Доска летела с такой скоростью, что проткнула стену дома, как иголка протыкает материю (Наливкин, с. 11); Она (внутренняя полость смерча. – Т.С.) является как бы пустой (Там же, с. 6); Под концом воронки, на поверхности озера, вода начала как будто кипеть (Там же, с. 31); Вдруг что-то зашумело, и порыв ветра, словно пройдя между ними, разъединил их (мужчин. – Т.С.) (Там же, с. 43); В степи траву будто выкосили (Там же, с. 51).
В тексте часто встречаются сложные прилагательные, включающие морфему со сравнительным значением: хоботообразный, столбообразный, змееобразный и др., которые не являются сравнениями в полном смысле этого слова, но выражают подобие предмету, названному посредством морфемы с конкретным значением. Эти же образы сравнения могут объясняться в контекстах, дополняться уточняющими признаками, раскрывающими характеристики внешнего вида природного явления или его эволюцию, например: Змееобразные смерчи сравнительно редки. Кроме длинного извивающегося тела, напоминающего змею или бич, они отличаются наиболее горизонтальным положением (Наливкин, с. 24); Через 1–2 мин смерч стал похож на песочные часы: наиболее тонкая часть его была посредине (Там же, с. 25).
Представляется, что в формировании наглядно-чувственных образов читателям текста Д.Н. Наливкина помогает взвешенное отношение автора к соотношению терминов и общеупотребительной лексики. Так, в тексте широко представлены наряду с общеупотребительными словами общенаучные термины, которые не затрудняют понимания смысла. К данному лексическому пласту можно отнести следующие слова и словосочетания: диаметр, метр, километр, форма, размер, цилиндр, внутренняя полость, скорость вращения, скорость поступательного движения и многие другие. С помощью общенаучных терминов Д.В. Наливкин характеризует физические и пространственные свойства природных реалий, описывает их географическое местоположение.
Количество узкоспециальных терминов в тексте сравнительно невелико: транспортирование, всасывание, плащевые и лучевые струи воздуха, абразия, трансгрессия, ингрессия, эоловый, алеврит, алевритный и др. Некоторые из них автор объясняет сам, значение других становится ясно читателю из контекста, например: Транспортирование – это тот же перенос, но на значительные расстояния, порядка десятков и сотен километров и больше (Наливкин, с. 78). Важно, что автору удается донести до читателя не только суть узкоспециальных понятий, но и представить их различное понимание, причем не путем теоретического обоснования, а привлекая жизненный опыт читателя, обрисовывая всем известные ситуации. В этом отношении показательно введение термина абразия: Общепринято считать, что абразия – это разрушение берегов суши морскими волнами, прибоем. Поэтому абразию рассматривают как одну из форм деятельности моря. Формально это правильно, но по существу неточно. Море само по себе никакой абразии не производит и не может произвести. Достаточно прийти на берег моря во время штиля, чтобы убедиться в этом. Для абразии нужны волны, а волны создает ветер. Чем сильнее ветер, тем больше абразия; наибольшей силы она достигает во время страшнейших ураганов. Абразия – совместное действие двух элементов земной поверхности: волн и ветра (Наливкин, с. 97).
Кроме того, думается, что облегчает восприятие информации и тот факт, что немалая часть метеорологических терминов имеет метафорическое происхождение, сохраняя яркую внутреннюю форму. Например, свисающее из облака вихревое образование называется воронкой, структурные части смерча – стенки, футляр воронки, раструб футляра воронки и т.д. Наличие внутренней формы помогает рядовому читателю воспринять образность, но не в эстетическом смысле, а в онтологическом. Благодаря этому в каждом контексте эти термины помогают однозначно воссоздать в сознании форму описываемой реалии.
Своеобразие проанализированного текста определяется тем, что смерчи, вихри, ураганы представляют собой явления самодвижущиеся, то есть способные самостоятельно производить действия. Поэтому имя, называющее стихию, как правило, ставится в позицию активного субъекта. При таком положении дел связанные с ним компоненты воспринимаются как метафорические, в основе которых лежат антропоморфные или зооморфные образы. Вместе с тем здесь трудно говорить о метафоре как таковой, то есть как о выразительном средстве, и не потому, что утрачена «первоначальная» образность (именно так объясняют, например, языковую метафору). В данном случае думается, сами стихии как активные субъекты получают способность, а, может быть, и единственную возможность описываться тем арсеналом языковых средств, который используется по отношению к одушевленным субъектам. Двухплановость как характерная черта метафоры здесь отсутствует. Например, если языковая метафора хобот смерча, предполагает осмысление первоначального образа (форма смерча напоминает хобот известного животного, и тем самым дает возможность осознать внешний вид движущегося явления природы), то в приведенных ниже контекстах этого нет: Затем воронка поднялась на высокий берег и пошла по лесу (Наливкин, с. 16); Один дом он (смерч. – Т.С.) приподнял и немного повернул (Там же, с. 50); Высосав воду и ил со дна реки, хобот смерча представлял собой смесь воздуха, воды и ила (Там же, с. 60); Подобрав всю пыль со дна долины, вихри аккуратно сложили ее на склоне у подножия гор (Там же, с. 38). Здесь вряд ли можно увидеть второй план у отмеченных глаголов, некую отсылку к скрытому сравнению, например, с действиями человека. Обладая собственной активностью, описываемые стихии на самом деле совершают данные действия: воронка смерча сама по себе обладает способностью передвигаться, поэтому ее действия и не могут иначе передаваться, как с помощью глаголов поднялась (на высокий берег), пошла (по лесу). Также и действия вихря, способного самопроизвольно втягивать вещества, называются глаголами подобрал (пыль), (аккуратно) сложил и т.д. Сами же глаголы не претерпевают семантических изменений, а лишь расширяют свои синтагматические связи. Эта особенность употребления единиц, обычно связываемых с одушевленными субъектами, позволяет точно и однозначно изображать события, происходящие в природе.
Описание подобных действий стихий, как правило, сопровождаются эмоционально-экспрессивной и негативно-оценочной коннотациями: Далее смерч вышел на равнину, где уничтожил две фермы и районную школу (Наливкин, с. 56); Гигантский хобот схватил хозяина и, опуская и вновь поднимая его, покатил по земле (Там же, с. 60); Перейдя Солт Крик (речку. – Т.С.), воронка сорвала крыши с дома и амбара (Там же, с. 60); В больших городах смерчи также бесчинствуют (Там же, с. 74); Нередко пыльные бури сдирают слой почвы толщиной в несколько сантиметров (Там же, с. 89).
Смерчи, вихри, ураганы – явления страшные и загадочные, поэтому у разных народов с ними связано много легенд и суеверий. Так, в одной из энциклопедий сказано, что «ветер, взвихрение воздуха большой мощи» ассоциируется с грубыми хаотическими силами [Мифы, т. 1, с. 241]. Подобное толкование встречаем в славянской мифологии, при этом показательно, что «ветры в народных представлениях делятся на «добрые» (например, такие как «святой воздух» – благоприятный, попутный ветер) и на «злые», наиболее ярким воплощением которых является вихрь» [Славянская, с. 86]. Отголоском мифопоэтических представлений можно считать употребленное автором словосочетание пыльные черти, которое является устойчивым названием местным вихрей. Ср., объяснение, данное в словаре: «…черти могут насылать непогоду, метель, сами превращаются в вихрь... вихри – беснующиеся черти, чертовы сваты» [Мифология, с. 611; Мифы, т. 2, с. 625].
Известно, что наглядно-чувствительный образ носит целостный характер, но это не значит, что в его структуре нельзя выделить отдельные стороны, компоненты. Любой объект мира как естественный раздражитель является сложным образованием и обладает многообразными свойствами. Для формирования образа различных объектов действительности человек располагает несколькими анализаторами – зрительным, слуховым, обонятельным, тактильным, вкусовым – и механизмом их обработки. Соответственно целостный словесный образ также отражает в разных соотношениях названные анализаторы. Классификация органов чувств в физиологическом понимании может служить основой для выделения отдельных компонентов, которые позволяют более детально описать целостный наглядно-чувственный образ того или иного предмета или явления.
Доминирующим компонентом, структурирующим образ предмета или явления, считается зрительное представление, и не случайно. Большую часть информации человек получает через зрение, что составляет 80% [Гаспаров 1996, с. 265–266], а по данным других ученых, даже до 95% воспринимаемой информации. Зрительный образ является самым сложным по структуре, поскольку предметы обладают пространственно-временными, качественными, физическими характеристиками: размером, формой, расположением в пространстве, цветом, поступательным и вращательным движением, составом (фактурой) и т.д.
Другие перцептивные признаки при формировании наглядно-чувственного образа занимают периферийное положение. К тому же они более просты по структуре. Следует, однако, помнить о том, что набор и соотношение характеристик у каждого отдельно взятого предмета могут быть различными. В некоторых случаях доминирующим может стать не зрительное, а слуховое представление о предмете, например, при восприятии мелодии.
Ограничение количества характеристик в составе целостного образа может происходить и по другой причине: «Непосредственное исследование затрудняется или делается невозможным, когда этот объект мало доступен по своей природе» [Кочергин 1969, с. 8]. Это напрямую относится к изучению смерчей, вихрей, ураганов. Так, автор исследуемого текста замечает: Изучение… всего того, что связано с телом смерча исключительно трудно и просто опасно. Осуществить необходимые наблюдения в ближайшем будущем вряд ли возможно (Наливкин, с. 13). До настоящего времени ученые ограничиваются только описанием, которое, как правило, является результатом зрительного восприятия, чаще всего полученного на значительном расстоянии от объекта.
Как показал анализ текста, в формировании наглядно-чувственного образа выделенных природных явлений участвуют преимущественно зрительные представления, значительно реже автор обращается к слуховым характеристикам, указание в книге на обонятельные признаки реалий единичны, другие характеристики, связанные с анализаторами человека, отсутствуют вообще. Следовательно, в составе изучаемых описаний наглядно-чувственного образа выделяются следующие компоненты: зрительный, слуховой, обонятельный.
Помимо структуры наглядно-чувственного образа, которая устанавливается с ориентацией на известные анализаторы, выявлено, что автор, создавая образ того или иного явления, описывает его как в динамичном, так и в статичном состоянии. Подобное деление наглядно-чувственного образа известно и в общей теории познания, и в частных науках, занимающихся теорией образа, например, в психологии, литературоведении. Указанное различие уместно применить к исследуемому тексту. Результаты анализа контекстов с точки зрения описания динамичных или статичных состояний объектов оказались следующими: контексты, в которых объекты изображаются в динамике, составили 29%, причем чаще всего описывается изменение зрительного образа, а контексты, когда объекты рассматриваются в статике, соответственно – 71%.
Высокий процент динамичных состояний (почти ⅓) при формировании наглядно-чувственного образа смерчей, вихрей, ураганов объясняется тем, что указанные явления способны совершать самопроизвольные движения: смерч прыжками двинулся дальше… Скорость движения была значительной – около 160 км/ч (Наливкин, с. 33). Кроме того, эти явления сами по себе очень непостоянные, и их различные параметры могут изменяться на глазах: Они то прозрачные, небольшие трубы, 2–3 метра в диаметре… то громаднейшие воронки в десятки и даже сотни метров в поперечнике (Там же, с. 30). Часто автор описывает формирование, передвижение и исчезновение смерчей и других реалий, что также требует изображения названных природных явлений в динамике.
Исследование показало, что для создания динамичного образа смерчей, вихрей, ураганов Д.В. Наливкин в основном пользуется двумя способами.
Во-первых, свойство подвижности образа создается через описание движений и изменений природных реалий. Это может реализоваться в употреблении большого количества глаголов и глагольных форм, например: Скоро количество брызг увеличилось, они сконцентрировались, начали прыгать зигзагами, и вдруг из них образовался крутящийся столб (Наливкин, с. 35); Она (воронка. – Т.С.) стала светлее, распалась на несколько облаков и исчезла (Там же, с. 55).
Во-вторых, немалую роль в создании динамики образа играет характеристика природных реалий в процессе становления и изменения их цветовой окраски, размера или формы, что реализуется в употреблении слов с соответствующим значением, например: Оно (облако. – Т.С.) было небольшое и серое, но постепенно увеличиваясь, уплотнилось и стало черным (Наливкин, с. 95); Возникший гигантский огненно-дымовой вихрь создал громадное черное курчаво-дождевое облако (Там же, с. 36).
Интересно отметить, что для создания подвижного, изменчивого образа нередко используются антонимы: Воронки то возникали, то исчезали, но становились все длиннее (Наливкин, с. 59); Воронка снова поднялась над землей, но на этот раз ненадолго, вновь опустилась и двинулась почти по прямой линии (Там же, с. 59); Воронка то достигала земли, то поднималась, иногда исчезала в облаке (Там же, с. 33); Возникает вопрос, нет ли на рисунке двух образований – футляра, спускающегося из облака, и каскада, поднимающегося ему навстречу с земли (Там же, с. 14) и др.
Подчеркнем, что нередко названные способы создания динамичного состояния используются вместе, то есть глаголы и прилагательные, соединяясь в одном контексте, создают образ подвижного объекта, например: Смерч… начал утончаться, стал змееобразным и наконец нитеподобным, очень длинным, сильно изогнулся, разорвался в середине и прекратил свое существование (Наливкин, с. 25). Кроме того, в одном фрагменте текста могут употребляться антонимические словосочетания, включающие в том числе и указанные части речи.
Отмеченные особенности динамичных описаний соотносятся с данными, полученными в результате анализа частотности слов с позиции их частеречной принадлежности. Как известно, исследователи выявили, что для научного стиля характерно преобладание имен существительных над глаголами почти в четыре раза [см., например: Шустрова 1995, с. 34]. Однако в изучаемом тексте эта закономерность не соблюдается. Например, в предложении Налетевший смерч вырвал дверь у них (мужчин. – Т.С.) из рук, подхватил и поднял их в воздух, перенес на несколько десятков метров и плавно опустил на землю (Наливкин, с. 8) – шесть глаголов и глагольных форм и шесть существительных. Такое соотношение типично для рассматриваемого текста. Это объясняется прежде всего тем, что автор часто обращается к описанию единичных (происходивших в определенное время и в определенном месте) явлений, а также тем, что Д.В. Наливкин вводит в текст свидетельства очевидцев, которые как раз и рассказывают об изменениях, наблюдаемых ими в природе. Каждое из таких свидетельств позволяет ученому увеличить количество типичных признаков, которые в совокупности характеризуют это явление и приводят автора к выводу о том, что смерчи – это образования весьма изменчивые и разные (Наливкин, с. 9). Вместе с тем отметим, что в тексте немало и предложений с преобладанием существительных, особенно когда ученый переходит от описаний реалий к обобщениям: Это описание имеет и сходства и отличия от предыдущего. Основное отличие – неясность внутренней поверхности стенок воронки (Там же). Но такие высказывания характерны для другой группы контекстов, в которых дается статичное описание объектов.
В контекстах, содержащих статичное изображение объектов, не удалось выявить специфических приемов, связанных с употреблением тех или иных частей речи. Правда, наблюдаются некоторые закономерности в использовании глагольных времен. Так, при описании статичного состояния глаголы чаще стоят в расширенном настоящем времени (настоящем констатирующем), тогда как в описаниях динамичных состояний объектов более употребительны глаголы прошедшего времени. Можно также отметить, что для создания статичных образов Д.В. Наливкин чаще прибегает к таким типам речи, как описание и рассуждение, в то время как при создании динамичных образов автор использует повествование и описание. Приведем несколько примеров статичных описаний: Поперечник путей ураганов измеряется несколькими сотнями километров (Наливкин, с. 15); Снежные вихри достигают громадных размеров – до 100 м и более в диаметре и до 1–1,5 км высотой (Там же, с. 42); Эпопея ирвинского смерча, его длительный путь со сплошными разрушениями и десятками погибших – явления поразительные, но для большинства смерча обычные (Там же, с. 58). Из приведенных контекстов видно, что информация носит констатирующий характер и событие не развивается во времени.
Если сравнить между собой три описываемых явления, то можно обнаружить, что в динамичном состоянии менее всего по сравнению с другими реалиями предстает ураган (около 20% контекстов). По-видимому, это объясняется природными особенностями самого объекта, имеющего почти прямолинейное движение… и отсутствие скачков (Наливкин, с. 26), что, естественно, не позволяет наблюдать изменение его движения: находящийся на земной поверхности человек оказывается полностью «охваченным» этой природной стихией. Вертикальные вихри более динамичны по своей природе не только по сравнению с ураганами, но и со смерчами: они чаще возникают, очень изменчивы, существуют недолго, быстро исчезают. Поэтому неудивительно, что описание вертикальных вихрей в динамике составляют 38%. Это значительно превышает подобные контексты, в которых изображаются смерчи (29%).
Статичное или динамичное описание объектов отражает лишь одно из возможных их состояний, причем в обоих случаях могут проявляться различные компоненты, помогающие формированию наглядно-чувственных образов.
Анализ всего текста книги показал, что из трех видов выделенных характеристик, связанных с конкретными анализаторами, автор преимущественно обращается к воссозданию зрительного образа, который превышает все другие характеристики в несколько раз. Он составляет 94,3%, тогда как слуховой – лишь 5,5%, а обонятельный – 0,2%. Поскольку зрительные впечатления имеют сложную структуру, постольку важно выяснить, какие конкретно компоненты чаще всего фиксируются с целью создания определенного образа явления природы.
В целом формирование зрительных образов смерчей, вихрей, ураганов осуществляется с помощью обращения к их форме, размеру, местоположению, цвету, скорости передвижения, к составу составляющих веществ, к воздействию на другие объекты. Вместе с тем следует отметить, что при характеристике каждого из явлений перечисленные компоненты используются неравномерно, а некоторые из них при описании отдельных объектов не встречаются вовсе.
Остановимся подробнее на особенностях представления зрительного образа. Доминирующим компонентом является описание разрушительных действий смерчей, вихрей, ураганов, способных наносить значительный ущерб своим появлением. Более того, часто об иных свойствах смерчей, вихрей, ураганов (о размерах, скорости вращения, составе воздушных масс и т.д.) ученые судят именно по характеру причиняемых разрушений, по оставленным «следам». Неудивительно поэтому, что автор постоянно обращается к этому вопросу и даже посвящает ему одну из глав – «Разрушение смерчами». Вместе с тем контекстов, описывающих разрушительную силу смерчей и ураганов гораздо больше, чем вихрей. Скорее всего, причина кроется в свойствах данного явления, нередко разрушительная сила вихрей по сравнению с другими стихиями значительно меньше (Наливкин, с. 35), хотя это не означает, что они всегда проходят безобидно.
Для описания разрушений, нанесенных смерчами, вихрями, ураганами, автор пользуется разными способами. Чаще всего он стремится воссоздать целые ситуации, раскрывающие характер действия этих стихий или его результаты. Это приводит к введению конструкций с большим количеством однородных членов и зависимых от них слов, которые называют различные объекты, подвергшиеся разрушению, например: (Ураган. – Т.С.) опрокидывал тяжелые грузовики, передвигал строения вместе с находившимися в них людьми, сносил с лица земли целые селения (Наливкин, с. 107). Вихрь поднял тяжелый моторный бот, перенес его на несколько десятков метров и, ударив о землю, разбил на куски (Там же, с. 42).
В качестве однородных членов, описывающих разрушительные действия природных явлений, главным образом выступают глаголы-сказуемые, содержащие негативные коннотации, например: Вихрь налетел на здание станции, сорвал с угла желоб, разбил форточку (Наливкин, с. 40); Он (смерч. – Т.С.) содрал навес, плотно прибитый гвоздями, и засосал вверх (Там же, с. 33); Затем смерч налетел на второй дом, более прочный, с мезонином, поднял его в воздух на 6 м и перенес на северо-восток по направлению своего движения (Там же, с. 51–52).
Объектами разрушений, которые наносят смерчи, служат животные, люди или разные предметы: сады, мосты, целые улицы и селения, однако чаще всего ими являются здания, дома, например: Смерч соприкоснулся с пустым деревянным домом, все окна и двери которого были закрыты. Дом буквально разлетелся на мелкие обломки (Наливкин, с. 7); Воронка… достигла земли, и в воздух взлетели обломки первого разрушенного дома (Там же, с. 7); Когда смерч… опустился к земле, то коснулся дома соседа и в одно мгновение смахнул его (Там же, с. 9); Каменный дом… молниеносно был снесен (Там же, с. 50); Воронка унесла небольшой дом, не оставив даже фундамента (Там же, с. 56). Как видно из примеров, для характеристики разрушений автор выбирает такие слова и выражения, которые подчеркивают стремительность происходящего, силу действий, производимых смерчами, и одновременно негативно оценивают происходящие события. Нередко описание разрушений, помогающее воссоздать зрительный образ смерчей, сопровождается прямой эмоционально-экспрессивной оценкой: Но самую ужасающую картину представлял рабочий поселок: ни домов, ни улиц, ни садов (Наливкин, с. 49); Воронка… подняла стальную конструкцию (моста. – Т.С.)… и закрутила его с исключительной силой (Там же, с. 52).
Однако разрушения смерчами носят локальный характер, так как воздействию подвергается только то, что попадает под действие воронки; автор отмечает прерывистость пути смерча: Полоса разрушений сменяется неповрежденным участком, далее снова идет полоса разрушений, за ней вновь неповрежденный участок и т.д. (Наливкин, с. 15). За пределами воронки предметы часто остаются нетронутыми, в то время как ураганы захватывают огромную территорию: По сравнению с ураганами и бурями смерчи обладают значительно меньшими размерами… Если поперечник путей ураганов измеряется обычно несколькими сотнями километров, то у смерчей он в 1000 раз меньше – 300–400 м, у расплывчатых смерчей – до 1,5–3 км, сужаясь у бичеподобных до 20–30 м и меньше (Там же, с. 15).
При описании разрушительной деятельности ураганов автор использует такие же определения, как и при описании смерчей: колоссальные разрушения, наибольшие разрушения, значительная площадь разрушений и т.п. Масштабы разрушений автор подчеркивает посредством развернутых описаний, детализирующих объекты воздействия: Страшный рев и свист ветра, грохот и треск ломающихся зданий и деревьев, обломки, несущиеся в воздухе с невероятной силой (Наливкин, с. 27). В подобных описаниях часто подчеркивается стремительность и негативный характер происходящего. Представления об огромных масштабах разрушений могут передаваться посредством устойчивых сочетаний: По земле катилось черное облако, сметавшее все на своем пути (Там же, с. 49); Всюду «Флора» (название урагана. – Т.С.) сеяла смерть и разрушения (Там же, с. 106).
Поскольку разрушение вызывается колоссальной скоростью (Наливкин, с. 10), постольку описание разрушений часто происходит через обращение к силе, скорости ветра, при этом могут употребляться как нейтральные слова, так и экспрессивно-оценочные: Воздух, наполненный водой и грязью, не способен причинить вреда, но на большой скорости он уничтожает все на своем пути (Там же, с. 10); Кругом со страшной силой неслись различные обломки (Там же, с. 12).
Для характеристики разрушительной силы природных явлений Д.В. Наливкин активно использует определения, которые подчеркивают грандиозность происходящего. Такие определения содержат негативную оценку в своей семантике или приобретают ее в контексте, например: смертоносный (смерч, ураган), разрушительный (смерч, сила), колоссальнейшие, тотальные, значительные или невероятные (разрушения) и т.д.
Иногда при описании разрушительных действий смерчей, вихрей, ураганов автор употребляет сравнения, которые помогают читателю наглядно представить масштабы происходящего, например: Наблюдатель… говорил, что будто гигантским пылесосом смели с земли всю растительность, рыхлую почву и другие подвижные предметы (Наливкин, с. 15); Громадные деревья ломались, как прутики (Там же, с. 62); Смерч в несколько секунд валил громадные четырехэтажные кирпичные здания… сдавливая этажи, как картонные коробки (Там же, с. 62).
Как и при описании разрушений, другие компоненты зрительного образа, в частности скорость природных объектов, их сила (интенсивность), размер, состав воздушных масс, могут передаваться двумя способами. Один из них – путем передачи непосредственного наблюдения за смерчами, вихрями, ураганами, которое совершает ученый или очевидец. В этом случае параметры оцениваются «на глазок». Второй способ – математический расчет тех или иных параметров по определенным формулам.
Этому соответствуют и разные формы выражения. Во-первых, используются определения оценочного или дескриптивного характера: бешеная скорость, страшная сила, низкий и широкий столб, большое облако, быстрое (бешеное) вращение, необыкновенная сила вращения, исключительная сила и т.д. Охарактеризовать скорость помогают наречия образа действия: быстро вращался, медленно двигалось, турбулентно двигались и т.д. Во-вторых, приводятся цифровые данные, например: Высота (воронки. – Т.С.)… достигает нескольких сот метров, реже до 1000–1500 м и более (Наливкин, с. 6); Прозрачные, небольшие трубы, 2–3 метра в диаметре (Там же, с. 30); Скорость ветра достигала 210–225 км/ч, а порывами – до 350 км/ч (Там же, с. 10); Скорости весьма различны и быстро изменяются даже у одной и той же воронки, но самое главное то, что они могут превышать скорость звука, равную 1200 км/ч, или 332 м/с (Там же, с. 10) и т.д.
Нередко в одних и тех же контекстах употребляются цифровые данные, характеризующие явления природы, и одновременно дается оценка их силе или размеру посредством определений: Громаднейшие воронки в десятки и даже сотни метров в поперечнике (Наливкин, с. 30); Вихри бывают огромных размеров… Прошел вихрь высотой 900 м (Там же, с. 39); Снежные вихри достигают громадных размеров – до 100 м и более в диаметре и до 1–1,5 км высотой (Там же, с. 42). Для понимания зрительного образа подобные определения имеют важное значение, так как помогают рядовому читателю осмыслить цифровые данные, понять, какие из них для каждого из явлений принято считать значительными или незначительными.
Существенную роль в формировании наглядного образа играют сравнения, которые нередко приводятся наряду с цифровыми данными. Сравнения со знакомыми читателю предметами или событиями окружающего мира вполне позволяют оценить скорость стихии: Во время… смерчей мелкая галька пробивала оконные стекла, не повреждая их вокруг пробоины, как револьверные пули (Наливкин, с. 11); Смерч… мчался… со скоростью курьерского поезда (Там же, с. 49); Двигалось оно (облако. – Т.С.) со скоростью товарного поезда – 25–30 км/ч (Там же, с. 7). Роль таких сравнений может быть оценена по достоинству, если учесть, что смерчи, как и вихри, обладают двумя скоростями – вращения и поступательного движения (Там же, с. 15). Каждая из них характеризуется своими цифровыми данными, причем в широком диапазоне, поэтому в тексте встречаются самые разные характеристики скорости: от медленного движения до колоссального, сверхзвукового вращения.
Вместе с тем отметим, что при описании разных объектов автор неравномерно использует отдельные параметры. Например, о скорости чаще говорится при описании смерча, причем используются все из перечисленных способов передачи этой информации. При описании скорости ураганов и вихрей цифровые данные единичны, скорость ураганов чаще характеризуется с помощью определений. При описании вихрей автор сравнительно редко использует прилагательные или наречия, например: Вихрь вышел из парка и стал медленно передвигаться к северу, на станцию (Наливкин, с. 40); Огненно-дымовой вихрь вращался с поразительной скоростью (Там же, с. 41). Гораздо чаще на скорость перемещения вихря или отсутствие движения указывается косвенно: Пыльные вихри бежали по долине (Там же, с. 37); Столбы пыли иногда стоят прямо, как мачты, крутясь на одном месте (Там же).
При характеристике размеров и особенностей конфигурации ураганов, так же как и при характеристике скорости, автор крайне редко обращается к цифровым данным, да и то называет ее приблизительно, например: несколькими сотнями километров. Однако цифровые обозначения размеров вихрей и смерчей встречаются во многих контекстах: Некоторые большие вихри достигают 1000–1500 м… и не только поднимают пыль, но и переносят мелких животных (Наливкин, с. 39); Ширина (пыльных вихрей. – Т.С.) несколько метров, высота несколько десятков метров, а иногда 100–150 м (Там же, с. 37); В середине его (смерча. – Т.С.) была полость диаметром 30–70 м, шедшая кверху на расстоянии около километра (Там же, с. 9); Ширина внутренней полости была около 130 м, толщина стенки всего 3 м (Там же). Кроме того, размеры смерча или вертикального вихря автор часто изображает в динамике, в процессе их возникновения, нарастания и исчезновения. В таких описаниях нередко употребляются слова, указывающие на изменение не только размера, но и формы, конфигурации. Например: Появилось низкое, черное, грозовое облако… из него спустилась воронка, быстро развившаяся в громадный разрушительный смерч (Наливкин, с. 21); Пыль и тончайший песок начали кружиться у земли, затем поднимались все выше и выше, образовался цилиндрический неправильный столб, вверху утончавшийся (Там же, с. 37).
В создании наглядного образа смерчей, вихрей, ураганов используется такой параметр, как цвет. Из трех природных явлений эта характеристика реже всего используется при описании урагана, причем употребляется только два прилагательных, определяющих цвет облаков – темный и черный: По земле ползло черное крутящееся плотное облако (Наливкин, с. 26); Очень темные клубившиеся облака (Там же, с. 48); Надвинулась темная туча (Там же); По земле катилось черное облако (Там же, с. 49) и т.д. Контекстов, содержащих сведения о цвете смерчей и вихрей, немало, но каждое из этих явлений имеет свои типичные способы языкового выражения.
Для описания цвета вертикальных вихрей автор крайне редко использует качественные прилагательные со значением цвета, например: Оно (облако. – Т.С.) было небольшое и серое, но постепенно увеличиваясь, уплотнилось и стало черным (Наливкин, с. 35). Значительно чаще информация о цвете вертикального вихря выражается косвенно посредством относительных прилагательных, основным назначением которых является указание на состав его воздушных масс. Так, прилагательное снежный указывает на состав вихря и на белый цвет (цвет снега), аналогично и в других случаях: Снежные вихри достигают громадных размеров (Наливкин, с. 42); Большие пожары, сжигание соломы, куч хвороста часто вызывают образование громадных вращающихся огненно-дымовых колонн (Там же, с. 35); В теплый солнечный день при безоблачном небе на поверхности озера возник высокий столб из водяных брызг (Там же, с. 42).
Описывая смерч, автор дает цветовую характеристику облаку и воронке. Облака предстают в виде темных, черных тонов, нередко с какими-нибудь оттенками, что ведет к употреблению сложных прилагательных: Жители с ужасом наблюдали за черным грозовым облаком, низко ползшим над землей (Наливкин, с. 6); Над морем нависли свинцово-черные тучи (Там же, с. 25); Черно-синее грозовое облако (Там же, с. 29); Небольшое облако странного зеленовато-серого цвета (Там же, с. 7); Во время вспышки огня поднималось особенно большое черное и плотное дымовое облако (Там же, с. 34); Далее воронка и висящее над ней громадное зеленовато-черное грозовое облако двинулось в штат Кентукки (Там же, с. 79).
Воронки смерчей представлены более светлыми и разнообразными цветами, причем, как правило, только простыми по структуре прилагательными: Воронка обычно светлее облака (Наливкин, с. 25); (Водяные смерчи. – Т.С.) прозрачные, небольшие трубы (Там же, с. 30); Она (воронка. – Т.С.) имела вид светлой тонкой изгибающейся трубы (Там же, с. 32); На поезд устремился громадный черный хобот, соединяющий небо с землей (Там же, с. 73); Серый извивающийся хобот, который свешивался из облака к самой земле (Там же, с. 76).
В цветовой характеристике смерчей и грозовых облаков немалую роль играют электрические явления, описываемые автором как яркие вспышки света, светящиеся пятна: Она (воронка. – Т.С.) была освещена непрерывным блеском молний, зигзагом перескакивающих с одной на другую (Наливкин, с. 9); (Цилиндр. – Т.С.) ярко освещенный внутри блеском молний (Там же, с. 9); В середине полости светилось голубым светом прозрачное облако (Там же); Вся его (смерча. – Т.С.) поверхность светится странным желтоватым сиянием, иногда внутри воронки со стенки на стенку перескакивают короткие, яркие, голубоватые молнии (Там же, с. 22).
Понять своеобразие зрительного образа смерчей, ураганов, вихрей помогают характеристики состава образующих их масс. Эти динамические свойства, отражающие формирование вертикальных вихрей, как раз и положены в основание их классификации. Именование разновидностей вихрей, которые перечисляет ученый, позволяет судить и об условиях их происхождения, и о внешнем виде: пыльные, огненно-дымовые, пепловые, снежные, водяные, воздушные. Раскрывая особенности возникновения вихрей, автор называет вещества, которыми наполняется воздушный вихрь: В теплый солнечный день при безоблачном небе на поверхности озера возник высокий столб из водяных брызг (Наливкин, с. 42); Их (снежные вихри. – Т.С.) наблюдали везде, где есть более или менее значительные площади, покрытые рыхлым снегом (Там же, с. 42); Через некоторое время пламя отдельных костров стянулось вместе, образовав огненную колонну… Еще выше огонь сменился дымом, уходившим высоко в небо (Там же, с. 41).
Среди смерчей автор также называет водяные и огненные, связывая их с местом образования: Смерчи возникают как над соленой водой, так и над пресной (Наливкин, с. 31); огненными смерчами называются такие, чьи материнские облака созданы сильным огнем, массовым выделением тепла (Там же, с. 33). Однако, обозначая разновидности смерчей, ученый опирается не только на данные признаки, но и на особенности их поверхности, очертания – гладкие смерчи, расплывчатые смерчи, на наличие в одном облаке более одной воронки – групповые смерчи, например: Огромные размеры смерчевого облака, 30–50 км в поперечнике, длительность существования и разнообразие воронок позволяют предположить, что была группа воронок, возникших друг за другом (Наливкин, с. 27). Кроме того, автор выделяет особое вихревое образование – смерч-вихри – на основании особенностей связи воронки с облаком: Облако у смерч-вихрей отнюдь не материнское, а потомковое… У смерчей образуется материнское облако и из него обособляется воронка, непрерывно с ним связанная и за ним следующая, у смерч-вихря возникает вертикальный вихрь или воронка, а из нее и над ней образуется облако (Там же, с. 34).
Что же касается характера составляющих масс смерчей, то они чаще всего определяется объектами, которые всасываются воронками: Воронка смерча состоит из воздуха, наполненного водой, пылью, грязью, разным мусором и обломками (Наливкин, с. 62); Он (смерч. – Т.С.) набрал в свой гигантский хобот почти всю воду озерка вместе с рыбами, лягушками и другой живностью. Все это было поднято в облако и путешествовало там несколько километров. На окраине Серпухова засосанное озерко вместе с рыбами упало на землю в виде своеобразного дождя (Там же, с. 81).
В создании зрительных образов информация о местоположении явления представлена однотипно. Указывается либо положение облака или воронки относительно земной поверхности, либо наряду с этим называется характер их движения, например: низкое облако, низко ползущее над землей, высоко уходящее вверх, совершенно опустилось и т.д. В контекстах признак места расположения объектов может содержаться в словах разных частей речи, а также словоформах с пространственным значением: Облако легло на город (Наливкин, с. 27); Материнское облако опускается на землю (Там же, с. 13); Над морем нависли свинцово-черные тучи (Там же, с. 28); Пройдя немного по земле, воронка поднялась в воздух, временно прекратив разрушения. Она шла сравнительно невысоко над землей, иногда срывая верхушки деревьев... Пройдя несколько километров над землей, воронка опустилась, и снова начались страшные разрушения (Там же, с. 51).
Существенным компонентом зрительного образа описываемых природных объектов является форма и размер, прежде всего это касается изображения смерчей, занимающих центральное место в книге. Отметим, что вертикальные вихри, которым отведен незначительный объем контекстов, характеризуются такими же языковыми средствами выражения, как и смерчи. Различие состоит лишь в том, что при описании формы вертикального вихря автор не обращается к образу облаков в силу того, что вихри с ними никак не связаны. Ураганы же привлекаются ученым лишь с целью сопоставления их по некоторым параметрам со смерчами, в их число практически не попали такие признаки, как форма и размер.
Формированию представлений о форме смерчей в значительной мере способствуют термины метафорического происхождения. Основным из них является воронка, которая зарождается в грозовом облаке, а затем часть вихревого облака отвисает книзу (Наливкин, с. 6). Однако поскольку воронка обладает многообразием форм, то она в разных контекстах может обозначаться другими словами и выражениями, которые носят терминологический характер и уточняют внешние ее очертания. Сказанное хорошо проявляется в таком контексте: Воронка все более удлиняется и наконец соединяется с землей. В это время она имеет вид почти цилиндрического громадного столба – колонны или хобота, расширяющегося к облаку и сужающегося к земле (Там же).
Помимо этого, отметим, что в языке метеорологии сложился определенный пласт такой лексики, которая помогает наглядно представить форму воронки смерча. В таких словах содержится корень, значение которого легко ассоциируется с известными предметами, с частями тела животных или с их видом в целом, например: змееобразный, корзинообразный, столбообразный, хоботообразный, колоннообразный, спиралевидный, нитеподобный, бичеподобный и т.д.
В контекстах также широко используется этот прием представления информации о форме смерча. Надо полагать, это вызвано стремлением наиболее точно представить ее различные виды: Облако шло уже на большой высоте, воронка удлинилась, изогнулась и стала тонкой, как веревка (Наливкин, с. 27); Среди смерчей был редчайший двурогий, расплывчатый, с двумя соединенными воронками (Там же, с. 27); Жители, только-только пришедшие в себя после первого смерча, увидев грозную тучу, пришли в отчаяние: чудовищная вертикальная стена неотвратимо ползла на город (Там же, с. 53); Большой лохматый конец воронки повис прямо над моей головой (Там же, с. 8).
Описание формы смерча или вихря нередко сопровождается указанием на их размер с помощью таких слов (гигантский, громадный, страшный и т.д.), которые придают экспрессивно-эмоциональную окраску всему описанию.
Характерная особенность передачи данного параметра связана с динамичностью и изменчивостью рассматриваемых воздушных образований. Это проявляется в том, что номинация формы стихий с помощью метафорического слова сопровождается определением, обозначающим их движение, например: Образовался крутящийся столб шириной около 10 м и высотой 6 м (Наливкин, с. 35).
Слуховой образ по сравнению со зрительным занимает небольшой объем текста и не отличается многообразием способов языкового выражения. Было выделено два основных способа, которые используются в тексте для создания акустического образа: собственно номинация звуков и косвенная номинация. Во втором случае слуховой образ вводится посредством привлечения ситуаций, направленных на актуализацию в сознании типичных звуковых характеристик, присущих предметам или животным. Кроме того, подчеркнем, что передача данных характеристик обоими способами осложняется включением определений, указывающих на значительное превышение степени звучания, которое обычно связывается с названными в ситуации объектами. Это достигается, как правило, с помощью введения экспрессивно-эмоциональных слов.
Наиболее полно в текстах представлен слуховой образ смерчей, но, думается, это определяется не столько свойствами самой реалии, производящей больший шум по сравнению с другими стихиями, сколько тем, что смерчи являются главным предметом описания в данной книге.
Нередко с целью подчеркивания разнообразия слухового образа слова, обозначающие различные оттенки производимых звуков, выстраиваются в довольно большие однородные ряды: Все сопровождалось страшным шумом и свистом, ударами грома и беспрерывным треском падающего крупного града. Раздался оглушительный удар, и на террасу упала громадная липа (Наливкин, с. 47); Страшный рев и свист ветра, грохот и треск ломающихся зданий и деревьев, обломки, несущиеся в воздухе с невероятной силой, – такой представлялась картина смерча (Там же, с. 27).
Не менее часто автор называет какие-нибудь два типичных звука, например: Из конца воронки шел гудящий, шипящий звук (Наливкин, с. 8); Торнадо пришел в 6 ч 30 мин с ужасным ревом и грохотом (Там же, с. 57); Что-то темное, кружась, с воем и ревом быстро двигалось на село (Там же, с. 19); Над головами людей страшно зашумело и затрещало (Там же, с. 61). Встречаются и одиночные номинации, однако в таких случаях они всегда содержат при себе определения, например: С сильным шумом смерч прошел вдоль судна (Там же, с. 29); Со страшным ревом смерч двинулся прямо к городу (Там же, с. 33). Круг слов со значением звучания, привлекаемых автором, ограничен. В совокупности же используемые номинации позволяют уловить разные оттенки звуков, производимые стихиями, например: свист, шипение, рев, грохот, раскаты, вой, треск, гудение.
Отсылки к жизненным ситуациям, с одной стороны, вроде бы индивидуализируют характер звучание, но с другой – полностью находятся в том же звуковом диапазоне. Заметим, что в случае обращения к ситуации называемые звуки нередко гиперболизируются, например: Шум был как от жужжания десяти миллионов пчел, а рев не поддавался описанию (Наливкин, с. 9); Раздался необыкновенный грохот и шум, как от сотни поездов (Там же, с. 8). Аналогично в рассказе машиниста, который вел состав, развивая скорость около 80 км/час: …и даже шум поезда не смог заглушить страшный свист и шипение (Там же, с. 73). Автор, стремясь донести до читателя информацию о шуме, издаваемом смерчами, суммирует наблюдения очевидцев. Интересно, что люди обращаются при описании своих ощущений практически к одним и тем же образам: Очевидцы часто сравнивают их то с шипением и свистом тысяч змей или с жужжанием миллионов пчел, то с грохотом десятков поездов или с отдаленными раскатами канонады сотен пушек (Наливкин, с. 19). Вместе с тем, как выясняется, данная гиперболизация есть лишь способ описать то, что объективно слышат люди, сталкиваясь с такими явлениями. Это очевидно, если обратиться к высказываниям автора: Сила звуковых эффектов исключительна (Там же); Звуковые эффекты вызываются волнами, находящимися внутри воронки. Непрерывно отражаясь и накладываясь друг на друга, они достигают необыкновенной силы. Звуки, подобные шипению тысяч змей или жужжанию миллионов пчел, объясняются вибрацией воздушных масс, вращающихся в воронке (Там же, с. 20).
Вместе с тем в целом звуки, издаваемые смерчем, не при любых обстоятельствах обладают значительной силой: Ревут только большие смерчи при полном их развитии. Висячие воронки и тонкие змееобразные смерчи беззвучны (Там же); В непосредственной близости смерча сила звука ужасна, но уже на небольшом расстоянии она быстро ослабевает (Там же, с. 19–20).
Обонятельные представления об описываемых природных явлениях носят единичный характер: на протяжении всего текста встретилось одно упоминание о запахе, связанном со смерчем: Смерч прошел… оставив своеобразный сернистый запах (Наливкин, с. 29).
Таким образом, для создания целостного наглядно-чувственного образа природных явлений автор обращается к различным комбинациям компонентов, обозначающих перцептивные признаки объектов. Наличие в тексте оценочных и эмоционально-экспрессивных единиц, житейских ассоциаций, мнений и высказываний разных людей, как очевидцев, так и исследователей смерчей, вихрей, ураганов, создает особый характер субъективизации, такой, которая служит повышению объективности описания и позволяет автору изобразить природные явления в многообразных типичных их проявлениях.