Признание голосов

Вид материала

Документы

Содержание Карл юнг об экстрасенсорном восприятии Jaynes и сознание

Подобный материал:

• Протокол n общего собрания собственников помещений по выбору способа управления, 81.49kb.
• Согласно Положению «О земских учреждениях», 283.93kb.
• Участниками Общества с ограниченной ответственностью «Строительная компания «Полистром», 82.31kb.
• Л. Витгенштейн и М. Хайдеггер: исходная точка проблематизации, 196.58kb.
• Государственная Дума Федерального собрания Российской Федерации подавляющим большинством, 122.43kb.
• Признание граждан малоимущими и нуждающимися в жилых помещениях, предоставляемых, 19.2kb.
• Положение о городском конкурсе «Признание года 2011», 74.39kb.
• Телегония: мифы и реальность, 573.18kb.
• «Основы религиозных культур и светской этики», 82.55kb.
• Необходимость публикации данной книги видна каждому, болеющему за судьбу России., 82.74kb.

В таких семьях молодой человек не будет избалован вниманием и не будет достаточно хорошо знаком с ролевой моделью эмоциональных отношений родителей. Чтобы поддерживать авторитарные отношения, необходимы равнодушие и эмоциональная отчужденность. При таких обстоятельствах эмоциональные отношения между родителями будут закрытой книгой, до которой ребенку нет дела. Ребенок не будет подготовлен, у него не будет моделей эмоциональных отношений.

Ребенок не может стать независимым без того, чтобы собственные чувства вели его к собственному выбору. Итак, молодой человек будет чувствовать себя одиноким и все больше осознавать, что не может вступить в эмоциональные отношения. Его эмоциональные крылья подрезаны. Таким образом, такой человек не будет способен вылететь из семейного гнезда. И молодому человеку и его семье будет не ясно, что сделано неправильно.

Обеим сторонам будет очень трудно найти слова, чтобы описать случившееся. Одна из проблем, встречающаяся даже в психиатрической литературе, состоит в том, что если между людьми было что-то плохое, и мы хотим объяснить это, многие просто спросят: "Кто в ответе? Кто виноват?". Такой образ мышления, который будет особенно преобладать в случае с семьей, мы описывали вопросом "Кто виноват?", близким вопросу "Кого следовало бы наказать?". Это само собой разумеющийся взгляд всех авторитарных социальных отношений; это способ мышления, язык, который обнаружил командные структуры в этом сверху-вниз "Делай, как тебе сказано..."

Семья может думать примерно так: "Джон, который ведет себя так странно, вполне благонравный старательный мальчик; он всегда был скорее застенчивым, но до сих пор пользовался доверием семьи". На самом деле жизненный кризис Джона состоит в том, что он, черт побери, не может быть самим собой иначе, чем будучи крикливым, ленивым и позорящим семью, чьи определения он то хочет отвергнуть, то снова признает, так как понимает степень своей зависимости. Он хочет быть неистово общительным, но у него нет ключа к этому. Джон может жить дома, но живет в университетском общежитии, занимаясь только учебой и будучи неспособным завязать тесные дружеские отношения. Его разум сосредоточен на том, чтобы выдержать экзамены за первый курс. Именно этого хотят его родители. Они обещают работу, которая так важна для его вступления во взрослую жизнь. Он живет в страхе, что будучи впервые один, провалит этот важный экзамен – этот важный символический переход во взрослую жизнь. Он хочет быть на высоте в разговорах с девушками.

Какой бы ни была последняя капля, переполняющая чашу терпения молодого человека (например, провал на экзамене), его в конце концов ожидает жизненный кризис, который неминуемо вызовет чувства такой силы, с какими он не встречался с тех пор как научился жить в эмоциональной родительской смирительной рубашке, т.е. с дословесного младенчества. Эти сильные эмоции невозможно вспомнить. В раннем детстве они могли представляться постыдними и болезненными.

Молодой человек, больной шизофренией, может мыслить только в концептуально ограниченном плане, связанном с родительскими ожиданиями следования догмам безопасности, пристойности и респектабельности. Рамки родительского контроля будут исключать обоснованность множества позитивных и негативных эмоций как мерила действий.

Психотические чувства так сильно приводят в замешательство потому, что разговор о них в семье ведется таким образом, что автоматически делает эти чувства болезненными. Они кажутся либо взявшимися ниоткуда, либо от "скверны" в самой личности, либо "безумие находится в нарушенной химии или в фамильных генах". В полной регрессии молодой человек начнет снова переживать детские представления и страхи и может возвращаться к испробованной в детстве воображаемой защите от этих вновь проснувшихся неприемлемых чувств и страхов. Попытка объяснить мир через смутные и пугающие представления детского разума – вот что, я думаю, имеется в виду под "спутанными состояниями". В отличие от более установившихся галлюцинаций, это часто более неустойчивые процессы мышления.

Я думаю, что психотерапевт, совершенствующий специфическое искусство работы с психотиками, может со временем научиться находить объяснение этих странных состояний регрессии ума. Часто самым быстрым терапевтическим способом будет объяснить страдающему от ретроспективы этих переживаний простым языком, с большим количеством примеров того, как происходят эти психические процессы, а затем попытаться побудить пациента давать собственные объяснения его прошлым переживаниям этих состояний разума. В других своих работах о психозе я привел много таких примеров.

Таким примером проигрывания этого младенческого понимания была моя фантазия, что зажигание огня – это ключевой момент в своего рода ритуале, который устанавливал сексуальные отношения. Ретроспективно я уверен, что это странное представление возникло как младенческое объяснение травмы от наказания за игру со спичками. Спички и огонь должны были казаться моему младенческому разуму неким символом силы взрослых и взросления. Другой особенностью этого было то, что наказание исходило от отца, который был также моим соперником в отношении чувств и внимания матери. Эта идея имеет свою младенческую логику... Я живо помню, как вид спичечной коробки "запускал" в моей голове слова, которые снова и снова приходили на ум: "Он должен научиться", "Он должен научиться". Мой объятый ужасом психотический разум удивлялся, чему я должен научиться и почему эта мысль повторялась. Теперь кажется очевидным, что спички в моем сознании запускали память о том, как отец говорил, что я должен научиться не играть со спичками... превалирующим беспокойством была память о страхе наказания.

Конечно, теперь я легко нахожу объяснение моим довольно причудливым психотическим переживаниям. Прием заключается в том, чтобы угадать значение странной фантазии, вообразив младенческую эмоциональную ситуацию. Надо стараться реконструировать внутреннюю душевную ситуацию младенца, который не может знать большей части того, чему он позже обучен в жизни. Истолковательную деятельность младенца требуется рассматривать в контексте множества вещей в природе и обществе, которые, как внешние восприятия, намекают и возбуждают, воздействуя на этот младенческий разум. Регрессировавший психотический разум – это разум младенца-взрослого.

КАРЛ ЮНГ ОБ ЭКСТРАСЕНСОРНОМ ВОСПРИЯТИИ

Р. И. ван Хельсдинген

К концу жизни Юнг мог свободнее говорить о своих личных взглядах и переживаниях, касающихся галлюцинаций. Согласно его автобиографии "Memories, Dreams, Reflections" ("Воспоминания, Мечты, Раздумья"), он заинтересовался этим, когда начал писать научные труды. Он пишет:

Моя первая книга, в 1905 году, быка о психологии dementia praecox (шизофрения). Моей целью было показать, что бредовые идеи и галлюцинации – это не только специфические симптомы психического заболевания, но что они имеют также социальный смысл.

Итак, что такое галлюцинация? Галлюцинация – это чувственное восприятие, которое никем другим не подтверждается. Однако для определения недостаточно одного этого: если я случайно вижу или слышу что-нибудь, чему нет больше свидетелей, это все же может быть точным наблюдением. Более трудная проблема – определение нормы. Человек, который утверждает, что слышит голоса, не обязательно ненормальный или имеет психическое расстройство: Жанна д'Арк, например, слышала голос Бога, призывающий спасти Францию, что ей и удалось сделать. С того времени сохранились обширные архивы, в которых имеются допросы комитета, который осудил ее. Они показывают, что все, что она говорила, было совершенно понятно и разумно, кроме ее настояния, что Бог говорил с ней лично. Интересно, что большинство французов сегодня склонны верить этой истории.

Когда мы воспринимаем что-либо, то верим, что наше восприятие относится к чему-то вне нас, хотя сами восприятия находятся внутри нас. Любое чувственное впечатление должно быть включено в банк памяти, прежде чем восприятие как таковое может иметь место: когда мы видим или слышим что-либо впервые, это может стать восприятием только после того, как оно будет помещено в банк. Например, я знаю наверное, что шариковая ручка в моей руке имеет определенную форму и вид, что она существует в пространстве и что я пользуюсь ею сейчас. Моя ручка присутствует во внешнем мире пространства и времени (в настоящем), но только благодаря моему собственному внутреннему миру, моему осознанию пространства и времени я способен сделать это наблюдение. Этот мир позволяет мне воспринимать себя; любое восприятие внешнего мира включает большую часть нашего внутреннего мира. Когда мы воспринимаем что-нибудь глазами или ушами, например, то полагаем, что оно совершенно отделено от нас, но наш внутренний мир непосредственно включен в процесс восприятия.

Всякий раз как уровень нашего сознания понижается, личный, субъективный взгляд становится более рельефным. Когда я грежу, мое сознание понижается пропорционально росту моего субъективного восприятия мира; я наблюдаю мир вокруг себя менее ясно, и начинают играть роль эмоциональные факторы и воспоминания. Для тех людей, для которых внутренний мир чувств и мыслей более значителен, чем что бы то ни было, происходящее во внешнем мире (крайних интравертов), внутренние образы и голоса часто яснее, чем параллельное внешнее влияние.

Юнг пишет:

Со времени моего опыта в баптистерии (купели) в Равенне я определенно знаю, что нечто внутреннее может казаться внешним. Здесь меня вначале поразил, мягкий голубой свет, наполнивший помещение; тем не менее я совсем не удивился этому. Я не пытался найти его источник и не изумлялся, что этот свет без видимого источника не беспокоил меня. Я был как бы поражен, потому что на месте окон, которые я запомнил во время моего первого посещения, были теперь четыре огромные мозаичные фрески неправдоподобной красоты, которые, казалось, я совершенно забыл. Я был раздосадован такой ненадежностью своей памяти. Мозаика на южной стороне представляла крещение в Иордане; вторая картина, на севере, была о переходе Детей Израиля через Красное море; третья, на востоке, вскоре изгладилась из моей памяти.

Когда я вернулся домой, я попросил одного знакомого, который собирался в Равенну, приобрести для меня эти картины. Он не смог их, найти, так как узнал, что описанных, мною мозаик не существует.

Юнг видел фрески только своим мысленным взором. Его религиозное настроение привело к тому, что он видел картины, которых там не было: другими словами, у него были зрительные галлюцинации.

У Юнга были также галлюцинации в виде голосов во многих случаях, особенно во время глубокой интраверсии. Время от времени он удалялся в уединенный (построенный им самим) сельский дом на Цюрихском озере, и там, в глубоком одиночестве, иногда ночью слышал голоса вокруг дома. Он, бывало, вставал с постели проверить, нет ли там кого-нибудь, не видел никого и возвращался спать. Это повторялось несколько раз. Позже Юнг почувствовал, что знает почти наверное, что это голоса умерших душ, которые были частью германской армии крестоносцев Вотана; вера в Вотана не исчезла окончательно в этих краях.

Юнг пережил очень трудный период, когда его психическое здоровье было плохим. В это время он иногда слышал женский голос, говоривший ему, что он художник и должен заниматься живописью. Некоторое время он следовал этому совету, пока не понял, что у этого голоса плохие намерения и он пытается направить его по ложному пути.

Юнг пишет:

Пациентка, голос которой звучал у меня внутри, фатальным образом влияла на людей. Ей удалось в разговоре с моим коллегой убедить его, что он непризнанный художник: он поверил и погиб. Причина его поражения? У него не было сильною чувства самоуважения, а было приобретенное уважение благодаря признанию других. Это опасно. Это сделало его неуверенным и открытым для порочащих измышлений; то, что она говорит, часто чрезвычайно соблазнительно и непостижимо коварно. В то время, когда я работал, погруженный в иллюзии, я особенно нуждался в точке опоры в этом мире, и должен сказать, что семья и профессиональная работа были для меня такой опорой. Для меня наиболее существенно иметь нормальную жизнь в реальном мире, в противовес этому странному внутреннему миру. Семья и профессия оставались той базой, куда я всегда мог вернуться и убедиться, что я действительно существующий, обыкновенный человек.

Высвободившись из этого состояния, Юнг соприкоснулся с голосом мудреца, в котором он опознал Филемона из греческой мифологии. Присутствие этого голоса было для него благотворным, голос дал ему хороший совет и ответил на его вопросы. Согласно мифологии, Филемон был бедняком, который вместе со своей женой Бавкидой оказал теплый прием верховному богу Зевсу, когда тот посетил их в образе простого бедняка. Все прочие люди в округе прогоняли Зевса в его человеческом обличье, и в наказание он уничтожил их наводнением, спася только Филемона и Бавкиду. Юнг видел в Филемоне мудрого старца, который многое разъяснил ему. Действительно, самое глубокое, гностическое произведение, которое написал Юнг, "Septem Sermones ad Mortuos" (Семь поучений мертвому) было продиктовано ему Филемоном.

Юнг пишет:

Филемон и другие образы моих фантазий заставили меня понять, что в психике имеются явления, которые сам я не создаю, а которые сами создаются и имеют собственную жизнь. Филемон представлял силу, которая не была мною. В моих фантазиях я вел с ним разговоры, в которых он говорил вещи, о которых я сознательно не думал. Я ясно видел, что это он говорит, а не я. Он сказал, что я относился к мыслям так, как если бы я сам генерировал их, а по его мнению, мысли – они как звери в лесу, или как люди в комнате, или как птицы в воздухе; и добавил:

"Если бы ты увидел людей в комнате, ты бы не подумал, что ты сделал этих людей или что ты ответственен за них". Это именно он научил меня психической объективности, реализму в психике. Благодаря ему выяснилось различие между мной и объектом моей мысли. Он противостоял мне каким-то объективным способом, и я понял, что во мне есть нечто, что может говорить то, чего я не знаю и не собираюсь узнавать, нечто, что может даже быть направлено против меня.

Тем не менее, мне было ясно с самого начала, что я смогу найти связь с окружающим миром, с людьми, только если я сделаю все возможное, чтобы показать, что содержание психической реальности истинно, и не только как мой личный опыт, а как коллективный опыт, с которым могут встретиться другие люди. Вот что я пытался доказать в своей дальнейшей научной работе.

Определенная направленность чувств, так называемый эмоциональный комплекс, может стать непреодолимым до такой степени, что он вырывается из психики и принимает форму личности. Вот почему, говорит Юнг, голоса, которые люди слышат, всегда являются персонификацией частей их душ; и это точно, потому что они являются такими персонификациями, что слышащие не осознают голоса как части самих себя – они полагают, что голоса приходят от других людей. Есть другая возможность, которую Юнг не исключает. По его мнению, каждый из нас связан с бессознательной духовной жизнью всех других людей на самом глубоком уровне нашей психики; это включает как тех, кто уже умер, так и тех, кто еще должен родиться. Юнг назвал эту духовную сферу коллективным бессознательным измерением, связывающим все человечество, делающим возможным контакт с другими людьми иными средствами, чем сенсорное восприятие. Эта теория допускает возможность слышания голосов людей, которых мы не можем видеть, или которые умерли давным- давно.

В свете этого вполне возможно, что эмоциональные комплексы представляют часть коллективного бессознательного, а это делает возможным для меня верить в реальность слышания голосов других людей, даже если никто другой не слышит их. Вероятность феномена значительно возрастает благодаря таким факторам как чрезвычайная интроверсия, пониженный уровень сознания и сильная привязанность к человеку, чей голос слышится. Например, вдова, очень любившая своего мужа, слышала его голос в моменты, когда сталкивалась с трудными решениями. В другом случае молодой человек, сильно привязанный к своему отцу, приходил время от времени к его могиле поговорить с ним и попросить совета. Нет необходимости определять что-либо из этого как психическое расстройство.

Те, кто склонен испытывать чувство вины, слышат иногда критикующие, обвиняющие или бранящие голоса. Они часто полагают, что голоса появляются извне, и пренебрегают той ролью, которую играет в их создании их внутренний мир.

Ссылки

Jung, С. G. (1969) Memories, Dreams, Reflections; Pantheon Books, Random House, New York.

JAYNES И СОЗНАНИЕ

Петси Хейг

В книге "The Origin of Consciousness in the Breakdown of the Bicameral Mind" (Возникновение сознания при разложении бикамерального разума) Julian Jayness набрасывает теорию связи между эволюцией сознания и феноменом слышания голосов. За недостатком места я могу привести здесь лишь очень краткое изложение его тезисов, но суть их удивительное утверждение, что примерно до 1300 года до нашей эры слышание голосов было обычным для всех людей, и что этот опыт был почти исключен тем, что теперь известно нам как сознание. Те немногие люди, которые еще слышат голоса сегодня, говорит он, являются носителями эволюционного наследия тих давних времен.

Прежде всего Jaynes рассматривает понятие "сознание" и предлагает свое определение того, чем оно не является:

Кажущаяся непрерывность сознания – это на самом деле иллюзия, возникающая из искусственного разделения времени. Мы находимся в сознании меньше времени, чем думаем, потому что не можем отдавать себе отчета о времени, в течение которого мы не сознаем.

Сознание – это не воспроизведение переживаний. Сознательное воспоминание – это не извлечение хранящихся чувственных образов, а возвращение чего-то, что мы ранее сознавали.

Сознание не требуется для составления представления (концептуализации). Никто никогда не отдавал себе отчета о дереве. Мы познаем отдельное дерево, и функция языка обозначить понятие словом.

Сознание не требуется для учебы: тренировка не требует сознания. Приобретение привычек происходит автоматически. Сознание играет роль в формулировании проблемы определенным образом, но оно не требуется для ее решения.

Сознание не требуется для обдумывания. Думание о чем- то никогда не бывает сознательным. Мы думаем прежде, чем узнаем, о чем мы собираемся думать. Важная часть процесса – начальная директива, которая позволяет всему выполняться автоматически.

Сознание не требуется для обоснования. Аргументация заключается в обширном ряде процессов естественного мышления в повседневной жизни. Мы нуждаемся в логике, потому что большинство обоснований несознательны.

Мы склонны помещать сознание внутри головы: мы создаем там место для него, хотя знаем, что нет такого места в наших головах. Аристотель помещал сознание где-то над сердцем. В действительности его можно с таким же успехом поместить в соседней комнате, учитывая, что оно вообще не имеет расположения в том смысле, который мы предполагаем.

На основании этих наблюдений Jaynes делает вывод о том, что возможно представить себе цивилизацию без сознания. Он говорит также, что мы не можем понять сознание, потому что у нас нет для него метафоры, а метафоры существенны для понимания. Мы пользуемся пространством как придатком сознания: например, мы принимаем, что время движется слева направо. Мы отличаем части от целого, как отличаем клоуна от всего цирка. Мы используем метафору "Я" в работе нашего воображения, вместо применения метафор на уровне сознания. Сознание – это метафора нашего действительного поведения. В сущности, сознание работает с помощью аналогии и сконструированного пространства с аналогом "Я", который может наблюдать это пространство и метафорически двигаться в нем.

Вот коротко основные пункты, которые Jaynes использует для аргументации. Главным пунктом является его утверждение, что вполне возможно существование общества, хорошо функционирующего без сознания. Это, говорит он, хорошо изображено в "Илиаде", книге, относящейся ко времени до существования сознания, каким мы его знаем, то есть ко времени, когда каждый слышал голоса. Очевидно, что в "Илиаде" не используются слова, относящиеся к сознанию или умственным действиям; в культе древних греков место сознания занимали боги. Как говорит Агамемнон: "У богов свои обычаи". "Илиада" изображает то, что Jaynes называет бикамеральным разумом: человеческий дух работает в двух отдельных пространствах. Обе эти части бессознательные. Большая часть была занята богами, которые разговаривали с людьми, и их голосами. Индивидуум- последователь чувствовал другое пространство и выполнял церемониалы. Сила воли, планирование и инициатива существовали не на уровне сознания; решения принимались и действия выполнялись на уровне богов, а индивидуум подчинялся их командам, потому что он не мог сознательно видеть, что следует предпринять. К тому же "Илиада" обрисовывает не характеры, а подвиги людей – подвиги, содеянные по воле богов.

В "Илиаде" нет ничего, что предполагало бы возможность спора с самим собой или личной ответственности. Эти признаки сознания возникли на более поздней стадии развития человечества, как продукт культуры, когда человек сам стал своим богом. Когда бикамеральный разум исчезает, появляется сознание.

Есть удивительное сходство между тем, каким образом боги разговаривают в "Илиаде", и тем, как многие из нас слышат голоса. Они разговаривают, угрожают, проклинают, советуют, предостерегают, утешают, высмеивают, приказывают, предсказывают. Они кричат, скулят и глумятся. Они могут переходить от шепота к визгу. Часто у них бывают такие странности, как говорить очень медленно или ритмично.

Богам в "Илиаде" всегда подчинялись. Подобным же образом многие из нас подчиняются своим голосам, a Jaynes предлагает несколько возможных объяснений этого повиновения голосам или богам. Когда вы хотите понять того, кто говорит с вами, вы должны мысленно идентифицировать себя с ним, поставить себя на его место. Когда вам адресуется приказание, эта идентификация становится повиновением. Вы можете избежать этого подчинения только если между вами и говорящим есть реальная дистанция и вы критичны по отношению к говорящему. Боги в "Илиаде" были в более тесном контакте с тем, кого это касалось, чем сам индивидуум со своим "Я". Богам в особенности покорялись потому, что индивидуум не относился к ним критически: боги были всегда всеведущими и всемогущими.