Доклады и материалы

Вид материалаДоклад

Содержание


Размышления о высшем образовании
И. м. ильинский
О роли науки в современном образовании
Вал. а. луков
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   26

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВЫСШЕМ ОБРАЗОВАНИИ


Уважаемые коллеги, я присутствовал при окончании очень интересного доклада уважаемого члена Совета Федерации. Слушал замечания нашего ректора. И вот что мне вспомнилось

Когда я только что начинал учиться в МГУ, это были 1950-е годы, один из наших профессоров, фамилия — неважно, его давно уже нет в живых — он говорил, что все — люди, и студенты, и преподаватели, и политические деятели. (Правда, тогда слова политические деятели он не произносил. Годы были тогда немного жесткие. Говорил это другими словами.) Они делятся на несколько крупных категорий. Первая категория, к которой я отношу основную массу студентов младшего курса, а также огромное количество людей работающих. Это люди, которые убеждены, что они все знают.

Потом некоторые из них, далеко не все, но значительная часть в процессе обучения, приобретения жизненного опыта, начинают думать, что знают они все-таки мало.

И, наконец, третий вариант, до которого доходят далеко не все, но все-таки значительная часть, которая четко начинает понимать, что они знают и что они не знают, в чем они компетентны и в чем они не компетентны.

Если посмотреть на значительное количество законотворчества последних лет, особенно на то, что касается науки и вуза, у меня лично и у большинства моих коллег, а я в основном общаюсь с представителями математики, физики, информатики, телекоммуникаций, создается впечатление, что очень значительную часть этого законотворчества готовят люди, которые относятся к первой категории. Это люди, которые твердо убеждены в том, что они все знают.

А поскольку на самом деле все знать нельзя, каждый человек является все-таки специалистом в ограниченной области, как бы широко он ни мыслил, как бы широко он ни был образован, то в подавляющем большинстве случаев вот эти всезнайки не считают нужным прибегать к советам специалистов. Не востребованы советы людей, относящихся ко второй, а тем более к третьей категории, которые точно знают, что они знают и чего не знают. Это первое.

Я думаю, что очень большая беда наших разработчиков состоит в том, что настоящих серьезных консультаций вне своего узкого круга они не проводят. Это самая страшная вещь, которая только может быть. Должен вам сказать, что она была потеряна при переходе от Советского Союза к России. В Советском Союзе, в котором я прожил достаточное количество времени, это четко понималось нашим верховным руководством. И система вот такого многократного консультирования со специалистами была очень четко и жестко отработана. Более того, ни один мало-мальски серьезный закон, не только закон, а даже рядовое постановление не принималось без многократных консультаций со специалистами разных уровней. Причем, привлекались и экономисты, и ученые, и практики, и директора заводов, и ректоры вузов и т. д. Все это проводилось многократно. Это долго, может быть, делалось. Может быть, не всегда эти законы соответствовали, скажем, законам либерального рынка или еще каким-нибудь понятиям. Но, должен сказать, что эти законы были проработаны с точки зрения той идеологии, которая тогда существовала. Проработаны они были достаточно хорошо.

Позвольте просто привести пример. Мне повезло с учителями. Повезло с тем, что я попал в очень хороший коллектив, поэтому мне еще студентом, потом аспирантом удалось сделать несколько оригинальных работ, поэтому так рано получил разные степени и премии. Именно поэтому я привлекался довольно часто к работе вот над такими вещами.

Приведу парочку примеров. Первый пример. Где-то в начале 60-х годов более или менее стало ясно, что Советский Союз начал катастрофически отставать от Японии и от США в области производства электронно-вычислительных машин и того, что сейчас стали называть информатикой. Хотя в 1940-е, начале 1950-х не только не было отставания, я сказал бы так, хотя об этом сейчас мало говорят, что первые советские вычислительные машины — они были несколько громоздкими, может быть не так безопасны, более шумны, чем американские, — но работать на них было гораздо удобнее, потому что система программирования, система пользования с этими машинами была отработана гораздо лучше. В общем, они практически не уступали лучшим западным образцам.

Потом произошли некоторые события. Я о них не буду рассказывать. Но наметилось явное отставание в этой области. Американцы, японцы четко рвались вперед. Мы топтались на месте, чему было довольно много причин.

Некоторое количество людей, хорошо всем известный академик Марчук, Сергей Львович Соболев, директор института математики Сибирского отделения Академии наук, академик Глушков, который тогда руководил очень большими работами в этой области, в том числе и молодое поколение — ваш покорный слуга, мы начали писать разного рода записки в разного рода учреждения, в Совет Министров, в ЦК КПСС, Н. С. Хрущеву лично и т. д. и т. д.: что надо что-то делать. Каждый писал, что надо делать. Много, конечно, было и ерунды, как всегда пишется в таких вещах. Но кое-что было и интересно.

Реакция. Реакция была довольно заметная. Большинство бумаг писалось людьми относительно молодыми, попали на первое обсуждение (вы удивитесь) в ЦК комсомола, потому что была масса молодых людей. Тогдашний первый секретарь ЦК ВЛКСМ тов. Павлов пошел к Н. С. Хрущеву, рассказал, что возникла вот такая интересная ситуация. После чего был дан приказ: собрать всех этих людей, которые писали вот эти самые записки, привезти в Москву, изолировать на какое-то время, и пусть они сидят в гостинице «Москва» и напишут подробно все, что происходит в мире по этим вещам, какие тенденции, как, что у нас плохо и почему и что надо делать.

Была сформирована группа, в которую вошли представители всех поколений. Основную часть составляли люди довольно молодые, но были люди всех возрастов. К ученым были присоединены сугубые практики, были присоединены чиновники. Чиновники — я это говорю в хорошем смысле этого слова, потому что сейчас со словом чиновник всегда связываем отрицательные эмоции. Далеко не всегда чиновник — плохо, это необходимый элемент любой системы, как вы знаете, были тоже чиновниками. И вот на протяжении нескольких месяцев отрабатывался документ. Было сделано несколько вариантов. Причем, некоторые варианты отвергались на ранней стадии. Подробно не буду рассказывать. Все это делалось довольно долго. Было выработано три тома. Первый том — страниц на 600, где детальнейшим образом описывалось все, что происходит в мире, что происходит у нас, что надо бы делать и т. д. Это том для пользования специалистами. Второй — маленький том, который мог понять любой управленец-неспециалист, где все было в сжатой форме, четко. И, наконец, записка буквально на трех страничках, где четко было написано, что надо сделать.

Сей документ прошел все стадии обсуждения в Совете Министров, последним обсуждающим был Хрущев, который документ подписал с микроправкой. После чего была принята серия законов. Были созданы новые министерства в Комитете по науке и технике. Были созданы соответствующие отделы. Были созданы новые исследовательские институты, которые должны были заниматься разработкой там, где происходило отставание. И потом этот закон почти до 80-х годов позволял нам более или менее не отставать, несмотря на то, что количество ресурсов, вкладываемых в эти области, по отношению к количеству ресурсов, которые вкладывали японцы или американцы, было ничтожно мало. Законы, действительно, были сделаны на самом высоком уровне. Поверьте. Я это говорю не потому, что я там был, там было более ста разработчиков, так что моя доля невелика, но это был действительно отработанный закон.

Я не знаю, надо ли сейчас проделывать нечто в точности то же самое. Мы живем в другой стране. У нас другие условия. Но то, что в какой-то степени этот опыт должен быть востребован, это совершенно обязательно. Если этого сделано не будет, мы все время будем сначала принимать законы, потом выводить людей на улицы и кричать, что так нельзя, и т. д. и т. д. То есть, делать то, что происходит сейчас. В том числе то, что происходит с законами, о которых перед моим выступлением шло большое обсуждение. Закон совершенно непродуманный. Думаю, если бы он делался так, как тот, о котором я рассказывал, вряд ли он таким бы был. Это первое, что я хотел сказать. Извините, что я полностью изменил тему выступления. Прошу прощения. Я не знал до конца аудитории, которая меня будет слушать, поэтому перестраиваюсь на ходу.

Если говорить об образовании. У нас всегда образование довольно существенно отличалось, я имею в виду высшее, как от европейского, так и особенно от американского. Были совершенно разные системы подготовки специалистов. Причем, эта разница была принципиальной по существу. Дело было не в каких-то конкретных вещах, что у них больше философии, а у нас больше истории. У них больше физики, у нас больше математики. Эти вещи легко поправить. Переделать программы не так уж сложно. Все было в идеологии. Я приведу два примера, на которых постараюсь объяснить, почему то, что мы сейчас делаем в образовании, слепо следуя стандартам Европы и Америки, в общем вряд ли принесет большой успех именно в менталитете нашего государства.

Много лет назад я своего учителя как-то спросил: скажите, Алексей Андреевич, как так получается, что американцы вкладывают в свою авиационную промышленность колоссальные деньги. Действительно строят неплохие самолеты. Мы вкладываем в сотни раз меньше. На самом деле — в сотни раз меньше. И Туполева, Ильюшина, Яковлева. В сотни раз меньше. Почему же у нас авиация, во всяком случае, военная авиация, она примерно на том же уровне? Даже по некоторым параметрам лучше.

Он сказал: знаешь, Юра, (я был молодой человек, а он нет) совершенно разный подход. У нас есть ЦАГИ, есть еще несколько институтов. У нас для того, чтобы построить опытный образец, создаются математические модели будущих образцов. Причем создается пара сотен этих математических моделей. Математическую модель создает один человек. И денег ему надо всего — зарплата, на ватман, на еще что-то, т. е. полную чепуху. Потом все эти сто моделей просчитывают. Из них выбирается пять-шесть, тех, которые по просчетам явно показали, что они лучше. И вот по ним уже начинается работа с вложением более или менее каких-то приличных средств. Американцы пойдут по другому пути. Они просто, поскольку денег много, построят сразу 200 моделей. И все 200 запустят на испытание. Потом посмотрят, какие модели на испытании показали лучший результат, тоже выберут 5–6. Дальше все пойдет точно также. Но на этом первичном этапе денег они затратят в сто тысяч раз больше, чем мы.

Для того чтобы человек работающий (ЦАГИ я назвал случайно, можно было бы назвать Институт прикладной математики, Институт математического моделирования, МГУ, МВТУ им. Баумана, массу технических вузов — это не так уж и важно), для того чтобы человек смог действительно создать хорошую, адекватную модель, которая бы достаточно четко имитировала реальную модель, для этого нужно очень хорошее, очень глубокое аналитическое и разностороннее образование. Он должен много знать. Мы всегда учили, с первого раза может показаться, многому лишнему: это рассказывали и это рассказывали, вроде бы прямо это и не применяется, но потом приходит человек и использует в своей повседневной работе может быть 3%, но, как только возникает критическая ситуация (одну из них привел тогда мой учитель), он готов к тому, чтобы работать на очень широком фронте и экономит совершенно колоссальные деньги, а не только то, что в него вложили на чтении этих дополнительных курсов. Это первый пример.

Второй и третий примеры близкие, они случались непосредственно со мной. Один касается вещей совсем закрытых. Сейчас я не знаю, в какой степени что открыто, что закрыто.

Вот случай, который произошел лично со мной. Я заканчивал механико-математический факультет МГУ. В книжечке проставлены дисциплины: физика, механика, общественные дисциплины — они тогда обязательно преподавались, и еще примерно 50 названий математических дисциплин. Каждую из которых я обязан был знать. Кандидатская диссертация, докторская диссертация, потом работал по трем из этих 50-ти. Все остальные когда-то читались. Казалось, что они мне не будут нужны.

После того, как я окончил университет, получил кандидатскую степень и решил поехать в Академгородок под Новосибирском, где мы и подружились с нашим горячо любимым ректором, а это было в конце 1950-х — начало 1960-х. К этому времени у нас на морях и океанах возникли такие ситуации, что американские разного рода силы оказались значительно эффективнее наших разного рода сил. Было понятно, что надо что-то делать, что много денег вложить нельзя, нет денег на полную модернизацию. Значит нужно изменить стратегию и тактику. А, как известно, в военных делах стратегия и тактика иногда значат гораздо больше, чем прямой материальный перевес. Вы здесь историки. Вы лучше меня знаете, что в первый период Великой Отечественной войны на наших передовых рубежах и на ближайших подходах к ним и пехоты, и танков, и самолетов, и артиллерии у нас было в несколько раз больше, чем у немцев. Поэтому ни о каком превосходстве сил у немцев и речи быть не могло. И танки у нас на самом деле были не хуже. Самолетов хороших было совсем немало. У нас была совершено неразумная стратегия поведения в войне. Мы вместо того, чтобы локализовать глубокие прорывы немецких танковых соединений, отрубать им тылы, каждый раз старались выравнивать фронт, выстроить сплошную оборону. Оборона снова жиденькая. Она снова прорывается. Что было дальше, я рассказывать не буду. Вы это знаете без меня.

Таким образом, далеко не только превосходство в силах решает судьбу дела. Была поставлена задача — найти более разумный, или, как сейчас модно говорить, как говорят не очень грамотные дикторы нашего телевидения, — самый оптимальный вариант. Это совершенно безграмотное выражение. Самых оптимальных вариантов не бывает. Бывает просто оптимальное. Была поставлена задача: найти такую тактику, которая как-то могла бы нейтрализовать существенное техническое превосходство. Тогдашний адмирал флота, командующий всех флотов Советского Союза, адмирал флота Горшков и его начальник морского штаба вице-адмирал Зозуля обратились к академику Лаврентьеву — председателю Сибирского отделения Академии наук. Он занимался подводными лодками. Кроме того, они были близко знакомы. Такие вещи всегда работают — кто кого знает, кто с кем прямо связан. Это всегда приходится учитывать, когда происходят такие вещи. Он сказал, а нельзя ли у вас организовать такую команду, которая возьмется и разработает хорошую тактику поведения кое-чего на кое-каких морских просторах. У меня был достаточно хороший допуск к достаточно секретным материалам, и меня, тогда 25-летнего мальчика, кинули на трехмесячное обучение в Военно-морскую академию в г. С.-Петербург. После чего было сказано: вот тебе неограниченные кадровые возможности. Набирай сколько хочешь людей. Хоть 30 набирай. Больше 30 не дадим. И чтобы в течение двух лет эта задача была решена.

Через два года в Новосибирск приезжал адмирал флота Горшков, его начальник штаба вице-адмирал Зозуля и принимали у нас на таких больших демонстрационных досках все, что успели мои дорогие коллеги наработать. Я сам больше занимался организаторской деятельностью, потому что приходилось мотаться по флотам, по базам, по самолетам и т. д. Был собран математический коллектив, который никогда в жизни даже близко ничего подобного не делал. Но это были выпускники хороших вузов. Они имели широкое образование. Они очень быстро выучили все, что требовалось. И через два года все, что требовалось от наших кое-каких военно-морских сил на кое-каких театрах действий, было реализовано, принято нашим Главкомом Флота и его начальником Штаба и введено в действие. И потом работало на протяжении довольно многих лет. Потом я лично от этого отошел. Этим не занимаюсь. Не знаю, что сейчас. Но вот такая вещь была сделана.

Я хочу сказать, что вот эту тридцатку надо было отобрать. Это возможно, если есть большое число очень хорошо подготовленных, широко подготовленных специалистов, на которых не экономили. Вложения в подготовку хорошего специалиста — не так уж велики. Если брать относительно затрат на ту же самую военно-морскую технику. Сравнить, чего стоит авианосец и подготовка одного классного кого хотите прогнозиста-гуманитария, классного математика. Несравнимо. Эффект может быть такой, как я сказал. Это первый пример. Позвольте еще один.

Второй случай расскажу тоже из моей практики. Здесь могу рассказать больше, потому что особых секретов нет. Это 60-й год. В Советском Союзе начинают исчерпываться месторождения золота. Золота у нас южноафриканского типа никогда не было раньше. Известно, что прототип Прохора Громова из «Угрюм-реки» — это был реальный человек. Он такое золото нашел. И даже начал его разрабатывать. Там все по-другому называлось и он был не Громов, а совершенно другой человек. Потом началась смута, революция. Прохор Громов с башни не кидался, его просто расстреляли. Прииски разбежались. Место было потеряно. Никаких координат не сохранилось. Но память о том, что в очень большом районе где-то что-то в этом роде есть, была.

Был дан приказ. Приказ отдавал лично Косыгин. Было сказано так: в течение двух лет на территории Советского Союза нужно найти крупные месторождения золота южноафриканского типа. Месторождения золота южноафриканского типа отличаются от остальных месторождений тем, что они очень эффективны. Относительно небольшими затратами можно получать довольно много золота, а тем самым и денег.

Дальше все шло то тому же самому сценарию. Были вызваны люди. Было сказано, что были геологи, геофизики, страноведы, кто лазил по соответствующим территориям Сибири, Средней Азии и т. д., люди гуманитарного образования. Делайте что хотите, но надо, чтобы было у нас вот такое большое золото. Опять же никто из нас даже близко себе не представлял, как такую задачу решать. Опять же была собрана группа. Ей были созданы соответствующие условия. И через два года геологам были выданы несколько районов, где можно это найти. Было выдано пять районов. В двух из них золото действительно было найдено. Вложения во все это — если просуммировать все, что эта группа получила, включая всю технику, это меньше 100 тыс. долларов. Это я вам точно могу сказать. 50–60 тыс. долларов. Все. А дальше была проведена поисковая работа. Точные координаты до сих пор сообщать не любят. Одно месторождение осталось теперь за границей. Одна из наших бывших союзных республик очень хорошо на нем живет. Вот это вам второй пример.

Оказалось, что вся математика, которая к этому времени была создана, такие задачи решать принципиально не может, не умеет в принципе. Я не буду вводить специальную терминологию. Это довольно тяжело. Пришлось бы много специальных терминов объяснять. Но такие задачи математика считала принципиально нерешаемыми. Дело в том, что месторождений южноафриканского типа было семь штук во всем мире. Каждое из них описывалось целыми томами литературы. Всего по семи прецедентам надо было найти общую закономерность. Математика считала, что такие вещи можно делать, если таких прецедентов, по крайней мере, сотня. Так вот эта группа за эти два года создала совершено новую математику, которой пользуются до сих пор, которая, кстати, будет одной из основных математик, развиваемых в этом самом Научном учебном центре, который создается при этом институте. Там было начало. Потом это получило очень большое развитие и т. д. и т. д. Я на этом и закончил бы с примерами.

Теперь, если говорить о самом образовании. Прежде всего, сейчас идет большая перетряска школы. Идут большие переделки. Если бы меня спросили, нужны ли эти переделки, я бы сказал, что кое-что надо менять, но я бы это делал как естествоиспытатель. Ставится ограниченный эксперимент на контрольном материале, проводится на протяжении несколько лет и детально анализируется. После этого, как правило, вносятся некоторые изменения. Потом опять проводится несколько лет, семестров, ну это неважно. И только потом принимаются решения. На историю добавить 3 часа, с математики снять 2 часа. Или, наоборот, на математику 100 часов добавить, гуманитарные предметы отменить. Я шучу, конечно. Никто этого делать не будет.

Вводить ЕГЭ или не вводить? Или ЕГЭ вводить в Центральной России, а в Кабардино-Балкарии не вводить и т. д. и т. д. Но до тех пор, пока на небольшом материале не проведен многолетний эксперимент с хорошим контролем, никаких серьезных преобразований системы образования делать нельзя. Это совершенно очевидно. Все равно придется потом все менять. Только менять придется в объемах всей страны, что приведет к колоссальнейшим затратам, которые во много раз превысят ту микроэкономию, что дадут первые шаги, которые, кажется, сейчас будут сделаны.

Таких примеров очень много. У нас давно все это наболело. Я должен сказать, что когда только начинался первый вариант реформы Гайдара, один из наших математиков (могу вас заверить, что никаких там у него прокоммунистических или прочих каких-то идей не было) просто аккуратно посчитал все, что будет. У Гайдара, как вы помните, был расчет. Он говорил, что цены в один-два раза сначала подскочат, а потом стабилизируются. Четко было вычислено, что цены увеличатся в среднем в 50–100 раз. Все было аккуратно показано, представлено. Было сказано, что все это чепуха. Ничего такого быть не может. «Я все знаю». Здесь никого никуда не хочу причислять, а хотел бы опять напомнить о трех группах лиц: всезнающих, знающих то, что они знают и что не знают, и т. д.

Это что касается системы образования. Теперь хочу сказать о вузе, в котором мы находимся сейчас. Это первый пример негосударственного вуза, который начинает создавать вот такие научно-учебные центры. И считается, что их нужно делать. Надо сказать, что они делались довольно давно. Так, Физико-технический институт всегда был таким научно-техническим центром. Новосибирский университет всегда был таким научным учебным центром. Московский университет в значительной степени. Здесь мы тоже постараемся сделать такой научный учебный центр, где совместить сугубую гуманитарщину с сугубой современной математикой.

Извините, что я не стал рассказывать о современной математике. Будут тут у нас широкие лекции для всех желающих, на которых все это будет рассказано. Мы будем рады всех вас там видеть. Мне на этом разрешите закончить.

Спасибо. (Аплодисменты.)


И. М. ИЛЬИНСКИЙ

Спасибо Юрий Иванович. Выступал перед нами широко образованный человек. Математик. Он член Русского интеллектуального клуба. Выступает по разным вопросам. Но это всегда вот так интересно, так глубоко и серьезно. Потому что хорошо учился, и его хорошо учили, чего не хватает нынешним специалистам. Трагедия в этом. Не будем концентрировать на этом внимание.

Новиков Александр Михайлович, академик РАО, директор Научно-исследовательского центра РАО — Российской международной академии туризма. Тема: «Наука и образование в современном обществе».


А. М. Новиков


О РОЛИ НАУКИ В СОВРЕМЕННОМ ОБРАЗОВАНИИ


Уважаемые коллеги, первым делом хочу поблагодарить за возможность выступить на столь представительной конференции.

Игорь Михайлович говорил о проблемах, которые стоят, опасностях. Я наблюдаю с интересом соревнование государственных и негосударственных вузов. Надо сказать, что негосударственные вузы развиваются гораздо успешнее, прямо скажем. И вот эти самые проблемы, которые появятся и появляются с автономными организациями, конкуренции. Уверяю вас, что государственное и было государственным, это всегда консервативно. Это всегда застойное и бесперспективное. И, наоборот, то, что негосударственное — развивается лучше. Даже по внешнему виду. Войдя в здание, можно сразу, не глядя на вывеску, сказать: этот вуз государственный или негосударственный. В негосударственном всегда чистота, европейский уровень. Все светло, прекрасно, в противоположность многим. Это преамбула.

Мой доклад будет называться «Роль науки в современном образовании». У нас конференция называется «Образование для ХХI века». А в ХХI веке само образование существенно будет меняться. И одна из этих проблем связана с тем, что принципиальным образом меняется роль науки и взаимоотношение науки и практики в современном обществе. Произошли существенные изменения и в науке и в практике.

Начиная с эпохи Возрождения, наука, отодвинув на задний план религию, заняла ведущую позицию в мировоззрении человечества. Если в прошлом выносить те или иные мировоззренческие суждения могли только иерархи церкви, то, впоследствии, эта роль целиком перешла к сообществу ученых. Научное сообщество диктовало обществу правила практически во всех областях жизни, наука являлась высшим авторитетом и критерием истинности. На протяжении нескольких веков ведущей, базовой деятельностью, цементирующей различные профессиональные области деятельности людей являлась наука. Именно наука была важнейшим, базовым институтом, так как в ней формировалась и единая картина мира, и общие теории, и по отношению к этой картине выделялись частные теории и соответственные предметные области профессиональных деятельностей в общественной практике.

Но во второй половине ХХ века определились кардинальные противоречия в развитии общества: как в самой науке, так и в общественной практике. Противоречия в науке:

1. За последние десятилетия роль науки (в самом широком смысле) существенно изменилась по отношению к общественной практике (также понимаемой в самом широком смысле). Триумф науки миновал. С XVIII века до середины прошлого ХХ века в науке открытия следовали за открытиями, а практика следовала за наукой, «подхватывая» эти открытия и реализуя их в общественном производстве — как материальном, так и духовном. Но затем этот этап резко оборвался — последним крупным научным открытием было создание лазера (СССР, 1956 г.). Постепенно, начиная с этого момента, наука стала все больше «переключаться» на технологическое совершенствование практики: понятие «научно-техническая революция» сменилось понятием «технологическая революция», а также, вслед за этим появилось понятие «технологическая эпоха» и т. п. Основное внимание ученых переключилось на развитие технологий, на непосредственное обслуживание практики. Если раньше в ходу были теории и законы, то теперь наука все реже достигает этого уровня обобщения, концентрируя свое внимание на моделях, характеризующихся многозначностью возможных решений проблем.

2. Если ранее наука производила «вечное знание», а практика пользовалась «вечным знанием», т. е. законы, принципы, теории жили и «работали» столетия или, в худшем случае, десятилетия, то в последнее время наука в значительной мере переключилась, особенно в гуманитарных общественных и технологических отраслях, на знание «ситуативное».

Так, значительная часть научных исследований сегодня проводится в прикладных областях, в частности, в экономике, технологиях, в образовании и т. д. и посвящается разработке оптимальных ситуативных моделей организации производственных, финансовых структур, образовательных учреждений, фирм и т. п. Но оптимальных в данное время и в данных конкретных условиях. Результаты таких исследований актуальны непродолжительное время — изменятся условия и такие модели никому уже не будут нужны. Но тем не менее и такая наука необходима и такого рода исследования являются в полном смысле научными исследованиями.

3. Если раньше мы произносили слово «знание», как бы автоматически подразумевая под этим научное знание, то сегодня помимо научного знания человеку приходиться пользоваться знаниями и совершенно иного рода. Например, знание правил пользования компьютерным текстовым редактором — это достаточно сложное знание. Но вряд ли научное –– ведь с появлением какого-либо нового текстового редактора прежнее «знание» уйдет в небытие. Или же банки и базы данных, стандарты, статистические показатели, расписания движения транспорта, огромные информационные массивы в Интернете и т. д. и т. п., чем каждому человеку приходится все больше и больше пользоваться в повседневной жизни. То есть научное знание сегодня сосуществует с другими, ненаучными знаниями. Часто в публикациях авторы предлагают разделять эти понятия на знание (научное знание) и информацию.

Противоречия в практике. Развитие науки, в первую очередь, естественнонаучного и технического знания обеспечило человечеству развитие индустриальной революции, благодаря которой к середине ХХ века была, в основном, решена главная проблема, довлевшая над всем человечеством на протяжении всей истории — проблема голода. Человечество впервые за всю историю смогло накормить себя (в основном), а также создать для себя благоприятные бытовые условия (опять же в основном). И тем самым был обусловлен переход человечества в совершенно новую, так называемую постиндустриальную эпоху своего развития, когда появилось изобилие продовольствия, товаров, услуг, и когда, в связи с этим, стала развиваться во всей мировой экономике острейшая конкуренция. Поэтому за короткое время в мире стали происходить огромные деформации — политические, экономические, общественные, культурные и т. д. И, в том числе, одним из признаков этой новой эпохи стали нестабильность, динамизм политических, экономических, общественных, правовых, технологических и других ситуаций. Все в мире стало непрерывно и стремительно изменяться. И, следовательно, практика должна постоянно перестраиваться применительно к новым и новым условиям. И, таким образом, инновационность практики становится атрибутом времени.

Если раньше, еще несколько десятилетий назад в условиях относительно длительной стабильности образа жизни общественная практика, практические работники — инженеры, агрономы, врачи, учителя, технологи и т. д. –– могли спокойно ждать, пока наука, ученые разработают новые рекомендации, а потом их апробируют в эксперименте, а потом конструкторы и технологи разработают и апробируют соответствующие конструкции и технологии, и лишь потом дело дойдет до массового внедрения в практику, то такое ожидание сегодня стало бессмысленным. Пока все это произойдет, ситуация изменится коренным образом. Поэтому практика, естественно и объективно устремилась по другому пути — практические работники стали создавать инновационные модели социальных, экономических, технологических, образовательных и т. д. систем сами: авторские модели производств, фирм, организаций, школ, авторские технологии, авторские методики и т. д.

Но для грамотной организации проектов, для грамотного построения и реализации новых технологий, инновационных моделей практическим работникам понадобился научный стиль мышления, который включает такие необходимые в данном случае качества как диалектичность, системность, аналитичность, логичность, широту видения проблем и возможных последствий их решения. И, очевидно, главное, –– понадобились навыки научной работы, в первую очередь — умения быстро ориентироваться в потоках информации и создавать, строить новые модели — как познавательные (научные гипотезы), так и прагматические (практические) инновационные модели новых систем — экономических, производственных, технологических, образовательных и т. д. (Действительно, в среднем современные технологии в производстве меняются каждые 5–7 лет. Предугадать заранее какими они будут и заблаговременно обучить владению ими специалистов, естественно, невозможно. Поэтому от специалиста требуется иное — способность быстро осваивать новую информацию, а также широта кругозора и все остальные качества личности, о которых говорилось выше и которые можно сформировать только в процессе включения в научно-исследовательскую деятельность.) А, кроме того, для многих специалистов всех уровней стали необходимы навыки чисто исследовательской работы: для проведения маркетинговых, социологических, психологических исследований и т. п. Вот в этом, очевидно, и заключается наиболее общая причина устремления практических работников всех рангов — менеджеров, финансистов, инженеров, технологов, педагогов и т. д. к науке, к научным исследованиям –– как общемировая тенденция.

Действительно, во всем Мире, в том числе и, возможно, более всего, в России, стремительно растет количество защищаемых диссертаций и получаемых ученых степеней. (Достаточно привести такой факт: если, например, в 1992 г. по педагогическим наукам было защищено 25 докторских и около 150 кандидатских диссертаций, то в 2005 г. по тем же наукам было защищено более 300 докторских и 3 тысячи кандидатских диссертаций. Таким образом, за тринадцать лет рост составил более чем в 10 раз! А ведь подобный рост произошел и по многим другим отраслям научного знания.) Причем, если в предшествующие периоды истории ученая степень была нужна лишь научным работникам и преподавателям вузов, то сегодня основная масса диссертаций защищается практическими работниками — наличие ученой степени становится показателем уровня профессиональной квалификации специалиста. А аспирантура и докторантура (и, соответственно, соискательство) становятся очередными ступенями образования. В этом отношении интересна динамика уровня заработной платы работников в зависимости от уровня их образования. Так, в США на протяжении 80-х годов прошлого века почасовая заработная плата лиц с высшим образованием увеличилась на 13 процентов, тогда как с незаконченным высшим — снизилась на 8 процентов, со средним образованием — сократилась на 13 процентов, а те, кто не окончил даже среднюю школу, потеряли 18 процентов заработка. Но в 90-х г.г. рост заработной платы выпускников ВУЗов приостановился — люди с высшим образованием стали к этому времени как бы «средними» работниками — как в 80-е годы выпускники школ. Стала стремительно расти заработная плата лиц с учеными степенями — бакалавров на 30 процентов, докторов — почти вдвое. То же самое происходит и в России — на работу в престижную фирму более охотно берут кандидата, а то и доктора наук, чем просто специалиста с высшим образованием.

Таким образом, исходя из сказанного выше, можно сделать вывод, что в современных условиях наука и практика стремительно сближаются. И очевидно: процесс взаимного сближения науки и практики и является одним из характерных признаков нашего времени.

Изменение роли науки в жизни общества, изменение практики неизбежно требуют изменений в подходах к построению содержания всей системы образования. Дело в том, что все сегодняшнее образование — от детского сада до докторантуры –– выстроено на прежних позициях научного типа образования. Ведь начиная с эпохи Возрождения, в первую очередь, в европейских университетах стала появляться особая категория людей –– ученые. Именно они, продвигая науку, а впоследствии и технику, определяли содержание образования –– сперва университетского, а впоследствии, с развитием массовой общеобразовательной и профессиональной школы, и содержание всех других ступеней образования. И это было исторически вполне естественно и оправдано: знанием владели только ученые, а среднее и высшее образование получала лишь очень незначительная часть населения, которая занималась умственным трудом. Все остальное население занималось трудом физическим –– сельским хозяйством, ремесленничеством, впоследствии индустрией и т. д., и ему научные знания не были необходимыми. Так вполне закономерно родился тот подход, который теперь называется знаниевым подходом (знаниевой парадигмой), когда за основу содержания образования брались научные знания (умения и навыки в школе всегда играли второстепенную роль, чаще всего туманную, малоопределенную), а в профессиональной школе мы до сих пор имеем четкое разделение учебного процесса на теоретическое обучение, где формируются научные знания, и практическое обучение, где формируются чисто практические умения и навыки — порознь.

Сегодня часто раздаются упреки в адрес народного образования о перепроизводстве в стране в бы­лые годы ученых, инженеров, техников, индустриальных рабочих –– но тогда общество решало совсем другие задачи, чем те, которые стоят перед ним сегодня. Накормить людей могла только техника, технология, базирующаяся на научном знании. А поэтому был востребован, в первую очередь, научный тип образования. И этому было подчинено все построение содержания образования.

Соответственно, в современных условиях изменение роли науки в жизни общества требует изменений в подходах к построению содержания образования — если раньше в основе содержания образования лежали исключительно научные знания, то теперь подходы должны измениться. Научный тип образования должен смениться другим, новым типом. Назвать его пока затруднительно, возможно это будет технологический тип или проектно-технологический тип.

На сегодняшний день в литературе предлагаются два принципиальных подхода к перестроению содержания образования. Первый — так называемый культурологический подход (В. В. Краевский, И. Я. Лернер, М. Н. Скаткин и др.) рассматривающий содержание образования как педагогически адаптированный социальный опыт человечества, тождественный по структуре (разумеется, не по объему), человеческой культуре во всей ее структурной полноте. Второй — так называемый компетентностный подход (А. В. Баранников, В. А. Ермоленко, И. А. Зимняя и др.). Этот подход основан на концепции компетенций как основе формирования у обучающихся способностей решать важные практические задачи и воспитания личности в целом. Предполагается, что «компетентность» –– это самостоятельно реализуемая способность к практической деятельности, к решению жизненных проблем, основанная на приобретенных обучающимся учебном и жизненном опыте, его ценностях и склонностях. Если обратиться к самому общему определению понятия «культура», то мы сразу увидим, что эти подходы вовсе не альтернативны, а взаимно дополняют друг друга.

Действительно: культура включает в себя, во-первых, объективные результаты деятельности людей (машины, технические сооружения, результаты познания, произведения искусства, нормы права и морали и т. д.). Во-вторых, –– субъективные человеческие силы и способности, реализуемые в деятельности –– знания и умения, производственные и профессиональные навыки, уровень интеллектуального, эстетического и нравственного развития, мировоззрение, способы и формы взаимного общения людей (Философский энциклопедический словарь, статья «культура»).

Объективные результаты деятельности людей (первый компонент культуры) отражаются в формах общественного сознания: язык (понимаемый в широком смысле — как естественный родной и иностранные языки, так и искусственные языки), обыденное сознание, политическая идеология, право, мораль, религия (или антирелигия — атеизм), искусство, наука, философия. Причем, необходимо подчеркнуть, что в педагогике, в содержании образования эти формы общественного сознания должны рассматриваться как равнозначные. Хотя, конечно, по объему содержания они могут сильно различаться — например, изучение основ наук, естественно, потребует от обучающегося гораздо больше времени и труда, чем изучение основ права или освоение обыденного сознания. Но эти формы общественного сознания в структуре учебного процесса должны быть отражены рядоположено, чего, к сожалению, сегодня пока еще не происходит в условиях неизживаемой «знаниевой парадигмы».

Далее, второй компонент культуры — субъективные человеческие силы и способности. Они выражаются в образных, чувственных знаниях, которые не передаются словами (понятиями), в умениях, навыках, в развитии тех или иных индивидуальных способностей, в мировоззрении каждого человека (а оно у всех людей разное) и т. д. Этот субъективный компонент человеческой культуры –– и есть те самые компетенции, о которых так много говорят в последнее время. Таким образом, культурологичесий подход, если его рассматривать в широком смысле позволяет подойти к построению содержания образования с самых широких позиций.

Но в то же время возникает интереснейший парадокс! Как уже говорилось выше, сегодня в условиях нестабильности жизни общества и вследствие этого необходимости постоянного включения в инновационную деятельность практически каждому специалисту даже для работы в сугубо прагматических областях необходима научно-исследовательская подготовка. И поэтому встает вопрос о такой подготовке, начиная со школьной скамьи. Действительно, в литературе сегодня имеется масса публикаций о привлечении школьников к исследовательской деятельности (учебно-исследовательские проекты), в колледжах создаются научные общества студентов (хотя в предназначение колледжа никак не входит подготовка будущих ученых). В ВУЗах повсеместно читаются студентам курсы «Основы НИР» и ему подобные, направленные на их научно-методологическую подготовку, курсовые и дипломные работы студентов даже в колледжах все больше обретают черты научно-исследовательских работ. Таким образом, процесс уже идет в широкой практике образования. Это направление можно вполне обоснованно назвать научным образованием как одним из компонентов (линий) содержания образования. Акцент смещается от получения обучающимися готового научного знания к овладению методами его получения, а в целом, от научного типа образования к научному образованию.

Спасибо за внимание. (Аплодисменты)


Далее пленарное заседание ведет Вал. А. Луков.


ВАЛ. А. ЛУКОВ

Уважаемые коллеги, слово предоставляется Сергею Ивановичу Плаксию, ректору Национального института бизнеса, вице-президент Национального союза негосударственных вузов, вице-президент Союза негосударственных вузов Москвы и Московской области, доктор философских наук, профессор. Тема: «Стратегия развития вузов России в современных условиях».

После выступления мы сделаем небольшой перерыв. После перерыва послушаем Валерия Дмитриевича Губина.