Преодоление «теории бесконфликтности» в новой отечественной литературе и художественное осмысление «производственной» проблематики в северокавказской прозе 20-х 60-х годов ХХ века 10. 01. 02 Литература народов Российской Федерации

Вид материалаЛитература

Содержание


Панеш Учужук Масхудович
Бекизова Лейла Абубекировна
Общая характеристика работы
Степень изученности темы
Объектом исследования
Предметом исследования
Научная новизна исследования
Методологической и теоретической основой
Положения, выносимые на защиту
Практическая значимость
Содержание работы
ГЛАВА III. Художественная специфика осмысления «колхозно-производственной» проблематики в отечественной прозе 40-х – начала 50-х
В Заключении
Подобный материал:
  1   2   3



На правах рукописи


НАГАПЕТОВА Анжела Герасимовна


ПРЕОДОЛЕНИЕ «ТЕОРИИ БЕСКОНФЛИКТНОСТИ» В НОВОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ «ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ» ПРОБЛЕМАТИКИ В СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ ПРОЗЕ 20-Х – 60-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА


10.01.02 – Литература народов Российской Федерации


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук


Майкоп – 2009

Работа выполнена на кафедре литературы и журналистики ГОУ ВПО «Адыгейский государственный университет»


Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Панеш Учужук Масхудович


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Мамий Руслан Гилимович

доктор филологических наук, профессор

Бекизова Лейла Абубекировна

доктор филологических наук, профессор

Хакуашев Андрей Ханашхович


Ведущая организация: Кабардино-Балкарский институт гуманитарных

исследований


Защита состоится «17» декабря 2009 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д.212.001.02 при Адыгейском государственном университете по адресу: 385000, г. Майкоп, ул. Университетская, 208, конференц-зал.


С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки Адыгейского государственного университета.


Автореферат разослан «____» __________ 2009 г.


Ученый секретарь диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор Т.М.Степанова


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность настоящего исследования продиктована, во-первых, необходимостью анализа литературных закономерностей в России ХХ века с точки зрения современных требований, объективного изучения литературного процесса 1920-30-х годов и общего (позитивного и негативного) его влияния на судьбы новописьменных (младописьменных) литератур бывшего советского пространства (в том числе и Северного Кавказа); во-вторых, создание подлинной истории российской (русской и младописьменной) литературы невозможно без обстоятельного выяснения ситуации возникновения «теории бесконфликтности» и ее воздействия на литературу советского периода в духовном и эстетическом отношении, поскольку одной из главных причин несовершенства большинства «советских» произведений является давление на них большевистской идеологии. А рецидивы «теории бесконфликтности» более всего отразились на так называемой «производственно-колхозной» литературе, вызвав унификацию умов и душ писателей почти на весь ХХ век.

Северокавказские литературы не избежали этой драматической участи, и если они создали сколько-нибудь духовно и эстетически ценное, то исключительно ориентируясь на лучшее в русской (и советской) классике с опорой на национальный художественно-поэтический опыт. Но большевиками был брошен призыв к «производственной» проблематике, и в течение 20-50-х годов появилось большое количество печатной продукции на «заданную» тему. Из них немало книг действительно хорошего уровня – прозы, поэзии, особенно публицистики, меньше драматургии, – однако отметим, что основная масса «производственных» произведений являлась эпигонствующе-компилятивной и оставалась ею в продолжение не одного десятилетия. Авторы более или менее «благополучного» блока «производственных» произведений ориентировались на расширение художественного полотна от элементарного колхозно-производственного описания до глубокой сферы взаимоотношений внутри коллектива. Соответственно данная проблематика обладает художественным потенциалом перехода от внешней к внутренней жизни, т.е. возможностью преобразования параметров эпической эпохи в структуру, где многогранно раскрывались бы крупные нравственные и психологические проблемы. Понятна частая тенденция раннесоветской «производственной» прозы – ретроспективность повествования, преобразование в форму воспоминаний. Благодаря этому приему крестьянские поэты, писатели-«деревенщики» трансформировали традиционный подход: обнаружили внутренний трагизм бытия современной им деревни, выявили в рядовом жителе личность.

Перекрещивание различных временных пластов существенно для объемного отражения основных периодов послереволюционного преобразования деревни, проходившего весьма разноречиво. Восстанавливая исторический период коллективизации с позиций минувшего, писатели провозглашают идею объективности социальных реформ в деревне; осмысливая их, они со временем выработали особый тип произведения о селе с узнаваемыми героями и событиями, как этого и требовали принципы нового метода. Произведения на трудовую тему были детерминированы политическим строем. Независимо от жанров и стилей, эстетических и социальных, личных и общественных предпочтений, авторы вольно или невольно были лишь исполнителями в породившей их тоталитарной системе, а их произведения составляли единственно разрешенную раннесоветскую литературу.

С течением времени «производственные» книги помогают осмыслить содержание и сущность исторического изменения деревни, ориентируют на сложные вопросы современной им реальности - экономические, социальные, нравственные, от решения которых в период коллективизации зависели судьбы крестьян, оказавшихся между жерновами: разрушающимися исконными и еще отсутствующими новыми традициями деревенского труда и всего бытия. Не вдаваясь в социальную и экономическую природу трудовой деятельности, отметим двоякий ее характер в нравственно-психологическом отношении. С одной стороны – это рабский, изнурительный, принудительный труд, с другой – осознанный, приносящий физическое, материальное и духовное удовлетворение.

Производственная тематика в литературе имеет длительную предысторию. Труд как целесообразная деятельность человека является одной из важнейших его функций. В процессе труда люди вступают в определенные связи и отношения между собой. Не случайно в фольклоре и мифах любого народа в противовес богам-громовержцам очень рано возникают боги-покровители наук, искусств и ремесел, такие, как Гефест, Афина, Деметра, Дионис, Аполлон и так называемые культурные герои - созидатели, демиурги (Прометей). С каждым из этих персонажей связаны мифологические сюжеты, полные различных (но именно трудовых) конфликтов и коллизий (Зевс и Прометей, Аполлон и Марсилий, Афина и Арахна и т.д.). В адыгской мифологии подобную роль играет бог кузнечного ремесла Тлепш, изготовивший из железа для нартов орудия труда, боевое снаряжение и доспехи. Кроме этого, он чинил нартам покалеченные в схватках стальные бедра и черепа, следовательно, был и первым хирургом-ортопедом.

Наиболее архаичным жанром фольклора были трудовые песни и связанные с производством календарные обряды. Особое энергетическое притяжение вызывает образ эпического пахаря Микулы Селяниновича в русских былинах и многих аналогичных персонажей.

В литературе же судьба «производственной темы» была иной. Если фольклор создавался на самом деле трудовым народом и отражал соответствующее мировоззрение, то литература по-преимуществу была порождением идеологии иных классов. Персонажи, у которых хотя бы известна их профессиональная принадлежность, встречаются длительное время лишь в произведениях демократических, «низких» жанров – в комедиях Аристофана, Менандра, Плавта и Теренция, в демократической литературе средних веков, посвященных быту ремесленников, далее – в литературе уже буржуазного периода – в комедиях Мольера, романах Д.Дефо, отчасти Г.Филдинга. Особое и конкретное развитие различные модификации «производственной темы» приобретают в творчестве Ч.Диккенса, О.Бальзака, Э.Золя, Д.Лондона, во второй половине ХХ века в романах Хейли «Отель», «Аэропорт».

В русской литературе аналогичные явления можно встретить лишь в отдельных проявлениях революционно-демократической (А.Радищев, Н.Чернышевский) и почвеннической литературы разного рода (Н.Лесков, Н.Помяловский, И.Мельников-Печерский), в очеркистике «натуральной школы», в стихах Н.Некрасова и крестьянских поэтов. На рубеже Х1Х-ХХвв. эта тема усиливается не только в творчестве М.Горького и пролетарских поэтов, но и в художественных и публицистических произведениях М.Мамина-Сибиряка, А.Куприна, Н.Гарина-Михайловского, В.Короленко, В.Шишкова… И потому тема труда, переустройства существования деревни предполагала человеческие драмы, порой трагедии, и всегда – острейшие конфликты и противоречия, а значит, и ощутимый элемент – драму личности. Даже в самых одиозных «производственных» произведениях читатель может опосредованно почувствовать сложное биение ритма жизни, увидеть конкретные проблемы, узнаваемые человеческие судьбы.

Известно, что развитие общества представляет собой сложный процесс, который совершается на основе зарождения, становления и разрешения объективных противоречий. Однако господствовавшая в российском обществе в течение десятилетий идеология большевиков игнорировала это явление. И потому в 1920-30-х годах, затем после войны активно пропагандировалась идея «бесконфликтного» становления социалистического общества. По мере совершенствования «колхозно-производственной» литературы начинается некоторое обращение к действительности. При этом писателям в дальнейшем (1950-1960-е гг.) порой удавалось показать социальную подпочву очерчиваемого, выявить новые психологические связи и отношения между персонажами, обнажить те проблемы в колхозно-производственном бытии, которые по насыщенности и трагизму обнаруживающихся за ними противоречий никак нельзя было отнести к «бесконфликтным» (В. Овечкин, Е. Дорош, Г. Троепольский, Г. Бакланов).

Таким образом, постепенно «деревенщики» и «производственники» обращаются к самым трудным и актуальным проблемам жизни человека и социума и делают заявку на глубокое и дифференцированное изображение внутреннего мира труженика в данных обстоятельствах. То есть отечественной литературе, преодолев два периода (20-е – начало 40-х г.г., конец 40-х – начало 50-х г.г.), предстояло выйти на новый реалистический уровень «человековедения» (конец 50-х - 60-е г.г.). И мы попытались показать в реферируемой работе этот иной художественный шаг.

В первый период (20-е– начало 40-х г.г.) происходило накапливание опыта эстетического постижения острых, злободневных явлений как современных, так и исторических (труд, героизм, самопожертвование, посвящение себя общим целям, созиданию будущего, вдохновляющего своим величием, и т.д.). Хозяйственная, организаторская работа предстала в произведениях 20 - начала 40-х гг. поистине подвигом, подразумевающим преобразование мира и человека на радикальном этапе перехода от эксплуататорской предыстории к действующей истории общества, о созидании нового мира в активной борьбе с тьмой прошлого. Эта специфика существования прогрессивного человека представилась многим советским писателям столь внушительной, что они иногда использовали в качестве сюжетообразующего конфликта не судьбу человека с мечтами и стремлениями, а непосредственно производственные процессы, изображая личность лишь в ходе решения технических проблем.

Анализируемые в диссертации произведения Ф.Гладкова, Л.Леонова, В.Катаева, М.Шагинян, М.Шолохова, относимые к первому периоду, раскрывали тему труда как процесс революционного преобразования действительности. Овладевший литературой пафос социалистического переустройства города и деревни, человека и общества явился мощным стимулятором формирования послереволюционной художественной культуры. В реферируемой работе мы рассматриваем произведения указанных и других авторов как звено в объективном процессе зарождающейся литературы и как вполне автономное ее явление. Следует отметить, что объектом сюжетного развития перестала быть судьба отдельного персонажа. Писатели показывают в произведениях то, как труд в обстановке советской реальности становится «благословением жизни» (термин Ф.Гладкова).

Во второй период (конец 40-х– начало 50-х г.г.) вместе с новыми трудностями и проблемами в «колхозно-производственной» литературе появилась художественная правда в ее трагических перипетиях и коллизиях. Однако это правда эпохи тоталитаризма – ограниченная, уродливо искаженная, лицемерная, внедрявшая в сознание большинства людей иллюзию о всеобщем народном счастье. Преобладающей тенденцией вновь явилась активизация «колхозно-производственной» проблематики в послевоенной прозе, ориентирующей писателей на показ труженика в процессе работы, в бою за технический прогресс. Авторы обязаны были представить человека труда как олицетворение возвышенной морали, революционных традиций и создателя новой жизни. Все изображаемые в данный период трудящиеся, следуя правилам большевистского коллективизма, старались по мере сил, умения, сознательности, убежденности соответствовать единой для всех идеологии.

Изначально в «колхозно-производственной» литературе имели место три основные функциональные линии: во-первых, попытка сделать для рядового гражданина процесс труда увлекательным; во-вторых, раскрытие понимания того, в чем именно состоят различные виды трудовой деятельности, чтобы герой мог определиться в жизни; в-третьих, стремление углубиться в тему «этика труда». При этом главным для авторов 20-40-х г.г., писавших «по велению сердца», должна быть верность принципам «партийности и народности, установкам и традициям социалистического реализма».

Стержневая тенденция «колхозно-производственной» прозы с середины 50-х гг. состояла в постепенно нарастающем неприятии тоталитарной системы как явления, в скромном, но ощутимом желании ее изменить, защитить личность от посягательств на творческий потенциал, от культа безликого и аморфного коллективизма. Все вышеперечисленные особенности в разных формах были присущи и литературам Северного Кавказа.

Степень изученности темы. Своими неординарными исканиями представители «колхозно-производственной» прозы как в русской, так и в национальной литературе с самого начала стали привлекать внимание и критиков, и литературоведов. Исследование их достижений нашло отражение в большом количестве статей, в монографических и диссертационных работах таких авторов, как Л.Аннинский, А.Бочаров, П.Выходцев, Л.Демина, И.Золотусский, А.Караганов, В.Кожинов, В. Коробов, Ф. Кузнецов, В.Курбатов, А. Ланщиков, А. Овчаренко, Л. Панков, Ю. Селезнев, С. Семенова, В.Сурганов, Т.Трифонова, А. Турков, В.Чалмаев, Е.Черносвитов, А. Шагалов и др.

Проблемы генезиса и динамики становления национальной прозы Северного Кавказа освещены, в частности, в монографиях «Культура и общественная жизнь» А.Тхакушинова, «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах» и «XX век: эпоха и человек» К.Шаззо, «Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур» У.Панеша, «Вровень с веком» Р.Мамия, «На пути к зрелости» Х.Тлепцерше, «Некоторые вопросы развития адыгских литератур» Х.Хапсирокова, «От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур», «Литература в потоке времени» Л.Бекизовой, «Своеобразие эпохи и ее художественное отражение в северокавказской лирической прозе»Ф.Хуако.

В этих исследованиях глубоко осмыслены многие вопросы, связанные со становлением младописьменных литератур, ролью фольклорных традиций в этом процессе, с современной модификацией жанров в национальных литературах, их своеобразием. Проблемы же «колхозно-производственной» тематики рассматривались лишь в контексте анализа конкретных произведений. В целом же северокавказская «колхозно-производственная» литература, в основе которой –пролеткультовская идеология и эстетика, до сих пор еще не стала предметом специального научного исследования. Эти вопросы и отсутствие конкретных работ по «деревенской» и «производственной» северокавказской прозе делают особо актуальными научно-теоретические основы данной работы.

Важным представляется новое освещение означенного периода в русской и одновременно северокавказской литературах (на основе рассмотрения текстов «производственной» и «колхозной» прозы), выявление в этом «трудовом» контексте влияния «большой» литературы на младописьменные и обобщенный анализ произведений периода середины прошлого века с позиций иного эстетического и духовного времени. Именно это последнее и является целью нашего научного труда.

Цель предопределила следующие задачи:
  • проанализировать обстоятельства возникновения и развития «колхозно-производственной» прозы означенного периода в русской и северо-кавказских литературах в условиях «бесконфликтности» творчества;
  • исследовать по-новому творческий поиск М. Шолохова в «Поднятой целине» и обозначить влияние романа на становление «трудовой» прозы 30-х – начала 40-х гг. в русской и национальных литературах;

- рассмотреть особенности русской и северо-кавказских литератур начала 50-х г.г. в освоении «колхозно-производственной» проблематики;

- проанализировать результаты воздействия общесоюзного литературного процесса эпохи «теории бесконфликтности» на характер развития темы труда в северокавказской прозе с середины 1950-х годов;

- выявить признаки преодоления постулатов «теории бесконфликтности» в русской и северо-кавказских литературах конца 1950-1960-х гг.

Объектом исследования является «производственная» и «колхозная» проблематика в книгах русских и северокавказских авторов, которая и создала конкретные обстоятельства возникновения «теории бесконфликтности»; материалом послужили произведения В.Катаева, М.Шагинян, Л.Леонова, Ф.Гладкова, М.Шолохова, А.Первенцева, А.Караваевой, В.Ажаева, В.Тендрякова, С.Бабаевского, Г.Троепольского, Г.Николаевой, А.Рыбакова, В.Пановой, Б.Горбатова, Е.Воробьева, В.Овечкина, Д.Гранина, В.Кочетова, Г.Коновалова, И.Эренбурга, Б.Гуртуева, Т.Керашева, Ю.Тлюстена, С.Кожаева, Х.Теунова, А.Евтыха, И.Папаскири, А.Аджаматова, А.Шогенцукова и др.

Предметом исследования стали «теория бесконфликтности» в отечественной литературе, ее влияние на формирование жанров «колхозно-производственной» прозы и идейно-художественные искания писателей 20-х-50-х годов ХХ века России и народов Северного Кавказа.

Научная новизна исследования. «Производственно-колхозная» проблематика и своеобразный жанр, ее разрабатывающий, возникли не сегодня и не вчера. Теоретическими предпосылками явился социологический метод (И.Тэн), обретший «новую жизнь» в трудах Г.Плеханова, А.Богданова, А.Луначарского, В.Ульянова-Ленина, рапповских деятелей, целого ряда исследователей литературы советского периода, в том числе и национального литературоведения). Следовательно, социологическая традиция («производственно-колхозная» литература как ее часть) оказала определяющее влияние на формирование социалистического реализма и укрепление его эстетически малосостоятельных позиций во всех видах культуры бывшего СССР. Сказать, что вульгарный социологизм полностью изжил себя, означало бы недооценить мощь его идеологической энергии, которая и по сей день обнаруживает себя в общероссийской литературе, по-особенному многообразно в молодых литературах, в том числе и Северного Кавказа. Одним из новых научных положений является то обстоятельство, что автор выводит идею о вульгарном социологизме из всего мирового художественного опыта, что любая идеологическая эпоха стремится подчинить себе искусство, а эпоха материализма (в его большевистской ипостаси) сделала его частью общегосударственного механизма, возложив на него функцию духовного и нравственного порабощения личности.

Кроме этого, в работе впервые в национальном литературоведении осуществлено комплексное изучение северокавказской «колхозно-производственной» прозы в контексте тенденций русской литературы прошлого века и раскрыта ее роль в последовавшей позже активной лиризации творчества 60-х г.г., во многом обогатившей литературный процесс. Постановка данной проблемы предопределяет многоаспектность нашего исследовательского внимания, она обусловлена стремлением пересмотреть некоторые методологические подходы к постижению литературного процесса Северного Кавказа, выйти за рамки узких социально-классовых оценок и обратиться к подлинно художественным ценностям.

Методологической и теоретической основой диссертации являются взгляды зарубежных и отечественных теоретиков на проблему «искусство и общественная жизнь», критики и литературоведения на вопросы художественного метода, конкретнее - социалистического реализма. При исследовании закономерностей эволюции означенной природы художественного творчества в северокавказской литературе мы ориентировались на теорию целостного восприятия отечественной литературы, на идею преемственности, взаимосвязи составляющих частей литературного процесса, взаимозависимости русской и национальной литератур. Мы исходили из опыта отечественной литературоведческой школы, разработавшей принципы и методы описательного, системно-структурного, сопоставительного и сравнительно-типологического понимания литературного процесса, применяя их к различным стадиям зарождения и становления новописьменных литератур России. Обращение к подобной методологии вызвано необходимостью понимания конкретно-исторических и литературных ситуаций зарождения национальной «производственной» и «колхозной» прозы, анализа отдельных ее образцов и стремлением показать общие типологические характеристики на этапах развития данной проблематики в литературе.

Означенный опыт сосредоточен в трудах И.Тэна, В.Плеханова, А.Луначарского, В.Переверзева, В.Фриче, рапповцев; известных работах В.Жирмунского, М.Бахтина, М.Храпченко, Л.Тимофеева, Г.Ломидзе, М.Пархоменко, Г.Гамзатова, К.Султанова, К.Абукова, К. Шаззо, У.Панеша, Х.Тлепцерше, Р.Мамия, А.Схаляхо, А.Тхакушинова, Л.Деминой, Ш.Шаззо.

Положения, выносимые на защиту:

1. В художественном произведении конфликт способствует движению структурных компонентов композиции, сюжета, системы характеров и событий, жанрово-стилевых характеристик исследуемых явлений и процессов и на основе этого выходит к уровню эстетической категории (эпический конфликт, драматический конфликт, лирический конфликт), способной раскрыть идеи, лежащие в глубине материала трагического, прекрасного, комического. Практическая роль конфликта в художественном произведении состоит в обеспечении им взаимосвязи персонажей, событий, идей, в создании для них обстоятельств самораскрытия.

2. Художественный конфликт был предметом серьезного внимания теоретиков искусства в разные эстетические эпохи (начиная с Аристотеля, завершая современными учеными). Эволюция эстетического содержания конфликта в известных методологических системах (теория трех единств, автобиографизм, историко-культурный метод, реализм, романтизм, критический реализм, социологизм и т.д.), последовательное возрастание идеи зависимости искусства от общественной жизни (от простого подражания природе до вульгарного социологизма) в конечном итоге привели некоторых исследователей к мысли о приоритете содержательной фактуры текста над его художественными показателями.

3. В ХХ веке в российской культуре и духовном процессе социологизм, восприняв из предшествующей теории искусства мысли о социальной природе художественного творчества, превратил позитивные положения системы «искусство и общественная жизнь» в идеологически и эстетически активную и агрессивную силу, фактически разрушившую искусство, культуру, литературу, оставив из них то, что соответствовало принципам тоталитарно-государственного руководства духовными явлениями.

4. Здоровый социологизм, веками накопивший большой опыт в художественном исследовании общественных закономерностей, обстоятельно был извращен и последовательно размешан новоиспеченными идеями о прямой зависимости искусства и литературы от государственного заказа, тем самым было обеспечено его превращение в вульгарный социологизм, который и стал вскоре главным законом советского культурного пространства.

5. В самой основе Пролеткульта заложена идеология вульгарного социологизма: пролетарское искусство должно обслуживать пришедший к власти пролетариат, при этом определить наглядно и безапелляционно конституцию героев, обстоятельств, конфликтных параметров, стиля и жанровых форм и творческое поведение писателя. Практически все это отразилось на так называемой «производственной» (промышленной), а затем и «производственно-колхозной» литературе и весьма болезненно на прозе, очень популярном и распространенном жанре обновляющейся отечественной и зарождающейся новописьменной литературы.

6. Создание «производственной» и «производственно-колхозной» прозы (Ф. Гладков, М. Шагинян, М. Шолохов, Л. Леонов, П. Парфенов и др., писатели Северного Кавказа) в 20-30-х годах способствовало попытке формирования нового типа «коллективистского» романа (реже – повести, рассказа), в национальных литературах – фактическому образованию жанров прозы (от очерка к роману). «Поднятая целина» – важнейшее звено в этом процессе, и новое прочтение его позволяет сделать вывод о трагическом несоответствии внешней большевистской пафосности проблематики с драматически напряженными сложностями людских судеб в художественной и нравственно-гуманистической структуре романа.

7. «Производственно-колхозный» роман в послевоенной отечественной прозе, появление эстетически самодостаточной прозы и романа о деревне; осознание судьбы деревни как возможного и необходимого обновления русской, православной духовности и преодоление пресловутой «теории бесконечности» творчества. Актуализация проблемы художественного метода в связи с драматическими метаморфозами в его идеологических обоснованиях и попытки возвращения «производственно-деревенской» прозы к отображению объективно-драматических обстоятельств и процессов.

8. Осмысление идентифицирующихся явлений в общественных процессах в северокавказской «производственно-деревенской» прозе, обогащение обобщенно-эпического взгляда писателей на действительность стремительно-динамическим включением в него лирико-психологической субъективности и энергии самораскрывающейся личности. Возрождение национальной художественности прозы состоит в последовательно усложняющейся обращенности авторов к историческим судьбам деревни, к нравственным и психологическим архетипам и в целом к ментальности народов.

9. Отечественная (русская и национальная) проза на «производственно-колхозную» тему развивалась следующим образом: минуя два в основном эпических (описательных) периода, (30-е – начало 40-х г.г. и конец 40-х– начало 50-х г.г.) выходит на новый художественный уровень (конец 50-х – 80-е гг.), направленный к личности, к индивиду, вовнутрь морально-психологического мира членов общества в процессе именно трудовой деятельности.

Практическая значимость работы определяется потребностями науки во всестороннем анализе проблем эволюции конфликта в отечественной литературе, в том числе и Северо-Кавказского региона. Материалы диссертации могут быть использованы при составлении учебных программ, написании учебников по истории новописьменной и русской литературы XX века для высших учебных заведений. Она может оказать опосредованное влияние на творчество писателей, поскольку предлагает радикальное изменение направления поисков новых духовно-эстетических ориентиров.

Апробацию работа прошла на ежегодных отчетных обсуждениях кафедры литературы и журналистики АГУ, на международных, всероссийских и региональных научных конференциях: «Творческая индивидуальность писателя: теоретические аспекты изучения» (Ставрополь,2008), «Литература народов Северного Кавказа: художественное пространство, диалог культур» (Карачаевск,2008), «Советский менталитет: источники и тенденции развития» (1994); «Развитие непрерывного педагогического образования в новых социально-экономических условиях на Кубани» «Духовно-нравственный потенциал России: идеология, политика, практика», «Россия и Запад: прошлое, настоящее, будущее, перспективы развития» (Армавир1997,1998,1999,2007,2008), а также в Нальчике, Майкопе, Краснодаре, Ростове-на-Дону. Результаты исследования изложены в 36 публикациях, в том числе – в трех монографиях.

Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.


СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, ее научная новизна, определяются цель, задачи и методологические основы, формулируются положения, выносимые на защиту, теоретическая и практическая значимость исследования.

В ГЛАВЕ I. «Художественный конфликт как система эстетических и жанрово-стилистических идей и его роль в становлении прозы на «производственную» и «колхозно-деревенскую» проблематику» рассматриваются теоретические и историко-литературные позиции относительно категории конфликта, его классификаций; предпосылки формирования и научного осмысления теории бесконфликтности.

Одновременно с ключевым понятием «конфликт» используется семантически полярный ему термин «бесконфликтность», позволяющий более полнокровно исследовать проблему проявления либо непроявления конфликта в литературе. Появление соответствующей теории можно считать неизбежным в общественно-политических условиях рассматриваемого исторического периода, когда художники и писатели должны были подчиняться директивам партии, а их индивидуальность и творческая свобода почти не имели значения.

После Октября в русской и других национальных литературах появилось большое количество произведений, изображающих деревню, «разбуженную» революцией. Другое дело, что эта грань деревенского бытия восстанавливалась согласно разным точкам зрения, под пером различных авторов, получая отнюдь не одну и ту же идейно-эмоциональную оценку. Нет возможности свести к одному творческому знаменателю то, что писали, например, С.Есенин и Б.Лавренев, И.Вольнов и Л.Сейфуллина, А.Неверов и В.Иванов, С.Подъячев и В.Шишков, Б.Пильняк и Л.Леонов. Авторы постоянно дискутировали друг с другом, выказывали собственное осмысление действительности, трансформировавшей российскую деревню.

Ранние произведения Ф. Гладкова (повести «Удар», «После работы», 1900), рассказывающие о жизни рабочих, крестьянской бедноты, каторжников и босяков, нередко отличались натурализмом «физиологических очерков» – в традициях русской народнической литературы и некоторой апологией «босячества» - в духе раннего М. Горького. Собственное понимание революции крестьянством дает Ф.Гладков в книге «Огненный конь» (1922). Гладковские герои крепко связаны с землей, но кроме общего подчинения своему хозяйству, личным болям, назревает в них брожение, не вполне ясное, но уже беспокойно сверлящее мысль.

Аналогичные процессы шли и в литературах Северного Кавказа. В адыгейской литературе выросли и сформировались как минимум три поколения значительных творческих индивидуальностей со своими сти­лями художественного мышления — Т.Керашев.А.Хатков, Ц.Теучеж, И.Цей, Ш.Кубов, М.Паранук, Ю.Тлюстен, А.Евтыx, X.Андрухаев, Д.Костанов, С.Яхутлъ, К.Жанэ, Х.Ашинов, И.Машбаш, X.Беретаръ, А.Гадагатлъ, Г.Схаплок, П.Кошубаев, К.Кумпилов, Н.Куек, С.Панеш, Ю.Чуяко, Р.Нехай, Н.Багов, III.Куев, М.Тлехас и другие. На материале их творческих биографий в диссертации рассматриваются особенности реализации «теории бесконфликтности» на протяжении 1920-начала 50-х гг. и ее преодоления с середины 1950-х и в 60-е годы.

Вообще многие мастера художественного слова в этот период обращаются к теме реставрации народного хозяйства на социалистических началах. «Колхозно-производственная» тема – тема созидательного, творческого труда, без которого якобы немыслимо существование человека социалистической эпохи, – приобретает, как утверждает критика 50-х гг., «еще большую поэтичность и окрыленность, по сравнению с литературой предшествующих лет»1.

Главным генератором мечты и цели были государство и большевистская партия. «Созидательные» заботы партии приобретали непосредственное отражение в «колхозно-производственных» сюжетах литературы на протяжении почти всего советского периода с 1920-х по 1960-е годы: выпуск высокосортной стали («Сталь и шлак» В.Попова), добыча нефти («Больно берег крут» К.Лагунова, «Танкер «Дербент» Ю.Крымова) и угля («Труд» А.Авдеенко), строительство металлургических комбинатов («Большая руда» Г.Владимова), выпуск сельскохозяйственной техники («Битва в пути» Г.Николаевой), строительство гидроэлектростанций («На большой реке» А.Югова, «Далеко в стране Иркутской» Ф.Таурина), развитие сети «транспортных артерий» («Магистраль» А. Карцева), внедрение новой техники («Искатели» Д. Гранина, «Ударная сила» Н. Горбачёва) и технологий («Иначе жить не стоит» В. Кетлинской), освоение целинных земель («Целинники» Р. Лихачёвой) и даже строительство новых городов («Мужество» В. Кетлинской).

Разработка именно «производственной» темы началось в рамках романа именно такого типа (Ф.Гладков, А.Караваева, В.Каверин, Л.Леонов, А.Малышкин, В.Лидин, Б.Лавренев и др.). По замыслу авторов, конфликт вокруг того или иного технического нововведения и противостояние новаторов и консерваторов призваны были наглядно иллюстрировать новейшие тенденции формирования советского общества, обусловленные устранением пережитков капитализма в нравах и психологии людей. В книгах о передовиках производства, о грандиозных стройках, об ускоренном продвижении вперед заново созданной страны должна было все явственнее звучать идея о праве человека на полновесное счастье, на творческую, интеллектуальную, богатую эмоциями жизнь, чего в действительности не происходило. Писатели, увлеченные выдающимися темпами, колоссальными размерами распространившихся по всей державе проектов, промышленным «ландшафтом», менее интенсивно всматривались в человека, создателя всех этих чудес, менее интересовались его духовной сферой, психологическими волнениями, думами, эмоциями. Налицо была явная упрощенность стиля.

При этом имеют место книги не просто о строительстве как таковом, а о строительстве в некоем идеологическом контексте, понимаемом как воплощение в жизнь идеалов социализма, как максимальное переустройство действительности. Идеология пыталась «превратить» в праздник всякую, даже самую тяжелую физическую работу, а реальность подтверждалв тот факт, что жизнь трудящихся отнюдь не постоянное торжество.

Как восторженно отмечается в критике советских лет, в 30-е годы «трудовая» грань советской литературы продолжала «органически сочетать в себе социально-классовые и философско-исторические акценты, существенно обновляя в то же время характер художественных конфликтов и повествовательный стиль».1 Подобного рода высказывания были обязательны в условиях тогдашнего тоталитарного общества. Как известно, в единовластном государстве нет свободы, свобода возможна лишь там и лишь тогда, где и когда позволяет система. Свобода и жизненная сила советского гражданина должны были быть сосредоточены в труде, и потому режим создает целую череду произведений, которые объясняют, почему так надо. Именно поэтому В.Катаев пишет «Время, вперед!» (1932), М.Шагинян – роман «Гидроцентраль» (1931), даже К.Паустовский – «Кара-Бугаз» (1932) и «Колхиду»(1932).

Только то, как именно персонаж воспринимал технический процесс, позволило бы многогранно и достоверно обнаружить личность, а жизнь и поведение в быту должны были полностью определяться тем, как герой относился к труду в ходе производства. Однако, напротив, все активно продвигалось в противоположном направлении – в направлении «расчеловечивания» литературы. В результате появилось значительное число «производственных» произведений, практически никогда не превосходящих по качеству однообразную агитационную пропаганду или репортаж.

Таким образом, прозе подобного типа не удавалось собственными средствами изучать внутренний мир труженика, творца материальных и духовных благ. Распространение литературы такого рода предвосхищали произведения Ф. Гладкова, чье наиболее популярное творение «Цемент» (1925), изображающее доблестный труд при реставрации полуразрушенного завода, признавалось в отечественной критике романом, находящимся у истоков «производственной» темы в русской литературе. «Цементом» юного советского социума в романе Ф. Гладкова оказывается рабочий класс, объединяющий трудовые народные массы и фактически делающийся фундаментом социалистического бытия. Стержневыми, устанавливающими развитие конфликта в романе выступают противоречия, завязавшиеся в процессе созидания. В конечном итоге конфликт разрешается трудом, настойчивым, тягостным, первостепенным вознаграждением за который оказались достижения энергичного основания государства.

Обязательное стремление создать положительный образ социалистической действительности проявилось и в других произведениях означенного периода. «Доменная печь» (1925) Н.Ляшко, «У станков» (1924) А.Филиппова, «Домна» (1925) П. Ярового и «Стройка» (1925) А.Пучкова – повести о начальном этапе индустриализации государства. В большинстве случаев авторам удавались исключительно центральные персонажи, причем и они выходили слишком пафосными и идеализированными. Другие герои оказывались тусклыми и шаблонными. В эпизодах, изображающих обыденность рабочего класса, нередко преобладает избыточный натурализм.

Большинство советских писателей-«производственников» – и Ф.Гладкова, и Л.Леонова, и В.Катаева, и М.Шагинян, и Ф.Панферова – в соответствии с установками должно было интересовать формирование человека нового времени, становление его характера, воздействие социальных настроений непосредственно на комплекс эмоций и размышлений. Возрождение и реставрация тех или иных предприятий оказывались возвышенно-символической метафорой воссоздания личности, счастья «социалистического труда». Однако представляли писатели эти процессы оригинально, со всевозможной степенью погружения в сферу людских взаимоотношений. Зачастую писатель вводил в произведение до такой степени разнообразный материал, что наносил очевидный ущерб художественной гармоничности, присовокупляя сюда некую «узловатость» тенденций эпохи.

Перед писателям возникли немалые проблемы. Прежний быт, отрегулированные веками традиционные устои или разваливались, или существенно менялись, а новые традиции были неопределенными. И именно поэтому у романистов 20-х годов – Ф.Гладкова, Л.Леонова, А.Толстого, М.Шолохова – изображено зарождение или развитие социально-общественных взглядов при обязательном в большинстве случаев разрушении семейно-бытовых уз, что присуще даже строго положительным героям (например, Глебу и Даше Чумаловым в «Цементе» Ф. Гладкова).

Вообще в 30-е годы все более активное распространение приобретает такой тип построения конфликта, при котором эпоха выявляется через детали социалистического строительства (завода, электростанции, колхоза), и соответственно в центре внимания авторов оказываются, в первую очередь, участники коллектива. Преобладала наружная схема действий персонажа, а психологическая мотивация поведения оказывалась незримой для читателя. Производственная хроникальность, по сути, вызывала шаблонность и описательность.

К концу 20-х – началу 30-х г.г. оживилась, активизируя новую, коллективную жизнь, многомиллионная деревня. Основываясь на художественных традициях романа о деревне 20-х годов, М.Шолохов, Ф.Панферов, К.Горбунов, И.Шухов и другие создали в конце 20-х– начале 30-х годов существенные, произведения о крестьянстве периода «великого перелома», первой пятилетки. К данному моменту большевистская партия активно продолжила официальное регламентирование литературы; ей интенсивно содействовала (РАПП). По существу, постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. и другие подобные явились государственной цензурой, насильно насаждающей принципы «бесконфликтности» в литературе.

Первая пятилетка с ее масштабом строительных работ, интенсивностью общественных реорганизаций поставила перед писателями проблему постижения «социалистической нови», изыскания психологической мотивации созидательной деятельности человека, его мировосприятия и характера, быта и нравов стремительно трансформирующейся реальности. Все это нашло отражение и в литературных дискуссиях о методе, о месте и воззрениях художника, о непосредственных задачах советских авторов в эпоху радикальных социальных преобразований.

Проблема становления нового общественного устройства и сопутствующие ему конфликты запечатлены в произведениях на «производственную» тему М. Гладкова, В. Катаева, Л. Леонова, М. Шагинян и др., творчество которых анализируется в диссертации. В результате диссертант приходит к выводу о том, что эта группа писателей в продолжение дореволюционной эстетики вышла на уровень создания новых традиций. Атмосфера революции не давала выжить слабым характерам и не разрешала даже некоторой неопределенности в нравах героев. Поэтому практически все без исключения авторы данного периода обладают определенной коллективной романтической особенностью – они люди мощных страстей, чаще предпочитающие для своих персонажей резко противоположные суждения.

Если ранее литература живописала гамму человеческих чувств, то в период становления социализма это уже не являлось целью, и потому интересней оказалась «музыка» промышленных предприятий, изображение бытия техники – «героем современности» явилась машина. У большинства писателей появляется в основе сюжета не характер человека, а непосредственно технологические процессы, когда судьба центрального персонажа заключалась лишь в разрешении текущих производственных проблем, находящихся под строгим контролем высшего руководства страны, причем интенсивность этого контроля из года в год лишь нарастала.

В результате укрепления И. Сталиным диктаторской власти в начале 1930-х годов художники и писатели в Советском Союзе попали под абсолютный идеологический надзор. В 1932 г. были распущены все литературные объединения и основан единый Союз писателей (1934). Гнет особенно усилился в конце 30-х годов. В частности, социалистический реализм, определенный Уставом Первого съезда писателей, практически ограничивал мастеров слова, заставляя их писать только в рамках определенных шаблонов. И в дальнейшем, даже после смерти Сталина, социалистический реализм продолжал господствовать как общепринятая теория искусства, «законопослушные» авторы тщательно реализовывали «социальный» заказ партии, возглавляющей и ориентирующей современников. Те же художники и писатели, кто осмелился не делать этого, впоследствии стали диссидентами.

Таким образом, метод, способствовавший становлению искусства, служащего целям пролетарской революции и послушного политике партии, как признается повсеместно в мире, доказал свою полную несостоятельность. Одним из порождений данного идеологического метода, безапелляционно утверждавшего, что в социалистическом обществе объективно не может и не должно быть каких бы то ни было конфликтов, и является возникновение в литературе такого явления, как бесконфликтность, предполагавшего тенденцию облегченного изображения жизненных проблем в литературе и в искусстве.

Если обращаться к тематике, обсуждавшейся на съезде, то здесь следует отметить, что всякая «конфликтная», к примеру, военная тема в прямом выражении, несомненно, отошла на второй план по сравнению с темами созидательного труда. Иначе и не могло быть в условиях стержневой идеологической установки советской литературы – показывать жизнь в самых светлых началах, жизнь в революционном развитии, что исключало исследование человека в острых, драматических проявлениях его характера, воззрений, личностных позиций. Эти идеи осмысливаются в диссертации в процессе анализа большого количества произведений разных авторов и разных национальных литератур на широком хронологическом фоне.

Результаты Первого съезда писателей оказали серьезное воздействие на последующее становление северокавказской литературы. Так, применительно к Адыгее, после съезда, на котором присутствовали Т.Керашев и А.Хатков, было создано Адыгейское отделение Союза писателей. В конце 1936 года был проведен Первый Съезд писателей и ашугов Адыгеи, выступления на котором активно «внедряли» новый метод – социалистический реализм.

Одновременно советская «колхозно-производственная» литература оказала определяющее влияние на становление литератур народов страны, в том числе и Северного Кавказа. И потому каждая национальная литература довольно удачно постигала художественный опыт русской литературы, и выработанный веками в других литературах арсенал писательского опыта весьма органично вписывался в рисунок национального изложения. Большинство северокавказских авторов в рамках господствовавшей во всей стране «теории бесконфликтности» пытались образовать некую органическую связь между формированием нового советского характера и самим процессом социалистического труда, раскрыть общественно-исторические закономерности, послужившие стимулом «массового духовного обновления». Произведения 30-х годов насыщены высоким разоблачительным пафосом, посредством которого усиленно отвергается прежнее общественное устройство. И одновременно социально-политические изменения в судьбах горских народов, энергичное участие их в строительстве новой жизни преподнесли писателям обильный жизненный материал, поэтому они считали себя обязанными заниматься его освоением.

Отметим, что ведущая для советской литературы 20-30-х г.г. «производственно-промышленная» тема в ее наиболее типичных модификациях не могла быть популярна для национальной прозы – завод, фабрика, шахта, рабочая среда, повседневная жизнь коллектива со всеми сложностями и проблемами редко отображаются в книгах северокавказских писателей, поскольку рабочего класса как такового в этих республиках еще не было, а существовало лишь мелкое кустарное производство. Острый поворот в истории определяет новую тему прозы и новый характер очерчиваемого конфликта. Единственный мотив, к которому чаще обращается северокавказский автор, – послереволюционная деревенская действительность и последовавшие позже годы коллективизации, т.е. сугубо сельская тематика.

Открытое праздничное ощущение грядущего трудового дня, социалистического состязания – это стержневые эмоции персонажей, с которыми знакомят читателя авторы. К примеру, в исполнении черкесского писателя А.Охтова счастье приобретенного безмятежного труда становится истинной лирикой. В повести «Цветущая долина» изображено возвращение бойца на родину. Стремясь создать приближенные к реальности произведения, писатели иногда оказывались не в состоянии нарисовать в повествованиях «типические характеры в типических обстоятельствах», что делало развитие прозы несколько односторонним. Одновременно язык их прозы был скуден, бесцветен, переполнен пропагандистско-публицистическими выражениями.

Однако имели место и положительные тенденции. Жанр повести, в сравнении с другими прозаическими жанрами, отличался более высоким художественным уровнем. Применительно к адыгским литературам можно говорить о том, что конфликт здесь находился на стыке двух ведущих общесоюзных тематик - «трудовой» и «историко-революционной». На пересечении конфликтных линий представлен рядовой, чаще сельский трудящийся, сознательно приходивший к новой идеологии и в радужном «бесконфликтном» финале становившийся сознательным борцом за ее идеалы. В кабардинской литературе такие писатели, как С.Кожаев, Д.Налоев, З.Максидов и др., пытались побороть излишнюю пафосность, односторонность, стремились показать персонажей в ходе идеологического взросления, становления, личностной трансформации, включали в изложение новые сюжетные приемы. При едином революционном пафосе эта проза привлекала обращенностью к национальной психологии, к историческому опыту народа в нравах и поведении.

Рассказы и повести в кабардинской литературе создавались в большинстве случаев по принципу соцреалистического противопоставления старого и нового мира (Д.Налоев «Начало», З.Максидов «Этого забывать нельзя», А.Шогенцуков «Под цветущей грушей», Х.Теунов «Новый поток», С.Кожаев «Новь» и др.). Названные произведения явились следствием свершавшихся в регионах преобразований. Они живописуют строительство новой жизни в южных провинциях, повествуя о якобы созидательном, счастливом труде, который должен был выковывать сознательных членов социалистического общества.

Итак, далеко не всем северокавказским писателям удавалось обнаруживать сущность конфликтов действительности, выявлять их общественно-политические стимулы, этнические признаки, обусловленные географическими, историческими и другими региональными особенностями. Однако эту, пусть и несколько примитивную стадию, национальным литературам необходимо было миновать, чтобы с годами осознать необходимость углубления в этническую действительность и психологию личности, обусловившую впоследствии углубление национальных идейно-эстетических традиций.