Система архетипических образов в балкарской поэзии 30-50-х годов ХХ века (на материале произведений К. Кулиева) >10. 01. 02 литература народов Российской Федерации (кабардино-балкарская и карачаево-черкесская литература)

Вид материалаЛитература

Содержание


Научный руководитель
Узденова Фатима Таулановна
Общая характеристика работы
Научная новизна
Степень разработанности темы исследования.
Цель и задачи исследования.
Предметом исследования
Объектом исследования
Методологическая основа работы.
Теоретическая значимость
Практическая значимость.
Апробация результатов исследования.
Основное содержание работы
Основные положения диссертации отражены
Подобный материал:


На правах рукописи


ДЖАНХОТОВА ЗАУРИЗАТ ХАСАНОВНА


СИСТЕМА АРХЕТИПИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ
В БАЛКАРСКОЙ ПОЭЗИИ 30-50-х ГОДОВ ХХ ВЕКА


(на материале произведений К. Кулиева)


10.01.02 – литература народов Российской Федерации

(кабардино-балкарская и карачаево-черкесская литература)


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Нальчик – 2009

Работа выполнена на кафедре литературы и фольклора народов Северного Кавказа Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х. М. Бербекова.


^ Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Толгуров Зейтун Хамитович


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Караева Зухра Басхануковна


кандидат филологических наук

^ Узденова Фатима Таулановна


Ведущая организация: Адыгейский республиканский институт

гуманитарных исследований


Защита состоится 3 июля 2009 года в 10.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.076.04 в Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М. Бербекова (360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173, диссертационный зал КБГУ).


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Бал­кар­ского государственного университета им. Х. М. Бербекова (360004, г. Наль­чик, ул. Чернышевского, 173, научный абонемент КБГУ).


Автореферат разослан «___» июня 2009 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета А. Р. Борова


^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность темы исследования. Архетипически ориентированные исследования – важное средство познания поэзии, так как позволяют проникнуть в глубинные пласты скрытых смыслов произведения, проследить истоки мифологем, проявляющиеся на мотивном, образно-смысловом и сюжетно-жанровом уровнях. Это дает возможность, с одной стороны, определить степень национальной самобытности той или иной литературы в условиях современной транскультурации, поскольку на определенных стадиях литературного развития элементы, заимствуемые из мифо-фольклорных произведений, выступают в роли своеобразного «генетического кода» национальной литературы. С другой стороны, анализ архетипических образов помогает вскрыть универсальные инвариантные художественные первообразы. В условиях современной глобализации, когда потребность культуры в преемственном развитии многими учеными подвергается сомнению, такой подход дает возможность продемонстрировать диалектику индивидуального и всеобщего, эмоционального и мировоззренческого, вечного и преходящего, национального и всемирного в художественном творчестве.

Всесторонний анализ современных духовных процессов будет неполным без постижения основ традиционного эстетического сознания, начиная с самых ранних форм, включающих мифологию и устное народное творчество, в которых запечатлен первичный инструментарий человеческого мировидения и мышления в целом. Современная наука, в том числе литературоведение, проявляет большой интерес к вопросам исторической и культурной селекции тех или иных мифологических образов и сюжетов, ставших общечеловеческими. Архетипическое знание, объединяющее человечество, является отражением представлений о структурировании миропорядка, а сами архетипы «выступают смысловыми метками и кодами единого общечеловеческого мифологического алгоритма мироупорядочения» [Василькова В.В., 2002].

Знаковым направлением исследования проблематики взаимодействия и взаимовлияния культур является изучение национальных литературных традиций в контексте мировой монокультуры. Современное понимание литературного процесса как динамического аспекта единого художественного целого предполагает противостояние и взаимодействие противоположных тенденций – имманентной (внутренней) обусловленности литературного процесса и трансцендентной (внешней), выражающейся в заимствованиях тем, мотивов и т.д. Смена художественных целей в литературе, т.е. эволюция литературного процесса, выражается в формах литературного генезиса, отражающего проявления творческой активности [Кораблев А. А., Кораблева Н. В., 2001], зависящей, в том числе, от внутрихудожественных факторов в лоне самой национальной литературы, к которым относятся и архетипы.

В связи с вышеизложенным исследование постоянных художественных констант, стимулирующих развитие искусств и способствующих появлению научных работ о природе художественной преемственности и использовании в индивидуальном творчестве архетипических образов, переведенных автором на «язык современности», обладает высокой степенью актуальности. Этим объясняется устойчивый исследовательский интерес к проблеме архетипического в литературе. Литературоведение последних лет проявляет большой интерес к архетипике как к словарю исходных корней, к изучению таящейся в ней «памяти слова», его энергетики, идущей из глубин веков. Это в полной мере относится и к исследованиям в области литератур народов Северного Кавказа, в том числе и карачаево-балкарской.

Изучение основных тенденций эволюции и функционирования литератур новописьменных народов невозможно без анализа творческого пути их самых ярких представителей, к которым, несомненно, относится и Кайсын Шуваевич Кулиев – поэт, чье многогранное творчество, глубоко национальное по своим истокам и интернациональное по своей сущности, являет собой яркий пример неустанного поиска новых, сильных по энергетике форм выражения в литературе, призванных передать тайну единства сознания отдельного человека и всего мироздания в целом. Анализ этнопоэтического компонента в творчестве К. Кулиева позволяет определить степень влияния архетипов на формирование образной системы его произведений, судить о своеобразии национального художественного сознания карачаевцев и балкарцев, являющихся наследниками и продолжателями древнетюркских культурных традиций, содержащих универсальные инвариантные праобразы, восходящие к постоянным началам в человеческой природе и являющиеся источником мифологии, верований и искусства всех народов мира.

Освоение поэтических достижений К.Кулиева представляется задачей, решение которой может привести к пониманию фундаментальных закономерностей в процессе изменения национального художественного мышления, а также к осмыслению роли традиционного сознания как необходимого и обоснованного этапа данной динамики.

^ Научная новизна диссертационной работы связана с тем, что автор впервые предпринимает попытку комплексного изучения влияния мифо-фольк­лорной этнической традиции на становление лирической поэзии К. Кулиева, на формирование ее тематики, системы устойчивых символов и художественных образов (земля, вода, небо, горы, снег, очаг, солнце, луна, путь и т.д.). Поэзия К. Кулиева исследуется также с точки зрения соотношения в ней традиционного и авторского поэтапно, по мере роста художественного сознания поэта. Анализируемый период охватывает творчество К.Кулиева 30–50-х годов ХХ века, которое до сих пор не становилось предметом специального исследования в литературоведении.

^ Степень разработанности темы исследования. В северокавказском литературоведении проблема архетипов вызывает особый интерес, поскольку возникновению национальных литератур региона предшествовала в основном мифо-фольклорная традиция. Некоторые аспекты заявленной темы освещались исследователями мифологии, фольклора и авторской поэзии Северного Кавказа, оказавшими значительное влияние на развитие нашей научной концепции. К ним относятся такие авторы, как А. И. Алиева, С. Ш. Аутлева, Ф. А. Аутлева, А. А. Ахлаков, Н. М. Байрамукова, Х. И. Ба­ков, Л. А.Бекизова, Т. Ш. Биттирова, Г. Г. Гамзатов, А. М. Гутов, У. Б. Дал­гат, А. М. Казиева, А. И. Караева, З. Б. Караева, З. А. Кучукова, Х. Х. Малкондуев, Р. Г. Мамий, К. К. Султанов, А. М. Теппеев, Б. И. Тетуев,
З. Х. Толгуров, Ю. М. Тхагазитов, Ф. А. Урусбиева, Т. М. Хаджиева, М. А. Ха­куашева, Т. Е. Эфендиева и др.

Так, в исследовании Ю. М. Тхагазитова «Эволюция художественного сознания адыгов» (1996) на примере художественных произведений классиков адыгской литературы рассматриваются вопросы генезиса художественного сознания адыгов, роль и функции мифологических традиций в национальной поэзии и прозе, обозначаются архетипы, характерные для произведений северокавказских авторов. Влияние мифо-фольклорных традиций на этническое сознание и поэтику карачаево-балкарской литературы рассматривается в монографии Ф. А. Урусбиевой «Метафизика колеса. Вопросы тюркского культурогенеза» (2003). Автор освещает категориальные понятия тюрок, воплотившиеся в их мифах и фольклорных произведениях, анализирует связь авторской балкарской лирики с эстетическими традициями мифопоэтического и фольклорного творчества. Влиянию мифологии и фольклора на становление и развитие северокавказской поэзии посвящена работа А. М. Казиевой «Социально-эстетические и художественные тенденции северокавказских литератур», в которой автор приходит к следующему методологическому выводу: архаическое сознание в значительной степени определяло развитие советской национальной поэзии, которая в своей основе, несмотря на существенное влияние русской поэтической традиции, оставалась наследницей этнокультурных мифо-фольк­лорных художественных принципов [Казиева А. М., 2005]. В монографии З. А. Кучуковой «Онтологический метакод как ядро этнопоэтики» (2005), посвященной исследованию карачаево-балкарской модели мира, выстраивающейся вокруг единой идеи «вертикали», особое внимание уделяется исследованию основных гештальтов, символов, мифологем, берущих свое начало в устном народном творчестве, расшифровке национальных ключевых архетипов. В фундаментальном исследовании М. А. Хакуашевой «Литературные архетипы в художественных произведениях адыгских писателей» (2007) анализируется онтологический аспект адыгской литературы. Автор акцентирует свое внимание на литературной репрезентации стержневых онтологических категорий адыгской мифологии и фольклора, прослеживает эволюцию литературных архетипических мотивов и образов, через которые актуализируется мифоонтология.

Из последних работ, выходя за рамки, очерченные «северокавказским ареалом», хотелось бы отметить исследования А. И. Алиевой, И. С. Грацианова, А. Н. Киселевой, Е. А. Козицкой, А. Н. Майковой, Е. А. Минюхиной, в которых освещаются вопросы фольклорно-литературных взаимосвязей, прослеживается репрезентация архетипов в произведениях литературы.

С опорой на вышеупомянутые труды мы предприняли попытку исследовать систему архетипических образов в творчестве К.Кулиева, отразившем опыт постижения мифо-фольклорного «формульного» языка, таящего зашифрованную информацию, идущую из глубины веков, – универсальные сверхсмыслы человеческого сознания. Указанная проблема в литературоведении как предмет специального исследования еще не рассматривалась. Между тем изучение произведений поэта позволяет увидеть, что в основе образной структуры многих из них лежат архетипы, играющие важную смыслообразующую роль, вследствие чего анализ функций мифологем, являющихся непосредственной реализацией первосхем сознания в литературе, существенно углубляет понимание текста, предоставляя возможность «генетической декодировки» художественных произведений.

^ Цель и задачи исследования. Основная цель диссертационной работы заключается в анализе этнокультурных особенностей поэзии К. Кулиева, в исследовании функций мифологем в его творчестве с опорой на фундаментальные первоэлементы сознания, отобранные поэтом из фонда общечеловеческих первичных схем-образов и определившие своеобразие кулиевской концепции бытия. Заявленная цель определяет следующие задачи исследования:

– определение национально-художественных и историко-культурных факторов эволюции балкарской поэзии 30–50-х годов ХХ века;

– изучение проблемы генезиса художественных воззрений К. Кулиева;

– выявление сквозных тем, мотивов, образов в балкарской поэзии, связанных с фольклорной и мифологической традициями;

– выявление и описание ключевых архетипических образов в поэзии К. Кулиева;

– анализ роли творчества К. Кулиева в развитии национального поэтического сознания балкарцев и карачаевцев.

^ Предметом исследования является балкарская поэзия 30–50-х годов ХХ века, рассматриваемая в процессе эволюции, а также специфика воздействия первичных элементов сознания, или архетипов, на формирование художественного своеобразия произведений балкарской литературы.

^ Объектом исследования диссертационной работы выступает поэзия К. Кулиева трех этапов: лирика 30-х годов, творчество военных лет, послевоенные произведения периода депортации. Выбор объекта обусловлен тем, что он позволяет проследить процесс возникновения и развития системы архетипических образов, проходящих через весь художественный мир поэта.

^ Методологическая основа работы. При исследовании закономерностей развития национального поэтического сознания на примере творчества К. Кулиева мы ориентировались на фундаментальные работы в области мифологии, фольклористики и теории литературы, а также работы, касающиеся этногенеза и культурогенеза в рамках антропоцентрического направления теории эволюции и знания в целом. В основу диссертационного исследования были положены контекстологический, сравнительно-исторический, сравнительно-типологический методы анализа, а также элементы этноонтологического анализа. Основу методологической базы исследования составляет теория архетипов, берущая начало в исследованиях К.Г. Юнга, развившего учение о коллективном бессознательном, в образах которого (архетипах) ученый видел источник общечеловеческой символики.

Значительную помощь в решении нашей научной концепции оказали труды известных исследователей М. Бодкина, Дж. Хендерсена, К. Наранхо, Д. Шарпа, адаптировавших теорию Юнга об архетипах для объяснения художественных образов литературы и искусства.

Теоретической и методологической основой диссертации послужили также работы выдающихся отечественных ученых, занимавшихся вопросами общей теории литературы, мифологии и фольклора, способствовавших системному осмыслению теории архетипов и привнесению в нее строгой концептуальности в подходе к анализу художественных произведений. Среди них в первую очередь следует отметить научные труды С. С. Аверинцева, А. Н. Афанасьева, М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, Л. С. Выготского, Г. Д. Гачева, Л. Я. Гинзбург, В. М. Жирмунского, А. Ф. Лосева, Ю. М. Лотмана, М. М. Маковского, Е. М. Мелетинского, А. А. Потебни, В. Я. Проппа, М. И. Стеблин-Каменского, В. Н. Топорова.

Существенную помощь в понимании современных подходов к проблеме архетипического в литературе оказали работы А. Ю. Большаковой, И. С. Грацианова, Ю. В. Доманского, А. Н. Киселевой, А. А. Колесникова, Е. А. Козицкой, А. Н. Майковой, В. А. Маркова, В. С. Севастьяновой, В. А.Смирнова, Т. А. Хитаровой, В. С. Юдова и др.

При анализе поэзии К. Кулиева нами были учтены методологические подходы и научные результаты, представленные в работах северокавказских литературоведов, о которых сказано выше.

^ Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что исследование системы архетипических образов в балкарской литературе существенно расширяет представление о своеобразии ее поэтики. Теоретические положения и фактический материал, представленный в диссертации, могут послужить основой нового концептуального осмысления творческого наследия К.Кулиева, истории развития карачаево-балкарской литературы, сравнительного изучения тюркоязычных литератур народов Северного Кавказа. Работа может восполнить пробелы в области изучения национального поэтического сознания и соотношения традиционной эстетики, представленной мифами и фольклорными произведениями, с эстетическими принципами авторской поэзии.

^ Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в работах различного формата по национальному карачаево-балкарскому и в целом северокавказскому литературоведению. Основные положения и выводы диссертационной работы можно применить в научно-педагогических целях в средней и высшей школе в курсе дисциплины «Литература народов РФ», при чтении спецкурсов по балкарской литературе. Данное научное исследование может послужить материалом для создания словаря архетипов в рамках карачаево-балкарского литературоведения.

^ Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации обсуждались на международных, всероссийских, региональных и республиканских конференциях: «Литература народов Северного Кавказа: проблемы теории и методологии» (Карачаевск, 1999), межвузовская конференция, посвященная 140-летию К. Мечиева (Нальчик, 1999); научная конференция, посвященная 90-летию со дня рождения проф. У. Б. Алиева (Карачаевск, 2001); «Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культуры» (Нальчик, 2004); научная конференция, посвященная 90-летию со дня рождения К. Ш. Кулиева (Нальчик, 2008).

Диссертационное исследование обсуждено на расширенном заседании кафедры русской литературы Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х. М. Бербекова (апрель 2009 г.), а также на научном семинаре «Актуальные проблемы литератур народов Северного Кавказа» (Институт филологии Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х. М. Бербекова – май 2009 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заклю­чения и библиографии.

^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во введении обосновывается актуальность темы, определяются цели и задачи работы, харктеризуются научная новизна и научно-практическая значимость диссертационного исследования, его методология.

В первой главе «Довоенное творчество К. Кулиева в контексте балкарской поэзии 30-х годов ХХ века» рассматривается процесс зарождения и формирования системы архетипических образов в лирике поэта.

Балкарская советская поэзия на этапе становления и развития была обращена к художественному опыту русской классической школы и к традициям молодой советской литературы, сохраняя при этом и элементы влияния поэтических традиций Востока, а также национальных архетипических образов. Значительное влияние на формирование карачаево-балкар­ской литературы оказал и художественный опыт К. Мечиева – основоположника национальной письменной поэзии. Это взаимодействие различных традиций имело сложный и динамический характер: взаимоотторжение, взаимопроникновение и интенсивное синтезирование.

Балкарская литература, как и любая другая из младописьменных, базируется во многом на художественных традициях национальной мифологии и фольклора. В литературах народов Северного Кавказа процесс освоения мифо-фольклорных архетипов проходит в своем развитии две стадии. На начальном этапе национальная литература характеризуется произведениями, отвечающими требованиям идеологической направленности, когда фольклорные стандарты художественных представлений не противоречат принципам идеологических оппозиций, формировавших эстетические шаблоны советской литературы. Образцы фольклорных текстов и поэтические произведения 20–30-х годов ХХ века демонстрируют тождественность оценок объектов и явлений с той лишь разницей, что в фольклоре признание прекрасного заслуживает соответствующая полезность, утилитарная целесообразность явления, предмета и т.д., тогда как в авторской поэзии первых лет становления балкарской литературы утилитарность приобретает идеологическую направленность. Прямые фольклорные заимствования этих лет чаще всего базируются на принципе двухполярной оппозиции, предполагающей четкую эстетическую оценку объектов и явлений.

Еще одним источником формирования балкарской письменной традиции является восточная поэзия, проникшая на Северный Кавказ довольно поздно, вместе с принятием ислама и опосредованными заимствованиями элементов религиозно-духовной культуры мусульман. Хронологически это соответствует дописьменному этапу развития поэзии балкарцев и карачаевцев. Исследователи указывают, что первые этюды словесности на основе арабского письма, исполненные религиозного содержания, оказали существенное влияние на сознание народа, на аксиологическую систему понятий индивидуально-авторской устной, а затем и письменной поэзии.
В заключение можно сказать, что если формирование балкарской литературы с опорой на фольклор удерживало эпико-мифологическое сознание поэтов, обеспечивая национальное своеобразие их произведений, а ориентация на культуру восточной классики (не став определяющей тенденцией) обогатила творчество отдельных авторов художественным опытом величайших поэтов Востока, то практика заимствования из русской (преимущественно советской) поэзии стала главным фактором ускоренного развития всего литературного процесса.

Поэзия К. Кулиева представляет собой важный объект научного исследования, в рамках которого возможно формирование новационных направлений литературоведческого и культуроведческого поиска. Точкой скрещивания различных исследовательских мнений часто становится проблема генерирующих начал поэзии К. Кулиева, к которым относят классическую школу русского стиха, связь с общим процессом развития северокавказских литератур, общелитературные эстетические традиции (Н. М. Бай­рамукова, З. Х. Толгуров, Т. Е. Эфендиева). Разногласия в определении творческих истоков поэзии К. Кулиева имеют не частный характер, а свидетельствуют о существовании общелитературоведческой проблемы, имеющей принципиальное значение для исследования национальных литератур. Не менее актуальным представляется для ученых и вопрос формирования и развития эстетических представлений поэта и, в особенности, вопрос преемственности традиций национального устного творчества, мифопоэтических архетипов. На наш взгляд, К. Кулиев сумел соединить в гармоничное целое специфическую национальную картину мира с миром понятий и предметов советской действительности, ставших основой нового художественного взгляда на смысл бытия.

Общий пафос первых стихов поэта – свежесть и чистота юности, радостное приятие мира, оптимизм, переливающийся через край; в них нет места печали, как нет места и всматриванию в окружающий мир, попыткам его анализа. Поэзия для молодого К.Кулиева – праздничное ощущение жизни, идущее не только от индивидуального мироощущения поэта, но и от фольклорного начала, где песня – радость, торжество лучшего в человеке. Подобное восприятие и отображение действительности идет от основных черт национальной ментальности балкарцев, главной характеристикой которой является ее «нетрагичность», воплотившаяся в большинстве эпических произведений и в песенной лирике. Национальная ментальность и народный характер балкарцев отличают такие черты, как оптимизм, мера, прагматизм, спокойствие, отсутствие фатализма, берущие начало в древнетюркском мировосприятии. Они и определили истоки кулиевской внутренней гармонии, ясности и оптимистического приятия мира, нашедшие отражение в самом раннем творчестве поэта. В его творчестве получила развитие и одна из главных тем балкарского фольклора, манифестирующая важнейшее моральное кредо горца-балкарца, – тема труда. В раннем творчестве К. Кулиева наметились основные символические качества, ставшие впоследствии отличительными признаками его индивидуального художественного почерка, а именно: яркость и пластичность образа, чувство родства с природой, мягкость отношения к жизни и некоторая сентиментальность в освещении главных тем его поэзии (тем родины, матери, детства и т.д.). Творчество поэта в эти годы вписывается в общую схему развития национальных литератур. Особенно иллюстративны в этом смысле примеры использования начинающим автором традиционных средств выразительности устного поэтического творчества балкарцев, проявляющиеся, прежде всего, в тяготении К. Кулиева к принципу бинарной оппозиции.

Во второй главе «Военная лирика К. Кулиева: система архетипов» прослеживается процесс активного вторжения в произведения поэта общетюркских поэтических праобразов. В военной лирике К. Кулиева начинает отчетливо ощущаться мощное воздействие на образную структуру его произведений этнокультурных архетипов, изначально участвующих в формировании художественного мира поэта. Особенно зримо это проявилось в создании образа «малой родины». Чувство любви к Родине, передаваемое в первые годы войны через восхищение ею как державой, со временем уступает место любви и привязанности к той земле, на которой человек родился, с которой кровно связан, где сформировался его духовный мир. «Малая родина» К. Кулиева – Кавказ, его горы, селения, отцовский дом в Балкарии – естественная составляющая души поэта. Образ родины неоднократно возникает в военной лирике поэта («Моя земля», «Не золото, а родину дайте мне!», «Стихотворение, написанное в госпитале» и др.). Кулиевское представление и восприятие родной земли, память о ней отличаются предельной конкретностью, зримыми осязаемыми образами. В воспоминаниях балкарского поэта о родине предстают яблони на берегу Чегема, дым, клубящийся над домами родного аула, мальчик на сером ослике, вечерний сумрак гор, шум чинар, дорогие сердцу лица земляков. Образ родины создается при помощи предметного ряда, привычного для устной народной поэзии балкарцев, которая опоэтизировала не только природу, но и вещное окружение горца. К. Кулиев продолжает и развивает эту традицию, привнося в нее черты своей поэтической индивидуальности.

Кавказские горы, родной аул, отцовский дом – это особый художественный топос, этический центр мира, а соответствие древним народным представлениям о моральных приоритетах – высочайшее мерило нравственности, сопоставимое только с высотой гор, с чистотой снегов и рек Кавказа. Понятие Родина, включающее в себя понятие и «малой родины», занимает в системе нравственных координат К. Кулиева главное место. Лирический герой его произведений осознает свое органическое родство со всей страной, неотрывность своей судьбы от всего, что происходит во всех ее пространственных и временных измерениях.

В военной лирике К. Кулиева нашла яркое отражение символика цветообозначений. Безусловно, это связано с тем, что цвет представляет собой один из самых универсальных типов символизма, используемых в искусстве и литературе. Ст. Рассадин утверждает, что К. Кулиев, прежде всего, «черно-белый» поэт, но некоторые исследователи (З. Х. Тол­гуров, Т. Е. Эфендиева) отмечают, что в творчестве поэта довоенного и военного периодов мир преимущественно представлен в золотисто-солнечном цвете или в мягком лунном свете. Не вызывает сомнения, что подобные предпочтения поэта имеют глубинные подсознательные связи с национальными архетипами. Цветовая символика в тюркской картине мира с древнейших времен играет очень важную роль. В мифопоэтической традиции тюрок семиотически значимым характером обладают белый, золотой, красный и голубой цвета. Символика цвета очень характерна для поэтики мифологических и фольклорных текстов балкарцев и карачаевцев, где они приобретают сакральное значение, особенно золотистый цвет, что связано с космогоническими представлениями древних тюрок о том, что золотистый цвет – цвет обожествленного солнца. В поэзии К. Кулиева с самых ранних его стихов прослеживается художественное развертывание этого праобраза – золотого, солнечного цвета, который окрашивает многие картины природы, созданные им в довоенные годы («Утро мне всего дороже», «Мать моя из родника воды принесла…», «Здравствуй, утро!», «Яблоко» и др.). Золото солнечного света, сливаясь с настроением лирического героя, создает ощущение счастья и покоя, разлитого в окружающем мире. Белый в сочетании с золотистым цветом создают в стихах поэта ощущение возвышенного, праздничного состояния души, окрыленности и высокой одухотворенности лирического героя. Символическое значение солнца и цвета, связанного с ним, в военной лирике К. Кулиева практически не претерпевают изменений. Солнце является источником спасительного тепла для солдат, дарует земле свет и радость, освещает вершины гор, память о которых не покидает поэта, покрывает загаром руки любимой, окрашивает в золотистые тона утренние облака, т.е. олицетворяет созидательную силу, активное начало в природе. В военных стихах поэта встречается и нежный лунный свет, располагающий к лирическим переживаниям, воспоминаниям о родине, доме, матери. В творчестве раннего К. Кулиева луна олицетворяет материнское, женское начало, мудрость, мягкость, обволакивающую нежность и покой, вселяет в душу гармонию и умиротворение. Такое видение образа берет начало в архетипических представлениях балкарцев и карачаевцев. Понятия луны и солнца образуют в мифопоэтическом сознании народа бинарное единство, в котором солнце выступает как мужское начало, а луна – как женское. Это национальное представление о луне, являющейся символом женского начала мира, соответствует мировой универсалии. Полнее всего раскрывается в военной лирике К. Кулиева другой важный аспект образа луны, обусловленный ее тесной связью с ночью, таинственностью всего, что происходит в ее неверном свете. В мифологеме луны сталкиваются взаимоисключающие символы: она, как носительница женского начала, может выступать защитницей всего живого и в то же время, являясь одним из символов ночи, мрака, может таить в себе смертельную опасность. В данной главе рассматриваются также мифо-символические характеристики других семиотически важных для балкарской национальной картины мира цветообозначений, таких, как белый, зеленый, голубой, красный, черный, и их преломление в военных стихах поэта. Нравственное и эмоциональное ощущение цвета у К. Кулиева особенно проявляет себя в дуалистических цветовых оппозициях, которые, как и резкая определенность красок , играют значительную роль в его поэтике. Антитеза белого и черного – один из выразительнейших средств поэтической живописности кулиевского стиха, отразившийся в лирике военных лет в противопоставлении белизны снега черноте окопов, пушек, военных машин. Также выразительны в стихах противопоставления зеленого и красного цветов, где зеленый олицетворяет обновление природы, а красный – угасшие жизни, пролитую кровь и смерть.

В произведениях К. Кулиева военного периода явственно ощущается его субъективный взгляд на мир. Молодой поэт видит войну с очень близкого расстояния, его поэтическая зоркость в создании предметного окружения на войне особенно ярко проявилась в циклах «Фронтовое лето», «Картины войны». Сосредоточенность К.Кулиева на душевном состоянии героя, переживающего трагедию войны, обусловила локальность хронотопа и позволила наполнить особой энергетикой изобразительную фактуру произведений. Отсюда – особая роль подробностей и деталей, служащих для передачи эмоционального состояния человека на войне. Они входят в художественный мир поэзии К.Кулиева через восприятие лирического героя и демонстрируют различные движения души солдата-фронтовика. Этот герой, наряду с универсальными качествами характера, наделен у поэта чертами конкретного национального менталитета, гуманистическим отношением ко всему живому, проявляющимся в оптимистическом восприятии бытия даже в условиях войны, теплотой отношения к жизни. Кроме того, в самом выборе объектного ряда, его деталей, в их оценке К. Кулиев остается поэтом, тесно связанным с традиционными, архетипическими представлениями балкарцев о сути окружающего их вещного мира. Поэт воссоздает предметный мир, раскрывающий тайны гармонической связи человека с природой. К. Кулиеву, опирающемуся в описании вещного мира на архетипические образы, удается, не изменяя национальной традиции, создать оригинальные образы, расширить их круг и символическое значение. Поэт не избегает изображения жестоких картин, рассказывающих о подлинной цене героизма на фронте: это окровавленная земля, кровь, засохшая на шинелях убитых, грязь окопов, заледеневшие трупы и т.д. Но природное жизнелюбие поэта не изменяет ему даже в самые трагические минуты войны. Поэтому на другом полюсе – лирическая экспрессия, вызванная жизненным оптимизмом, свежестью восприятия мира, которой пронизаны строки, рисующие детали мирного бытия, затишье на войне. Предметный ряд составляют: трава – символ вечной жизни, пробивающаяся из политой кровью земли, растущая в воронках от снарядов и на могилах солдат («Трава»), подбитый танк, в котором по весне гнездятся птицы («Подбитый танк»), скамейки в покинутых хозяевами садах («Сад»), возвращающиеся с пастбищ коровы, свет закатного солнца на их рогах («Коровы») и, конечно, земля, израненная войной. Менталитету Кулиева-горца, который знает цену земле по причине ее недостатка в горах, видящего, как и всякий балкарец, главную ценность жизни в созидательном труде, не свойственно бездумное уничтожение живой природы и всего созданного человеческими руками. Корни подобного отношения к природе и, в частности, к земле, как к кормилице всего живого на планете, лежат еще глубже – в языческом мироощущении тюркских народов. Культ земли, воспетый в поэтических произведениях древних тюрок, естественно, нашел свое отражение и в карачаево-балкарских народных песнях («Эрирей», «Чоппа», «Голлу» и др.). Эту традицию продолжает и К. Кулиев. Земля в его поэзии военных лет предстает «истерзанной бомбами», «изрытой окопами», «промерзшей», «заледеневшей». Но чаще в стихах поэта описывается земная благодать, ее животворящая сила и красота. Пантеистическое мироощущение поэта очеловечивает ее. В образе земли угадываются черты языческого мироощущения горца-балкарца, в мифах и фольклорной поэзии которого еще в середине ХХ века отчетливо звучали отголоски древнетюркского мифа о священной Йер-Суб – покровительнице тюрок и всего живого на земле. В стихах военных лет возникают образы коровы, символизирующей в художественном сознании поэта умиротворенность, покой, естественный ход времен, вечность жизни на земле, противопоставленной разрушительной силе войны, смерти, и быка, олицетворяющего вечную энергию жизни, непреходящую ценность бытия. Эти образы восходят к архетипам, берущим начало в общетюркской мифопоэтической системе. В поэзии военных лет часто встречается описание зимы, точнее снега, которому в идиостиле К. Кулиева принадлежит особая роль. Снег, как неотъемлемая часть бытия северокавказского горца, как часть той природы, с которой он сросся воедино, был важнейшим архетипом национального сознания. Образ снега формировался в идиостиле К. Кулиева не только под влиянием чегемского геопространства, но и под непосредственным воздействием художественной системы народных песен балкарцев. Снег воспринимается в стихах поэта о войне как связующее начало между небом и землей, призванное гармонизировать Вселенную. Он предстает во многих стихах как символ мирной жизни, воспринимается поэтом как «добрый вестник», рассказывающий об отцовском доме, напоминающий приход любимой сестры, звучание сказок родного края («Первый снег на фронте»), выступает в роли посредника между лирическим героем и его возлюбленной («Стихи, посланные домой в письмах с фронта»). К архетипическим образам, получившим свое развитие в творчестве К. Кулиева военных лет, относится и образ сада. Сад, как воплощение локуса, олицетворяющего созидательное начало, в котором природа подавляется творческой энергией человека и организуется в соответствии с представлениями людей о прекрасном, в мифопоэтическом сознании балкарцев противопоставляется лесу как символу опасности, хаоса. В поэзии К.Кулиева образ сада, воплощающего, как и в произведениях национального фольклора, жизнеутверждающее начало, противопоставлен смертоносной силе войны.

Изображение К. Кулиевым вещного мира фронтовой жизни выявляет одну из основных особенностей его творческого почерка, заключающуюся в бинарности образов, основанной на таком всеобъемлющем приеме, как контраст. Отношения, базирующиеся на понятии двойственности и противоположности, наглядно отражены в трактовке образов луны, снега, воды, огня, красного и белого цвета и т.д. Контраст как художественный прием берет начало в бинарных оппозициях, представленных во всех мифопоэтических традициях: день-ночь, зима-лето, жизнь-смерть, вдох-выдох, юность-старость и т.д. К поэтам, активно использующим принцип контраста, несомненно, относится и К. Кулиев. Внутриобразный контраст (как в случае с образом луны, огня, воды), цветовые, световые и другие контрасты часто выступают семантической доминантой его поэтических текстов, призванной отразить сложные противоречия бытия и стремление автора понять и оценить смысл происходящего.

Третья глава «Художественная реализация архетипов в послевоенном творчестве К. Кулиева» посвящена анализу основных этноонтологических императивов, приобретших в условиях депортации особую остроту и получивших в фольклоре и авторской поэзии карачаевцев и балкарцев яркое, эмоционально насыщенное отражение.

Характер эволюции балкарской литературы и национальной культуры в целом в указанное время определялся специфическими условиями, в которых оказался депортированный народ. Поэзия, письменная и устная (в значительной степени – устная), являлась единственной формой национального самовыражения, отражающей подлинно национальное бытие и трагическое мироощущение народа, оказавшегося на чужбине. Она становится хранительницей этнических стереотипов в духовной культуре народа. Центральным символом, представляющим основной императив существования этноса и мотивирующим стереотипы его поведения, для балкарского народа этого периода следует признать такой всеобъемлющий многослойный символ, как «Родина». Этот символ – суть метафора, имплицирующая на базе ассоциативных связей всю парадигму существования народа. В этой парадигме можно выделить мотивы дома, изгнания, тоски по Родине, воплотившиеся в таких конкретных образах, как «очаг», «горы», «Кавказ», «чужбина», «степь-пустыня».

Воссоздав исторические связи национального гипертекста, можно выявить «устойчивое ядро» той или иной национальной литературы в целом. Для карачаево-балкарской литературы это ядро будет состоять из таких концептов, как очаг, дом, каменная ограда, горы и т.д., т.е. всего того, что представляет для горца природную и рукотворную защиту. На чужбине в мироощущение балкарцев проникают совершенно новые пространственные ориентиры, которые прямо противоположны привычным: «песчаная степь», «горячая степь», «голая степь» – символические обозначения, маркеры чужой культуры и души. Это несовпадение природного рельефа в обостренном трагедией восприятии рождает ощущение несовпадения духовного, усиливая драматическое звучание фольклорно-лирического цикла, созданного в период депортации. В народной поэзии этих лет наблюдаются следующие пространственные и культурные оппозиции – «горы-степи», «снег – песок», «каменная сакля – мазанка из глины» и т.д.

Важнейшей темой этого периода становится у К.Кулиева тема утраченной Родины. Так же, как у фольклорного автора, у поэта она начинается с определения «своего» национального географического и культурного пространства. Поэт стремится очертить круг этнических черт своего народа.
В таких стихах, как «Мой аул», «Предки мои», «Люди моей земли», «Горные вершины», он говорит о горском кодексе чести, жизнелюбии как национальной черте характера балкарцев, о скромности, трудолюбии и мужестве людей своей земли. Гордость за свой народ и боль переживания за его судьбу пронизывают стихотворения, созданные в эти годы. Тема Родины – одна из ключевых в поэзии К. Кулиева – ярче всего в лирике изгнания представлена в описаниях природы Балкарии. Она является для поэта той инстанцией, обращаясь к которой, он обнаруживает таинственную взаимосвязь, объединяющую явления жизни в единый, целостный организм. Природа становится в его стихах носителем бытийного смысла, помогающего понять назначение человека на земле.

Тема утраченной родины и ее природы неразрывно связана в поэзии К.Кулиева с архетипом пути, являющимся неотъемлемой частью концептосферы «пространство» в мифопоэтической картине мира. В карачаево-балкарском фольклоре и мифах путь как способ познания пространства, его освоения, достижения его сокровенных ценностей занимает одно из значительнейших мест, а в нартском эпосе, можно сказать, – центральное. Есть основания полагать, что концепт пути в мифопоэтической модели мира балкарцев и карачаевцев восходит к древнетюркским истокам, связанным с мировоззрением кочевников, в восприятии которых архетип пути являлся важнейшим, т.к. отражал реальный образ жизни народов, вовлекавшихся в широкомасштабные передвижения. В силу сказанного мифологема пути – одна из магистральных в фольклорных произведениях периода депортации – выступает не только в форме зримой реальной дороги, но и метафорически – как обозначение линии поведения (особенно часто нравственного, духовного), как некий свод правил, закон, учение. Это тема насильственного выселения, страдания и боли оторванных от Родины людей, тема смертельной опасности этого пути, угрожающего полным исчезновением этноса.

Мотив пути появляется в творчестве К. Кулиева в самых ранних стихах. В них порыв к преодолению пути неразрывно слит с героизацией персонажей, с вызовом, дерзостью, с романтическими настроениями, выражающими себя в задорных, горделивых интонациях, полных юношеской напористости, уверенности в себе, устремленности к мужественным деяниям, что вполне вписывается в традиции горского стиха, где мотив дороги, мотив манящей и зовущей дали, воспевание богатырских жортуулов (странствий), совершаемых в поисках подвигов, является одной из ключевых тем. Мифологема пути в творчестве К.Кулиева часто связана с одним из первичных архетипов мифопоэтической системы балкарцев и карачаевцев – с образом воды. Реки, дожди, снег, сель – водные стихии, сопровождающие путника в дороге, носят в кулиевской поэзии двойственный, противоречивый символический характер, обусловленный особенностями трактовки этого образа в национальных мифологических и фольклорных произведениях. С одной стороны, вода – это среда, агент и принцип всеобщего зачатия и порождения. С другой стороны, вода соотносится с разрушительными силами (наводнениями, потопами, селями, опасными переправами и т.п.) и связывается с эсхатологическими представлениями. Данный архетипический сюжет получает свое дальнейшее развитие в военной лирике поэта. Дороги молодости, счастливой и беспечной, сменяются в военной лирике К. Кулиева фронтовыми, изменившими лицо «доброй», «благодатной» земли. Война изменила и ритм жизни, и ощущение времени: оно то безмерно растягивается, то многократно уплотняется, и в этом ритме, поспевая за ритмом войны, боев, схваток, движется лирический герой К. Кулиева. В этот непривычный ритм втянута и природа, она динамично меняется на просторах огромной страны: в стихах К. Кулиева возникают то «болотистые земли» Латвии, где поэт теряет дорогих его сердцу друзей, то бескрайние русские равнины и леса, «шумящие вековыми соснами», то «высокие травы» степей Украины – фронтовые пути – дороги, на которых, как в калейдоскопе, сменяют друг друга лето и зима, весна и осень. Динамика пути диктует напряженную динамику стиха. Она порождена духом острых, резких, постоянно сталкивающихся противоречий, определяющих описания, образы, пейзажи, контрастность изображения [мертвый, подбитый танк и живые, гнездящиеся в нем птицы («Подбитый танк»), военные машины, едущие на фронт, и цветущая под их колесами трава («Танки едут на фронт»), пенье птиц в летнем лесу и стоны раненого солдата («Кукушка») и т.д.]. Также резко противопоставлены друг другу условия жизни на фронте: грязь, холод, бездорожье или, наоборот, жара, пыль, безводье – и высокие помыслы солдат, их беззаветный героизм. Военные события часто обрамляют в стихах К.Кулиева образы метели, пурги, холода, безудержно разгулявшейся стихии, олицетворяющей тревогу, смертельную опасность, подчеркивающие трагическую напряженность происходящего и придающие ему всечеловеческий масштаб. Все вышесказанное показывает архетипическую связь между такими понятиями, как путь и стихия. Путь – это символический переход от жизни к смерти, который связан как с временами года (оживание и умирание природы), так и с различными стихиями, представляющими опасность для всего живого. Для фольклорного сознания время, жизнь представляются в виде пространства, имеющего свои отрезки. Поэтому универсальной является мифологема жизни, получившей символ дороги, пути, на котором встречается как радость, так и горе. В интерпретации К.Кулиева военные пути – это отрезок жизни, своеобразный хронотоп, в котором сгущены физические и нравственные испытания. Мифологема пути в военных стихах поэта неразрывно связана с мотивом дома. Стихия лиризма, трогательной любви к родному краю, использование принципа потрясения, контраста между молодостью и смертью, теплом родного очага и ледяным холодом заснеженных военных дорог выражают главную онтологическую концепцию кулиевской поэзии этих лет: разными путями идут люди на войне, но все устремлены к тому, который ведет к дому. Возвращение домой – основная цель духовно-нравственного пути, которым явилась война. Мифологемы дома, дороги, дали имеют в творчестве военных лет К.Кулиева свои связи и свою эволюцию. Постепенно они обретают черты концептуальных обобщений, вырастающих до размеров идейно-художественных эмблем, как, например, в стихотворении «Дороги». С наибольшей драматической силой архетипический сюжет пути-жизни раскрылся в кулиевской лирике изгнания. Мифологема пути сопряжена в ней с предельной концентрацией риска, опасности, угрозой смерти, предчувствием беды. Так, мотивы тревоги, опасности, предчувствия беды звучат в подтексте стихотворения
«В полночь», написанного в стиле историко-героических народных песен, обращенного, на первый взгляд, в прошлое, но, без всякого сомнения, передающего настроения, вызванные трагическими событиями современной истории народа. Драматизм и напряженность основного сюжета стихов этих лет красноречиво демонстрируют их названия: «Ночной путь», «Всадник, настигнутый пулей», «Снежный обвал», «Темболат упал с коня», «Побег». Максимальная сложность пути, борьба доброго начала со злым, обладающим избытком силы и агрессивности, передается К. Ку­лиевым в описаниях ночного мрака, бездорожья, разгула стихий (ливней, снежных обвалов, селей и т.д.), сопровождающих путников в дороге. В этих стихах поэта находят совершенно новую трактовку архетипы дождя и снега. Если в ранней лирике и в произведениях военного периода дождь и снег для поэта являлись символами плодородия, защиты, добрых посредников между небом и землей, то теперь стихии дождя и снега, сопровождающие путника, – часть общего хаоса, жестокая и разрушительная сила. Динамический образ пути, полный неопределенности, неожиданных препятствий и смертельной опасности, становится в творчестве К. Кулиева поэтической метафорой жизни переселенцев на чужбине. В противоборстве опасностей пути и максимальной концентрации воли преодолевающего этот путь человека решается в произведениях поэта важнейший в жизни ссыльного народа вопрос – быть ему или подвергнуться ассимиляции, распаду, исчезновению. Сознание исключительной сложности такого продвижения, возможности разного исхода пути объясняет появление в лирике К. Кулиева образа, не свойственного его ранней поэзии и произведениям военного периода. Всадник, настигнутый на полпути смертью, – один из частых образов кулиевской лирики этих лет. Лирического героя многих стихотворений поэта анализируемого периода страшит незавершенность пути. В восприятии К. Кулиева жизнь в ссылке – один из самых ответственных и сложных участков исторического пути народа, преодоление которого гарантирует сохранение этнической целостности и дальнейшее развитие культуры и истории нации. Гибель путника на полпути, грозящая разъединением со сферой сакрального – домом, родиной, национальными святынями, – это для К. Кулиева, как и для фольклорного автора, – потеря смысла жизни. Поэтому так высок драматический накал стихов поэта, в которых описывается трагическая смерть героя, настигшая его на полпути. Мотив бездорожья и гибели, атмосфера тревоги, которая передается К. Кулиевым и через трагические цветовые ощущения («черный вечер», «черное горе», «ущелье, полное мрака», «горе, черное, как материнский платок», «темные скалы» и т.д.), отражающие душевное состояние ссыльного поэта, нередки и в стихотворениях, воссоздающих картины родной природы. Дороги кулиевских героев, возносясь из ущелий и пещер и трансформируясь в горы, олицетворяют не только земную реальность, но и сферы особого духовного состояния. «Ущелья», «пещеры», «горные склоны», «крутые повороты» на дорогах в стихах К. Кулиева выступают как осязаемые признаки определенных душевных состояний лирического героя, создают чувственно-зримый образ преображенного его нравственным поиском мира. Именно так воспринимается неустанное движение героев К. Кулиева в большинстве стихотворений, созданных в годы депортации: как резко выраженное пространственное – по вертикали – стремление к абсолюту, к предельной цели бытия. Метафора восхождения на гору, вершина которой ассоциируется с достижением предельной высоты духовного самосовершенствования, становится главной во всей кулиевской лирике изгнания. Образ горы выступает в этих произведениях в своем традиционном архетипическом значении. В фольклорно-мифологической традиции балкарцев и карачаевцев, как и у ряда тюркоязычных народов, гора олицетворяет мировую ось, соединяющую небо и землю. Соотносится эта мифическая гора с Эльбрусом, на вершине которого, по представлениям предков балкаро-карачаевцев, находилось священное озеро с водой бессмертия. Архетип горы осмысливается поэтом как шкала нравственных ценностей. Восхождение к вершинам нравственного совершенства через преодоление трудных земных преград, поэтизация вертикали духа – этический кодекс поэта, базирующийся на национальных онтологических императивах балкарцев и карачаевцев. Мотив дома-дороги, предполагающий обязательное возвращение, – один из мотивов-концепций балкарской поэзии периода выселения. Он сообщает произведениям этих лет особый лиризм. Дорога в них соединяет пространства и времена, это дорога памяти, дорога надежд, героическая дорога балкарского народа, ставшая символом физической и духовной стойкости людей, сумевших выдержать запредельные испытания. Мотив дом-дорога образует композиционное кольцо в балкарской поэзии периода выселения, являясь логическим завершением темы пути в судьбе депортированного народа. Подводя итоги сказанному о лирике К. Кулиева 1945–1955-х годов, хотелось бы подчеркнуть, что её эстетическая значимость имела большое значение не только для развития балкарской поэзии, но и для эволюции всей северокавказской литературы.

В заключении даются основные выводы исследования. Проделанный анализ позволяет утверждать, что ускоренное развитие балкарской литературы приводит в 20–30-е-годы к переосмыслению роли традиционных образных систем, выражающемся в более упрощенном, чем это было в фольклоре и литературе дооктябрьского периода, актуализировано – утилитарном восприятии художественного образа. Востребованность фольклорных архетипов была связана с их соответствием нормативному характеру метода соцреализма. Интенсивный синтез различных традиций к середине 30-х годов сформировал дифференциацию поэзии на общественно значимую и лирическую.

Анализ довоенных произведений К. Кулиева позволяет утверждать, что истоки его индивидуальности берут свое начало не в следовании традициям русской классической и советской поэтической школы, в знакомтсве с лучшими образцами мировой литературы: эти особенности творчества поэта сближают его лирику с общим процессом эволюции младописьменных литератур. Своеобразие и неповторимость поэзии раннего К. Кулиева во многом обуславливается глубинными связями его творчества с традициями устной народной поэзии, отражающими мифопоэтическую модель мира балкарцев и карачаевцев.

В военной лирике наблюдается зарождение наиболее важных образных универсалий, сквозных тем и мотивов, проходящих через весь кулиевский художественный мир. Особо следует отметить наличие общетюркских мотивов и образов, при помощи которых выявляется своеобразие кулиевской концепции бытия. Универсальные, общетюркские и собственно карачаево-балкаркие архетипы изначально участвуют в формировании образной структуры многих стихотворений К. Кулиева этого периода. Многие архетипы, такие, как «солнце», «луна», «сад», «бык», «корова», «снег»», «огонь», «кровь», «путь», цветообозначения, имеющие глубокое символическое значение, играют в поэзии К. Кулиева важную смыслообразующую роль. К средствам языковой изобразительности, обусловливающим особое эстетическое воздействие кулиевских произведений, относится антиномия, которая в качестве одного из выразительных средств поэтического языка принимает непосредственное участие в создании художественных смыслов. Антиномии занимают в поэзии К. Кулиева центральное место. Они обладают яркой эмоционально-оценочной значимостью и выполняют текстоорганизующую роль, служат воплощением авторской интенции. Особую роль в поэтике произведений К.Кулиева военного периода играет художественный прием контраста, выражающийся в противопоставлении таких аксиологических понятий, как жизнь и смерть, гармония и хаос, прекрасное и безобразное, добро и зло. Анализ произведений К. Кулиева позволяет утверждать, что подобный художественный прием берет начало в народной поэтической традиции.

Особое место в послевоенном творчестве К. Кулиева занимают темы Родины и пути. В архетипе пути налицо соотнесенность локуса с персонажем. Как правило, «герой пути» – это всадник на горной дороге, образ глубоко символический. Это точка пересечения двух векторов: линейного, географического пути и пути духовного восхождения. В образе всадника, преодолевающего сложные отрезки жизненного пути, легко угадывается судьба народа, преломленная через личность лирического героя К. Ку­лиева. Поэзия К. Кулиева, ориентированная на национальные культурные традиции, исследует глубинные основы нравственности, открывающие корневую связь между философским постижением мира и нормами отношения человека со своим народом и всем человечеством. Для поэта характерно стремление видеть в реальном жизненном материале символы вечного и неизменного. В них актуализируется связь с мифопоэтическими традициями, чаще в их языческом изводе, и эти образы становятся воплощением коллективно-бессознательного, отражающего систему рационально невыраженных, но интуитивно принятых идеалов, в течение веков определявших нравственно-эстетические принципы народной жизни.


^ Основные положения диссертации отражены

в следующих публикациях:


I

Ведущие рецензируемые научные журналы, рекомендованные ВАК:

  1. Джанхотова З. Х. Традиции фольклорной поэтики балкарцев в раннем творчестве Кайсына Кулиева // Культурная жизнь Юга России. – Краснодар, 2008. – № 1. – 0,5 п.л.
  2. Джанхотова З. Х. О фольклорном аспекте военной лирики К. Ку­лиева // Вестник Пятигорского государственного лингвистического уни­верситета. – Пятигорск, 2008. – № 4. – 0.5 п,л.
  3. Джанхотова З. Х. Вещный мир в военной лирике К. Кулиева // Культурная жизнь Юга России. – Краснодар, 2009. – №2. – 0,5 п.л.


II

  1. Джанхотова З. Х. Некоторые аспекты эстетики историко-геро­ических песен балкарцев и карачаевцев // Литература народов Северного Кавказа: проблемы теории и методологии: Материалы межвузовской научной конференции. – Карачаевск, 1999. – 0,3 п.л.
  2. Джанхотова З. Х. Элементы поэтических традиций Востока в творчестве К. Мечиева // Кязим Мечиев и современные проблемы развития литератур народов Северного Кавказа: Материалы межвузовской кон­фе­ренции, посвященной 140-летию Кязима Мечиева. – Нальчик, 1999. – 0,3 п.л.
  3. Джанхотова З. Х. Особенности сюжетики карачаево-балкарских песен о набегах // Материалы региональной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения проф. У. Б. Алиева. – Карачаевск, 2001. – 0,3 п.л.
  4. Джанхотова З. Х. Традиции балкарской национальной поэтики в раннем творчестве К.Кулиева // Литературная Кабардино-Балкария. – Нальчик, 2003. – № 1. – 0,5 п.л.
  5. Джанхотова З.Х. К.Кулиев бла халкъ чыгъармачылыкъ (К. Кулиев и устное народное творчество) // Минги Тау (Эльбрус). – Нальчик, 2004. – № 6. – 0,5 п.л.
  6. Джанхотова З. Х. Развитие фольклорной образности в творчестве К. Кулиева 30-х годов // Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культуры: Материалы международной научно-практической конференции. – Нальчик, 2004. – 0,5 п.л.
  7. Джанхотова З. Х. Элементы этнопоэтики в творчестве К.Кулиева первого послевоенного десятилетия // Вестник Кабардино-Балкарского государственного университета. Серия Филологические науки. – Нальчик, 2007. Вып. 9. – 0,5 п.л.
  8. Джанхотова З. Х. Эстетические традиции литературы и фольклора в творчестве Кайсына Кулиева периода «оттепели» // Литературная Кабардино-Балкария. – Нальчик, 2007. – № 5. – 0,5 п.л.
  9. Джанхотова З. Х. Природа как эстетический и нравственный идеал балкарской поэзии // Материалы региональной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения К. Ш. Кулиева. – Нальчик, 2008. – 0,5 п.л.
  10. Джанхотова З. Х. Табийгъат бла малкъар поэзия (Тема природы в балкарской поэзии)// Минги Тау (Эльбрус). – Нальчик, 2008. – №2. – 0,5 п.л.
  11. Джанхотова З. Х. Архетипические цветообозначения и их роль в поэзии К. Ш. Кулиева // Вестник Кабардино-Балкарского государственного университета. Серия Филологические науки. – Нальчик, 2008. Вып. 10. – 0,5 п.л.
  12. Джанхотова З. Х. Символические образы и темы карачаево-бал­карского фольклора периода выселения // Литературная Кабардино-Бал­кария.– Нальчик, 2009.– № 3.– 0,5 п.л.



Подписано в печать 25.05.09. Формат 60х84 1/16.

Бумага офсетная. Гарнитура Таймc.

Усл. печ. л. 1,0. Тираж 100 экз.


Издательство М. и В. Котляровых

360051, КБР, г. Нальчик, ул. Кабардинская, 19


ООО «Полиграфсервис и Т»

360000, г. Нальчик, ул. Кабардинская, 162

Тел./факс (8662) 42-62-09

e-mail: elbrus@mail.ru