А. Я. Флиер история культуры как смена доминантных типов идентичности

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4


Таким образом, подводя общий итог, нужно отметить, следующее.

Во-первых, в истории наблюдается последовательное повышение таксономических уровней социальных объединений, в рамках которых реализуются солидарность и идентичность. Движение идет поначалу от малых социальных групп – родовых общин и семей в первобытную эпоху к этносам, конфессиям и сословиям в аграрную эпоху. Затем продолжается таксономическое возрастание, приводящее к образованию наций и классов на индустриальной стадии, и, наконец, к формированию транснациональных общностей ныне, в постиндустриальную эпоху. В этом росте можно усмотреть безусловную историческую закономерность, свидетельствующую о том, что по мере исторического развития акторами социального действия становятся все более крупные и сложно организованные общности.

Во-вторых, наблюдается выраженная направленность трансформации функциональных задач доминантных типов солидарности и идентичности по ориентации людей на определенные варианты социальных взаимодействий. Имеет место развитие: от культурной дифференциации в аграрную эпоху (размежеванию на «наших» и «не наших»), к социальной интеграции в индустриальную эпоху (мобилизации всех «наших») и к политическому балансированию в постиндустриальную эпоху (согласованию интересов «наших» и «не наших»). А это означает, что, если в аграрную эпоху определенная, а порой и весьма существенная часть населения («не наши» по тем или иным признакам) была отсечена от возможности активного участия в социальной жизни, то в дальнейшем от эпохи к эпохе возрастала доля населения, вовлеченная в конструктивное социальное коммуницирование и взаимодействие. Это стимулировало людей к добровольному участию в том или ином типе актуального социального взаимодействия, который соответствовал доминантной на данном этапе идентичности. В этой исторической трансформации преобладающих типов социальных взаимодействий тоже усматривается определенная закономерность, свидетельствующая об исторической тенденции все более и более полного вовлечения всего населения в социально полезную деятельность и перехода от принудительных форм такой вовлеченности к добровольным.

В-третьих, доминантные типы идентичности, которые начинают преобладать на том или ином историческом этапе, практически всегда появляются как совершенно новые, рожденные именно тем сочетанием исторических обстоятельств, адаптации которых они служат. Конечно, в каких-то случаях прежний тип идентичности, уже бывший доминантным, может продолжать оставаться таковым и на новом историческом этапе. Но мне не удалось обнаружить ни одного примера, когда такой статус получила бы идентичность, уже существовавшая ранее в качестве второстепенной, дополняющей, а потом вдруг вышедшая в лидирующее положение. На роли доминантных всегда выходят именно новые типы идентичности, рожденные актуальными историческими обстоятельствами.

В-четвертых, некоторые архаические идентичности, даже перестав быть доминантными, продолжают оказывать существенное влияние на устройство социальной жизни общества и в последующем. Например, кровнородственная идентичность, бывшая доминантной в первобытную эпоху, сохраняла свою очень высокую социальную значимость и в аграрную эпоху как в качестве производственно-потребительской семейной солидарности, так и в качестве универсального основания для сословного размежевания, осуществлявшегося преимущественно по признакам биологического происхождения человека от тех или иных родителей. В индустриальную эпоху биологическое происхождение человека от определенных родителей нередко становилось основанием для определения его национальной принадлежности (в Германии и в СССР). Но и в настоящее время биологическое родство человека служит основанием для введения его в права имущественного наследования, т.е. является частью его социальных прав. Еще более сложное влияние на совокупность социальных возможностей человека оказывала и продолжает оказывать его религиозная идентичность.

В-пятых, разные типы доминантной идентичности подразумевают и приоритет разных типов личностей, модальных в соответствующих условиях, с разными установками на деятельность. Как представляется, в первобытную эпоху господствовала деятельностная установка на упорство, в аграрную – на дисциплинированность, в индустриальную – на предприимчивость. В постиндустриальную эпоху, думается, приоритет будет иметь установка на толерантность.

Но это лишь самые предварительные выводы. Дальнейшая работа в этом направлении должна дать много новых познаний в области закономерностей культурно-исторического движения.

1 Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ 11-03-12027в «Социокультурное развитие: аналитика, прогностика»

2 Морган Л.Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. Л.: Институт народов Севера ЦИК СССР, 1935.

1 Исторические исследования ХХ века показали, что поздний первобытный, т.н. «варварский» период по социальному устроению общества уже очень сильно отличался от предшествующей ему собственно первобытной эпохи и по преобладающему способу экономического производства совершенно не соответствовал ей. А более глубокое знакомство с экономическими реалиями европейской истории позволило поставить под сомнение доминирующий характер рабского труда в эпоху Античности, так же как и полное его отсутствие в эпоху феодализма, хотя по общим признакам общественного устройства античный и средневековый периоды в Европе, безусловно, заметно различались (см.: Никифоров В.Н. Восток и всемирная история. М.: Наука, 1975 и др.).

1 Это характерно только для Европы. В культурах Азии такое деление фактически не просматривается, но что обратил внимание еще К. Маркс.

1 Флиер А.Я. Феномен культурологии: опыт новой интерпретации // Обсерватория культуры, 2011, № 2.

1 Там же.

1 Характерные примеры: русские земледельцы называли себя крестьянами, т.е. христианами; в древнерусских летописях при сообщениях о татарских набегах говорилось не о числе погибших людей, а о числе погибших христиан и т.п.

1 В данном случае я придерживаюсь англо-французского понимания нации как политического гражданства (отсюда Организация объединенных наций, т.е. национальных государств; отсюда такие понятия как национальный доход, национализация, т.е. переход в государственную собственность, и пр.). Это не следует путать с русско-немецким пониманием нации как высшей формы этнизма (отсюда нацизм как экспрессивный этнизм или сталинская триада «племя-народ­ность-нация», а бывшая в советском паспорте графа «национальность» означала биологическое происхождение человека от определенных родителей). И сегодня слово «национальный» в России, как правило, используется в значении «этнический», в отличие от западных стран, где «национальный» используется в значении «государственный». См. об этом: Малахов В.С. Национализм как политическая идеология. М.: Книжный дом «Университет», 2004.

1 Это замечательно описывается конструктивистской моделью национальной общности (см.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001). Мне представляется, что известное противоречие между этнологическими концепциями примордиализма и конструктивизма находит свое разрешение именно в понимании того, что эти концепции рассматривают разные объекты. Примордиализм описывает возникновение этносов позднепервобытного и аграрного периодов, сложившиеся стихийно, а конструктивизм – нации индустриального периода, сконструированные политически. Естественно, что их функционирование строится на разных основаниях и протекает по разным алгоритмам.

1 Угроза встреч с другими коллективами людей и борьбы с ними за территорию кормления была не очень большая, поскольку первобытные сообщества¸ как правило, жили на значительном расстоянии друг от друга и в непосредственный контакт вступали редко.

1 Бочаров В.В. Политическая антропология // Антропология власти. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. Т.1. Власть в антропологическом дискурсе.

1  Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М.: Логос, 2003.


1 См., например: Бодрийяр Ж. Соблазн. М.: Ad marginem, 2000 и др.

1 Подробнее см.: Костина А.В. Народная культура – этническая культура – массовая культура. «Баланс интересов». М.: URSS, 2009.

2 Самый свежий пример – революции в Северной Африке, не в последнюю очередь спровоцированные, а, может быть, и организованные социальными сетями Интернета.