Т. Н. Федорова

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12

Национальный вопрос в СССР

Л. И. Шерстова

1. Гибель российской империи и образование СССР.

2. Национальная политика в СССР.

3. Распад СССР.

Начавшаяся в 1985 г. перестройка политизировала все сферы общественной жизни страны. Постепенно узнавалась подлинная история СССР как многонационального государства, возник интерес к вопросам межнациональных отношений, к практике решения национального вопроса в Советском государстве. Одним из следствий этого процесса стал взрывоопасный всплеск национального самосознания. Заряд насилия, в свое время направленный на национальные регионы, вернулся в центр, приняв четкую антирусскую направленность. Многолетний пресс страха уходил, и националистические лозунги становились наиболее эффективным способом не только давления на центральные органы власти, но и для определенного дистанцирования все более укреплявшихся национальных элит от слабеющей Москвы.

Складывавшаяся в СССР к концу 1980-х гг. социально-политическая атмосфера во многом напоминала ситуацию периода распада Российской империи. Ослабление самодержавной власти в начале ХХ в., а затем и ее ликвидация февральской революцией стимулировали центробежные устремления разнородных частей империи. Национальный вопрос в царской России был долгое время «смазан»: различия между народами империи проходили, скорее, не по национальному, а по религиозному признаку; национальные различия подменялись сословной принадлежностью. Кроме того, в российском обществе более явственно был выражен раскол по социальному признаку, что также приглушало остроту национального вопроса как такового. Из этого не следует, что национального угнетения в России не существовало. Наиболее ярким его выражением были русификация и переселенческая политика. Решая при помощи последней проблемы малоземелья европейских крестьян, не только русских, но и украинцев, белорусов, некоторых народов Поволжья, православных по вероисповеданию, царизм существенно притеснял другие народы, прежде всего в Сибири, на Дальнем Востоке, в Казахстане, в предгорьях Северного Кавказа. К тому же некоторые народы империи, например поляки, так и не смогли примириться с потерянной ими во второй половине XVIII в. собственной национальной государственности. Поэтому не случайно в конце XIX – начале ХХ вв. начинают набирать силу национальные и национально-освободи-тельные движения, которые в ряде случаев приобретают отчетливо выраженную религиозную окраску, идеи панисламизма находят своих приверженцев среди мусульманских народов империи: поволжских татар, закавказских татар (азербайджанцев), в среднеазиатских протекторатах.

Привычная граница Российской империи оформилась лишь к концу XIX в. это была «молодая», только что нашедшая свои географические рамки, страна. И в этом ее существенное отличие от Османской или Австро-Венгерской империй, которые в начале ХХ в. находились на грани естественного распада. Но их объединяло одно – эти империи имели военно-феодальный характер, т. е. создавались преимущественно военной силой, а экономические связи, единый рынок формировались уже в рамках созданных империй. Отсюда общая рыхлость, слабая связь регионов империи между собой и политическая неустойчивость. К тому же эти империи включили в себя разные народы и культуры, например, в состав Российской империи вошли территории с совершенно иными хозяйственно-культурными типами, другими духовными ориентирами. Литовцы по-прежнему ориентировались на католичество в его польском варианте: сказывались давние связи с Польшей и память о некогда едином польско-литовском государстве – Речи Посполитой. Естественно, что в самой русской части Польши историческая память местного населения была еще более прочной. Латыши и эстонцы не теряли духовных и культурных связей с балто-протестанским ареалом – Германей
и Скандинавией. Население этих территорий по-прежнему осознавало себя частью Европы, а власть царизма воспринимались как национальный гнет. Хотя центры исламского мира – Турция и Персия – остались за пределами Российской империи, это не привело к существенной смене культурно- духовной ориентации населения среднеазиатского и, частично, кавказского регионов, к потере их прежних предпочтений.

Выход для центральной власти был один – включение в правящую элиту знати завоеванных или присоединенных земель. Общероссийская перепись 1897 г. показала, что 57 % российского потомственного дворянства назвала своим родным языком русский. Остальные – 43 % дворянства (потомственного!), находясь в правящей элите российского общества и государства, по-прежнему осознавали себя польской или украинской шляхтой, остзейскими баронами, грузинскими князьями, среднеазиатскими беками и т. д.

Отсюда главная особенность Российской империи: в ней не было четкого национального (и географического) разграничения между собственно русской метрополией и иноэтничными колониями, как, например, в Британской империи. Угнетающий слой почти наполовину состоял из представителей завоеванных и присоединенных народов. Столь мощное включение местной знати в правящие структуры Российского государства в какой-то мере обеспечивало устойчивость империи. Политика же, проводимая таким государством, как правило, не имела откровенной русофильской направленности, т. е. не исходила из интересов собственно русской части населения империи. Более того, все силы народа постоянно уходили на военную экспансию, на экстенсивное освоение новых территорий, что не могло не сказаться на состоянии народа – «завоевателя». По этому поводу известный русский историк В.О. Ключевский писал: «С половины XIX в. территориальное расширение государства идет в обратном пропорциональном отношении к развитию внутренней свободы народа … по мере расширения территории вместе с ростом внешней силы народа все более стеснялась его внутренняя свобода. На поприще, постоянно увеличивавшемся благодаря завоеванию, увеличился размах власти, но уменьшалась подъемная сила народного духа. Внешне успехи новой России напоминает полет птицы, которую вихрь несет и подбрасывает не в меру сил ее крыльев. Государство пухло, а народ хирел» (Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1991. Т. 3. С. 328).

После своего распада Российская империя оставила возникшему на ее основе Советскому Союзу ряд своих неразрешенных проблем: различную хозяйственно-культурную ориентацию народов и территорий, входивших в ее состав, что обеспечивало перманентно возраставшее влияние на них различных культурно-религиозных центров; слабость экономических связей между своими различными частями, что давало толчок для начала центробежных процессов, особенно при ослаблении центральной власти и ухудшении экономической обстановки; незатухающую историческую память завоеванных народов, способную в любой момент выплеснуться в эмоции; часто неприязненное отношение к русскому народу, с которым связывался национальный гнет.

Но еще летом 1917 г., кроме польских, финских, части украинских националистов, ни одно национальное движение не ставило вопроса о выходе из состава России, ограничиваясь требованиями национально-культурной автономии. Процесс распада империи усилился после 25–26 октября и особенно после принятия 2 ноября 1917 г. Советским правительством «Декларации прав народов России». Основными постулатами документа были: равноправие всех народов и право наций на самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельных государств. В декабре 1917 г. Советское правительство признало государственную независимость Украины и Финляндии. Идеи национального самоопределения были очень популярны и в международном социал-демократическом движении, поддерживались далеко не всеми, даже признанными лидерами. По мнению Розы Люксембург, претворение этого положения в реальную политику грозило Европе средневековой анархией, если каждая этническая группа потребует создания своего собственного государства. Она писала: «Со всех сторон нации и малые этнические группы заявляют о своих правах на образование государств. Истлевшие трупы, исполненные стремления к возрождению, встают из столетних могил, и народы, не имевшие своей истории, не знавшие собственной государственности исполнены стремления создать свое государство. На националистической горе «Вальпургиева ночь» деятели национальных движений чаще использовали этот призыв к национальному самоопределению для решения собственных политических амбиций. Вопросы же о том, полезна ли национальная независимость для самого народа, для его соседей, для социального прогресса или есть ли экономические условия для возникновения нового государства и способно ли оно проводить собственную государственную политику, не подверженную прихоти других стран, как правило, не ставились и не обсуждались.

Для большевиков тезис о праве наций на самоопределение был важным аргументом для привлечения на свою сторону хотя бы части лидеров различных национальных движений. Он жестко контрастировал с лозунгом белого движения о «единой и неделимой России» и стал удачным тактическим приемом большевистской пропаганды в национальных районах. Кроме того, реализация права наций на самоопределение не просто расшатывала, а взрывала изнутри всю систему административного устройства России и наносила окончательный удар по небольшевистским органам власти на местах. Так был ликвидирован губернский принцип организации политического пространства страны, который обеспечивал равные права гражданам независимо от их национальности и места проживания.

Империя распалась. На ее обломках в 1917–1919 гг. возникли самостоятельные государства, признанные мировым сообществом как суверенные. В Прибалтике – Латвия, Литва, Эстония; в Закавказье – Грузия, Армения, Азербайджан; в Средней Азии восстановили свою самостоятельность Бухарский эмират и Хивинское ханство; возникли Украинская и Белорусская республики. Центробежные процессы задели не только национальные окраины. Аналогичным национальным движениям явлением в собственно русских регионах стал регионализм. Обычно под ним понимаются социально-политические движения, выражающиеся в протесте отдельных регионов против перераспределяющих действий центральных органов либо не поддерживающих их политическую ориентацию. В 1917–1918 гг. территория России покрылась сеткой «самостоятельных», независимых от большевистской Москвы республик: Оренбургской, Сибирской, Читинской, Кубанской, Черноморской и т. д.

Таким образом, для Советского государства начавшаяся гражданская война означала не только борьбу за сохранение советской власти, но и политику собирания земель распавшейся империи. Окончание войны на территории собственно Великороссии и Сибири привело к концентрации Пятой Армии на границе со Средней Азией, а Одиннадцатая Армия подошла к границе с Закавказьем. В январе 1920 г. Закавказский краевой комитет РКП(б) обратился к трудящимся независимых Армении, Грузии, Азербайджана с призывом о подготовке вооруженных восстаний против своих правительств и обращении к Советской России и Красной Армии для того, чтобы восстановить советскую власть в Закавказье. Обвинив правительства Грузии и Азербайджана в сотрудничестве с А.П. Деникиным, Одиннадцатая Армия перешла границу. В феврале 1920 г. в Грузии по призыву ВРК вспыхнуло антиправительственное восстание, затем восставшие обратились за помощью к Советской России, и Красная Армия поддержала их. Демократическое правительство независимой Грузинской республики было свергнуто. По своему характеру оно было националистическим, хотя и прикрывалось социал-демократическими (меньшевистскими) лозунгами. Весной 1920 г. в Баку большевики смогли поднять вооруженное восстание против мусаватистского правительства, образованного буржуазной мусульманской партией. В Армении пробольшевисткое восстание потерпело поражение, но вспыхнувшая война с Турцией создала благоприятные условия для вступления на армянскую территорию Красной Армии и установления советской власти. В Закавказье возникли три советские республики, которые в 1922 г. объединились в Закавказскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику (ЗСФСР).

Подобным образом развивались события и в Средней Азии – восстание трудящихся и помощь Красной Армии. После успешного антиханского восстания в Хиву были введены войска Пятой Красной Армии, и в феврале 1920 г. образована Хорезмская Народная Советская Республика. В августе этого же года произошло восстание против эмира Бухары. В сентябре Бухара пала, и была провозглашена Бухарская Народная Советская Республика. Советская власть была окончательно установлена и в Туркестане.

Необходимо отметить, что научно проработанной национальной политики как самостоятельной программы большевистское руководство не имело: все его действия подчинялись основной задаче – построению социалистического общества. Национальный вопрос вождями партии и государства воспринимался как частный аспект классовой борьбы, как ее производное. Считалось, что с решением проблем социалистической революции автоматически разрешатся национальные проблемы.

Размышляя над государственным устройством будущего Советского государства, В. И. Ленин в 1913 г. писал С. Г. Шаумяну: «Мы в принципе против федерации, она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства». На позициях унитарного характера будущего государства В. И. Ленин стоял до осени 1917 г., и лишь поиски союзников пролетариата в социалистической революции подтолкнули вождя к компромиссу. На III съезде Советов (январь 1918 г.) была принята «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», в которой фиксировалось федеративное устройство Российской Советской республики. Интересно, что в интервью, данном И.В. Сталиным весной 1918 г., в числе возможных субъектов Российской федерации подразумевались Польша, Финляндия, Закавказье, Украина, Сибирь. Тогда же И. В. Сталин подчеркнул временность федерализма в России, когда «… принудительный царистский унитаризм сменится федерализмом добровольным … которому суждено сыграть переходную роль к будущему социалистическому унитаризму». Этот тезис был зафиксирован в принятой в 1919 г. Второй программе партии: «Федерация является переходной формой к полному единству трудящихся разных наций». Следовательно, Российская Федеративная республика, с одной стороны, мыслилась как новая политическая форма объединения всех территорий бывшей Российской империи, с другой – федеративное устройство рассматривалось партией и ее вождями как временное явление на пути к «социалистическому унитаризму», как тактический компромисс с национально-освободительными движениями.

Принципами организации государства стали административно- территориальный и национально-территориальный, что заложило политическое, социально-экономическое неравенство между различными регионами, обеспечив появление в будущем не только национализма, но и регионализма.

Летом 1919 г. В. И. Ленин пришел, как ему казалось, к компромиссу в отношении будущего государственного устройства: к сочетанию унитарного принципа и федерализма – республики, организованные по советскому типу, должны образовывать Союз Советских Социалистических Республик, внутри которого возможны автономии. Получалось, что в основу СССР был положен федеративный принцип, а союзные республики представляли собой унитарные образования. Позднее в письме Л. Б. Каменеву В. И. Ленин писал, что «…Сталин (так и оставшийся сторонником унитарного российского государства, в которое на правах автономий вошли бы остальные советские республики) согласился на поправку: «сказать вместо «вступления в РСФСР» – «объединение вместе с РСФСР» в Союз Советских Республик Европы
и Азии». И далее: «Дух уступки понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, в новую федерацию…» (В. И. Ленин. Полн. Собр. Соч. Т. 45. С. 212).

30 декабря 1922 г. четыре республики – УССР, БССР, ЗСФСР и РСФСР подписали союзный договор. Во многом избирательная система, принцип организации власти, определение основных органов власти и их функции повторял положения Российской Конституции 1918 г., и договор стал основой для первой Союзной Конституции, утвержденной II съездом Советов СССР 31 января 1924 г. в ней констатировалось единое одновременное гражданство, добровольный характер объединения, неизменность границ, большей частью приведенных без учета реального расселения народов, а также сохранялось декларативное право «на выход из союзного государства», механизм такого «выхода» остался вне поля зрения законодателей и не был определен.

В специальных комитетах и комиссиях, занятых подготовкой нового документа, сталкивались противоположные позиции по вопросам полномочий союзных и республиканских ведомств, компетенции центральных наркоматов, о целесообразности установления единого советского гражданства. Украинские большевики настаивали на том, чтобы за каждой отдельной республикой были признаны более широкие суверенные права. Некоторые татарские коммунисты требовали, чтобы автономные республики (Татария в виде автономной советской социалистической республики входила в состав РСФСР) тоже были возвышены до ранга союзных. Грузинские представители выступали за то, чтобы три закавказские республики вступили в СССР отдельно, а не в виде Закавказской федерации. Таким образом, уже на стадии обсуждения первой союзной Конституции четко обозначились ее слабые стороны, а неурегулированные противоречия послужили питательной средой для обострения межнациональной ситуации во второй половине 1980-х гг.

По Конституции 1924 г. центральная власть наделялась весьма об-ширными прерогативами: пять наркоматов были только союзными. В центральном подчинении осталось и ГПУ. Другие пять наркоматов обладали союзно-республиканским статусом, т. е. имелись как в Центре, так и в республиках. Остальные наркоматы, например сельского хозяйства, просвещения, здравоохранения, социального обеспечения и т. п., носили первоначально исключительно республиканский характер. Зало-женная в партийных документах установка на придание союзному государству со временем унитарного содержания привела к постепенному росту значения именно центральных (союзных) органов власти, в частности через увеличения численности именно последних. Накануне распада СССР насчитывалось около 60 (вместо 5 первоначальных) союзных министерств. Последнее отражало процесс централизации власти и практику решения фактически всех проблем союзных республик в Центре. Оборотной стороной этого явления было уменьшение их реальной самостоятельности.

В 1923–1925 гг. проходил процесс национально-территориального размежевания в Средней Азии. Особенности этого региона заключались, во-первых, в традиционном отсутствии четких территориальных границ между ханствами и эмиратом; во-вторых, в чересполосном проживании тюркоязычных и ираноязычных этносов. Основными принципами национально-территориального размежевания стал процесс выделения титульных наций, чье название давалось новому национально-территориальному образованию, и географическое определение границ новых советских республик. Бухарская и Хорезмская Народные республики, ранее входившие в РСФСР и переименованные в «социалистические», были слиты, и на их основе была образована Узбекская ССР. В 1925 г. она, а также Туркменская ССР вошли на правах союзных республик в СССР.

Национально-территориальное размежевание в Средней Азии приняло форму мягкой «этнической чистки». Первоначально титульные нации не составляли в «своих» республиках большинство населения. Например, в составе Узбекской ССР в виде автономии была образована Таджикская автономная область, но в таких крупных городах, как Бухара и Самарканд, таджики (ираноязычный этнос) составляли большинство населения. Но уже в 1920-е гг. в Бухарской Народной Советской республике обучения в школах переводилось с таджикского на узбекский язык. В комиссариатах и других органах власти был введен штраф в размере 5 рублей за каждый случай обращения на таджикском языке. В результате таких действий стремительно уменьшалась доля таджиков. В Самарканде с 1920 по 1926 гг. число таджиков сократилось с 65 824 до 10 700 человек. Учитывая, что гражданская война к этому времени закончилась, можно полагать, что большая часть таджиков перешла на узбекский язык (что сделать было просто, т. к. в Средней Азии бытовало двуязычие) и позже, с введением паспортов, изменила свою национальность. Не пожелавшие этого сделать вынуждены были мигрировать из Узбекистана в свою автономию. Таким образом, реализовался принцип насильственного создания моноэтничных союзных республик.

Сам процесс выделения автономных образований носил крайне произвольный характер и часто исходил не из интересов этнических групп, а подчинялся политической конъюнктуре. Особенно наглядно это проявилось при определении автономий в Закавказье. В 1920 г. Ревком Азербайджана в Обращении и Декларации признал территорию Нахичеванского и Занзегурского уездов частью Армении, за Нагорным Карабахом было признано право на самоопределение. В марте 1921 г. при подписании советско-турецкого соглашения Нахичеванская автономия, где половину населения составляли армяне и которая не имела даже общей границы с Азербайджаном, под давлением Турции была признана частью Азербайджана. На заседании Кавказского бюро ЦК РКП(б) 4 июля 1921 г. было принято решение о вхождении Нагорно-Карабахской автономной области в состав Армянской республики. Чуть позже по прямому указанию И.В. Сталина, Нагорный Карабах, в котором армяне составляли 95 % населения, был передан Азербайджану.

В 1930-е гг. национальное строительство в СССР продолжалось. По Конституции 1936 г. в состав СССР входило 11 союзных республик и 33 автономии. Из состава РСФСР вышли Казахская ССР и Киргизская ССР; еще в 1929 г. Таджикская автономия была преобразована в союзную республику; распалась и ЗСФСР, и из нее как самостоятельные выделились три союзные республики – Армянская, Азербайджанская и Грузинская. После реализации тайного протокола Пакта Молотова–Риббентропа в 1939 г. произошло воссоединение Западной Украины и УССР, Западной Белоруссии и БССР. Бессарабия, отторгнутая от Румынии, слилась с Молдавской автономией (находившейся в составе УССР), и в августе 1940 г. возникла Молдавская ССР, которая вошла в состав СССР. Летом 1940 г. то же сделали три прибалтийские республи-ки – ЛитССР, ЛатССР, ЭССР. Осенью 1939 г. началась советско-фин-ская война, а в 1940 г. была образована Карело-Финская ССР, просуществовавшая недолго. После ее ликвидации количество союзных республик (15) осталось неизменным до распада СССР. В начале 1940-х гг. СССР, за исключением Финляндии и части Польши, восстановился в рамках распавшейся Российской империи.

Оценивая Конституцию 1936 г., И. В. Сталин отмечал, что создано такое государство, распад которого невозможен, т. к. выход одной его части ведет к гибели всех. Роль своеобразных детонаторов отводилась автономиям, которые имелись в составе многих союзных республик. Этот прогноз полностью оправдался во второй половине 1980-х гг., когда именно автономии поставили вопрос о своем равноправии с союзными республиками, а потом последовал и распад СССР.

Тридцатые и сороковые годы прошли в национальных районах под знаменами коллективизации, индустриализации и культурной революции. Происходило выравнивание национальных экономик. Это сопровождалось сломом традиционного образа жизни, насаждением единого советского (не русского!) стандарта. Возникла система перераспределения финансовых, материальных и людских ресурсов в пользу наименее развитых в индустриальном отношении регионов и прежде всего национальных окраин. Для этого даже перекраивалась карта: Рудный Алтай, традиционно осваиваемый русскими с XVIII в., был передан КазССР и стал основой для создания местной индустриальной базы. Естественным донором была Россия. Несмотря на массированную помощь, индустриализация в Средней Азии, на Северном Кавказе почти не изменила хозяйственно-культурный уклад местного населения, насчитывающий тысячелетние традиции, их ориентацию на ценности исламского мира.

Коллективизация, сопровождавшаяся созданием монокультурных экономик и также сломом привычного образа жизни, в короткий срок вызвала мощный психологический стресс, обнищание, голод, болезни. Экономическое выравнивание сопровождалось вмешательством в духовную сферу: шла атеистическая пропаганда, репрессиям подвергалось духовенство. При этом нужно иметь в виду, что и русские, также сохранившие многие черты традиционного образа жизни, подвергались мощному давлению советской власти, а также вынуждены были за короткий срок превратиться из сельского населения в горожан.

Военные годы сопровождались массовыми депортациями народов, заподозренных в предательстве. Начало этому процессу было положено летом 1941 г., когда после обвинения двухмиллионного немецкого народа в якобы совершенном предательстве была ликвидирована Республика немцев – Поволжье, а все немцы были депортированы на восток страны. В 1943–1944 гг. были проведены массовые переселения других народов европейской и азиатской частей СССР. Обвинения были стандартны: сотрудничество с фашистами либо симпатии к японцам. Вернуться в родные места, и то далеко не все, они смогли после 1956 г.

«Пряником» национальной политики стала «коренизация», т. е. направление на руководящие, ответственные посты людей, чья национальность значилась в названии республики. Национальным кадрам облегчались условия получения образования. Так, на 100 научных работников в 1989 г. имелось аспирантов среди русских – 9,7 человека; белорусов – 13,4; киргизов – 23,9; туркмен – 26,2 человека. Национальным кадрам гарантировалось успешное продвижение и по служебной лестнице. Национальная принадлежность «определяла» профессиональные, умственные, деловые качества людей. Фактически государство само вводило национализм, разжигало национальную рознь. И даже появление европейски образованного населения в национальных республиках, создание современной промышленности и инфраструктуры, международное признание деятелей науки и культуры из национальных регионов часто воспринималось как нечто естественное и не способствовало росту доверия между народами, ибо тоталитарные методы исключали возможность выбора, носили насильственный характер, а потому отторгались обществом.

Логика развития перестроечных процессов поставила вопрос о темпах демократизации советского общества, а также о плате каждой республики за социально-экономические преобразования. Встал вопрос о перераспределении Центром федеральных доходов в пользу наименее развитых республик. На I Съезде депутатов СССР (1989 г.) республики Прибалтики впервые открыто подняли вопрос о соотношении Центральной (Союзной) и республиканских властей. Основное требование прибалтийских депутатов состояло в необходимости предоставления республикам большей самостоятельности, экономического суверенитета. Тогда же прорабатывались варианты республиканских хозрасчетов. Но вопрос о большей самостоятельности республик упирался в проблему темпов хода экономических и политических реформ (перестройки) в разных национально-культурных регионах СССР. Центр проявлял негибкость, пытаясь унифицировать эти процессы. Ускоренный ход перестроечных преобразований в Армении, Прибалтике сдерживался Центром медлительностью в среднеазиатском регионе. Таким образом, сохранявшаяся культурно-хозяйственная гетерогенность советского общества, разная ментальность народов, его составляющих, объективно определяли разный темп и глубину экономических реформ и демократизации. Попытки Ценра «усреднить» этот процесс, создать для всего государства единую модель преобразований потерпели неудачу. К зиме 1991 г. республики Прибалтики поставили вопрос о политическом суверенитете. Силовое давление на них: события в вильнюсе в январе 1991 г., провокации в Латвии и Эстонии поставили под сомнение способность центральной власти продолжать курс на демократизацию и открытость советского общества, провозглашенные в апреле 1985 г.

Еще раньше, в начале 1988 г., о национальных ущемлениях заявила Нагорно-Карабахская автономная область, находившаяся в составе Азербайджана. Реакцией на это спустя неделю стали антиармянские погромы в Сумгаите. В результате, по некоторым данным, погибло 32 человека, более двухсот было ранено. Сколько-нибудь серьезной реакции не последовало ни со стороны Баку, ни со стороны Москвы. Это стало началом продолжающегося до сих пор карабахского конфликта. Следующий, 1989 г., принес новые погромы: в Новом Узгене и Оше. И опять никакой реакции из Центра не последовало. Безнаказанность провоцировала новые побоища на национальной почве. Динамика роста очагов межнациональной напряженности показывает, что в декабре 1988 г. по Союзу их было – 15, в марте 1991 г. – 76, еще через год – 180. Падение авторитета власти, силы закона обеспечило на долгие годы нестабильность ситуации на всем советском и постсоветском пространстве. Постепенно все отчетливее стал проявляться двойной стандарт
в решении вопроса о самоопределении: это право становилось привилегией только союзных республик, но не их автономий. Хотя всеми признавался произвольный характер выделения союзных и автономных образований, подчас искусственность их границ, тем не менее через действия центральных и республиканских властей в общественном сознании формировалось убеждение в «незаконности» требований автономий. Таким образом, становилось очевидностью, что декларируемые в Конституции равноправие народов и право наций на самоопределение подвержены политической конъюнктуре.

Попыткой спасти Союз можно считать проведение 17 марта 1991 г. Всесоюзного референдума о целостности Союза, реальных последствий это уже не имело. Весной и особенно летом 1991 г. почти все союзные республики провели свои референдумы, и население проголосовало за национальную независимость. Таким образом, аннулировались результаты общесоюзного референдума. Еще одной попыткой спасти Союз можно считать изменение позиции относительно подписания нового Союзного договора. М. С. Горбачев проводил неоднократные консультации с главами республик. Казалось, что этот процесс мог закончиться заключением нового союзного договора, суть которого сводилась бы к перераспределению функций между центральными и республиканскими властями в пользу последних. Таким образом, СССР из фактически унитарного государства имел шансы стать полноценной федерацией. Но этого не произошло: хрупкий процесс был прерван августовскими событиями 1991 г. Для союзных республик победа путча означала возвращение в прежнее унитарное государство и прекращение демократических преобразований. лимит доверия центральной власти был исчерпан, Союз распался.

Нынешний распад СССР, хотя во многом напоминает крушение Российской империи, качественно другой. Советский Союз в рамках империи был восстановлен при помощи провокаций и применения военной силы, что противоречит принципам демократии, о приверженности которой заявило большинство новых государств. В начале 1920-х гг. народы, составлявшие бывшую империю, еще могли поверить новому руководству Москвы, якобы отказавшегося от имперской, унификаторской политики. Но и новое существование уже в рамках Союза не решило прежних национальных проблем, оно увеличивало их число. Причинами взрыва национализма в СССР стали и некоторые результаты реализованной национальной политики. Советская национальная политика привела к возникновению национального самосознания и его укреплению у многих этносов, которые раньше его не имели. Провозгласив лозунг уничтожения национального деления человечества, режим на искусственно определенных им территориях построил и укрепил нации. Национальность, закрепленная в паспорте, привязывала этносы к определенной территории, разделив их на «коренное население» и «чужаков». Несмотря на подчиненное положение республик Центру, они имели предпосылки независимого существования. За советский период в них сформировалась национальная элита, были подготовлены национальные кадры, определена «своя» территория, создана современная экономика. Все это также способствовало крушению СССР: бывшие союзные республики могли теперь обходиться и без денежных поступлений из Центра, тем более, что союзная казна с началом реформ очень быстро оскудела. К тому же некоторые народы только в годы советской власти впервые получили свою национальную государственность (сначала в виде союзных республик, а после распада СССР – независимых государств: Украина, Казахстан, Узбекистан, Азербайджан и т. д.), не считая недолгого периода самостоятельности в 1917–1920 гг. Их государства очень молоды, нет традиций прочной государственности, отсюда их стремления утвердиться и показать свою полную самостоятельность, прежде всего, от Москвы.

Распад Российской империи, а позже – СССР достаточно логично вписывается в общую историческую картину глобальных мировых изменений: ХХ в. вообще стал веком крушений империй, возникших в предыдущие эпохи. Одной из причин этого процесса является модернизация, переход многих государств на рельсы индустриального и постиндустриального общества. Проводить экономические и политические преобразования гораздо проще в однородных в культурном и ментальном отношениях обществах. Тогда не возникает проблем темпов и глубины преобразований. наше же государство как в начале ХХ в., так и в 1980-е гг. представляло из себя конгломерат различных хозяйственно-культурных типов и ментальностей. Кроме того, хотя модернизация в целом усиливает интеграционные тенденции, они вступают
в противоречие с ростом национального самосознания, со стремлением к национальной независимости. В условиях авторитарного или тоталитарного режимов, ущемления национальных интересов это противоречие неизбежно. Поэтому, как только ослаблялись обручи самодержавия и тоталитаризма и усиливались преобразовательные, демократические тенденции, возникла и угроза распада многонационального государства. И хотя распад СССР во многом закономерен, за последние 70 лет, да и за предыдущие столетия, народами, проживающими на евразийском пространстве, накоплен большой опыт совместной жизни. У них во многом общая история, многочисленные человеческие связи. При благоприятных условиях это может способствовать естественной, хотя и медленной интеграции. И, кажется, существование СНГ – шаг к общему будущему народов некогда единой страны.

Blog

Н. В. Трубникова > А. Н. Першиков > С. А. Шпагин > В. В. Петрик > В. Н. Гузаров > А. П. Силаев > Н. И. Гузарова > Л. И. Шерстова > А. Ю. Соломеин > Т. Н. Федорова

Национальный вопрос в СССР