Художественное осмысление философской и нравственно-психологической концепции свободы и несвободы человеческой личности в русской и северокавказской литературах второй половины ХIХ-ХХ веков

Вид материала

Теоретическая значимость
Практическая значимость.
Основные положения, выносимые на защиту
Апробация результатов исследования
Структура работы.
Основное содержание диссертации

Подобный материал:

1 2 3 4 5

Методы исследования представляют собой синтез историко-социологического, сравнительно-типологического подходов к рассмотрению литературного процесса как основы для целостного анализа художественного воплощения проблемы свободы личности в русской и северокавказских литературах.

Теоретическая значимость и научная новизна диссертации связаны с необходимостью комплексного художественного осмысления концепции свободы личности в произведениях о несвободе в русской литературе ХIХ-ХХ вв., северокавказских литературах ХХ века и литературе черкесского зарубежья.

Практическая значимость. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке новых учебных пособий, дополнении и переработке уже существующих, составлении новых методических разработок, спецкурсов, а также чтении курсов лекций и проведении семинарских занятий по русской литературе ХIХ и XX века, литературе народов Российской Федерации и литературе народов Северного Кавказа.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Исследование художественного воплощения категории свободы личности в литературе различных социально-исторических эпох, различных национальных образований, разных жанров и разных авторов позволяет прийти к выводу о том, что обозначенная категория из разряда социально-политических, философско-мировоззренческих, духовно-нравственных категорий все больше переходит в категорию эстетическую.

2. В современном мире проблема свободы личности ощущается и осмысливается как наиболее актуальный и сущностный социокультурный институт, рассмотрение которого в литературе принадлежит к числу наиболее востребованных прогрессивной частью социума.

3. В настоящее время социокультурно значимым становится требование защиты прав личностного начала, свободы выбора. Оно (в единстве с другими условиями) определяет отношение представителей художественной литературы в разные периоды ее развития и в разных национальных регионах к гражданскому обществу, либо к обществу, принимающему или отвергающему духовно-нравственные принципы на той или иной конфессиональной основе в контексте свободы личности и ее духовной ответственности, её права на счастливую жизнь, отношение к власти, которая может быть как карающим органом, так и построенным на принципах социальной справедливости.

4. Существенно, что литературные персонажи, как и человек вообще в эпоху Нового времени, озабочены противоречием между естественной склонностью к созиданию, взаимопомощи и биосоциально привычной тенденцией к ущемлению ближних, к эгоистическому торжеству собственной силы.

5. Связь отечественной литературной классики с русской национальной духовностью глубинна, многогранна, исключительно прочна и плодотворна. Ф.Достоевский и А.Чехов, на первый взгляд, парадоксально непохожие друг на друга личности, выстроили каждый свой мир в русской литературе, центром которого является человек. При изучении мировоззрения писателей происходит постепенное осмысление целей и идеалов их творчества, что дает, в свою очередь, возможность говорить о преемственности, традициях, внутреннем сходстве и различиях в их творчестве.

6. Феномен современного «возвращения» русской и национальной литературы к многоаспектной и многоуровневой трактовке проблемы человеческой свободы-несвободы после эпохи советского воинствующего тоталитаризма так же сущностно закономерен и неотъемлем, как и в известные предшествующие наиболее либеральные конкретно-исторические цивилизационные периоды, как, например, после эпохи Ренессанса и Просвещения.

7. Отвергая официальный язык, лишенный свободы бытования, превративший застывшие формулы и шаблоны в средство общения, А.Солженицын наполняет свой рассказ о пережитом живыми голосами. В структуре повествования прямая авторская речь представлена не индивидуальным голосом, а, скорее, многоголосым хором, множественность голосов и взглядов отражает необычайную сложность и разнообразие человеческих состояний в ракурсе проблемы свободы личности. Голос рассказчика, говорящего от своего имени и от имени поколения, является, помимо прочего, нравственным голосом писательского сознания, одушевляемого ощущением призвания и свидетельского долга.

8. Ослабление жанровых принципов в шаламовских произведениях идет по пути, проложенном Достоевским. Бессюжетность – еще одно сопряжение с Достоевским. Как каторга не является событием, а, скорее, состоянием, так и тем же состоянием оказывается и лагерь. Шаламов был против определения жанра своих произведений как мемуаров, был не всегда достоверен в воспроизведении автобиографических фактов. У него чаще видится совмещение художественной прозы с документальностью мемуаров. Вкрапление художественной ткани в произведения В.Шаламова размывают их очерковость.

9. Мифологема Кавказа в аспекте проблемы свободы личности в художественном сознании как русского человека-индивида, так и всего русского общества на протяжении двух минувших веков многогранна, неоднозначна, полна парадоксов. Кавказ для прогрессивно настроенного русского человека с начала ХIХ века чаще символизировал волю, свободу, хотя с этого же времени Кавказ для России становится антиподом данных понятий – местом ссылки, штрафной армейской службы. Но репрессивные меры зачастую парадоксально воспринимаются русскими как своеобразный выход из состояния российской несвободы. же тогда Россию с ее политикой угнетения нерусских национальностей назовут «тюрьмой народов». Одновременно создается русский «исторический культурный миф» о Кавказе, где существует «золотой век», где люди «вольны, как орлы»; в нем отчетливо проявляется ностальгия русской культуры по цельности мировосприятия, лишенной всеразъедающей рефлексии и скепсиса. Однако для В.Г.Белинского синонимами были понятия «черкес, плен и мучительное рабство».

10. Знаковым явлением в развитии северокавказских литератур – и литературной науки всего региона рубежа ХХ-ХХI веков – впервые стало художественно-онтологическое освоение трех сложных и глубоких генетически родственных, дотоле запретных исторических проблем: 1)мухаджирства и Кавказской войны; 2)истории депортации ряда северокавказских народов и отчасти 3) литературы кавказского зарубежья.

11. Тема политического режима, политических репрессий художественно-эстетически рассматривается в русской и национальных литературах в различных ракурсах, но, чаще всего, уходя от политической проблематики и переключаясь на проблематику философско-онтологическую (свободы и несвободы, воли и неволи) и нравственно-психологическую (униженности и оскорбленности, но не утраченности человеческой чести и достоинства). Важным принципом подхода к анализу данного материала является его познание с точки зрения жанрово-родовой специфики, с точки зрения сочетания в этих произведениях факта и вымысла, документальности и художественности, поэзии и правды. Трактовка проблемы индивидуальной и общенародной свободы в литературе северокавказского зарубежья звучит приглушенно, она практически не вычленена авторами из общего смыслового пласта глухого протеста, скрытого недовольства своим положением.

Апробация результатов исследования. Концепция работы и основные положения исследования докладывались на международных, всероссийских, региональных конференциях в Северо-Осетинском государственном университете; Карачаево-Черкесском государственном университете, Адыгейском государственном университете, Армавирском лингвистическом университете, Пятигорском лингвистическом университете, обсуждались на заседаниях кафедры русского языка, литературы и методики их преподавания Карачаево-Черкесского государственного университета, кафедре литературы и журналистики Адыгейского государственного университета, а также нашли отражение в 3 монографиях, в 41 статье (печатных листов - 53,13), в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК (9 статей: Москва, Архангельск, Челябинск, Майкоп, Пятигорск).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, 3 глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 675 наименований. Общий объем диссертации составляет 342 страницы машинописного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается выбор и актуальность темы, определяются цели и задачи исследования, его научная новизна, методологическая основа и теоретическая база, формулируется комплекс выносимых на защиту положений, характеризуется теоретическая и практическая значимость работы.

В первой главе «Категория свободы и нравственный идеал человека в произведениях Ф.М.Достоевского и А.П.Чехова о каторге и ссылке», прежде всего, раскрываются теоретико-методологические аспекты изучения свободы.

Свобода принадлежит к фундаментальным категориям социальной жизни. Это её неотъемлемое свойство. Свобода представляет собой не только условие естественного существования, но и его качественную сущность, смысл и идеал. Но свобода выявляется только тогда, когда есть несвобода. Сама по себе, без своего антипода, она не ощущается. Когда свобода отсутствует, её не хватает, а когда она есть, она не зрима.

Свобода является сущностной родовой характеристикой природы человека. Мировой опыт предыдущих столетий убедительно показал, что свобода – непреходящая ценность, основная характеристика человека. В самом общем смысле «свобода» означает отсутствие ограничений и принуждения. В самом содержании понятия «свобода» внутренне заложен вектор альтернативности, то есть сознательного противостояния социальному давлению: свобода конструируется именно в социальном контексте как результат преодоления несвободы. Степень свободы может быть разной: свобода выбора цели, свобода в выборе средств, свобода приспособления к действительности. Таким образом, основной показательной чертой свободной личности, обнажающей присутствие категории свободы, становится ситуация выбора, в которой она оказывается. И степень свободы каждого отдельного человека зависит от него самого.

В настоящее время ввиду того, что человеку приходится взаимодействовать в условиях многомерного социального пространства, свобода понимается, как способность к поведению, соразмеряющему самостоятельность индивида с действием разнообразных общественных структур.

Каждая историческая эпоха накладывает свой отпечаток на понимание свободы, суммируя его с предыдущим. Свобода находила мыслительное выражение в древних мифах, в атомистических теориях, в средневековой теологии и схоластике, в механически-метафизических концепциях нового времени и в немецкой классической философии. Особую позицию в разработке проблемы свободы человека занимает русская философия. В общем, для творчества русских философов характерна идея цельности, рассмотрение в единстве всех духовных сил человека: чувственных, нравственных, эстетических и религиозных, а также оптимизм, глубокая духовность, вера в неограниченность человеческого потенциала и его добрую волю. Русская философия в рассмотрении проблемы свободы человека не принимает характерных для ряда западных философских учений фатализма и механического детерминизма.

В русской идеалистической философии конца XIX – начала XX столетий приводилась мысль о космическом, или Божественном происхождении свободы. Далее эта идея развивалась по принципу редукции, трансформируясь в индивидуальную свободу путем постижения человеком Божественной необходимости и его практической творческой деятельности.

Весьма велико внимание к критерию свободы. Положительный или отрицательный оттенок она принимает лишь тогда, когда речь идет о целях её использования, критерий свободы связывается с понятиями долга, нравственного выбора, смысла жизни, совести, ответственности. Свобода в философском смысле слова не знает моральных оценок. Она в равной степени открыта и для добра, и для зла, потому что добро и зло – это две стороны бытия человека. Зло – онтологическая проблема. Если бы зло не имело свободы, значит, и сама свобода была бы ущербной. Свобода потому и является свободой, что предоставляет выбор из множества альтернатив, включая выбор между добрым и злым деянием. При этом, как показывает опыт, зло в большей степени приспособлено к принципу свободы, ибо не знает моральных ограничений.

Свобода «вообще», как и «человек вообще», – философская абстракция, в реальной жизни есть конкретные разновидности её: свобода внутренняя и внешняя, свобода подлинная и мнимая, экономическая свобода, политическая свобода, свобода воли, свобода передвижения, свобода слова, свобода совести и вероисповедания, свобода мысли, свободный труд, свободная любовь, свобода предпринимательства, свобода принимать решения, свобода творчества и т. п.

В соответствии с целями и задачами нашего исследования мы решали проблему свободы, прежде всего, как проблему основания человеческого бытия. Подобное понимание данной проблематики позволило выдвинуть тезис о том, что положительно направленная свобода, в первую очередь, реализуется внутри самого человека, в его внутреннем бытии, в его духовной природе. И в то же время свобода является способом реализации духовной природы человека.

Сложной представляется попытка провести границы между природой и сущностью человека. Традиционным для русской философии и литературы является одновременное рассмотрение сущности человека во всех её проявлениях: общечеловеческой, общеисторической, общесоциальной. В последние десятилетия как в отечественной, так и в зарубежной научной литературе о человеке складывается понимание того, что изучение человека «по частям», по его составляющим исчерпало себя. Необходимо как комплексное изучение человека всеми отраслями знания, так и новое, синтетическое, подлинно диалектическое понимание человека в философии.

Главной, определяющей стороной человека являются не биологические, а социальные и нравственные качества. Совокупность этих качеств, их конкретное сочетание в деятельности каждого отдельного человека составляют содержание понятия «личность». Личность – продукт исторического развития как в смысле отдельной личности, так и личности как социального феномена.

Далее рассматривается художественное воплощение категории свободы в произведениях о каторге и ссылке Ф.Достоевского и А.Чехова.

Ф.Достоевский и А.Чехов – личности уникальные, на первый взгляд, непохожие друг на друга, у каждого из них – свой мир в русской литературе, центром которого является человек. При изучении мировоззрения писателей происходит постепенное осмысление целей и идеалов их творчества, что дает, в свою очередь, возможность говорить о преемственности, традициях, внутреннем сходстве и различиях в их наследии.

Творчество Ф.Достоевского сосредоточено вокруг вопросов философии духа – это темы антропологии, философской истории, этики, религии, свободы личности. В художественном мире Достоевского исходной точкой, с которой оптимально связано решение всех проблем, «вершиной, с которой падает отсвет на все остальное», является свобода личности. В «Записках из Мертвого дома» проблема свободы естественно соединяется с проблемой личности. Вне свободы нет личности. Множественность образов человека, безмерная сложность и неисчерпаемость, обусловливающая значительные трудности в его философском и ином постижении, в адекватно-истинном отражении проявилась в «Записках из Мертвого дома» - итоге десятилетних размышлений писателя на каторге и в ссылке. Показательно, что главная идея произведения - идея свободы личности.

Перед поездкой в Сибирь и на Сахалин А.Чехов изучал труды по географии, экономике, истории русской и зарубежной тюрьмы и ссылки, «Записки из Мертвого дома» Достоевского. Сравнение сахалинской каторги с «Мертвым домом» не раз встречается на страницах книги Чехова. Достоевский, Солженицын и Шаламов, попавшие на каторгу поневоле, и Чехов, исследовавший Сахалин как ученый и литератор, фокусируют свое внимание на общей проблеме – человек, оказавшийся в условиях несвободы.

Гуманизм Достоевского и Чехова проявляется в наибольшей мере не только в изображении мира человеческих страданий, но и в утверждении того, что свободная личность — самое важное достижение общества. Достоевский признавал за народом стремление к свободе и справедливости, связывал это с религией, считая, что вера в Бога основана также на желании бессмертия и справедливости. Писатель находит нужным доказывать, что вера в Бога – абстрактный идеал, пусть даже самим человеком выдуманный, что Достоевский допускает, не унижает человека, не ущемляет его свободы. О подчиненности веры идее свободы личности свидетельствует то, что вера для Достоевского, прежде всего, исключительно Христос, являющийся для писателя моделью идеальной свободной личности. Верующий человек независимо от его конфессиональной принадлежности вызывает у писателя уважение, о чем свидетельствуют его Записные тетради, в которых Достоевский обнаруживает знание Корана. По-видимому, фундаментальное знакомство с Кораном и биографией Пророка Мухаммеда происходит в 1850-е годы, в это же время в Записных тетрадях он цитирует заповеди Пророка Мухаммеда, моральная сторона которых широко представлена в «Записках из Мертвого дома». Отметим некую закономерность: чем вернее мусульманин заповедям Пророка, тем больше симпатий вызывает он у Достоевского. Достоевский пишет, что в Мертвом доме было шестеро горцев: «... два лезгина, один чеченец и трое дагестанских татар», описывает каждого, с особой симпатией выделяя лезгина Нурру, который произвел на писателя с первого дня пребывания на каторге «самое отрадное, самое милое впечатление» тем, что «был всегда весел, приветлив ко всем, работал безропотно, спокоен и ясен, хотя часто с негодованием смотрел на гадость и грязь арестантской жизни и возмущался до ярости всяким воровством, мошенничеством, пьянством и вообще всем, что было нечестно». Образ дагестанского татарина (ногайца? – М.Ч.) Алея также представлен Достоевским в самых светлых тонах. Автор описывает духовно-нравственный облик Алея, восхищаясь его благородством, чистотой души, незапятнанностью (несмотря на пребывание на каторге). В поведении горцев-мусульман прослеживается исламская концепция свободы, которой они остаются верны и на каторге.

Чехов в этом вопросе придерживается иной точки зрения. Вера, по его мнению, мало исправляет людей. Пока человек терпит нужду, он еще как-то верит в Бога, потому что помощи ждать больше неоткуда, но стоит немного разбогатеть, как о Боге забывают. Вера не облагораживала мужиков, не удерживала их от низких дел и поступков. Чехов считал, что будущее России за образованием, просвещением, культурой. Но, путешествуя по Сахалину, Чехов видит человеческое отношение церковников к осужденным и описывает их деятельность с большой симпатией. Епископы неоднократно посещали Сахалин, претерпевая на пути такие же неудобства и лишения, как обыкновенные священники. В свои приезды, при закладке церквей, освящении различных зданий и обходе тюрем, они обращались к ссыльным со словами утешения и надежды, о чем рассказывает Чехов в своем произведении.

В «Записках из Мертвого дома» Достоевский показывает, что свобода - непременное условие живой жизни. Достоевский утверждает, что никакими силами невозможно убить в человеке жажду свободы, тоску по воле и что живая жизнь нигде, даже в тюремных условиях, немыслима без «своей собственной, внутренней жизни», которая складывается помимо «официальной». Автор не преувеличивает ужасов каторжной жизни: работа в мастерских не показалась ему слишком тяжелой; пища была сносной; начальство, за немногим исключением, гуманным и благожелательным; в остроге разрешалось заниматься любым ремеслом, но и это в тягость, поскольку казенная каторжная крепостная повинность не занятие, а обязанность, арестант отрабатывал свой урок или отбывал законные часы и шел в острог. На труд смотрели с ненавистью, так как он был подневольным.

Такие же примеры приводит Чехов в «Острове Сахалине», описывая человека, наотрез отказавшегося работать на каторге: это старик, перед непобедимым, чисто звериным упрямством которого спасовали все меры и правила. Такое отношение к принудительным занятиям было характерно для каторжан, находившихся в условиях несвободы.

Характерно, что у людей разных сословий, оказавшихся на каторге и вынужденных проживать вместе, проявляется одинаковое отношение и к деньгам, и к работе. Дворянин Горянчиков относится к работе резко отрицательно, хотя физически работа не кажется ему тяжелой, но не допускающей возможности свободного выбора. К физическим страданиям (шум, чад, вонь, холод, теснота) люди как-то привыкают. Мука каторги не в этом: она в неволе. Из тоски по свободе вытекают все особенности характера каторжников. Каторжники, несмотря на совместное проживание, внутренне изолированы друг от друга, страшно одиноки. Невозможность физического одиночества при одиночестве внутреннем гнетуще действует на человека. Люди, лишенные свободы, томятся, заводят бессмысленные ссоры, работают с отвращением. Но если им позволят проявить инициативу, то они сразу преображаются. Арестанты не способны на взаимовыручку, помощь другу - исключение, понятие дружбы извращено и очень быстро переходит в ненависть; единственным существом, которое Горянчиков мог назвать другом в остроге, была собака.

Мертвый дом Достоевского как способ (форма, разновидность) социального общежития зиждется на следующих системно связанных началах: его обитатели лишены свободы, не имеют никакой личной собственности и денег, лишены права на труд «по всей воле», изолированы от природы и, наконец, всячески обезличиваются и нивелируются.

Споры о жанре «Записок из Мертвого дома» начались почти сразу же после их опубликования. Многие современники Достоевского восприняли книгу как документальное произведение (А.Милюков, В.Саводник), Л.Толстой отмечал сложность и синтетичность жанра, включив их в список выдающихся произведений, не укладывающихся в рамки определенного жанра. Романом считал «Записки» Н.Мишин, документальным романом В.Шкловский, книгой В.Кирпотин, мемуарным жанром Л.Гинзбург, художественными мемуарами Н.Чирков, циклом физиологических очерков А.Цейтлин, очерковым циклом Ю.Лебедев, документальным очерком и этнографическим исследованием В.Этов, очерковой повестью Е.Акелькина, записками В.Викторович, книгой очерков Б.Костелянец. Т.Карлова считает скрепляющей метафору «Мертвый дом»; именно она «цементирует» отдельные очерки об остроге в целую книгу; Ю.Селезнев писал в свое время об «идее свободы», организующей художественное движение в «Записках из Мертвого дома». Достоевский писал их с установкой на то, чтобы книга воспринималась читателем как рассказ о реальных событиях, а не как обычное произведение с вымышленными героями. Очерковая форма обусловила и особенности композиции. В описании «Мертвого дома» автор до щепетильности реалистичен и в жанре (почти документальная проза), и в сюжетостроении (распорядок жизни заключенных, зафиксированный с точностью вахтенного журнала, впоследствии с абсолютной точностью повторится в «Одном дне Ивана Денисовича» А.Солженицына), и во всех других компонентах повествования. Публицистика, философия и фольклор - весь этот сложный набор распределен свободно, почти беспорядочно. Но кажущийся беспорядок точно рассчитан и подчинен общему плану.

Принцип композиции «Записок» не статический, а динамический. Автор как бы набрасывает быстрыми штрихами широкую картину: крепость, острог, земляной вал, казарма, тюремный двор, работы в мастерских или на берегу Иртыша; арестанты, их внешность, занятия, нравы. Постепенно из толпы заклейменных и закованных в кандалы людей выделяется несколько характерных лиц: Петров, Газин, Аким Акимыч, Сироткин...

Многоплановая композиция соответствует замыслу: острог неподвижен, это застывший в безысходности «Мертвый дом», но автор движется; он спускается по кругам ада: вначале - он внешний наблюдатель, схватывающий только наиболее резкие и поражающие черты, потом - участник в жизни тюрьмы; наконец, он проникает в тайные глубины данного мира, по-новому осознает виденное, переоценивает первые впечатления, углубляет свои выводы…

Еще до путешествия Чехов определил в общих чертах жанр и объем будущего произведения

Blog