Geum.ru

Очерки по истории современного научного мировоззрения. Лекции 1 12

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   17
L. A. Senecae. Tragodiae. Lugduni, 1554, p. 264).

Нельзя не обратить внимание на это место Сенеки. Он был одним из любимых, наиболее распространенных писателей средне­вековья, в него вчитывались, его перечитывали и комментировали. Он был, быть может, более распространен, чем Аристотель. Разнообразное влияние Сенеки дошло до конца XVIII столетия.

Таким образом, несомненно, в первые века христианской эпохи было обычным воззрением образованного общества научная истина о шарооб­разной форме Земли, висящей в небесном пространстве, причем по воз­зрениям одних – большинства, вокруг этой точки вращались небесные сферы, а по мнению меньшинства образованных людей, эта шарообраз­ная Земля неслась вокруг Солнца...106 Эта научная истина, однако, не была в то время точно доказана, хотя несомненно, косвенные доказа­тельства были совершенно неопровержимого характера. Достаточно вспомнить градусные измерения александрийских ученых, мыслимые и правильные лишь при шарообразной форме Земли.

Наряду с этими научными основаниями и открытиями путешествен­ников и купцов, широко были распространены легенды о существующих и исчезнувших будто бы областях, островах и народах. Достаточно вспомнить Атлантиду, выдвинутую Платоном в «Тимее» – Атлантиду, которую помещали уже в это время между Европой и Азией, а также еще более древнюю легенду о счастливых – райских – островах, Гесперидах и т. д.107

Но приблизительно одновременно с тем поколением, когда жили Страбон и Сенека, подымалось и росло учение, которое явилось грозным про­тивником этого воззрения и одно время грозило остановить медленно идущее расширение географических знаний. Частью под влиянием евро­пейских ученых Александрии, но главным образом под влиянием распространения христианства, в общее мировоззрение вошли новые взгля­ды, и сильное религиозное одушевление охватило значительную часть мыслящего общества. Под влиянием этого одушевления значительно ослаб интерес к научной работе, и погасло доверие к научным методам искания.

На сцену общественной и политической жизни все более и более вы­ступали новые группы, не получившие настоящего широкого образо­вания. Государства-города античного мира превращались в огромные мировые монархии, но в жизни государств не было еще выработанной и прочной системы образования. Научные истины не фиксировались в под­растающих поколениях, разношерстные и разнообразные по этническому составу и культурным традициям правящие классы не овладевали тем научным материалом, который был добыт в других условиях жизни – в небольшом, относительно, культурном мире древней Греции. Развитие науки не приноровилось к новым условиям, оно не являлось действую­щим и изменяющим агентом, каким является ныне. Наука и научные знания не проникали широко в жизнь. Научные воззрения приноравли­вались к верованиям и потребностям, вынесенным из совершенно чуж­дых им мировоззрений, и широкой волной, быстро и бесповоротно, в народные глубины проникали культы и воззрения Востока – христианство, митраизм и т. д. При этих обстоятельствах проникали, распространялись и овладевали образованием плохие и суеверные выборки и компендии древнего географического знания. Вместо работ Страбона, Посидония или Гиппарха получили широкое распространение в христианском мире и в средневековье такие полные «чудес» популярные издания, как книги географии Солина108.

Юлий Солин, биография которого нам совершенно неизвестна, писал свои «Collectanea», по-видимому, в первой половине III в. Он собрал в них невероятное количество разнообразных чудесных сказаний, расположенных в географическом порядке, так что в каждой стране он описывал чудеса, в ней «находящиеся». Он пользовался главным обра­зом Плинием, Колумеллой, Варроном и т. д., всюду выбирая, с нашей точки зрения, самое несуразное, и придавая всему окружающему миру особый странный отпечаток сказочности и необыденности. Солин был язычник, но его сочинения во множестве списков вплоть до XIV в. ока­зывали сильное и глубокое влияние на христианских ученых и христи­анское общество европейского Запада. Они отвечали чувству чудесного, питавшемуся христианскими легендами, отвечали мистическим настрое­ниям, стремлениям получить силы для борьбы с тяжелыми условиями действительности109.

В это время наряду с научным методом – и даже выше его – стал «Богооткровенный» метод достижения истины на всех путях, во всех во­просах, в крупном и мелком. И как раз в священных книгах евреев, ко­торые были священны и для христиан, нашлись места, которые, каза­лось, давали более или менее ясные указания на форму земного шара. Уже с самых первых веков христианства эти места объяснялись очень различным образом – с одной стороны, одни отцы церкви толковали их аллегорически, с другой – многие, главным образом сирийские и еги­петские христианские теологи первых веков христианства, толковали их дословно и выводили из отрывочных мест целое определенное представ­ление о форме нашей планеты.

Таким образом, с одной стороны, охлаждение к научным вопросам, с другой, появление нового – не научного, а религиозного метода реше­ния вопроса – одинаково привели, в конце концов, к замене или появле­нию в науке ложного представления о характере нашей планеты. Общее охлаждение христиан к научным вопросам в это время прекрасно выра­зил Лактанций110, в знаменитом месте своих сочинений, выдвинутом еще в эпоху Возрождения. Он перечисляет ряд вопросов, которые ста­вятся натуралистами его времени: исследование или знание причин при­родных явлений, размеров солнца, формы луны, ее нахождение на небе; о небе и его величине, из какой оно состоит материи, подвижно оно или неподвижно и т. д. Все эти вопросы [по его мнению] не могут быть познаны человеком одним разумом [ab homino], а те, которые к это­му стремятся, должны считаться сумасшедшими и помутившимися [рассудком] [furiose dementesque].

С аналогичными воззрениями и выводами Лактанция считались и по­лемизировали еще Коперник и Кеплер. В биографиях выдающихся лю­дей этого времени мы видим, как глубоко такое чувство проникало в душу людей и как часто горячо и сильно настроенные к науке люди бросали ее изучение, и сильные умом, сердцем и волею люди отходили в другие области. Это психическое настроение было более пагубно для науки, чем все нашествия варваров, оно грозило окончательной гибелью научного миросознания. В двух других областях человеческих обществ аналогичное настроение действительно привело к гибели научного миро­воззрения, ибо оно подорвало питающие его корни. Это было в XIII – XIV веках на мусульманском Востоке, когда мусульманской теологии удалось овладеть философией и наукой того времени, выставив глубокое учение мутакаллимов, исходящее из воззрения на науку, как на суету сует, и то же самое еще раньше было сделано в Индии распрост­ранением буддизма.

Наряду с этим Лактанций и другие ученые теологи выработали свое мировоззрение, более или менее правильно толкуя места Ветхого Завета, касающиеся Земли111. Это воззрение было, в конце концов, приведено в систему и доведено до абсурда в VI в. (ок. 547) византийским монахом из Египта Косьмой Индокопловом; оно никогда не было общепринятым в церкви – ни в восточной, ни в западной, но пользовалось большим авто­ритетом, особенно на греческом Востоке и, как я уже говорил, держалось до XVI – XVII вв.112 Новые исследователи нашли в его воззрениях даже отражение и более или менее ясную окраску библейских воззрений древнеегипетским язычеством, что вполне возможно, ибо толкование мест Ветхого Завета по различным переводам при отсутствии настоящей кри­тики текста и знания подлинников должно было [привести] и приводило только к ошибкам и противоречиям. Но, в общих чертах, это воззрение более или менее ясно высказывалось и до Косьмы. Мы его видим, на­пример, у византийских несториан, например, Феодора из Мопсуесты. По некоторым из этих воззрений, Земля имеет форму более или менее круг­лого диска, в центре которого находится Иерусалим113, а кругом океан, за которым царит вечная тьма и покоятся основания небесного свода. Одни, ссылаясь на книгу Иова, думали, что земной диск висит в возду­хе; другие на основании выражений псалмопевца, помещали его среди океана. Мир висит, опираясь на волю – твердыню Божию. К этому дис­ку прикреплен небесный свод – местожительство ангелов и Бога. Косьма и раньше Феодор Мопсуест и его ученики (Севериан) придавали, таким образом, всему миру форму скинии. Выше небесного свода помеща­лось вместилище вод.

В общем, как мы видели, этих воззрений держались творцы рефор­мации – Лютер и Кальвин. Последователи этих воззрений не только проводили и развивали их, но вели полемику с господствующим пред­ставлением о шаровой форме Земли (сферицистами); мало-помалу выра­боталась целая схема возражений, частью основанных на тексте священ­ных книг, частью на логической и научной критике. В подтверждение своих воззрений, где возможно, Косьма Индикоплов пользовался показа­ниями путешественников, мнением более или менее авторитетных ученых древности, в тех случаях, когда они приближались к его толко­ванию священного писания.

Мало-помалу эти воззрения охватили весь образованный мир. Но вскоре началась реакция; приблизительно с VIII – IX вв. понемногу все более и более начинает возрождаться и брать верх старинное правильное представление классического мира. Специальный исследователь космо­графических учений средних веков Кречмер находит, что с VIII столе­тия ни один видный космограф не ставил под сомнение шарообразную форму Земли. И в теологической литературе за нее стоял авторитет Беды. В науке начинает преобладать учение о земном шаре, но логиче­ские выводы из этого учения не могли быть делаемы всегда безопасно. Учение о дискообразной или иной форме Земли долго имело характер официального учения, которого держались теологи и миряне, тогда как в науке победило представление греков114.

Далеко не всегда можно было безопасно высказывать это суждение, при случае отдельные лица за него гибли; так, в XIV в. погибли два выдающихся ученых – в 1316 г. Пиетро д'Абано, врач и натуралист, каз­ненный инквизицией, а в 1324 г. сожжен во Флоренции за учение о существовании антиподов один из оригинальных умов XIV в., профес­сор Болонского университета Франческо Стабили из Асколи, прозван­ный Чекко д'Асколи.

Но это были последние жертвы. Два явления неудержимо давали ав­торитет учению о шарообразной форме Земли. Во-первых, господство Аристотеля и развитие схоластики, [представители] которой безусловно придерживались этого взгляда и, во-вторых, постепенное увеличение гео­графических знаний благодаря расширению торговых сношений, знаком­ству с арабской и древнегреческой литературой, благодаря новым морским открытиям. Эти новые знания не укладывались в старые схемы библейской географии и в то же время вполне отвечали [пред­ставлению] о шаровой форме Земли. Помогало, конечно, и то, что цер­ковь не имела окончательного и определенного ответа на этот вопрос, и всегда могли быть найдены выдающиеся теологи и отцы церкви, [яв­лявшиеся] приверженцами или допускавшие учение о шаровой форме Земли.

Но, конечно, учение о шаровой форме Земли все еще было лишь учением, логически вытекавшим из бывшего в то время комплекса науч­ных знаний, но все же допускавшим и существование рядом противопо­ложных учений. Форма Земли могла быть доказана только тогда, когда человек [получил возможность] объехать Землю и нанести на карту всю картину земного шара. Это было сделано медлен­но и постепенно работой столетий.

Многие причины приводили к этому результату. Только отчасти, в ма­лой, ничтожной степени целью открытий было стремление к знанию.

Как нередко наблюдается в истории человечества, результат откры­тий превышает и оставляет далеко позади те ближайшие цели, которые ставятся при его нахождении. Они, нередко чисто эгоистические и узкие, раскрываются неожиданно и постепенно в широкие и мощные явления, в которых исчезает самое воспоминание о ближайшей двигающей причине первого толчка и первого усилия. Так было, как мы видели, и в кни­гопечатании. Это явление нередко приводило отдельных ученых к пред­ставлениям о целесообразном ходе истории и о проявлении в ней, в той или иной форме, руководящего разумного начала. Но то же самое, мо­жет быть, указывает на неизвестные нам общие законы развития чело­веческого сознания, на существование здесь таких закономерных процес­сов, какие являются нам в так называемых законах больших чисел или законах статистики, где в массовом явлении проявляется своеобразная закономерность случая.

Здесь могут существовать обе точки зрения, но остается несомнен­ным факт, что и в эпоху открытий результат выяснения формы и разме­ров Земли, имевший благодетельное и крупное влияние на развитие че­ловеческой мысли и культуры, не отвечал тем ожиданиям, желаниям и надеждам, которые ставились людьми, делавшими открытия. Значитель­ная часть работы здесь делалась бессознательно.

Подлинно – не ведали, что творили.


ЛЕКЦИЯ 8

Факторы открытий. – Крестовые походы. – Зна­чение деятельности народных масс. – Далекие плавания древних. – Варяги и открытие Америки. – Поездки в неизвестные области


Решение вопроса о форме Земли было связано с первым кругосвет­ным путешествием. При этом, попутно, была открыта Америка, и вместе с ней необычайно увеличились горизонты, доступные образован­ному человеку. До открытия Америки две трети земного шара были аб­солютно неизвестны образованному европейцу, а о той трети, о которой он имел понятие, добрая половина его знаний была случайной, поверх­ностной, иногда относящейся к далекому, много веков бывшему раньше прошлому. Достаточно представить себе, что мог знать в конце XV в. о России европейский ученый Запада – итальянского или парижского университета.

Наиболее могучим толчком к открытию нового мира служило стрем­ление, аналогичное крестовым походам, – распространение христианства среди «неверных» и язычников. Первые путешествия, снаряженные в 1420 – 1430-х гг. принцем Генрихом Португальским, носили характер небольших экспедиций крестоносцев и логически вытекали из крестовой борьбы португальцев с маврами. Такую же цель имели путешествия Ко­лумба и Васко да Гамы. Не раз Колумб, [Васко] да Гама и другие от­крыватели этого времени высказывали эти свои идеи и [отрицали] гру­бо материальные или корыстные поводы своих поездок.

Экспедиция Колумба была решена в момент воодушевления сейчас же после взятия Гранады – последнего оплота мавров в Испании, и его успех был встречен как «дар Божий» для борьбы с «неверными». Колумб имел задачей проникнуть в тыл к мусульманскому миру, достигнуть Ин­дии, которая, по идеям того времени, была христианской, соединиться с легендарным царством христианского священника Иоанна, к которому стремились помыслы христианского Запада, начиная с конца XII – нача­ла XIII столетия.

Сам Колумб смотрел на доходы, которые можно было получить от нового края, как на деньги, которые должны идти на крестовые походы, на скорейшее обращение всех нехристиан, на приближение срока наступ­ления «Царства Божия» на земле, которое, как он думал, наступит через 150 лет после него. Раньше наступления этого Царства, по известному пророчеству, весь мир должен принять христианство. Та же цель рисо­валась и в умах великих португальцев, продолжателей дела принца Генриха – Васко да Гамы и Албукерки.

В Каликуте, куда прибыл впервые Васко да Гама, он выразил в ясной и рельефной форме это свое задушевное желание в речи, обращен­ной к местному радже, и в этой речи горячо защищался от обвинений в жажде золота или обогащения, как цели предприятия115. Целью, которая была поставлена его властителями за два поколения до него, и к кото­рой все время они неуклонно стремились, было вступить в союз с хри­стианами далекого Востока и вместе с ними, с двух сторон, довести до конца дело, которое рушилось в кровавой смуте крестовых походов в Палестину. И, несомненно, у целого ряда людей того времени, у многих тысяч, носились те же чувства и идеи и вели их к тем же подвигам. Можно сказать, что вся эпоха великих открытий явилась простым след­ствием крестовых походов, другой ее формой, имевшей в виду те же цели – освобождение св. гроба, обращение в одну христианскую веру всего человечества.

Но все дело крестовых походов, где бы оно ни происходило и про­тив кого бы оно ни направлялось: против ли арабско-сирийской куль­туры или мавританских государей Испании, в Провансе, в славянском Поморье или Литве – всюду сопровождалось невероятными жестокостями, разжигало дикие страсти и несло в корне своем все элементы раз­рушения и разложения, так как ставило средством достижения великой идеи убийства и насилия, ей противоречащие по самой сути вещей. И очень скоро материальные цели выступили на первый план; прямым следствием открытий нового мира были невероятные жестокости и убийства десятков тысяч людей, введение рабства в жизнь европейского Запада, уничтожение до конца нескольких цивилизаций. Наряду с этими страшными последствиями померкла и исчезла первоначальная цель, тем более, что на дальнем Востоке не нашлось сильного христиан­ского царства, и между Азией и Европой неожиданно оказался целый огромный, своеобразный новый мир... Нельзя, конечно, отрицать, что кре­стовая цель была проведена первыми поколениями конквистадоров, и це­лые народы были обращены в христианство. Новый свет, как и Евро­па, стал целиком или почти целиком христианским, и христианство широко проникло в Африку и Азию дальнего Востока.

Но наряду с этими целями, первоначальной крестовой идеей и даль­нейшими корыстными и материальными интересами, уже рано у отдель­ных людей выступал вперед другой идейный интерес – интерес знания. Нашлись люди, которые в самой неблагоприятной обстановке смогли и сумели воспользоваться для работы на пользу науки новыми, открытыми из других соображений, явлениями. В неясной форме такое стрем­ление возникало у отдельных предприимчивых людей, которые желали знать, что лежит там, далеко, за пределами вечно подвижного Океана. Их побуждали к этому туманные надежды на обогащение, но главным мотивом являлось бессознательное стремление вперед, в новые неизве­данные страны. Так шли веками отдельные люди, большинство которых гибло и никогда не возвращалось, но их стремления выработали целые поколения знающих моряков и развили энергию и силу человеческой личности. Это та же бессознательная работа народных масс, значение которой мы видели в истории книгопечатания. Рыбаки, идущие за до­бычей дальше своих обычных мест, мелкие купцы, плавающие на от­дельных утлых суднах, иногда монахи и более зажиточные владельцы приморских мест – вот те лица, которые создали эту толпу.

Такое стремление должно было быть особенно сильным по всему западному побережью Европы, у берегов Атлантического океана: неволь­но у многих людей являлся вопрос: что же лежит дальше, за этим ог­ромным неизведанным Океаном, который нередко приносит откуда-то неизвестные останки людей, предметов, произведений чуждого расти­тельного мира116. На берегах Норвег[ии], [по] западным берегам Ир­ландии и Англии, Франции, Испании и Португалии всюду неуклонно в течение веков подымалась и шла такая бессознательная, но великая работа отдельных личностей народной толпы. Здесь началось то движе­ние, которым потом воспользовались мечтатели, государственные люди и практики, предприниматели и стяжатели для своих целей. Понятно, почему нам неизвестны или мало известны имена тех людей, которые первые начали великое движение.

Данте в своей «Божественной комедии» прекрасно выразил настрое­ние некоторых из этих людей. Он передает в начале XIV в. одну из древних легенд о смерти Одиссея. По этой легенде, Одиссей погиб, отправившись на дальний Запад, желая знать, что лежит за пределами Океана. Долго он убеждал своих спутников последовать за ним; наконец, через много лет это ему удалось, но корабль его разбился у неизвестного острова, и он погиб и не мог не погибнуть, по мнению ве­ликого поэта, так как там лежал вход в рай и чистилище – убеждение, разделявшееся многими еще во время Колумба и самим Колумбом, ко­торый одно время принял [устье] Ориноко за начало этого сказочного царства. Данте вкладывает в уста Уллиса прекрасные слова, которые выражают настроение отдельных лиц этой толпы. Обращаясь к своим спутникам, которые отказываются ехать, Уллис убеждает их отдать жизнь «постиженью новизны», ибо люди созданы не для того, чтобы жить, как дикие звери, а для стремления к доблести и знанию.

И эти простые, необразованные люди первые начали движение за 5 – 6 столетий до Колумба – движение, которое постепенно все уси­ливалось и развивалось и в XIV–XV столетиях охватило множество людей. Целый ряд этих людей путем таких путешествий достигал об­разования и знания, далекого и чуждого схоластической науке средне­вековья, закладывал основы нового мировоззрения. И так же как из мастерских, так и из морских местечек выходили люди, которые вно­сили в науку того времени чуждые элементы – одними своими знания­ми разрушали веками сложившиеся научные представления.

С разных сторон шла та же работа, и общество пересоздавалось бессознательным образом раньше, чем создалось научное движение.

В произведениях писателей XV – XVI столетий не раз указывается на то пренебрежение, с каким эти люди, закаленные в морских путе­шествиях, противопоставляли свои, приобретенные опытом и наблюде­нием, общением с природой в течение годов и десятков лет знания ди­ким идеям о природных явлениях ученых и теологов того времени. И здесь создавалась традиция, чуждая господствующему мировоззрению, вырабатывались привычка и доверие к опыту и наблюдению, бессозна­тельно крепли элементы нашего современного научного мировоззрения.

Работа этой толпы выразилась, с одной стороны, в достижении не­которых стран и островов Запада, в том числе и Америки, но эти стра­ны только иногда удерживались в памяти, а большей частью через одно – два поколения, а иногда после нескольких поездок, окончатель­но терялись, ибо очень редко эти люди могли и умели передавать свои знания – характер картографических знаний был в то время чрезвы­чайно слаб. Здесь наблюдалось в общих чертах то, что было сделано для познания Азии неведомыми и грубыми русскими землепроходцами и мореплавателями117.

Наряду с такими более все-таки точными знаниями была добыта огромная масса легендарных представлений. Очень часто эти простые люди попадали в новые места случайно, не умели вновь вернуться, приносили лишь воспоминания о достигнутой земле. Передаваемое от поколения в поколение воспоминание принимало характер легенды, и такие легенды проникали все население морского побережья Европы. Опять-таки мы видим здесь повторение того, что наблюдается в исто­рии географических открытий, сделанных бессознательной работой рус­ского народа в течение столетий. Помимо легенд, принятых на веру из эпохи классической древности, указывались в течение столетий и искались в эпоху конкистадоров Антильские острова, куда будто бы достигали на кораблях жители Порто, спасавшиеся от нашествия мав­ров, остров Бразил, которого достигали те или иные мореплаватели и т. д. Такими легендами кишели острова и побережья, и многие из них мы находим нанесенными на карты еще в доколумбово время. Память о них никогда не иссякала, и они, очевидно, представляют переработанные на­родной фантазией воспоминания о действительно происходивших откры­тиях. Нередко эти легенды были результатом болезненного напряжения, испуга и фантазмов, какие испытывали эти простые люди, попавшие, нередко при страшных страданиях и в исключительной обстановке в не­ведомые страны, в чуждую местность. Бред своего воображения они при­нимали за действительность и, постепенно украшаясь в бесконечной передаче, эти впечатления одиноких людей вырастали в народной сре­де в географические легенды. Мало-помалу, они приноравливались к те­кущим знаниям или обрывкам ученых представлений. Как мы видели, и эти последние в это время имели характер таких же сказочных ком­ментариев Солина. Еще Тацит объяснял этим путем рассказы о дале­ком севере вернувшихся из плена у далеких Германских народцев рим­ских солдат. «Ut quis ex longinquo revenerat, miracula narrabant, vim turbinum et inauditas volucres, monstra maris, ambiguas hominum et belluarum formas: visa, sive ex metu credita»118.

Великие открытия народной толпы европейского побережья подго­тавливались медленно. Долгое время морские путешествия происходили главным образом вдоль берегов. Так все время ездили финикияне и древние греки. Даже в большинстве случаев, особенно в неизвестных местностях, того же направления держались римляне. Только мало-по­малу, путем долгой практики и медленного прогресса большие корабли эллинов, римлян и карфагенян привыкли делать поездки в открытом море, но в море уже известном. В первые века империи такие поездки из римских гаваней Египта сделались даже, по-видимому, более или ме­нее обычными. Около 120 г. н. э. Гиппал научился пользоваться [мус­сонами] для плавания из Африки в Индию.

Так шли морские предприятия в течение веков, и никогда не пре­рывалась традиция древнего Рима, захватившего в свою среду вековые морские организации финикиян, греков и египтян. Ни нашествия вар­варов, ни разрушение и падение 3[ападной] римской империи не кос­нулись извека шедшей морской торговли, путешествий и поездок вдоль побережья.

В истории варварских нашествий мы видим не раз замечательные поездки с этой точки зрения, указывающие на известные представления о форме того или иного материка и относительную легкость больших поездок вдоль берегов. Так, в 277 г. франки, поселенные императором Пробом на берегах Черного моря, решились вернуться назад, обогнув Европу. Они вошли в Средиземное море и, гребя вдоль берегов Азии, Греции, Африки и Сицилии, обогнули Испанию и Галлию и высадились на берегах, занятых фризами и батавами. Очевидно, такие поездки не были чем-нибудь необычным. Мы видим в них первых провозвест­ников варяжских набегов119.

Византия до VI–VII столетий н. э. поддерживала прямой морской путь в Индию из гаваней Египта; в тесно связанной с ней Италии давно началось торговое движение. Арабы – новые господа Египта – переняли и развили эту морскую торговлю. Она находилась все время в руках того же населения, как бы ни менялся характер его господ: римлян, византийцев, арабов. Она держалась неизменно, без влияния западноевропейской науки до конца XV столетия. Торговцы шли места­ми в открытом море, в хорошо им известном Индийском океане. По-ви­димому, сарацины только еще могущественнее развили старинную торговлю и мореплавание (следствие безопасности и большого однород­ного государства120).

В XV столетии корабли португальцев встретились здесь с более неуклюжими, но лучше умеющими ориентироваться в море и владею­щими лучшими морскими инструментами арабскими кораблями. Давным давно, благодаря взаимным влияниям, выработалось в этих морях мореплавание арабов, индусов, малайцев и китайцев – в общем стояв­ших на одном уровне с первыми, появившимися в этих морях европей­скими судами, являвшимися пережитком и культурным остатком орга­низаторской работы древних Египта и Рима.

В течение веков развились некоторые из основных приемов корабле­вождения в открытом море. Движение корабля вдоль берегов возможно было без всяких наблюдений звезд или солнца, но в открытом море не­возможно было идти более или менее сознательно без руководящих, не­изменных точек сравнения. А между тем, задача, которая стояла перед новым человеком, заключалась в выяснении формы земного шара и требовала от него, так или иначе, переплытия Океана. Морские поезд­ки в далекие страны, движение в открытом море могут совершаться различно, но для успеха они требуют знаний и точных инструментов. С трудом и огромными случайностями могли они, однако, делаться и на основании одних едва уловимых наблюдений на глаз – распреде­ления звезд, высоты их над горизонтом, высоты солнца. Может быть, сюда же присоединялись более или менее сознательные наблюдения над морскими течениями и над биологическим и физическим характером моря. Варяги направляли свои поездки в неизвестные страны, пользуясь направлением перелета птиц. Воспользоваться этим для определения Винланда