Geum.ru

Очерки по истории современного научного мировоззрения. Лекции 1 12

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17
вычисления. Любопытно, что Регио­монтан, ничего не зная о том, проделал в конце XV столетия ту самую ра­боту, какую за два столетия до него в середине XIII столетия сделал персидский математик в Багдаде, прозванный Насирэддином179. Региомонтан даже не до­шел до тех открытий, каких достиг этот великий предшественник, его тригонометрия была все еще далека от тригонометрии ученых мусуль­манского Востока.

Но в то самое время, как в руках последних это орудие научного мышления осталось без приложения, было погребено в рукописях, забы­то и выяснено лишь исторически в XIX в., в руках Региомонтана оно оказалось орудием величайшей важности, явилось первым толчком в крушении представлений о Вселенной, оказало величайшее влияние на весь ход цивилизации, так как дало опору мореплаванию в открытом море. А между тем и мусульманские математики прила­гали ее {тригонометрию} к комментированию и вычислению того же «Алмагеста». Причиной различия явилось то, что Региомонтан мог воспользоваться книгопечатанием, и это открытие придало совершенно иное значение полученным новым данным вычислительного анализа.

Еще полный сил, закончив главную подготовительную работу, в 1471 г. Региомонтан поселился в Нюрнберге и здесь провел пять лет чрезвычайно энергичной и плодотворной работы. В это время он уже об­ладал и проверенным текстом «Алмагеста», и в значительной степени кончил ту работу вычислений, которую начал с Пурбахом, – он уже вла­дел тригонометрией.

Региомонтан избрал для жизни богатый имперский город Нюрнберг не случайно. Уже издревле Нюрнберг славился своими металлическими работами, слесарями, художниками и золотых дел мастерами. Широкое развитие аптечного дела, одним из крупных центров которого был в это время Нюрнберг, давно вызвало в нем изготовление относительно точных весов. Развитие искусства, главным образом зодчества, создания которого XIV–XVI вв. до сих пор придают незабываемый отпечаток этому городу и которое бюргеры разнесли далеко кругом по Германии и в близкие славянские земли, например, в Прагу, вызвало развитие – целый цех – механиков, занимающихся изготовлением чертежных аппа­ратов – Zirkelschmiede. Выдающиеся оружейники, тонкие художники, {изделия} из олова, золота и серебра, поколениями вы­рабатывались в Нюрнберге180, где к середине XV в. был открыт новый металл – латунь, столь важный и необходимый для точных научных аппаратов. В то же время город отличался значительной свободой, богат­ством и удобством сношений со всем цивилизованным миром; он как раз явился в конце 1460-х годов одним из центров нового книгопечатного дела в Средней Европе. Здесь были основаны типографии Кобургеров и Зейденшмидта, иа которых особенно Кобургер развил широкую и разно­образную издательскую деятельность. На почве старинного металличе­ского мастерства Кобургер мог поставить дело печатания широко и раз­нообразно. Даже среди горячей работы первых типографий, типографы Нюрнберга отличались своей предприимчивостью; они брали заказы из далеких городов, так, например, здесь печатались книги за счет польских ученых и любителей задолго до открытия первых типографий в Польском королевстве. Здесь же изготовлялись и лились буквы для первых русских книг конца XV – начала XVI столетия, издававшихся в Кракове и в Праге.

Помимо этого, бюргерство Нюрнберга отличалось некоторым матема­тическим образованием; этому способствовало широкое развитие торгово­го и банкового дела. Здесь жили некоторые из выдающихся представи­телей «коссова искусства» – первоначальной алгебры. Нельзя забывать, что в период средних веков целый ряд математических проблем – боль­шей частью, конечно, алгебраического и арифметического характера – возникал в связи с коммерческими выкладками и расчетами, и среди вы­дающихся математиков были купцы-счетоводы. В среде людей, привык­ших к крупному счету, издавна поддерживался интерес к арифметиче­ским и числовым задачам, здесь была среда, способная попять вопросы, связанные, так или иначе, с исчислением. В практике этих людей посте­пенно вырабатывались основы двойной бухгалтерии, сложившиеся, в кон­це концов, в Италии в конце века. Уже в это время существовали сохра­нившиеся сборники математических игр и загадок, приноровленные к уровню коммерческого мира – счетоводов и приказчиков.

В Нюрнберге Региомонтан явился родоначальником нового научного течения, столь же, если не более необходимого, чем теоретическая и практическая разработка научных данных; он начал в широком смысле экспериментальную, наблюдательную работу. Вместе с богатым любите­лем, нюрнбергским гражданином Бернгардом Вальтером, он завел здесь типографию, астрономическую обсерваторию и мастерскую для приготов­ления научных аппаратов. Из типографии выходили математические со­чинения, и по изданному им проспекту видно, что он думал дать критические издания всех древних и средневековых математиков и астрономических авторов. По-видимому, он ввел в типографское – тогда новое – дело целый ряд улучшений. Вначале он начал печатать свои работы у местных типографов – у Кобургера. Но технические средства этих лучших в то время типографий были еще очень слабы для печата­ния сложных математических сочинений, полных таблиц, чертежей и разнообразных значков. Региомонтан завел свою типографию, и его изда­ния получили широкую известность. Еще в конце XVI столетия его считали изобретателем книгопечатания; так думал, например, известный гуманист и математик Рамус.

Еще более важной была деятельность Региомонтана как основателя обсерватории. Для нее он должен был делать сам все приборы. С по­мощью Вальтера он основал на частные средства мастерскую научных приборов и начал проверку данных теории измерением неба. Эта работа Региомонтана прервалась в самом начале – уехав временно в Италию, по вызову папы, для исправления календаря, [он погиб] в 1476 г., на 40-м году от роду, в полном расцвете сил. Региомонтан умер внезап­но, как говорили, отравленный детьми одного из своих литературных противников, или, может быть, сраженный малярией. Эта внезапная смерть прервала в самом начале все его работы. Трудно сказать, куда бы они привели: Региомонтан должен был бы быстро увидеть, что все исправления теории Птолемея в конце концов приводят все-таки к выво­дам, которые дают отклонения, большие, чем возможные ошибки наблю­дений. Он должен был бы прийти к тому, к чему вскоре пришел Коперник.

Вальтер до самой смерти продолжал наблюдения в устроенной им с Региомонтаном обсерватории, но мысль и рабочая сила исчезли из нее со смертью последнего. Однако и здесь нельзя не остановиться на крупном толчке, данном Региомонтаном. Он положил начало технике научных приборов. В тесной связи с мастерской при его обсерватории развилась, в конце концов, на благодатной почве вековой нюрнбергской металлической техники та [отрасль] промышленности – изготовление точных научных аппаратов, которая была до конца XVII – начала XVIII столетия славой Нюрнберга. Позже из мастерских нюрнбергских мастеров вышли многие научные важные изобретения, а в эпоху откры­тий отсюда по всему миру пошли точные морские измерительные инстру­менты.

Здесь в 1474 г. Региомонтан издал на немецком и латинском языках свой первый календарь и свои эфемериды. Особенно последние имели крупное значение. Наряду с некоторыми, чисто календарными данны­ми – о числе и времени праздников и т. п., – здесь даны долготы, начи­ная с 1475 г., для солнца, луны и всех планет, а для луны и широты – полный список и точно вычисленное время солнечных и лунных затме­ний. С помощью этих таблиц можно было, наблюдая время затмений и время коньюкций, т. е. соединений [покрытий] планетой какой-нибудь звезды, из этих наблюдений вычислить широту и долготу данной местности. Достаточно было сравнить наблюдаемое время затмения или покрытия с тем для определенного места, которое было дано в эфемери­дах Региомонтана, чтобы получить разность долгот. В то же самое вре­мя, наблюдение высоты луны или солнца над горизонтом в разное время позволяло определить широту места. Эти эфемериды сейчас же получили широкое распространение и широкую огласку; издание быстро разо­шлось; за отдельные экземпляры платили дорогие цены, и сохранились экземпляры целого ряда изданий этих таблиц конца XV и начала XVI столетия в разнообразных городах, центрах мореплавания. Таблицы расходились не только среди ученых и астрономов, но и среди практи­ков-мореплавателей. Их имели и ими пользовались, как видно из доку­ментов, Васко да Гама, Колумб, Веспуччи и т. д. Хотя эти таблицы все-таки были полны недостатков, а вычисления иногда далеко не сходились с наблюдениями, все же они в некоторых отделах составляли крупный шаг вперед и явились неоценимым подспорьем для практического мореплавания. Таблицы Региомонтана представляли част­ное исправление Альфонсиновых, не коснулись и не захватили всех их чисел и уже в XVI столетии были заменены еще более точными таблицами Коперника и его учеников, но в свое время они сослужили великую службу181.

Оставляя до другого раза разбор значения региомонтановых трудов для развития астрономического мировоззрения, необходимо здесь оста­новиться на том конкретном значении, какое они имели для решения навигационной задачи, которая стояла в это время перед португальцами.

Напомню, что в 1471 г., медленно подвигаясь и плывя главным обра­зом вдоль берегов Африки, португальцы перешли экватор и достигли 1°51' южной широты. На этом их дальнейшие исследования останови­лись. Только через 12 лет двинулась новая экспедиция под коман­дой Као, снаряженная новыми инструментами и идущая новым путем. Као достиг реки Конго – 15°40' южной широты. В этой экспеди­ции был кормчим и астрономом Мартин Бехайм, быстро выдвинувшийся и приобретший большую известность в эту эпоху. Экспедиции Као предшествовало долгое обсуждение вопроса о движении на юг среди ученых и моряков Португалии; в конце 1470-х годов была созвана особая комиссия – жунта – для обсуждения этого вопроса, и в эту комиссию прошел Бехайм, неправильно выдавший себя за ученика Региомонтана. Учеником Региомонтана он никогда не был, но действительно явился в Португалию (в Лиссабон), вполне уяснив значение таблиц Региомонтана для мореплавания и зная употреб­ление усовершенствованных им приборов. Бехайм принадлежал к доволь­но старинной патрицианской фамилии Нюрнберга, и еще молодым, почти юношей, пустился в разные коммерческие предприятия; он обладал до­вольно большими для своего времени практическими знаниями приклад­ной математики и астрономии и, по-видимому, перенес в Лиссабон, в Португалию, разработанные в Нюрнберге Региомонтаном методы вычисления широты местности, позволявшие пускаться в далекие путе­шествия. Его роль во многом не вполне ясна и, по-видимому, несколько преувеличена им самим из практических целей; но кажется несомнен­ным, что ему принадлежит честь практического применения новых таблиц и новых инструментов в той среде, в которой в эту эпоху шли самые важные и крупные далекие плавания.

Кроме введения таблиц Региомонтана для определения широты по луне и звездам, Бехайм ввел два инструмента, принесенные из Нюрнбер­га; один – обыкновенная морская астролябия, только улучшенная, металлическая182, другим инструментом являлся так называемый град­шток – прибор, который долго держался в морском деле, и открытие которого он приписывал Региомонтану. Это был, однако, гораздо более старинный прибор, который был усовершенствован в Нюрнберге Регио­монтаном для наблюдений над кометами. Построенный Региомонтаном градшток или, как он тогда назывался, rectangulum astronomicum, radius astronomicum был вскоре усовершенствован в Мюнхене Вернером (описан в 1514 г.), Вальтером, Апианом, и в этой усовер­шенствованной форме быстро распространился в морском деле183. Кажет­ся, в практику морского дела [градшток] действительно был впервые введен Бехаймом, который этим путем дал в руки моряков прекрасное средство определять высоту светил над горизонтом или по их отношению друг к другу при морской качке. Первое описание градштока появилось в начале XVI столетия, когда он окончательно проник всюду в морском деле. Только во второй половине XVI в. он стал известным в испанской «марине» [«морском деле»], тогда как, благодаря Бехайму, португальцы употребляли его с начала столетия184.

Снабженные градштоком и таблицами Региомонтана, европейцы мог­ли пуститься в открытое море, и прошло немного лет, когда следствием этого явилось необычайное расширение научного кругозора.

Этот результат, конечно, был далек от замыслов теоретика-ученого Региомонтана, а между тем, именно ему более всего обязана культура и наука этими крупными открытиями. Оценка [его за­слуг] до известной степени затруднительна, так как ему пришлось за­няться невидной и тяжелой работой по расчистке поля, но только после этой работы сделалось возможным движение вперед.

Результаты оказались более блестящими, чем невидная, но неизбеж­ная укладка фундамента. Основы этого фундамента, всего современного научного мышления – улучшение приборов, методов вычисления, точная проверка теории, проверка вычислений и измерений природных явле­ний, – заложил Региомонтан, и имя его не должно быть забыто среди более блестящих, стоящих на почве его трудов, его преемников.


ЛЕКЦИЯ 11

Значение торговли и турецких нашествий. – Диаш. – Ковильян. – Тосканелли. – Колумб и открытие Америки. – Васко да Гама


Таким образом, благодаря трудам ученых математиков и астрономов, к концу XV столетия (к середине 1480-х годов) трудная задача мореход­ства в открытом море была решена, хотя и несовершенно. Прошло не­много лет, и вычислительные работы теоретиков в руках мореплавателей привели к великим и крупным открытиям. Были еще другие события, которые неудержимо влекли европейские государства к новому пути в Индию, заставляли усиленно искать его.

В мусульманском Востоке совершались крупные события, все более и более расширялось владычество турок. Они захватывали в свои руки остатки арабских и христианских государств и в то же время со всех сторон давили на христианские земли. Под их ударом пали последние обломки Византии, славянские государства Балканского полуострова. Они угрожали Польше, Венгрии, Трансильвании, Московской Руси и Венеции. Пала Сирия, и ослабели Египет и Аравия. Неожиданным след­ствием этого движения явилось разрушение или стеснение торговли, ста­ринных, много веков установившихся торговых сношений Европы с Вос­током, – сношений, приносивших большой доход и отчасти отвечавших приобретенным привычкам к роскоши и комфорту. Предметами этой тор­говли были большей частью продукты, выдерживавшие и окупавшие дол­гую сухопутную перевозку – пряности, шелк и ткани, лекарства, драго­ценные камни, сахарный тростник, дорогое оружие. Захват османами восточных берегов Средиземного моря и всего Черного моря совершенно уничтожил один из главных путей, по которому происходили сношения Европейского запада с Индией и азиатским Востоком. Вся торговля со­средоточилась в Египте, единственном сохранившемся средстве сноше­ний. Отсюда она шла Красным морем и всецело находилась для Европы в руках Венецианской республики, ревниво оберегавшей свои корыстные интересы и стремившейся совершенно монополизировать выгодную от­расль занятий. Но и тут тяжело отражалась воинствующая сила османов.

В то же время исчезал и другой старинный торговый путь в Европе. Испанцы и португальцы к этому времени окончательно разрушили и за­хватили мусульманские государства Пиренейского полуострова. Высшие классы здесь давно привыкли к роскоши, и давно уже здесь шла усилен­ная торговля с Востоком. Гибель мавританских государств нарушила давно сложившиеся сношения, и в то же время победители подверглись сильному влиянию побежденных – в жизнь образованных классов Испа­нии и Португалии проникли культурные привычки мавров. Между тем, использовать их было все труднее и труднее185. Невольно искались новые пути в далекую Индию.

Уже после первых открытий португальцев в подтропической Африке из Гвинейских владений Африки начали привозить золото, пряности и другие продукты тропического мира, рабов. Эти первые торговые опера­ции были очень выгодны и явились могучим стимулом к дальнейшему движению. В 1487 г. Бартоломеу Диаш, спускаясь на юг, достиг мыса Доброй Надежды. Он был в состоянии доказать и сделать очевидным для всех, что он достиг конца Африканского матери­ка: берег повернул в другую сторону, на восток, морские волны приня­ли иной, не береговой характер. Впервые Диаш встретился с холодными течениями и с областью нетропического климата. Область экваториальных стран была фактически пройдена, и навсегда разрушена легенда о непроходимости тропического пояса. Диаш проник в умеренную область южного полуша­рия. Во всей силе сказалось влияние этого путешествия в открытии Австралии и в путешествии Магеллана. По настоянию своих спутников он вернулся назад и принес в Португалию давно ожидаемую важную весть. Дорога в Индию была открыта. Путешествие Диаша длилось 16,5 месяцев – теперь тот же путь туда и обратно может быть совершен в 8,5 раз быстрее. До известной степени это дает понятие о трудностях плаваний той отдаленной эпохи.

Как это путешествие Диаша, так и все предыдущие плавания были связаны с правительственными соображениями, и полученные результа­ты держались в секрете; карты становились известными только случай­но. Сведения проникали в публику из опубликованных частных писем и рассказов участников.

Подготовлялась упорно и сознательно новая экспедиция, которая должна была довершить предприятие, идущее поколениями – в течение почти 60-ти лет. По обыкновению португальского правительства, никогда почти не поручалось продолжение того же дела тем же людям: оно боя­лось приобретения данными лицами слишком большого влияния и власти. Поэтому в португальских экспедициях мы всюду встречаем все новые и новые имена. Диаш был отстранен от дальнейшего ведения дела и погиб в начале XVI столетия, потерпев крушение около берегов Бразилии.

В год возвращения Диаша на Восток были посланы два новых порту­гальских дворянина, которые должны были пробраться в христианские государства Абиссинии и исследовать путь в Индию с берегов Африки и Аравии. Это был П. де Ковильян и А. де Пайва186. Ковильян достиг Индии, именно Малабарского берега, – Каликуты, Гоа и т. д. – на мест­ных египетских судах, посетил значительную часть гаваней восточной Африки и, вернувшись в Каир, прислал в Лиссабон подробные и важные указания о морском обычном пути в Индию с берегов Африки.

Он указывал со слов местных знающих людей, что из Гвинейского залива надо плыть на юг и, обогнув Африку, направлять корабль или к Мадагаскару или гавани Софала на африканском побережье – оттуда есть прямой путь в Индию. Через 9 лет после получения этих разведоч­ных сведений Ковильяна, во время плавания Васко да Гама держался его указаний. Самому Ковильяну не удалось вернуться на родину.

Он был задержан в Абиссинии, в Гадеме. Ковильян умер в начале XVI столетия.

Таким образом, к 1490-м годам в руках португальского правительства находились важные и точные сведения как о возможности в условиях обхода морем Африки, из донесений Диаша, так и об условиях достиже­ния Индии с восточных берегов Африки, из донесений Ковильяна. Но перед тем как оно смогло ими воспользоваться, совершенно неожиданно та же задача оказалась решенной совершенно иным путем.

Дело в том, что к той же цели давно стремились отдельные энергич­ные люди разных государств, главным образом жители итальянских городских республик, жестоко пострадавшие от нарушения устано­вившихся сношений с османами и от монополии Венеции187. В европей­ском обществе никогда не прерывалась традиция сношений с Востоком. Когда португальцы проникли морским путем в Индию, они встретили там многих европейцев, частью ренегатов, купцов, искателей приключе­ний, некоторые из которых сыграли крупную роль в истории этих мест в то время и много помогли своими знаниями первым морским при­шельцам188. Многие из них возвращались назад и приносили известия и сведения о далеких странах, и в то же время восточные купцы непре­рывно посещали европейские местности. Это были люди самых разнооб­разных наций; так, например, среди мусульманских полководцев в кон­це XV в. в Индии португальцы встретили познанского еврея, принявшего магометанство189, а в битвах 1506 и следующих годов крупную роль играл русский ренегат Яша Мелек-Аясс190, адмирал Гуджератского шаха, с которым им пришлось вести упорную борьбу. Среди тех, которые возвращались, редко попадались люди выдающиеся или такие, которые оставляли описания своих поездок, но как раз около середины XV сто­летия некоторую известность приобрел итальянец Никколо Конти, про­диктовавший точное описание своих почти сорокалетних странствований по дальнему Востоку и доставивший итальянским ученым и государ­ственным людям ряд точных и новых сведений об этих дальних краях. Но несомненно, отдельные лица, интересовавшиеся географическими от­крытиями, записывали и расспрашивали других, бывавших на далеком Востоке лиц. Нам сохранились несколько таких записей. В письмах Тосканелли, о которых я сейчас буду говорить, прямо приводятся указа­ния, что он расспрашивал и записывал сведения от купцов и других лиц во Флоренции, предпринимавших поездки в Индию и в мусульманские земли. Влияние тех же расспросных сведений около середины и во второй половине XV в. ясно видно на картах и глобусах известного тогда мира. На них наносятся многие изменения, которые не имели никакого отго­лоска в литературных данных и некоторые из коих совершенно верны.

Теми же расспросными сведениями всё время пользовались самым широ­ким образом первые мореходы. Так, португальцы воспользовались для составления карты Южно-Азиатского материка картами и указаниями арабских, малайских и индийских мореплавателей; как увидим, там была указана и Австралия. Испанцы в Новом Свете с той же целью ути­лизировали расспросный и картографический материал среднеамерикан­ских туземцев191.

Путь в Индию в объезд Африки находился всецело в руках порту­гальского правительства, а по международным [нормам того времени] ни одна держава не могла пойти тем же путем, и надо было искать другого морского пути в Индию. Таким оставался только путь пря­мого плавания на запад – путь, который сам собою напрашивался уче­ным и мыслящим людям, принимавшим во внимание шарообразную фор­му Земли; на то же указывали и мнения древних классических писате­лей, о которых я упоминал раньше. Несомненно, такая мысль приходила в голову многим, так как имеются прямые указания на неудачные пла­вания на запад в надежде достигнуть Азии, предпринятые во второй половине XV столетия за несколько десятилетий до Колумба, португаль­цами и генуэзцами, по-видимому, энергичными, малообразованными авантюристами. Часть их погибла во время этих рискованных поездок, другие вернулись назад без всякого успеха192.

Но в это же время та же мысль зародилась и овладела двумя выдаю­щимися людьми своего времени – опытным мореплавателем и мисти­ком, Христофором Колумбом и одним из замечательных ученых эпохи, врачом Паоло Тосканелли во Флоренции. Несомненно, между этими людьми были сношения и, по-видимому, за много лет раньше Колумба, Тосканелли преследовал идею о возможности достигнуть Индии, плывя прямо на запад от берегов Испании и Португалии. Интерес Тосканелли был интересом ученого; перед ним ясно стояло чисто научное значение факта, хотя он никогда не выпускал из виду и то практическое влияние, какое может оказать такое кругосветное плавание. По-видимому, он ис­ходил в своих размышлениях из работ Страбона, которому (необычно для того времени) придавал более крупное значение, чем Птолемею.

Паоло Тосканелли (1397 – 1482) представляет любопытную фигуру того времени. Он пользовался огромной известностью как врач, матема­тик, астроном и географ, и слава его далеко распространялась за преде­лы его родины. Он родился в самом конце XIV столетия (1397) во Фло­ренции, где пробыл большую часть своей жизни. От него не осталось никаких сочинений, мы знаем об его известности из писем и упоминаний о нем тех или иных его современников. Так, в переписке Региомонтана сохранилось определение наклона эклиптики, сделанное [Тосканелли], которое почти совпадает с настоящим, ему же хотел Региомонтан перед смертью поручить просмотр своего перевода «Алмагеста» Птолемея; в переписке другого его выдающегося современника Николая Кребса (Кузанского) есть [сведения] о его математических зна­ниях; в биографии и переписке Колумба – о его картах и географических указаниях. В XIX в. были найдены некоторые его письма и записи, в XVIII столетии был приведен в систему астрономический гномон, кото­рым он производил наблюдения во Флоренции – это все, что от него сохранилось.

В тех или иных современных рукописях есть еще другие о нем ука­зания, которые до известной степени позволяют восстановить внешний ход его жизни. Математические знания этого старшего современника Региомонтана были очень невелики по нашей современной мерке. Но Тосканелли, несомненно, обладал ясным и точным умом, который позволял ему быть во многом впереди своих современников, и в матема­тике он, по-видимому, был на верхнем уровне своей эпохи. Но главным образом, в двух областях знания он оставил ясные следы своей мысли: в астрономии и в географии. Он был определенным противником астрологии и приводил, уже старым человеком, как доказательство ее лживости то, что, по определению им его собственного гороскопа, он, Тосканелли, должен был бы жить очень недолго, а между тем, дожил уже до старости193. В астрономии он на первое место ставил необходи­мость точных наблюдений и независимо от Пурбаха и Региомонтана ука­зал на неправильность и несоответствие с действительностью альфонсиновых таблиц. Очевидно, он сам делал измерения и исправления. Его сохранившиеся наблюдения сделаны крайне точно и открывают в нем одного из тех строгих эмпириков, которые подготовляли будущих исследователей неба. В отличие от Региомонтана, Тосканелли не имел возмож­ности начать вычислительную теоретическую работу – проверку теории неба. Это был не теоретик, а индуктивный наблюдатель. В начале 1890-х годов были опубликованы и разобраны его наблюдения над рядом комет XV столетия, сделанные профессором Челориа194 – наблюдения, которые сразу поставили Тосканелли в ряды первых астрономов своего времени и подтвердили людскую молву о нем его современников. Он на­блюдал кометы, как небесные тела, за 150 лет раньше, чем это вошло в общее сознание, после работ Тихо Браге, и Челориа, пользуясь его наблюдениями, смог вычислить все главные элементы ряда комет XV в.

Еще большее значение, однако, имеют его картографические изы­скания.

Впервые после Птолемея Тосканелли пытался составить целую карту