Голод 1932-1933 годов: «геноцид украинского народа»

Вид материалаДокументы

Содержание


А.В. Марчуков
Б.А. Безпалько
М.Э. Клопова (Инслав РАН).
А. Н. Окара ( к.ю.н., Институт восточноевропейских исследований).
М.В. Дмитриев
А. Н. Окара
М.В. Дмитриев
К.С. Дроздов (аспирант кафедры политической истории факультета госуправления МГУ)
А. Д. Марчуков
К.С. Дроздов
М.В. Дмитриев
Н. Л. Рогалина
А.Н. Окара
А.В. Марчуков
А. Н. Окара
А. В. Марчуков
А. Н. Окара
Подобный материал:
1   2   3   4

А.В. Марчуков

Если брать национальную гуманитарную интеллигенцию, то такие источники есть. Они себя такими и чувствовали и именно из этой среды такие представления и происходили. Что касается крестьянства, в тех регионах, которые Вы перечислили, там этого не было и не чувствовалось. На Украине издают много воспоминаний переживших голод, и читать их очень тяжело.... Но когда я начал просматривать эти источники, я увидел, что в записях людей, переживших голод, вообще нет упоминания «Москвы» и даже редко присутствуют обвинения в адрес партии.... Голод там рассматривается как страшное стихийное бедствие. Нет в сознании людей идеи того, что это бедствие пришло из «имперского» центра, тем более «русского»...


Б.А. Безпалько

Но ведь встречается противопоставление: почему в Москве хлеб стоит 8 рублей, в то время как у нас 10 рублей...


А.В. Марчуков

Москва там выступает как столичный город, вызывающий зависть. Сюжет известный.


М.Э. Клопова (Инслав РАН).

Т.е. не политическое противопоставление, но отражение традиционного конфликта между городом и деревней?


А.В. Марчуков

В условиях голода дело было вообще не в этом. С. Кульчицкий сожалел, что на Украине «неправильно» производится анкетирование тех, кто пережил голод. Если на Западе, в диаспоре, среди эмигрантов, задавали вопрос: вас в СССР уничтожали как украинца? – то и получали утвердительный ответ. А на Украине вопроса в такой форме не ставили, человека спрашивали о том, что и как помнит, и человек сам решал, что ему сказать...


А. Н. Окара ( к.ю.н., Институт восточноевропейских исследований).

Я не историк и не претендую на виртуозное владение методологией исторических наук. Я занимаюсь историей идей и проблемами социальной философии. Для меня интересен не тот или иной документ как таковой, сколько его интерпретация в современных общественно-политических дискурсивных практиках, а также то, каким образом задаваемый им смысл становится частью государственной идеологии, встраивается в символический ряд и информационное пространство. Наблюдая за ходом дискуссии вашего круглого стола, у меня возник большой вопрос. Я неплохо представляю современную украинскую историческую науку в ее разных проявлениях, в том числе знаю работы С.В. Кульчицкого. Очень многие украинские историки ангажированы, историческая наука Украины ангажирована политическими идеологемами, однако и российская историческая наука ангажирована не в меньшей, если не в большей степени. Как, например, сформулирован главный вопрос вашего семинара? «Голод 1932–1933 гг.: “геноцид украинского народа” или общая трагедия народов СССР?» На мой взгляд, это было сделано некорректно. По названию семинара сразу можно сделать вывод о позиции его организаторов. Первое словосочетание «геноцид украинского народа» заключено в кавычки, в то время как вторая часть «трагедия советского народа» в кавычки не заключено. Таким образом, вы исследуете те вопросы, ответы на которые знаете заранее. Таково мое мнение — мнение человека, который специально не занимается голодом 1932–1933 годов, но знаком с публикацией документов, и их интерпретациями, существующими в России и Украине.

В контексте современной украинской идеологической сферы тема Голодомора рассматривается по аналогии с еврейским Холокостом, однако в ходе недавнего визита Ющенко в Израиль ему дали понять, что Украина не может рассчитывать на приравнивание Голодомора к Холокосту. Вместе с тем, и в украинской исторической памяти, в современном украинском сознании Голодомор не становится идентификационным маркером — по примеру, скажем, того, как это стало с геноцидом армян. И это, наверно, хорошо, поскольку идентичность должна основываться на жизнеутверждающих факторах, а не на памяти о смерти.

Интересно оценить Голодомор и его современные интерпретации в украинском и российском исторических сообществах с точки зрения социальной философии.

1932–1933 годы — это время перелома глобального идеологического и мировоззренческого дискурса, на котором основывалась коммунистическая метафизика. Этот перелом достаточно четко проявился даже в архитектурной семантике — когда заканчивается конструктивизм и появляется «сталинский ампир». Это же проявляется и в литературе и искусстве: заканчивается авангард 1920-х, после первого съезда советских писателей (1934) единственным возможным и легальным стилем искусства становится социалистический реализм, в котором можно увидеть возвращение к эстетике русской классической литературы XIX века, а также к эстетике классицизма. Эсхатологизм в культуре, художественном мировоззрении и идеологии 1930-х годов уже отсутствует. Это в основе культуры 1920-х лежали идеи Троцкого, русского космизма Федорова, Богданова, идеи о преображении в теле и др. В сталинском имперском стиле эсхатологизму места нет. В 1920-е годы в украинской советской культуре также преобладали эсхатологические представления — вспомним хотя бы творчество Михайля Семенко, Павла Тычины и фильмы Дзиги Вертова.

Перелом советского дискурса и отход от эсхатологизма совпадает с откатом в политике украинизации. В 1920-е украинизация находилась в мейнстриме авангардного проекта. Но в начале 1930-х именно этого коммунистическая власть стала больше всего бояться.

Какой был главный итог украинизации, если его оценивать на уровне начала 1930-х?

В качестве итога можно назвать то, что фактически была создана или, по крайней мере, были сделаны предпосылки для возникновения новой политической нации — украинской советской. Ею в той или иной степени являлось все население УССР, а также компактные украинские общины за пределами УССР, в которых проводилась политика украинской национализации. Одной из целей политики украинизации, как ее понимали в Харькове, тогдашней столице УССР, был не только перевод делопроизводства на украинский язык, но и создание украинской советской политической нации. Идеологи великорусского национализма считают, что это было сделано с целью ослабления России. Частью украинской советской политической нации стали украинцы, живущие в Поволжье и Северном Кавказе, в Киргизии и в Казахской АССР. И основные жертвы голодомора за пределами УССР приходятся именно на те места, где жили украинизированные в 1920-х годах украинцы — это Поволжье, Северный Кавказ (Кубанский округ) и т.д. Отдельно пострадали те, кто, по разумению Кремля, представляет серьезную угрозу для политического режима — донские казаки и крестьяне Тамбовской губернии.

Я думаю, причину голодомора можно искать в различиях политической культуры российской и украинской. При всей близости украинского и великорусского народов, политическая культура серьезно различается по многим критериям. Первый критерий – источник власти и происхождение власти, которые в России ведут к сакрализации власти, в Украине — нет.

Еще критерий — отношение к социальному порядку. Очень важно, что в контексте украинской политической культуры социальный хаос не воспринимается как апокалипсис. В украинской политической культуре также развит инстинкт саморегуляции. Неслучайно ключевой фигурой украинской памяти о временах гражданской войны является Нестор Махно. В России политическая культура неоднородна. Есть культура альтернативная украинской, т.е. тяготеющая к централизации власти, есть маргинальная, о которой можно говорить на примере донских, уральских и прочих казаков. Но сущность мейнстрима российской политической культуры, как мне думается, хорошо поясняет концепция «Русской Системы» Фурсова и Пивоварова. Есть Власть как абсолютный и монопольный субъект, есть принципиально несубъектные общественные слои, которые она перемолола, и есть относительно субъектные «лишние люди» (дворянство в XIX веке, казачество, старообрядцы), которых власть недомолола. Голодомор 1932–1933 годов я склонен рассматривать как процесс «домалывания» Властью тех самых субъектных и способных на самостоятельное поведение слоев общества. Тем более в тогдашней властной верхушке собрались люди, у которых в силу разных, в том числе личностных причин, не было никаких особых сантиментов ни по поводу украинских крестьян, ни по поводу интеллигентов, ни по поводу донских казаков. Для них все эти были просто классовыми врагами.


М.В. Дмитриев

Противопоставление украинской и русской политических культур в 20 в., мне кажется совершенно неоправданным. Может быть, это было бы верным для 17 в., для эпохи Гетманата, но никак не для советского времени. В чем отличия тогда С. Косиора и В. Чубаря от партийных функционеров других советских республик? Или, например, вы говорите Нестор Махно, но, а как же тогда, например, поддержка Комуча на Волге и Южном Урале, или Антоновщины в Тамбовской области!? Не окажется ли тогда, что в России район, тяготеющий к «московской сакральной монархии», можно разглядеть только в Ивановской, Владимирской и ещё нескольких центральных областях?


А. Н. Окара

В действительности, может быть, и так. Но именно этот тип политической культуры лежит в основе логики российской власти. И что мы видим в начале 1930-х? Мы видим модернизированную Украинскую Советскую Социалистическую Республику, украинскую нацию, не ограниченную лишь территорией УССР, но имеющую свои опоры и анклавы во многих районах РСФСР. Что мы видим в переписи 1926 года? Какое было соотношение между тем, кто записывался «украинцем» и тем, кто считал себя «русским»?

Думаю, террор голодом следует рассматривать также в качестве одной из управленческих технологий, которая окончательно сформировалась в арсенале Кремля в 1932–1933 годах.

Был ли Голодомор искусственно созданным? В данном вопросе мое понимание основано в большей степени на рассказах моих родственников или знакомых, которым посчастливилось выжить. Никаких альтернатив на тему: случаен этот голод или же это искусственно созданный Голодомор — их рассказы не оставляли. Когда я впервые услышал об этом в юном пионерском возрасте в 1980-х, для меня это был настоящий шок. Я до сих пор расспрашиваю своих знакомых, чьи родственники жили в Центральной и Восточной Украине во время Голодомора — как они выжили? И, знаете, каждый рассказ — это история чуда…

Итак, моя интерпретация Голодомора такова. В начале 1930-х годов в условиях изменения государственного курса, в условиях глобального перелома официальной идеологии и государственного мировоззрения, речь может идти о геноциде не по этническому признаку, но по признаку принадлежности к политической нации и политической культуре. В основе неприятия украинской советской политической нации со стороны Кремля (то есть советского политического режима) можно считать боязнь базовой модели украинской политической культуры и ее носителей, которые никак не соглашались быть «перемолоты» режимом (это проявилось, к примеру, во время коллективизации в конце 1920-х). Именно поэтому геноцид распространялся также и на носителей альтернативной политической культуры среди других этнических и социальных групп — донских казаков, некоторых великорусов, казахов, некоторых представителей угро-финнских народов и т.д.

Еще раз подчеркиваю: как мне представляется, украинцев уничтожали не по этническому признаку, а по признаку принадлежности к нарождающейся политической нации и как носителей иной политической культуры, представлявшей, по мнению Кремля, реальную угрозу для его планов.


М.В. Дмитриев

То, что сказал Андрей Николаевич, витает в воздухе и культивируется, кажется, в украинских и, отчасти, российских масс-медиа. И настоящая наша трагедия, по крайней мере, в России, заключается в том, что нет включения профессиональных историков в процессы создания общественного мнения. Историки в создании общественного мнения в России почти не участвуют! С позицией Андрея Николаевича нигде нельзя поспорить! Мы обмениваемся какими-то мнениями в частных беседах, на семинарах и коллоквиумах, но резонанса нет. С одной стороны, в России доминирует равнодушие ко всем проблемам украинской и украинско-русской исторической памяти, с другой стороны, если наши СМИ заводят о них речь, взаимодействия с историками нет, и проблемы трактуются в пределах той умозрительной техники, какую нам показал сейчас Андрей Николаевич.... Вы чувствуете по моей реакции, насколько разные у нас и позиции, и сами подходы к проблематике голода...


К.С. Дроздов (аспирант кафедры политической истории факультета госуправления МГУ)

Хотелось бы вернуться к словам Нины Львовны Рогалиной. Мне показалось очень важным указание на связь голода и смены национальной политики.... Не могу согласиться с мнением Андрея Владиславовича. На самом деле украинизация Центрально-Черноземной Области в начале 30-х гг. – это самый её расцвет, и взаимосвязь свертывания политики украинизации с голодом 1932-1933 гг. можно здесь проследить. Я согласен с книгой Елены Юрьевны Борисенок «Феномен советской украинизации», в которой она пишет, что во время террора пострадала украинская интеллигенция, которая могла бы стать во главе украинского крестьянства. Позволю себе процитировать два документа этого периода. 15 декабря 1932 г. первый секретарь обкома партии ЦЧО И.М. Варейкис выступил с докладом, по которому было вынесено единодушное решение: газету “Ленинский шлях” закрыть, украинские районные газеты и делопроизводство на украинском языке с 1 января перевести на русский язык, издательству “Коммуна” прекратить издавать учебники и брошюры на украинском языке, с сентября 1933 г. подготовить перевод преподавания в школах украинизированных районов с украинского на русский язык, и самое главное - прекратить дальнейшую украинизацию районов. И уже к концу 1932 г. был ликвидирован областной отдел нацменьшинств. Еще один документ – это постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 января 1933 г.: в период «успешной ликвидации капиталистических элементов в городе и кулачества в деревне, разные украинизаторы на территории украинизированных районов РСФСР <...> оживили все националистические элементы, переходя на путь вредительства <...> контрреволюционного саботажа <...> Все это заставляет партию и правительство перевести все украинизированные учреждения и школы на территории РСФСР с украинского на русский язык». Националистическая карта чуть позже будет очень успешно разыграна органами. Например, в 36-37 гг. в Воронеже прошел процесс над членами УНО («Украинской националистической организацией»), состоявшей из 20 человек. Её члены якобы, выступали за отторжение Украины от СССР и создание независимого украинского государства под протекторатом Германии. Одна из террористических групп, по утверждению чекистов, существовала в россошанском птицетехникуме...


А. Д. Марчуков

В 1929 – 1930 гг. было положено начало изменению (или существенной коррекции) приоритетов во всех сферах жизни СССР, и внутренней политики. В то числе отношению к украинскому национализму. Процесс над Союзом Вызволения Украины (1929 – 1930 гг) был первым политическим процессом, на котором был дан ясный сигнал, что судят «в исторической ретроспективе весь украинский национализм… подлые идеи буржуазной самостийности, незалежности Украины»20. После этого «процесс пошёл». То, что украинизация осуществлялась и позже, вопроса не меняет. Кстати, её новый всплеск пришёлся на 1934–1935 гг., то есть на «послеголодные» годы, когда, по логике адептов концепции, «ликвидировали украинскую политическую нацию». А поиск врагов, среди которых упоминались всевозможные националисты (в данном случае, украинские), был характерен для всего того периода.

Речь шла не о ликвидации «украинского проекта», а о его содержании и о том, чьими руками он будет воплощаться (националистической интеллигенцией или большевиками). Голод и борьба за культурный «фронт» - два параллельных процесса. У них общий корень – «великий перелом», но они самостоятельны в своих непосредственных предпосылках и контексте. Ибо разговор о крестьянстве как носителе украинской идеи, самостийности, национального духа – это в значительной степени лукавство. Да и существовало ли «украинское крестьянство» как некий политический, национальный, культурный феномен, как нечто совершенно особое и монолитное? Это тоже очень большой и спорный вопрос, и годы гражданской войны вполне ярко его высветили. Не оно, а интеллигенция была носительницей идей национального. Для того, чтобы истребить националистические тенденции достаточно ликвидировать (или заменить) интеллигенцию или её часть, а вовсе не крестьянство. А вот для коренной перестройки социальных основ общества важна уже не эта узкая прослойка, а миллионные народные массы. А утверждение о том, что били интеллигенцию, чтобы она своим пламенным словом не подняла украинские массы на борьбу, известно давно, и озвучивали его как раз представители этой самой интеллигенции, стремившиеся представить события (и свою значимость) в выгодном свете. Это, кстати, очередная умозрительная конструкция из ряда «кто и почему хотел уморить украинское крестьянство (народ, нацию и т.д.).

И, наконец, скажите, пожалуйста, в 1937 г. тоже голод был? Какую связь имеет птицетехникум, украинский национализм и голод 1932–1933 гг.?


К.С. Дроздов

Я имею в виду, что этот вопрос нужно рассматривать объемно, комплексно... Последствия голода и изменение национальной политики сказались в 1936-37 гг.


М.В. Дмитриев

Андрей Николаевич нам представил умозрительную, но красивую схему, а вот молодой человек дает нам конкретные сведения. В обоих случаях мы сталкиваемся с той же самой проблемой: есть ли связь между голодом 1932-1933 гг., ростом украинского национального самосознания и борьбой Москвы с «украинским национализмом»? А.Н. Окара и наш молодой коллега эту связь видят в неких хронологических совпадениях.. Я же хронологический параллелизм за аргумент не принимаю, источников, которые эту связь отразили бы, пока не вижу.. Где критерии и признаки, чтобы уверенно говорить: голод был орудием борьбы с национализмом и украинской нацией?

Возьмем Воронежскую область и Россошанский птицетехникум... В птицетехникуме, якобы, открыли группу украинских националистов... Но были ли они в самом деле националистами? И что – борьба с ними это продолжение борьбы с украинской нацией, начатой голодом 1932-33 гг.? Или это всё-таки больше похоже на выдумку выполняющих свой план сотрудников НКВД? В это время, как мы отлично знаем, многих обвиняли в сотрудничестве с японской и германской разведками... В фильме «Покаяние» один герой признается, что он копал подземный ход из Бомбея в Лондон. Мы таким признаниям пока не верим. Теперь появились основания верить?


Н. Л. Рогалина

Ну, конечно, это было сочинено...


М.В. Дмитриев

Ну а сочинили потому, что боялись в это время, в 1936 -1937 гг. украинского сепаратизма?

О сворачивании процессов украинизации вне Украины и на Украине в 1930-е годы хорошо известно. Все правильно. Но где же доводы для вывода, что есть связь между голодом и сворачиванием украинизации?

То же самое можно спросить и в связи в выступлением Андрея Николаевича. Очень здорово говорить о логике смены архитектурных стилей, говорить о метафизике и эсхатологии и ставить в один ряд русский космизм и Троцкого, но это ли рациональный и исторический подход к объяснению голода 1932-1933 гг.? Где связь, попросту говоря?


А.Н. Окара

Я занимаюсь историей идей, историей идентичностей…


М.В. Дмитриев

Но Вы же занимаетесь, как сами говорите, историей! Вы говорите: для меня все это очевидно. Но для историков очевидно то, что видно из источников, которые хорошо проработаны. И из того, что мы не понимаем друг друга, ясно обнаруживается ещё раз: нарушена жизненно важная коммуникация между профессиональной историей, социологией, «социальной философией» и журналистикой, и из-за этого возникает масса проблем, и оказывается, что никто даже не пытается сказать нашим политикам о том, что было на самом деле…


А.В. Марчуков

Я согласен со словами А. Окары, что идентичность и что-то положительное надо строить на жизненном основании, но не на смерти. И интерпретация голода как геноцида не послужит чему-то созидательному, вопреки ожиданию ряда историков…


А. Н. Окара

Это не послужит чему-то созидательному, если эта тема станет важной основой для украинской идентичности. Если украинская идентичность будет основываться на Чернобыле, голодоморе, разрушении Батурина, не реализовавшихся ожиданиях оранжевой революции, то идентичность, построенная на таких фактах, исчезнет. Но лично для меня не вызывает вопроса, нужно ли считать голодомор геноцидом. Во-первых, признание голодомора геноцидом – это не означает, что геноцида не было против других народов и этносов Советского Союза. Эти геноциды тоже были, и это был геноцид против советских народов в целом. Поэтому я считаю, что альтернатива этому взгляду, выраженная в ноте МИДА РФ, ошибочна.


А. В. Марчуков

Второе, что я хочу сказать. Вы сказали, что сформировалась политическая нация и утверждали, что в эту часть включалось все украинское население СССР. В этом я с Вами не соглашусь. Действительно, частично украинская нация создавалась и какая-то ее часть была создана, но сказать, что эта нация охватывала все население УССР, все социальные группы, территориальные контингенты и тем более тех «украинцев», которые находились за пределами Украинской республики, будет ошибкой. Можно сказать, что в украинскую нацию входила часть интеллигенции и создаваемый бюрократический аппарат республиканского уровня, частично идеи проникали в крестьянство, но не более. Говорить о том, что создалось что-то цельное, которое противостояло прочему окружению – безосновательно.


А. Н. Окара

Первый элемент создания нации – это грамотность. Как раз в советской Украине 1920-х гг. первое поколение, прежде всего крестьян, научилось читать и писать по-украински. Первый язык – это как раз и был литературный украинский язык, преподаваемый по букварям, прописям и книжкам. Это важный фактор создания политической нации. Во время голода умирали приазовские греки, в Одесской области умирали болгары, в Сталинской (Донецкой) — в частности, сербы, в еврейских колхозах умирали евреи. Были еще немцы, которые отказывались от помощи фашистской Германии. Эти люди, которым объяснили — мол, вы граждане не только СССР, но и УССР, их всех учили писать на украинском языке. Тогда было создано украинское, украиноязычное коммуникативное пространство, иными словами, новое пространство смыслов. Снималось украинское кино, например “Симфонія Донбасу” Дзиги Вертова (1930). Это и была политика украинизации. И тех украинцев, которые жили за пределами УССР, также учили по тем же букварям, которые привозились из Харькова.