Geum.ru

И. В. Лупандин "Метафизические рассуждения" Франсиско Суареса и зарождение новоевропейской философии

Вид материалаДокументы

Содержание


Единство как свойство сущего
Три вида единства: трансцендентальное, индивидуальное и формальное
Истина как синоним и свойство сущего
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Единство как свойство сущего


"Нет ничего множественного, что не было бы причастно единству". С этих слов св. Дионисия Ареопагита удобнее всего начать изложение проблемы единства сущего. Именно на эти слова опирается Суарес в изложении своей позиции. Действительно, если продолжить цитату из св. Дионисия, "множество индивидов едины как вид, множество видов едины как род, а множество частей едины как целое". Поэтому принцип единства сущего можно назвать принципом классифицируемости мира, и очень хорошо, что Суарес вводит его сразу после формулирования основного свойства сущего (т.е. что ничто не может одновременно существовать и не существовать). Вспомним, что Эйнштейн говорил, что самое удивительное - это то, что мир познаваем. Но мир не мог быть познаваемым, если бы он не был един и классифицируем, т.е. если бы объекты, с которыми мы сталкиваемся при изучении мира, не поддавались бы классификации на роды, виды и индивиды. Принцип классифицируемости универсален: классификации поддаются живые организмы, звезды, элементарные частицы и т.д.

Любопытно, что Декарт в поисках прочного основания для своей философии также обратился к принципу единства, закону противоречия (имплицитно) и к понятию сущего. Проанализируем знаменитое утверждение, которое Декарт считает несомненным, а именно: Сogito ergo sum. Слово ergo (следовательно) указывает на неявное использование Декартом закона противоречия; если бы Декарт не опирался на этот закон, то он не смог бы уверенно заявить о факте своего существования и отвергнуть как ложное утверждение о своем несуществовании. Прав был Суарес, когда, указывая на важность закона противоречия, процитировал Аверроэса: "Без этого закона никто не смог бы философствовать, рассуждать и доказывать что-либо". Помимо закона противоречия, который Суарес называет основным свойством сущего, Декарт использует принцип единства, употребляя 1 лицо единственного числа глаголов cogitare и esse. Тем самым Декарт вводит познающий субъект в качестве составной части истинного утверждения. Но что значит "я", как не нечто единое? Самое главное, однако, в том, что Декарт считает правомерным апеллировать к опыту всякого другого "я", т.е. признает (имплицитно) единство человеческого рода, образуемого мыслящими индивидуами, каждый из которых может сказать о себе: "Я мыслю, следовательно, существую". Одновременно следует отметить, что декартовское ego, вторгающееся в основополагающий принцип, есть индивидуальное сущее, обладающее своим собственным внутренним единством и невидимой чертой отделено от всего остального мира. Здесь Декарт использует понятие индивидуального единства, которому у Суареса посвящено отдельное рассуждение (рассуждение V). И наконец, Декарт использует глагол esse, хотя и не причастную форму ens, а личную - sum, т.е. все равно в основание своей философии полагает утверждение о существовании. Это еще один пример тому, что всякая философская система начинается с понятия сущего, как и познание всякой вещи начинается с утверждения о ее существовании.

Принцип всеобщего единства прослеживается у многих других новоевропейских философов. Мы находим его в философии Спинозы, Лейбница, Гегеля, Шеллинга. К принципу всеобщего единства активно апеллировали также и крупнейшие естествоиспытатели: Ньютон, Линней, Фарадей, Эйнштейн. Однако у принципа всеобщего единства имелись и противники, как явные, так и скрытые. Так, английские эмпирики: Френсис Бэкон, Локк, Юм - принципиально обходят стороной вопрос о всеобщем единстве сущего, ставя во главу угла индивидуальное единство факта.


Три вида единства: трансцендентальное, индивидуальное и формальное


Единое (unum) как синоним сущего, согласно Суаресу, понимается как трансцендентальное единство всего сущего (всех вещей). Это трансцендентальное единство сущего проявляется двояко: в виде индивидуального единства каждой отдельной вещи и в виде формального единства вещей, относящихся к одному роду. Утверждение об индивидуальном единстве каждой отдельно взятой вещи, несмотря на кажущуюся тавтологичность, содержит глубокий смысл. Действительно, всякая вещь, поскольку она существует как вещь, представляет собой нечто единое. Если вещь разделить на части, то каждая из частей становится, в свою очередь, единой вещью. Любопытный пример можно привести из литературы. Евгения Гинзбург в своей книге "Крутой маршрут" вспоминает, что на обыске, последовавшем после второго ареста, у нее в кармане нашли ногу от детской куклы. Тюремщики долго не могли сообразить, под каким названием занести эту вещь в протокол обыска. Можно понять метафизическую проблему, с которой столкнулись совершавшие обыск: для них часть, отделенная от целого, представляла собой самостоятельную вещь. В конце концов нога куклы была внесена в протокол под отдельным номером как "обломок игрушки". Это есть иллюстрация метафизического принципа трансцендентального единства, согласно которому часть, отделенная от целого, сама становится целым.

Индивидуальное единство - это то, что отличает вещь от других вещей. Хотя в природе существуют вещи с одинаковыми свойствами, каждая из них сохраняет свое индивидуальное единство как сделанная "из этой материи" (таково традиционное толкование принципа индивидуального единства, принадлежащее Фоме Аквинскому). Но как быть с духовными субстанциями? Суарес объясняет природу индивидуального единства духовных субстанций с помощью принципа неповторимости. Принцип неповторимости гласит, что Бог избегает повторов. Согласно Суаресу, каждому творческому акту Бога присуща неповторимость. Отметим, что в философии Нового времени (как и у античных стоиков и даже, в какой-то мере, у Аристотеля) была популярна идея "вечного возвращения". Эта идея, по-видимому, пришла из Индии (свастика, колесо Будды); отголоски ее мы встречаем в книге Екклесиаста ("нет ничего нового под солнцем"). Вопреки идее вечного возвращения, сформулированный Суаресом принцип неповторимости гласит, что в мире духовных субстанций, где нет материи, которая, согласно Фоме Аквинскому, обеспечивает индивидуальное единство, не существует двух одинаковых субстанций, т.е. Бог никогда не сотворит двух одинаковых ангелов или две одинаковые человеческие души. Каждый ангел и каждая душа неповторимы.

Наконец, формальное единство - это единство вида, объединяющего множество индивидуумов, и единство рода, объединяющее множество видов. Следствием формального единства человеческого рода является трудное для неверующих в богодухновенность Библии утверждение, что все люди суть братья. Формальное единство человеческого рода легко примирить с библейским повествованием об Адаме и Еве, так как последнее фактически подтверждает таковое единство. Труднее, однако, примирить утверждение о формальном единстве человеческого рода с библейским повествованием об избранности еврейского народа.

Вообще, мы не должны забывать о том, что Суарес, предлагая новую схему изложения метафизики, создавая как бы "аксиоматику метафизики", никогда не забывал о том, что метафизика не есть самоцель, но призвана служить основой для богословия. Вспомним, что Фома Аквинский называл философию (в это понятие он включал не только метафизику, но также логику и физику) "служанкой богословия". В чем же состоит разница между основанием и служанкой? Без служанки можно обойтись, но без основания невозможно построить здание. Кроме того, в слове "служанка" (ancilla) есть нечто уничижительное, обидное для философа. Быть же основанием, напротив, почетно. Чем объяснить такое смещение акцентов, такое повышение статуса философии (прежде всего метафизики) в глазах католических богословов, произошедшее в конце XVI века? Здесь нам снова следует учесть фактор протестантизма. Именно протестанты решились строить богословие без всякого метафизического фундамента, основываясь непосредственно на Св. Писании. Поэтому утверждение Суареса о необходимости метафизики для богословия звучит как грозное предупреждение протестантам, указывающее им, что все их богословие грозит обрушиться. Вспомним, что в 7 главе евангелия от Матфея содержатся слова, которыми Иисус Христос завершил Нагорную проповедь. Смысл этих заключительных слов состоит в том, что слушающий Нагорную проповедь и исполняющий сказанное в ней подобен мужу благоразумному, который построил дом свой на скале, а слушающий и неисполняющий подобен мужу безумному, который построил дом свой на песке. В свете этой притчи позиция протестантов выглядит безумной, ибо Св. Писание не может само являться фундаментом, но требует истолкования либо со стороны внешнего авторитета (Церковь), либо со стороны внутреннего авторитета (разум). Поскольку авторитет внешний утратил свои позиции для большинства людей, ничего не остается, как обратиться к авторитету внутреннему, который одинаково обязывает к послушанию и протестантов, и католиков, и вообще всех людей здравого смысла и доброй воли.

Это отступление необходимо было сделать потому, что проблема формального единства бросает вызов тому толкованию Библии, которое представляет человечество как бы разделенным на два класса: предуготованных ко спасению и предуготованных к погибели. Метафизика утверждает, что люди по своей природе едины, а потому их окончательная участь есть следствие ориентации их свободной воли (к Богу или от Бога). Поскольку протестанты отрицают наличие у человека свободы воли, то получается, что люди предопределены к спасению или погибели в силу самой своей природы, которая поэтому должна быть неодинаковой в них, а значит, единства человеческого рода не существует.

Итак, в рамках богословия формальное единство прежде всего относится к человеческому роду, трансцендентальное единство - к утверждению о существовании единого Бога-Творца, а индивидуальное единство - к утверждению о неповторимости каждой человеческой души. Что касается ангелов (т.е. чисто духовных полных субстанций), то, согласно Суаресу, ангелы так же неповторимы, как человеческие души. Поскольку нет родов и видов человеческих душ (ибо это противоречило бы формальному единству человеческого рода), то, если ангелы подобны человеческим душам, в мире ангелов не должно быть родов и видов. Вообще, согласно Суаресу, классификация на роды и виды возможна лишь для материальных субстанций, для которых источником индивидуальности является материя (две капли воды отличаются друг от друга тем, что эта капля создана из этой материи, а та капля - из той материи). Именно материальность позволяет элементарным формам образовывать различные комбинации, являющиеся основанием для классификации. Поскольку для духовных субстанций источником индивидуальности является форма, т.е. сама субстанция, то все духовные субстанции, будучи по необходимости просты, должны быть также и неповторимы. Ангелы, как и человеческие души, могут лишь привходящим образом отличаться по своему отношению к Богу (любовь или ненависть).

Что касается принципа противоречия (основного свойства сущего), то он достаточно укоренен в Св. Писании, как в Ветхом, так и в Новом завете. Из Ветхого завета можно привести слова пророка Исайи: "Горе называющим зло добром и добро злом", - а также завещание Моисея: "Вот, Бог предлагает тебе (Израилю) жизнь и смерть; итак, избери жизнь". Из Нового завета можно привести фрагмент Нагорной проповеди: "Да будет слово ваше: да - да, нет - нет, а что сверх того, то от лукавого", - или фрагмент из посланий ап. Павла: "Наше слово не было да и нет, но в нем было да и аминь". Можно также вспомнить и фразу из послания ап. Иакова: "Человек с двоящимися мыслями нетверд во всех путях своих". Наконец, что касается принципа неповторимости, то в его пользу Суарес приводит слова из Апокалипсиса: "Се, творю все новое".

Таким образом, уже первые принципы метафизики Суареса оказываются глубоко укорененными в Св. Писании. Это подтверждает тезис Суареса о том, что метафизика является основанием богословия. Разумеется (как показали это протестантские экзегеты) возможно и диалектическое прочтение Библии, т.е. в некоторых высказываниях Библии можно увидеть иллюстрации к законам гегелевской диалектики. Так, в словах из книги Бытия: "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною" - можно усмотреть противоборство порядка и хаоса. Слова Иисуса: "Если зерно, падшее в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то даст много плода", - служат прекрасной иллюстрацией к третьему закону гегелевской диалектики - закону отрицания отрицания.

Несмотря на то, что эпоха Нового времени прошла под знаком критики схоластики, последняя сохранялась, как бы в вечной мерзлоте, в богословии и литургике Римско-католической церкви вплоть до II Ватиканского собора (1962-1965) и даже по сей день продолжает сохраняться католиками-традиционалистами из числа последователей архиепископа Лефевра. Даже если бы у Римско-католической церкви не было иной миссии, ее существование (как и существование лефевристов в наши дни) уже было бы оправдано тем, что она в своем богословии и ритуалах сохраняла для нас дух классической схоластики. Возьмем, например, и по сей день пышно отмечающийся в Римско-католической церкви праздник Непорочного зачатия Девы Марии. Для читателей, далеких от богословских тонкостей, оговорюсь, что речь идет не о непорочном зачатии Иисуса Христа Девой Марией, а о непорочном зачатии самой Девы Марии, причем речь идет не о способе зачатия (относительно которого Римско-католическая церковь ничего не утверждает), но о том, что душа Девы Марии в момент сотворения ее Богом была наделена освящающей благодатью. В этом Дева Мария подобна нашим прародителям Адаму и Еве до их грехопадения. Отметим, что согласно богословию Римско-католической церкви, после грехопадения прародителей души всех людей (за исключением Иисуса Христа и Девы Марии) творятся Богом лишенными освящающей благодати. Таким образом, 8 декабря Римско-католическая церковь празднует день сотворения души Девы Марии. Этой душе нет равных, ибо как и всякая душа, согласно принципу неповторимости, она обладает индивидуальным единством; однако душа Девы Марии относится к роду человеческих душ, т.е. пребывает в формальном единстве со всеми душами людей. Так схоластические понятия увековечены в богослужебном цикле Римско-католической церкви.

Итак, Суарес в I-VII рассуждениях ввел следующие понятия: 1) сущее; 2) синонимы и антонимы сущего; 3) основное свойство сущего; 4) понятия трансцендентального, индивидуального и формального единства; 5) принцип неповторимости духовных субстанций. Перейдем теперь к VIII и IX рассуждениям, посвященным понятиям истины и лжи.


Истина как синоним и свойство сущего


Прежде всего отметим, что Суарес вводит понятие истины, опираясь на "согласие всех" (consensus omnium). Хотя это звучит неубедительно для сторонников интеллектуального элитизма (сам Суарес был "народным лектором": его лекции были столь популярны, что слушатели занимали места в аудитории с раннего утра), однако, апелляция к "согласию всех" кажется более естественной и последовательной, чем доказательства скептика или высказывания солипсиста. Даже если мы возьмем декартовское "Cogito ergo sum", то что убедительного может из этого утверждения почерпнуть для себя читатель, кроме неявно содержащегося в нем совета самостоятельно повторить опыт универсального сомнения и выхода из него. При этом все-таки подразумевается, что об основных понятиях: persona, esse, cogitare, veritas - люди уже каким-то образом договорились (и не последнюю роль здесь сыграли европейские университеты, число которых уже в XV веке перевалило за 70). Суарес просто честно признает сам факт существования этого всеевропейского консенсуса, не пытаясь, подобно Декарту, охаивать свою alma mater.

Введение основных понятий через апелляцию к консенсусу характерно для Суареса в большей мере, нежели для Фомы Аквинского, обычно апеллировавшего непосредственно к авторитету Аристотеля. Разумеется, такой способ введения понятий не заменяет попытку дать им, по возможности, строгое определение. Что касается истины, то Суарес определяет истину двояко: 1) как трансцендентальное свойство сущего; 2) как характеристику высказывания о вещах.

Начнем с понятия истины как трансцендентального свойства сущего. Уже Фома Аквинский вслед за Аристотелем говорил, что "истина и сущее взаимообратимы". Из этого следует, что всякая истина есть сущее и всякое сущее истинно. Рассмотрим первую часть данного утверждения. Слова "всякая истина есть сущее", - невольно вызывают в памяти знаменитое высказывание Гегеля: "все разумное действительно". Отличие, однако, состоит в том, что именно мы понимаем под "разумным". Для Гегеля критерием разумности является соответствие суждения диалектике (в его, Гегеля, понимании). Таким образом, сам Гегель, в конечном счете, решает, что действительно, а что нет. Отсюда знаменитый анекдот. Когда Гегелю сказали, что какой-то из его философских выводов не подтверждается историей, он ответил: "Тем хуже для истории". Примерно так же, как и Гегель, рассуждал Декарт в "Размышлениях о первой философии". Согласно Декарту Бог обязан сотворить все те вещи, в определении которых не содержится противоречия. Отсюда Спиноза делает вывод, что ныне существующий мир является единственно возможным, а Лейбниц утверждает, что Бог творит с необходимостью, диктуемой разумом. Суарес же, хотя и утверждает, что неразумное не существует, однако не идет столь далеко, чтобы утверждать, что все, представляющееся нам разумным, обязано существовать. Он вообще не склонен поддерживать целиком весь тезис о взаимообратимости сущего и истины и ограничивается анализом лишь второй части тезиса, а именно, что все существующее истинно.

На первый взгляд, здесь такая же тавтология, что и в утверждении о трансцендентальном единстве сущего. Но в действительности, истинность сущего понимается Суаресом как способность сущего быть познанным чьим-то интеллектом, по крайней мере, божественным. Итак, утверждая, что всякое сущее истинно, Суарес аксиоматически вводит важный философский принцип познаваемости вещей. С точки зрения Бога все сотворенные вещи истинны, равно как и весь сотворенный мир един и взаимосвязан. Для скептика познаваемость вещей неочевидна (ср. высказывание софиста Горгия: "если что-то и существует, то оно непознаваемо"), поэтому закономерен вопрос Пилата: "Что есть истина?" На этот вопрос нельзя отвечать каким-нибудь определением истины, например, "истина есть соответствие вещи и интеллекта", ибо это знаменитое аристотелевское определение, которое использует Суарес, уже предполагает познаваемость вещей. И именно это свойство вещей быть познаваемыми интеллектом (божественным, ангельским или человеческим) Суарес называет истиной как трансцендентальным свойством сущего.

Согласно Суаресу (который здесь следует Авиценне), вещи обладают истиной потому, что они сотворены Богом. Истина, имеющаяся в вещах, есть некое отражение бесконечного совершенства их Творца. Это нормальный ход мысли для католического богослова. Некоторые богословы идут еще дальше, утверждая, что даже в логических истинах (2х2=4) отражается совершенство Творца. Здесь можно поставить вопрос об "аналогии истины", подобный проблеме "аналогии бытия". Существуют ли, как считал Пушкин, "низкие истины", или все истины одинаково возвышенны? Фома Аквинский, следуя Аристотелю, считает богословские и метафизические истины более важными и на основании этого утверждает, что богословие превосходит прочие науки, в частности, математику, хотя и уступает им в степени очевидности своих основоположений. Суарес не проводит качественного различия между истинами натуральной философии и истинами богословия. Так, например, согласно Суаресу, нет принципиального различия в степени истинности каких-либо утверждений о существовании. Утверждение "солнце существует" ничуть не менее истинно, чем утверждение "ангелы существуют", хотя ангелы в иерархии сущего стоят выше материальных вещей. Однако Суарес делает исключение, когда речь идет о существовании Бога. Поскольку всякая вещь обладает существованием через причастность к существованию Бога, то бытийственность всякой вещи, хотя и реальна, но контингентна, а бытийственность Бога необходима. Поэтому нельзя полностью уравнять в истинности утверждения "солнце существует" и "Бог существует", ибо Бог есть источник существования. Бог есть Сущий или "сущее" с определенным артиклем (to on), поэтому истинность высказывания "Бог существует" отличается от истинности любого другого высказывания. Ведь называя какую-то вещь существующей, мы признаем, что она получила свое существование от Бога, т.е. если бы Бога не было, ничего не могло бы быть истинным, потому что ничего не существовало бы. Поэтому утверждение "Бог существует" занимает первое место среди истин.

Помимо истины в самих вещах (истины как атрибут и синоним сущего), Суарес анализирует истину в интеллекте и истину в высказываниях. Что касается истины в интеллекте, Суарес определяет ее традиционно, вслед за Аристотелем и Фомой Аквинским, как "соответствие вещи и ее концепции в познающем интеллекте". Таковая истина, пребывающая не в самих вещах, но в интеллекте, пребывает в нем, согласно Суаресу, благодаря двум способностям интеллекта, а именно, способности к анализу (разделению) и синтезу (складыванию). Согласно Суаресу, способность интеллекта к анализу дает ему возможность формулировать истинные отрицательные высказывания, а способность к синтезу - формулировать истинные положительные высказывания. Суарес считает, что истина равно пребывает как в аналитических, так и в синтетических высказываниях; здесь Суарес следует определению истины, которое дает Августин: "Истина - это называть существующее существующим, а несуществующее несуществующим". Также следуя Августину, Суарес отстаивает тезис об объективности истинности аналитических и синтетических суждений интеллекта. Еще Августин, возражая скептикам, писал, что истина - это то, что есть на самом деле, а не то, что кажется. Впрочем, здесь Августин не оригинален; идея объективности истины, познаваемой интеллектом, правильно рассуждающим и правильно воспринимающим реальность, восходит к Аристотелю (ср. 4 книгу "Метафизики", где Аристотель противопоставляет нормальное восприятие восприятию душевнобольных). Аналогичные идеи, следуя Аристотелю и Августину, высказывал и Фома Аквинский, как в отдельном труде "Об истине" (De Veritate), так и в 16 вопросе I части "Суммы теологии". Как видим, единая традиция, идущая от Аристотеля через Августина и Фому Аквинского к Суаресу, признает объективность истинности суждений анализирующего и синтезирующего интеллекта. Суарес прав, когда видит здесь консенсус здравомыслящих людей, или проявление нормы (то, что Аристотель назвал бы "согласием с природой"). К сожалению, Декарт, введя ego в основополагающий принцип своей метафизики, фактически лишил истину ее объективного характера. От субъективизма Декарта идет прямая линия к Маху через Юма и Беркли.

Метафизическое определение истины, согласно Суаресу, отнюдь не расходится с тем смыслом, который вкладывает в понятие "истина" Св. Писание. Когда Христос говорил Пилату: "Я на то послан в мир, чтобы свидетельствовать об истине", - Он, согласно схоластической экзететике, имел в виду именно истину в метафизическом понимании, то есть ту истину, о которой говорил Аристотель и другие греческие философы. Вопрос Пилата: "Что есть истина?" - это лишь отражение господствовавшей в то время скептической философии, отрицавшей наследие Платона и Аристотеля. С другой стороны, если брать трансцендентальный аспект истины как синонима сущего, то понятным становится отождествление Бога с истиной (например, "Дух есть истина"). Здесь истина, как и сущее, становится одним из имен Бога (тема, которую подробно развивает Дионисий Ареопагит в сочинении "О божественных именах").