Geum.ru

Учебное пособие Книга первая философия древнего мира таганрог 2010

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


5. Древнеримская философия
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   19

5. Древнеримская философия



Философия Древнего Рима редко становится предметом специальных историко-философских исследований, хотя сочинения Цицерона, Лукреция, Сенеки, Эпиктета, Марка Аврелия продолжают оставаться широко читаемыми. Даже самый беглый взгляд на их произведения позволяет объяснить причины такого отношения к философии Древнего Рима.

С одной стороны, историки философии прекрасно осознали тот факт, что в онтологию, гносеологию, логику древнеримские мыслители не привнесли особой новизны, продолжая развивать важнейшие идеи раннеэллинистических школ (скептицизма, эпикуреизма, стоицизма), хотя и придавая им некоторую специфику, определенную особенностями национального менталитета и потребностями социально-политической жизни Рима. Интерес к вопросам теории познания и логики, а впоследствии и физики, весьма ощутимо ослабевает1. Исходя из этого, римлянам отказывается в способности к самостоятельному философскому творчеству. Иными словами, рассматривая учения римских авторов, от своеобразия их проблематики приходят к выводам об отсутствии в них какой бы то ни было самобытности.

С другой стороны, когда исследователи пытаются объяснить эклектизм римских философов и хорошо заметное ослабевание интереса к физическим и логическим вопросам, то нередко ссылаются на их теоретическую слабость, вследствие которой они якобы просто не могли осмыслить глубину наследия древних греков, развивая лишь наиболее простые разделы их учений, на подражательный характер всей римской культуры и ее зависимость от культуры Древней Греции2. В данном случае, исходя из эклектичности (или, наверное, лучше сказать диалогичности) культуры, объясняют специфику философской проблематики известных римских авторов.

Безусловно, бессмысленно отрицать преемственность и зависимость как всей культуры Древнего Рима, так и учений римских философов, от культуры Древней Греции и ее философского наследия, но нельзя абсолютно и безоговорочно отказывать римлянам в способности к самостоятельному творчеству и самобытности, нельзя не замечать имеющегося в их учениях своеобразия. В связи с этим, практически полная утрата интереса к онтологическим, гносеологическим, логическим проблемам выступает как легко обнаруживаемая особенность философии Древнего Рима. Так, например, у позднего стоика Сенеки теория познания и логика, являвшиеся одним из важнейших разделов раннестоической доктрины, занимают ничтожно малый объем произведений. Самое большее, что можно у него увидеть – упоминание стоических представлений о природе человеческого познания, о соотношении познавательных способностей и классификацию наук, да и о том он говорит крайне скупо. У поздних стоиков Эпиктета и Марка Аврелия не удастся найти и этого. Однако считать снижение внимания к отдельным традиционным разделам эллинистической философии простым проявлением теоретической слабости римских мыслителей вряд ли стоит. Думается, что причина несколько глубже, и состоит она в том, что центром философских исследований в Древнем Риме становится антропологическая проблематика. Человек, его сущность и судьба, его свобода и внутреннее совершенство, его место в природе и обществе являются центром практически любых рассуждений. В этом смысле знаменитую мысль Сенеки «человек для человека свят (homo homini sacer est)»1 вполне можно считать идейным девизом древнеримских философов. При этом многие своеобразные черты их доктрин можно объяснить, если помнить о доминировании и превалировании в творческом поиске антропологической проблематики.

Уже сами римские авторы, видимо, не столько осознанно, сколько интуитивно, чувствовали, что содержание их теорий существенно отличается от базового смыслового ядра не только классической греческой, но и эллинистической философии. Как результат, определяя свое отношение к философам Древней Греции, они нередко подчеркивают необходимость переноса акцентов философского исследования именно на антропологическую и этическую тематику: «Сами великие оставили нам не только открытия, но и много ненайденного. Может быть, они и нашли бы необходимое, если бы не искали лишнего, но много времени отняли у них словесные тонкости и полные ловушек рассуждения, лишь оттачивающие остроумие. Мы запутываем узлы, навязывая словам двойной смысл, а потом распутываем их. Неужели так много у нас свободного времени? Неужели мы знаем, как жить и как умирать?»1

Вследствие такого смещения фокуса теоретических интересов, римляне рассматривали философию как сугубо практическую науку, направленную на решение сущностных вопросов человеческого бытия. Так, например, по убеждению Цицерона, любая философская тема становится значимой лишь тогда, когда она применима к решению собственно человеческих проблем, ибо «возможна ли в жизни радость, когда денно и нощно приходится размышлять, что тебя ожидает смерть»2. В силу этого он называет философию «путеводительницей в жизни», а ее основным качеством считает способность «излечивать души, отсеивать пустые заботы, избавлять от страстей, отгонять страхи»3. Аналогичные представления характерны и для Сенеки: «Связывает ли нас непреложным законом рок, божество ли установило в мире все по своему произволу, случай ли без всякого порядка швыряет и мечет, как кости, человеческие дела, – нас должна охранять философия»4. Ориентация философского поиска на практические результаты достигает в Древнем Риме кульминации, и не случайно поэтому одним из наиболее значимых предшественников для римских авторов, принадлежащих к абсолютно различным философским школам, остается Сократ, который, как считал Цицерон, «первым отозвал философию с небес и поместил в городах, и ввел в собственный дом, заставив размышлять о жизни и нравах и о делах добрых и дурных»5. Полностью направленная на практические цели философия Древнего Рима делает центром философских исканий человека и его проблемы.

Пытаясь понять сущность человеческого бытия, римские авторы обращаются к проблеме соотношения природного и социального в человеке. Различные подходы к ее решению можно найти у Цицерона, Лукреция, Сенеки, Эпиктета. Мыслители Древнего Рима очень близко подошли к осознанию многогранности человека как социального, биологического, духовного существа, понимая при этом сложность данной проблемы. Показательно в этой связи сравнение представлений о человеческой душе римского эпикурейца Лукреция и самого Эпикура. Если для Эпикура вопрос смерти практически «снимается» тезисом о бессмертии материального мира и составляющих его атомов, а жизнь человека рассматривается как одно из множества возможных проявлений вечного движения материи, то Лукреций пытается посмотреть на проблему более индивидуалистично, склоняясь к выводу о несводимости человеческой души к совокупности составляющих ее атомов, что было совершенно не свойственно для Эпикура.

Если вторично на свет появляться дано бы нам было,

Все-таки это для нас не имело бы вовсе значенья,

Так как о прошлом уже была б у нас прервана память,

Так же, как ныне для нас безразлично, чем были мы раньше,

И не томимся о том мы теперь никакою тревогой 1.

Очевидно, что римский философ понимает душу не только как некую атомарную структуру, но еще и как совокупность и порядок жизненных впечатлений, то есть ее индивидуального жизненного опыта, который приобретается душой в процессе своего развития и существования. Это по-настоящему новая для эпикурейской школы постановка вопроса о природе индивидуального сознания, имеющего не только материальную, но и социальную, духовную природу. Для вполне личностного комплекса психических впечатлений, складывающихся в процессе социальной деятельности человека, смерть представляет собой конец, поскольку данный комплекс не может быть разложен на совокупность инвариантных составляющих. В подобных воззрениях следует искать исток своеобразного, более трагичного восприятия Лукрецием смерти.

Для философов Древнего Рима, переживавших завоевательные походы и падение республики, гражданские войны и проскрипции, восстания рабов и массовые казни, в полной мере осознававших хрупкость и краткость человеческого существования, важнейшей темой становится смерть и бессмертие. Многие из них своей непосредственной задачей видели избавление человечества от страха неумолимой в своей неизбежности смерти. Можно без преувеличения сказать, что этой целью во многом обусловлены и натурфилософские, и психологические, и этические исследования римских авторов. Созерцание природы и познание ее законов имеют значимость лишь в том случае, если они способствуют изгнанию этого самого опасного страха. В частности, так видит задачу своей натурфилософской поэмы Лукреций:

Значит, изгнать этот страх из души и потемки рассеять

Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного,

Но природа сама своим видом и внутренним строем1.

И для Сенеки страх смерти выступает как самый главный враг человека: «Немалый подвиг – победить Карфаген, но еще больший – победить смерть»2. Сенека указывает: «Подумай только о том, что умершего не трогает никакое зло; ибо одна пустая выдумка – рассказы про то, что делает страшным подземный мир; мертвым не угрожает ни темнота, ни темница, ни огненные потоки, ни река забвения, ни судилище; никакой тиран не угрожает их безграничной свободе. Все это выдумали поэты, пугая нас пустыми ужасами»3. Критика мифологических представлений о загробной жизни – излюбленный пункт не только Стои, но и эпикуреизма. Так, по мнению Лукреция, Ахеронт, Цербер, Фурии, Сизиф, Тантал – это лишь аллегорическое воплощение земных человеческих страданий4. Подобное пересечение не случайно, ведь у обеих школ цель одна – счастье и свобода, а как же может быть счастлив человек, если он живет в постоянном страхе перед смертью, омрачающем жизнь.

Особый интерес в Древнем Риме всегда вызывала тема самоубийства. Важно помнить, что античность выработала довольно устойчивое отношение к самоубийству: оно было не только частым явлением жизни, но приемлемым и даже оправданным. Однако раннеэллинистические школы, в том числе и Ранняя Стоя, не делают этот вопрос предметом особого рассмотрения, он остается на свободное решение мудреца: если обстоятельства таковы, что самоубийство будет, с его точки зрения, единственным выходом (неизлечимые болезни, сложные социальные ситуации), он может умереть1. Только позже, во время Цицерона, этот вопрос становится предметом специального рассмотрения. Возможно, это связано с тем, что римляне знали известных и доблестных самоубийц, многие из которых были стоиками (примером тому – Катон). Особо остро проблему самоубийства стали ставить поздние римские стоики. У Сенеки, например, тема самоубийства превращается в постоянный предмет мысли. Этот философ начинает максимально подчеркивать момент внутренней свободы, проявляющийся в самоубийстве. Последнее есть неотъемлемое право, дарованное природой, являющееся выражением человеческой свободы. Катон имел широкую дорогу к свободе, которая открывается посредством выбора самоубийства2. И эта свобода – часть провиденциального порядка Вселенной3. Ничто не может удержать тебя против твоей воли, дверь к свободе всегда открыта перед тобой, и никто не может отрицать права самому рассчитаться с жизнью4. Такая отрицательная концепция свободы вытекает из отличного от Ранней Стои толкования самой свободы. Если для основателей школы она заключалась просто в способности действовать, то для римского философа – в способности действовать в таких условиях, в которых никто кроме мудреца действовать не может. Свобода становится экстремальной. И в силу этого римлянину легче обосновать исключительность свободы мудрого.

Возвращаясь к ортодоксальной концепции школы, Сенека исключает всякое указание на божественный приказ или хотя бы разрешение самоубийства, обнаруживаемое у Цицерона, и хотя он так же, как и его предшественник, сравнивает Катона с Сократом, вопрос о самоубийстве решается исключительно самостоятельно. Причем мудрый должен предвидеть возможность самоубийства задолго до экстремальных обстоятельств. Сократ научит умереть тогда, когда возникнет необходимость, а стоик – прежде чем эта необходимость возникнет. В «Нравственных письмах к Луцилию» у Сенеки появляется замечательная мысль о том, что мудрый будет жить не столько, сколько он может, а столько, сколько должен.

Таким образом, в произведениях римских мыслителей значительно больший объем, нежели в раннеэллинистических школах, занимают проблемы необходимости и свободы личности, предназначения человека и его ответственности перед другими людьми, включенности человека в природные и социальные процессы. Антропологизм пронизывает абсолютно все разделы учений римских авторов, «очеловечивая» суховатые теории эпохи раннего эллинизма. Философы Древнего Рима интуитивно поняли, что вести людей к счастью, к добродетельной жизни и мудрости невозможно без глубокого знания человеческой сущности. Без этого философия не сможет выполнить тех практических функций, которых от нее требовала римская действительность: «В чем твое искусство? В том, чтобы быть хорошим. Но разве достигнешь ты в нем совершенства иначе, нежели с помощью познания как о природе Целого, так и об особом строе человека?»1

Говоря о философии Древнего Рима, вряд ли стоит искать в ней концептуальной целостности, абсолютной последовательности и теоретической глубины идей. Однако она представляет вполне определенный интерес, и не только тем, что здесь достигает кульминации начавшийся в эллинистическую эпоху переход от принципиальной ориентации на созерцание к ориентации на практику, впервые ставятся вопросы терминологического перевода текстов и унификации понятийных смыслов, начинается кристаллизация важнейшей философской терминологии. Думается, не в последнюю очередь римские авторы интересны как мыслители, в значительной степени способствовавшие укоренению в европейской философской традиции антропологической проблематики. Возможно, в этом следует искать объяснение и тому, что римские авторы продолжали оставаться читаемыми в совершенно различные по духу эпохи – Средневековье, Возрождение, Новое время. Да и сегодня сочинения римских авторов интересны тем, кто ищет себя, стремясь понять суть человеческого бытия, кто бьется в поисках смысла жизни, преодолевая страх смерти и страдания.


Рекомендуемая литература по данной теме

  1. Антология мировой философии. В 4-х тт. Т.1. Ч.1. М., 1969.
  2. Аристотель. Сочинения. В 4 т. М., 1975-1984.
  3. Асмус В.Ф. Античная философия. М.: Высш. шк., 2001.
  4. Богомолов А.С. Античная философия. М., 1985.
  5. Васильева Т.В. Комментарии к курсу античной философии. М., 2002.
  6. Гринцер Н.П. Римский профиль греческой философии // Цицерон. О пределах добра и зла. Парадоксы стоиков. М.: Изд-во РГГУ, 2000.
  7. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1995.
  8. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М., 1979.
  9. Лурье С.Я. Демокрит: Тексты, переводы, исследования. М., 1970.
  10. Михайлова Э.Н., Чанышев А.Н. Ионийская философия. М., 1966.
  11. Платон. Собрание сочинений. В 4 т. М., 1990-1994.
  12. Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М., 1995.
  13. Столяров А.А. Стоя и стоицизм. М.: АО «Ками груп», 1995.
  14. Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989.
  15. Цицерон. Философские трактаты. М., 1985.
  16. Чанышев А.Н. Философия древнего мира. М.: Высшая школа, 2001.