Geum.ru

Www v-mihailoff narod ru Опьянение трезвостью

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

- Ася срочно уехала, заболела бабушка. Будущее рухнуло в настоящее, быстро превращаясь в прошлое. Я написал на сигаретной пачке свой Краснодарский адрес и просил передать его Асеньке, но не сложилось.

Сухое газированное вино, которое продавали на рынке, очень помогло скоротать оставшиеся дни. Пилось каждый день и помногу. А через три дня я был в Краснодаре. Меня окружили живые заботы и очень приятные девушки. Я быстро забыл о геледжикской русалке, но ещё долго по институту ходили легенды о моём ночном плавании «за пол моря».

Встреча с Асей произошла на следующий год, на том же самом месте, но она меня не узнала. Я, по своей юной напористости, продолжал заявлять о себе, и только напоминание про заплыв через бухту, заставил её рассмеяться. Мне казалось – я герой, но ей это преподнесли, как трусливое исчезновение с боевой площадки. Я для неё не существовал ни в настоящем, ни в прошлом, ни тем более в будущем. Мои личностные характеристики, достоинства, недостатки не имели для неё никакого значения. Она откровенно скучала в моих разговорах и сразу же забыла обо мне, когда объявился рослый местный красавец, скорее всего, один из моих прошлогодних преследователей. На его вопрос обо мне, она кивнула безразлично в мою сторону:

- Сосед моей бабушки в Краснодаре. Меня пронзило током унижения, так вот куда она ездила в прошлом году, в мой город, но она знала, что я там живу. Почему мы не встретились? Я был просто приключением или дразнилкой в чужой пьеске. Горечь разочарования от неожиданного предательства охватила меня и отключила туманом обиды. Когда дым ярости рассеялся и зрение вернулось, Аси рядом не было, она танцевала со своим кавалером. Прошлое принадлежит только прошлому, и попытка вновь пережить прошедшие события, имеет отрицательный эффект. Прав классик: «не будите спящую собаку». Собака - прошлое, оно может облаять или покусать, но даже если оближет и приласкает, получим ли мы от этого радость? Но это моё прошлое, оно существует во мне, оно мне дорого, это моё достояние.


Пришло время приехать домой. Встретили меня хорошо, по молчаливой договорённости, никто не напоминал о моём неудачном романе с Татьяной. С сестрой Антониной поехали в Анапу, купались, ели мороженое, катались на каруселях, было легко и привольно. Все проблемы отошли в прошлое, не то чтобы я всё забыл, нет, просто не думал, и всё. Отец ушёл в отпуск, на те несколько дней перед студенческой страдой в колхозе, которая опять мне предстояла. Мы сидели с ним на веранде, обедали и пили: он водку, как всегда, а я мускат, мне он в ту пору очень нравился и по вкусу и по воздействию. Вдруг во дворе залаяла собака, дверь на веранду отворилась, и ворвался отец Татьяны, глаза навыкате, взъерошенный, словно цепной пёс при виде вора. Ярость хлестала из него, как из пожарного брандспойта. Для нас это было неожиданно. Отец вскочил как ужаленный:

- Я тебя не приглашал, … Далее пошли не печатные выражения, на которые мой отец был мастер.

- Я не к тебе, а к твоему паршивому щенку, нашкодил и в кусты. Я встал, но отец, отстранил меня.

- Вон отсюда, проваливай из моего дома - сказал он твёрдо, - а то мы сейчас отху...м тебя по первое число. Но Петрович, так звали моего несостоявшегося тестя, опередил и ударил отца в нос. Брызнула кровь, отец рванулся вперёд, я повис на его руке, как в детстве, когда порой, он пытался ударить мать, и закричал:

- Папочка, не бей его… Этот вопль протрезвил всех. Я сам оторопел от того, что произошло. Петрович выскочил, дверь хрястнула так, что штукатурка застучала по полу, отец отбросил меня в угол, сел на табурет.

- Дай воды и носовой платок, - сказал он хрипло, - твои художества, уже кровью выходят. Я молчал, суетился, хватался за всё что ни попадя, поднял ему голову, промокнул кровь. Удар был не сильный, кровотечение прекратилось быстро, но обида в отце видать клокотала долго. Он дёргался, неистово матерился и всё обвинял меня, не дал я ему отыграться на морде Петровича. Мы выпили всё, что было в доме, я сбегал принёс ещё портфель. Батарея пустых бутылок повергла мать в шок.

- Что здесь было? - спросила она у меня утром, когда мы с отцом похмелялись на другой день. Он не дал мне ответить.

- Твой сын уже взрослый человек и имеет право выпить с отцом.

- Я не про выпивку, а про драчунов и алкоголиков, о вас весь посёлок гудит, - начала она.

- Мы даже во двор не выходили, а то, что чокнутые придурки треплют, нас не касается, сказал отец твёрдо.

Мать покачала головой, но больше ничего не спрашивала. На третий день мы бросили пить, мне пора было на колхозную барщину, а отец приступил к работе. На протяжении долгих лет этой темы не существовало в наших разговорах. Мы не забыли ни о чём, но берегли друг друга, не бередя рану, которая была у каждого. Казалось, Татьяна насовсем вышла из моей жизни, но это только казалось, потому что до сих пор чувство неосознанной вины существует во мне. Оно накатывает, погружает меня в прошлое, и я уже не могу сказать - угнетает, возбуждает, раздражает или вызывает сожаление. Помню, лет двадцать спустя, когда алкогольная зависимость захватила меня полностью, мать напомнила про заблуждения моей юности, пытаясь обвинить в моём пристрастии к вину Таню. Я, полностью осознавая, какая это спасительная мысль и соломинка, сомневался недолго, а просто попросил мать этой темы больше не касаться.

- Мама, это было тысячу лет назад. Татьяна ни в чём не виновата, тем более в моём алкоголизме, давай об этом не будем вспоминать никогда. Мама выполнила мою просьбу. Никогда больше имя Тани не всплывало, в наших беседах, как бы я себя отвратительно и похабно ни вёл.

…Учёба захватывала и увлекала, особенно в период сессии, зачёты, хвосты по семинарам, экзамены - всё это напрягало и приносило удовлетворение и удовольствие, когда благополучно заканчивалось. Сам процесс учёбы между сессиями не был трудным, времени хватало на всё: на новый фильм, концерт, розыгрыши, вечера и прочие приключения.

Первое апреля – День вруна и шутника - очень нас притягивал, хотя бы потому, что выпадал из череды официальных праздников, посему мы старались отметить его по-своему. Это был день хохм, розыгрышей и просто веселья. Поэтому когда Наталье Конюховой пришло в голову поздравить всю группу с этим праздником, затея захватила меня и Симона. В процессе долгих дебатов было решено написать индивидуальное поздравление на горчичнике, каждому студенту нашей группы. В те времена горчичник был очень похож на открытку. Это был эксклюзивный продукт, он выпускался единственным заводом страны - в городе Волгограде. Горчичники периодически исчезали из продажи. Во времена моей юности дефицит любого товара, был основой специфических человеческих отношений. Весь прогресс страны измерялся объёмом потребляемого дефицита и способностями преодолевать вселенские трудности в индивидуальном порядке. Были написаны ироничные, поздравительные куплеты, закуплены почтовые конверты, тайно вызнаны все индивидуальные домашние адреса. Всё это шарадное богатство было рассортировано и отправлено по почте. Когда началась первая реакция, мы совершенно не ожидали, что она будет негативной. Некоторые представители студенческой страны просто обиделись. И началось следствие. Мы трое, как организаторы этой хохмы, поняли: придётся хранить тайну до конца, в противном случае можно и в дыню получить. Никому из нас троих не пришло в голову самим себе послать такие же поздравления, и когда староста группы, под давлением общественности предложил всем принести свои праздничные горчичники, мы поняли, что попали. Три конверта были сделаны в пять минут, но вот где взять оттиск почтового отделения? Это оказалось не простым предприятием. Прихожу на почту, выбираю красивую женщину и начинаю рассказывать, как это ни странно, самую взаправдашнею правду. Когда она узнаёт, что поздравление написано на горчичнике и видит его в открытом конверте, она смеется, берёт печать и, с каким-то не скрываемым удовольствием, шлёпает синие круги со служебными вензелями на наши письма.

- Я спасу вас от гильотины, - шепчет она при этом. Наталья была сильно перепугана, потому что она единственная из всех местных не заявила о письма к себе. Когда я протянул ей заветный украшенный штемпелями конверт, было такое впечатление, что смертная казнь действительно её миновала. Она подхватилась и помчалась домой, за собственной реабилитацией.

- Эта наша почта меня чуть до инфаркта не довела! Раньше на тройках доставляли быстрее, кричала она через четверть часа, отмываясь перед всем следственным комитетом. Тайное общество продолжало существовать, интриговать и заметать следы. Алиби у нас сковалось железное. Но выловить хохмачей стало делом чести всех пострадавших. Каждый начал вспоминать, кто, кому насолил за последнее время. Экспертиза почерка ничего не дала, криминалисты оказались не квалифицированными. Но в юном возрасте мы были не злопамятны и не зловредны. Дня через два все только смеялись и очень хотели узнать, кто же эти писарчуки, сатирики и юмористы, которые решились на такую акцию. Помниться через неделю мы себя сдали и получили славу в виде большой пивной пирушки в единственном пивном баре Краснодара.

Спорт в институте был популярен. Волейбол, футбол, ручной мяч, лёгкая атлетика - самые главные спортивные дисциплины. Спортивные разряды, при прочих равных условиях, помогали поступлению в институт. Конкретные достижения в спорте облегчали процесс учёбы, можно было добиться свободного графика и не быть объектом пристального внимания деканата. Но на уроках физкультуры присутствовать не хотел никто. Мы с Сёмкой пристрастились к стрельбе из мелкокалиберной винтовки. Это позволяло нам не ходить на занятия по физвоспитанию. Я не могу сказать, что заниматься спортом было мне в напряг, нет просто не ходить на физру было престижно, этакое бахвальное «умение жить».

За успехи в стрельбе мне с Семёном дали бесплатные путёвки на лыжную базу в Лаго-Наки, и мы отправились туда на зимних каникулах. Из нашей учебной группы каким-то образом на турбазу попала та самая первоапрельская Наталья, самобытная надёжная девушка, уже прошедшая проверку. Она была «под следствием» в деле с горчичниками, никого не сдала и не проговорилась до самого конца. Наивные девчонки в её возрасте были редкостью, такие как она, мне больше не попадались никогда. Наивность и доверчивость в жизни, сочетались с мудростью в делах глобальных, духовных и божественных.

Во времена моей юности воинствующий атеизм был основным источником успешной официальной жизни. И только в делах трагических, не признаваясь даже самому себе, каждый звал на помощь Господа, каким представлял Его в собственном сознании. Что можно сказать ещё о Наташе? Большие чёрные глаза, круглое лицо, волосы длинные тёмные, слегка волнистые, чаще всего распушенные и постоянное некое восторженное выражение лица. Жизнь в сплошном удивлении. Так и хотелось порой сказать хватит удивляться, это же простая глупость и не более.

Езда в Лаго-Наки началась на автобусе. Далее пересели на поезд, жалкое подобие детской железной дороги - узкоколейка по ущелью, которое тонким, глубоким и длинным каньоном прорезает подножие Кавказского горного массива. Слезли в Мезмае, а потом 12 км пешком с полными громадными рюкзаками, но не по равнине, а наверх по крутому склону. В то время у меня с Натальей были сложные отношения. Скорей всего потому, что я играл роль этакого эрудированного колхозника, несколько бравируя своим провинциальным происхождением. Периодически нарывался на её полное непонимание моего, как ей казалось, хамского обращения. Симон, тот с ней быстро нашёл общий язык, потому что фанфаронить перед ней ему было ни к чему, а цену себе он знал. В процессе путешествия мы, как это ни странно, сдружились, и часть поклажи из Натальиного рюкзака в процессе подъёма, плавно перетекла в мой рюкзак. Сближение было тройственным, нас так и стали воспринимать, как вездесущую троицу, но это было на равнине. В горах мне стало тесно в спокойных границах некоего культурного этикета и уже при получении лыж в пункте проката, я Наталье надерзил. Она в силу своей воспитанности, не смогла влезть в первые ряды получающих спортивный инвентарь, и всё прыгала в задних рядах с криками:

- Валентин возьми мне лыжи, не забудь про меня… И так беспрерывно. Пока я не выдержал, повернулся на 180*, говоря армейским языком, заорал:

- Что ты прыгаешь, как коза, приспичило тебе, что ли? Слышу я тебя, и вижу. В ответ никакой реплики и странная напряжённая тишина. Оказалось это окружающие, собственным возмущённым молчанием, осудили меня, но мне всё было до лампочки. Я взял две пары лыж подошёл к ней, она встала в позу жирафа, не видящего ничего и никого.

- Ну и оставайся на своей песочнице, кому лыжи, - громко крикнул я, долго ждать не пришлось. Подошла интересная девушка с распущенными рыжими волосами и с не скрываемым вызовом спросила:

- А меня вы можете на них поставить?

- Естественно, вы же намного лучше этой кикиморы – становитесь на эти палки. Не упадите только. Я галантерейно бросил на снег убогие, видавшие виды лыжи и стал ворковать. Она спокойно принимала мои театральные ухаживания. Я пристегнул её к лыжам, разогнулся:

- В награду откройтесь, как мне вас теперь называть, продолжил я дежурный флирт.

- Оля, - пропели в ответ.

- Красиво звучит в горах – Оля. Она смотрела на меня, не моргая. Глаза слегка раскосые, большие, зеленовато-голубые:

- Захочешь увидеть, сильно не кричи, та сторона лавиноопасна, - продолжила она свою мелодию.

– Тогда я перейду на вашу, - заголосил я страстно. В её глазах мелькнул интерес:

- А ты зови шёпотом, если надо, я и так услышу.

- Как всегда за любимым занятием, хвосты заносишь русалкам, - подоспел Симон со своей репликой.

- Им на суше со своей раздвоенной конечностью неудобно, тем более на лыжах, - процедил я задумчиво. Оля уже не слышала моих размышлений. Она примерялась к лыжам, пытаясь шагнуть.

- Смотри инструктор, она здесь с Сараём, - предостережение было неожиданным.

- А велик сарай-то, - начал я бодро.

- Не очень-то храбрись, смотри туда. Сарай это его кличка, Сёма ткнул палкой в сторону жилища. На пригорке стоял крепыш, без вершка два метра, плечи в сажень, кулаки - кубанские дыни. В это время этот дредноут тронулся, и направился к Ольге, как выяснилось, помогать управляться с лыжами.

- Это не Сарай, а трёхэтажный бильдинг, - продолжил я бодренько, - а что, бегает он хорошо?

- На лыжах не очень, а по земле достанет вмиг, - раздался громкий знакомый голос.

- Ба! Хлебушкин, и ты здесь: Мы обнялись. Я рад был видеть этого богатыря из русского эпоса. Мастер спорта по самбо, тяжёлый вес. Общаться с ним было легко и свободно. Неприятная тема рассосалась сама собой.

Лаго-Наки. Изумительное место в горах Кавказа - хвойные леса наполняют и без того чистый воздух какой-то живительной силой. Бытовые условия на этой турбазе можно охарактеризовать просто: туалет во дворе, и всё. Баня, мы её растопили, один раз за все 12 дней, но это был концерт, о чём свидетельствует небольшой фильм, снятый нами на кинокамеру «Кварц», которую Сёмён купил на деньги, заработанные на железной дороге.

С утра мы все были возбуждены предстоящим купанием. Ходили рубить дрова, если учесть, что для настоящей бани нужны только сухие поленья - процесс затянулся. Желающих попариться набралось немного, если учесть, что вообще нас отдыхало около сотни человек, то мыться отважились только пять-шесть. Слово «сауна» мы в то время слышали, но даже приблизительно не представляли, что это за баня, да и баня ли это, скорей всего блюдо какое-то. Но вот баня в горах - это в натуре небольшое бунгало из брёвен, в стороне от жилых построек. Было такое впечатление, дом этот был ветх и стар, возведён минимум лет сто назад. В тёмном небольшом помещении, в большую печь похожую на галанку, просто вставлен чугунный каган. Мы напихали в печь растопку и приличных полешек, подожгли. Всё сразу занялось, но дым пошёл в помещение Хлебушкин сказал:

– Потерпим, это завсегда при первой растопке. Но дым валил уже густой и почти чёрный, мы начали задыхаться.

- Такое впечатление, её топили ещё при Петре Первом, - сказал Женя Саукин студент третьего курса, боксёр по спортивной специальности. Но неожиданно всё переменилось, дым поредел, в печке загудело, и мы радостно стали таскать дрова, чтобы помещение прогрелось, как можно горячее. Часа через два мы вошли во внутрь разделись и начали плескаться и одновременно сечь себя хвойными лапами. Дух в бане стоял пряный, вперемешку с паром вдыхался хвойный, смолистый аромат. Жара достигла такой силы, что мы, не сговариваясь, бросились вон голышом прямо в снег. На улице уже смеркалось, но лагерь как будто ждал этого мгновения, все были наблюдателями и начали кричать и приветствовать нас, как героев. Снег обжёг ледяным кипятком, благо выпал накануне и лежал пушистым тридцати сантиметровым слоем. Мы зарылись в него с мазохистким удовольствием, через пару минут снег и 15-градусный мороз сделали своё дело. Мы стали леденеть. Юркнули назад – острое покалывание от резкого жара приятно разлилось по телу, это было кайфово. Нагрелись и всё повторилось несколько раз. Наше купание продолжалось часа два. Снег, вода, пихтовые лапы, холодный чай, очень хотелось пива, но откуда в горах пиво, его и в городе днём с огнём зимой не найти. Сидя в большой, на 20 человек, комнате и ловя на себе явно завистливые взгляды тех, кто не побывал в парной, мы поняли, что такое земная слава. А когда Хлебушкин достал литровую фляжку спирта, радости не было границ. Спали мы как младенцы, или как полководцы после победного сражения.

Оля. Необыкновенная девушка, не хотела исчезать из моей головы и уходить из моей жизни. Она напоминала о себе каждый вечер, когда мы подтягивались на танцы в главную избу турбазы, которая была столовой, клубом, домом культуры и прочее – минимум три назначения и одна большая зала. Ольга всегда стояла в центре избы, совершенно не стесняя себя традиционными правилами поведения. Вокруг неё танцевали, но, как правило, недолго, её быстро приглашали. Рыжие распушенные по плечам волосы стекали на лыжный вязанный костюм, у неё была высокая фигура с длинными стройными ногами. И всегда был вызов и призыв одновременно. Стряпуха, вот она кто, подумал я, вспомнив недавно прошедший фильм. Это открытие ещё больше возбудило мой интерес. Танцевал с ней часто, однажды она согласилась с утра пораньше отправиться на Утюг (так назывался ближайший горный массив). Обследуя с Сёмой окрестности базы, мы там открыли небольшие пещерки со сталактитами и сталагмитами.

Отправились спозаранку, хотя было видно, Оля рано вставать не приучена. Время летело незаметно, солнце пригревало так, что мы разделись до пояса и загорали. Что может быть прекрасней - снег, пихты в снегу и девушка на лыжах с развивающимися волосами. Купальник она не взяла, не на море ехала. Её белое тело порой сливалось с окружающим снежным царством, и она исчезала. Оставались красная шапочка, голубые глаза на снегу в обрамлении пушистых тёмных ресниц, под чёрными бровями, розовые губы и коричневые пятнышки сосков на упругой груди. Целоваться на лыжах было не совсем удобно, но мы приспособились, порой падали, естественно на меня, но снег не казался ледяным, да и как я мог показать, что мёрзну. Кожа её на лёгком солнечном морозе светилась матовым светом и была сухой и тёплой в моих губах, порой мурашки удовольствия бежали от груди к шее и далее по плечам. Всё это волновало новизной и нежностью, как меня, так видно и её. Неповторимость мгновений была полная, я существовал только в этом сказочном пространстве наполненном зимней женской прелестью, нежностью и романтичностью. Связь времён прервалась, мы выпали из минут и часов.

В горах темнеет рано и быстро, мрак обрушивается неожиданно, почти без перехода. В темноте мы прилично плутанули. Спустились с Утюга прямо в руки спас отряда, который нас уже разыскивал. Напряжение отступило, ночевать в горах в лесу и на морозе перспектива скажем прямо опасная, с забавами на солнышке совершенно не сравнимая. В окружении знакомых лиц стало легко и привольно. Наутро меня ждала взбучка, от того самого Сарая, которым меня пугал Симон. Он оказался главным на всей этой турбазе и отвечал за безопасность всех пижамников. Линейка была строгой, я был выбран примером неповиновения, разболтанности и своевольства. Но я улыбался всем существом, хотя рожа была хмурой и виноватой. Мне вынесли предупреждение: в случае повторения чего-либо подобного – на равнину. Сарай подошёл после линейки:

- На равнине я тебя урою.

- А здесь техника безопасности не даёт или должность, - вякнул я, совершенно не думая. Он скрипнул зубами или кулаками, я не понял, но я быстро от него отвалил.

- Не очень-то петушись, - предупредил Сёмка, - он тебя одним ударом развалит.

- Можно подумать, я с тобой спорю. И желаю испытать три его удара. Но судьба распорядилась по-своему. Когда мы спустились на равнину, интерес к друг другу между Ольгой и мной угас. Мы ни разу не встретились для продолжения романтических отношений, хотя совершенно чётко знали, как найти друг друга. По какому-то молчаливому соглашению никогда не говорили о горном приключении, когда случайно встречались в институте. Приветливо здоровались и расходились.

- Заоблачное увлечение, похожее на сказку - сказал я ей как-то, она молча кивнула и кокетливо заулыбалась, и хотя разговор на эту тему не поддержала, мне показалось, она знает какой-то секрет, а я ещё нет.

Мои частые знакомства с противоположным полом, после расставания с Татьяной, приобрели характер некоторого азартного мщения. Злости на весь женский пол я не испытывал, по жизни не был злопамятным, и совершенно чётко понимал - сам далеко не подарок. Но видимо моё непорядочное поведение спровоцировало те события, которые последовали после нашего разрыва. Скорее по молодости лет некоторая мания коллекционирования любовных отношений овладела мной. Это была просто реакция на те испытания, которые мне выпали. Перспектива исключения из института, учитывая, как я в него стремился, для меня была трагедией. Ничего подобного мне испытывать больше не хотелось, лёгкость отношений ни к чему меня не обязывала и ни с кем не связывала. Так что свидания, танцы, вечера и новые фильмы.