Президиуме Российского Философского общества. Если первая монография

Вид материала

Монография

Содержание Эго в процессе художественного творчества 2.6. Проблема философии языка 2.7. Основные концепции происхождения языка 2.8. Роль коллективной орудийной деятельности 2.9. Соотношение предметно-практической и 2.10. Творческий субъект в системе 2. 11. Категориальная и метафорическая

Подобный материал:

• Президиуме Российского Философского общества. Если первая монография, 2263.24kb.
• Российская академия наук российское философское общество секция «теория и методология, 2492.98kb.
• Северо-Кавказский государственный технический университет Ставропольское отделение, 60.46kb.
• Первая международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Проблемы современного, 42.91kb.
• Статья из Вестника Российского философского общества, №3, 2000, 85.94kb.
• Н. Г. Баранец Метаморфозы этоса российского философского сообщества в XX веке Ульяновск, 23654.89kb.
• Вестника Российского Философского Общества за 2002 год была опубликована краткая обзорная, 200.57kb.
• Н. Г. Баранец Метаморфозы этоса российского философского сообщества: в XIX начале, 5421.14kb.
• Министерство образования и науки Российской Федерации гоу впо «Северо-Кавказский государственный, 62.84kb.
• В. В. Петров Оптическая запись информации. Научное эссе, 262.33kb.

ЭГО В ПРОЦЕССЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА

Прежде чем обратиться к интерпретациям творчества и приложениям этого понятия в различных предметных областях (В науке, искусстве, религии, повседневной жизни и т.д.) стоит рассмотреть, как устроено само это понятие, точнее, каким образом конструируется соответствующая идея.

Составляют идею творчества такие смыслы: «я», сознание этого «я», некий способ действования в сознании, полагание результата действования во мне, то есть объективация и опредмечивание, и, наконец, оценка. Надо сказать, что все перечисленные составляющие идеи творчества сами в свою очередь устроены сложно.

Относительно «я» и «эго» сказано в философии и психологии чрезвычайно много. Наиболее интересны здесь два момента: во-первых, экзистенциальный, то есть каким образом это «я» существует, способ его существования, и, во-вторых, конститутивный, то есть каким образом это «я» полагается среди другого сущего и как оно само себя полагает в качестве трансцендентального Эго. Самый известный пример конституции «я» – мыслю, следовательно, существую». Здесь оно конституируется через очевидное действие, происходящее в сознании, а, именно, мышление. Однако мысль и «я» взаимно друг друга предполагают. Поэтому приемлем и другой вариант самоконституции, предложенный Фихте: «Я есть» изначальное полагание «я» как его существование.

Относительно сознания выделим один лишь момент, а именно: «я» здесь выступает как полюс самотождественности. За конкретным «монадным эго» стоит (как призрак, по выражению Ж.П. Сартра) Трансцендентальное Эго. Последнее полагает самого себя, одновременно полагая существование объективного мира. Оно необходимо как некая невидимая точка, вокруг которой образуется мир. Конкретное «монадическое я» действует в душевной жизни реального человека, как полюс самотождественности сознания через него как бы от имени Трансцендентального Эго. «Я» занято непрерывной деятельностью – оно синтезирует «данные» сознания. Эти данные, однако, могут попасть в поле внимания, только включаясь в определенные, развертываемые этим «я» структуры. Через них осуществляется активность в полагании и истолковании бытия, в этом процессе «я» формирует предметы, делегируя им долю своей тождественности, то есть «я» полагает предметы одновременно с их самотождественностью.

Ядро идеи творчества в следующем сочетании смыслов: «я» полагает что-то, это что-то через активность навязывания тождества и разотождествления обретает предметность. Но Трансцендентальное Эго – это абсолютное полагание. Оно имеет силу конструировать объективный мир (в этом суть его понятия). Таким образом, предметность сознания выносится во вне в качестве предметности объективного мира.

В общем, процесс мышления строится по этой схеме. Но ведь творчество не в коей мере не сводится к мышлению. Элементарный шаг процесса мышления всегда двухактный: (1.) полагание вот этого и (2.) отождествление или разотождествление полагаемого вот этого с другим «данным» (то есть прежде включенным в горизонт существующего для «я»). Акт творчества же на много порядков сложнее этого элементарного (в смысле базового) мыслительного шага. Он включает в себя и другие душевные проявления и способности. Прежде всего, это также и акт воли. Творчество фактически демонстрирует нам непрерывную цепь принятия разнообразных решений, причем эти решения и разномасштабные: от важных и принципиальных до микроскопических, касающихся самых тонких нюансов.

Вовлечена в акт творчества всегда и чувственность, причем, в значительно большей степени, чем в обычной повседневной деятельности. Не говоря уже о воображении, представляющем собою модус (или, скорее, состояние) сознания, который можно было бы назвать мета-чувственностью.

Важный момент в идее творчества, о котором нельзя не упомянуть, состоит в оценке результата. Здесь в игру непосредственно включаются структуры культуры, несущие на себе неизбежно печать случайности. Набор «шедевров» исторически случаен. Роль образца могут играть, в принципе, многие произведения. И все же мы отличаем творческую «вещь» от любой другой. Дело в том, что даже независимо от социальной оценки результатов (попадают ли они в круг «шедевров», навязываемых в качестве образцов), в самом акте творчества происходит моментальный синтез всех способностей души, то есть в самой активности сознания реконструируется Трансцендентальное Эго, в обычном режиме остающееся всегда как бы за «экраном» сознания, за зеркалом. Оно становится как бы присутствующим. Наше личностное, конкретное, «монадическое я» заступает на его место и действует, как если бы оно полагало своей деятельностью мир в его целостности и объективности, как если бы это оно могло произнести: «Да будет!» и «Это хорошо!».


2.6. ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА

В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ


Проблема философии языка (его происхождения, сущности, структуры) проходит через всю историю философии. Достаточно ясно и остро проблема была поставлена уже в античной философии. Демокрит одним из первых мыслителей обратился к проблеме языка, хотя и не отрицал наличие у человека души. Он выдвинул гипотезу возникновения языка и ставил вопрос о том, в каком отношении находятся слова к предметам, обозначаемым этими словами. Связь между словами и предметами основана на сходстве слов с природой обозначаемых предметов или на обычном соглашении людей безотносительно к природе самих предметов? Демокрит считал, что люди не всегда владели речью. Речь возникла в процессе общения людей друг с другом. Из невнятного и нечленораздельного голоса стали выделяться слова. Появился речевой способ общения знаками и звуками. При этом в каждой местности в соответствии с конкретными условиями сложилась своя система языка. Для каждого предмета были установлены свои знаки⁴¹. Проблема соотношения языка, имен и изменяющейся действительности интересовала Кратила, но его взгляды по-разному трактуются у Платона и Аристотеля.

Проблема происхождения общих понятий, соотношение понятий, слов и предметов была осознана Аристотелем, над ней бился Эпикур, о чем писал Секст Эмпирик. Данная проблема проходит через всю средневековую философию и Эпоху Возрождения, как проблема соотношения номинализма и реализма. У стоиков использовалась троичная система знаков языка: означаемое, означающее и случай.

В Новое время большое внимание уделялось проблеме точности языка в связи с развитием научного знания. Ф. Бэкон обратил внимание на неточность слов обычного разговорного языка в своем учении об идолах. Идолы рынка – заблуждения, порожденные неправильным употреблением слов, которые особенно распространены на рынке. Многие слова основаны не на точном знании предметов, а установлены произвольно. В этой связи можно говорить о проблеме языка, слова которого требуют существенного уточнения. Выводы Ф. Бэкона оказали большое влияние на философские учения о языке Т. Гоббса и Дж. Локка.

Гоббс говорил, что истины математического знания с помощью слов человек постигает с помощью языка, а не непосредственным чувственным опытом, который не дает всеобщего знания. Человеческое мышление отождествляется с языком. Гоббс считает, что язык представляет собой специфическую разновидность опыта, источником которого служит сам человеческий ум. Мысли о воспринимаемом, появляющиеся в нашем уме очень скоро терялись бы и исчезали, если бы они не закреплялись в определенных словах, которые Гоббс называл именами. Имена в виде слов переводят и передают внутреннюю речь в речь говорящего во внешнюю, делают ее доступной для слушающего и, тем самым, обеспечивают возможность общения людей, понимания друг друга.

Гоббс формулирует и раскрывает свою знаковую концепцию языка. В известном труде «Левиафан» он пишет, что, познавая мир, человек оперирует именами или словами, которые он дает вещам или явлениям. Имена, слова выступают в двух значениях – в качестве меток и в качестве знаков. Имена, имеющие значение для конкретного человека – это слова-метки вещей. Они сугубо индивидуальны и субъективны. Что касается имен-знаков, то, по Гоббсу, это слова, с помощью которых осуществляется обмен мыслями. Имена-знаки есть следствие соглашения (конвенции) большой группы людей, придающего определенным меткам общезначимое содержание. На уровне слов-меток люди не могут наладить общение между собой. Оно становится возможным, когда имена-метки приобретают качество имен (слов) – знаков, т.е. когда люди, участвовавшие в соглашении, воспринимают и понимают данное слово-имя однозначно. Соединение определенным образом имен называется речью. Человек становится способным к умственным операциям лишь благодаря именам, благодаря тому, что он для воспоминания воспринятого изобрел словесные обозначения.

Вслед за Т. Гоббсом, Дж. Локк большое внимание уделяет проблеме роли слов в закреплении человеческих мыслей. При этом Локк отмечает, что слова являются непосредственными знаками человеческих идей. Поэтому они выступают орудиями, с помощью которых люди сообщают друг другу свои понятия, выражают свои мысли.

Локк по праву считается основателем семиотики, как общей теории знаковых систем, исследующей свойства знаков и их роль в познании. И это становится особенно очевидным при рассмотрении проблемы истины, которая в собственном смысле слова означает, – по мнению Локка, – лишь соединение или разъединение знаков сообразно соответствию или несоответствию обозначаемых ими вещей друг с другом. Локк, также как и Ф. Бэкон обращает внимание на несовершенство и неточность разговорного языка, который при использовании его в научном познании может создавать определенные трудности.

Занимаясь, в первую очередь гносеологическими проблемами в «критический период», И. Кант не мог обойти стороной проблему языка. Но и в «докритический период» данная проблема интересовала Канта в связи с анализом взглядов Лейбница. При этом Кант достаточно высоко оценивает попытку выразить принцип противоречия с помощью знаков. Кант не только не отрицает знаковую природу языка, но и признает существование определенной закономерности в ее выражении. Как известно, к проблеме языка Кант в «критический период» обращается в своей работе «Критика чистого разума» в связи с анализом аналитических и синтетических суждений, а также к проблеме знака и символики в работе «Критика способности суждения». Знаки по Канту материальны и ничего в себе не содержат ни от понятий, ни от созерцаний. Созерцания, при этом, подразделяются на схемы и символы, отражающие понятия. Под символами понимаются косвенные изображения понятий. Схемы – прямые изображения понятий. Так, например, монархическое государство при символическом изображении выступает в виде одушевленного тела или машины, хотя при этом между государством и машиной никакого прямого тождества нет.

Кант отождествляет образы вещей и символы, считая процесс познания символическим или образным. Но, в то же время, Кант стремится подчеркнуть различную природу символического познания и знаков, говоря о том, что знаки выступают опосредованными предметами, которые сами по себе ничего не значат, а только способствуют переходу от созерцания к понятиям. В этой связи символическое познание не следует противопоставлять индуктивному познанию, а дискурсивному, в котором знак способствует воспроизведению понятия. Символы выступают лишь средствами рассудка, но это косвенное средство, которое реализуется через аналогию с теми или иными созерцаниями, к которым применяются понятия рассудка. Символы с помощью изображения предмета придают понятию значение.

Но в то же время, по мнению Канта, символическое или образное мышление присуще лишь низшему уровню познания, который соответствует уровню рассудка. Знаковая система еще очень бедна и недостаточно гибка. Для подтверждения своей точки зрения Кант ссылается на специфику речи дикарей, как проявление неразвитого языка и познания. Это же находит свое проявление и у древних певцов, в том числе и у Гомера, когда недостаточность средств языкового выражения компенсировалась блеском изложения.

Символы не выступают некоей реальностью, которая стоит за нашими ощущениями, признавать подобное значило бы по Канту впадать в мистику. Символы изображают не только понятия, но и идеи, которые относятся к моральности, составляющие суть всякой религии и играют при этом полезную и даже необходимую роль, но только в течение лишь некоторого времени, то есть в рамках определенных пределов, за которыми идеалы могут быть подменены идолами в сфере чистого практического разума.

Символическое отличается от интеллектуального в той же мере, как богослужение отличается от религии. Но к подобной подмене приходят все народы мира. И в этой связи следует отличать правдивость учителей, составляющих священные писания, от истины учения при истолковании «Священного писания». Истину учения надо понимать буквально, а правдивость учителей лишь как символический способ представления.

Знак – это некий материальный элемент, который служит для узнавания и простейшего объяснения того или иного явления. Он не является понятием и не является элементом чистого разума, но относится только к рассудку.

Кант предлагает классификация знаков, в которой он выделяет три группы знаков: произвольные, естественные и знаки знамения⁴².

Ницше обратил внимание на случайные метафоры языка, которые Ж. Лакан позднее назвал «плавающим» означающим. Ж. Деррида также отмечал, что «бессознательная аксиоматика» достаточно часто проявляется в повторяющихся метафорах. Р. Барт отмечал, что язык не только не мешает говорить, а является проявлением воли к власти. М. Мамардашвили подчеркивает, что мыслит не только человек, а мыслит кто-то в нем, что-то, проявляющееся как вдохновение. Большое влияние на развитие языкознания ХХ века оказали философские идеи марксизма, неопозитивизма, прагматизма, структурализма, феноменологии Гуссерля и др.

Проблема метафоричности языка, выделение «Я» и «Другого» получает развитие в философии конца ХХ века, и к ним обращаются представители различных философских направлений, как представители традиционной философии, так и представители постструктурализма и постмодернизма. Это как бы всеобщая попытка осмыслить не только уходящий век, но и уходящее тысячелетие. И этот рубеж особенно усиливает настроения предшествующего времени, не только как «заката Европы», и «предчувствия» конца человечества, но и вообще конца жизни на Земле.


2.7. ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЯЗЫКА


Основные концепции происхождения языка можно подразделить на: теологические, которые объясняют происхождение языка действиями сверхъестественных причин; биологические, считающие основной причиной возникновения языка действие биологических факторов; социальные концепции, которые выделяют социальные факторы в качестве основы формирования и развития человеческого языка.

Теологические концепции включают не только религиозные, но и мифологические попытки объяснения происхождения языка, в которых основной причиной является Бог.

В библейских легендах можно найти, по крайней мере, две точки зрения на проблему происхождения языка. В первой главе книги Бытия говорится о том, что Бог творил Мир словесным заклинанием и человек был сотворен силой слова. Но во второй главе говорится что Бог творил «молчком», а потом подвел к Адаму всех тварей, для того чтобы сам Адам дал им имена. Таким образом, мы находим два варианта возникновения языка: 1). язык происходит не от человека; 2). язык происходит от человека⁴³.

Биологические концепции объясняют развитие человеческого языка в процессе совершенствования человеческого организма: гортани и речевого аппарата, органов чувств, мозга. Данные теории имели для своего времени положительное значение, которое может состоять в том, что они пытались найти естественные причины возникновения языка. Наиболее известными из них являются две концепции: звукоподражательная и междометная.

К социальным относятся: договорная, трудовая, ономатопоэтическая и марксистская, которые причины возникновения языка относят к социальным факторам.

Звукоподражательная концепция рассматривает процесс возникновения языка естественными причинами, которые состоят в том, что человеческий организм развивался и, прежде всего, за счет развития органов чувств люди стали подражать крикам животных. Происходило, прежде всего, подражание домашним животным (блеянью овец, ржанию коней). Подражание осуществлялось и как выражение определенных впечатлений по отношению к различным предметам и явлениям. Сторонники данной теории в подтверждение своих взглядов использовали слова языка, в которых находит свое проявление в выражении чувств.

Междометная концепция объясняет происхождение языка как выражение в звуках тех или иных переживаний, которые испытывали первые люди. Первые слова, которые произносили люди, были непроизвольными криками, как проявление боли, страдания, радости, страха, голода, то есть выражали в звуках те или иные эмоции. По мере развития общества и человека звуки, согласно этой концепции, стали приобретать символическое значение.

Договорная теория в значительной степени преодолевает некоторые недостатки звукоподражательной и междометной концепции и, прежде всего, в учете роли социального фактора. Данная теория объясняет процесс возникновения человеческого языка определенными социальными факторами и социальными потребностями. Считается, что древние люди в своей жизни мало, чем отличались от других животных. Они жили неустроенной жизнью и полной всевозможными опасностями среды обитания. При нападении зверей они старались помогать друг другу с помощью определенных звуков. Голос в то время был еще нечленораздельным и почти бессмысленным, но постепенно люди перешли к членораздельным словам и установили символы для каждой вещи. Подобная точка зрения возникла в русле договорной теории происхождения общества Т. Гоббса и распространена она была на проблему происхождения языка

Трудовая концепция была выдвинута в 70 годах XIX столетия немецким философом Л. Нуаре, которая была поддержана К. Бюхером. Язык, согласно его концепции, возникает в процессе становления и развития трудовой деятельности. На ранних этапах это были трудовые выкрики. Но совместная работа не только организует трудовую деятельность, но сопровождает сам рабочий процесс. На ранних этапах человеческой истории мышление и действия были неразрывны. Трудовые действия происходили параллельно звуковому сопровождению в виде различных выкриков. Но по мере развития трудовой деятельности совершенствовался и развивался язык.

Ономатопоэтическая теория Штейнталя – Потебни. Ономатопоэтическое объяснение происхождения слов известно давно. Но только в ХIХ веке изменяется содержание термина «ономатопоэтическая теория» как теория происхождения языка. Становление ономатопоэтической теории происхождения языка происходило в работах В. Гумбольдта, Г. Штейнталя, А.А. Потебни.

Гумбольдт предложил основную идею, которая предполагала наличие самозарождающегося и самодвижущегося целого – энергии. В данном целом участвуют три равноправных части: 1)дух народа, который выражается в общем, идеальном целом, во внутренней стороне языка и духовном его достоянии; 2) внешняя форма языка, выраженная в звуках, которые оформляют высказывания; 3) способ соотнесения и связи конкретных комплексов звуков со специфическими для данного языка значениями. Взаимосвязь основных частей целого не только приводит к возникновению языка, но и является источником самодвижения, его энергией. При этом возникновение языка происходит как спонтанная мутация в жизни древних антропоидов. Эта мутация происходит как игра, развлечение или отдых.

Марксистская теория исходит из того, что никакого «золотого века» на ранних этапах человеческой истории не было. Процесс развития языка является длительным и сложным. Первобытные люди испытывали постоянную нужду, голод, страх перед малопонятным окружающим миром. Орудия труда были крайне примитивны, но они уже начали их использовать коллективно. Постоянно осуществлялось изготовление и использование орудий труда, а затем и разделение труда. Таким образом, можно говорить о том, что в рамках марксистского подхода процесс возникновения языка, сознания и общества были взаимосвязанными процессами. Но, в то же время, главной причиной развития общества, языка и сознания был процесс трудовой деятельности. Как отмечали классики марксизма, труд сделал человека человеком. Это находит свое выражение и в том положении марксизма, что общественное бытие определяет общественное сознание и это признается законом общественного развития.

Сознание, как и язык, возникает только в обществе, как результат совместной трудовой деятельности, в процессе которой возникает потребность в обмене информацией и координации совместных усилий в решении определенной задачи. Это находило свое проявление в том, что групповая охота, изготовление и использование орудий труда требовало наличие определенных умений в передаче определенной информации, что и способствовало развитию сознания и языка.

Звуковой, информационный комплекс становится общественным достоянием, который понятен всем членам общества. При этом слова языка обозначали определенные потребности, название общих представлений, а также постоянное соединение языкового звукового комплекса с его значением. Коллективная форма преобразовательной деятельности с необходимостью предполагает и то, что люди вступая в определенные отношения, должны выполнять существующие правила и нормы поведения, как говорят выполнять правила игры. По отношению к каждому конкретному человеку эти отношения выступают, как внешние, объективно существующие и человек помимо своей воли, если он живет в обществе, а не на необитаемом острове, должен в них включиться и выполнять, в том числе и законы языка.

Марксистская теория происхождения языка, «будучи сформулированной в основных чертах в конце ХIХ в., как теория философская, обладает большой прогностической силой. Она получила много подтверждений в ходе поступательного развития науки в последние сто лет»⁴⁴.


2.8. РОЛЬ КОЛЛЕКТИВНОЙ ОРУДИЙНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В ВОЗНИКНОВЕНИИ И РАЗВИТИИ ЯЗЫКА


Особая роль в возникновении и развитии человеческого языка и сознания отводилась в рамках марксистской философии. Наиболее видной работой, на которую опирались в своих исследованиях многие поколения ученых, была работа Ф. Энгельса «Роль труда в происхождении и развитии сознания». В данной работе достаточно убедительно и последовательно было показано то, что именно трудовая деятельность способствовала совершенствованию руки, развитию мозга и языка. Именно усложнение трудовой деятельности вело к усложнению языка.

Опыт одних поколений с помощью языка передавался другим поколениям. При этом не только реализовывалась коммуникативная функция, но и функция адаптационная. С помощью языка, в процессе общения передавались умения и навыки определенной профессиональной деятельности, знания и умения изготовления орудий труда, возможности их применения.

Человек никогда не был созерцательным существом, как это понималось некоторыми философами. Не природа играла ощущениями человека, и в результате чего возникали человеческие знания. Человек всегда был в первую очередь предметным и практическим существом. Каждому человеку в истории человечества необходимо было, как и в настоящее время, есть, пить и иметь крышу над головой, а также многое другое, по мере развития человеческих потребностей. Но само удовлетворение потребностей напрямую зависело от возможностей материального и духовного производства. Без производства нет, и не может быть потребления. Да и без потребления любое производство теряет всякий смысл. Поэтому вполне определенно можно утверждать то, что для обеспечения жизнедеятельности человека и общества необходим процесс не просто производства, а как отмечал К. Маркс, - необходим процесс расширенного производства. И именно расширенное воспроизводство является основой развития общества.

Но расширенное воспроизводство не сводится только к процессу материального воспроизводства, а органически включает в себя различные сферы духовного воспроизводства. Но ни материальное воспроизводство и тем более, духовное воспроизводство немыслимо без языка, без его использования и развития. Это особенно ярко видно из современной действительности, так как именно в наше время в язык входит такое количество новых технических терминов, что часто можно услышать нечто новое и незнакомое в структуре словарного состава языка.

Для обеспечения процесса производства необходимы средства человеческой деятельности, и именно они, явились основой развития человеческого сознания и языка. Не просто абстрактный или конкретный труд является основой формирования и развития общественного сознания. Хотя данное положение мы не пытаемся оспаривать. Но главное в трудовой деятельности основным средством развития сознания и языка сыграли орудия труда.

Орудийная деятельность в зачаточной форме присуща уже высшим животным и, в первую очередь, обезьянам. Специальные исследования показали то, что обезьяны достаточно сообразительны в том, чтобы ставить ящики друг на друга, если надо достать подвешенный банан. В разбивании камнями орехов. Используют палки и не только используют, но и соединяют друг с другом для удлинения две палки. В фильме «Обезьяний остров» хорошо показано то, что обезьяны использовали ветки, палки, для того чтобы напугать чучело тигра, которое исследователи выдвигали незаметно на поляну. Но использование отдельных предметов в качестве средств деятельности носило ситуативный характер, только в конкретной ситуации, а затем выбрасывалось за ненадобностью.

Полани отмечает, что, «благодаря структурному сходству двух главных типов неявного знания (практического и интеллектуального), они всегда даны в сочетании друг с другом, а иногда даже и в равных пропорциях. Это справедливо в отношении любого инструментального действия. Инструменты схожи с деталями сложного целого, поскольку тот или иной предмет выступает для нас в качестве инструмента в силу того, что мы полагаемся на него в выполнении того, на чем фокусируется наше внимание в процессе использования инструмента. В подобном случае мы можем уподобить его объекту, который мы используем, но в большинстве случаев не знаем (или знаем недостаточно), как именно мы это делаем. Ибо, сконцентрировав наше внимание на инструменте как на объекте, мы парализуем действие»⁴⁵. Исследователи на «обезьяньем острове» установили, что граница в использовании орудий труда обезьян и человека лежит в коллективном использовании орудий труда. Каждая обезьяна использует отдельные предметы сугубо индивидуально, в конкретной ситуации. Первобытные люди начали использовать орудия труда коллективно, и это послужило началом человеческой истории, в то время как обезьяны вплотную подошли к этому, но лишь те из них кто начал осуществлять коллективную трудовую деятельность в процессе труда постепенно пошли по пути исторического прогресса.

Орудия труда в самом начале и затем на всем протяжении человеческой истории выполняли ряд функций, которые явились основой и причиной развития человеческого языка и сознания. Чтобы не быть голословным в данном вопросе, рассмотрим эти функции. Они пока не имеют специального названия, но суть их в следующем:

А) Орудия труда значительно усиливали естественные возможности организма. Одно дело, когда обезьяна ударяет кулаком, но совершенно другое дело, когда удар наносится дубиной, а коллективное использование дубин во время охоты позволяло уже одолеть крупных животных и более успешно противостоять опасным хищникам;

Б) Орудия труда открывали те свойства действительности, которые не лежат на поверхности, не даны в явлениях. Как говорят психологи, исследователи поведения обезьян, мышление у обезьян ручное, то есть обезьяны видят и знают окружающий мир лишь в той степени, в какой он дан им в ощущениях или поверхностно. Поэтому можно с уверенностью говорить о том, что проникновение в сущностный уровень окружающего мира позволяло использование специальных предметов в качестве орудий труда;

В) Орудия труда, как в самом начале человеческой истории, так и на всем протяжении выполняли функцию абстрагирования от конкретной ситуации, формировалось знание меры и границ применимости их использования. Это, несомненно, способствовало развитию абстрактного мышления. В качестве примера можно привести то, что уже первые дубины могли быть использованы универсально и при охоте, и при защите от хищников или представителей другого племени. Невольно в качестве примера напрашивается и одна из современных реклам утюгов, на которых можно жарить яйца, с их помощью можно поливать цветы, забивать гвозди. Мы привели данный пример в связи с тем, что он показывает универсальность орудия, которое можно использовать в разных ситуациях. Подобное универсальное использование орудий труда определенным образом способствовало и способствует развитию сознания, расширению опыта, выходу за рамки сложившихся стереотипов;

Г) Орудия труда в процессе их изготовления и использования значительно расширяли сферу неосознаваемого в процессе познания, так называемую область «подсознания», то есть ту часть сознания, которая не осознается, но выполняет колоссальный объем получения и обработки информации. А коллективное использование орудийной деятельности с необходимостью предполагало расширение и усложнение информационных процессов, то есть способствовало развитию языка;

Д) Трудовая деятельность с использованием орудий труда формировала и развивала такой элемент сознания человека, как практическое мышление, которое отвечает за умение выполнения различных действий, в том числе и умение, мыслить, говорить, ходить, осуществлять те или иные виды деятельности, в том числе и в творческой форме ее проявления. Но сами умения передавались от поколения к поколению с помощью языка;

Е) Усложнение орудийной деятельности вело к изменению и усложнению отношений между участниками трудового процесса и это вело, в свою очередь к развитию языка и сознания.

Все те функции орудийной деятельности не только не утратили своего значения в настоящее время, но значительно расширили свои возможности в различных формах человеческой деятельности. Это видно и в современном промышленном производстве. Значительно усилилась роль различных орудий и приборов с современной научной деятельности. Это, прежде всего, современная компьютерная техника, современные ускорители, телескопы, микроскопы и т.д. Роль их настолько возросла, что некоторые современные философы считают прибор необходимым элементом субъектно-объектного отношения в процессе теоретико-познавательной деятельности.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что не просто труд, а коллективная трудовая деятельность с использованием орудий труда явилась основой развития человеческого сознания, языка и различных видов творческой деятельности.


2.9. СООТНОШЕНИЕ ПРЕДМЕТНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ И

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ


В конце ХХ, начале XXI веков не ослабевает интерес философов к проблеме человеческой деятельности. В работах Л.П. Буевой, М.С. Кагана, Б.Я. Пахомова и многих других авторов сделано много по исследованию основных форм человеческой деятельности, определении критериев их выделения, в анализе специфике творческой деятельности и т.д. Но осталась еще недостаточно исследованным такой важный аспект человеческой деятельности, как соотношение сознания, языка и предметно-практической деятельности. Исследование языка в работах отечественных философов осуществляется только в рамках непосредственной определенности самого языка без учета других видов деятельности. Да и самих работ по данной проблеме в последнее время не так уж и много.

Связь языка и предметно-практической деятельности находит свое отражение в определениях человека, как деятельного, предметного существа, которое и действует предметным образом и никогда не был просто созерцательным существом. Но при этом не учитывается то, что человек является социальным существом. Сама же социализация осуществляется только посредством языка, а не просто как некое отражение ансамбля или совокупности всех общественным отношений. Человек формируется как человек только в языковой среде и с первых мгновений его жизни с помощью языка. Поэтому можно говорить о сущности человека не только в плане фиксации всех общественных отношений, но и с учетом специфики лингвистической деятельности. Мы вовсе не стремимся абсолютизировать именно лингвистический аспект в выражении сущности человека, но без языка человек не может стать не только разумным, но и просто мыслящим существом. Это связано с тем, что сам процесс мышления осуществляется посредством и на основе языка. Мышление человека, таким образом, является лингвистическим мышлением. Поэтому можно говорить о том, что теоретико-познавательная форма человеческой деятельности, как во внутреннем (мыслительном), так и предметно-практическом проявлении осуществляется в лингвистической форме.

Конечно, у человека присутствует и образное мышление, которое формируется еще до возникновения понятийного. Но образы мира и произведений искусства также непосредственно связаны с языком, выразимы с помощью языка. Например, язык живописи, жестов, схем, символов, усваивается только в социальной среде.

Несколько сложнее соотношение лингвистической и предметно-практической деятельности. Сложность состоит в том, что предметно практическая деятельность человека основа на умении человека осуществлять тот или иной вид деятельности. Например, умение плавать, ездить на велосипеде, рисовать, чертить, писать стихи. Подобная разновидность человеческой деятельности невыразима непосредственно в лингвистической форме и не проявляется на когнитивном уровне мышления. Как мы плаваем? Просто входим в воду и плывем. Но попробуйте это с помощью языка объяснить человеку, который не умеет плавать. Практическое умение формируется только в процессе предметно-практической деятельности. Но и сама предметно практическая деятельность формировалась и формируется только на основе лингвистической деятельности. Например, умению обращения с оружием в армии осуществляют в определенной последовательности движений: делай раз, делай два и т.д. То же самое можно наблюдать и в формировании умения управления автомобилем.

Но в тоже время, само сознание человека, его знания и развитие языка находились в непосредственной зависимости от уровня развитости предметно-практической деятельности. Так как именно орудия труда значительно усиливали естественные возможности организма человека, открывали такие свойства самой действительности, которые не лежат на поверхности и выполняли функцию абстрагирования. Но каждое новое поколение вновь и вновь овладевали возможностями орудийной деятельности в социальной среде, при помощи языка. Только с помощью языка в процессе лингвистической деятельности мог усваиваться и усваивался опыт предшествующих поколений. Поэтому вполне уместно говорить об исторической обусловленности взаимосвязи предметно практической и лингвистической деятельности.

Мы ни в коей мере не отрицаем, роль существовавших и существующих общественных отношений, которые также непосредственно связаны с сущностью любого человека. Но сами общественные связи и отношения, будучи объективно существующими в социальной действительности до сознания каждого человека могут быть доведены только в процессе лингвистической деятельности. Обучение и управление невозможно без языка. Поэтому можно говорить о том, что глубоко прав был великий древнекитайский философ Конфуций, который отмечал, что мудрый правитель не только управляет, но и обучает своих подданных.


2.10. ТВОРЧЕСКИЙ СУБЪЕКТ В СИСТЕМЕ

СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ.


Активность субъекта творчества – это центральная проблема исследований в истории философии. Для древних культур характерно полное отрицание «автономной» творческой активности субъекта. Египтяне связывали происхождение творческой деятельности человека с волей богов, а продукты творческой деятельности являлись божественным откровением. Литературные произведения, будь-то религиозный текст или медицинский трактат, возводились к богам, считались упавшими с неба»⁴⁶.

В древнегреческой мифологии творчество рассматривалось как некая чудесная сила. Вдохновение и исступление приходят к человеку из вне и не зависят от желания человека. Вплоть до 1 тыс. до н.э. творчество не связывалось ни с человеком, ни с уровнем его развития.

Вторая позиция исходит из того, что все действия человека определяются им самим (волей, сознанием, образованием и т. д.). Как изначально свободное существо, он определяет цели, формирует пути их достижения и претворяет все это в бытие. Человек свободный творец.

Эти две крайние точки зрения на суть творческой активности человека отражают непостижимость человеческой природы, бесконечность ее проявлений, противоречивость ее деятельности.

Как часть природы человек вынужден ей подчиняться. Это проявляется в сходстве биохимических процессов, обуславливающих жизнь человека и других ее частей, а также в зависимости человека от внешних условий существования, которые также называют природой. «Человек – существо, которое вынуждено (если оно хочет жить) пребывать в природе, погружаться в нее. И с этой точки зрения – человек животное. В чисто зоологическом смысле жизнь – это то, что нужно для выживания».⁴⁷

«Вложенность» человека в природу отразилась в самых первых его философских определениях через animal (animal vationale, animal sociale) и других естественнонаучных концепциях развития человека.

Но как отмечает Х. Плеснер, человек обладает «эксцентрической позициональностью» т.е. выходит за рамки непосредственного животного существования, стремится к трансцендентальным ориентирам самоизменения. Человек создает иные формы, которые не навязаны природой, а вызваны к жизни окружающей культурой или изобретены человеком для самого себя. По мнению испанского философа Ортега-и-Гасет культура есть не только особый живой организм, но также и совокупность устремлений самих людей. «Верования», «идеи», которыми мы являемся», по его мнению, суть неотъемлемая «конституитивная» потребность каждой человеческой жизни, какова бы она ни была. Идеями культуры живет человек, они «вплавлены» в его повседневные репертуары поведения и жизнедеятельности. Человек создает жизнь ежеминутно «здесь и сейчас» и в процессе этого самотворения он перманентно находится в состоянии выбора. Жизнь – это проект, программа существования, а бытие индивида не данность, а возможность. «Именно эту, изобретенную, выдуманную, как роман или театральная пьеса, жизнь человек называет человеческой. А значит, человеческая жизнь выходит за рамки природы, она не дана человеку подобно тому, как камню дано свойство падать, а животному – довольствоваться жестким, неизменным набором естественных актов… Вероятно, бытие человека отвечает тому странному условию, в силу которого в одних моментах он сродни природе, а во всех остальных – нет. Человек одновременно и естественен, и сверхъестественен. Это своего рода онтологический кентавр, одна половина которого вросла в природу, а другая – выходит за ее пределы, т.е. ей трансцендентна. Данте мог бы сказать, что человек находится в природе, как лодка, вытащенная на берег, когда одна половина ее лежит на песке, а ругая в воде».⁴⁸ Собственно человеческая жизнь создается самим человеком, и это созидание есть противопоставление себя природе.

Человек может быть «пассивной жертвой» действующих на него природных или социальных обстоятельств, но он может и не позволить обстоятельствам просто давить на него. Такая двойственность человека, могущего быть «вещью среди вещей», «привязанной к среде» (А. Гелен) и подчиненной стоящим над ней силам, но могущего быть и активным разрушителем «вещного» порядка и внешних сил, неоднократно отмечалась и исследовалась в философии и свидетельствует о неограниченных возможностях человека в его функционировании. Сущность человека заключается только в том, что он не имеет никакой одной раз и навсегда определенной и ограниченной сущности; человек ничего навсегда данного и заданного не представляет, в определенном смысле он есть ничто (Ж.П. Сартр), и в тоже время он бесконечен и безграничен в своих проявлениях, в своем творчестве, ибо может стать каким угодно. Именно бесконечность сущности и ее проявлений может объяснить, на наш взгляд, потенциальные возможности человека.

Человек – это ансамбль отношений. Причем он создает их и, в тоже время, создается ими сам. В постоянном и активном взаимодействии человека с миром – природой и обществом – осуществляется его индивидуальное развитие, происходит становление личности.

В гуманитарных и общественных науках нашего времени понятие «личность» раскрывается как целостная структура качеств, приобретенных индивидом в совместной с другими деятельности и общении, и определяющих его индивидуальность. Основой формирования личности, по мнению большинства концепций, является множество взаимодействий человека с окружающими его людьми. Личностное развитие происходит на протяжении всей жизни. Так в основе концепций формирования личности Фрейда, Эриксона, К. Роджерса лежат стадийные модели фаз роста и развития в жизни человека.

Современные теории личности, среди которых можно выделить индивидуальную теорию личности Альфреда Адлера, гуманистическую теорию личности Эриха Фромма, социокультурную – Карена Хорни, диспозициональную – Гордона Олпорта, структурную теорию черт личности – Реймонда Кеттела, типов личности Ганса Айзенка, оперантного научения - Б.Ф.Скиннера, социально-когнитивную – Альберта Бандуры, социального научения - Джулиан Роттер, когнитивную - Джорджа Келли, гуманистическую – Абрахама Маслоу, феноменологическую –Карла Роджерса и т.д. В большинстве своем они утверждают, что «Я» – концепция возникает и формируется входе социального взаимодействия со значимыми другими. У.Джейм даже предположил, что человек имеет сколько «я», сколько существует различных групп людей, с мнением которых он считается.

В философских, социологических и социально психологических концепциях личности утверждается идея о непрерывно изменяющемся отношении «Я - Иное». Человек становится тем, чем он есть под влиянием внешних и внутренних факторов. Личностный рост человека обусловлен множеством внешних и внутренних детерминант, а также их взаимовлиянием. К ним относятся принадлежность индивида к определенной национальной культуре, социально-экономическому классу, уникальной семейной среде, а также влияют генетические, биологические и физиологические факторы. Кроме этого, множество политических, экономических, социальных, эмоциональных, интеллектуальных и моральных изменений сопровождает человека и оказывает влияние на его развитие на протяжении всей жизни. Человек различен, в зависимости и от того, осуществляет ли он коммуникацию с объектом, или субъектом, или нет. Влияет на человека и взаимодействие с различными «ты» и различными «оно». Субъект становится тем, чем он есть в зависимости от направленности отношений с другими.

М.Бубер, одним из первых показал двойственность, а если быть точнее «многоликость» «Я»⁴³. Человек поворачивается разными сторонами своего «Я» к различным социальным группам, поэтому, отмечает У.Джеймс, происходит как бы деление человека на несколько социальных «Я»⁴⁴ . «Я» – это коммуникация, отношение с другим, а не «Я» всегда поливариантно, это всегда несколько отношений «Я» – «Другой».

В отечественной философской традиции сущностью человека, по классическому определению К.Маркса является совокупность общественных отношений, т.е. его отношений к миру. А реализуются эти отношения через деятельность. В социологии, личность трактуется как функция от совокупности ролей, которые индивид выполняет в обществе. «Социологическое определение личности, отмечает В.А. Ядов, подчеркивает именно те свойства, качества и функции абстрактных индивидов, которые более или менее непосредственно проецируются на их носителей социально-экономическими, социально-культурными и другими общественными связями. Для социолога личность – это продукт общественных отношений и рассматривается она в качестве их субъектов. Здесь речь идет об определенном социально-историческом, общественном типе субъективности»⁴⁹.

Р.Рорти рассматривает личность как сеть убеждений, желаний и эмоций, которая постоянно перестраивает себя под Другого. П.Бурдье определяет личность через habitus – совокупность персональных и культурных патернов, усваиваемых человеком в его бытии – с другими (речь, стиль одежды, осанка, жесты и т. д.). В философии наратива (Ж.Ф.Миотар) под субъектом понимается конкретное телесное существо, сформированное обстоятельствами своего рождения, своей семьи и т.д. и формируется в дальнейшем своим нарративом: это не вещь, не субстанция, а пропагандист своего «жизненного рассказа».

Для феноменологической традиции субъект выступает как «чистое сознание» в единстве его рефлексивных и дорефлексивных процессов, интенциональные установки которого, вносят индивидуальный смысл в бытие объектов.

Философия ХХ века – это философия скептицизма по отношению к субъекту, о чем свидетельствуют характеристики субъекта «фиктивен», «умственная конструкция», «маска», «роль», «жертва», «эффект дискурса».

В философии постмодернизма место субъекта занимает безличное поле, не имеющее формы синтетического сознания личности или субъективной самотождественности (Делез).

Современная философия рассматривает субъекта как флуктуирующего, вечно меняющегося «субъекта в процессе». Исследователи уже не считают одно «Я» непременно важным для человека, ибо речь идет о дискурсивно-коммуникативном понимании субъекта о его множественности, бесконечности. Феномен тождественности самосознания объясняется тем, что человек с помощью устойчивой системы координат, какими являются возраст, имя, социальный статус, социальные связи и ближайшее окружение, этничность, общее прошлое, политические интересы, убеждения, ценности и т.д. в своем бытии позиционирует и идентифицирует себя.

С помощью таких координат задается «личная матрица» (Б.Бетельгейм) или «образ самости» (В.Хесле), поддерживающий идентичность личности и выражающийся в «финальном словаре» (Р.Рорти). Вместе с индивидуальными и совместными проектами личности, эти координаты становятся основанием для психологической связанности субъекта во времени.

В современной нарративной концепции личность конструируется нарративным единством того, что субъект сделал, делает и сделает в соответствии с тем, что другие (значимые для него) ожидают от него, и, что желательно для него в будущем. «Я» субъекта конституируется в процессе рассказа – представления истории о себе. Субъект может изменяться, но в рассказе эти изменения связаны. Человек обретает интегрированное «Я», когда идентифицируется со своей персональной историей, начинающейся в детстве и продолжающейся всю жизнь. Он хочет верить, что эта история едина, и, что это история единой личности. Но в действительности «Я» –это полезная фикция, конструируемая как набор различных нарративов (языковых, вербальных изложений) рассказанных множественным и различным субъектом о самом себе⁵⁰.

Как бы не изменялось «Я» человека в различных отношениях «Я» - Другой – базисные координаты, посредством которых человек идентифицирует и осознает свое собственное «Я» остается неизменным в большинстве случаев. Относительная константность «системы координат» создает иллюзию тождественности «Я». «Самость» возникает как координатная система представлений о себе, формулируемая индивидом в процессе деятельности и коммуникации.

В современном психоанализе между тем показано, что стихийные субстанциалистские установки в представлениях субъекта о самом себе слишком сильно укоренены в психике и жестко задают направление его самосознанию и деятельности. В ряде случаев именно они становятся причиной психических сложностей⁵¹.

Можно наблюдать, как резкая смена социального статуса становится причиной изменения характера, происходит разрушение самоидентификации. В периоды революционных изменений социальных отношений, происходит потеря идентичности личности и ее радикальная переориентация. Если не задаются другие ориентиры для приспособления к изменившейся реальности тождество «Я» поддерживается присутствием Бога. Именно поэтому религия присутствует в качестве одной из «координат» в «личностной матрице».

Итак, субъект множественен, бесконечен. Постоянство и тождественность его Это – иллюзия. Формирование субъекта и поддержание его психической связанности происходит в социальных коммуникациях, обеспечивается другими людьми.

Основной способ, как изменения субъекта, так и поддержание его стабильности – социальная коммуникация. Человек всегда представляет себя перед другими, что ими интерпретируется. Мы получаем знания о том, что мы есть, из того, как воспринимают нас другие (Ж. П. Сартр, Ж. Локан). Следовательно, идентичность человека зависит от признания его со стороны других.

Человек всегда «создает» свою субъективность и личность с помощью другого. Формирование субъекта и конституирования его «Я» в «паутине нарративов» включает многих авторов. Поэтому мы можем сделать вывод о том, что человек это не только продукт непрерывно меняющихся отношений и обстоятельств, но и инициатор многих изменений. И если поставить вопрос о том, что же позволяет человеку сопротивляться обстоятельствам, внешним силам, то мы можем сказать что это его бесконечная сложность. «Бесконечная сложность» - это основание человека. Это то, что дает ему возможность созидать новые, знания, умения, навыки, связи, роли, отношения, предметы, орудия, средства, законы и т. д. Противодействовать внешним силам человек может только потому, что способен стать бесконечно сложным в «пограничных» ситуациях, ситуациях проблемности и неопределенности, в случаях, когда человеку бросается вызов и ему необходимо на него отвечать. В нормальных, стабильных условиях мыследеятельность человека осуществляется по «генеративным планам культуры» (традиции, закона, нормы, метода и т. д.), определяющие его нормальное и предсказуемое поведение.

Однако отношения и обстоятельства могут создать условия для возникновения и реализации человеческой бесконечной сложности. Во «взрывные» моменты, «внешней» социальной или «внутренней» личностной бифуркации, когда заметно возрастает психологическое и социальное напряжение, человек может изменить систему генеративных правил: выбрать другие правила (существующие в культуре и известные ему) или создать для себя и своей культуры новые поведенческие паттерны. Опирается в своих действиях он в таких случаях на свой творческий потенциал. Оказываясь на некоторое время «вещью» во внешних детерминирующих причинно-следственных связях, и при определенных (неизвестных, непредсказуемых) обстоятельствах, человек становится бесконечно сложным и разрывает эти связи.

Благодаря своей бесконечности, сложности, человек может противопоставить себя внешнему давлению и стать законодателем нового, значимого для себя порядка. Именно этим можно объяснить действия людей, в борьбе за жизнь в экстремальных ситуациях. Так еще раз проясняется идея о творчестве как возникновение нечто из ничего.

Именно социальная коммуникация является главным образующим и формирующим фактором человеческой бесконечной сложности. Социальные коммуникации делают человека бесконечно сложным, не только в синергетическом смысле, но и в более традиционной многозначности, поливариантности.

Бесконечная сложность человека формируется и проявляется в коммуникации с другими. «Другим» может быть и один или несколько модусов самого поливариантного субъекта. В автокоммуникациях происходит "внутреннее" формирование бесконечной сложности (через мышление, поиск решения проблемы и т. д.). Человеческая психика становится подвижной и быстро реагирующей на флуктуации, что объясняет известное в истории науки случаи, когда случайные события, явления, предметы «подсказывали» решение проблемы. Даже медитацию можно рассматривать как способ направленного инициирования и формирования состояния «бесконечной сложности» Способность человека к новообразованию определяется его бесконечной сложностью. Эту способность человека определяют креативностью (творческостью).

Подход к креативным проблемам с позиций бесконечной сложности и социальных коммуникаций отрицает психологический универсализм, заданность, субстанциональность творчески понимаемой в психологии как изначальные сущностные свойства человека.

Креативность человеку не задана. Биологически, исторически архитипически создаются лишь необходимые структуры для ее возникновения («архетипы креативности»), но не сама креативность. Пользуясь аналогиями можно сказать, что наследуемые (предзаданные) структуры определяют возможности креативности. Именно возможности, так как почва определяет возможности роста на ней растений, или сосуд − возможность заливания в него жидкости.

Креативность, как и бесконечная сложность не являются способностью или состоянием, всегда присущим человеку и время от времени появляющимися. Креативность есть проявляющаяся и исчезающая способность. Личность не может быть постоянно в состоянии креативности.

Американский ученый Р. Мэй, отмечая важное различие между креативностью и талантом. К таланту он относит большинство атрибутов традиционно приписываемых креативности: биологическая обусловленность, возможность тренинга и усовершенствования, «измеряемость», «всеобщность», «универсальность». Креативность и талант, по его мнению, связаны, но не сводимы друг к другу. Есть много людей обладающих высокой степенью креативности, но мало талантливых, и есть наоборот, весьма талантливые, но обладающие малой степенью креативности. Креативность обнаруживается лишь в действии, в столкновении человека с собственным или внешним миром.

Итак. Креативность, как и бесконечная сложность, есть момент пересечения биологических и социальных факторов. Креативность формируется в процессе активного бытия с другими, в системе надприродных отношений, в которой образуется человеческая бесконечная сложность и бесконечная сложность мира. Вместе с бесконечной сложностью в социальных коммуникациях становятся возможными креативность и творчество.

В философии известно много категорий претендующих на универсальность и объяснение человеческого творчества: свобода, деятельность и др. Бесконечная сложность, становящаяся в один ряд не отличается от них большей предельностью из бесконечной сложности можно пытаться объяснить креативность.

Категория бесконечной сложности не только не отдаляет человека от остального мира, а наоборот, объединяет их, снимая тем самым немалое число проблем философии. Используя понятие бесконечной сложности, мы не претендуем на объяснение всей проблематики творчества, но в синтезе с другими базовыми категориями оно будет способствовать углублению нашего понимания творческого потенциала человека.

Современная философия рассматривает субъект как функционирующий, вечно меняющийся, «субъект в процессе». Исследователи уже не считают одно «Я» непременно важным для человека, что речь идет о дискурсивно-коммуникативном понимании субъекта, о его множественности, а я бы сказала о его бесконечности.

А феномен тождественности самосознания объясняется тем, что человек с помощью устойчивой системы координат, какими являются возраст, имя, социальный статус, социальные связи и ближайшее окружение, этничность, общее прошлое, политические интересы, убеждения, ценности и т. д. в своем бытии позиционирует и определяет себя.

С помощью таких координат задается «личностная матрица» (Б. Бетельгейм) или «образ самости» (В. Хесле) поддерживающий идентичность личности и выражающийся в «финальном словаре» (Р. Рорти). Вместе с индивидуальными и совместными проектами личности, эти координаты, становятся основанием для психологической связанности субъекта со временем.


2. 11. КАТЕГОРИАЛЬНАЯ И МЕТАФОРИЧЕСКАЯ

ПАРАДИГМАЛЬНОСТЬ.


В последнее время в отечественной и зарубежной литературе по проблемам социальной философии и социального творчества все чаще ставится проблема парадигмальной определенности категориального аппарата не только философии, но и естественнонаучного и технического знания. Если классическая рациональность была нацелена на предельную определенность как исходных, так и производных понятий, которые должны были способствовать однозначности и определенности научных построений и выводов. В последние годы постнеклассическая рациональность все более ориентируется на многозначность и метафоричность имеющегося и получаемого знания. Эта тенденция, с одной стороны, продолжает классические традиции скептицизма и даже агностицизма. Но, с другой стороны, подобный методологический подход особенно выпукло выявляет те трудности, которые имелись, и имеются в гносеологической проблематике. Не маловажным является и то, что даже представители классической философской мысли (Г. Гегель, К.Маркс, Ф. Энгельс, В.И Ленин) подчеркивали необходимость гибкости понятий и даже возможности их перехода в свою противоположность, а у Гегеля это было основным принципом построения его философской системы.

Следует отметить, что между гибкостью и метафоричностью существует вполне определенное различие. Если гибкие понятия имеют некоторую определенность и значение, то относительно метафор подобных определенностей не наблюдается. Но, в то же время, некоторые метафоры зачастую характеризуются как вполне определенные понятия или категории и только специальный анализ позволяет выявить их метафорический статус. Из философских категорий подобными особенностями в первую очередь обладают категории: «культура», «цивилизация», «ментальность», «свобода», «творчество» и многие другие, по которым ведутся нескончаемые дискуссии и предпринимаются бесконечные попытки их определения. В обыденном же сознании и в средствах массовой информации они часто выдаются за что-то вполне определенное и на них в той или иной степени опираются, делая некоторые прогнозы, выдвигая те или иные планы, программы.

Однако было бы не совсем правомерным стремиться полностью отказаться или, по крайней мере, пытаться преодолеть метафоричность мышления и языка. Преимущества метафоричности мышления может заключаться, по мнению современных исследователей в том, что именно метафоричность является одной из наиболее важных предпосылок творческой деятельности. Это проявляется в том, что именно метафоричность способствует реализации ассоциативного, интуитивного мышления, антиципации, создавая своеобразие микрокосма творческой личности. Не маловажным является и то, что именно метафоричность парадигмального мышления при определенных особенно благоприятных социально-культурных условиях выступает необходимой предпосылкой и возможностью выхода на принципиально новый уровень парадигмального миропонимания. Не маловажной предпосылкой для подобного перехода являются некоторые субъективные особенности личности, выраженные понятием ментальности.

Содержание понятия «ментальность» довольно неопределенно и оно скорее метафорично, так как под данным термином понимается, то, как целостная картина мира, то, как дорефлекторный слой сознания, то, как некие культурные стереотипы, архетипы массового сознания. Но, тем не менее, как отмечают некоторые исследователи, ментальность не осознается, а переживается и выражается в поведении. Она соотносима с понятием «картина мира», «мировоззрение» и включает в себя представления о личности, ее отношении к обществу, равенству, свободе, добру и злу, труду, семье. Эта система представлений унаследована от предшествующих поколений и постоянно изменяется в процессе истории. Поскольку ментальность - результат бессознательной работы поколений, изучение его предполагает исследование массовых источников. Кроме того, оно имеет ясно выраженную психологическую природу. Фактически, картина мира (ментальность) характеризует особенности мотивации человека, особенности межличностных взаимодействий, поэтому она непосредственно соотносима с поведением людей.

Важно отметить и то, что понятие ментальности имеет вполне определенный оттенок иррациональности: «Понятие mentality утвердилось в интеллектуальной жизни Запада как поправка ХХ в. к просветительскому отождествлению сознания с разумом. Mentality означает нечто общее, лежащие в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный и потому трудно фиксируемый источник мышления, идеологии и веры. Чувства и эмоций. Mentality связано с самими основаниями социальной жизни и в том же время своеобразно исторически и социально, имеет свою историю»⁵².

В то же время понятие «ментальность», используемое в данном смысле включает в качестве содержательного признака указание на наличие самоидентификации. Например, рассматривая картину мира, присущую средневековому сознанию, мы можем утверждать, что люди воспринимали себя как часть такой универсальной целостности как Христианский мир, уже в то время существовало сознание историчности своего времени ⁵³. В этой связи напрашивается вполне определенный вывод о том, что термин «ментальность» выступает не обозначением понятия, а обозначением метафоры. Поскольку понятия относятся к рациональному уровню и имеют свою определенность, в отличие от метафор.

Таким образом, несмотря на различие в подходах, при попытках рассмотрения сущности и структуры некоторых понятий, мы видим совокупность обыденных, идеологических, научных и философских представлений, сознательно принимаемых представителями данной цивилизации. Однако, по сути, эта совокупность парадигмальных метафорических представлений и ценностей есть не что иное, как проявление попыток создать произвольные теоретические конструкции, выстраиваемые разными исследователями по-разному, в зависимости от своих философских, политических и культурных предпочтений. Тем более что этому, в значительной степени, способствует метафоричность исходной терминологии.