Теме, в которой глобализация и фрагментирование обществ выступают как две стороны сложного процесса, характерного для целого ряда стран в прошедшее десятилетие
Вид материала | Документы |
- Учебно-методический комплекс по дисциплине: «Элементоорганическая химия» для студентов, 602.47kb.
- Реферат на тему: Этика делового общения, 235kb.
- Вопросы к экзамену по синтаксису сложного предложения Сложное предложение как единица, 29.6kb.
- А. В. Ряховский Директор гоу спо «Чашинский государственный аграрно-технологический, 67.83kb.
- 1. организация процесса исследования систем управления, 247.88kb.
- Глобализации стала очень популярной. Однако, несмотря на обилие публикаций, работ, 355.81kb.
- Доклад внастоящее время индустрия туризма является одной из наиболее динамично развивающихся, 88.22kb.
- Модернизация и глобализация, 164.54kb.
- Новое тысячелетие, новый век, новое время, новая история… Что же прошедшее столетие, 171kb.
- Воробьева Валентина Константиновна курс лекций, 476.31kb.
Подтверждением этого является двойственный статус ЕС: с одной стороны, это международная организация, в которой государства-члены сохраняют свой суверенитет, а с другой - это наднациональная организация, которой государства-члены передают часть своего суверенитета. Международный характер ЕС воплощен в Совете министров, а наднациональный характер – в Комиссии, Европейском парламенте и Европейском суде. Евро – это тоже передача части суверенитета, поскольку валютная политика теперь осуществляется не на национальном уровне, а на уровне Европейского центрального банка; государства-члены должны теперь в своей бюджетной политике учитывать общеевропейский аспект. Введение евро особенно интересно в плане политической психологии, поскольку собственная валюта является одним из главных символов национального суверенитета. Готовность передать национальный суверенитет вплоть до отказа от собственной валюты также свидетельствует в пользу существования европейской идентичности.
То же самое относится и к Конституции. Она является выражением реальной европейской идентичности (в частности, Хартия основных правах граждан ЕС), и ее применение через демократизацию и персонализацию будет расширять и укреплять европейское самосознание людей (избрание Европейским парламентом председателя Комиссии, усиление законодательных и бюджетных функций Европарламента, учреждение постов президента Европейского Совета и министра иностранных дел ЕС).
Неизменная привлекательность
Поскольку многое говорит о том, что граждане ЕС обладают определенным общеевропейским самосознанием, вполне можно предположить, что процесс европейской интеграции еще не завершился. Это относится, вне всякого сомнения, к горизонтальному измерению интеграции, то есть к приему в Союз новых государств-членов. 1 мая 2004 года в ЕС вступят десять государств, еще три государства (Болгария, Румыния, Турция) имеют статус кандидатов, перед странами Западных Балкан открыта “европейская перспектива”. Это свидетельствует о неизменной привлекательности европейского проекта мира и благосостояния, которая сочетается с готовностью “старых членов” держать дверь открытой: стремление к изоляции противоречило бы их заинтересованности в обеспечении безопасности и благосостояния; к тому же никогда не было сомнений в том, что европейская идентичность не ограничена линией “железного занавеса”, который разделял Европу политически, но не в смысле предела европейского самосознания.
Параллельно с горизонтальным расширения требует и вертикальное измерение интеграции: Европа “прирастает” не только за счет приема новых членов, но и за счет углубления интеграции. Пусть ЕС станет более разнородным в результате приема десяти новых государств-членов, но они привнесут свою часть унаследованной общеевропейской идентичности и вместе со “старыми” членами по достоинству оценят его достижения.
Однако необходимо отметить: общеевропейская идентичность – это важное, но не достаточное условие для дальнейшего “срастания” Европы. То же самое относится и к другому основанию - к политике мира. Обеспечение мира за счет интеграции остается долгосрочной задачей ЕС, но оно не имеет такого значения, как прежде, именно потому, что Европейский Союз весьма успешно с этой задачей справляется.
Таким образом, надо искать более содержательные ответы на вопрос о том, какими путями пойдет европейская интеграция в XXI веке. Как и в прошлом, они будут убедительными лишь при условии, что европейская интеграция с национальной точки зрения принесет пользу. Эта польза состоит в укреплении суверенитета за счет интеграции. На первый взгляд это может показаться парадоксом, ведь интеграция поначалу сопровождается сокращением объема национальной автономии. С учетом широты и глубины интеграции в рамках ЕС, включающей в себя наднациональные элементы, это сокращение особенно велико.
Если государства-члены ЕС соглашаются на такое сокращение своего суверенитета, то делают это они не только ради укрепления внутриевропейского мира. Здесь присутствует и внешний мотив: объединяя национальные суверенитеты, они наращивают свое международное влияние, укрепляя тем самым и собственный суверенитет. По одиночке даже крупные государства ЕС являются в мировом масштабе средними державами; лишь объединившись, Европа вырастает до размеров ведущего субъекта мировой политики, имеющего соответствующее влияние.
Ожидаемая польза
В XXI веке этот прирост влияния станет еще важнее; его главным признаком является глобализация, растущая взаимозависимость государств и обществ. Мир становится теснее – как в хорошем, так и в том, что касается опасностей и угроз: от экономической глобализации посредством торговли и прямых инвестиций выиграли также развивающиеся страны, но до сих пор почти три миллиарда людей живут менее чем на два евро в день; в то время как меры, предпринятые международным сообществом для уменьшения “озоновой дыры”, начинают приносить плоды, сохраняется угроза антропогенного глобального потепления; международный терроризм и распространение оружия массового уничтожения подрывают глобальную безопасность и стабильность; организованная преступность не признает границ; глобальный туризм способствует распространению эпидемий по всему миру.
Глобализация – это не природный процесс. В ней участвуют государства, и государства должны на нее влиять. Государственное регулирование взаимозависимости необходимо, потому что отдельные частные игроки, преследующие свои партикулярные интересы, не в состоянии выработать и реализовать стабильные и справедливые рамочные условия для всех.
Поскольку государства-члены ЕС не могут и не хотят устраниться от участия в глобализации, они кровно заинтересованы в том, чтобы участвовать в формировании этих условий. Их участие будет тем эффективнее, чем прочнее будет их единство в рамках Европы. В качестве примеров здесь можно было бы привести мировую торговую и экологическую политику, а также учреждение Международного уголовного суда, осуществленного благодаря настойчивости Евросоюза.
ЕС, правда, пока не удалось добиться единого представительства во всех сферах мировой политики. Прежде всего, это относится к политике безопасности. С одной стороны, здесь достигнут существенный прогресс после принятия в июне 1999 года Европейской политики безопасности и обороны, в результате чего ЕС взял на себя полицейскую миссию (Босния-Герцеговина) и две военных миссии (Македония и Конго). С другой стороны, эта сфера национального суверенитета является особенно чувствительной и надежно охраняемой.
Как показали разногласия по иракскому вопросу, особый характер этой сферы в значительной мере связан с взаимоотношениями между Европой и Америкой в общем, и с отношением ЕС к НАТО, в частности. Поэтому дальнейшее формирование этих взаимоотношений имеет большое значение для европейской политики. Исходным и принципиально важным пунктом является понимание того, что Европа и Америка - главнейшие партнеры друг для друга. В мире нет двух других глобальных политических игроков, интересы и ценности которых совпадали бы в сравнимой мере; эта общность интересов и ценностей подкреплена глубоким экономическим взаимопроникновением. Европа и Америка нужны друг другу для совместного влияния на глобализацию.
Поэтому было бы глупо, если бы Европа и Америка воспринимали друг друга как противников. Им нужно ориентироваться не на соперничество, а на партнерство, причем такое партнерство, каким его видел в 1963 году Президент Джон Кеннеди: “Единая и сильная Европа, говорящая на одном языке и действующая на основе единой воли – мировая держава, способная решать мировые проблемы как полноценный и равноправный партнер”.
Европа обязана стать такой мировой державой. Для этого у Европы есть необходимый экономический, политический и духовно-культурный потенциал. Если она использует этот потенциал, она сможет претендовать на то, чтобы Соединенные Штаты признали в ней равноправного партнера, тогда ее будут воспринимать серьезно.
Равноправное партнерство – это не бесконфликтность, а взаимозависимость и совместное разрешение конфликтов к обоюдной выгоде. Поэтому в долгосрочном плане оно более надежно, чем односторонняя, подогревающая конфликты зависимость.
Это в принципиальном плане относится и к сфере безопасности. Еще Президент Кеннеди предложил выстроить европейскую опору НАТО, для того чтобы трансатлантический мост обрел стабильность. Во времена “холодной войны” эта цель была недостижимой. Теперь “холодная война” в прошлом, и европейская интеграция развивается столь успешно, что мы имеем евро и военно-политическое измерение интеграции.
Укрепление этой сферы не означает, что надо копировать военный опыт США. Военные средства необходимы, но в долгосрочном плане эффективны лишь при условии, что они сочетаются с широкой стратегией предупреждения конфликтов и преодоления кризисов. Европа должна сама найти для себя оптимальное сочетание политических, дипломатических, экономических и военных инструментов для обеспечения собственной безопасности.
Приведет ли это в конце концов к созданию европейской армии? На сегодняшний день этот вопрос можно оставить открытым. Главное сейчас – это усиление интеграции в военной сфере. 15 государств-членов ЕС расходуют в настоящее время на оборону почти 50% того, что выделяют на эти цели Соединенные Штаты, но военный потенциал Европы даже близко не приближается к половине американского. Поэтому веление времени состоит в ликвидации национального дублирования и в формировании общего потенциала, начиная с гармонизации военного планирования на ранних этапах и объединения ресурсов вплоть до более глубокого разделения функций. В ходе встречи глав государств и правительств, состоявшейся 29 апреля 2003 года в Брюсселе, Германия, Франция, Бельгия и Люксембург согласовали в этом плане конкретные инициативы.
Укрепление европейского военного потенциала пойдет также на пользу НАТО. Более дееспособная в военном плане Европа сможет снять часть нагрузки с США и стать для них более привлекательным партнером. Делиться нагрузкой – это значит также делиться влиянием, так что у европейцев будет тогда больше веса в НАТО. Но и в этом случае более сбалансированные взаимоотношения станут более надежной основой для жизнеспособности незаменимого альянса.
Субъект мировой политики?
Станет ли Европа субъектом мировой политики? Отвечать на этот вопрос придется государствам-членам ЕС. Во всяком случае, нет недостатка в общеевропейской идентичности, которая не заменяет, а дополняет самосознание национальное, и эта идентичность может усилиться благодаря “солидарности дела” (Р.Шуман). Нет недостатка и в том, что касается внешнего вызова в форме глобализации. Для того, чтобы сообща влиять на нее в соответствии с собственными интересами, государства-члены ЕС должны объединить свой суверенитет, сформировав единый субъект мировой политики. Интереснейший проект “Европа” может быть продолжен.
Проф. Арнульф Баринг,
до выхода на пенсию преподавал современную историю в Свободном университете Берлина
Одинокая держава средней величины
Без США для Германии нет будущего
Для начала отметим три вещи. Во-первых, все мы – или, по крайней мере, большинство из нас – сильно заблуждались по поводу того, какие кардинальные изменения ситуации в мире означал 1990 год, хотя можно было бы заранее предвидеть, что окончание “холодной войны” станет серьезным переломом. Лишь немногие аналитики сразу же после 1990 года увидели новую ситуацию с той ясностью, которую сегодня допускает ретроспективный взгляд. Между тем, мы должны исходить из того, что по разным, но сходным причинам НАТО, равно как ЕС и ООН, серьезно ослаблены. Господствующее положение – по крайней мере, временное, а возможно, лишь мнимое – Соединенных Штатов (а это мы постепенно начинаем понимать лишь теперь) и есть характерная примета периода после 1990 года.
Во-вторых, уже в течение полутора лет Германия предпринимает импровизированные, а потому сбивающие с толку, вызывающие недоумение попытки проводить самостоятельную внешнюю политику.
В третьих, мне представляется очевидным, что для Германии нет никакой альтернативы тесному сближению с США. Это ясно любому специалисту, хотя в Германии практически и не обсуждается. Данное утверждение можно обосновать только в том случае, если рискнуть обратить взгляд в историю.
Современная Германия, которая получила крещение в 1871 году, в течение многих десятилетий после основания империи все больше и больше ощущала себя окруженной недружественными странами, считала себя взятой в кольцо. Поэтому трудной задачей было - да и остается - сохранить собственное стабильное положение в Европе, что с нашей стороны обусловлено также тем, что немцы в период от Бисмарка до Гитлера были одержимы навязчивой идеей: они должны играть совершенно независимую роль и стать самостоятельной великой державой. А это было переоценкой наших возможностей.
Но приходится признать, что найти такую европейскую державу, на которую можно было бы опереться, оказалось весьма непросто. Франция исключалась, ведь объединение государства стало следствием германо-французской войны, а империя была провозглашена в Зеркальном зале Версаля. Но для порчи отношений с Францией это ее унижение не было решающим, как, впрочем, и сама по себе аннексия Эльзаса и Лотарингии. Решающим фактором в установлении плохих отношений стало то, что Германия лишила Францию той ведущей роли - мнимо ведущей роли, -которой, как считали сами французы, они снова добились при Наполеоне III. Несмотря на все перемены, происшедшие за минувшее время, эта же ситуация вновь сложилась в тенденции и теперь, после объединения Германии в 1990 году. Отсюда и проистекает определяемая в большой мере подспудным соперничеством, скрыто неприязненная реакция Франции на объединение Германии.
В течение полутора столетий в прусской, прусско-германской традиции было принято опираться на Россию. Поддержка России стала решающей для объединения империи. Однако из-за конфликта русских с Веной, опора на Санкт-Петербург становилась для Берлина все более трудным и даже невозможным делом. Австро-Венгерская империя энергично давила на Балканы после того, как в 1866 году она была вытеснена из центральной части Европы.
Россия, со своей стороны, также стремилась туда, хотела выйти к Босфору, в Дарданеллы, надеясь под знаком панславизма установить свое господство на Балканах, стремясь стать наследницей дышащей на ладан Османской империи. Германии было трудно балансировать между Веной и Санкт-Петербургом. Открыто встать на сторону России, имея под боком братскую прогерманскую Австрию, было для Берлина немыслимо, хотя на крайний случай Бисмарк рассматривал даже такой вариант. Таким образом, ввиду набиравшего силу русского национализма тесное взаимодействие Германской империи с русскими, которое в период наполеоновских войн было возможным, а вследствие французского притеснения и необходимым, исключалось: не случайно большая площадь в Берлине носит имя Александра, не случайно прусский король Фридрих-Вильгельм III отдал свою старшую дочь в жены будущему царю Николаю I.
После заключения франко-российского союза 1894 года единственно верным решением, сулившим успех империи, был союз с Великобританией, тогдашней ведущей мировой державой. Но это было сложно, поскольку Лондон не испытывал интереса к сотрудничеству с нами. Да и зачем было британцам объединяться с Германией? Мы как континентальная держава вряд ли могли быть полезны им как морской империи. Великобритания приняла решение держаться от европейских дел подальше - до тех пор, пока, как при Наполеоне I, не возникнет угроза формирования континентального блока. Однако как только Франция и Россия напали бы на Германию, и Европе грозила бы франко-российская гегемония, Лондон с большой вероятностью встал бы на сторону Германии, чтобы восстановить и гарантировать равновесие на континенте.
Таким образом, немцам следовало бы иметь более крепкие нервы. Мы должны были бы проявить больше терпения, более трезво анализировать ситуацию, а также избегать антибританских провокаций, таких, как колониальная политика и, прежде всего, форсированное вооружение на море. Мы были тогда достаточно глупы, уповая на то, что наш гордый морской флот может произвести впечатление на англичан и сделать нас привлекательнее для Великобритании. Чем сильнее мы станем на море, тем в большей степени Лондон будет склонен к единению с нами. Это было наивное, ошибочное представление. Соответственно, катастрофическим оказался и результат, когда в 1914 году три великих державы вместе выступили против нас. Первая мировая война - этот, по словам Джорджа Ф. Кеннана, первый глобальный катаклизм столетия, - была проиграна Германией уже в самом начале, тем более, что можно было заблаговременно предвидеть, что американцы, в конце концов, поддержат своих британских родственников.
Сложное срединное положение
К чему здесь напоминать обо всем этом? Сложное положение Германии посреди Европы полностью изменилось после 1945 года, но всего лишь на время. Мое поколение и, в первую очередь, более молодые его представители, десятилетиями считали, что прежний расклад сил окончательно изжит, и Федеративная Республика раз и навсегда стала частью неразрывного союза - объединенного западноевропейско-североатлантического мира. На почве долгосрочного трансатлантического единства у нас предавались иллюзии того, что послевоенная ситуация в Германии и Европе стабильна в какой-то мере сама по себе, а западная интеграция, слияние с Западом, это вхождение Германии в западноевропейско-североатлантическое силовое поле есть долговечный, неизменный результат западногерманской политики со времен второй мировой войны, а посему останется основой нашей внешней политики на все времена. Книга Генриха Августа Винклера о “долгом пути Германии на Запад” представляет собой триумфальный кульминационный момент этой распространенной, но уже устаревшей точки зрения.
Между тем мы должны констатировать, что прежнее положение вещей, которое существовало с 1945 по 1990 гг, начинает меняться, и у нас вновь возникают трудности ориентации, с которыми мы сталкивались после 1871 года и еще ни разу не разрешили удовлетворительно. Как ни удивительно, эта фундаментальная перемена до сих пор не привела в кругах германской общественности к длительным, серьезным дебатам на темы стратегии. Лишь изредка слышны туманные, малосодержательные разговоры о “германском пути”, новых “интересах Германии”. Немцы, в том числе и обычно столь деятельные представители кругов интеллигенции, вяло реагируют на разрушение правительством “красно-зеленых” внешнеполитических основ старой Федеративной Республики, хотя именно эти основы со времен Конрада Аденауэра и до 2002 года считались абсолютно обязательными и неприкосновенными.
Самый отчетливый признак нашего замешательства - это отсутствие сколь-либо углубленного, в том числе исторического анализа вопроса, какое значение будут иметь для нас в будущем США. Вместо этого дают о себе знать скрытые антиамериканские настроения и поверхностные предубеждения, которые замещают трезвую, рациональную оценку наших объективных интересов.
В течение последних нескольких месяцев складывается впечатление, что значительная часть наших соотечественников, среди которых и представители ведущих политических групп, не осознали последствий поражения в войне 1945 года и их непреходящего значения. В ответ на вопрос, почему вторая мировая война закончилась беспрецедентной катастрофой, молодые люди в большинстве случаев отвечают просто: причиной тому были преступления Гитлера; однако, как известно, мы проиграли бы войну даже в том случае, если бы с головы ни одного еврея, русского, поляка и кого бы то ни было не упал ни единый волос.
Провал великодержавной политики
Простая истина состоит в следующем: в 1945 году мы окончательно и бесповоротно потерпели неудачу со своей независимой великодержавной политикой на собственный страх и риск. Сегодня Германия является в лучшем случае (всего лишь) державой-середняком. В нашем географическом окружении, всегда представляющем опасность с политико-стратегической точки зрения, подобная средняя держава не просуществует долго без опоры на великую державу.
Вера в то, что положение Германии стабильно само по себе, представляет собой, по-видимому, величайшее и серьезнейшее недоразумение, в плену которого мы можем оказаться. Без Соединенных Штатов мы не пережили бы как свободная страна эпоху “холодной войны”. Мы бы никогда не добились без них объединения страны. Без них Европа недееспособна в ситуациях военных кризисов, поэтому без Вашингтона дело никогда бы не дошло до конструктивных решений в распадающейся Югославии.
К кому еще мы могли бы прислониться? Россия, конечно, в расчет не принимается – ни один серьезный человек ничего подобного не предлагает. Но Франция также не годится на роль ведущей державы для Германии, поскольку она слишком слаба, а также слишком упряма и эгоистична, чтобы стать для немцев надежным, корректным партнером. Я никогда не обижался на французов за то, что они постоянно пытаются использовать нас в своих целях. Однако раздражает то, что они считают нас глупыми до такой степени, чтобы думать, будто мы этого даже не замечаем.
Нужно трезво исходить из того факта, что для нас, немцев, нет прочной альтернативы союзу с США. В этой связи развитие событий в последние месяцы в высшей степени разочаровывает. Иные высокопоставленные немцы козыряют заявлениями о том, что якобы существует новый, плюралистический миропорядок, или он должен существовать, а также требуют нового международного права, якобы обязательного для всех, что искажает реальную ситуацию. Ведь 11 сентября 2001 года показало, что против новой террористической угрозы из тьмы не может быть никакой эффективной международно-правовой помощи, так как сознательная анонимность агрессоров исключает юридическое урегулирование конфликтных ситуаций. Кто желает укреплять ООН без или даже вопреки США, тот наивно принимает желаемое за действительное. Организации Объединенных Наций без активной поддержки со стороны Соединенных Штатов просто не существует. Подобные ошибочные фундаментальные оценки указывают на то, что в Германии до сих пор не может быть и речи о ведении стратегической дискуссии, которая была бы обязательной, если планируется принципиальная смена курса. Мы переживаем очевидную несостоятельность германского политического руководства. Если подобная ошибочная идеалистическая оценка ситуации и шансов Германии надолго угнездится в головах наших соотечественников, интересам нашей страны будет нанесен большой вред.
Ведущая роль США
Наиважнейшим внешнеполитическим воззрением всех немцев должно стать признание основополагающего значения США для Германии. Оно суть самый важный итог провального, заслуживающего порицания периода нашей завышенной национальной самооценки. Ввиду этого необходимо остерегаться отдающей самодовольством моральной компенсации, затаенных обид. Разумеется, мировая сверхдержава часто оказывается неприятным партнером для менее крупных стран, ведь и сами американцы критически отзываются о проявляющемся порой высокомерии своих власть имущих. Сюда добавляется и склонность США к скачкообразному внешнеполитическому курсу, который давал о себе знать постоянно, пусть даже по отношению к Европе это случалось редко.
Не будет преувеличением сказать, что и сегодня, и в обозримом будущем никакой мировой порядок не может быть установлен без участия – уже не говоря в противовес – США. Это, впрочем, не значит, что отныне мы должны будем терпеть господство США в течение столетий. Очевидно, что до сих пор в Афганистане, а также в Ираке американцы добились только частичных успехов. Ничто не свидетельствует в пользу того, что они станут системообразующей силой, которую можно было бы сравнить с Римской империей. Нужно совсем немного фантазии и пророческого дара, чтобы спрогнозировать: американцы очень скоро вновь окажутся далеки от намерения решать все проблемы этих двух стран, еще в меньшей степени - всей планеты.
Однако их роль имеет и будет иметь решающее значение. Их военная сила впечатляет. До сих пор в Германии в недостаточной степени осознали причины поразительно быстрой победы в Ираке. Какие современные технические средства сыграли там свою роль? Как невероятно велик технологический разрыв между снаряжением американцев и тем, чем располагают европейцы!
Впрочем, о “европейцах” нужно говорить с осторожностью. Недавний процесс формирования блоков в пределах Европы, различно ориентированных по отношению к Соединенным Штатам, со всей очевидностью продемонстрировал, что на нашем континенте нет единства. Большинство аргументов, которые приводит Роберт Каган в своей книге “Сила и бессилие. Америка и Европа в новом мировом порядке”, где США сравниваются с Марсом, а наш континент с Венерой, нелестны для Европейского Союза, так как это сравнение касается не вопросов любви и культуры, а нашего отношения к мировым проблемам. Когда Каган говорил о Европе, он, очевидно, прежде всего, имел в виду современных германских пацифистов. Французов и англичан можно расценивать и по-другому, так как их внешняя политика, в отличие от нашей, до сих пор в большей степени обусловливается Марсом, нежели Венерой. То же самое относится и к новым членам ЕС в Восточной Европе.
Мы все должны быть готовы к осознанию того, что различия между европейцами будут становиться все больше. Мы гораздо меньше сможем рассчитывать на объединенную Европу в будущем, нежели это было в прошлом. Всегда было иллюзией верить, что расширение сообщества, увеличение числа его членов было бы равнозначно укреплению Союза. Верно прямо противоположное: чем более разрасталось сообщество, тем разнороднее, инертнее оно становилось, тем меньше внутренних стимулов оно находило в себе. Это вновь отчетливо покажет и современное расширение, которое, очевидно, будет не последним.
Вопрос о том, вступит ли Турция в итоге многолетней дискуссии в ЕС или нет, будет иметь гораздо меньшее значение, чем думают сегодня защитники и противники этого вхождения. Евросоюз уподобляется чему-то вроде свободной экономической зоны, своего рода сильно разбавленному Общему рынку. Крайне сомнительно, что в беспокойном будущем он будет функционировать так, как это было - пусть и со скрипом - в прошлом. Тот, кто хотел бы противопоставить Соединенным Штатам объединенную, дееспособную также и в военном отношении Европу в качестве партнера или даже соперника, тот еще не осознал далеко зашедшего недомогания нашего континента, которое сегодня устранимо в меньшей степени, чем когда бы то ни было.
Мари-Жанин Калик,
референт по проблемам Балкан в Фонде науки и политики,
Берлин.
С 1999 по 2002 год работала в консультативном штабе Специального координатора Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы в Брюсселе.
Балканы: вызовы для Европы
Европейский Союз видит одну из своих первоочередных внешнеполитических задач в том, чтобы стабилизировать западнобалканские государства (Албанию, Боснию-Герцеговину, Хорватию, Сербию-Черногорию, Македонию) и подготовить их к интеграции в ЕС. Последние выборы в Сербии и Хорватии заставляют, однако, сомневаться в том, что европейский курс, направленный на реформы в регионе, может быть продолжен без кризисов и провалов: в ноябре в Сербии из-за недостаточной явки избирателей уже в третий раз провалились президентские выборы. Больше всего голосов набрал кандидат от националистической Сербской радикальной партии. Теперь Европа с беспокойством ожидает парламентских выборов, которые должны состояться в конце декабря.
В Хорватии выборы в парламент также привели к укреплению национально-консервативного партийного спектра, и отсутствие явного большинства позволяет ожидать длительных коалиционных переговоров. В обеих странах будет, очевидно, трудно сформировать стабильное правительство, а это, в свою очередь, серьезно затруднит быстрое и беспроблемное сближение с Европейским Союзом. Все это усиливает опасения, что государства Юго-Восточной Европы еще долго не смогут подключиться к процессу европейской интеграции.
Стратегии и инструменты
Если политика стабилизации региона потерпит неудачу, это может подорвать репутацию ЕС в плане его будущей внешнеполитической дееспособности (1). На Балканах, в непосредственной близости от своих границ, он начал выстраивать модель “пояса безопасности”, Балканы превратились в основную площадку для апробации новых инструментов предотвращения кризисов и урегулирования конфликтов (2). Значительные политические, финансовые и военные усилия ЕС и его государств-членов уже давно направлены не только на сам регион, их следует рассматривать в гораздо более широком контексте глобальных задач. С балканской политикой связаны, таким образом, также собственные институциональные интересы Союза.
Понимание того, что “европейская перспектива” является центральным стратегическим инструментом стабилизации Балкан, сложилось на фоне опыта безуспешных усилий международного сообщества по предотвращению кризисов и урегулированию конфликтов на территории бывшей Югославии: после окончания войны в Косово и учреждения в июне 1999 года Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы реактивное вмешательство в кризисы было заменено ориентированной на длительную перспективу политикой стабилизации во всем регионе Юго-Восточной Европы (3). В июне 2000 года Европейский Совет заявил в Фейре, что “все пострадавшие страны… являются потенциальными кандидатами на членство в ЕС”.
Ключевым элементом стратегии сближения является процесс стабилизации и ассоциирования (SAP), включающий в себя программу помощи CARDS (Community Assistance for Reconstruction, Democratization and Stabilization). Его цель состоит в заключении с ЕС соглашений о стабилизации и ассоциировании, которые предоставили бы этим странам привилегированные отношения и торговые льготы, но пока не статус официальных кандидатов. До сих пор такие соглашения смогли заключить лишь Македония (апрель 2001 г.) и Хорватия (октябрь 2001 г.), но они пока не ратифицированы. Загреб тем временем подал в Брюссель ходатайство о вступлении в ЕС, которое еще рассматривается Комиссией. В начале 2003 года начались переговоры с Албанией об ассоциировании, за ней должны последовать Босния-Герцеговина и Сербия-Черногория. Наконец, в ходе саммита ЕС в Фессалониках (21 июня 2003 года) было подтверждено, что Балканы рассматриваются как “неотъемлемая составная часть объединенной Европы” (4).
И все-таки мнения об условиях и сроках вступления этих стран в ЕС расходятся. Большинство государств-членов убеждено в том, что необходимо строго придерживаться принципа выполнения общих условий и тем самым - копенгагенских критериев. Меньшинство, напротив, считает, что балканским государствам надо предоставить льготные условия и особую помощь, чтобы после 2004 года на европейской периферии не возникла “черная дыра”. В настоящий момент эта позиция не набрала большинства в ЕС, так что действует “принцип регаты”.
Перспектива вступления в ЕС оказалась в последние годы сильнейшим стимулом для разрешения конфликтов и проведения реформ в регионе. Без нее новый инструментарий ЕС в области дипломатии и политики безопасности, сложившийся в процессе преодоления балканского кризиса, был бы далеко не столь эффективным: не удалось бы уладить ни македонский кризис, ни конфликт между Сербией и Черногорией. В связи с предстоящим ассоциированием Македонии посредники из ЕС и США сумели добиться заключения в августе 2001 года Охридского соглашения, которое положило конец столкновениям, приведшим страну на грань гражданской войны, и предоставило албанцам в Македонии более широкие конституционные права. Союз контролирует выполнение соглашения. Из конфликтующих друг с другом Сербии и Черногории при участии Хавьера Соланы в марте 2002 года сложился новый союз государств. После этого две республики успели согласовать конституционную хартию и принять внутренний план действий в качестве основы для ассоциирования.
Эксперты, однако, выразили сомнения в устойчивости соглашений, достигнутых при посредничестве ЕС в Македонии и Сербии-Черногории. Тем не менее, надо признать, что Евросоюзу удалось – в отличие от многочисленных тщетных попыток 90-х годов – предотвратить в этих двух странах крупные вооруженные столкновения. Кроме того, Брюссель обрел на Балканах свое лицо в сфере политики безопасности: на государства-члены ЕС приходится около 80% размещенных в регионе миротворческих сил. В январе 2003 года Евросоюз взял на себя также осуществление полицейской миссии в Боснии-Герцеговине. В Македонии с апреля 2003 года ЕС присутствует с миссией “Конкордия”, первой военной миссией в истории Союза, разрабатываются планы для Боснии-Герцеговины для размещения там европейская войскового соединения “Post-SFOR”.
Наряду с этим ЕС оказывает значительную финансовую и экономическую поддержку балканским странам. Он является крупнейшим донором для Юго-Восточной Европы. Начиная с 1991 года в рамках различных программ Евросоюз предоставил западнобалканским странам более шести миллиардов евро. К этому следует прибавить помощь на двусторонней основе, а также средства в объеме 4,85 миллиардов евро, поступающие по линии программы помощи CARDS (до 2006 года). Программы помощи координируются с другими донорами в рамках Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы, заключенного по инициативе ЕС. Этот Пакт направлен, прежде всего, на поддержку регионального сотрудничества, которое является условием ассоциирования и интеграции. Государства региона начали активно сотрудничать, например, при планировании и координации мер по совершенствованию региональных инфраструктур, снижению торговых барьеров, борьбе с трансграничной преступностью и распространением легкого оружия, а также в сфере миграционной политики и решении проблем беженцев.
Ввиду медленных темпов развития стран Юго-Восточной Европы государства-члены ЕС все чаще проявляют нетерпение. Ситуация в Юго-Восточной Европе сейчас лучше, чем она была в течение долгих лет, угроза войн миновала. Но долгосрочные причины конфликтов не исчезли, в том числе этнические проблемы, плохая работа учреждений и слабость социально-экономических структур. Политическая апатия и фрустрация населения создают почву для деятельности националистических партий, кроме того, возникают новые проблемы в сфере безопасности – такие как трансграничная преступность и нелегальная миграция. На фоне новых внешнеполитических задач требуется расставить приоритеты, более целенаправленно и эффективно оказывать помощь, а также побуждать получателей помощи к повышению собственной активности. В то же время в странах Юго-Восточной Европы возникают особые трудности.
Структурные проблемы балканской политики
Первый клубок проблем обусловлен еще не завершенной политической реструктуризацией Юго-Восточной Европы после распада Югославии. Как можно вообще подготовить к интеграции “слабые” государства, квазигосударственные образования и полупротектораты, существующие на Балканах? Институциональная неразбериха, необеспеченность конституционных прав и партийная чересполосица – как, например, в Сербии – лишь усиливают апатию населения. Социально-экономические проблемы создают во всем регионе питательную почву для опасного нового национализма. Консолидация государственности и укрепление демократии являются предпосылками для сближения с ЕС, с которым Юго-Восточная Европа связывает свои надежды. Но сначала необходимо решить такие коренные политические проблемы региона, как международно-правовой статус Косово, латентный конституционный конфликт между албанцами и македонцами, продолжающийся государственный кризис в Боснии-Герцеговине и во временном государственном союзе Сербии и Черногории.
Критики заявляют, что Евросоюз до сих пор просто увиливал от разрешения этих коренных конфликтов. Но простых ответов на сложные территориальные и конституционные вопросы Юго-Восточной Европы не существует. Если реализовать порой озвучиваемые требования о перекройке политической карты Балкан посредством крупных конференций (Дейтон II) или о немедленном предоставлении независимости Косово и Черногории, то в этнически неоднородных балканских государствах это приведет не к укреплению мира, а скорее, к новой дестабилизации. Так что разумной альтернативы дальнейшему движению по избранному пути на данный момент нет.
Вторая принципиальная проблема европейской политики на Балканах обусловлена последствиями предстоящего в 2004 году расширения ЕС. Это расширение еще больше увеличит политическое неравенство между балканскими странами, вступающими в Союз, и теми, кого туда пока не принимают – в частности, потому, что новые члены и кандидаты (такие, как Болгария и Румыния) привлекают больше прямых зарубежных инвестиций и оказываются в более выигрышном, чем остальные, положении, что касается объема помощи, предоставляемой в рамках структурной политики на подготовительном к вступлению в ЕС этапе. Кроме того, визовой и шенгенский режимы создают угрозу возведения новых границы между будущими членами и нечленами, что затруднит сотрудничество в регионе. Поэтому утверждение, что скорость сближения с ЕС зависит исключительно от индивидуального прогресса каждого из претендентов, не совсем справедливо. Ведь ответ на вопрос о том, когда после 2004 года Брюссель утвердит следующих кандидатов на вступление – если он вообще пойдет на это – зависит в значительной мере от того, как Союз перенесет прием десяти новых членов в следующем году.
Третья трудность вытекает из несоответствия между целями и инструментами европейской стратегии на Балканах и конкретными основными потребностями региона. Стратегия сближения Балкан с ЕС строится по модели процесса расширения, где основное внимание уделяется приведению в соответствие со стандартами Евросоюза законодательств, реформ и институтов (5), поскольку кандидаты на вступление уже обладают работающей рыночной экономикой. В то же время ослабленные войнами, политически раздробленные и экономически слабые балканские страны должны решать более фундаментальные, типичные для политики развивающихся стран проблемы гуманитарного и социального характера, а также проблемы занятости населения. Дилемма балканских государств, вынужденных решать острейшие социально-экономические проблемы, состоит, таким образом, в конкуренции между целью адаптации к стандартам ЕС и другими ключевыми целями восстановления и развития.
Поэтому балканские государства неоднократно выдвигали требования о предоставлении им дополнительных финансовых инструментов. При этом, как правило, не учитывается то обстоятельство, что они не имеют достаточных институциональных предпосылок для эффективного освоения огромных финансовых средств. Из-за того, что их поглощающая способность ограничена, уже сейчас по проектам помощи ЕС осваивается не более половины выделяемых средств. С 1998 по 2002 год из всех выделенных Евросоюзом средств в странах Западных Балкан было согласовано проектов на 77%, а полностью проплачено лишь 58%. Кроме того, большинство народных хозяйств Юго-Восточной Европы уже сейчас в значительной мере зависят от международной помощи. Ежегодный приток иностранной помощи в Боснию-Герцеговину соответствует примерно четверти ВВП, а Косово экономически вообще не выжило бы без значительных зарубежных дотаций. Так что речь идет не просто о выделении дополнительных средств, а о более целенаправленном и эффективном использовании уже имеющихся ресурсов, при котором лучше учитывались бы приоритеты региона в плане борьбы с бедностью и создания рабочих мест.
Новые подходы после саммита в Фессалониках
Ввиду того, что в целом интеграция Юго-Восточной Европы продвигается медленно, саммит ЕС в Фессалониках 21 июня 2003 года должен был дать новый импульс политике Евросоюза на Балканах. В марте 2003 года Совет и Комиссия ЕС получили задание предложить меры по углублению процесса стабилизации и ассоциирования, в частности, с использованием инструментов процесса расширения (6). На основе этих предложений в Фессалониках была разработана стратегия ЕС в отношении Балкан.
В этом документе подчеркивается, что Балканы станут “неотъемлемой составной частью объединенной Европы”, но при этом готовность каждой страны к вступлению в ЕС будут проверять индивидуально, исходя из копенгагенских критериев. Таким образом, “пакетное решение”, когда более продвинутые кандидаты должны ждать остальных, исключается. Кроме того, вводится новая форма институционального политического взаимодействия. Государствам региона было предложено подключиться к совместным позициям и заявлениям ЕС в рамках Совместной внешней политики и политики безопасности (GASP/СВПБ). Главы государств и правительств, а также некоторые министры будут отныне проводить регулярные консультации в рамках нового форума (Форум ЕС – Западные Балканы). Кроме того, было принято решение о том, чтобы обогатить процесс стабилизации и ассоциирования новыми инструменты, используемыми в процессе расширения ЕС. В рамках вновь созданного Европейского Партнерства балканским государствам будет оказываться поддержка в институциональном сближении с ЕС (например, посредством программ “твиннинга” и мониторинга), аналогичная той, что раньше оказывалась странам-кандидатам. Для новых претендентов на вступление должны быть запущены совместные программы – в частности, программы поддержки в области образования, культуры, науки, энергетики, экологии, развития малого и среднего предпринимательства, борьбы с коррупцией. Ранее Совет ЕС принял решение выделить дополнительно более 200 миллионов евро в бюджет программы CARDS.
Политические деятели и комментаторы в последнее время критикуют ЕС за то, что он не внес ясности в вопрос о статусе кандидатов и сроках их вступления в Союз. “Дорожная карта интеграции”, предъявления которой нередко требуют, пока составляться не будет. Хорватия, например, надеялась на то, что получит конкретную перспективу членства в 2007 году, вместе с Болгарией и Румынией. Босния-Герцеговина носилась с идеей вступления в ЕС в 2009 году, хотя все считали эту дату нереальной. Но европейские правительства говорят о том, что не стоит тешить себя иллюзиями: сначала необходимо приложить серьезные усилия по борьбе с коррупцией и преступностью, строительству правового государства и укреплению демократических институтов. Разочарования были обусловлены также тем, что были выполнены не все финансовые ожидания – бюджет программы CARDS, например, не был увеличен, как ожидалось, на 900 миллионов евро. Доступ к структурным фондам и фондам интеграции балканским государствам тоже пока закрыт. К тому же европейские министры внутренних дел отклонили настойчивые требования об отмене визового режима.
С точки зрения ЕС план, принятый в Фессалониках, является, тем не менее, “новым важным шагом в развитии привилегированных отношений” со странами Западных Балкан (7). Надо признать, что расширение процесса стабилизации и ассоциирования за счет инструментов процесса расширения ЕС, а также институционализацию политического сотрудничества можно расценить как выполнение двух уже давно выдвигаемых регионом требований. Кроме того, был дан положительный ответ на финансовые ожидания, хотя и в определенных рамках. В то же время далеко идущие требования, касающиеся отмены визового режима и предоставления дополнительной финансовой помощи, представляются нереальными. Те, кто их выдвигает, не только переоценивают потенциал стратегии ЕС в отношении долгосрочного урегулирования кризисов и конфликтов, но и прежде всего способность Евросоюза принять в свой состав большое число новых (и к тому же проблемных) стран-кандидатов.
Грядущие вызовы
После стратегических решений, принятых на саммите в Фессалониках, Евросоюзу и его членам придется – с учетом новых приоритетов во внешней политике – проявить немало терпения и настойчивости при реализации в Юго-Восточной Европе стратегии стабилизации и ассоциирования. При этом нельзя упускать из виду ближайшие политические задачи: во-первых, надо осуществлять на практике принятый в Фессалониках план действий. Первые итоги его реализации министры иностранных дел обсудят на встрече в декабре. Во-вторых, необходимо решать весьма сложные политические вопросы: согласованный в Фессалониках и уже начатый прямой диалог между Белградом и Приштиной по конкретным проблемам Косово надо продвигать вперед, ориентируясь на достижение конкретных результатов; контроля требует дальнейшая реализация соглашений, достигнутых в Дейтоне и Охриде, а также выстраивание отношений между Сербией и Черногорией. В-третьих, предстоит принимать важные решения в связи с расширением европейского миротворческого присутствия – например, о формировании сил “Post-SFOR” в Боснии-Герцеговине.
Тем не менее, Евросоюз должен в будущем более реалистично оценивать собственные возможности и ресурсы. Сложность балканских вызовов побуждает ЕС к тому, чтобы взваливать на себя все новые и новые задачи. При этом существует опасность, что в регионе возникнут чрезмерные ожидания, и если результатов придется ждать слишком долго, то разочарование будет неизбежным. Чтобы преодолеть разрыв между ожиданиями и реальными возможностями, надо, чтобы государства региона сами смелее и активнее брали на себя ответственность. Не только ради стабильности в регионе, но и для поддержания собственной репутации и дееспособности Евросоюз не может допустить, чтобы политика этих государств потерпела неудачу.
Примечания:
1 Ср. Morton Abramowitz and Heather Hurlburt, Can the EU Hack the Balkans? A Proving Ground for Brussels, in: Foreign Affairs, 9./10.2002, p. 2–7.
2 Ср. Размышления о европейской стратегии безопасности: Javier Solana, Ein sicheres Europa in einer besseren Welt, Europäischer Rat, Thessaloniki, 20.6.2003 [Х-Солана Безопасная Европа в новом, лучшем мире, Европейский Совет, Фессалоники, 20.6.2003], IP 9/2003, стр. 107.
3 Ср. Karl Kaiser, Der Balkan als Modell [Карл Кайзер Балканы как модель], IP 11/2003, с. 20–28.
4 Документ по Западным Балканам, принятый в Фессалониках и представленный 16.6.2003 г. на сессии Совета в Люксембурге по общим вопросам и внешним отношениям,