В географическом отношении, и вместе с тем экономический партнер, который демонстрирует фантастические темпы роста и за чей рынок ведется ожесточенная борьба
| Вид материала | Документы |
- 107% в год и оставаясь привлекательным для новых инвестиций. Высокие темпы роста гарантировали, 207.72kb.
- Организаторы Стратегический партнер Консультант проекта Партнеры, 29.11kb.
- Новости телекоммуникаций россии и СНГ, 39.32kb.
- Об основных путях повышения эффективности использования трудового потенциала нашей, 243.41kb.
- Статья основана на данных аудита розничной торговли, регулярно проводимого компанией, 142.22kb.
- Лондонский Уайтчепель во многом напоминает такие города, как Бердичев, Вильна или Броды;, 7847.02kb.
- Лондонский Уайтчепель во многом напоминает такие города, как Бердичев, Вильна или Броды;, 2023.64kb.
- Парадигма экономического роста в условиях открытой экономики аннотация, 124.15kb.
- Вопросы экономики. 1955. №5. С. 23-33, 239.96kb.
- Курсовая работа по мировой экономике «Научно-технический прогресс как фактор экономического, 1202.16kb.
Китайско-японские отношения
Отношения Китая с его восточным соседом чрезвычайно сложные, и, не будучи азиатом, их трудно понять. Двусторонние отношения между этими странами обременены многочисленными проблемами: вопрос изживания прошлого, разногласия в области политики безопасности, спор из-за территориальных притязаний, а с недавнего времени и трения в двусторонней торговле. Эксперты, которые трезво рассматривают запутанные и сложные конфликты и пытаются анализировать причины проблем, вынужденно приходят к выводу о том, что главную роль здесь играет и будет и дальше играть великодержавная политика Японии.
Япония уже более тридцати лет имеет вторую по величине экономику в мире и старается ускорить свое превращение в политическую великую державу, ставя перед собой цель добиться места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Однако до сих пор островное государство боялось критически осмыслить свое агрессивное прошлое. Почему японское прошлое вновь и вновь становится в Азии предметом дипломатических инцидентов? Ответ на этот вопрос дает уже освещение истории в японских школьных учебниках(2) и посещение храма Ясукуни(3) высокопоставленными японскими политиками. Как политики, так и послевоенное поколение Японии отдают себе ясный отчет в том, насколько важно для удовлетворения японских великодержавных амбиций максимально быстрое решение исторических проблем.
Наряду со стремлением получить статус великой державы Япония старается также превратить свой экономический потенциал в военную мощь. Согласно новым японо-американским оборонным директивам от 1997 года и японскому Закону о ситуации в ближайшем окружении от 1999 года, укрепляется военный союз с Соединенными Штатами. Японское правительство обязалось также в случае “возникновения в ближайшем окружении угрозы безопасности”, использовать свои Силы самообороны, которым окажут поддержку американские войска. Является ли Тайвань, Тайваньский пролив или восточные акватории Китая тем окружением, из которого может “исходить угроза безопасности”? Компетентные японские власти в Токио держат китайцев в неведении на этот счет.
Поскольку внешняя политика Японии и ее политика безопасности зависят в первую очередь от поддержки Соединенных Штатов, японская сторона проявила готовность участвовать в научных исследованиях и опытно-конструкторских разработках в рамках создания американской системы противоракетной обороны, под защиту которой должен быть поставлен также Тайвань. В качестве оправдания ускоренной реализации планов превращения Японии в великую военную державу пресса этого островного государства регулярно приводит “китайскую угрозу”. Но может ли соседний Китай, территория которого в 26,7 раза больше территории Японии, а военные расходы составляют всего четверть от японских, действительно угрожать оснащенной по последнему слову военной техники Японии? Большинство нейтральных наблюдателей считают эту аргументацию неубедительной.
События 11 сентября 2001 года могут, по видимому, оказать явно позитивное воздействие на японские великодержавные амбиции. Японский парламент в течение всего лишь 25 дней принял три разработанных правительством Коидзуми законопроекта, которые создают правовые предпосылки для использования японских войск за рубежом (а не только в ближайшем окружении) и тем самым практически отменяют ограничения, накладываемые в рамках мирной конституции принципом самообороны. Борьба против терроризма, несомненно, является задачей всего мира; все участвующие в ней страны должны укреплять и координировать сотрудничество. Но столь резкие изменения японской оборонной политики вызывают в соседних странах, для которых последняя война против Японии обернулась многочисленными жертвами, скорее озабоченность, нежели понимание. Если Япония будет и впредь уделять недостаточное внимание установлению взаимного доверия со своими соседями, предпослав этому процессу критическое осмысление своего прошлого, то она столкнется в регионе Юго-Восточной Азии исключительно с непониманием и сопротивлением.
Двусторонние экономические отношения
И все же по экономическим, внешнеполитическим и стратегическим соображениям Япония продолжает оставаться для Китая важным, а в отдельных случаях даже жизненно важным партнером. Между двумя странами существуют столь тесные народнохозяйственные связи, что нестабильность в сотрудничестве может нанести существенный урон обеим сторонам. Китай, модернизирующий свою экономику, оказался бы в этом случае в весьма затруднительной ситуации.
Что касается усилий Японии по превращению в великую военную державу, то Китаю следовало бы ясно обозначить свою противоположную позицию, дабы Япония осознала, что вектор развития двусторонних китайско-японских отношений может и измениться. В этой связи реакция китайской стороны на японскую позицию по отношению к США после 11 сентября была адекватной: вместо эмоционального протеста последовал трезвый расчет и критичная деловая оценка.
Китайско-индийские отношения
Индия, имеющая второе по численности население в мире после Китая, является его важным соседом на юго-западе. Установление дипломатических отношений в 1950 году и провозглашение в 1954 году двумя президентами Чжоу Эньлаем и Джавахарлалом Неру пяти знаменитых принципов мирного сосуществования сотворили “братские отношения” между двумя странами. Но эта первоначальная гармония испарилась уже в конце пятидесятых годов из-за пограничных споров и вопроса о Тибете. Конфликт, переросший в 1962 году в войну на границе, привел к тому, что страны-соседи стали заклятыми врагами.
В 1988 году Дэн Сяопин в качестве председателя Центральной военной комиссии Центрального комитета Коммунистической партии Китая и премьер-министр Индии Раджив Ганди договорились о том, что события 1962 года никогда не должны повториться. Многочисленные раунды переговоров в девяностых годах позволили Китаю и Индии приблизиться к окончательному решению пограничных споров путем заключения важного для обеих сторон соглашения. Обе страны приступили к тому, чтобы в духе взаимопонимания, учета интересов друг друга и взаимного регулирования в рабочих группах и на уровне экспертов достичь согласия о демаркации границ.
Но путь к улучшению двусторонних отношений полон ям и ухабов. Наряду с многолетним недоверием, затрудняющим и затягивающим прояснение вопроса о демаркации границы, время от времени омрачалась и политическая атмосфера между двумя странами в целом. В марте 2000 года Китай и Индия впервые вступили в диалог по вопросам безопасности, в ходе которого было выражено совместное желание возродить двусторонние отношения, свернутые в связи с проведением Индией испытаний ядерного оружия. Контакты между политическими лидерами двух стран смогли придать уникальные импульсы улучшению отношений: к ним относится, например, визит в Индию в январе 2002 года в самый разгар недавнего кашмирского кризиса китайского премьер-министра Чжу Жунцзи – первый визит главы правительства соседней страны за последние десять лет.
Во время этой встречи стороны условились уделять первоочередное внимание все еще открытым пограничным вопросам, продолжить диалог в области безопасности и создать новый механизм диалога в борьбе с терроризмом. Высказывания индийского премьер-министра Атала Бехари Ваджпаи о том, что Китай не представляет угрозы для Индии, что Индия и Китая являются как соседями, так и друзьями(4), вызвали удивление у многих китайцев. Ведь эти высказывания резко контрастировали с китайской реакцией на индийские испытания ядерного оружия в 1998 году.
В последние годы Индия под полностью надуманным предлогом “китайской угрозы” за сравнительно короткий промежуток времени модернизировала свой военный потенциал. Оснастив самыми современными оружейными системами обычные вооруженные силы, правительство Индии прилагает сегодня усилия к тому, чтобы претворить в жизнь амбициозный план принятия на вооружение систем стратегического ядерного оружия. С момента визита в Индию прежнего американского президента Билла Клинтона в марте 2000 года Соединенные Штаты приветствуют рискованные попытки Индии сыграть свою роль в американской политике сдерживания, направленной против Китая. Эта инициатива Индии вызвала в регионе обеспокоенность и тревогу. В настоящее время ввиду того, что геополитическое значение Пакистана в войне против Афганистана затмило значение Индии, ни США, ни Россия по большей части не обращают внимание на желания Дели.
Китай и Пакистан
В отличие от отношений с Индией, отношения с Пакистаном оцениваются китайским руководством как “модель межгосударственных отношений”, как “яркий пример мирного сосуществования государств с различным общественным строем” и как “дружба при любой погоде”. В отношениях с Пакистаном также существовали пограничные вопросы, уходящие своими корнями в историю, однако они были решены уже в марте 1963 года.
Не является никакой тайной, что Китай в течение многих десятилетий оказывал Пакистану моральную, а также материальную поддержку, а Пакистан отвечал ему взаимностью. Солидную основу под эти двусторонние отношения подводит сознательное соблюдение “пяти принципов мирного сосуществования”. Особенно большое значение имеют при этом принципы невмешательства во внутренние дела друг друга и взаимного уважения независимости и суверенитета друг друга. Китай без всяких ограничений рассматривает смену правительства в Пакистане в 1999 году как его внутреннее дело.
Последней по времени проверкой традиционно хороших отношений между двумя станами стали последствия террористических актов 11 сентября 2001 года, прежде всего последовавшая после этого цепная реакция в соседнем Афганистане. По просьбе Пакистана были проведены консультации, на которых Китай ясно изложил свою позицию, сводящуюся к тому, что Пакистан, будучи суверенным государством, должен, руководствуясь собственными соображениями, принимать решение о том, в какой форме он может поддержать американскую военную акцию против терроризма, и как далеко может зайти эта поддержка. Китай с уважением примет любое решение главы пакистанского государства генерала Первеза Мушаррафа, которое может послужить выходу его страны из вынужденной ситуации. Пакистан позитивно оценил эту позицию, однако некоторые китайские ученые подвергли ее критике. Они исходят из того, что пассивная роль Китая в этом пункте будущей перегруппировки региональных сил может принести Китаю больше вреда, чем пользы.
Кашмир - очаг кризиса
К несчастью, нельзя исключать того, что непрекращающаяся гонка вооружений и многолетний конфликт из-за Кашмира на южно-азиатском субконтиненте может вылиться даже в ядерную войну. Конфликт в соседней “пороховой бочке”, выходящий из-под контроля, вне всякого сомнения, повлечет за собой напряженность и хаос в по меньшей мере двух автономных областях Китая, а именно Тибете и Синьцзяне. Недооценка значения выверенной политики добрососедства с Индией и Пакистаном могла бы завести сам Китай в неприятную ситуацию.
Вызовы
Модернизация Китая – это великая цель, достичь которую возможно только при полном напряжении сил в течение поколений. Предпосылками поступательного развития страны являются, среди прочего, внутренняя стабильность и внешняя безопасность. Опыт и сложившиеся реалии показали, что внутренняя стабильность, а тем самым и прогресс модернизации Китая, очень сильно зависят от отношений с окружающими странами. Таким образом, политика добрососедства Китая постоянно, в том числе и в непредвиденной и запутанной ситуации, которая возникла после событий 11 сентября 2001 года, сталкивается с вызовом обеспечивать и поддерживать стабильность в окружении Китая.
Примечания
1 Китай имеет общую границу со следующими странами: Северная Корея, Российская Федерация, Монголия, Казахстан, Киргизстан, Таджикистан, Афганистан, Пакистан, Индия, Непал, Мьянма, Лаос и Вьетнам.
2 Японию обвиняют в том, что в ее учебниках истории оправдывается японское вторжение и оккупация обширных районов Азии в начале 20-го столетия, связанные с этим преступления и в особенности то, что в учебниках замалчивается судьба более чем ста тысяч так называемых “женщин-утешительниц”, которых вынудили заниматься проституцией и обслуживать японских солдат.
3 Храм Ясукуни был сооружен в Токио в 1868 году в память о японских солдатах, павших на полях сражений. Официальное посещение Дзюньитиро Коидзуми этого храма, который хранит также память о 14 военных преступниках, осужденных в 1978 году Токийским трибуналом по делам военных преступников, стал летом 2001 года поводом для протестов Южной Кореи и Китая.
4 Ср. Синьхуа дейли телеграф, 15.01.2002.
книжная критика
Дирк Наберс
Пробуждающийся исполин
Ключевая роль Китая в международных отношениях
David M. Lampton, Same Bad, Different Dreams. Managing U.S.-China Relations, 1989-2000. Berkeley/ Los Angeles/ London: University of California Press 2001, 498 P.
Chen Jian, Mao's China&The Cold War. Chapel Hill/London: The University of North Carolina Press 2001, 400 P.
Sheng Lijun, China's Dilemma. The Taiwan Issue. Singapur: Institut of Southeast Asian Studies 2001, 240 P.
Значение Китая в регулировании политических и экономических процессов на глобальном уровне растет. Китайская Народная Республика становится одним из ключевых игроков в международных отношениях, что обусловлено размерами ее территории, численностью населения и экономической динамикой. Во многих аналитических статьях выдвигается тезис об усилении Китая после столетия упадка. Это относится как к политической, так и к экономической роли республики. Даже если правительству этой гигантской страны удастся поддерживать разумное соотношение между повышением оборонных расходов и валовым внутренним продуктом, все равно, учитывая темпы экономического роста, - от 7% до 8% в год – следует настраиваться на то, что через десять лет Китай выйдет на второе место в мире по величине военных расходов.
Кроме того, вступление КНР в декабре 2001 года во Всемирную торговую организацию (ВТО) придаст новый импульс динамично развивающейся политике и экономике страны. Этот процесс протекает в многогранном, подчас пронизанном инверсивными силовыми линиями конфликтов международном окружении. Хотя Тайвань и пытается противостоять китайской Народно-освободительной армии, намного превосходящей его вооруженные силы уже по причине своей численности, и проводит всеобъемлющую военную модернизацию, его экономические связи с материковым Китаем сегодня теснее, чем когда бы то ни было до сих пор. Япония сильно обеспокоена широкомасштабной реструктуризацией китайской армии и конфликтует с Пекином также в торговой политике: японское правительство воспринимает как вызов и заниженный курс китайской валюты ренминби, и экспорт в Японию дешевой китайской сельскохозяйственной продукции. С другой стороны, членство Китая во ВТО оказывает и позитивное воздействие на торговые отношения Японии с ее великим соседом. Снижение таможенных пошлин может привести в среднесрочной перспективе к сокращению японского дефицита в торговле с Китаем. В Юго-Восточной Азии Китай проводит идею создания многосторонней зоны свободной торговли, однако не идет ни на какие уступки в вопросе о суверенитете над спорными островами в Южно-Китайском море.
В этой переломной ситуации, в этой коллизии в высшей степени отличающихся друг от друга внешнеполитических императивов и внутриполитической ситуации, для которой характерны нарастающий общественный плюрализм и экономическая открытость, особое значение придается политическим деятелям, принимающим решения. Тем более, что политические решения в Китае и по сей день принимает небольшой костяк политической элиты. Не случайно некоторые новые исследования китайской внешней политики посвящаются главным инстанциям, принимающим политические решения.
Автор одного из таких исследований “Same Bed, Different Dreams” Дэвид М.Лэмптон, обращается, соответственно, к вопросу о роли ведущих китайских и американских политиков, сановников и других влиятельных лиц в формировании отношений между двумя странами в период с 1989 по 2000 год. Лэмптон, директор Института исследований Китая Университета им. Джона Гопкинса, олицетворяет собой ярчайший пример успешного соединения научной деятельности и политического консультирования. Его тридцатилетний опыт исследований Китая позволял ему постоянно входить в узкий круг ведущих китайских и американских политиков, и, таким образом, его глубокомысленные характеристики частной и психологической подоплеки личных отношений между Дэн Сяопином и Джорджем Бушем старшим или между Биллом Клинтоном и Чжу Жунцзи и Цзян Цзэминем представляют интерес не только для ориентированных на политический анализ политологов.
Лэмптон делает в своей книге упор на изыскания на личностном уровне, но не упускает при этом из виду также внешние факторы, оказывавшие влияние на китайско-американские отношения. Правда, он быстро сворачивает как описание китайского демократического движения 1989 года и его насильственного подавления, так и противостояния в торговой политике во времена первого правительства Клинтона и кризиса в Тайваньском проливе. Особенно интересно написаны вторая и третья главы его книги, в которых автор освещает события на международном и субнациональном уровне. Однако содержащийся в них анализ газетных статей, не имеющей отношения к первоисточникам публицистики и результатов опросов не содержит никаких откровений.
Напротив, первая глава (“The Flow of Events” и четвертая глава “The Individuаl Level”) доставят исследователям огромное наслаждение. В них в подкупающей манере описывается решение дилеммы “рынок или права человека”, которая вылилась во второй срок президентства Клинтона в “конструктивное стратегическое партнерство между Китаем и США”. Книга Лэмптона производит впечатление благодаря точным до мельчайших деталей наброскам портретов Цзян Цзэминя, Чжу Жунцзи, Ли Пена и Билла Клинтона, а также членов американского кабинета министров. Однако он включает в свой анализ также деятелей из академического, политико-административного, экономического и социального окружения политических лидеров. В первую очередь здесь следует назвать китайца Ванга Даохана, а с американской стороны – Джесси Хелмса и Кристофера Смита.
В заключительной главе книги автор не ограничивается описанием альтернативных сценариев будущего развития китайско-американских отношений, показывая возможности основанных на кооперации связей или соперничества и конфликтов, он разрабатывает, кроме того, семь направляющих линий, по которым будут развиваться двусторонние отношения этих великих держав в новом столетии. В заключительной главе замыкается круг из научного анализа и политического консультирования, наилучшим образом очерченный Лэмптоном в его книге, посвященной китайско-американским отношениям.
Таким образом, в содержательном плане, но не в аспекте научного качества, работа Лэмптона контрастирует с другой новой книгой, в которой исследуется китайская внешняя политика. История Китая в эпоху Мао, принадлежащая перу Чена Цзяна, отличается от труда Лэмптона тем, что она основывается в меньшей степени на оценке интервью с лицами, принимающими политические решения, а в большей - на анализе бывших дотоле практическими не доступными или не публиковавшихся материалов из различных источников. Ее привлекательной стороной является не детальная реконструкция исторических данностей, а новая интерпретация уже известных фактов.
Общей чертой обоих исследований является то, что их авторы ставят во главу угла роль отдельных политических лидеров в формировании и проведении внешней политики. Профессор Чен Цзян, преподающий в Виргинском университете и Восточнокитайском педагогическом университете, исследует в десяти главах своей книги промежуток времени от гражданской войны в Китае в 40-х годах и вплоть до китайско-американского сближения и нормализации китайско-японских отношений в начале 70-х годов. В эпилоге он отваживается заглянуть вперед, в период от 1972 года до наших дней, исследуемый в другой книге, над которой он в настоящее время работает.
Чен отказывается подробно повторять в своих научных выкладках факты, приводившиеся в самых разных разработках и в самом Китая, и за его пределами, то есть пересказывать китайскую историю в период после второй мировой войны. Вследствие этого его работа оставляет подчас впечатление фрагментарности, но она избавляется таким образом от ненужного балласта. Читателю необходимы определенные знания предыстории, чтобы восстановить картину вражды между Мао Цзедуном и Чан Кайши, о подоплеке которой в книге мало что говорится. Остается также неясным, как Народно-освободительной армии Китая, уступавшей противнику по силе, удалось одержать верх над армией Гоминьдана в гражданской войне.
Эти мнимые недостатки сполна компенсируются интенсивным и критическим осмыслением новых внутрипартийных документов, а также книг и дневниковых записей выдающихся деятелей Коммунистической партии Китая. Чен не ограничился изысканиями в Центральном архиве правящей партии в Пекине, а заглянул также в провинциальные архивы в Синине, Юйлине, Хуанши, Фуцзяне и Шанхае. При этом он аккумулировал знания, на которые, похоже, до определенной поры будет сохранять монополию.
Зная о том, что предоставляемые в распоряжение исследователей новые источники информации по-прежнему подвергаются партийной селекции и цензуре, автор ставит передо собой задачу демифологизировать “упущенный шанс” США в гражданской войне в Китае. Сближение с СССР в конце 40-х годов отвечало единственно необходимости нарастания революционной динамики в послевоенном Китае. Возможности американского правительства оказывать влияние были в то время ограничены. Мао, который отвечал в этой фазе за большинство внешнеполитических решений, попросту не проявлял интереса к налаживанию дипломатических отношений с западными державами.
Далее в книге раскрываются ошибочные расчеты Мао в отношении возможностей Китая в войне на Корейском полуострове, показывается линия развития кооперации между КНР и Вьетнамом во время первой войны в Индокитае вплоть до конфронтации между двумя государствами в 70-х годах, освещается укрепление концепции “перманентной классовой борьбы” в мышлении Мао Цзедуна в 50-х годах и идентифицируются важнейшие факторы в его стратегии политики безопасности. При этом он постоянно возвращается к доминировавшей в 50-х и 60-х годах идеологии, девизом которой служил “пролетарский интернационализм”, доведший до того, что народные восстания в Венгрии, Польше и в Чехословакии были объявлены “реакционными мятежами”, а вьетнамским коммунистам оказывалась существенная материальная и людская помощь. Благодаря обращению к идеологической концепции книга Чена возвышается над простыми историческими переложениями в сфере политологического анализа. Носителями идеологии в ней выступают по большей части сами политические лидеры. В Китае 50-х и 60-х годов это был прежде всего Мао Цзедун.
Тот факт, что пренебрежение индивидуальной перспективой при анализе событий лишает работу - в остальном инновативную и легко читающуюся - важного измерения, видно на примере книги “Дилемма Китая” Шенга Лицзюна, работающего в Институте исследований Юго-Восточной Азии в Сингапуре. Как описывалось выше, Лэмптон и Чен прибегают к определенному методу исследования. Вопрос о том, как действуют в сфере внешней политики правительство, оппозиция, бюрократический аппарат и другие лица, принимающие решения, является для них менее важным, чем вопрос о том, почему они действуют определенным образом. Вследствие этого при анализе внешнеполитических решений основное внимание уделяется разъяснению принимавшихся решений и действий. Шенг, наоборот, заранее выводит за скобки три основных вопроса: какие субъекты участвуют в процессе принятия внешнеполитических решений в Китае? Какие факторы оказывают влияние на различное восприятие, интересы и позиции отдельных действующих лиц? И какие факторы определяют влияние отдельных субъектов на политический результат?
Таким образом, сочинение Шенга отличается от двух описанных выше книг уже по подбору источников. Если Лэмптон и Чен оценивают оригинальные исторические документы и многочисленные интервью, то здесь на передний план выдвигается анализ актуальных газетных материалов. Если в первых двух трудах речь идет о Мао Цзедуне, Дэн Сяопине, Цзян Цзэмине и Чжу Жунцзи, то в сочинении Шенга доминирует подчеркивание единого внешнеполитического стремления КНР. Это предполагает наличие во многих местах обязательных ссылок на отдельные положения в текстах официальных правительственных документов. Между тем, если эти пропедевтические ссылки игнорируются, исследование превращается в обширное введение в историю конфликта между КНР и маленькой островной республикой Тайвань.
При этом довольно важное значение имеет предшествующий самому исследованию исторический обзор. Он вкратце разъясняет коллизии между Китайской Народной Республикой и Тайванем после второй мировой войны и тем самым создает основу для последующих подробных высказываний о роли Соединенных Штатов Америки в конфликте и описания его развития во второй половине 90-х годов. Меняющаяся перспектива позволяет получить представление об обстоятельствах визита в США президента Тайваня Ли Дэнхуэя в июне 1995 года, угрозах Китая в канун президентских выборов на Тайване весной 1996 года, а также о напряженных отношениях между Китаем и Тайванем в свете предложенного Ли определения “специальные межгосударственные отношения” с Китайской Народной Республикой в июне 1999 года. Таким образом, речь идет о хорошем введении в тематику, адресованном в особенности читателю, который ищет актуальные и критические суждения о проблематике отношений между Китаем и Тайванем.