В географическом отношении, и вместе с тем экономический партнер, который демонстрирует фантастические темпы роста и за чей рынок ведется ожесточенная борьба
| Вид материала | Документы |
- 107% в год и оставаясь привлекательным для новых инвестиций. Высокие темпы роста гарантировали, 207.72kb.
- Организаторы Стратегический партнер Консультант проекта Партнеры, 29.11kb.
- Новости телекоммуникаций россии и СНГ, 39.32kb.
- Об основных путях повышения эффективности использования трудового потенциала нашей, 243.41kb.
- Статья основана на данных аудита розничной торговли, регулярно проводимого компанией, 142.22kb.
- Лондонский Уайтчепель во многом напоминает такие города, как Бердичев, Вильна или Броды;, 7847.02kb.
- Лондонский Уайтчепель во многом напоминает такие города, как Бердичев, Вильна или Броды;, 2023.64kb.
- Парадигма экономического роста в условиях открытой экономики аннотация, 124.15kb.
- Вопросы экономики. 1955. №5. С. 23-33, 239.96kb.
- Курсовая работа по мировой экономике «Научно-технический прогресс как фактор экономического, 1202.16kb.
Мало оснований для эйфории
Политические последствия экономической трансформации в Китае
Со времени начала политики экономических реформ в 1979 году и новых реформаторских сдвигов в девяностые годы экономический контекст коммунистического господства в Китае изменился кардинальным образом. За это время по большей части исчезли старые командные структуры плановой экономики. Сегодня производство добавленной стоимости в экономике лишь в немногих сферах починяется централизованному государственному контролю. Политические институты Китая также не остались на уровне эры Мао(1).
Масштабы идеологической мобилизации, партийного контроля и государственных репрессий уже в восьмидесятые годы значительно уменьшились. Однако в периоды с 1989 по 1991 год (подавление городского движения протеста) и после 1999 года (преследование секты Фалун-Гонг) в двух случаях вновь прибегли к кампаниям репрессий, когда в организованных массовых протестах политические руководство увидело для себя серьезный вызов. Во многих других случаях можно также привести документальные доказательства систематических нарушений политических и гражданских прав в Китайской Народной Республике. В соответствии с индексом политических прав и гражданских свобод, применяемым правозащитной организацией “Freedom House”, Китайская Народная Республика, демонстрируя минимальные показатели этого индекса, продолжает квалифицироваться как “несвободная”. Шаг к отказу от властной монополии Коммунистической партии Китая представляется делом отдаленного будущего.
И хотя организации ленинистского толка формально продолжают существовать, неформальные правила игры внутри Коммунистической партии, однако, коренным образом изменились. В результате экономических реформ партийная организация и слой функционеров присвоили себе новые политические функции и интересы: содействие развитию экономики и предпринимательства стало центральной задачей на всех государственных уровнях. Всеобъемлющая экономизация мыслей и поступков охватила слой функционеров. Вместе со сменой поколений в руководстве (от ветеранов революции до превалирующих сегодня технократов) изменились также методы осуществления политики в Китае. Сегодня процессы принятия политических решений характеризуются, как правило, привлечением специалистов и политических советников со стороны, участием большого числа различных внутригосударственных субъектов, перемещением важных административных компетенций на нижние уровни управления, а также многообразными формами международного сотрудничества.
Растет политическое влияние новых группировок, например, из сектора частного предпринимательства и финансов. Транснациональные китайско-западные элиты, обосновавшиеся в секторе смешанных предприятий, которые ориентируются на мировой рынок, приобретают все больший вес в политическом волеопределении. Растущее давление на китайское правительство оказывают также многообразные явления, сопровождающие процесс глобализации: размывание границ, основанных на национально-государственном признаке, международная конкуренция в области регулирования, необходимость согласования и адаптации, диктуемая международным сообществом. Все эти факторы усиливают давление, направленное на институциональное обновление в области управления, правосудия и юстиции. Тем не менее до сих пор в Китае не наблюдается автоматизма между переходом к рыночной экономике и достижением политической открытости.
“ Ползучая” демократизация?
В девяностые годы политическое руководство Китая осуществило ряд структурных реформ, которые теоретически могли бы создать также предпосылки для будущего демократического устройства. Преодолевая противодействие сложившихся групп интересов прежнего социалистического режима, удалось провести сокращение бюрократии в органах планирования, реструктуризацию государственных предприятий и государственных банков. Усилился гражданский контроль над армией и ее предпринимательскими структурами, нацеленными на получение прибыли. Было введено современное, ориентирующееся на международные образцы законодательство в области экономики и допущена растущая плюрализация стилей жизни общества.
При внутрипартийном голосовании по кадровым вопросам теперь допускается ограниченная конкуренция кандидатов. Законодательные процедуры в обязательном порядке регламентированы, поднято значение контрольных функций Народных конгрессов. Растет число успешных судебных исков, возбужденных против административных решений, и среди городского населения отмечается в целом усиление осознания собственных прав. Следовательно, экономическое развитие порождает также и в Китае более дифференцированное общество, располагающее новыми возможностями оказания влияния. Некоторые авторы характеризуют его как ограниченный “авторитарный плюрализм”, другие даже видят в этом исходный пункт для “ползучей демократизации”, которая - не без сходства с системными изменениями на Тайване - в более далекой перспективе будет осуществлена также в континентальном Китае(2).
Однако этой оптимистической перспективе можно противопоставить веские возражения. Правда, в Китае - в соответствии с критериями, которые были выработаны в ходе сравнительных исследований по проблемам демократии в качестве общих функциональных предпосылок для построения стабильной демократии(3),- имеются отдельные благоприятные исходные условия: значительная этническая гомогенность (этнические меньшинства составляют лишь девять процентов от общей численности населения и сконцентрированы на западной периферии), высокие темпы экономического роста при управляемой инфляции, до сих пор очень позитивный опыт вхождения на мировые рынки и растущая взаимозависимость между Китаем и демократическими обществами в области технологий и культуры.
Однако наряду с этим проявляется большое количество заметных дефицитов. Валовой внутренний продукт на душу населения лишь в районах побережья, где он составляет 2.500 долларов и более, достиг того уровня, который, как показывает исторический опыт (а также опыт Тайваня начала семидесятых годов), обычно создает благоприятную основу для прогрессирующей плюрализации общества и политической либерализации. Только в этих регионах, где проживают максимум 400 миллионов китайцев, сложился средний класс (впрочем, весьма гетерогенный), который по своему уровню доходов, образования и информированности мог бы приниматься в расчет как носитель демократизации. В восточных и юго-восточных районах побережья налицо также в целом более высокая степень социальной мобильности, чем во внутренних регионах. Однако там, в этих слаборазвитых и отчасти крайне бедных регионах, все еще проживает подавляющее большинство населения - около 900 миллионов человек. Усиливающаяся отсталость большинства сельских регионов остается центральным нерешенным вопросом процесса модернизации в Китае.
Крайне неблагоприятным фактором для демократизации Китая в длительной перспективе станут увеличивающиеся социальные и региональные диспропорции, для преодоления которых до сих пор не создано эффективной системы социального обеспечения. Отягощающим обстоятельством является также то, что участие граждан в общественных объединениях продолжает подавляться и остается слабо развитым, а система правосудия и юриспруденции все еще в значительной степени подчиняется политическим указаниям и не может функционировать в качестве институционального противовеса власти политических игроков. Демократические прямые выборы сельских старост, постепенно введенные в китайских деревнях начиная с 1987 года, до сих пор не оказали заметного влияния на управленческую практику выше уровня сельского самоуправления. Что же касается политико-культурных факторов, то здесь предпосылки для демократического переустройства в Китае представляются особенно неблагоприятными: отсутствуют действенные либерально-конституционные традиции, позитивный исторический опыт в области политической конкуренции и мирного политического урегулирования конфликтов, а также минимальный консенсус относительно гражданских прав и границ государственной власти.
Переоцененный Интернет
Некоторые западные наблюдатели надеются, что Интернет сможет решающим образом способствовать расширению свободы мнений и информации и ускорить процесс демократизации в Китае. С конца девяностых годов число пользователей Интернетом стремительно возросло: в конце 2001 года было почти 34 миллиона пользователей при тенденции быстрого роста. Ввиду строгого контроля за содержанием, которому подвержены печатные средства, теле- и радиостанции, Интернет действительно служит привлекательным “запасным средством коммуникации” для реализации индивидуальных инициатив в творческой и коммерческой сферах: так, уже возник оживленный рынок “исповедальной” литературы, страничек с рекомендациями и советами, журналов в режиме online и тому подобного. Однако это относится главным образом к сайтам “неполитического” содержания. Чтобы в Китае появился общественный сектор в рамках Интернета, который был бы независим от политического контроля, об этом не может быть и речи. Лишь очень незначительная часть населения имеет доступ к сети вообще, и преобладающая часть этих пользователей интересуется в основном деловой информацией и развлекательными страничками, а не политическими сайтами. И даже политически ориентированные Интернет-“общины” возникают, за некоторыми исключениями, как социально изолированные кружки, носящие спонтанный характер и не имеющие организационной целевой установки.
Государственный контроль за Интернетом (при помощи специальных отделов органов безопасности, технических барьеров для доступа, преследований провайдеров в уголовном порядке, контроля за Интернет-кафе и т.п.) оказался в Китае эффективным в отношении обычных пользователей. Однако самое поразительное состоит, пожалуй, в том, что правительство не без успеха создало большие и привлекательные порталы (например,
Неформальные структуры власти
Самым большим препятствием для сущностной, а не только формальной демократизации Китая станет то обстоятельство, что экономические и политические властные ресурсы сконцентрированы в руках крайне узкого слоя населения. Это является ключом к пониманию взаимосвязи между экономической и политической либерализацией в Китае. Многие китайские экономисты и предприниматели считают, что степень экономической свободы в Китае в действительности значительно ниже, чем это внушается официальной риторикой и жесткой экономической конкуренцией. Китайские предприниматели столь сильно “завязаны” на неформальные политико-экономические связи, что об их независимости, равно как о гарантиях собственности и соблюдения договоров в действительности не может быть и речи. Это дает простое объяснение тому факту, что политическая демократизация не продвигается вперед и что “взаимозависимость систем” никак не может укорениться в Китае.
Политический класс в изменившихся условиях самым тесным образом втянут в экономические сети, функционирующие на основе обмена/ротации, и важнейшие хозяйственные субъекты по-прежнему испытывают разностороннюю зависимость от политики. Между тем Коммунистическая партия, в особенности на нижних организационных уровнях, нередко напоминает мафиозную группировку: партийные функционеры изымают прибыль у легальных и нелегальных предприятий и одновременно с помощью государственной монополии на применение силы могут подавить сопротивление подобной практике. Доминирование неформальных сетей взаимообмена, которые встречаются не только в сфере коррупции, но и в легальной экономике Китая, часто характеризуется западными учеными и деловыми людьми как проявление гибкого “сетевого капитализма”. В экономике, для которой свойственна политическая регламентация, неформальные сети действительно имеют то преимущество, что они помогают преодолеть абсурдные государственные ограничения и не дают задушить динамику предпринимательства. Однако их теневые стороны проявляются в свирепствующей коррупции, разграблении имущества государственного сектора, махинациях в финансовой системе, а также в политическом цинизме и растущем социальном неравенстве.
Вся экономическая и политическая система Китая зиждется на двух основах: имеется легальная, официально восхваляемая поверхностная часть “поворота” от плановой экономики к рыночной под руководством Коммунистической партии, и есть глубинная структура динамичной неофициальной экономики, в которую втянута значительная часть слоя функционеров - с тем, чтобы обеспечить себе личную выгоду. Между тем социологи в Китае говорят о системе “капитализации власти”: политическая власть систематически обменивается на экономическое влияние и материальные льготы(4). Фундаментальная ошибка чисто экономических анализов китайского народного хозяйства состоит в том, что недооценивается или же вообще не признается двойственность политического содержания экономической жизни. Если сказать более резко: в Китае не происходит никакого перехода от плановой экономики к рыночной. Скорее, старое плановое хозяйство, для которого уже и прежде была характерна практика ведения неформальных переговоров и взаимообмена, трансформируется в “клановую экономику”: в экономику, где доминируют неформальные, плотные сети обмена, образованные политическими и хозяйствующими субъектами. С этой точки зрения, “социалистическая рыночная экономика” Китая характеризуется присвоением прибыли такими “кланами” и социализацией убытков за счет государства и широких слоев населения.
Фасадная демократия
Кто вообще может продвинуть вперед процесс демократизации в Китае? В настоящее время там нельзя найти ни одной значимой политической или общественной группы, которая могла бы представлять демократические взгляды на ценности и общественное устройство и к тому же обладать ресурсами для ускорения демократических перемен в Китае. Городской средний класс, включая частных предпринимателей, слишком тесно связан с государственными постами и слоем функционеров. Поэтому толчок в направлении демократизации должен будет исходить из самого слоя функционеров. Однако здесь до сих пор налицо непреодолимое противодействие институциональным реформам, которые представляют собой непременное условие для политико-экономического обновления: полный уход государства из экономики, последовательная защита права на частную собственность и договорного права, а также создание независимых контрольных органов в сфере политики и правосудия.
Тем не менее не исключено, что отдельные части номенклатуры могли бы поддержать переход к формальной демократии, чтобы стряхнуть ограничения, накладываемые господством коммунистов, и получить возможность окончательно легализовать свое нелегально нажитое состояние. Для более могущественных членов номенклатуры риск является незначительным, поскольку при помощи созданных ранее неформальных контактов и связей и нелегально нажитого имущества они даже в случае краха системы могут спастись и весьма комфортно устроиться и в новой, изменившейся ситуации.
Согласно результатам количественных исторических исследований проблем демократизации(5), такое ярко выраженное неравенство в распределении экономических, социальных и политических властных ресурсов, как в Китае, столь же мало способствует созданию демократических институтов, как и превалирование неформальных сетей, образованных политическими, экономическими и криминальными субъектами, которые, как показывает опыт, остаются нетронутыми, несмотря на официальную смену системы. Поэтому в Китае даже в лучшем случае можно ожидать возникновения лишь формальной фасадной демократии, которая, напоминая в этом отношении отчасти Бразилию, отчасти Россию, - будет определяться очень большими социальными и региональными диспропорциями, весьма ограниченной политической и экономической конкуренцией, а также по сути олигархическим соотношением сил. Для эйфории по поводу демократизации в Китае практически нет оснований.
Примечания
1 Подробнее к этому см.: Sebastian Heilmann, Sarah Kirchberger Das politische System VR China. Opladen/Wiesbaden, 2002 [Хайльман С., Кирхбергер С. Политическая система Китайской Народной Республики. Опладен/Висбаден, 2002 (в печати)].
2 Pei Minxin. Creeping Democratization in China, in: Larry Diamond и др. (Изд.). Consolidating the Third Wave Democracies. Baltimore, 1997. Cтр.213-227.
3 См. к этому: Manfred G. Schmidt Demokratietheorien. Opladen, 2000 [Манфред Г. Шмидт Теории демократии. Опладен, 2000, особенно стр. 438-460].
4 Обстоятельно по этому вопросу см.: He Qinglian. Xiandaihua de xianjing [Ловушки модернизации] Peking, 1998.
5 Tatu Vanhanen. Prospects of Democracy: A Study of 172 Countries. London/New York, 1997.
Петра Колонко,
корреспондент газеты “Франкфуртер алльгемайне цайтунг” в Китае,
Пекин
Приведут ли игры к переменам?
Права человека и Олимпиада 2008 года в Китае
Китайскую столицу охватила олимпийская лихорадка: новенькие - “с иголочки” - тренажеры в городских парках и выкрашенная в зеленый цвет трава, оказывается, были еще “цветочками” в стремлении произвести впечатление на Международный олимпийский комитет (МОК). И вот теперь дело принимает по-настоящему серьезный оборот, весь Пекин превратился в одну огромную строительную площадку. За одну ночь исчезают не только традиционные постройки старого города с их двориками, но и неприглядные панельные дома, а на их месте за несколько недель вырастают новые офисные здания. Реконструкция китайской столицы в преддверии Олимпиады 2008 началась.
Как это было и в других олимпийских городах, городские власти Пекина используют проведение Олимпийских игр как возможность радикально модернизировать инфраструктуру города и воздвигнуть себе архитектурные памятники. Запланированы колоссальные инвестиции в размере 30 миллиардов долларов, которые - как это было уже и в других местах – намереваются покрыть по большей части за счет спонсорских денег и в первую очередь путем продажи прав на телетрансляции Олимпийских игр.
Пекин делает все по примеру других олимпийских столиц - и тем не менее, если в ближайшие шесть лет не произойдет каких-либо более серьезных перемен, Олимпийские игры здесь будут не такими, как в других странах. Ни 1,3 миллиарда китайцев, ни 13 миллионов жителей Пекина не обладают правом голоса в решении вопросов проведения Олимпийских игр, не говоря уже о политике. Решения о том, что хорошо, а что плохо для населения, принимаются правительством или городской администрацией в лучшем случае в патриархальном, а в худшем - в диктаторском стиле. Итак, проведение Олимпиады должно пойти Китаю во благо.
Население, которое страдает от настоящих и вымышленных комплексов неполноценности и верит в образ врага, намалеванный государственной пропагандой или доставшийся в историческое наследство, восторженно приветствовало решение МОК в пользу Пекина, впервые увидев в этом признание со стороны зарубежных стран. Вряд ли кто-нибудь понял и принял бы здесь, например, отказ Китаю в праве на проведение Олимпийских игр из-за “проблемы прав человека”. Это было бы воспринято как акт враждебности в отношении Китая, а отнюдь не как решение, продиктованное добрыми намерениями.
Впрочем, представления о том, в чем именно состоит проблема прав человека, в Китае и за рубежом совершенно различны. За границей думают о посаженных за решетку диссидентах и подвергающихся преследованиям религиозных сектах, о смертной казни и пытках. В Китае же такого рода вопросы волнуют лишь меньшинство. Люди в этой стране жалуются на произвол чиновников, недостаток правовых гарантий и коррупцию. А дебаты о правах человека, которые ведутся на международной политической арене, большинство китайцев с данными проблемами напрямую не связывает.
Это, впрочем, отнюдь не означает, что китайцы не страдают от недостатка гражданских и политических прав: раздражение и недовольство - явления здесь весьма распространенные. Имеющиеся недостатки обусловили возникновение незначительных движений протеста и привели к осторожным изменениям системы. В КНР очень медленно формируется гражданское общество. Конечно, Коммунистическая партия - и в этом нет никаких сомнений – прочно и надежно держит власть в своих руках, и пока нет ни малейших признаков того, что в ближайшие годы она добровольно от нее откажется.
Однако есть надежда, что она изменит стиль своего правления. Китайское руководство не хочет представать перед мировым сообществом в облике коммунистического тирана, наоборот, оно стремится к тому, чтобы выглядеть современным и открытым миру. Ему хочется, особенно в преддверии 2008 года, показаться миру с наилучшей стороны – и китайцы отдают себе отчет в том, что немного демократии и терпимости входит в принятые на международной арене “правила хорошего тона”. Именно поэтому прилагаются усилия для того, чтобы в связи с Олимпийскими играми продемонстрировать открытость, демократизм и готовность к охране окружающей среды.
Это является отправной точкой для всех выступающих за перемены общественно-политических сил Китая, которые участвуют в дискуссиях с представителями власти. Однако и те силы внутри самой партии, которые выступают за изменения, могут использовать Олимпиаду с присущим ей эффектом самопрезентации в качестве аргумента в пользу проведения политических реформ в стране. До 2008 года остается еще шесть лет, и, если партия это допустит, перемены могут произойти быстро. Этого требуют интересы экономического развития, да и общество давным-давно уже для этого созрело.
Осенью 2002 года в Пекине будет избрано новое партийное руководство, которое будет управлять Китаем в течение следующих пяти предолимпийских лет. И от него будет зависеть, воспользуется ли Китай тем шансом, который предоставляют ему Олимпийские игры.
Франко Альгиери,
заведующий отделом ЕС-Азия в
Центре прикладных политических исследований
Мюнхенского университета им. Людвига-Максимилиана;
проф. Маркус Таубе,
специалист по экономике Китая,
Дуйсбургский университет им. Герхарда Меркатора
Вступление Китая в ВТО
Вызовы Китаю и мировой экономике
На Четвертой министерской конференции Всемирной торговой организации (ВТО), состоявшейся в ноябре 2001 года в столице Катара Дохе, был положительно решен вопрос о принятии Китая в эту организацию; с 11 декабря Китайская Народная Республика официально является членом ВТО. Членство в ВТО знаменует окончание периода переориентации внешнеэкономической стратегии Китая, начатой в 1978 году Ден Сяопином, которая вывела Китай из почти полной изоляции от международного разделения труда и вернула его на мировую экономическую арену. Следствием этого шага будут значительные перемены не только для Китая, но и для всей мировой экономической и политической системы.
На пути в ВТО Китаю пришлось сначала вести двусторонние переговоры об условиях своего вступления со всеми государствами-членами ВТО, которые этого пожелали. Лишь после того, как были устранены все сомнения, высказанные членами ВТО, закрепленные в двусторонних протоколах условия были сведены в обширный документ, который фиксирует равные и обязательные для всех сторон права и обязанности в рамках китайского членства в ВТО. Это значит, что уступки, сделанные Китаем одной из сторон, теперь действуют в отношении всех членов ВТО.
Европа внесла важный вклад в успешное завершение переговоров о вступлении Китая в ВТО: достигнутая в мае 2000 года договоренность между Евросоюзом и Китаем стала результатом многолетних переговоров, причем мандат Европейской Комиссии на этих переговорах был утвержден государствами-членами ЕС. Задача европейской делегации состояла в том, чтобы добиться от китайских партнеров максимально возможных уступок. При этом, правда, китайской стороне давали понять, что от нее не требуют невозможного. То есть, переговорное пространство было ограничено рамками, которые представителям китайского правительства приходилось соблюдать, исходя из внутриполитических реалий.
В то же время переговоры ЕС с Китаем находились в тесной взаимосвязи с переговорами между США и Китаем. И для американцев, и для европейцев в ходе переговоров было важно учитывать, насколько далеко продвинулась каждая из сторон в своих договоренностях с Китаем. Значительная часть требований ЕС совпадала с требованиями США, и поэтому было достаточно, если одна из обеих стран успешно завершала переговоры по соответствующему пункту. В то же время и у ЕС, и у США были свои специфические интересы, осуществление которых в отношении Китая могло сузить пространство для достижения других целей. США смогли, например, добиться сохранения еще на 15 лет нынешней процедуры фиксации демпинговых претензий. Для ЕС данный результат переговоров был неважен, поскольку еще в 1998 году он снял с Китая ярлык “страны с нерыночной экономикой”, что позволило ему пользоваться гораздо более “справедливой” процедурой. Уступки Китаю, на которые была вынуждена пойти американская сторона, чтобы получить данный результат, привели, однако, к сужению переговорного пространства для Европейского Союза.
Завершение переговоров между США и Китаем в ноябре 1999 года, в результате которых было достигнуто полное взаимопонимание сторон, облегчило, с одной стороны, ведение переговоров для европейцев, поскольку соглашение с США покрывало почти 80% требований со стороны ЕС. Но с другой стороны, выполнение остальных требований было затруднено, поскольку переговорное пространство стало уже и ощущалось давление со стороны общественности, требовавшей скорейшего завершения переговоров (не в последнюю очередь потому, что ЕС в прошлом неоднократно и недвусмысленно высказывался за скорейшее вступление Китая в ВТО). Это стесненное положение уравновешивалось лишь тем, что результат переговоров между делегациями мог вступить в силу только после того, как Конгресс США предоставит Китаю “постоянные нормальные торговые отношения” (Permanent Normal Trade Relations, PNTR). Это решение, в свою очередь, ставилось в зависимость от успешного завершения европейско-китайских переговоров. Обусловленное этим обстоятельством давление на китайскую делегацию было на руку Евросоюзу.
Европейско-китайское соглашение охватывает такие сферы, как промышленные товары, сельское хозяйство, услуги и так называемые “горизонтальные” сектора. Исходя из понимания того, что трансформация экономической системы Китая еще не завершена, с самого начала предусматривались переходные сроки для демонтажа торговых барьеров.
Вступление в ВТО требует от Китая значительной перестройки его экономической и торговой политики, а также его административного аппарата. Решающее значение при этом будет иметь не только темп осуществления соответствующих мер. Они могут оказать серьезное воздействие на социальную и политическую систему КНР. Поэтому ЕС рассматривает поддержку правительства и административных органов Китая как важный вклад в выполнение обязательств, связанных с вступлением страны в ВТО. Для китайского правительства членство в ВТО важно с нескольких точек зрения: председатель КНР Цзян Цзэминь и особенно премьер-министр Чжу Жунцзи могут записать себе это в политический актив, пока они будут в обозримом будущем находиться на руководящих постах. В интересах Китая также принимать участие в следующем раунде переговоров ВТО в качестве ее члена.
Экономические предпосылки
За последние два десятилетия народное хозяйство Китая уже осуществило значительные шаги для выхода на мировой рынок. Тем не менее, вступление в ВТО окажет шоковое воздействие на его экономическую систему. Многие отрасли промышленности и предприятия все еще работают под прикрытием протекционистских барьеров, защищающих их от зарубежных конкурентов. Они получают государственные субсидии и работают как бы в “удельных княжествах”, созданных для них местными органами власти. После ликвидации тарифных и нетарифных торговых барьеров и либерализации инвестиционного режима эти предприятия вдруг столкнутся с конкурентами, которые уже научились завоевывать позиции в глобальной конкурентной борьбе. Под ударом окажутся, в частности, государственные предприятия в ключевых отраслях промышленности, пользовавшихся до сих пор особым покровительством, а также сельскохозяйственный сектор, производственные издержки которого на треть превышают уровень мирового рынка.
В выигрыше от вступления Китая в ВТО окажутся, прежде всего, китайские потребители, которые получат доступ к гораздо большему ассортименту изделий более высокого качества и по более выгодным ценам. Некоторые китайские промышленные предприятия, например, предприятия текстильной и швейной промышленности, получат непосредственную выгоду от вступления страны в ВТО, поскольку в странах-членах ВТО будут ликвидированы торговые барьеры, что позволит им расширить свой экспорт. Но в целом Китаю придется пережить в первые годы после вступления в ВТО адаптационный кризис, связанный с банкротством предприятий и массовыми увольнениями. Особую дестабилизирующую роль будет играть то обстоятельство, что значительная часть населения впервые после начала реформ столкнется со снижением уровня своего благосостояния, в то время как система социального страхования, призванная смягчить социальные невзгоды, пока еще находится в Китае в зачаточном состоянии.
В среднесрочном плане, однако, членство во Всемирной торговой организации заметно ускорит экономическое развитие Китайской Народной Республики. Позитивную стимулирующую роль здесь в первую очередь сыграют следующие моменты:
- существенное улучшение институционального и организационного оформления экономических взаимосвязей внутри Китая, а также между Китаем и зарубежными странами;
- более глубокое разделение труда между Китаем и остальным миром и лучшее использование сравнительных преимуществ отдельных народных хозяйств;
- повышение производительности труда, обусловленное усилением конкуренции на внутренних рынках Китая.
Эти факторы приведут к значительному улучшению распределения факторов производства и, следовательно, к более эффективному использованию имеющихся ресурсов. В то же время следует ожидать, что объем производственных факторов, которыми располагает китайское народное хозяйство, будет расти. Конференция Объединенных Наций по торговле и развитию (UNCTAD) исходит из того, что в течение пяти лет после вступления в ВТО объем ежегодных прямых инвестиций удвоится и достигнет 100 миллиардов долларов. Следствием этого станет не только количественный рост реального капитала. Ввоз новых технологий одновременно повысит его качество, а применение современных западных методик управления обеспечит его продуктивное использование.
Изменится и характер поступающих в Китай прямых инвестиций. Следствием либерализации инвестиционного режима станет рост доли предприятий, ориентированных на внутренний рынок. В то время как сегодня почти 90% объема прямых инвестиций приходится на прибрежные районы, после вступления в ВТО усилится их приток во внутренние провинции Китая. Это обусловит не только сокращение доли в экспорте предприятий с иностранным капиталом (в настоящее время более 40%), но и усилит переориентацию китайского предпринимательского сектора на перспективные сферы производства. Кроме того важной инвестиционной моделью станет слияние и приобретение предприятий, что будет способствовать реструктуризации государственного сектора экономики.
Вступление Китая в ВТО изменит не только китайское народное хозяйство, изменится и структура всей мировой экономики. Освоение структур разделения труда, не реализованных до сих пор из-за наличия административных барьеров, изменит направление трансграничных товаропотоков и будет способствовать территориальному перераспределению факторов производства. Этот процесс станет как причиной, так и следствием модификации относительных цен, что в свою очередь приведет к изменению условий торговли между интегрированными в мировую экономику народными хозяйствами. Так, ожидаемый значительный прирост китайского экспорта приведет – по крайней мере, краткосрочно – к росту предложения соответствующих товаров на мировом рынке и снижению цен на них. Одновременное существенное расширение импорта в Китай, напротив, обусловит сокращение предложения некоторых групп товаров и соответственное повышение цен. Эти тенденции ухудшат внешнеторговые условия для Китая, но окажут положительное влияние на позиции народных хозяйств Европы и США, что, в свою очередь, сократит пассивное сальдо их внешнеторгового баланса с Китаем.
Рост китайского экспорта и импорта не приведет к росту мировой торговли в том же объеме, а лишь частично заместит прежние модели взаимодействия. Такой эффект вытеснения затронет, прежде всего, народные хозяйства, находящиеся на сравнимой с Китаем ступени развития и непосредственно конкурирующие с ним. В первую очередь пострадают, таким образом, сравнительно малоразвитые народные хозяйства Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и Восточной Европы.
Следует ожидать значительной активизации экономических связей Европейского Союза с Китаем. Эффект от вступления Китая в ВТО проявится в первую очередь в структуре и объеме товаропотоков. Устранение тарифных и нетарифных торговых барьеров сразу же сделает экономически интересной торговлю целыми группами товаров, которыми раньше с Китаем не торговали. Это еще более укрепит позиции Китая как третьего по значению внеевропейского торгового партнера ЕС (после США и Японии). При этом, однако, не следует ожидать существенного сокращения дефицита торгового баланса ЕС по отношению к Китаю, достигшего в 2000 году рекордной отметки в 44,4 миллиардов евро.
Что касается прямых инвестиций, то открытие китайского внутреннего рынка и возможность приобретения китайских государственных предприятий открывает интересные сферы для инвестиций со стороны европейских предприятий, которые прежде не участвовали в ориентированных на экспорт инвестиционных проектах, пользовавшихся особым вниманием. Следует ожидать, что изменение инвестиционного климата в Китае приведет к тому, что доля ЕС в поступающих со всего мира в Китай прямых инвестициях будет заметно выше, чем нынешние десять процентов. Поскольку предприятия с иностранным капиталом до сих пор были важнейшими потребителями европейского и, в частности, немецкого экспорта в Китай, можно ожидать, что в среднесрочном плане отсюда будут поступать новые позитивные импульсы для европейской экспортной промышленности. Это относится, однако, только к общему итогу глобального анализа.
Политические последствия
С точки зрения Европейского Союза, прием Китая в ВТО станет важным вкладом в поступательное, устойчивое экономическое развитие страны. Интеграция КНР в многостороннюю систему торговых правил укрепляет правовой статус ее торговых и инвестиционных партнеров. Наряду с позитивными импульсами для развития китайской экономики ожидаются тенденции к улучшению правового и социального положения населения. Еще один ожидаемый эффект может состоять в укреплении реформаторских сил в китайском руководстве, что повысит предсказуемость политики Китая. Интеграция Китая в международно-правовую структуру может к тому же оказать положительное воздействие на весь азиатский регион.
На следующий день после завершения переговоров ВТО с Китаем Всемирная торговая организация достигла в Дохе соглашения с Тайванем о самостоятельном членстве в ней островов Тайвань, Пэнху, Кинмень и Матсу. Таким образом, Тайвань получил в ВТО статус отдельной таможенной зоны, так же как Гонконг и Макао. От совместного присутствия Китая и Тайваня в этой многосторонней организации следует ожидать позитивных, стабилизирующих импульсов для дальнейшего сближения обеих сторон.
Не подлежит сомнению тот факт, что Китай играет центральную роль в сфере политики и безопасности азиатско-тихоокеанского региона. Напряженные прежде китайско-американские отношения – по крайней мере на данный момент – улучшились, в ответ на эскалацию международного терроризма они стали “товарищами по несчастью”. Но пока еще рано прогнозировать, насколько стабильной и предсказуемой будет китайская внешняя политика в будущем. В значительной мере это зависит от тенденций внутри Коммунистической партии и от положения населения Китая. Включение Китая в дву- и многосторонние диалоговые форумы оказывает немалое влияние на дальнейшее развитие китайской внешней политики.
В области политики безопасности ЕС, конечно, нельзя сравнивать с Соединенными Штатами. Расширение Общей внешней политики и политики безопасности (ОВПБ) за счет Европейской политики безопасности и обороны (ЕПБО) увеличит, однако, пространство для международной активности ЕС, что отразится и на европейско-китайских отношениях. И Китай, и Европейский Союз находятся на решающем этапе определения своего профиля как участника международных отношений.
После 11 сентября 2001 года становится все более очевидным, что многосторонние форумы должны внести важный вклад в урегулирование глобальных конфликтов. Поскольку международная безопасность в широком смысле имеет больше аспектов, чем чисто военное измерение, экономические аспекты все больше выдвигаются на передний план. Членство Китая в ВТО становится – несмотря на упомянутые сложности – существенным фактором международной политики, который может способствовать снижению напряженности в мире.
Синнинг Сонг,
профессор Кафедры европейской политической интеграции им. Жана Монне, директор Центра европейских исследований Китайского университета Ренмин, Пекин
Сложные отношения между Европой и Китаем
Во времена “холодной войны” китайско-европейские отношения развивались отнюдь не прямолинейно. Многие ученые вообще считали их скорее второстепенными(1). Как Китайская Народная Республика, так и Европа выстраивали свою соответствующую политику по отношению к другим игрокам, неизменно ориентируясь на их отношения с Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом. Однако после окончания “холодной войны” международная система претерпела большие изменения, и соответственно, началась новая эра в китайско-европейских отношениях (в особенности в отношениях между Европейским Союзом и КНР). Правда, в начале девяностых годов развитие двусторонних отношений проходило не без трений, что было связано с событиями на площади Тяньаньмень в 1989 году. И все же в середине девяностых годов отношения вновь улучшились.
Уже в 1985 году Китай и Европейское Сообщество подписали первое двустороннее соглашение о торговле и кооперации. С тех самых пор двусторонние экономические связи стали быстро развиваться. Начиная с 1995 года, торговля Китая с Европейским Союзом росла более высокими темпами, чем с другими торговыми партнерами Китайской Народной Республики. К 2000 году объем двустороннего товарооборота увеличился до 69 миллиардов долларов. В настоящее время ЕСявляется третьим по величине торговым партнером Китая после Японии и США(2).
По состоянию на конец 2000 года Китай получил от правительств государств-членов Европейского Союза кредиты в объеме 46 миллиардов долларов, что составляет 41% всех зарубежных заимствований. Что касается прямых иностранных инвестиций в Китае, то с 1998 года Европейский Союз неизменно занимает первое место по объему капиталовложений.
Хотя Китай уже в 1975 году установил официальные дипломатические отношения с Европейским Экономическим Сообществом, Европейская Комиссия открыла свое представительство в Пекине лишь в 1988 году. С середины девяностых годов политические контакты между Китаем и государствами-членами ЕС становились все более тесными, чему способствовали регулярные взаимные визиты. В 1994 году был официально создан механизм ведения политического диалога, что стало признанием факта превращения Китая во влиятельную силу на международной арене.
2 апреля 1998 года в Лондоне впервые состоялась встреча в верхах Китай-ЕС на уровне глав государств и правительств. После этого подобные встречи стали проводиться регулярно, в последний раз - 3 сентября 2001 года в Брюсселе. Эти встречи на высшем уровне являются форумом, в рамках которого происходит обмен мнениями и обсуждаются вопросы, представляющие взаимный интерес, например, экономические и социальные реформы, права человека, торговля (включая вступление Китая во Всемирную торговую организацию), международное сотрудничество, борьба против нелегальной иммиграции и торговля живым товаром, окружающая среда и региональные аспекты в Азии и Европе.
Осуществляя программу кооперации, Европейский Союз без всяких изъятий поддерживает китайский курс экономических реформ и либерализацию. Европейская Комиссия выдвигает в настоящее время самые разнообразные инициативы, касающиеся кооперации, которые выходят за рамки традиционной помощи развивающимся странам. Эти новые кооперационные проекты преследуют цель поддержать процесс реформ и тем самым интеграцию Китая в мировую торговлю и финансовые системы, чтобы способствовать таким образом развитию в Китае гражданского общества, становлению правового государства, устойчивому экономическому росту и использованию источников энергии, не наносящих вреда природе.
Динамичные отношения
Для отношений между Китаем и ЕС характерна - что особенно заметно в сравнении с отношениями с США и Японией - обоюдная динамика. 29 июня 1998 года Европейская Комиссия приняла, например, документ, содержащий конкретные рекомендации по приданию большей значимости отношениям между Европейским Союзом и КНР.
Почему Евросоюз проводит столь активную китайскую политику? На то есть три причины:
- рыночный потенциал Китая;
- улучшение образа ЕС в Китае;
- общие региональные и международные интересы.
Как заметил тогдашний вице-президент Европейской Комиссии сэр Леон Бриттен, “Китай приступил к реализации примечательной программы реформ, и его влияние на мировой арене все больше растет…. Китай, строящий открытое и процветающее общество, Китай, становящийся равноправным партнером в мировой экономике, принесет пользу всему миру. Европа должна стремиться укреплять свои связи с Китаем, соединив эти усилия с твердым обязательством по развитию сильного и открытого гражданского общества”(3).
В период “холодной войны” Китай рассматривал Европейское Сообщество/Европейский Союз “как вторую арену боевых действий”. С китайской точки зрения, Европа должна была сплотиться в борьбе против Советского Союза. Даже в начале девяностых годов китайские ученые и представители правительства все еще делали упор на то, что по мере распада СССР будут все больше обнажаться противоречия между западными странами. С середины 90-х годов традиционное восприятие этих противоречий претерпело, однако, изменения. Многие более молодые ученые полагают ныне, что эта идея все еще является прямым следствием мышления категориями времен “холодной войны”(4).
Европейский Союз -“младший брат” Америки
Отправной точкой новых китайских представлений о Европе и Европейском Союзе является изменчивость и нарастающая глобализация мира. Конфликты между Америкой и Европой не усилились, напротив, их отношения стали теснее. Поэтому нереально надеяться на то, что Китай сможет извлечь пользу из разногласий между ЕС и США. ЕС не является экономическим богатырем и политическим карликом. В ходе европейской интеграции Евросоюз превратился в одного из важнейших игроков в международной политике и мировой экономике и проводит – если сравнивать с Соединенными Штатами и Японией – дружественно-реалистическую политику по отношению к Китаю. Поддерживая хорошие отношения с ЕС, Китайская Народная Республика руководствуется тремя коренными интересами, имеющими особое значение: экономическим, политическим и стратегическим(5). Поскольку Европейский Союз после 1995 года неоднократно адаптировал свою китайскую политику, Китаю надлежало уделять повышенное внимание своим отношениям с Европой, избегая при этом зависимости внешней политики страны от китайско-американских отношений.
И Китайская Народная Республика, и Европейский Союз проявляют заинтересованность и стремление улучшать двусторонние отношения и при этом уделяют особое внимание дальнейшему развитию кратко- и долгосрочного экономического сотрудничества. Однако проблем и неопределенности еще хватает. Китай, например, хотел бы иметь более развитые формы кооперации с Европейским Союзом, но рамочные условия все еще определяются китайско-американскими отношениями. В сознании большинства китайцев ЕС по-прежнему остается “младшим братом” Соединенных Штатов Америки. В китайской внешней политике отдается и будет отдаваться приоритет развитию двусторонних отношений с Америкой. Хотя в Китае и утвердился новый подход к международной политике, главной стратегией внешней политики остается реалистическое равновесие силы.
Проблема многих партнеров в отношениях с Европейским Союзом
Еще одной дилеммой в отношениях между ЕС и Китаем является то, что последний предпочитает двусторонние контакты многосторонним(6). Ныне отношения носят двойственный характер: с одной стороны, Китай сотрудничает с Европейским Союзом в Брюсселе; с другой - он должен вести переговоры с отдельными государствами-членами Евросоюза. Многие китайцы, особенно члены правительства, считают, что общей внешней политики и политики безопасности ЕС не существует, как нет и общей политики по отношению к Китаю. Китайский приоритет состоит в том, чтобы при проведении европейской политики сотрудничать с более крупными странами: Великобританией, Германией и Францией(7).
Общая внешняя политика и политика безопасности ЕС (ОВПБ) представляет собой самую сложную область европейской интеграции. Хотя Европейская Комиссия и сформулировала в качестве одной из своих важнейших целей “предлагать пути развития отношений между Китаем и Европейским Союзом, намечая конкретные практические кратко- и долгосрочные программы действий для политики ЕС, чтобы успешнее продвигаться к достижению долгосрочных целей”(8), проблема состоит в том, каким образом общая политика Европейского Союза могла бы воздействовать на китайскую политику его отдельных государств-членов.
Для общей внешней политики и политики безопасности ЕС характерна институциональная несбалансированность. Создав структуру этой политики, Евросоюз не наполнил ее в достаточной мере конкретным содержанием. Различия в национальных интересах затрудняют задачу государств-членов ЕС, мешая им быстро принимать эффективные совместные меры. ОВПБ зависит от межправительственных договоренностей, а не от наднациональной организации.
Еще одну проблему создают различные интересы государств-членов ЕС в отношении Китая. Великобритания является крупнейшим европейским инвестором Китайской Народной Республики, Германия – ведущим торговым партнером. Государства-члены Евросоюза занимают различные позиции по разным вопросам, касающимся китайской тематики. Китаю совсем непросто выработать единую политику по отношению ко всем государствам-членам ЕС, и они - со своей стороны - испытывают такие же трудности.
Потенциальные конфликты
На протяжении последних пяти лет китайско-европейские отношения развивались как по маслу, и не возникло ни одного серьезного конфликта. Тем не менее, существуют различия во мнениях как по политическим, так и по экономическим вопросам. В экономической области Китай считает такими проблемами антидемпинговые меры Европейского Союза в отношении китайских экспортных товаров. Вторую проблему создает дефицит ЕС в торговле с Китаем(9). Третья проблема – двойственный характер правил регулирования торговых отношений с Евросоюзом после вступления Китая во Всемирную торговую организацию. Расширение Европейского Союза на Восток также способно оказать негативное воздействие на двусторонние экономические связи: некоторые китайцы скептически оценивают конкуренцию с восточно-европейскими и центрально-европейскими странами-кандидатами на вступление в ЕС.
В политических отношениях имеются проблемы посложнее: потенциальные препятствия создают здесь различные политические системы и идеологии. Кроме того, существуют еще проблемы прав человека, Тайвань и секта “Фалун-гонг”. Один из пунктов дискуссии в области политических отношений – действительно ли Китай и Европейский Союз имеют общие политические интересы? Некоторые китайцы все еще считают главной темой европейско-китайских отношений идеологию(10). Другой вопрос, который задают себе в Китае, - существует ли вообще стратегический интерес в отношениях между Европейским Союзом и Китайской Народной Республикой? Жонпин Фэн, один из ведущих экспертов аналитического центра правительства, выделяет этот стратегический интерес как одну из трех опор двусторонних отношений. Другие возражают ему и приводят тот аргумент, что очень сложно определить подлинные общие стратегические и политические интересы.
КНР не всегда бывает для ЕС легким партнером. Ее политическая система иная, чем у большинства третьих стран, с которыми Европейский Союз поддерживает заслуживающие упоминания отношения. Сомнения европейцев по ключевым вопросам, таким как права человека, подчас еще больше омрачают и обременяют отношения.
Однако, несмотря на эти трудности, дальнейшая интеграция Китая отвечает интересам Евросоюза. Глобализация означает среди прочего, что страна такой величины, как Китай, может быть как частью проблемы, так и частью решения всех важных вопросов международного и регионального значения. Интеграция означает развитие всеохватывающих отношений, позволяющих достигать взаимопонимания во всех важнейших вопросах, и делать это путем использования многосторонних возможностей решения проблем там, где это представляется возможным(12).
Примечания
1 Ср.: David Shambaugh, China and Europe: Development from a Derivative to Independent Relationship, in: Xinning Song and Xiaojin Zhang (изд.) China and Europe Towards the 21 st Century, Honkong 1997, P. 33-63; Michael Yahuda, China and Europe: The Significance of a Secondary Relationship, in: Thomas Robinson and David Shambaugh (изд.), Chinese Foreign Policy: Theory and Practice, Oxford 1994, P. 266-282/
2 Эти данные взяты из китайских источников. По сведениям Европейского Союза, ЕС является вторым по величине торговым партнером Китая. Двусторонний товарооборот достиг в 2000 году 95,2 миллиарда долларов, из которых 25,3 миллиарда долларов составляет экспорт в Китай и почти 70 миллиардов долларов импорт из Китая. Торговый дефицит ЕС составил в 2000 году 47, 6 миллиарда долларов.
3 С речью сэра Леона Бриттена можно ознакомиться в Интернете по адресу: