В географическом отношении, и вместе с тем экономический партнер, который демонстрирует фантастические темпы роста и за чей рынок ведется ожесточенная борьба

Вид материала

Документы

Содержание Противоракетная оборона Роль Москвы Антитеррористический альянс Сепаратизм в Китае

Подобный материал:

• 107% в год и оставаясь привлекательным для новых инвестиций. Высокие темпы роста гарантировали, 207.72kb.
• Организаторы Стратегический партнер Консультант проекта Партнеры, 29.11kb.
• Новости телекоммуникаций россии и СНГ, 39.32kb.
• Об основных путях повышения эффективности использования трудового потенциала нашей, 243.41kb.
• Статья основана на данных аудита розничной торговли, регулярно проводимого компанией, 142.22kb.
• Лондонский Уайтчепель во многом напоминает такие города, как Бердичев, Вильна или Броды;, 7847.02kb.
• Лондонский Уайтчепель во многом напоминает такие города, как Бердичев, Вильна или Броды;, 2023.64kb.
• Парадигма экономического роста в условиях открытой экономики аннотация, 124.15kb.
• Вопросы экономики. 1955. №5. С. 23-33, 239.96kb.
• Курсовая работа по мировой экономике «Научно-технический прогресс как фактор экономического, 1202.16kb.

. 9 China tests U.S. Definition of Terrorism, 18.12.2001, 10 Ср. South China Morning Post, 8./9.1.2002. Проф. Сюеву Гу, Координатор программы “Европа-Азия” в Центре европейских интеграционных исследований, Бонн Китай и США Партнерство в поисках стратегического фундамента Государства с различными системами господства, как правило, неспособны организовать эффективное партнерство, если их взаимоотношения не основываются на стратегическом фундаменте. Для беспроблемной кооперации на международном уровне демократические и недемократические государства нуждаются, в частности, в стратегическом понимании, клоторое оттесняет на задний план различия во взглядах. Если им удается найти общий внешнеполитический знаменатель, они смогут избежать конфликтов, но если усилия по достижению стратегического понимания не увенчаются успехом, то и сами отношения остаются критичными. После окончания “холодной войны” этот опыт получил избыточное подтверждение в резких поворотах в отношениях между однопартийным государством Китаем и Соединенными Штатами Америки, страной с либеральной конституцией. Если верно то, что общее восприятие угрозы со стороны Советского Союза во времена “холодной войны” объединило Китай и Соединенные Штаты, то окончание противостояния между Востоком и Западом означало также крушение стратегического фундамента китайско-американских отношений. Распад Советского Союза разрушил тот базис стратегического альянса между Пекином и Вашингтоном, основы которого были заложены в рамках поездки в Китая Ричарда Никсона в 1972 году. Исчезновение общего врага хотя и освободило обе страны от угрозы, исходившей от Советского Союза, но новая расстановка сил сделала избыточным дальнейшее существование китайско-американского союза. Как Пекин, так Вашингтон посчитали, что необходимо заново определить свои двусторонние отношения. При этом очевидно, что Пекин испытывал большее давление, чем Вашингтон. Как единственная оставшаяся супердержава, Соединенные Штаты обладают бóльшим количеством возможностей по сравнению с Китайской Народной Республикой. Они могут себе позволить спокойно поразмыслить над тем, как они будут относиться к китайцам – как к стратегическому партнеру или как к стратегическому конкуренту. Но для Пекина поиск нового стратегического фундамента, на котором в изменившихся условиях могут быть выстроены отношения сотрудничества с Соединенными Штатами, имеет жизненно важное значение. Чем дальше продвигается Китай по пути модернизации, увеличивая тем самым свои властные ресурсы, тем важнее становится для него сотрудничество с Америкой. Пекин, кажется, понял, что расширение властных позиций страны без достижения стратегического понимания с США, подобно короткому замыканию в электрической сети, чревато серьезными опасностями. На самом деле развитие Китая в течение последних десяти лет до уровня крупной региональной державы, имеющей надрегиональное влияние, уже обеспокоило и привело в смятение американцев. Все большее распространение теории “китайской опасности” среди американского населения, а также среди представителей элит в Вашингтоне представляет собой только один из многих примеров психической уязвимости, которую демонстрирует устоявшаяся супердержава в отношении восходящей мировой державы. В этой связи политическое руководство в Пекине уже много лет старается найти или придумать общую сферу китайских и американских интересов. Так была разработана теория о взаимном дополнении китайского и американского народных хозяйств. При помощи этой теории Пекин хочет подвести американцев к мысли о том, что Соединенные Штаты даже при условии отсутствия общего врага заинтересованы во всеобъемлющем сотрудничестве с Китаем. Однако очевидно, что экономическая кооперация имеет свои пределы, когда речь идет о вопросах власти. По иронии судьбы китайско-американские отношение вступили в полосу кризиса именно в тот момент, когда все больше американского капитала инвестируется в Китай и все больше китайских товаров продается в Америке. Конфронтация между китайскими военными судами и американскими авианосцами во время тайваньского кризиса 1996 года, до сих пор не имеющая однозначного объяснения бомбардировка Соединенными Штатами китайского посольства в Белграде в период войны в Косово в мае 1999 года, а также коллизии между самолетом-перехватчиком Народно-освободительной армии и самолетом-разведчиком американского военно-воздушного флота в апреле 2001 года – все эти прецеденты показывают иллюзорность желания Китая выстроить стратегический фундамент на общности экономических интересов. При этом откровенно остается без внимания, что именно экономическое усиление Китая - и тем самым рост его влияния - ставит под вопрос доминирующие позиции США в Азиатско-Тихоокеанском регионе. И если китайцам сегодня непонятно, почему США оставляют 100.000 своих солдат в Восточной Азии, то и вопрос многих американцев остается без ответа: для чего Соединенным Штатам - после того как отпала угроза со стороны Советского Союза - нужен сильный Китай, тем более что эта находящаяся на подъеме крупная держава во все большей степени представляет собой вызов американским позициям в мировой политике. В настоящее время - в силу отсутствия такого фундаментального понимания - вряд ли найдется хотя бы одна стратегическая область, где позиции Китайской Народной Республики Соединенных Штатов Америки совпадали. Это относится прежде всего к развертыванию американской национальной системы противоракетной обороны (НПРО/ПРО), тайваньской проблеме, мирному процессу на Корейском полуострове, китайско-израильскому военному сотрудничеству, а также американо-японскому мирному договору о союзнических отношениях. Но и в таких стратегических вопросах, которые затрагивают Китай лишь опосредованно, например, американо-индийское военное сотрудничество, отношение к Ираку и Ирану, война в Косово и расширение НАТО на Восток, интересы Пекина и Вашингтона отчетливо расходятся. Противоракетная оборона Если существует фактор, который максимально отяготил нынешние отношения между Китайской Народной Республикой и США и тем самым фундаментальным образом углубил раскол между двумя государствами, так это американская противоракетная оборона, которая, по представлению правительства Буша, должна быть создана уже в 2004 году. Противоракетная оборона затрагивает не только фундамент, на котором основывается способность Китая к стратегическому устрашению, но и деликатный вопрос о Тайване и тем самым – вечную проблему между Пекином и Вашингтоном. То, что Вашингтон несмотря на критику со стороны России, Китая и своих европейских союзников в декабре 2001 года заявил о своем выходе из Договора по ПРО и тем самым расчистил дорогу для развития всеобъемлющей ракетной обороны, стало глубочайшим разочарованием для китайцев. В планах НПРО Америка видится Пекину страной, которая не обращает внимания на безопасность Китая и других государств ради достижения абсолютной безопасности для себя самой. Кажется, для обоих государств перспектива в обозримом времени прийти к стратегическому пониманию отодвигается все дальше и дальше. Прежде всего Пекин не признает теорию угрозы со стороны “стран-изгоев”, которая приводится Вашингтоном в обоснование своих действий по созданию НПРО. Правдоподобие этой теории было поставлено под сомнение посредством следующих размышлений: не может такого быть, чтобы США, выкладывая от 60 до 100 миллиардов долларов на этот проект, думали бы только о некоторых “государствах-изгоях”. Приводился аргумент, что “государства-изгои” не располагают потенциалом для нападения на Соединенные Штаты при помощи межконтинентальных баллистических ракет (ICBM/МКБР). Помимо пяти великих ядерных держав (США, России, Великобритании, Франции и Китая), так обосновывали китайцы свои сомнения, еще только Израиль, Саудовская Аравия, Индия, Пакистан, Иран и Северная Корея обладают в настоящее время ракетами средней дальности с радиусом действия свыше 1.000 километров. Лишь четыре из них (Индия, Пакистан, Иран и Северная Корея), возможно, работают над программами по созданию ракет средней дальности с радиусом действия свыше 3.000 километров. С точки зрения Китая, даже в том случае, если запланированные проекты по разработке ракет средней дальности увенчаются успехом, эти государства не смогут развить такие мощности, чтобы с помощью ракет атаковать территорию США. Из этого делался вывод, что, следуя логике, “государства-изгои” не могут быть главной целью системы противоракетной обороны. Россия в качестве таковой цели тоже была исключена – с обоснованием, что предусмотренный уровень НПРО недостаточен для сдерживания ядерной державы равного с США ранга. Опираясь на эти анализы, китайцы имеют сильное подозрение, что Вашингтон не озвучил свое настоящее намерение по развитию НПРО. Американцам вменяется то, что посредством строительства всеобъемлющей противоракетной обороны они хотят поколебать несущую основу китайского устрашения. Вне зависимости от того, действительно ли Вашингтон имел в виду китайский ракетный потенциал, когда речь идет об объективных последствиях американского проекта противоракетной обороны, Китай считает себя наиболее пострадавшей стороной. В отличие от России, которая, обладая 6.500 стратегическими ракетами, в состоянии пробить любой противоракетный зонтик, Китай с его ограниченными мощностями в количестве от 20 до 30 межконтинентальных ракет (CSS-4)(2) можно легко нейтрализовать. Кажется, именно это стало среди прочего причиной, почему российский президент Владимир Путин очень спокойно и хладнокровно воспринимает выход США из Договора по ПРО, в то время как пекинское правительство реагирует нервозно. В действительности нейтрализация китайских межконтинентальных ракет разрушила бы основы китайской стратегии безопасности. До сих пор Пекин следует стратегии так называемого минимального устрашения, которая предусматривает устрашение потенциального агрессора посредством малого арсенала стратегического оружия. Но это “минимальное устрашение” может потерять свою убедительность, если будет создана противоракетная оборона. По оценке китайских стратегов, Вашингтон при помощи запланированной программы НПРО – в случае ее реализации – может вывести из строя китайское ракетное устрашение в двух смыслах: “С географической точки зрения, она будет защищать всю территорию США от устрашения, с точки зрения количественной, вероятно, достаточно будет даже ракет-ловушек, установленных в одном-единственном положении, для нейтрализации всех китайских CSS-4”(3). Тайвань Вывод из строя китайского ракетного потенциала расшатал бы и стратегию устрашения в отношении Тайваня. В военной области китайская Народно-освободительная армия только по двум параметрам однозначно превосходит тайваньские вооруженные силы: ударные боевые подводные лодки и наступательные ракеты. До сих пор китайское руководство уделяло большое внимание сохранению эффективного давления на Тайвань посредством ракет малой и средней дальности. Но если вариант ограниченной ПРО (Theater Missile Defence/TMD) будет создан в Восточной и Юго-Восточной Азии, то китайские ракеты окажутся бесполезными. Пекин очень опасается, что Тайвань, освобожденный от ракетной угрозы, может еще смелее и безогляднее активизировать свои устремления, направленные на обретение независимости. Результат парламентских выборов на Тайване в декабре 2001 года, который положил конец 50-летнему господству националистического Гоминьдана (КМТ) в том числе и в парламенте, показывает, что население Тайваня, чувствуя, что за его спиной стоит американская система безопасности, несмотря на угрозы со стороны Китая может защитить свою политическую самостоятельность. Гоминьдан, который в принципе не ставил под вопрос единство с Китаем, утратил свои позиции в парламенте: вместо 110 прежних мест он обладает сейчас 68 (4). Демократическая партия прогресса (ДПП) президента Чэнь Шуйбяня, выступающая за политику независимости, получила 21 дополнительный мандат и тем самым, обладая 87 из 225 мест в парламенте, представляет собой самую сильную фракцию. То, что Новая партия (НП), которая борется за воссоединение с Китаем, уменьшила свое представительство с 8 мест до всего-навсего одного, показывает однозначное неприятие избирателями Новой партии, которая является фаворитом Пекина(5). Такое самостоятельное поведение электората было бы невозможно без глубокой веры в американскую защиту в случае кризиса. США, как и прежде, действительно пользуются на Тайване авторитетом относительно надежной силы, способной оказать защиту. Многие тайваньцы верят, что Вашингтон не будет бездеятельно смотреть, если Народно-освободительная армия, применяя насилие, попытается вынудить Тайвань к объединению с Китаем. С точки зрения Китая, ввиду нейтрализующей функции НПРО/ПРО по отношению к китайской ракетной угрозе можно исходить из того, что движение за независимость на Тайване усилится, если над Восточной Азией действительно будет развернут региональный противоракетный зонтик. Роль Москвы На международном уровне проект НПРО способствовал форсированному созданию противовеса США в лице Китая и России. Москва, кажется, не только признала утверждение Китая в качестве господствующей в Восточной Азии континентальной силы, но и проявляет желание поддержать развитие Китая до уровня крупной мировой державы. Россия, поставляя Народно-освободительной армии сверхсовременные системы оружия, становится практически самым сильным фактором, способствующим военной модернизации Китая. Осуществленная в 1999 и 2000 годах поставка построенных в Санкт-Петербурге эскадренных миноносцев класса “Современный”(тип 956) делает китайский флот способным в случае конфликта атаковать даже вражеские авианосцы. Боевой потенциал китайской авиации достиг нового уровня после того, как в декабре 2000 года ее парк пополнился десятью из сорока заказанных многофункциональных боевых самолетов Су-30МКК. В начале февраля 2001 года во время своего визита в Москву генерал Чжан Ваньнянь, заместитель Председателя Центральной военной комиссии, получил согласие российских военных на поставку в Китай в 2003 году пяти самолетов с системами раннего оповещения типа А50. Тем самым была прорвана американская блокада. Именно она вынудила израильское правительство в июле 2000 прекратить поставку аналогичных машин в Китай. По причине постоянно усиливающегося давления со стороны планов по созданию НПРО Китай активизировал свои попытки снискать благосклонность России как противовеса США. На самом деле, американские планы по созданию ракетного щита в неожиданной степени ускорили стратегическое сотрудничество между Москвой и Пекином. Уже в июле 2000 года китайско-российское “стратегическое партнерство” получило сильнейший стимул, когда обе стороны в своем “Совместном коммюнике” объявили Договор по ПРО неприкосновенным и тем самым категорически отвергли планы по созданию НПРО. Для углубления стратегической кооперации в этой области генерал Чжан Ваньнянь во время своего визита в Москву согласовал с принимающей стороной ряд конкретных мероприятий. К ним относится, в частности, создание совместной экспертной группы, задача которой - изучить возможности для разработки совместной противоракетной обороны. Запланированная передача в аренду Китаю российских военных спутников послужит началом для регулярного обмена информацией о НПРО/ПРО и о перемещениях американских вооруженных сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе и тем самым поднимет военное сотрудничество между двумя странами на небывалую дотоле высоту. По информации, поступившей из Тайваня, президент Путин заверил китайского генерала в том, что Россия окажет Китаю военную помощь, если он подвергнется нападению со стороны третьего государства или его союзников. После некоторых первоначальных колебаний президент Путин принял решение о продолжении сотрудничества, начатого Борисом Ельциным и Цзян Цзэминем. В июле 2001 года был подписан Договор о дружбе между Россией и Китаем. Несмотря на заверения Москвы и Пекина о том, что Договор не направлен против третьих стран, благодаря новому пакту о дружбе стратегическое партнерство между Москвой и Пекином обрело практически качество альянса. Благодаря симпатии Ельцина к Китаю, путинскому прагматизму и непрерывным попыткам Цзян Цзэминя и его сотрудников в последние десять лет привлечь на свою сторону Россию, русские, кажется, постепенно подходят к тому, чтобы доверять Китаю как “наиболее вероятному союзнику”. Согласно данным опроса института Гэллопа, проведенного в Москве в декабре 2000 года, большинство (51%) опрошенных российских политиков, представителей интеллигенции и лидеров общественного мнения рассматривают Китай как номер один среди “стратегически важных союзников России”, за ним следуют Белоруссия (49,6%), Германия (39,9%), Индия (23,5%), США (20%) и Великобритания (15,6%) (6). Однако представляется проблематичным, что Пекин действительно готов ради сотрудничества с Россией отвернуться от Соединенных Штатов. Кажется, что по этой стратегической альтернативе в среде китайской элиты еще нет необходимого консенсуса, даже если все громче становятся голоса, ратующие за ужесточение курса в отношении Америки. Цзян Цзэминь и его коллеги знают, что тотальная конфронтация с США расстроила бы все их планы по модернизации. И по этой причине Пекин вынужден будет и далее искать новый фундамент для выстраивания отношений с Вашингтоном. Антитеррористический альянс На самом деле 11 сентября дало Китаю и США шанс улучшить свои отношения: очевидно, что возможность вновь достичь понимания на стратегическом уровне между Пекином и Вашингтоном была распознана китайской стороной. Пекинские стратеги, которые на протяжении многих лет ищут новый стратегический фундамент для китайско-американских отношений, не упустили шанс и посоветовали президенту Цзян Цзэминю непосредственно после нападения на Всемирный торговый центр и Пентагон послать телеграмму с соболезнованиями президенту Бушу. В этой телеграмме Цзян Цзэминь вышел за рамки обычных формулировок с выражением соболезнования и заверил американское правительство в том, что в борьбе с международным терроризмом Китайская Народная Республика стоит на стороне Соединенных Штатов. В телефонном разговоре с Бушем, который последовал на следующий день после трагедии, Цзян Цзэминь подчеркнул, что терроризм представляет собой угрозу для обеих стран и что Китай готов вместе с США выступить против “всех форм” терроризма(7). Чтобы доказать солидарность Китая с Соединенными Штатами, Пекин нарушил даже внешнеполитическое табу и однозначно поддержал военное вторжение в Афганистан США и Великобритании. В телефонном разговоре 18 сентября с британским премьер-министром Тони Блэром Цзян Цзэминь пояснил, что Китай поддерживает военные действия на основе наличия конкретных доказательств, однако придает большое значение тому, чтобы невинные люди не становились жертвами этих акций(8). Чтобы не создалось впечатления, будто китайская поддержка ограничивается только вербальным уровнем, Пекин 25 сентября отправил в Вашингтон группу экспертов по антитеррористическим операциям. Они получили указание предоставить американскому правительству информацию, которая могла бы быть полезна для военной операции американских вооруженных сил в Афганистане. Китайская интернет-пресса, которая может относительно свободно писать о политике, говорит даже об активном участии китайских экспертов в разработке тактики операции “Длительный мир”. Согласно этим сообщениям, китайцы рекомендовали американцам во время бомбардировок Афганистана усилить “дипломатию понимания” в отношении исламских государств и при помощи сбрасывания продуктов питания для населения изолировать режим талибана и “Аль-Каиду”, насколько это возможно (9). Кроме того, обе стороны договорились о проведении регулярных консультаций по антитеррористической проблематике. Если это необходимо, то будут проводиться ежедневные обсуждения на уровне экспертов, утверждает Френсис Тейлор, координатор антитеррористической операции в американском правительстве. Кроме того, весной 2002 года китайская делегация должна прибыть в Вашингтон для создания совместно с американскими ведомствами китайско-американской группы “U.S.-Сhina Financial Counter-Terrorism Working Group”. Кажется, пожелание правительства Буша оборудовать в американском посольстве в Китае бюро “Legal Attache Office”, которое занимало бы ФБР, встретило позитивную реакцию китайцев. Китайское правительство пообещало “положительно” изучить эту инициативу (10). Американское правительство было откровенно поражено готовностью Пекина к сотрудничеству. “Не было ни малейшего колебания, - похвалил Буш китайцев на пресс-конференции 19 октября в Шанхае на встрече в верхах стран Азиатско-Тихоокеанского региона. - Не было ни малейшего сомнения, что они в это страшное время стоят на стороне Соединенных Штатов... Во время нашей борьбы с этим злом президент Цзян Цзэминь и его правительство стоят плечом к плечу с американским народом”(11). Зримым плодом усилий Китая в направлении кооперации с США является тот факт, что Буш по отношению к Китаю больше не говорит о “стратегическом конкуренте”. В Шанхае он охарактеризовал Китай как “крупную державу”, с которой его правительство хочет выстроить “честные, конструктивные и кооперативные” отношения(12). В известном смысле можно говорить о начале сотрудничества в области политики безопасности между Пекином и Вашингтоном, даже если она ограничивается поначалу только Южной Азией. Прежде всего имеет значение то, что обе стороны работают вместе в Совете Безопасности ООН и внесли свой вклад в скорейшее принятие антитеррористических резолюций. Индия-Пакистан Тесная кооперация и консультации проходили и тогда, когда - после террористического нападения на индийский парламент - существовала угроза эскалации конфликта между Индией и Пакистаном. Если Китай способствовал тому, чтобы его ближайший союзник Пакистан пошел навстречу индийским требованиям, приняв суровые меры в отношении исламских террористических групп, то президент Буш призвал Индию к сдержанности. За этими совместными действиями стоит интерес Вашингтона и Пекина в контролируемом изменении режима безопасности в Южной Азии. Как четко сформулировал китайский министр иностранных дел Тан Цзясюань в одном из телефонных разговоров со своим американским коллегой Колином Пауэллом 2 января 2002 года, “если ситуация выйдет из-под контроля и - что касается применяемых видов вооружения - превратится в полномасштабный конфликт, то от этого пострадают не только Индия и Пакистан. Опасность нависнет и над мирным процессом в Афганистане, а также над стабильностью и развитием Южной и даже всей Азии”(13). Этому общему интересу была поставлена на службу, очевидно, и скоординированная дипломатия, в рамках которой китайский премьер-министр Чжу Жунцзи в середине января этого года посетил Индию, а Пауэлл в то же время - Пакистан(14). Пауэлл даже назвал улучшение отношений между Китаем и Соединенными Штатами Америки наряду с развитием основательного партнерства с Россией и углублением отношений с европейскими странами тремя основными достижениями американской внешней политики в 2001 году(15). Однако представляется проблематичным, способен ли общий антитеррористический интерес, который сделал возможным такое развитие отношений, стать необходимой силой для установления нового всеобъемлющего понимания между Китаем и США. Прежде всего нельзя однозначно утверждать, что Соединенные Штаты готовы распространить сотрудничество в борьбе с терроризмом на другие сферы политики безопасности. Так, американское правительство вновь отклонило требование Китая о снятии санкций против китайских предпринимателей, которых Вашингтон обвиняет в поставке высокоточных ракетных технологий в Пакистан и тем самым - в нарушении двусторонней договоренности от ноября 2000 года о нераспространении ракетных технологий. Третьего ноября 2001 года министерство иностранных дел США отклонило китайский протест против поставки противотанковых ракет типа “Javelin” на Тайвань, обосновывая свое решение тем, что поставки оружия на Тайвань не могут быть изменены по причине сотрудничества с Китаем в области борьбы с терроризмом. Сепаратизм в Китае Вопрос о возможности выстроить фундамент китайско-американских отношений на совместном сотрудничестве в антитеррористической операции зависит также от того, согласуется ли - и если да, то насколько -китайское понимание терроризма с тем, что имеет в виду Вашингтон, употребляя это понятие. Когда речь идет о непосредственной террористической угрозе, то Пекин думает в первую очередь о уйгурийских сепаратистах, которые совершили многочисленные террористические нападения на китайскую полицию и жителей западной провинции Синьцзян. По данным китайского правительства, часть из них прошла подготовку в тренировочных лагерях организации “Аль-Каида”, руководимой Усамой бен Ладеном (16). Пекин очень надеется на то, что Вашингтон признает и поддержит борьбу против этих группировок как часть международной антитеррористической операции. Это находит свое выражение, в частности, в его формуле “с одинаковой жесткостью бороться против “всех форм” терроризма, вне зависимости от того, “где и когда”. Однако американское правительство демонстрирует в высшей степени сдержанное поведение в этом вопросе. Уже во время своей беседы в Шанхае президент Буш дал понять, что Соединенные Штаты не смешивают подавление меньшинств с борьбой против терроризма(17). Даже в том случае, если Китай и Соединенные Штаты считают терроризм общим врагом, их восприятие угрозы терроризма различно. Американцы болезненно почувствовали уязвимость своей нации после террористических атак 11 сентября. Ощущение американского населения, что террористические нападения превратились в основную угрозу безопасности их страны, представляется китайцам все-таки чуждым. Несмотря на теракты сепаратистских группировок террор не воспринимается в Китае в качестве существенной проблемы. В силу этой разницы в оценке угрозы совместный антитеррористический интерес представляется недостаточно сильным, чтобы на нем можно было бы выстроить долгосрочные и стабильные отношения между Китайской Народной Республикой и Соединенными Штатами Америки. Это к тому же обостряется тем, что правительство Буша использует ставшую после 11 сентября очевидной уязвимость США как шанс для продвижения проекта по созданию системы национальной противоракетной обороны. По этой причине следует ожидать, что китайско-американские отношения и далее не будут иметь под собой стратегического фундамента и потому будут по-прежнему подвержены кризисам до тех пор, пока Пекин чувствует для себя угрозу в американских планах по созданию НПРО. И запланированный на 20-21 февраля визит президента Буша в Китай ничего принципиально в этом не изменит. Примечания 1 Dingli Shen A chinese Perspective on National Missile Defence, в: