33 рассказа про любовь

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

КОЛЯ,
с тобой, конечно, проще

   Что бы там ни говорили о Вите Лихоборскому, а он, в общем-то, был неплохим парнем. Ну, выпивал иногда, ну, обманывал по мелочам, ну, не всегда был корректен в выражениях. А кто не без греха?
   Зато Витя, как правило, скрупулезно выполнял небольшие просьбы своих друзей, если они, просьбы, не требовали с его стороны больших умственных и физических затрат.
   Как-то однокурсник Лихоборского Дегунин попросил Витю занести пару видеокассет их же однокурснице Зое, которая жила с Лихоборским в одном подъезде. И Витя, долго не ломаясь, исполнил поручение. По дороге домой он вышел из лифта на два этажа раньше и позвонил в дверь, из-за которой явственно доносилась музыка. Кстати сказать, на дворе стояла пятница. Зоя открыла дверь, они поздоровались, и Витя протянул ей кассеты.
   «Вот, это от Дегунина. Ну, я пошел».
   «Может, заглянешь? Мы тут с ребятами расслабляемся, пока родители на даче».
   «Разве что на минутку».
   Они пошли на кухню. Молодой человек, сидевший у окна, оторвался от созерцания внешнего мира, мутными глазами посмотрел на Витю, налил стакан розового вермута и протянул его Лихоборскому со словами:
   «Прими, брат, от сельских жителей». Витя проснулся в стенном шкафу. Разумеется, он по-прежнему находился в квартире у Зои, за окном уже рассвело и, судя по ласковым лучам солнца и неподвижной листве, день обещал быть жарким. Лихоборский тихонько, чтобы не будить остальных, выпил стакан вина, опять же тихонько прикрыл за собой входную дверь и тяжело поднялся вверх на четыре лестничных пролета в свои апартаменты. К счастью, его домашние тоже были за городом, а потому, особо не мучаясь и не раздеваясь и даже не снимая ботинок, Витя завалился на диван прямо в холле — досыпать.
   Разбудил Лихоборского телефонный звонок, в трубке послышался до омерзения знакомый голос Гены Горовского.
   «Здорово, как дела?» «Кой черт? Сколько времени?» «Уже два часа. Надо с этим что-то делать. Твои уехали? Через полчаса буду у тебя».
   «На хрен бы ты здесь нужен?» — подумал Витя, но при этом все же встал и пошел в ванную, чтобы минимально привести себя в порядок.
   Горовский завалился минут через сорок с десятью бутылками «Эрети». В суровые времена раннего этапа горбачевских реформ, когда давали по пять в руки. Гене непостижимым образом удавалось уговорить продавщиц выделить ему двойную порцию. Убойным аргументом служила фраза: «По пять в руки? Но у меня же две руки!» Хотя с математической точки зрения что-то все-таки смущало.
   Разместив вино в холодильнике, друзья открыли первую бутылку и, одобрительно причмокивая, принялись поглощать кисловатую жидкость, в перерывах между глотками расхваливая наперебой необычный букет и обсуждая дальнейшие планы. Собственно, а что их было обсуждать, — планы были ясны.
   Однако ни один из знакомых заветных телефонов не отвечал. Витя с Геной собрались уж было загрустить, но тут в дверь позвонили. На пороге стоял Валера Вздохов со своей новой девушкой. Свежие люди оживили стремившиеся к затуханию диалоги, поэтому вино вскоре кончилось.
   Валера и Гена пошли за добавкой, а Витя с девушкой, — сейчас он уже не помнит, как ее звали, — включили на полную громкость «Богемскую рапсодию» и принялись зажигательно танцевать. Разумеется, у Лихоборского и в мыслях не было ничего скабрезного, просто хотелось шума и движения.
   Тем временем вернулись Вздохов и Горовский с шестью бутылками «Салюта» — на большее не хватило денег. Они долго и безуспешно звонили в дверь. Долго и безуспешно. Спустя несколько минут Валера мрачно процедил сквозь зубы:
   «Убью. Обоих».
   Горовский засуетился, открывая бутылку.
   «Может, Витю не надо? Он-то тут при чем? На вот, выпей».
   Вздохов выпил из горлышка.
   «Ладно, Витю не трону».
   «Вот и хорошо, вот и хорошо», — приговаривал Горовский, продолжая нажимать на кнопку звонка. В какой-то момент звонок совпал с паузой в музыке, дверь была незамедлительно открыта, компания воссоединилась, недоразумение уладилось само собой, за кухонным столом.
   Дружеская попойка закончилась тем, что Валера с девушкой убыли в неизвестном направлении, а Витя и Гена оказались, разумеется, на Пушке. Они были сильно пьяны и, понятное дело, никаких девушек им было не надо, но как-то так получалось, что эти вечерние мутные походы к памятнику поэту непостижимым образом вошли в обязательную программу веселья и, если еще оставалась возможность кое-как передвигать ноги, то они, ноги, неумолимо несли на «круг».
   На «кругу» в тот вечер не происходило ничего необычного. Лихоборскому и Горовскому было смертельно скучно, но они все же мужественно, хоть и отчасти вяловато, пытались познакомиться с какими-нибудь девушками. Для большей эффективности поисков друзья разделились. Им казалось, что такой вот свободный полет скорее может принести желаемый результат. Витя пошел вдоль фонтанов к кинотеатру «Россия». Ничего особенно интересного он не приметил и вернулся к памятнику.
   Здесь Лихоборский обнаружил Гену в обществе крупного мужчины лет пятидесяти в соломенной шляпе, красной ковбойке, парусиновых штанах, отвратительных сандалиях и с видавшим виды рюкзаком за спиной.
   «О! — воскликнул Горовский, завидев Витю. — Познакомься, это Коля. У него есть пиво и раки, и ему негде ночевать».
   «Что, полный рюкзак раков?» «Нет, полный рюкзак пива, а раков — так, чуть-чуть. Может, ну их на хуй, этих девушек?»
   «Может, ну их на хуй, этих девушек», — согласился Лихоборский, который всегда из двух зол выбирал большее.
   Утром Витя проснулся не в стенном шкафу, а на балконе, с трудом отыскал Горовского, закатившегося под кровать, а вот Коли нигде не наблюдалось, но, как ни странно, все вещи в квартире были на месте.
   Лихоборский с тоской вытащил из бара бутылку французского коньяка, мучительно гоня от себя мысль, каким образом, когда и на какие деньги он будет искать ей замену, затем он растолкал Гену, и они сели похмеляться.
   «Вот видишь, — рассуждал Лихоборский, пропуская очередную рюмочку. — Мужчины все-таки значительно лучше женщин. Представь, встретили бы мы вчера какую-нибудь девушку, уговаривали бы ее пойти к нам в гости, она бы ломалась, изображая из себя целку, она бы из нас всю душу вынула, в результате никуда бы не пошла, мы потеряли бы кучу времени и нервов. У нас бы окончательно испортилось настроение, вечер был бы смазан, а ночью снились бы тяжелые сны».
   «Да, — подхватил Горовский. — А тут человек спокойно сам предложил, пойдем, мол, к вам, пив-ка попьем. И главное — все это без лишних слов, без истерик и ненужного жеманства».
   «Ты прав, старик, с мужчинами, конечно, проще».

* * *

   И действительно, трудно не согласиться в данном случае с Витей Лихоборским. Конечная цель и у мужчины, и у женщины одна — переспать друг с другом. Только идут они к ней разными дорогами. Мужчина — по широкому, хорошо освещенному проспекту, самым прямым, простым и коротким путем. Женщина же предпочитает петлять по темным переулкам, оказываясь то в тупиках, то вообще в другом микрорайоне, возвращаясь назад, проходя по одному и тому же месту по несколько раз для того только, чтобы оказаться все там же, — в большой мягкой постели, но при этом изрядно потрепав нервы и себе, и окружающим.
   Все эти коловращения списываются на богатый внутренний женский мир, который, как говорят, выгодно отличается от ограниченного и конкретизированного мужского.
   Но черт возьми, цель-то и у мужчин, и у женщин — одна. И те из женщин, которые в вопросах секса рано или поздно приходят к мужскому мироощущению, заслуживают особого уважения. Хотя потом многих из них все равно мучает совесть.
   Знавал я одну даму, которая после того, как от нее ушел муж, в течение буквально месяца переспала с дюжиной мужиков, — перетрахала всю новую компанию, в которую ее ввела одна подруга.
   И что бы вы думали? Потом она раскачивалась, сидя в кровати, и, как они это любят, обхватив голову руками, приговаривала: «Прости меня, Сережа, милый, что я делаю, что я делаю?» Это она обращалась к уже ушедшему супругу, предварительно выпив, правда, полтора литра «Мартини», разбавленного полулитром отменного джина «Gordon's».
   К этому надо добавить, что муж ее сразу после их свадьбы ушел в угрюмый запой и не выходил из него следующие девять лет. Все эти девять лет она мужественно боролась с его безудержным пьянством и поборола-таки. Муж зашился, нашел себе высокооплачиваемую работу и как-то вечером сказал ей: «Знаешь, дорогая, спасибо тебе, конечно, ведь только благодаря тебе я стал человеком и обрел положение в обществе. Но ты уже не хороша, а я, имея такие неоспоримые плюсы, как отсутствие вредных привычек и высокую зарплату, нашел себе молодую стройную девушку, к которой сейчас и уеду. Деньги для нашего сына я буду передавать тебе раз в месяц после двадцатого числа».
   А вот теперь скажите, почему она чувствовала себя перед ним виноватой и можно ли вообще понять этих женщин?
[ссылка скрыта]

ДИАНА,
этот вечер мог изменить твою жизнь

   После ноябрьских праздников Витя Лихоборский выпивал уже третий день в одиночестве, когда к нему заехали друзья, — Михалыч и Дегунин. Они вообще-то не рассчитывали задерживаться, но, увидев Витю, поняли, что ему нужна компания.
   Михалыч был за рулем, а Дегунин на диете, но это не помешало их стремлению как можно быстрее догнать Лихоборского. Мастерам своего дела удалось это в течение часа, так что ровно через час уже все трое не вязали лыка. Причем Лихоборский достиг такого состояния, при котором можно либо пить сколько угодно, либо не пить вовсе, и все равно в ближайшие тридцать шесть часов не станешь ни пьянее, ни трезвее.
   Пропустив сквозь себя изрядное количество жидкости, друзья решили немного покататься и, быть может, подцепить девчонок. Их выход из подъезда был последним более-менее ясным воспоминанием перед тем, как Витя открыл глаза.
   Лихоборский лежал на левом боку на краю кровати в своей большой комнате. Горел свет, за окном было темно. Из одежды Витя обнаружил на себе майку, рубашку, свитер и теплую пуховую куртку. Трусов, носков, ботинок и брюк не наблюдалось. Лихоборский лег на спину и заметил, что у стенки лежит девушка. Именно в этот момент она начала тяжело просыпаться и так же, как Витя, принялась охлопывать и ощупывать себя, стараясь составить представление о собственном гардеробе. Одета она была чуть более экстравагантно, чем Лихоборский, — розовая кофточка, жакет, длинное кожаное пальто и сапожки. Трусики, колготки и юбка обнаружились позднее под подушкой.
   Путем взаимных расспросов они выяснили, что его зовут Витя, а ее — Марина, что познакомились они на улице, когда Михалыч пригласил ее покататься на японской машине с правым рулем. О дальнейших событиях воспоминаний не осталось у обоих. И тут Марина поинтересовалась, а который, собственно, час.
   Наручных часов у Лихоборского не было, потому что он их постоянно терял и в какой-то момент просто перестал покупать. Лихоборский пошел на кухню, где стоял будильник. Будильник стоял. Тогда Витя пошел обратно в комнату, где был телефон. Телефона не было. Его просто не было. Из стены торчал один провод. «Очень интересно», — подумал Лихоборский. И пошел на балкон. Во дворе гулял мужчина с собакой. Со своего четвертого этажа Витя обратился к нему:
   «Не подскажете, сколько времени?» «Десять минут седьмого». «Спасибо», — поблагодарил Лихоборский и направился было в комнату. Но тут понял, что это ему ровным счетом ни о чем не говорит. «Простите, — снова окликнул он мужчину. — Десять минут седьмого — утра или вечера?»
  «Утра, — ответил собачник, потом присмотрелся к Вите внимательнее. — Тринадцатое ноября, вторник».
  Лихоборский вернулся к Марине и прилег на кровать. Ему было очень плохо, с кресла на него укоризненно смотрела собака, давно забывшая, что такое еда, вода и прогулка. Марина, опять задремавшая, вдруг открыла глаза.
   «В холодильнике есть водка», — уверенно сказала она.
   «Откуда ты знаешь?»
   «Я видела сейчас, как ты ее ставишь вчера в холодильник».
   Витя пошел на кухню и действительно обнаружил почти полную бутылку водки. Они расположились за столом, выпили по паре рюмок, поблевали по очереди, выпили еще по паре рюмок, и жизнь стала потихоньку пробираться в тело. К тому времени они уже нормально оделись, Лихоборский нашел в штанах немного денег, короче, дальнейшая судьба представлялась весьма безоблачной.
   Когда Витя и Марина уже допивали бутылку и подумывали о том, что надо бы сходить в палатку, раздался звонок в дверь. Лихоборский открыл и увидел на пороге Гогу. Гога был трезв, до синевы выбрит, вкусно пах дорогим одеколоном, из-под кашемирового пальто проглядывали белая рубашка и галстук, и Вите даже показалось, что волосы у Гоги слегка набриолинены. Однако в руке Гога держал пакет, в котором явно угадывались бутылки.
   «Заходи. Что это за маскарад?» — спросил Лихоборский.
   «Старик, ровно через полтора часа, здесь неподалеку, я встречаюсь с самой прекрасной девушкой на свете».
   «Ну, это же не повод, чтобы выглядеть как последний пидор. Я ее знаю? Как ее зовут?»
   «Ее зовут Диана. Ты чувствуешь, какое имя? Ди-и-а-а-на. Это музыка, это сладкая музыка души».
   «Ты сошел с ума?»
   «Нет, я влюбился, как пионер».
   «В твои-то годы?»
   «А что годы? Мне сегодня опять шестнадцать лет».
   Тем временем Витя разбирал пакет.
   «Ну хорошо, а зачем эта водка, это вино, так, что тут еще, «Мартини», сок, джин. Ты точно рехнулся».
   Теперь они уселись за стол втроем. Надо сказать, что ровно через сорок минут Гога чувствовал себя очень уверенно. Правда, наливая очередную порцию, он уже не всегда попадал в стакан, но это были детали. В приступе накатившей сентиментальности Гога вывел Витину собаку погулять, заглянул в ближайший бар «Угол», угостил несчастную скотину горячим бутербродом с сыром и ветчиной, не забыв, разумеется, лично пропустить стопочку.
   Когда Гога, Витя и Марина допили все, что было, влюбленный пьяница, слегка уже помятый и в нескольких местах залитый розовым «Мартини», с опозданием на десять-пятнадцать минут отправился к своей любви, пошатываясь и стукаясь об углы.
   Марина мучительно поехала домой, а Витя сходил-таки в палатку, подкупил кое-каких высококалорийных напитков, тихонько уселся в кресло и вжался в него, погруженный в мечты и мысленно переживающий за своего друга. Лихоборский искренне желал Гоге успеха, хотя ни на минуту не мог в этот самый успех поверить.
   Гота появился в два часа ночи. Пальто его было в грязи, волосы спутаны, пахло от него не одеколоном, а говном, но в руке он держал, тем не менее, огромный пакет со спиртным, как и несколько часов назад.
   «Ну и что?» — спросил Витя.
   «Сука, блядь», — ответил Гога и принялся выгружать бутылки.
   Они просидели до утра. Из сбивчивого Гогиного рассказа Витя понял, что сначала его друг пригласил Диану в ресторан. Присовокупив к выпитому до этого несколько рюмок водки, Гога из-за какой-то ерунды устроил в ресторане мерзкий скандал. Диане чудом удалось оттащить Гогу от официанта, которому ее возлюбленный пытался выцарапать глаза, затем уговорить администрацию не вызывать ментов, а уже затем твердо потребовать от Гоги доставить ее домой.
   В такси Гога заметил, в частности, что этот день может резко изменить всю их дальнейшую жизнь, после чего начал грязно приставать к Диане. Кончилось тем, что он изорвал ей колготки и был выдворен из автомобиля пуритански настроенным водителем.
   «Теперь, наверное, между нами все кончено», — так завершил Гога свой рассказ и осушил бокал вина.
   «Ну и слава богу», — резюмировал Лихоборский и плеснул себе водки.
   Начинался новый день. За окном люди спешили на работу, взлохмаченные и невыспавшиеся, они толпились на остановках и, толкая друг друга, проникали в метро. Витя и Гога сидели на кухне, у них оставались еще водка и вино, и вообще, в среду, как обычно, им торопиться было абсолютно некуда.

* * *

   Вите Лихоборскому и его друзьям — Гоге, Валере, Гене — давали многие девушки. Но еще больше девушек им не давали. Поначалу.
   Витя знал несколько уловок. Например, однажды он напросился в гости к одной секретарше (не своей, разумеется). Они выпили по чашке чаю, и уже наступал вечер, и уже дело шло к душу и постельке, но тут девушка начала ломаться. Она сказала, что обещала подруге пойти с ней на дискотеку, и вот она ее там сейчас ждет, и пора бы уже стартовать. Но Лихоборский ощутил колебания и неуверенность. И предложил:
   «А давай сейчас бросим монетку. Если выпадет «орел», я еду домой, а ты идешь на дискотеку, а если «решка», то остаемся на взбитых перинах. Я ни на чем не настаиваю, пусть все решает рука судьбы».
   Женщин частенько привлекают подобные предложения, они любят всякую мистику. Выпала «решка», и секретарша вздохнула и пошла в душ, предварительно взбив перины.
   Разумеется, она не знала и даже не догадывалась, что у Лихоборского для таких случаев всегда лежала в кармане специальная сувенирная монетка, у которой «решки» были с обеих сторон.
   Это так, мелочь, конечно, а вообще-то, женщины падки на деньги. Но не на монетки, конечно, а на купюры. По сути своей, все они проститутки, только одни делают это своей профессией и называют вещи своими именами, другие же спят с вами за то, что вы водите их по ресторанам, покупаете шмотки, возите на курорты. При этом такие вот скрытые шлюхи так же, как и нормальные проститутки, не могут дать бесплатно. Все их внутренности восстают против этого. Они никогда не скажут: «Я так хочу тебя сегодня, я приеду». Они скажут так: «Может быть, ты пригласишь меня сегодня в ресторан, а потом я, может быть, поеду к тебе». Безусловно, такой подход не может не раздражать. Но и с ним тоже порою приходится мириться.
[ссылка скрыта]

СВЕТА,
спи спокойно

   Витю Лихоборского и его друга Евгения Паперных часто видели вдвоем. Нет, между ними ничего не было, кроме взаимной любви. К спиртному, к ласковой жизни и к ненавязчивому эстетству.
   Однажды они отмечали выход очередного номера газеты, в которой работали. Это происходило 253 раза в год. В остальные дни они отмечали невыход газеты.
   В какой-то момент друзей что-то кольнуло, и Витя неожиданно для себя сказал:
   «У меня есть восемьдесят долларов».
   Так как сама по себе эта фраза не таила в себе конкретных предложений, Женя мучительно ждал. Лихоборский выпил еще рюмку водки, обладавшей тончайшим вкусом и изысканным ароматом, и продолжил:
«Пойдем в казино».
   Дальнейшие события не могли не разочаровать двух прожигателей жизни, коими считали себя в тот момент Лихоборский и Паперных. Они сделали ровно четыре ставки на «Блэк Джеке», но дилер оказался дурно воспитанным молодым человеком и не оставил им даже малейшего шанса на выигрыш.
   Витя только развел руками не в силах произнести даже «бля», а Женя хотел вроде бы заплакать, но не смог. Это было против всех правил. Никогда такого не было, чтобы Лихоборский из трех-четырех ставок не выигрывал хотя бы на одной. А тут сквозила какая-то полная безысходность, и потому, чтобы не расписываться в собственной беспомощности, Витя, все еще сидя за игорным столом и делая вид, что он раздумывает насчет очередной ставки, хотя в карманах не было ни копейки, ни цента, горячо зашептал Паперных на ухо:
   «Короче, мы их скоро уничтожим. Сейчас я звоню Сашке, занимаю у него 500 долларов и продолжаем».
   «Занимай, только не 500, а 270, — Женя до сих пор не знает, почему он назвал именно эту сумму. — И играть мы больше сегодня не будем. Лучше снимем женщин».
   «Порочных?»
   «Очень порочных».
   Часа через полтора друзья уже стояли у «Интуриста».
   «Нам бы двух девочек», — вяло протянул Лихоборский.
   «70 — ночь. Иди к машине, выбирай», — парировал сутенер.
   «Нет, я выбирать не буду. Вот друг у меня — художник. Пусть он посмотрит».
   Спустя минуту, проходя мимо Лихоборского, сутенер бросил:
   «А друг у тебя и впрямь художник. Самых лучших взял».
   Разумеется, два нормальных человека, познакомившись таким образом с дамами и заплатив деньги, по приезде домой пропустили бы рюмочку-другую и занялись бы со спутницами вялотекущим сексом. Но — не на тех напали.
   Повторюсь, Лихоборский и Паперных были эстетами и идиотами, а потому из любого, самого пустякового дела они пытались устроить шоу, спектакль, буффонаду. Так получилось и на этот раз. Витя взял на себя роль грубого козла, который требовал немедленных ласк, да еще и подтрунивал над девушками, а Женя, наоборот, «давал Нехлюдова». Он притворился поэтом с тонкой, ранимой душой, читал стихи и, показывая на звезды, говорил:
   «Вот видишь, Лена, Большую Медведицу. Иногда я смотрю на ручку ковша, на Полярную звезду и думаю, — ведь все мы когда-нибудь умрем, и кто всплакнет на нашей могиле? Кому в этом мире нужны слезы непризнанного гения, поэта, шута и балагура?»
   Лена тихо вздыхала.
   А в это время в другом углу комнаты Витя, раздевшись донага и забравшись под одеяло, настырно зудел:
   «Иди ко мне. Света, иди ко мне».
   «Ну подожди немного, — попросила Света. — Так хорошо сидим, беседуем».
   «Я, если ты помнишь, деньги заплатил. Раз ты шлюха, так знай свое место. Иди сюда».
   Витя, видимо, все же переиграл, потому что Света вдруг реально разрыдалась. Она всхлипывала, по-детски вжавшись в кресло и размазывая слезы ладонями по щекам. И тогда Лихоборский совершил уже совершенно невозможное. Он вскочил, подбежал к Свете и со всего размаха бухнулся на колени.
   «Прости меня. Света, прости, — выл Лихоборский и сам плакал, и растирал слезы, и выл снова. — Прости, я не хотел тебя обидеть, ударь меня по лицу, я подлец, вообще-то, я добрый, просто пьяный...»
   Даже Паперных не ожидал от своего напарника подобных действий и некоторое время не мог сообразить, как подыгрывать. И было ли все это игрой?
   Утром в прихожей лежал обрывок бумаги, на котором значились семь заветных цифр, подпись «Света» и уже совсем внизу: «Ленка — через меня».
   Неделю спустя Света впервые посетила холостяцкую квартиру Лихоборского. Витя был трезв, и все произошедшее между ними оказалось просто фантастикой. А еще через пару дней Света появилась вновь и, направляясь в ванную, строго спросила:
   «Надеюсь, моим полотенцем в мое отсутствие никто не пользовался?»
   Она перестала брать с него деньги, а Витя, встречаясь с ней, перестал выпивать. Он угощал ее в ресторане Центрального дома литераторов знаменитым запеченным карпом, он почему-то подарил ей утюг после того, как однажды абсолютно случайно все же выиграл несколько сотен в казино. Они на несколько дней поехали вместе в небольшой подмосковный дом отдыха в поселке Правда. И там Витя вдруг понял, что это-то и есть та самая девушка, о которой он действительно мечтал всю жизнь. Света уютно спала на кровати, а Витя сидел, курил и думал: «Ну это же надо, — ощутить настоящий комфорт с совершенно невозможной для тебя женщиной. У нее муж и дочка, она — проститутка, я — журналист. Хотя — представители двух древнейших профессий, смежники, можно сказать. Она торгует телом, я — душой и убеждениями. И все-таки бред какой-то».
   Лихоборский понимал, что при желании можно многое изменить. Профессию можно поменять и не вспоминать о ней больше. Муж? Витя видел иногда синяки на Светином теле, а за несколько дней до поездки в дом отдыха она рассказала, что дражайший супруг упер из дома ее кожаную куртку и пропил с друзьями. Дочка? Она была ровесницей Витиной дочке, которая к тому моменту с ним уже не жила...
   Потом стало холодно. Выпал снег, и декабрь подгонял уходивший год ледяным ветром. Лихоборского закрутило в каких-то, как всегда, бессмысленных делах, и он долго не звонил Свете. Но вот выдалась минута расслабления, и они с Паперных напились. Наутро Витя глотнул пивка, ему захотелось душевного тепла, и он потянулся к телефону. Два гудка, три... Мужской голос:
   «Слушаю».
   «Добрый день. Свету попросите, пожалуйста».
   «Света погибла».
   «Что? Как... погибла?»
   «В автокатастрофе. Сегодня девятый день. А вы, простите, кто?»
   И тут Лихоборский понял, что ему совершенно нечего ответить на этот простой вопрос. Кто я? — подумал Витя. Шут гороховый, дешевый эстет, позер, кто я, в конце-то концов?
   Вслух он пробормотал нечто невразумительное:
   «Да так, мы когда-то работали вместе. Извините».
   Витя так и не узнал, где она похоронена.
   А Женя так и не написал эпитафию.
   Снег покрывает наши души.

* * *

   Жизнь — это бой. А ни один бой не обходится без потерь. Они, конечно, болезненно сказываются на душевном состоянии человека, но еще хуже, если человек их не замечает. Это означает одно, — когда он помрет, сего факта тоже никто не заметит.
[ссылка скрыта]

Blog

33 рассказа про любовь