33 рассказа про любовь
| Вид материала | Рассказ |
СодержаниеЛИРА,спой еще раз «эдельвейсом цвiте закарпаття мое» ГЕНА,а счастье было так близко, так возможно |
- Любовь да не умрет любовь и не убьет, 863.74kb.
- Опять же любовь. Про любовь, как добрую память. Очень похоже на то, что описывается, 21.86kb.
- Тренер-Любовь, 113.09kb.
- Задание по русскому языку для 5 класса ( 02. 2011 – 12. 02. 2011), 15.43kb.
- Доклад О. Бабинич «любовь мужчины. Любовь женщины. Любовь между ними», 32.05kb.
- Конспект урока литературы на тему «Путь к спасению», 91.54kb.
- Санкт-Петербургский открытый литературный конкурс «проба пера». Сочинение лауреата, 85.69kb.
- Урок чтения в 3 классе тема: Дружба, товарищество, взаимовыручка. Пословицы и поговорки, 56.68kb.
- Тест по творчеству И. А. Бунина и А. И. Куприна, 16.61kb.
- А. И. Солженицына Урок 44 (105) Анализ рассказ, 54.47kb.
ЛИРА, спой еще раз «эдельвейсом цвiте закарпаття мое» Разумеется, билет на поезд я пропил. Но моя добрая мама сжалилась и устроила мне авиаперелет. На перекладных я добрался до Ужгорода, а уж там рукой было подать до уютного студенческого лагеря, затерявшегося в Карпатских горах. Вообще-то, я должен был ехать с приятелем, но буквально накануне отъезда он занемог гонореей, а потому компанию не составил. Ну да ладно. Я опоздал примерно на сутки. Администратор заселил меня в номер, и я попер свой нехитрый багаж туда. В номере находились два молодых человека. Один — Дима из Киева — мрачно курил, сидя у окна, другой — Слава из Челябинска — лежал на кровати со сломанной ногой. Выяснилось, что накануне, напившись по прибытии, они полезли осматривать руины старого замка, находившегося чуть выше по горе. Слава залез на стену и, естественно, упал оттуда, заработав отличный гипс, который и увез через три недели к себе за Урал. Выяснилось также, что существует еще и четвертый сосед, который сейчас отлучился за вином. «Он, кстати, тоже из Москвы, — добавил Дима. — Мечтал, чтобы к нам подселили какого-нибудь москвича-алкоголика». «Вот я и здесь», — подумал я. Каково же было мое приятное удивление, когда дверь открылась, и вошел Гена Горовский, с которым за последний год мы выпили пару цистерн на Лесной. Мы расхохотались, обнялись, поцеловались. А потом мы — напились! Дима запросился из нашей комнаты на третий день. Так как нашу с Геной парочку уже хорошо знали — в первый же вечер я вывалился из окна первого этажа) на администратора — то ему пошли навстречу. Перевели к нам еще одного москвича, Максима, тоже уже успевшего зарекомендовать себя с лучшей стороны, и поставили большой крест на нашей комнате. Вино мы брали внизу, в деревне, у славного винодела Корнея Андреевича, трехлитровыми банками по шесть рублей за банку. Одна выпивалась тут же, неподалеку, на берегу весело журчавшей горной речушки. Там под большими валунами был припрятан стакан. Потом покупали вторую банку и шли наверх в лагерь, озорно беседуя и радостно хохоча. Дело как раз шло к обеду, после вина появлялся аппетит, мы с гоготом заваливались в столовую, а затем пили вино в комнате, не стремясь, в общем-то, осматривать красоты Карпатских гор. Вечером, пьяные и розовые, мы шатались по лагерю. Вот в одно из таких шатаний нам удалось познакомиться с двумя девушками — Лидой и Людой. Они были из Москвы, а потому между нами сразу возникло некое притяжение. Лида была довольно симпатичной девушкой, или мне это только казалось из-за постоянно замутненного рассудка. Во всяком случае, она обладала длинными черными вьющимися волосами, длинными же, но не черными и не вьющимися, а вполне стройными ногами, большим бюстом, а ее левую щеку всегда почему-то украшали два очаровательных прыщика. Девушки, понятно, ошиблись в своем выборе. Они ждали большой отпускной любви, но о какой любви могла идти речь после второй банки вина? Только о любви к третьей банке. Один лишь раз Лида и Люда были близки к цели. У нас кончились деньги. Утром я лежал на кровати и тупо рассматривал нашу последнюю десятку. Гена был близок к умопомешательству, он сидел, раскачиваясь, в кресле и омерзительно тряс ногой. «Слушай, — сказал наконец Горовский. — Надо их все-таки трахнуть». «Зачем?» — вяло спросил я. «Они нас тогда будут поить на радостях». «А ты хоть представляешь себе, что означает в нашем с тобой состоянии — трахнуть. Ты с кресла-то встать не можешь, а эти все телодвижения, этот весь ужас... Да и вряд ли получится...» «Ну я не знаю, — беспомощно развел руками Гена. — Ну тогда хоть в голову дать, что ли...» Мы кое-как сходили вниз, но не стали пить у речушки, а принесли банку вина в комнату и сели у окошка опохмеляться. Вскоре появились девушки. «Уже вторая?» — спросила Люда. «Нет, первая, — ответил Гена. — Сейчас вот поправимся и больше не пьем». Девушки заметно оживились, подсели ближе и попросили им тоже налить. Спустя полчаса мы мило ворковали в обнимочку. Но когда все уже шло к тому, что надо бы идти в ближайшие кусты, в окне появилась взлохмаченная голова Максима с идиотской улыбкой на лице. «Вот, достал», — пропыхтел он и поставил на подоконник не трех-, а пятилитровую банку вина. Слабый стон вырвался из девичьих грудей. Они встали и промямлили: «Ну, мы, наверное, пойдем погуляем». «Да, да, — засуетился я. — Идите погуляйте, мы к вам скоро присоединимся». В тот же вечер мы продали армянам мои темные очки и джинсы Горовского, и этих денег нам как раз хватило, чтобы спокойно допить до отъезда. В восемь утра мы, покачиваясь с перепоя, стояли на перроне вокзала в Ужгороде. Я даже умудрился надеть разные носки — черный и синий. Оставшиеся два рубля не позволяли нам сделать ничего. Подошли девушки. «А как вы думаете, — спросила Лида. — Кто с вами едет в купе?» «Сядем — увидим». «Мы едем с вами. Узнали у администратора, какие у вас места, и взяли билеты». «А-а, это хорошо», — промычал Гена. «Знаете, ребята, вы, наверное, потратились. А у нас осталось 26 рублей. Вот — возьмите. И везите нас в Москву». «Нам надо отойти в туалет, — сказал я. — Посмотрите за чемоданами». До поезда еще оставалось время. Мы успели добежать до ближайшей гостиницы — у швейцара не хватило смелости остановить нас на входе — и осушили две бутылки вина. Сев в свое купе, мы сразу же вышли в коридор и спросили у проводника: «Ресторан — туда?» «Да. Но подождите, я сейчас проверю билеты, выдам белье». «Значит, так. Билеты в купе у девушек, а белья не надо». «А, вы до Киева?» «Нет, мы — до Москвы». «Понял». В ресторане мы сладенько выпили пива и немного водки. Потом вернулись в купе. «Проводник не выдал нам белья, — сказала Люда. — Идите, разберитесь». «Это я сказал ему, что не надо. Четыре рубля — восемь пива». «Как же спать без белья?» «А как спать без пива?» Девушки вздохнули. Обедали в ресторане. Когда перед нами дымилось вонючее азу, Лида предложила: «Ребята, а давайте возьмем шампанского!» «С шампанским придется повременить. Все деньги пропиты». Девушки опять вздохнули. А на следующий день мы мялись на площади у Киевского вокзала. Наконец Гена буркнул: «Ну все — сократим прощание до минимума». Он чмокнул Лиду и Люду в щечки, я тоже чмокнул их в щечки, мы с Горовским быстро скрылись в метро, и оно унесло нас подальше от нашей закарпатской любви.
ГЕНА, а счастье было так близко, так возможно Когда Витя Лихоборский проснулся, он был не в состоянии определить время суток и года. Голову приподнять он тоже не мог, но краем глаза увидел на расстоянии вытянутой руки бутылку «Молдавского», в которой при тусклом свете, шедшем из окна, явно поблескивала жидкость. Однако протянуть руку Витя был не в силах. Если бы к нему сейчас подошел человек, представился бы Хароном и предложил бы перевезти на ту сторону реки, Витя попросил бы только подтолкнуть лодку поближе. Но жизнь продолжалась, и Лихоборский, глотнув-таки портвейна, стал различать голоса, доносившиеся из соседней комнаты. Постепенно картина мира приобретала все более ясные очертания. Так. Земля вращается вокруг Солнца. По эллипсоидной орбите. Что обусловливает смену времен года. Кажется, так. Москва расположена в Северном полушарии. Ага. Ну разумеется! Витя находился сейчас в пансионате «Хрюслово» — так на дружеском наречии называлась квартира Валеры Вздохова, расположенная в «высотке» на Котельнической набережной. Здесь-то они и уселись дня три назад, отгородившись от внешней суеты галлонами водки и вина. Сейчас за окном явно был чудесный вечер, и настроение с каждым глотком омерзительного пойла — улучшалось. Через пару минут Витя смог явиться обществу, собравшемуся в соседней комнате. Там сидели Валера и Гена, оживленно беседуя с двумя дамами, раскрашенными, как пасхальные, пардон, яйца. Лихоборский никогда не понимал пустого соперничества между друзьями, а потому попросил у Вздохова бутылку водки, длинным коридором добрался до кухни, включил магнитофон и предался размышлениям. На столе, по счастью, оказался черствый черный хлеб, что облегчало принятие напитка и тем самым обостряло мысль, пытавшуюся проникнуть в самые основы мироздания. Однако не успел Витя определить для себя, что же все-таки было первично в поднебесном, как дверь в кухню отворилась и на пороге показалось существо, отдаленно напоминавшее примата. «Ты — кто?» — спросило существо. «А ты — кто?» — переспросил Витя, инстинктивно отодвигая бутылку подальше. «Я — Маша». «А я — Витя». «Водки — дай». «Садись». Лихоборский вспомнил, что эта Маша приехала в «Хрюслово» три дня назад, напилась и так всем надоела своим визгливым голосом, что ее уложили на кровать и, как только она просыпалась, подносили ей полный рог вина (подарок папе — он висел на стене), и она снова засыпала. Но сейчас Маша была вполне тиха и слаба от безутешного пьянства, и Вите даже показалось, что от нее исходит некое обаяние, — на самом деле, это был просто характерный запах, который Лихоборский в тот момент, разумеется, не мог идентифицировать. Витя налил ей еще водки и рассказал об отступлении от традиционной концепции рока в трагедии Эсхила «Царь Эдип». Они еще выпили, и Маша спросила: «Знаешь, почему у меня капелька на губах?» «Почему?» «Потому что голова на бок». Девушка начинала философствовать, а это было опасно. Витя решил, что прежде, чем тащить ее в комнату, надо принять душ. «Ну, я пошел в гнездо», — сказал он, имея в виду продолжение — перышки чистить. «А-а, — протянула Маша. — Яйца откладывать?» До ванной Витя так и не дошел, уснув в коридоре. Его растолкал Гена Горовский и со словами «пошли, пошли» приволок в комнату. На журнальном столике стояли бутылки и стаканы. «А где Валера, где девушки?» — спросил Витя. «Валера в дальней комнате с Ритой, а остальные уехали. Они бросили нас, бросили!» — Гена расплакался, и друзья выпили. Витя подошел к окну. Прямо перед ними был Кремль. Его заволокло густым дымом, который шел от ТЭЦ с другой стороны реки. Но в голове у Лихоборского тоже был сплошной чад, а потому он ужаснулся: «Генка, Кремль горит!» «Надо выпить», — отозвался Горовский. Они выпили. «Слушай, — сказал Витя. — А если голова болит, это значит, что водка плохая?» «Нет, это значит, что голова плохая». Они выпили. «А знаешь, какой самый лучший витамин в при роде?» — спросил Гена. «Какой?» «Мужская сперма». «Да ну, брось ты!» «А какая же тогда?» Они еще выпили. Здравого смысла в их разговорах становилось все меньше. И тут Горовский окончательно сошел с ума. «А давай трахнемся!» — сказал он. Витя только непонимающе похлопал глазами. «Я считаю, — объяснил Горовский, — да и ты тоже так думаешь, что в жизни надо попробовать все. И это — тоже. Ну вот. Чтобы не делать это каким-то грязным мужиком, сделаем это чисто по дружески». «Хорошо. А кто — кого?» «Вот это — не знаю. Давай бросим монетку». Бросили. Вите выпало играть активную роль. Гена, кряхтя, снял штаны. Однако зад его ничей кроме омерзения, у Лихоборского не вызывал. Сказывалось к тому же многодневное беспробудно пьянство. «Горовский, ты меня не возбуждаешь». «Тогда, может, я попробую — тебя?» «Давай, давай...» История повторилась. Друзья сели на диван, придвинули столик поближе и плеснули себе рюмки. «Будем ждать», — заключил Лихоборский. «А пока — еще по одной», — предложил Горовский. Они выпили. Валера Вздохов, выгнав утром Риту, обнаружил их спящими поперек дивана, оголенными по пояс снизу и с пустыми рюмками в руках. Он покачал головой и принялся складывать пустые бутылки в огромные дорожные сумки — денег на опохмелку уже не оставалось. По пути в приемный пункт стеклопосуды Валера думал о том, что любовь — штука очень тонкая и не всегда и далеко не всем понятная. А однополая — в особенности. * * * В пансионат «Хрюслово», к Валере Вздохову, Витя Лихоборский приезжал всегда с конкретной целью — напиться в свиноферму или хотя бы в говновселенную. И только однажды был у него шанс провести вечер культурно. Витя должен был повстречаться со своей подружкой детства Кариной, с которой они не виделись лет десять. А когда-то мамы катали их рядышком в колясках. Потом мамы продолжали ходить друг к другу в гости, но детей в силу каких-то необъяснимых причин с собой не брали. Но когда Карина превратилась в молодую стройную девушку, за ней вовсю начала ухлестывать дворовая компания полуспортсменов-полуворов. Карининой маме это категорически не нравилось и она постоянно зудела за вечерним чаем: «Кариночка, ну что ты водишься с какой-то шантрапой?» «А с кем я должна водиться, по-твоему?» — вопрошала Карина, убегая к очередному телефонному звонку. «Да вот хотя бы с Витей Лихоборским. Мальчик из интеллигентной семьи, талантливый, перспективный. А какой прок от твоих спортсменов? Спишут их в 30 лет на пенсию, и прости-прощай». В конце концов усилиями родителей Витя и Карина встретились. Перед этим Лихоборский долго думал, куда бы пригласить девушку. Перебрав все варианты, он остановился на пансионате «Хрюслово». Позвонил Вздохову и предупредил, что придет с девушкой, но чтоб там никаких, девушка из дружественной семьи, мол, выпьем по чашке чая с тортом и все — по домам. Ну и чтоб Валера прибрался хоть немного. Однако уже на подходе к «высотке» на Котельнической пропитая натура Лихоборского все же взяла свое, и он решил чисто символически взять бутылочку портвешка. Карина была не против. Они поднялись на десятый этаж к Вздохову, Валера галантно снял с Карины пальто и широким жестом пригласил их в столовую. Огромный родительский дубовый стол был сервирован английским фарфоровым чайным сервизом, здесь же разместились торт «Птичье молоко», мармелад и печенье. А в самом дальнем углу сиротливо приткнулись две бутылки «Агдама». Валера виновато опустил глаза и прокурлыкал себе под нос: «Я подумал, что, может, по поводу встречи не грех?» Они опрокинули три портвуя за полчаса и побежали за следующей партией. В результате Карина кое-как дотащила Витю домой и побрела, плюясь на каждом шагу, к себе. Войдя в прихожую и скидывая туфли в позе вопросительного знака, она промычала: «Эх, мама, мои — неинтеллигентные — меня хотя бы провожают, а твоих — интеллигентных — сама на себе прешь. Блядь». Так и не удалось Вите Лихоборскому ни разу в своей жизни уйти от Валеры трезвым. А вот следующая история, записанная на моем диктофоне, относится к тому весьма редкому периоду, когда к Вздохову ненадолго приехали родители. Витя же, как ни странно, в тот момент был совершенно один. Ну, все, включаю диктофон. [ссылка скрыта] КАТЯ, прости меня, я был идиотом Мы с Валерой договорились встретиться на Пушке с одной только целью — я должен передать ему учебник по логике. Ровно в 17.00 я, привыкший к пунктуальности, уже ждал его на «кругу», покуривая и невольно приглядываясь к посетительницам площади. В 17.04 появился Валера. Поздоровавшись, он спросил: «Как у тебя сегодня с хатой?» «Свободна, — ответил я, ощущая жжение в кармане, где лежало десять рублей. — А твой завтрашний зачет?» «Да хер с ним. Бабу хочу — сил нет. К тому же имеется пятнадцать рублей». Перспективы открывались самые радужные. Решено было не звонить по знакомым, а подружиться с девочками прямо здесь и сейчас. Тем более что мы не видели противопоказаний — оборотный капитал совместного предприятия составлял 25 рублей, мы были молоды, почти красивы и, что самое главное, у нас была хата. В то время существовало несколько общепринятых первых фраз при знакомстве: «Девушка, который час?» или «Девушка, вас случайно не Зина зовут?» или «Как пройти на Советскую площадь?» Допускались и более нахальные варианты: «Девушка, вы не меня ждете?» или «Я не опоздал?» Не возбранялось также и немного поэстетствовать: «Девушка, я смотрю на вас десять минут и за это время я понял, что никогда в жизни не видел такой красоты. Боже, что вы делаете со своей кожей, что она такая нежная? Эти руки — я хотел бы целовать их сегодня... Кстати, у меня есть вино, быть может, мы пройдем в ближайший подъезд?» Однако Валера учился на физфаке МГУ, у него был чисто математический склад ума, а потому он предпочитал формулировки четкие и ясные, как в теоремах. «Девушки, как вы насчет потрахаться сегодня?» — обычно спрашивал он и ничуть не смущался, когда его посылали на три буквы. Но уж если девушки соглашались, то это означало, что, во-первых, они лишены ложной скромности, а во-вторых, у них не будет иллюзий относительно прогулок при луне. Действуя по методу Валеры, мы уже минут через десять заинтересованно обсуждали с нашими новыми подружками — Катей и Мариной — план дальнейших действий. Так как время было довольно раннее, мы решили немного прогуляться и выпить пива в Большом Головине переулке. К тому же беседы, которые неизбежно сопровождают подобный моцион, позволяли нам получше узнать друг друга. В самом деле, не плюхаться же в кровать с человеком, внутренний мир которого совершенно не изучен. Стоя за столиком и потягивая то пиво из кружки, то вино из стакана, одолженного у директора автопоиловки Автандила, я все более убеждался в том, что встреча эта должна стать чем-то важным в моей жизни. Я смотрел на Катю, говорил с ней, трогал ее руки, и мне казалось, что знакомы мы с ней долгие годы, что мы всегда были вместе. И по тому, как она смотрела на меня, я понимал, что она чувствует примерно то же самое. Это было столь просто и в то же время столь необъяснимо. Так вот она какая — любовь, думал я, опрокидывая очередной стаканчик «Агдама». Воодушевленный вином и близостью молодого Марининого тела, уже обещанного после ужина, Валера воскликнул вдруг: «Девчонки, а хотите мороженого? Тогда пошли в «Норд»! Покутим!» Мы пришли в кафе «Север» и заказали четыре портвейна — по дороге Валера забыл, зачем мы сюда направлялись. Я из вежливости решил не напоминать ему, девчонки же поначалу стали возмущаться, но жестко были поставлены на место Валериной фразой: «Мы сегодня не мороженое жрать собрались!» Мой друг все больше распалялся, я же, напротив, размякал. Я отводил глаза от Кати, которой откровенно любовался, лишь на мгновение — только для того, чтобы быстро опорожнить стаканчик. Я любил ее. Бог мой, я уже любил ее. Потом был какой-то провал. А потом я обнаружил себя сидящим на скамейке в начале Тверского бульвара. Неподалеку блевал Валера. Уже изрядно стемнело, зажглись фонари. Валера подошел, утираясь каким-то лопухом, и мне почему-то захотелось хоть отчасти прояснить обстановку. «А где девочки?» — спросил я. «Так ты же их сам послал, мудак», — вяло ответил Валера, валясь на скамейку. «Как? Куда?» «Ну как куда? На хуй, сказал, уебывайте». «Почему же ты меня не остановил?» «Ага, тебя остановишь. Так раскричался...» «Неудобно получилось». «Да пошел ты, козел. Денег три рубля осталось». «А «Елисеевский» еще открыт?» За неимением лучшего мы взяли бутылку вина и распили ее из горлышка. Валера поехал домой, а я остался сидеть у памятника и предаваться безрадостным мыслям о собственном идиотизме, благодаря которому испарилось, как дым, мое возможное счастье. Не осталось даже номера телефона. Время шло к полуночи, когда ко мне, уже дремавшему, подошел молодой человек. «Слушай, стариканыч, — сказал он. — Без предисловий. У меня есть две бабы — вон, видишь, стоят, — две бутылки водки и десять рублей». «Ну?» «Нет хаты». «Так поехали ко мне», — предложил я новому знакомому. Через пару часов мы уже барахтались в кровати с девушкой, имя которой я и не помню сейчас. А тогда мне казалось, что я сжимаю в своих объятиях Катю, которая, как лучик света из далекой Галактики, пролетая мимо Земли, лишь на один миг озарила мою серую, бездарную жизнь. * * * Для более молодых читателей, возможно, понадобятся кое-какие пояснения. Кафе «Север», о котором шла речь выше, сегодня не существует. Теперь в этом помещении расположился клуб «Night Flight». Я туда заходил как-то раз — не понравилось. Понятно, что и пивняк в Большом Головине переулке давно уже прекратил свою земную жизнь. Хотя держался он довольно долго после объявления Михаилом Сергеевичем беспощадной войны пьянству и алкоголизму — лучше бы он, как и его предшественники, боролся с диссидентами. А эту пивную еще называли «Сушка», потому что только здесь к пиву предлагались соленые сушки по одной копейке за штуку. Однажды, году в 86-м, мне довелось наблюдать здесь одну забавную картину. Было около восьми вечера, дело шло к закрытию, но толпа продолжала штурмовать автоматы. И вот какой-то колдырь бросил в прорезь «двадцатку», потекло пиво, но в это время автоматы отключились. Вышел директор Автандил, как всегда, в белом халате и, как всегда, пожелал народу всего хорошего, объявив об окончании рабочего дня. Колдырь подбежал к нему и, показывая неполную кружку, запричитал: «Автандил, ну включи еще на минутку, видишь, только половина налилась». Автандил молча и невозмутимо полез в карман, достал оттуда гривенник и протянул монетку колдырю: «Вот вам сдача, приходите завтра». А через довольно короткое время и «Сушка», как и десятки других знаменитых московских пивных, почила в бозе благодаря линии партии. Впрочем, мы забегаем вперед. Вернемся к 84-му году, к излету повсеместного официального пьянства, переросшего с приходом молодого генсека в неофициальное. [ссылка скрыта] |