Барышников Тише – дельфины! Предисловие

Вид материалаКнига

Содержание


Модницы есть и в море
Трески и свисты
Дельфины знакомятся с новым местом жительства.
Лучшая в море музыка
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Модницы есть и в море

Отличаются афалины и большой любовью к кошению на себе разных предметов. Выше уже говорилось о том, как им нравилось таскать кегли, но привязанность к этой игрушке не шла ни в какое сравнение с тем ажиотажем, который вызвали у них разноцветные пластмассовые кубики, нанизанные на тонкую капроновую веревку, связанную кольцом. Диаметр кольца был подобран так, чтобы любое животное могло свободно проплыть через него. Когда эта штука попала в бассейн, Игрунья, которая больше всех любила подобные вещи, немедленно овладела новой игрушкой, надела кольцо на себя и не расставалась с ожерельем несколько суток, даже ела и спала в этом украшении. Такое постоянство было поразительным - на это не способны даже приматы и уж наверняка подавляющее большинство модниц рода человеческого.

Как-то раз в бассейн случайно упало полотенце. Игрунья моментально подцепила его на ласт, и его никак не удавалось отнять у нее. Она таскала полотенце, то перекинув его через передний ласт, то подхватывала хвостом, ни на секунду не теряя контроль за новой игрушкой. Только на второй день, с помощью багра, удалось вернуть полотенце хозяину. Оно было идеально чистое.

С тех пор у дельфинихи появилось новое прозвище - Прачка. И я подозреваю, что кое-что из одежды моих товарищей стиралось не без ее помощи: однажды, плавая в бассейне, я поднял со дна штанину от белых брюк. Вторую половину с удовольствием трепали Шалун и Клипер, а Игрунья с обиженным видом стояла в стороне.

Страсть к навешиванию на себя всего, что только можно, доходила у дельфинихи до такой степени, что иногда она больше походила на подводную новогоднюю елку, чем на животное.

Другие дельфины тоже любили разные «украшения», но, поиграв несколько часов, ослабляли за ними контроль, и эти игрушки тут же подбирали соседи.

Большой популярностью пользовались гимнастические пластмассовые обручи. Их надевали на туловище, носили на ластах. Иногда, высунувшись из воды, крутили на туловищах, как хула-хуп. Повертев обруч, отбрасывали его в сторону, где игрушку снова кто-нибудь подбирал. Но чаще всего, надев обруч «через плечо», просто плавали и ныряли с ним.

Как-то в шутку Игрунье повязали на хвост ярко-красный бант. Несколько часов она гордо носила украшение. Когда же узелок развязался, она перехватила ленточку плавником и двое суток носила ее, бережно прижимая к себе. Всем известно, как любят обезьяны, играя различными предметами, украсить ими себя, вызы­вая зависть у соплеменниц. В этом ярко проявлялась присущая им особенность - подражание окружающим. Однако, как правило, это занятие быстро им надоедает, и они переключаются на что-то другое. Но что заставляло почтенную дельфиниху «наряжаться» и в течение нескольких суток ни на секунду не расставаться со своими украшениями, оставалось неясным, тем более, что женщины, работавшие у нас, как правило, в украшениях возле вольеров не появлялись.

Игры и другие развлечения любых животных этологи рассматривают как своеобразную тренировку движений, которые они применяют при поиске и ловле добычи, защите от врагов и т. д. Трудно представить себе, какое практическое применение могли бы найти дельфины умению плыть, балансируя мячом на кончике носа, или увешиванию себя разноцветными тряпочками. Скорее всего, это делалось просто ради наслаждения самим процессом игры, ради удовольствия, получаемого от сознания собственной ловкости - чувства, свойственного в полной мере, как человеку, так и дельфину.


Трески и свисты

Изучением звуков, издаваемых дельфинами, занимаются специалисты в разных странах, и успехи в этой области намного опережают все остальные исследования, связанные с этими животными. Дело в том, что, как уже было сказано, дельфины, наряду с некоторыми другими животными, оказались обладателями уникального эхолоцирующего аппарата, возможности которого пока многократно превосходят самые совершенные технические конструкции, созданные человеком. Поэтому изучение эхолокационной системы дельфинов - дело весьма перспективное, отвечающее насущным потребностям техники.

В 1954 году впервые высказал предположение о том, что дельфины обладают способностью эхолокации, американский зоолог А. Мак-Бридж, работавший во Флоридском аквариуме «Мэринленд». В дальнейшем это предположение подтвердили экспериментально американские биолаги В. Шевилл и Б. Лоуренс. В ходе их опытов выяснилось, что дельфины безошибочно находят рыбу ночью или в очень мутной воде, то есть в таких условиях, которые исключают возможность ориентироваться с помощью зрения. Эта гипотеза превратилась в достоверный факт после серии опытов, проведенных профессором Флоридского университета У. Келлогом и его коллегой в Калифорнийском университете К. Норрисом. В результате многочисленных экспериментов ученые пришли к выводу, что эхолокация у дельфинов является основным средством ориентирования и распознавания различных объектов.

Использование животными для ориентирования и поиска пищи эхо-сигналов не ново в природе. Совершенным эхолокационным аппаратом наделены летучие мыши, способные в полной темноте не налетать на проволоку диаметром в один миллиметр и на расстоянии в два-три метра точно находить свою пищу - мелких жуков, комаров и ночных бабочек. Есть сведения о наличии эхолокации у тюленей, а по сообщениям американских ученых супругов Милн - также и у некоторых птиц. Даже человек после определенной тренировки способен с завязанными глазами, пользуясь рупором и трещоткой, обнаруживать крупные предметы, улавливая отраженный от них звуковой сигнал.

Дельфины могут на расстоянии нескольких метров отличать по размерам цилиндры с разницей диаметров в один миллиметр (Ю. В. Иваненко, В. Б. Слезин, 1972). Они великолепно распознают на значительных расстояниях (до 300 метров) разные виды рыб, а по некоторым сообщениям (У. Эванс, 1964) способны с помощью локации отличать одну от другой металлические пластины, одинаковые по размерам, но сделанные из различных металлов.

Звуки, с помощью которых дельфины производят эхолокацию, представляют собой серии различных по длительности щелчков с частотой от 16 гц до 170 кГц. Человеческое ухо слышит низкочастотную полосу этих сигналов (мы способны воспринимать звуки с частотой до 14-16 кГц). Человеку эти сигналы кажутся похожими на треск разной интенсивности - от щелканья кастаньет до доволь­но громкого комариного писка.

В 1963 году группа советских ученых (А. Г. Томилин, Е. В. Романенко, Б. А. Артеменко) показала, что кости черепа китообразных играют роль акустического прожектора, а мягкие ткани головы - роль звуковой линзы. Благодаря им, дельфины способны уменьшать поле посылки лоцирующих импульсов, делая сигналы остронаправленными, что значительно увеличивает точность и дальность локации.

Как уже было сказано, эхолокатор дельфинов оказался чрезвычайно помехоустойчивым. Как показали эксперименты, животные без труда различали собственные сигналы среди множества подобных, производимых искусственно с помощью соответствующей аппаратуры, даже в тех случаях, когда уровень помех превышал их собственные сигналы в несколько десятков раз.

Пределы возможностей эхолокации китообразных пока не установлены. Предполагают, что по дальности она может достигать нескольких километров, а в случаях использования подводных звуковых каналов, по которым звуки, не угасая, способны проходить огромные расстояния,- даже до нескольких сотен километров. (Явление сверхдальнего распространения звука в воде открыто в 1946 году советскими учеными Л. М. Бреховских и Л. Д. Розенбергом. )

Мы же изучали в первую очередь не эхолокационные сигналы, а звуки, связанные непосредственно с поведением дельфинов и выражающие определенные эмоции, разнообразные и многочисленные свисты, визги, кряканья и т. д. Большой объем их головного мозга давал основание предположить существование у этих животных осмысленного обмена акустической информацией.

В настоящее время к гипотезе о возможности обмена информацией между дельфинами многие ученые относятся скептически.

Хотя у этих животных есть некоторое количество идентичных звуков, зарегистрированных при одних и тех же ситуациях, считается, что это отнюдь не свидетельствует о том, что у них существует какой бы то ни было особый язык. Подобные сигналы есть и у других животных.

У дельфинов оказалось не так уж много характерных сигналов - около 30. Ученые ожидали большего. Известный советский исследователь китоообразных профессор А. Г. Томилин пишет: «Надо сильно пришпорить свою фантазию, чтобы репертуар из двух-трех десятков звуковых сигналов дельфинов приравнять к человеческой речи...»

Однако все исследователи единогласно утверждают, что звуковые сигналы китообразных, которые издаются ими в определенных ситуациях, несут определенную биологическую информацию, во многом понятную их сородичам. В этом плане и ведется в настоящее время изучение их «языка», хотя до сих пор еще не все ученые категорически отрицают возможность осмысленного звукового общения этих животных.

Чтобы исключить возможность антропоморфического толкования сигналов дельфинов, видные американские специалисты по акустике китообразных Дж. Дреер и У. Эванс в 1963 году на международном научном симпозиуме по звукам моря предложили употреблять в работах по этой проблеме термины «связь», «язык», «слово», «словарный запас», заранее оговорив одно условие - отсутствие любых намеков на аналогию с человеческой речью.

На Кара-Даге сигналами, издаваемыми дельфинами, занимались сотрудники Биостанции А. А. Титов, Л. И. Юркевич, В. М. Лекомцев, В. В. Романенко и специалисты из научно-исследовательских институтов. Работы проводились под руководством профессора А. Г. Томилина. Я тоже принимал в них участие, определяя ситуации, при которых регистрировались определенные звуки, и помогая их систематизировать.

Существует несколько классификаций звуков, издаваемых дельфинами.

В наших исследованиях мы разделили все звуки на две категории.

Первая классифицировала звуки по длительности и частоте и имела три класса: импульсные (щелчки), непрерывные сложные свисты и смешанные звуки. Вторая категория характеризовала звуки по целевому назначению - локационные сигналы, звуки общения (коммуникационные) и звуки, имеющие яркую эмоциональную окраску. Такое деление звуков оказалось удобным для работы. Специалисты-акустики изучали в основном первую категорию звуков, а биологи предпочитали вторую, интересуясь преимущественно двумя ее последними группами.

К коммуникационным звукам мы отнесли самые разнообразные свисты. Животные постоянно издают такие сигналы, а когда ситуация в вольере или бассейне изменяется, количество таких сигналов резко возрастает. Однако если животные содержатся отдельно, они почти не издают свистов. Это обстоятельство можно считать косвенным доказательством того, что свисты служат для связи друг с другом. В одном из океанариумов за рубежом провели эксперимент, подтверждающий факт коммуникации дельфинов между собой: двум находившимся в разных помещениях животным предоставили возможность общаться по телефону. Не проявлявшие особой «болтливости» в одиночестве, животные, получив возможность слышать друг друга, начали оживленно обмениваться свистами. Иногда их голоса сливались, как это бывает, когда один собеседник перебивает другого, но чаще, когда один свистел, другой в это время молчал.

Изучение «языка» этих животных существенно затрудняется тем, что человеческое ухо в состоянии воспринимать лишь небольшую часть их «разговорного» диапазона. Для регистрации звуков, издаваемых животными, мы использовали высокочастотный магнитофон. Прослушивая потом записанную ленту на обычном магнитофоне, мы как бы переводили неслышимые для нас звуки в слышимые и получали, таким образом, возможность вести их соответствующую обработку. В процессе изучения оказалось, что большая часть свистов находится в диапазоне частот, воспринимаемых нашим слухом.

Регистрируя, а в дальнейшем и систематизируя звуки, мы пользовались контурно-графическим методом изображения: на оси ординат откладывались частоты (в килогерцах), на оси абсцисс - время в секундах. Всего было записано и исследовано более 600 сигналов афалин и белобочек. В первую очередь мы стремились выявить ситуацию, в которой те или иные звуки издавались животными, то есть установить их биологическое значение. При обработке было установлено, что все звуки (исключая лоцирующие), лежат в диапазоне 4-40 кГц. Около 70% их находится в пределах 6-12 кГц. Длинные свисты (свыше 0,5 секунды) составляют 64% всех зафиксированных звуков, короткие, чаще всего отмечавшиеся во время игр,- 36%. Безусловно, эти цифры могут несколько варьироваться.

Контурно-графический метод изображения звуков, издаваемых дельфинами, в общем не нов. Еще в 1964 году Дж. Дреер и У. Эванс записали таким образом некоторые сигналы пяти видов китообразных, в том числе и тихоокеанских афалин. Они зарегистрировали 32 рода свистов. Обработав и систематизировав свои записи, мы выделили у наших афалин только 27 характерных сигналов. Еще меньше их оказалось у белобочек - всего 18. При этом свисты, близкие по форме и частоте, объединялись графически в один контур с усредненными параметрами. Так был выведен ряд контуров свистов, каждый из которых соответствовал определенной обстановке, в которой находилось животное.

При отлове, подъеме из воды и в положениях, когда дельфин явно нуждался в помощи (поддержке), афалины издавали специфический свист (график № 1). Этот звук, названный сигналом «бедствия», имеет множество вариаций, изменяясь как по продолжительности, так и по частоте. В общих чертах он совпадал с сигналом, подаваемым в подобных ситуациях и другими видами дельфинов.

В начале кормления у афалин был зарегистрирован очень характерный свист (график № 2), для которого самым подходящим названием было бы слово «попрошайничество». Животные издавали его, когда, высунувшись из воды, видели подходящего к ним человека с ведерком рыбы. Этот сигнал почти не имел вариаций, если не считать небольших сдвигов по частоте, индивидуальных для каждого дельфина. По ситуации он очень напоминал (без намерения провести какие-либо параллели) канюченье маленького ребенка: «Ну дай... ну дай».

Иногда в начале действий, волнующих дельфинов (опускание сетки в вольер для отлова и т. д.), был слышен свист, как бы состоящий из первой половины сигнала бедствия. Он явно выражал озабоченность и тревогу животных, а при дальнейшем развитии событий перерастал в полноценный сигнал бедствия (график № 1). Но поскольку он существовал и самостоятельно в укороченном виде, мы его выделили и нарекли сигналом «тревоги» (график № 3). (Дж. Лилли считает такой свист сигналом «зова», что нам кажется маловероятным.)

В подобной же ситуации - когда что-то волнует дельфинов - часто встречается и другой свист, начинающийся на высокой частоте, которая снижается, а затем снова повышается (график № 4). Мне казалось, что он выражает недоумение животного, вызванное непониманием обстановки.


Дельфины знакомятся с новым местом жительства.

После перевода дельфинов в новое помещение - вольер или бассейн, в котором они ранее не бывали, среди звуков, издаваемых ими, выделялось несколько свистов, повторявшихся довольно часто с разными промежутками, обычно заполненными локационными щелчками (с помощью последних дельфины осваивались с незнакомой обстановкой). Эти свисты были названы «ознакомительными» (графики № 5, 6, 7, 8).

Во время игры в мяч характер свистов резко менялся: во всех звуках преобладал восходящий контур, то есть частота их к концу сигнала повышалась (графики N9 9, 10, 11, 12). И здесь у каждого дельфина отмечался свой «тембр голоса» - присущая ему одному высота сигналов.

В период спаривания дельфины издают массу звуков. Тут и разнообразные свисты, и хрюканье, и кряканье и другие сигналы, которые трудно записать графически. Перун, например, «приступая» к Марфе, всегда заканчивал свои «трели» - сложные свисты (графики № 13, 14, 15, 16, 17) примерно такими звуками: «коуфф... коуфф... куфф».

Во время драк между дельфинами часто слышны визги. На мой взгляд, это очень интенсивные локационные сигналы, возрастающие по частоте. Некоторые звуки, классифицированные в зарубежных океанариумах как «непристойные», производятся вибрирующим клапаном, запирающим дыхательное отверстие - при этом оно всегда находится над поверхностью воды. Когда очень интенсивные свисты производятся под водой, из-под клапана часто просачиваются пузырьки воздуха.

Остальные звуки, отмеченные нами, но не изображенные в книге графически, раздавались в самых разных ситуациях, поэтому нам не удалось определить их значение или хотя бы приблизительно установить, какой обстановке или обстоятельствам они сопутствуют.

После того как регистрация звуков, издаваемых дельфинами, была закончена и уже было написано и отправлено в журнал «Бионика» несколько статей на эту тему, мне пришла в голову мысль, заставившая усомниться в правильности подхода к изучению «языка» дельфинов. Все исследователи этого направления (и мы в том числе) при обработке звукозаписей всегда занимались подгонкой множества сигналов, имеющих несколько похожий контур к какой-либо одной форме, хотя сигналы эти производились животными в несколько разной обстановке.

Но если мы действительно стремимся к максимально точному определению биологического значения каждого сигнала и даже надеемся со временем уяснить их индивидуальный смысл, то, по-моему, так делать нельзя. Мы совершенно не учитываем интонацию сигналов, изменения их интенсивности и «ударения» на разных частях свистов, имеющих одинаковое графическое изображение. Рассматривая приводящиеся во многих работах контурно-графические записи сигналов, невозможно даже определить эти параметры, хотя вполне вероятно, что именно они существенно меняют информацию, заложенную в сигнале. Имеется же у нас, в языке человека, немало слов, при произнесении которых интонация или постановка ударения, а то и место, занимаемое ими в предложении, иногда совершенно изменяют их смысл, хотя они воспроизводятся на бумаге одинаковыми буквами. Не делаем ли мы грубую ошибку, сводя в графическом изображении все на первый взгляд не слишком существенные вариации сигналов к одному контуру с усредненными параметрами? Безусловно, более точный анализ потребует гораздо большего времени и усилий, но, возможно, именно такой анализ и приведет к решению вопроса о «дельфиньем языке».

Графически все эти «детали» сигналов, издаваемых дельфинами, можно было бы изобразить довольно просто: усиление интенсивности - утолщением линий (при этом для отсчета частоты использовать, допустим, нижнюю ее часть), ударение на какой-либо части сигнала - специальным значком в виде треугольника (чтобы показать кратковременное усиление громкости). Тогда контур сигнала нес бы в себе значительно больше информации (график № 18).

Кроме того, почему бы не попытаться вызвать у животных определенную звуковую реакцию, показывая им каким-либо образом (может быть, даже устроив «подводное кино») разные предметы или подводных жителей, с которыми они могли сталкиваться на свободе и для определения и передачи информации о которых у них имеется, возможно, какой-либо звуковой сигнал? Конечно, следует учитывать, что часть информации дельфины получают с помощью эхолокации. Во всяком случае, таким методом можно было бы выяснить, имеет ли «дельфиний язык» свои обозначения этих предметов и животных, а это уже дало бы многое для решения вопроса о качественном и информационном значении их сигналов.

Наконец, до самого последнего времени делалось очень мало попыток «разговаривать» с дельфинами, наблюдая их ответную реакцию, при помощи их же сигналов, предварительно подобранных и записанных или воспроизведенных искусственно.

В настоящее время в этом направлении уже работают некоторые ученые. Полученные ими результаты начинают подтачивать сдержанный скептицизм в отношении к способностям дельфинов и вселяют надежду, что когда-нибудь, возможно, нам и удастся наладить хотя бы несложные сознательные контакты с дельфинами, по-видимому, единственными животными на земном шаре, способными к такому контакту.


Лучшая в море музыка

Время от времени в газетах и журналах мелькали заметки о том, что дельфины часто появляются возле кораблей, на палубе которых играет музыка. Сообщалось даже, что они по-разному реагируют на разные ритмы.

Чтобы проверить это предположение, как-то вечером я принес в бассейн транзисторный приемник. Было время отдыха после вечернего кормления, и пять афалин благодушествовали в позах зависа в центре бассейна. Осторожно, не показываясь им на глаза, я включил приемник и поймал первую попавшуюся мне мелодию. Это была какая-то классическая опера. Женский голос пел на итальянском языке. Звуки текли плавно, без резких изменений тональности. С первыми же тактами дельфины зашевелились и, приподнимаясь над водой, начали искать источник шума. Не увидев его (приемник был скрыт за бортом бассейна), они приблизились к месту, где он находился - значит, все-таки определили, где он стоит, - и снова замерли в позах зависа. Минут пять, пока звучала эта музыка, животные не двигались.

Я убавил громкость и начал ловить что-нибудь другое. Джаз попался почти сразу. С первых же резких аккордов дельфины зашевелились, начали нырять и возбужденно плавать по всему бассейну. Я выключил приемник, но спокойствие в бассейне наступило не сразу - еще несколько минут животные никак не могли угомониться. Таким образом, они очень четко прореагировали на разные музыкальные ритмы.

Чтобы уточнить их реакцию, я еще несколько вечеров проводил этот эксперимент, регистрируя поведение дельфинов при каждом новом звучании. Постепенно вырисовывалась довольно определенная картина. Больше всего животным нравилась - если судить по тому, что они слушали, почти не шевелясь - медленная, плавная музыка без высоких тонов. Как только начинали звучать высокие ноты или раздавались частые стакатто барабанов, дельфины сразу же начинали беспокоиться.

Они хорошо воспринимали пение - и мужское, и женское. Однажды я поймал орган - его звучание также было воспринято положительно. Все резкие, высокие звуки, джаз и вообще любая музыка, имеющая четкий ритм, возбуждали животных. Правда, нельзя слишком уверенно утверждать, что она им не нравилась. Возможно, как раз наоборот: такая музыка настолько нравилась животным, что они не могли оставаться на месте, реагируя возбужденными движениями на быстрый темп.

Выразить свое отрицательное отношение к музыке, покинув то место, где она звучит, дельфины, конечно, не могли. Но и не делали вообще никаких попыток отдалиться от источника музыки (возможно, по той причине, что музыка, звуки которой многократно отражались от стен бассейна, по всей его акватории звучала с одинаковой силой).

В другой раз я провел небольшое исследование реакции дельфинов на непрерывные звуковые сигналы разных частот, задавая их с помощью генератора. Излучающее устройство устанавливалось рядом с местом кормления и включалось периодически на 15-20 секунд. На подаваемые негромко сигналы в пределах от 1 до 20 кГц (изменение частот производилось ступенчато - через 1 кГц), животные особого внимания не обращали. Следовала лишь кратко­временная ознакомительная реакция на излучатель: животные подплывали и осматривали его, причем делали это каждый раз, как только изменялась частота, и продолжали есть корм. По мере усиления громкости сигналов, подаваемых в пределах этих же частот, дельфины начинали проявлять беспокойство. Наибольшее возбуждение вызывали у них частоты в пределах 8-12 кГц. Животные прекращали есть рыбу и отходили подальше от генератора. Менее всего отрицательная реакция была выражена при 3-6 кГц. Когда звучали сигналы такой частоты, некоторые особи брали корм в непосредственной близости от излучателя, даже если он был включен на полную громкость.

Картина поведения дельфинов резко изменилась, когда в бассейн начали подаваться импульсные сигналы тех же частот. Посылки длительностью 0,1 секунды с периодичностью 0,5 секунд вызывали у животных явное беспокойство на всех частотах даже при незначительном уровне сигнала. При модулировании их частотами 7-9 кГц дельфины в панике бросились в дальний угол, и все время подачи сигнала находились там.

Интересно, что между собой в это время животные совершенно не пересвистывались, они молчали даже по прошествии двух минут после отключения задающего генератора. Повторное включение снова вызвало у них такую же реакцию, но пересвистывание возобновилось почти сразу же после прекращения подачи импульсов. Каждый раз после этого самые крупные дельфины осторожно приближались к излучателю и осматривали его, иногда принимая по отношению к нему позу угрозы.

Думаю, испуг от импульсных сигналов мог быть вызван тем, что они имеют отдаленное сходство с лоцирующими щелчками касатки - грозы всех китообразных. Вряд ли наши дельфины были знакомы с этим хищником, не брезгующим и своими мелкими сородичами. Но вполне вероятно, что эта активно-оборонительная реакция возникала как следствие врожденного рефлекса, сохранившегося еще с той поры, когда с этими «дельфиноедами» могли сталкиваться их предки. А прекращение подачи собственных сигналов (затаивание) можно рассматривать в этом случае как проявление пассивно-оборонительного рефлекса. Животные умолкали, чтобы не дать возможности угрожающему животному определить жертву по издаваемым ею звукам. (Именно так поступают белухи - касатки довольно часто охотятся на них. )

Цель экспериментов по выявлению реакции дельфинов на различные частоты - выбор звуков, к которым дельфины были бы индифферентны. Зная частоты звуков, на которые дельфины реагируют спокойно, мы могли приступить к изготовлению сигнализаторов, чтобы управлять животными при дрессировке.

К этому времени многие из нас научились довольно похоже (как показало сличение спектров) имитировать некоторые свисты, издаваемые дельфинами. Как-то вечером я тихо подошел к бассейну, где скучала в одиночестве Игрунья, и, решив проверить ее реакцию, начал поочередно, с небольшими интервалами воспроизводить различные свисты. На имитацию просьбы рыбы дельфиниха не реагировала, но при подаче мною сигнала, издаваемого дельфином, оказавшимся в незнакомой обстановке, Игрунья вздрогнула и, отвечая похожим свистом, начала плавать по бассейну, очевидно, отыскивая источник звука. Убедившись, что никого и ничего нового в ее обиталище нет, Игрунья перестала отвечать, успокоилась и на все мои дальнейшие провокации не реагировала. Интересно, что на собственные свисты, записанные на магнитофон и транслировавшиеся в бассейн, Игрунья почти никак не реагировала. Дельфиниха даже не приближалась к динамику, из которого неслись звуки. Возможно, причина тому - фон собственных шумов аппаратуры, придававших свистам несвойственную им «техническую» окраску и делавших их непохожими на те звуки, которые в действительности издают животные.

Дельфины способны очень хорошо копировать звуки. Мы убедились в этом, когда на одной из тренировок по «баскетполо» в бассейне вдруг раздался отчетливый и громкий звук свистка, который подавал дрессировщик, когда мяч забрасывался в кольцо (вслед за этим животные обычно получали поощрение - порцию рыбы). Но свисток висел на шее у дрессировщика, а звук несся со стороны животных - оказалось, что подражала сигналу Марфа. Как только она это сделала, все дельфины, как обычно, сгруппировались у кольца, ожидая рыбу. Очевидно, их, как и нас, свист Марфы ввел в заблуждение. Рыбу, конечно, они не получили. Но подачу сигналов свистком в этой игре пришлось отменить, так как Марфа, а вскоре к ней присоединилась и Игрунья, постоянно устраивали звуковые «провокации», сбивая этим с толку остальных.

Других случаев подражания не наблюдалось. Возможно, мы их просто не замечали, потому что, к сожалению, не вели постоянного контроля за звуками, издаваемыми дельфинами. Но точность воспроизведения дельфинами свистка красноречиво свидетельствовала о том, что эти животные способны легко и безошибочно копировать звуки, которых нет в их собственном «словаре».