Барышников Тише – дельфины! Предисловие

Вид материалаКнига

Содержание


Кара-Дагская биостанция (фото А. Титова)
Новые впечатления
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

«Тише - дельфины!»

«Тише - дельфины!» - раздался громкий шепот, и мне навстречу, запрещающе подняв руки, бросилась невысокая девушка в шортах. В этот момент я уже вплотную подошел к бассейну, в котором еще издали заметил черный дельфиний плавник. Пришлось остановиться и так же шепотом объяснить ревнивому стражу, кто я и откуда.

История моего появления у бассейна Кара-Дагской биостанции - филиала Института биологии южных морей Академии наук УССР - была довольно проста. Летом 1966 года мне попалась на глаза заметка в газете «Известия» о том, что в Крыму открывается центр по изучению дельфинов, оснащенный новейшей аппаратурой. Адрес указан не был. Стояла только безликая подпись: «Наш специальный корреспондент».

К тому времени я уже имел приличный опыт работы с самыми, сложными электронными приборами и аппаратурой, стал перворазрядником и инструктором подводного спорта. Увлекался подводной фото- и киносъемкой. Кроме того, я считал, что имею некоторое представление о дельфинах. Все это давало мне основание предполагать, что я вполне подхожу для работы в этом центре.

Словом, решение было принято. Оставалось найти адрес этого центра. Корреспондентский пункт «Известий» в Киеве ничем порадовать меня не мог. Адрес и фамилию корреспондента, давшего заметку в газету, здесь не знали. Я постеснялся задавать другие вопросы - встретили меня здесь довольно-таки неприветливо - и поспешил уйти. Затем начались хождения по всем институтам, имеющим хоть какое-нибудь отношение к морю. И везде я получал на свой вопрос отрицательный ответ и выслушивал советы, где искать руководство таинственного дельфиньего центра.

На второй день разъездов в Институте рыбного хозяйства мне посоветовали обратиться непосредственно в Академию наук УССР. Я отправился туда. Пробравшись мимо вахтера в солидное белое здание, я задал несколько робких вопросов представительным ученым мужам, неторопливо прохаживающимся по коридору. Из коротких ответов я понял, что и здесь никто ничего не знает ни о каком центре. Я уже начал терять надежду. Возможно, кто-то из находящихся в этом белом здании и знал то, что мне нужно. Но как найти этого человека? Не могу же я ради своего вопроса отрывать от дела занятых людей, поочередно заглядывая во все кабинеты!

Стараясь собраться с мыслями, я зашел в курительную комнату. Здесь неторопливо беседовали двое мужчин. Помня поговорку «Язык до Киева доведет», я, извинившись, обратился к ним с вопросом, который за последние два дня мне пришлось задать не менее полусотни раз. В ответ мои собеседники начали весело смеяться. Несколько задетый подобной реакцией на мой вопрос, я начал выяснять причину смеха. Оказалось, что они работают как раз в том самом центре, который я так упорно искал, и в Академии бывают довольно редко - в общем, мне невероятно повезло. Мы познакомились. Леонид Филиппович Козлов и Василий Ефимович Пятецкий в этом году собирались проводить работы с дельфинами в Крыму.

Договорились мы довольно быстро. Им нужен был такой специалист, как я. Я брал отпуск по месту своей работы и ехал с ними на юг.

Вопрос о постоянной работе должен был решаться позже, после более близкого знакомства и определения «взаимной пригодности».

Оформление отпуска и сборы заняли несколько дней, и вот уже поезд везет меня в Крым.

Я часто бывал на юге, правда, почти всегда возле Алушты во Всесоюзном клубе подводного спорта, в районе же Биостанции очутился впервые. Мне были знакомы ландшафты горного Крыма и некоторые живописные районы побережья, но массив Кара-Дага покорил меня своей красотой. Ранним безоблачным утром, преодолев пешком шестикилометровый спуск к морю от небольшого поселка Щебетовка, куда я добрался рейсовым автобусом от Феодосии, я подошел к вершине холма, отделяющего Биостанцию от курорта Крымское Приморье. Передо мной открылись непов­торимые очертания пиков горного массива Кара-Дага.

На сверкающем небе, ярко освещенные всходившим за ними солнцем, четко вырисовывались причудливые зубцы, по форме удивительно похожие на человеческие фигуры в длинном одеянии. Потом я узнал, что эти скалы носят название «Король с Королевой», и поразился его точности и фантазии великого скульптора - природы.

Их величества неторопливо спускались к трону - небольшому выступу в скале. Короля, идущего впереди, венчала зубчатая корона, чуть позади шествовала его супруга, за ней шел маленький паж - его можно было заметить только с определенного места на перевале, а в отдалении, почтительно согнувшись, следовала безликая толпа - свита. Кара-Даг, как я позже убедился, вообще богат на подобные изображения. «Дева с младенцем», «Верблюд», «Лев», лежащий на страже «Золотых ворот» - высокой арки, вставшей из моря в 80 метрах от берега, в которую свободно могло пройти небольшое судно,- все эти скалы поражали своей грандиозностью и удивительным соответствием своим названиям...

Но вот дорога позади, и я стою у бассейна Биостанции, в котором еще издали заметил черный дельфиний плавник.

Ревностная стражница, убедившись, что я не «чужой», разрешила мне смотреть на животное при том условии, что я буду тихо стоять метрах в десяти от бассейна.

Девушка в шортах, остановившая меня, оказалась дежурной по бассейну. В ту минуту, когда я появился, она мыла в эмалированном тазике мелкую ставриду, очевидно, предназначавшуюся для кормления дельфина. Все так же шепотом она сообщила, что в бассейне плавает недавно пойманная молодая самка белобочка, по кличке Люся, что она дышит воздухом, питается рыбой и очень пуглива.

Поблагодарив за ценную информацию и думая, что для более близкого знакомства с собеседницей случай еще представится, я отправился на поиски киевлян.

Одна часть их группы разместилась в одноэтажном доме на склоне холма за зданием Биостанции, другая - очевидно, состоящая из романтиков,- поселилась в палатках, разбитых на берегу моря. Там я и нашел руководителя экспедиции, уже знакомого мне Василия Ефимовича Пятецкого, с которым случай так неожиданно свел меня в Киеве. Тут же я был поставлен на довольствие, внесен в списки дежурства по кухне и бассейну и получил необходимую информацию. Инструкции, как вести себя возле Люси, сводились в основном к всемерной защите ее покоя и обеспечению ее безопасности. Затем последовало краткое ознакомление с распорядком дня и моими обязанностями. В заключение мне предложили выбрать себе место жительства.

Погода стояла теплая, и я предпочел палатку у моря. Получив под расписку спальный мешок и постельные принадлежности, я отправился к указанному месту. В большой четырехместной палатке стояла только одна застеленная раскладная кровать, а три незанятые раскладушки лежали горкой в углу. Застелив одну из них, я развесил над ней изрядно помявшуюся в рюкзаке одежду и, приведя себя в порядок, насколько это было возможно, отправился знакомиться с теми людьми, с которыми мне предстояло работать.

В небольшой мастерской, расположенной неподалеку от бассейна, я встретил серьезного парня в очках. Это был аспирант института Виктор Бабенко. Виктор занимался сборкой аппаратуры для измерения упругости кожи дельфина: данные об ее свойствах должны были помочь в решении одной из наиболее интересных загадок, связанных с этими животными. Речь идет о так называемом парадоксе Грея.

Люди издавна поражались, сколь стремительно движутся дельфины. Аристотель считал их «быстрейшими из животных». Знаме­нитый дельфин Пелорус-Джек на протяжении 24 лет (с 1888 по 1912 год) сопровождал каждое судно, шедшее проливом Пелорус в Новой Зеландии. Если в проливе появлялись одновременно два корабля, дельфин всегда выбирал тот из них, который шел быстрее. Джека нисколько не смущало, если скорость судна достигала 30 километров в час. Он легко догонял судно, а потом плыл рядом.

Такая быстроходность дельфинов ни у кого не вызывала особого удивления до тех пор, пока изучавший движение водных животных американский профессор Грей в 1936 году, наблюдая за дельфинами, обгонявшими корабль, на котором он находился, не заинтересовался быстротой их передвижения. Сделанные им расчеты привели к ошеломляющему выводу: дельфины, при их размерах и весе, не должны развивать той скорости, которую они на самом деле развивают. Иными словами, тут есть налицо парадоксальная ситуация: дельфин может плавать быстрее, чем это позволяет его мускульная сила.

Как уже указывалось, вода плотнее воздуха в 800 раз, и чтобы передвигаться в ней так быстро, как это делают дельфины, сила мышц у этих морских млекопитающих должна превышать обычную более чем в 10 раз. На самом деле мускулы китообразных не обладают большей силой, чем мускулы других млекопитающих: отношение силы к единице веса мышцы у всех высших животных приблизительно одинаково и не может изменяться в значительных пределах. Кроме того, чем энергичнее работает мышца, тем больше кислорода требуется для ее питания. Исследования дыхательной системы дельфина показали, что она не в состоянии была бы обеспечить организм животного кислородом, если бы его мышцы обладали сверхъестественной силой. Обычная мускулатура китообразных и их необычно высокая скорость - в этом и заключается парадокс Грея.

И тем удивительнее видеть, как мчатся дельфины без особых видимых усилий, стремительно пронизывая толщу воды, временами почти не работая хвостом и, тем не менее, не снижая заметно скорости. И так они могут плыть, часами, а иногда и сутками не отставая от кораблей!

Технический уровень того времени и отсутствие необходимых условий для проведения опытов не позволили приступить к разгадке феномена, названного парадоксом Грея.

Во время второй мировой войны у дельфинов зарегистрировали еще более высокую скорость: они, шутя, обгоняли торпедные катера, мчавшиеся со скоростью 40 километров в час!

Загадка оставалась неразгаданной два десятилетия, пока за нее не взялся М. Крамер, сподвижник печально известного фон Брауна - создателя ракеты ФАУ-2. После разгрома гитлеровской Германии оба они нашли приют в Америке, гостеприимно распахнувшей двери для этих крупнейших специалистов ракетостроения. Секрет скорости морских обитателей заинтересовал столь далекого, казалось бы, от них человека. Дело в том, что при больших скоростях воздух оказывает противодействие движущемуся предмету, почти соизмеримое с сопротивлением воды. Крамер решил выяснить, нельзя ли, установив, что позволяет дельфинам развивать столь высокие скорости, извлечь из этих знаний пользу для ракетостроения.

Сопротивление движению тела в любой среде находится в прямой зависимости от его формы и скорости. Гладкая поверхность и хорошо обтекаемая форма тела уменьшают сопротивление движению, так как снижают завихрения потока. Чем хуже обтекаемость, тем большее количество «водоворотов» образуется при движении тела и тем большее усилие требуется для поддержания определенной скорости. Спокойный, ламинарный поток вокруг тела с плохой обтекаемостью превращается в турбулентный, вихревой, создающий дополнительное сопротивление.

Было высказано предположение, что именно благодаря идеально гладкой коже и обтекаемой форме тела дельфинов поток вокруг них остается ламинарным даже при больших скоростях, позволяя тем самым тратить значительно меньшие усилия для быстрого плавания.

Крамер испытывал в гидродинамическом канале модель, точно копирующую по форме и размерам дельфина. И хотя поверхность модели тщательно отполировали и по гладкости она даже превосходила натуральную дельфинью кожу, сопротивление среды движению модели было обычным для твердого тела: оно изменялось пропорционально квадрату скорости.

Секрет заключался явно не в гладкости покрытия.

Когда вместо модели начали буксировать тело мертвого дельфина, положение изменилось: сопротивление росло медленнее и завихрения начали появляться лишь при значительных скоростях - свыше 30 километров в час. Мягкая, податливая кожа животного каким-то образом гасила турбулентность.

Изучение ее строения показало, что она состоит из двух основных слоев: наружного, эластичного и нижнего, упругого. Крамер высказал предположение, что наружный слой реагирует на изменение давления, предшествующее срыву ламинарного потока, и прогибается в этом месте, гася начинающееся завихрение. Действительно, искусственно созданное покрытие, грубо копирующее строение кожи дельфина, при испытаниях показало неплохие результаты. Было объявлено даже, что парадокс Грея больше не существует. Американская фирма «Раббер компании» в 1958 году провела серию опытов с этим покрытием, которое получило название «ламинфло». Новая обшивка давала ощутимый эффект, но лишь для небольших судов. При увеличении размеров корабля сопротивление резко возрастало. Покрытие явно не справлялось с возникающими крупными завихрениями. Да и получившийся выигрыш в скорости не решал полностью парадокса Грея.

Очевидно, нельзя пренебрегать тем фактом, что кожа дельфина не пассивный демпфер. Возникло предположение, что нервные окончания, пронизывающие кожу животного, воспринимают незначительные колебания воды и, посылая сигналы в головной мозг, руководят сокращениями мышц, вызывая на теле дельфина своеобразную волну в тех местах, где грозит появление завихрения. Таким образом, кожа гасит возникающие завихрения, если можно так выразиться, «в самом зародыше». Американскому ученому, доктору Ф. Эсапяну якобы даже удалось заснять на фотопленку именно эту волну в виде поперечных складок на теле плавающих во Флоридском океанариуме дельфинов.

Смоделировать активные сокращения искусственного покрытия оказалось весьма трудной технической задачей. Было предложено несколько проектов. Одни из них решали проблему создания «бегущей волны» с помощью системы последовательно поддуваемого и откачиваемого воздуха из многочисленных камер, расположенных в толще покрытия. По другим проектам задача создания «бегущей волны» решалась за счет сложных механических конструкций, которые должны были ликвидировать турбулентность или за счет отсоса воды из пограничного слоя или впрыскивания в него полимерных жидкостей, обладающих пониженным коэффициентом трения. Все это было слишком сложно, а главное - дорого и поэтому не могло найти практического применения.

Нашлись и скептики, утверждавшие, что появление «бегущей волны» на теле дельфина практически не доказано, а фотография Эсапяна - не что иное как обычные жировые складки, возникающие на месте изгиба тела. Действительно, ряд складок на фотографиях, изображающих животных в момент поворота, располагался на вогнутой части туловища дельфина. На внешнем боку, где при этом маневре скорость обтекания должна быть больше, никаких складок не наблюдалось. Кроме того, мышцы дельфина находятся под толстым, до 4 сантиметров, слоем жира довольно плотной консистенции, которой, безусловно, изрядно мешал бы им управлять «бегущей волной».

В Калифорнийском университете нашлись даже специалисты, утверждавшие, что парадокс Грея не более чем миф. Четыре вида испытаний, якобы проведенных ими, не выявили у дельфинов особых скоростных качеств. К сожалению, не упоминалось, к какому виду дельфинов принадлежали эти животные и при каких условиях проводился эксперимент.

Словом, вопрос о механизме скорости дельфинов оставался открытым. Предстояло выяснить, равномерна ли упругость по всей площади тела животного, и если нет, то, как она распределяется. ...Незаметно наступил вечер. Мы вышли с Виктором из мастерской к бассейну, над которым тихо шелестели деревья. Люся неторопливо плавала по окружности. Она явно предпочитала движение против часовой стрелки. Вынырнув для вдоха, дельфиниха почти останавливалась на несколько секунд, затем снова ныряла, чтобы показаться в другой части бассейна.

Уже знакомая мне сотрудница Биостанции принесла кювету с песчанкой и ставридой. Сполоснув рыбу под краном, девушка присела на край широкой доски, нависающей над водой. Я подошел ближе, чтобы проследить за кормлением. Едва только кювета с рыбой попала в поле зрения Люси, как тотчас же она оживилась, сузила круги и приблизилась к месту ужина. Девушка взяла несколько рыбок за хвосты и опустила руку к воде. Дельфиниха медленно подплыла и аккуратно, по одной, начала брать предлагаемую рыбу. Выбрав всю зажатую в руке рыбу, Люся делала небольшой круг и снова подходила за очередной порцией. Вскоре кормилице, очевидно, надоело сидеть на доске в неудобной позе, и оставшаяся рыба была просто разбросана по бассейну. Дельфиниха, имевшая, по-видимому, хороший аппетит, мгновенно подхватила ее, не давая рыбе опуститься на дно. Кормление окончилось. Люся, постояв немного неподвижно, снова возобновила медленное кружение по бассейну.


Кара-Дагская биостанция (фото А. Титова)

Я отправился знакомиться с окрестностями. Биостанция располагалась в живописной впадине между невысоким перевалом, отделяющим ее от курортного поселка Крымское Приморье, и величавым утесом Карагач, на вершине которого все шла к своему трону венценосная пара. Рядом с лабораторным корпусом, в котором находилась также библиотека и жилые помещения, стоял бюст основателя станции - приват-доцента Московского университета Терентия Ивановича Вяземского, построившего ее на личные средства в 1907-1914 годах.

Замечательный человек, врач и разносторонний ученый, он отдал всю жизнь созданию в этом уединенном и диком уголке научного центра, куда могли бы приезжать для работы и отдыха ученые, учителя и студенты. Но его план не нашел сочувствия и поддержки. Попытка найти финансовую помощь среди московских богачей, которых Вяземский пытался прельстить создаваемым при станции санаторием, также успеха не имела. Привыкшим к роскошной жизни купцам совсем не хотелось забираться в какую-то глушь. Единственным человеком, горячо поддержавшим эту идею и давшим часть средств на постройку, был профессор Московского университета Лев Захарович Мороховец.

Вяземский, талантливый невропатолог, известность которого в Крыму была так широка, что к нему приезжали лечиться даже из Турции, весь свой заработок отдавал на достройку станции - делу, ставшему целью и смыслом его жизни. Но здоровье его было подорвано. Чувствуя упадок сил, незадолго до смерти он передает Кара-Дагскую биостанцию Обществу содействия успехам опытных наук и их практического применения имени X. С. Леденцова при Московском университете и Высшем техническом училище. 23 сентября 1914 года Вяземский умер от пневмонии, простудившись по дороге к больному.

В память об этом замечательном человеке биостанции было присвоено его имя.

Ядро книжного фонда местной библиотеки до сих пор составляет обширная литература по этнографии, геологии и археологии - более 50 тысяч книг, - собранная Вяземским. Станция сильно пострадала во время оккупации Крыма в годы войны. Часть жилых помещений и библиотеки была уничтожена, а наиболее ценные книги вывезены из СССР.

После освобождения Крыма станция возобновила свою работу и вплоть до настоящего времени является одним из крупнейших центров по изучению биологических основ освоения и рационального использования сырьевых и пищевых ресурсов Черного моря.

При станции оказался и небольшой музей, к сожалению, закрытый для публики. Мне удалось в него попасть только после того, как я нашел и упросил пустить меня заведующего музеем Найденова. В небольшой, но интересной экспозиции были представлены местная наземная и морская фауна, минералы и горные породы.

На этом первый день моего знакомства с Биостанцией закончился, и я отправился на берег моря в свою палатку. На довольствие я был принят с завтрашнего дня, поэтому, наскоро поужинав оставшимися с дороги припасами, я забрался в спальный мешок. Рядом посапывал мой сосед, с которым я тек и не успел познакомиться.

День был переполнен впечатлениями. И под равномерный убаюкивающий шум волн, перекатывающих гальку в нескольких метрах от палатки, я мгновенно уснул.


Новые впечатления

Пышущее южным великолепием утро не смогла испортить ни традиционная, как потом оказалось, манная каша, ни то обстоятельство, что все, за исключением поварихи Светланы, принялись за нее с довольно кислым выражением на лице. Моим соседом оказался высокий симпатичный парень Юрий Савченко. Как тут же выяснилось, он был не только аспирантом института гидромеханики, но и аквалангистом. Поскольку спортсмены-подводники по быстроте установления взаимных контактов оставили далеко позади тех, о ком сложилась поговорка «Рыбак рыбака видит издалека», мы с моим соседом быстро нашли общий язык и почувствовали друг к другу взаимную симпатию. Тут же, за столом, мы наметили совместные вылазки в царство Нептуна с аквалангами. В распоряжении моего напарника имелся институтский акваланг, я же притащил с собой свой старенький акваланг «Украина»…

Новый дежурный по бассейну рассказывал, что дельфиниха утром сделала несколько прыжков на высоту около метра. Наверно, прыгать выше ей мешало ограниченное пространство бассейна, не позволявшее развить необходимую для этого скорость.

Люсе, полутораметровой белобочке, по словам специалистов, было лет 6-7 от роду. Полтора месяца назад ее поймали рыбаки с помощью сети в районе Феодосии. Все это время она жила в бассейне Биостанции. Сперва она дичилась людей, корм из рук не брала, но недели через две понемногу начала привыкать к неволе.

Кроме нашей экспедиции, с Люсей работало еще несколько научных групп, и время на каждый день у нее было распланировано более плотно, чем, скажем, у туриста, вынужденного за один день познакомиться с достопримечательностями большого города.

Из списка дежурных по бассейну меня пока вычеркнули. Все руководители буквально дышать боялись над дельфинихой, и я подозреваю, что некоторые из них с удовольствием завернули бы ее в ватку. Их можно понять. Люся «питала» науку, и в случае трагического исхода, многие научные исследования остались бы неоконченными. Поэтому к дежурству допускались только лица, имеющие по меньшей мере диплом биолога, Ценя тот интерес, который я проявлял ко всему, что было связано с дельфинихой, мне изредка разрешали принести и помыть рыбу для кормления. Рыбу поставляли ей рыбаки Биостанции, и довольно часто, когда им не везло, Люся сидела полуголодная.

Каждый раз для опытов или чистки бассейна ее отлавливали, иногда по два-три раза в день, и помещали в ванну - сбитый из досок прямоугольный ящик, устланный брезентом, в который предварительно заливалась вода. Эту процедуру она не любила. Когда в бассейн опускали сеть, чтобы оттеснить дельфиниху к краю, Люся начинала волноваться, возбужденно фыркая, потом всеми силами пыталась проскользнуть между сетью и бортами бассейна. Когда, отжатая к стенке и лишенная возможности передвигаться, Люся считалась уже пойманной и к ней приближались ловцы, плавающие в бассейне, она умудрялась отчаянным броском вырваться из окружения. Все начиналось сначала. Ловцы, чертыхаясь, выбирались на край бассейна и начинали нелестно поминать тех, кто сверху руководил сетью. Те в долгу не оставались, виня во всем нерасторопность пловцов. После двух-трех подобных циклов делался перерыв, чтобы дать отдых Люсе. Все, тяжело дыша, укладывались возле бассейна, демонстративно отвернувшись от ныряющей как ни в чем не бывало дельфинихи. Это повторялось раз за разом, и постепенно мне стало казаться, что Люська воспринимает всю эту кутерьму как своего рода развлечение. Когда же ее, в конце концов, ловили, она тихо и смирно лежала в своем корыте, позволяя делать с собой все что угодно.

Вначале кое-кто побаивался спускаться в бассейн - а поймать ее иначе было невозможно,- опасаясь острых дельфиньих зубов, но никаких признаков агрессивности Люся не проявляла. От пловцов она держалась на приличном расстоянии, отвергая все попытки контактов.

По отношению к дельфинихе всех окружающих ее можно было разделить на три группы. Первая, состоящая в основном из романтиков и энтузиастов науки, готова была день и ночь проводить возле бассейна, не спуская глаз, как рыбак с поплавка, с черной ныряющей спины. Они дотошно изучили всю доступную «дельфинью» литературу и могли подолгу рассуждать и спорить о сложном строении мозга китообразных и возможности установления с ними разумного контакта. Многие из этой группы с удовольствием дежурили по бассейну, тщательно наблюдая за поведением Люси, чтобы уловить малейшие намеки на признаки высокого интеллекта. Особых успехов у них пока не было, но энтузиазм не гас, и его постоянство заражало окружающих. Эта группа надеялась, что все впереди.

Вторая, наиболее многочисленная группа, считала дельфинов просто удобным объектом для получения некоторых новых научных данных, идеальным лабораторным животным, не кусающимся, не визжащим, не рычащим и не имеющим опасных рогов, клыков и когтей. Эта группа скептически относилась к проблеме контакта, хотя и не осмеливалась в присутствии первой вслух оспаривать его возможность. Как правило, все входившие в эту группу проявляли большое рвение к научным исследованиям дельфинов, часто в разговорах сожалея о быстролетном времени командировок и вскользь упоминая об огромном объеме запланированных ими работ. Впрочем, я подозреваю, что круг их основательно бы поредел, будь океанариум где-нибудь возле полярного круга.

К третьей группе принадлежали странные, случайные люди, равнодушно воспринимающие все, что относилось к дельфинам. Они не видели и не искали никаких секретов, все было для них просто работой, однообразной и - если бы не юг - довольно скучной. К сожалению, подобные типы, способные только одним своим присутствием погасить энтузиазм других, еще встречаются довольно часто.

Вечера и ночи становились прохладными. Кончался сентябрь. Температура воды в бассейне заметно снизилась. Прогревание ее на солнце в течение дня и постоянное поступление все еще относительно теплой морской воды, подающейся насосами, не успевали компенсировать ночное охлаждение воды в бассейне.

Когда столбик термометра, висящего в углу Люськиного обиталища, сполз ниже 15 градусов тепла, ряды энтузиастов второй группы, почти ежедневно вытаскивавших ее в ванну, основательно поредели. Изредка им удавалось соблазнить на этот подвиг кого-либо из первой группы, но после того, как двое из последней начали основательно хлюпать носом, этот маневр у них больше не проходил. Энтузиасты отказывались, мотивируя это боязнью заразить Люсю насморком. Такое опасение не лишено было основания, так как микроорганизмы, вызывающие респираторные заболевания у человека и дельфинов, идентичны. Было известно также, что дельфины очень плохо переносят эти недомогания. Простуда часто переходит у них в воспаление легких, почти всегда губительное для животного. Поэтому Люсю все чаще оставляли в покое.

Однажды к вечеру, когда у нас выдалось свободное время, мы с Юрой Савченко воспользовались возможностью осмотреть массив Кара-Дага с моря. На лодке с подвесным мотором мы не торопясь поплыли вдоль скалистого берега. Трудно найти слова для описания сказочной красоты, открывшейся перед нами. Пораженные, мы молча смотрели вокруг, и невольно приходило на память, как описывает эти места К. Паустовский в повести «Черное море».

«...Величие этого зрелища могло сравниться только со зрелищем Сахары, неизмеримых рек, беснующихся океанов, громадных водопадов мира и разрушительных извержений.

Я увидел окаменелое извержение, поднявшее к небу пласты земной коры.

Могучие жилы лавы вздымались столбами из зеленых морских глубин и останавливали далекие облака.

Море не набегало волнами на каменные стены, а вспухало и медленно подымалось вверх, заливая с гулом пещеры. Потом оно также медленно уходило вниз, как бы падало в пропасть.

Вода выливалась шумными пенистыми водопадами из пещер, выносила в водоворотах водоросли, медуз и высасывала острый воздух подземелий, уходивших под многие миллиарды тонн окаменелой магмы...

Вся местность вокруг была полна дикости и величия.

Зеленоватый сумрачный воздух, наполненный солнечным дымом и желтыми отсветами скал, струился над нами. Безмолвие каменного хаоса скрывало смертельные опасности обвалов. От каждого резкого звука мы вздрагивали и смотрели вверх, где небольшая туча стояла, уткнувшись влажным лбом в глыбы гранита.

...Не было ни слов, ни сравнений, чтобы описать могущество кратеров, дыхание моря, влитого в их пропасти, крики орлов и тысячи малейших ласковых вещей - всплесков воды, прозрачных струй, солнечных зайчиков и нежнейших водорослей и медуз, сообщавших величавому пейзажу оттенок простоты и безопасности.

Не было слов, чтобы передать изгибы бухт, затененные углы, гроты, выстланные черным блеском и светлой подводной травой, темную прозрачность волн, качавших далеко внизу спины серебряных пеламид.

Все это надо было зарисовать и перенести на сотни полотен. Но как не было слов, так не было и красок, чтобы передать торжественность и прелесть этих мест».

...На следующий день с утра, моросил дождик, и часам к двенадцати жиденький ручеек в овраге, пересекавшем территорию Биостанции, превратился в бурлящую горную реку. Пришлось срочно перебазировать некоторые палатки и оборудование, оказавшееся под угрозой затопления.

Работы с Люсей находились в той лихорадочной стадии, которая возникает обычно перед окончанием экспедиции, когда внезапно выясняется необходимость продублировать тот или иной опыт. Добровольцев заниматься отловом дельфинихи не находилось, вода в бассейне стала основательно холодна. Наконец, после некоторых посулов, за дело взялись представители третьей группы. Довольно бесцеремонно и на удивление быстро Люся была водворена в ванну. Накрывшись плащами и отбросив на время раздоры, около нее возились сотрудники всех экспедиций, радуясь отсутствию - погода была плохая - туристов, обычно постоянно мешавших нам. Надо сказать, что ранее все эксперименты в бассейне часто просто невозможно было проводить, столько толклось рядом курортников. Несмотря на запрещающие таблички, установленные при входе на территорию Биостанции, поток прослышавших о ручном дельфине людей не прекращался. Слава о Люсе широко разошлась по Крыму, и взглянуть на нее приезжали не только из Феодосии, но даже из более отдаленных мест. То и дело дежурный по бассейну был вынужден выпроваживать за ограду очередного нарушителя, а то и группу в десять - пятнадцать человек, терпеливо разъясняя, что идет эксперимент и подходить близко нельзя.

Некоторый положительный эффект дала поставленная у входа на Биостанцию огромная собачья будка, в которую вела массивная якорная цепь, перегораживающая проход. Для усиления эффекта возле будки была положена огромная берцовая кость, найденная в горах. Несмотря на то, что из будки не доносилось ни звука, она неизменно сдерживала наиболее робких. Вскоре, однако, наша хитрость была разгадана и превратилась в еще одно развлечение для посетителей, с интересом разглядывавших лежащую на земле кость. К огромному перечню вопросов о дельфинах, задаваемых нам непрошеными гостями, прибавился еще и вопрос о том, кому принадлежит эта кость. И стоило большого труда убедить вопрошающих, что она не имеет никакого отношения к дельфинам. Будку со всеми ее аксессуарами пришлось убрать. Невзирая на строгий контроль, некоторым туристам, очевидно, все же удавалось незаметно пробираться к бассейну, так как при его чистке мы постоянно находили на дне самые различные предметы, начиная от монет и кончая пузырьками из-под лака для ногтей.

Случались и занятные истории. Как-то к вечеру, во время моего дежурства (постепенно, по мере сокращения штата научных сотрудников, отбывающих восвояси, мне доверили эту почетную обязанность), подготавливая рыбу для кормления, краем глаза я заметил медленно приближающуюся к бассейну пару. Безусловно прочитав запрещающую надпись у входа, парень с девушкой, подгоняемые любопытством, все-таки рискнули прокрасться сюда контрабандой. Не подавая вида, что заметил их, я взял лоток с рыбой и, устроившись на доске, начал кормить свою подопечную. Люся подходила, аккуратно брала из пальцев рыбу и, проглотив несколько штук, делала ритуальный круг возле места кормления. Между делом я начал с дельфинихой «диалог». Зная, что она сейчас снова начнет свой обычный поворот, я вежливо советовал ей немного погулять, пока я возьму очередную порцию рыбы. Одним словом, я предварял ее действия своими словами, но со стороны, очевидно, это выглядело, как наше полное взаимопонимание. Лица нарушителей выражали безграничное восхищение. Не в силах больше удерживаться от смеха при виде их благоговейно застывших фигур, я сделал вид, что только сию секунду заметил их, и со всей серьезностью возмутился нарушением порядка. Мне стоило большого труда избавиться от этой парочки (как оказалось, москвичей), пытавшейся выжать из меня все, что касалось дельфинихи. Боюсь, что мои признания в розыгрыше и заверения о невозможности диалогов с Люсей они восприняли, как неуклюжую попытку скрыть до поры до времени тот факт, что разумный контакт человека с дельфинами наконец достигнут.

Экспедиционные группы разъехались. А мне удалось оформиться по договору заведовать содержанием Люси и других дельфинов, которые должны быть отловлены зимой, и вести их подготовку для экспериментов на будущий год. К этому времени я уже тщательно изучил все, что нашел о морских млекопитающих в библиотеке Биостанции, и считался знатоком дельфинов даже среди специалистов.

Уладив дела с переменой работы и с жильем, я остался почти в одиночестве с моей, пока единственной подопечной. Отныне мы принадлежали друг другу. Появилась реальная возможность познакомиться поближе и, не торопясь, объективно оценить способности моей дельфинихи как представительницы племени «морских интеллектуалов».