Индустриальная революция
| Вид материала | Документы |
- Основные этапы генезиса экономической теории услуг, 124.85kb.
- «передовой научно- технический потенциал японии и эко- индустриальная революция», 145.15kb.
- 170000, г. Тверь, ул. Индустриальная, д. 13 А тел. (4822) 35-32-50, 77-13-31, 77-13-37, 7066.89kb.
- Английская революция XVII в. Основные этапы и законодательство. Протекторат Кромвеля., 146.25kb.
- Лекция 14. Кейнсианство и его эволюция «Кейнсианская революция», 259.32kb.
- Культура Древней Руси. Литовско-московское соперничество и решение, 33.56kb.
- Доклад на встрече с кардиналом Римско-католической церкви, 111.56kb.
- Тема : Английская революция, 57.42kb.
- Методическая разработка урока по теме: «Февральская революция 1917 года в России», 114.15kb.
- Проект в защиту жизни и традиционных семейных ценностей «Молчаливая революция», 32.7kb.
Первая русская революция
Валерий Брюсов
На новый 1905 год
«И вот в железной колыбели,
В громах родится новый год»
Ф.Тютчев
Весь год прошел, как сон кровавый,
Как глухо душащий кошмар,
На облаках, как отблеск лавы,
Грядущих дней горит пожар.
Как исполин в ночном тумане
Встал Новый Год, суров и слеп,
Он держит в беспощадной длани
Весы таинственных судеб.
Молчи и никни, ум надменный!
Се – высшей истины пора!
Пред миром на доске вселенной
Веков азартная игра.
...
И в упоении и страхе
Мы, современники, следим,
Как вьется кость в крови и прахе,
Чтоб выпасть знаком роковым
Декабрь 1904 г.
Русско-японская война
«…Если мы на первых порах потерпим неудачи, то внутри страны могут вспыхнуть серьезные волнения, что на нас, самое главное, может ополчиться весь мир, ибо, начав войну с Японией, мы дадим образчик возможных для нас столь же бессмысленных и стихийных действий в будущем. На очередь, может быть, попадут Тибет, Индия, Персия. Народы поймут опасность распоряжения 130 млн. людей одною самодержавною волею…» (из дневника военного министра А. Куропаткина, декабрь 1903 г)
«На Дальний Восток к берегам океана
Несется за ратию рать.
Там хищный монгол под прикрытьем обмана
Напал на Россию как тать.
…
Россия для русских. За русское дело
Сразимся с надменным врагом
И, гордые нашим единством, мы смело
Пойдем за Верховным Вождем.
(марш, 1904г.)
«Бедные те наши братья-товарищи, которые свою жизнь положили за честь родины – их она не помянет, даже не признает, только где-либо в глуши деревенской да в закоулке города молится и плачет мать, потерявшая сына, жена и дети – хозяина, отца и кормильца, а родина кричит: к черту войну, война глупая, война бесцельная, война беспричинная, к черту армию, армия глупая, дурацкая, никуда не годная. Это, значит, глупцы и дураки и те, крестики которых одиноко рассеяны по сопкам и долинам Маньчжурии! В унисон им хочется кричать: к черту такая родина, к черту вы с вашей гадостью, безволием, тленью и вонью; хочется бежать подальше от этой родины» (из письма солдата, приехавшего с фронта в Москву, 1905 г.)
«...В голову лезли досадливые мысли, что за нелегкая занесла нас занесла сюда, в китайские дебри, когда у нас дома дела непочатый край! А затем, случается же так на свете, что 2-3 каких-нибудь сановных спекулянта... заварят кашу, а расхлебывать ее приходится верноподданным ценою сотни тысяч собственных жизней. Да будет кровь гибнущих братьев на головах проходимцев, ввергнувших Россию в эту злополучную авантюру!..
Некоторые говорят и пишут, что Россия с честью должна выйти из этой кампании, сиречь – в крошки разбить японцев; этого якобы требует престиж великой державы... Не лучше ли для престижа России, скрепя сердце, ценой хотя бы некоторых уступок теперь же заключить мир? Что нам заботиться о правнуках путем пролития крови их предков? У грядущего поколения будут свои заботы, свой угол зрения на то, что ему хорошо и что дурно»
(из дневника военного врача В.Кравкова , Маньчжурия, 1904 г.)
«А утомление войною у нас было полное. Не хотелось крови, не хотелось ненужных смертей. На передовых позициях то и дело повторялись случаи вроде такого: казачий разъезд, как в мешок, попадает в ущелье, со всех сторон занятое японцами. Раньше никто бы из казаков не вышел бы живым. Теперь на горке появляется японский офицер, с улыбкою козыряет начальнику разъезда и указывает на выход. И казаки спокойно уезжают» (из записок Викентия Вересаева, художника)
«И не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки или, правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы»;
«Началось ужасное время. Несчастнейшая из несчастнейших войн и затем как ближайшее последствие – революция, давно подготовленная полицейско-дворянским режимом или, вернее, полицейско-дворцово-камарильным* режимом. Затем революция перешла в анархию. Что Бог сулит нам далее? Во всяком случае еще много придется нам пережить. Жаль царя. Жаль России. Сердце и душа исстрадались, и покуда нет просвета. Бедный и несчастный государь! Что он получил и что оставит? И ведь хороший и неглупый человек, а безвольный, и на этой черте его характера развились его государственные пороки, т. е. пороки как правителя, да еще такого самодержавного и неограниченного. Бог и Я»
(С. Витте)
«...Вдоль великого Сибирского пути образовались самозванные «комитеты», «советы рабочих и солдатских (тыловых) депутатов» и «забастовочные комитеты», которые захватывали власть. Сама Сибирская магистраль перешла в управление «смешанных забастовочных комитетов», фактически устранивших и военное и гражданское начальство дорог.
...Воспитанные всей своей жизнью в исконных традициях самодержавного режима, многие начальники были оглушены свалившимся им на головы манифестом, устанавливающим новые формы государственного строя.
В революционное движение вклинился... бунт демобилизуемых запасных солдат.
Политические и социальные вопросы их мало интересовали...Единственным лозунгом их был клич:
– Домой!
Они восприняли свободу, как безначалие и безнаказанность. Они буйствовали и бесчинствовали по всему армейскому тылу...
...Вместо того, чтобы организовать продовольственные пункты вдоль Сибирской магистрали... их отпускали одних, выдавая в Харбине кормовые деньги на весь путь. Деньги пропивались тут же на Харбинском вокзале и на ближайших станциях, по дороге понемногу распродавался солдатский скарб, а потом, когда ничего «рентабельного» больше не оставалось, голодные толпы громили и грабили вокзалы, буфеты и пристанционные поселки.
Самое бурное время (ноябрь 1905 – январь 1906) я провел в поезде на Сибирской магистрали, пробираясь из Маньчжурии в Петербург. Ехал бесконечно долго по целому ряду новоявленных «республик» – Иркутской, Красноярской, Читинской и др….
Пока наш почтовый поезд... пытался идти легально, по расписанию, мы делали не более 100-150 килом. в сутки. Над нами издевались встречные эшелоны запасных... Стало очевидным, что с «легальностью» никуда не доедешь.
Собрались мы, четверо оказавшихся в поезде полковников, и старшего, командира одного из Сибирских полков, объявили комендантом поезда. Назначен был караул на паровоз, дежурная часть из офицеров и солдат, вооруженных собранными у офицеров револьверами...
От первого же эшелона, шедшего не по расписанию, отцепили паровоз, и с тех пор поезд наш пошел полным ходом. Сзади за нами гнались эшелоны, жаждавшие расправиться с нами; впереди нас поджидали другие, с целью преградить нам путь. Но, при виде наших организованных и вооруженных команд, напасть на нас не решились. Только вслед нам в окна летели камни и поленья. Начальники попутных станций, терроризированные угрожающими телеграммами от эшелонов, требовавших нашей остановки, не раз, при приближении нашего поезда, вместе со всем служебным персоналом, скрывались в леса. Тогда мы ехали без путевки. Бог хранил»
(из воспоминаний генерала А. Деникина)
СУДЬБы
Антон Иванович ДЕНИКИН
(1872–1947 гг.)
Р
одился в 1872 г. в Варшавской губернии в семье отставного офицера (в прошлом – крепостного крестьянина). Детство прошло в беспросветной нужде. Восемнадцатилетним юношей поступил в юнкерское училище в Киеве, откуда вышел артиллерийским офицером. Затем – академия Генштаба, армейская служба. Воевал в русско-японскую войну. Первую мировую начал уже в генеральском звании – командовал бригадой, дивизией, корпусом – за храбрость и умелые, дерзкие операции на фронте был награжден высшими знаками отличия империи.«Не было ни одной операции, которой он [Деникин] не выполнил бы блестяще, не было ни одного боя, которого он не выиграл бы. ... Перед войсками он держал себя просто, без всякой театральности. Его приказы были кратки, лишенные «огненных слов», но сильные и ясные для исполнения. Он был всегда спокоен во время боев и всегда лично был там, где обстановка требовала его присутствия. Его любили и офицеры, и солдаты... Он никогда не ездил на поклон к начальству. Если его вызывали в высокий штаб, то он держал себя со своими высшими командирами корректно, но свободно и независимо. Он не стеснялся в критике отдававшихся ему распоряжений, если они были нецелесообразны, но делал это мягко, никого не задевая и не обижая... В работе он не любил суеты и бессмысленной спешки... В товарищеском кругу он был центром собрания...» (из воспоминаний офицера штаба фронта).
Сразу после Февраля Временное правительство назначает Деникина начальником штаба Верховного Главнокомандующего русской армии, затем командующим Западным фронтом. В августе 1917 года был арестован вместе с ген. Корниловым. Сразу после Октябрьского переворота пробрался на Дон, где стал одним из активнейших организаторов добровольческих антибольшевистских частей. После гибели в бою ген. Корнилова. Деникин принял командование Добровольческой армии и сумел превратить ее в серьезную военную силу, контролирующую юг Европейской России.
Поход на Москву окончился катастрофически. Ген. Деникин всю ответственность за поражение принял на себя, сдал командование Вооруженными силами Юга России барону Врангелю и на английском корабле уехал в эмиграцию.
Оказавшись в Европе с тринадцатью фунтами стерлингов «капиталу», генерал сумел сохранить свое обычное спокойное достоинство, прямоту и откровенность «не взирая на лица». В поисках спокойной (и дешевой) жизни семья Деникиных перебралась из Англии в Бельгию, затем в Венгрию и, наконец, осела во Франции. Спокойствие генералу было необходимо для работы над интереснейшими воспоминаниями «Очерки русской смуты».
Всю свою долгую эмигрантскую жизнь Деникин провел замкнуто, общаясь только с личными друзьями (среди которых были писатели Бунин, Куприн). Держась особняком от политических интриг эмигрантских деятелей, генерал – непримиримый ненавистник большевизма – принципиально отвергал мысль о возможности иностранной интервенции против советской России. Об отношении в семье Деникина к оставленной Родине говорят дневниковые записи его дочери: «Конечно, вывеска мерзкая СССР, но за вывеской-то наша родина, наша Россия, наша огромная, несуразная, непонятная, но родная и прекрасная Россия».
Умер Антон Иванович Деникин в Америке в 1947 году, и похоронен в Детройте с воинскими почестями – как полководец союзной армии в I мировой войне. Его последние слова: «Вот, не увижу, как Россия спасется».
«Кровавое воскресенье»
Государь!
...Необходимо народное представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собой. Ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай его помощь, прими ее, повели немедленно, сейчас же призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, – пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, – для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов.
Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти»
(из петиции рабочих и жителей Петербурга для подачи Николаю II 9 января 1905г.)
«Был ужас, жгучий, как промерзшее железо, он леденил сердце, стискивал тело и заставлял смотреть широко открытыми глазами на кровь, поглощавшую снег, на окровавленные лица, руки, одежды, на трупы, страшно спокойные в тревожной суете живых. Было едкое возмущение, тоскливо бессильная злоба, много растерянности и много странно неподвижных глаз, угрюмо нахмуренных бровей, крепко сжатых кулаков, судорожных жестов и резких слов. Но казалось, что больше всего в груди людей влилось холодного, мертвящего душу изумления. Ведь за несколько ничтожных минут перед этим они шли, ясно видя перед собою цель пути, перед ними величаво стоял сказочный образ, они любовались, влюблялись в него и питали души свои великими надеждами. Два залпа, кровь, трупы, стоны, и – все стали перед серой пустотой, бессильные, с разорванными сердцами» (Максим Горький, писатель, очевидец «кровавого воскресенья»)
«Тяжелый день. В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных частях города; было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело... Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракал со всеми. Гулял с Мишей» (Николай II, из дневниковой записи 9 января 1905г
«Любая детская шапочка, рукавичка или женский платок, жалко брошенный в этот день на петербургских снегах, оставались памяткой того, что царь должен умереть, что царь умрет.
Может, во всей летописи русской революции не было другого такого дня, столь насыщенного содержанием, как 9-е января. Сознание значительности этого дня в умах современников перевешивало его понятный смысл, тяготело над ними как нечто грозное, тяжелое, необъяснимое…
Характерно, что никто не слышал сигнальных рожков перед стрельбой. Все отчеты говорят, что их прослышали, что стреляли как бы без предупреждения. Никто не слышал, как прозвучал в морозном январском воздухе последний рожок императорской России – рожок ее агонии, ее предсмертный стон. Императорская Россия умерла как зверь – никто не слышал ее последнего хрипа»
(Осип Мандельштам, поэт, 1922 г.)
Настроения в обществе
Александр Блок
СЫТЫЕ
Они давно меня томили:
В разгаре девственной мечты
Они скучали, и не жили,
И мяли белые цветы.
И вот – в столовых и гостиных,
Над грудой рюмок, дам, старух,
Над скукой их обедов чинных –
Свет электрический потух.
К чему-то вносят, ставят свечи,
На лицах – желтые круги,
Шипят пергаментные речи,
С трудом шевелятся мозги.
Так – негодует всё, что сыто,
Тоскует сытость важных чрев;
Ведь опрокинуто корыто,
Встревожен их прогнивший хлев!
Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещен,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!
Пусть доживут свой век привычно –
Нам жаль их сытость разрушать.
Лишь чистым детям неприлично
Их старой скуке подражать.
1905г.
«Положение правительства в те дни было в высшей степени тяжелое, и революционеры уже впредь праздновали свою полную победу. Разложение власти шло быстрыми шагами, и сопровождалось оно неизменным спутником всех революций – разложением общественных нравов... Всеобщая распущенность захватила самые разнообразные круги. Правительственные чиновники стали высказывать свое несогласие с мнением начальства, а суды стремились выказать свою независимость, присуждая лиц, замешанных в освободительном движении, к самым легким наказаниям, а не то и вовсе их оправдывая. Полиция усмотрела в происходивших событиях основание для усиления взяточничества. Даже малолетние дети и те во многих семьях перестали слушаться родителей. Прислуга насупилась и принялась, в мужской своей части, усиленно пить хозяйское вино, а в женской – душиться господскими духами и носить господское белье» (из воспоминаний о 1905 годе В.Гурко, чиновника министерства внутренних дел)
«…Били стекла, срывали с петель двери, вышибали переплеты в оконных рамах, разворачивали парты, беспорядочно летели камни. Один работал палкой, другой – поленом, третий просто кулаком. Рев, гам, свист, улюлюканье, выкрики ругательств, сквернословие…
– Бей!.. Долой!.. Держись, ребята!.. Довольно издеваться над нами! Да здравствует Учредительное собрание!..»
(описание бунта в Тамбовской духовной семинарии в 1905 г., по воспоминаниям большевика А. Воронского)
«В особенности толпа любит разрушать дома и вообще материальные объекты: окна, зеркала, картины, посуду; есть мнение, что именно хрупкость этих предметов способствует чувству удовлетворения. Действительно, звук ломаемых предметов способствует чувству удовлетворения. В звоне разбиваемых окон слышатся отчетливые звуки бодрой жизни, крики чего-то зарождающегося» (Элиас Канетти, австрийский писатель)
«Программа движения уместилась в двух словах – «Долой самодержавие», которые.., по попавшему в печать простодушному донесению одного провинциального полицейского пристава, были «известной русской поговоркой» (В. Маклаков, либеральный деятель)
«Дарование конституции»
«9 октября [1905 г.] к 6 часам вечера гр. Витте отправился в Петергоф на пароходе и, будучи принят Его Величеством, доложил Государю Императору, что из настоящего тяжелого внутреннего положения правительству, по его мнению, представляются два выхода:
1) Облечь неограниченною диктаторскою властью доверенное лицо, дабы энергично и бесповоротно в самом корне подавить всякий признак проявления какого-либо противодействия правительству, хотя бы ценой массового пролития крови.
(Для такой деятельности гр. Витте не считал себя подготовленным.)
2) Перейти на почву уступок общественному мнению и предначертать будущему Кабинету указания вступить на путь конституционный; иначе говоря, Его Величество предрешает дарование конституции и утверждает программу, разработанную гр. Витте.
Последний счел своим нравственным долгом обратить особое внимание Государя Императора на всю важность принимаемого решения, сопряженного с некоторым самоограничением, причем возврат к прежнему порядку оказался бы немыслим…
…В его [Витте] присутствии Государь Император подписал манифест и утвердил программу. Таким образом, не без некоторой борьбы, колебаний и сомнений, Государю угодно было вернуть Россию на покинутый ею, в силу разнообразных внутренних и внешних обстоятельств, путь реформ и завершить великое дело своего Августейшего Деда»
(из записок очевидца событий кн. Н. Оболенского)
«Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства смуты. …
На обязанность Правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:
1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу привлечь теперь же к участию в Думе… те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав…
3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей.
Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиною, помочь прекращению сей неслыханной смуты…»
(Из царского Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка»
от 17 октября 1905 г.)
«Да, России даруется Конституция. Немного нас было, которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло, всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей, и в конце концов случилось неизбежное» (Николай II, из дневниковой записи, октябрь 1905г.)
«…Есть много сходного в управлении Индией и Россией. Власть вице-короля нисколько не меньше власти царя. Русский народ задавлен налогами, мы – тоже. Русские налогоплательщики не могут контролировать использование денег, которые они платят. Индийцы – тоже. Как в России, так и в Индии всемогуща военщина…
Русские люди страдали в течение многих лет, но сейчас настал предел их терпению. Они упорно боролись, чтобы положить предел тирании, но тщетно. Они поднимали восстания, убили царя, но не могли добиться справедливости. И теперь они нашли другое средство, еще более эффективное, чем восстание и убийство. Русские рабочие и служащие объявили всеобщую стачку и прекратили работу…
Нынешняя смута в России – величайший урок для нас…»
(Мохандас Ганди, деятель освободительной борьбы Индии, ноябрь1905 г.)
«…До сих пор русский человек имел только видимые, кажущиеся права, и никаких действительных прав. Все в судьбе его и положении его зависело от всемогущего и притом темного, негласного «усмотрения». Кто-то с кем-то шушукался, шептался: и от этого зависело все. … Была «история русского терпения», а не история России, как нравственного лица. …
Сколько было маленьких деспотов… над бедным, рабским населением России… Вот где было настоящее ограничение государева лица, государевой воли, государевой власти. И только, прикрывая, маскируя это уже свершившееся, фактическое ограничение самодержавного государя, «мертвые души» нашей истории кричали: «Не созывай, царь, народа к себе, он тебя ограничит». Бессовестные. Все отняли у царя (кроме подписи бумаг), все отняли у народа, кроме платежа податей, – и прикинулись благодетелями народа и слугами царя.
Ну, Бог с ними. Бог им простит вину их. Теперь они уже безвредны, по крайней мере не всесильны. Русский народ наконец получит себе историю, как выражение именно его нравственной личности, его совести, души, разума. … Боже! Русская совесть перейдет в русские законы, – неужели этому не радоваться?! И услышат в народе русскую душу и скажут: «Вот какова она, а мы думали, что у русских вовсе нет души, а только терпение, молитва и водка»
(Василий Розанов, писатель, философ, 1905 г.)
Революционная романтика
«Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.
Вот он носится, как демон, – гордый, черный демон бури, – и смеется и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает!
В гневе грома, – чуткий демон, – он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, – нет, не скроют!
Ветер воет… Гром грохочет…»
(Максим Горький, из «Песни о Буревестнике», 1905 г.)
«...Знаете, кто я теперь такой? Я – пожизненный депутат севастопольских рабочих. Понимаете ли, сколько счастливой гордости у меня от этого звания... О, я сумею умереть за них. Сумею душу свою положить за них. И ни один из них никогда, ни они, ни их дети не пожалеют, что дали мне это звание...»;
«Скоро, скоро молодая, сильная, счастливая Россия вздохнет свободно и не забудет всех нас, отдавших ей свои жизни...»
(Из писем лейтенанта Петра Шмидта любимой женщине накануне казни, 1905г.)
-
***
В революцию, типа русской,
лейтенантам, типа Шмидта,
совершенно нечего лезть:
не выдерживает нагрузки,
словно известняк – динамита,
их порядочность, совесть, честь.
...
Революциям русского типа,
то есть типа гражданской войны,
вовсе не такие типы,
не такие типы нужны,
совершенно другие типы
революции русской нужны.
Борис Слуцкий, поэт (50-е гг.)
«К оружию!»…
«Оружие во что бы то ни стало! Только силой и кровью добывается свобода и справедливость... Кровь прольется рекой» (из прокламации РСДРП);
«...Террористическую деятельность довести до максимума, каких бы жертв это ни стоило... Против своих врагов народ пойдет не с выборными билетиками в руках – он пойдет с дубиной... Правовое государство разрядит возбужденное состояние частичными уступками и понизит готовность к активному выступлению» (из резолюций партии социалистов-революционеров, 1905 г.)
«9 – 12 [декабря 1905г., Москва]
Боевые дни. С утра до поздней ночи стрельба где-то в центре города: пушки разбивают баррикады, которых сооружению и восстановлению никто не мешает, но которые по их изготовлении заботливо обстреливают, предуведомляя строителей, когда им следует утекать от огня. Обе стороны поняли друг друга... Одни ночью выскочат из меблированных нор на улицу, выволокут мебель у одурелых обывателей и, построив баррикаду, удерут; другие с ружьями и пулеметами выползут днем из казарм, разнесут эти баррикады, за которыми никто не сидит, и потом также утекут. Те и другие делают свое бездельническое дело и довольны – одни своей службой царю и отечеству, другие своей твердостью в убеждениях и верностью принципам.
9-го объявлена всеобщая забастовка, и железные дороги одна за другой прекращают движение в ожидании, когда окрестные крестьяне начнут разносить станции и избивать служащих. 10-го Моск[овский] исполнительный комитет Союза рабочих делегатов предписал к 6 часам вечера вооруженное восстание; но оно началось раньше с револьверами, палашами, что кому удалось добыть, против нагаек, винтовок и пулеметов. Бастуют все и вся, кто до революции не успел запастись хоть напрокат рассудком, от мала до велика, от стрелочника до министра и до самого. Не бастуют только городские и сельские хулиганы да казначеи, аккуратно... выдающие казенное жалованье себе и забастовщикам.
19 [декабря]
Канонада слышна до 1 часа ночи. Вероятно, это выпускают неизрасходованные заряды, чтобы не сдавать их обратно в цейхгауз, не марать журнала.
Что случилось? Надобно найти смысл и в бессмыслице; в этом неприятная обязанность историка...»
(из дневника историка Василия Ключевского, 1905 г.)
За кулисами террора
«Социал-демократы желают теперь соединиться с социалистами-революционерами и признают террор, как и выработку плана восстания народа... Циллиакус говорит, что у них в Финляндии 2 завода бомб для массового действия – они в состоянии готовить тысячами – из бумаги делается оболочка – и бомба наполняется обычным динамитом. Циллиакус имеет сношения с японским посольством и доставил большие суммы финляндцам и полякам. Вообще восстание у всех на языке, и я уверен, что в ближайшем будущем состоится союз между всеми революционными организациями для приготовления восстания, т. е. вооружения масс оружием и бомбами. О бомбах теперь говорят как об обычной вещи, как о литературе и т.п. ... Уже закуплено 6000 штук маузеровских пистолетов и через месяц будет куплена яхта и отправятся. Карточку убийцы35 я при письме Вам уже отправил на парижский адрес. ... Деньги пришлите. Жалование по условию хотелось бы получать за 2 месяца...»;
«Теперь перейду к македонцам... Македонцы очень заинтересованы в русской революции – полагают, что измененный русский политический режим не будет мешать их делам; на Балканском полуострове, по их мнению, все бы давно хорошо устроилось и Македония получила бы автономию, если бы не Россия, которая мешает, имея свои стремления в конечном счете завладеть Балканским полуостровом. Это взгляд македонских революционеров. И благодаря этому своему взгляду они желают всячески помогать русским революционерам. А помогать они могут. Как взрывчатое вещество мелинит они имеют в большом количестве, в большом – мало сказать, вернее – в любом. Дело в том, что македонцы имеют сношения с поставщиками военному министерству болгарскому, так что о количествах тут и разговаривать нечего – все идет для правительства болгарского, а любая часть отделяется македонцам. Нечего Вам говорить о том, что болгарское правительство очень поддерживает македонское движение и теперешнее болгарское правительство русофобское – оно будет закрывать глаза на то, если и будет знать, что македонцы уделяют часть материалов русским – тем более, что Сарафов друг-приятель министра внутренних дел Петкова, да и вообще во всем правительстве он свой человек. Например, при опытах взрывчатых веществ, которые производятся при военном министерстве, присутствуют македонцы и армянские революционеры. Что касается самых бомб, т. е. оболочек, то здесь имеется чугунолитейный завод, который Вам известен. На этом заводе они самым свободным образом льют, что им нужно. Таких заводов у них в Болгарии не один, т. к. в Болгарии население наполовину македонское в некоторых местах, а отчасти очень сочувствующее македонскому движению. Где эти заводы, нельзя было узнать, да и притом для нас не имеет это существенного значения, т. к. русские революционеры получают непосредственно у македонцев36. Завода по приготовлению взрывчатых веществ у македонцев вообще не имеется, да и незачем, т. к. они все вещества получают в любом количестве готовые. Кроме взрывчатых веществ, они имеют все материалы для взрывов – как запалы, фитили, разные механизмы, как часовые и т. п. для взрывов железных дорог, мостов и т. п., все это получается ими в готовом виде и опять-таки в любом количестве. ... Теперь, когда наладился транспорт из Болгарии в Россию, то начнут отправлять разные материалы и в Россию для партии социалистов-революционеров. Как я уже упомянул, все эти дела после отъезда Ташкентца (который все это устроил) перейдут к Кашинцеву. Так как нам известно, кто будет все транспортировать, то это не опасно для нас…
Теперь о Ташкентце. Он через неделю отсюда уедет, поедет он через Румынию не по паспорту, а по контрабандной границе, которая имеется у Арборе. Он переправит с собой около пуда различных взрывчатых веществ и приспособлений – отправится в Самару, где у него большие связи, и Ломов. Узнал настоящую фамилию Ломова – Троицкий, он поступил теперь на военную службу в Самаре в качестве вольноопределяющегося. По этим данным, Ташкентец и Ломов в Ваших руках. ...
... Затем деньги пришлите, вообще я страшно неаккуратно получаю от Вас деньги...»
(Евно Азеф, руководитель Боевой организации партии эсеров и одновременно тайный агент полиции, из писем-отчетов резиденту заграничной агентуры Ратаеву, 1905 г.)
Начало Думы
«И у нас, когда в давние времена заикались о возможном парламентаризме, с грустью говорили: «Да, но подкупы!» И энтузиазм слабел. И вдруг, когда поднялась эта волна выборов в России,.. среди пачек телеграмм, известий, описаний, наблюдений, «инцидентов» и «курьезов» ни разу и ниоткуда, ни о ком не замешалось словечка: «кажется, был подкуплен»…
Ни о ком! Ниоткуда!
… Подавали голос и страшно нуждающиеся: но подавали «бумажку с именами», крестясь. Спрашивали некоторые наивные: «Кого записать», перед урнами. И спрошенные главы партий или их видные члены, сидевшие около урн, отвечали: «Не знаем. Кого хотите». …
Вот это-то и важно, что сложилось безмолвно во всех нравственное убеждение, предшествовавшее самим выборам, что «выборы – дело святое»…
Как не сказать: «Христос воскресе!» Как не почувствовать: «воистину воскресе!» Мы обложились со всех сторон Панамами37; Панама – в артиллерии, Панама – во флоте, Панама – в Маньчжурии, Панама – в Петербурге. Все обворовано, разорено. Вдруг разоренный народ двинулся к урнам, чтобы выбрать первых своих представителей. И никто ничего не взял, до такой степени, что об этом нет и подозрения, этого не несется даже как клеветы! Просто – все знают, что никто и ничего не взял.
Чудо»
(Василий Розанов, писатель, философ, 1906 г.)
«Странное впечатление производила в эту минуту тронная Георгиевская зала, и думалось мне, что не видели еще ее стены того зрелища, которое представляла собою толпа собравшихся...
С левой стороны буквально толпились члены Государственной Думы. Лишь немногие из них одеты были во фрак или в сюртук; многие – притом как раз те, которые демонстративно пробились вперед, близко к престолу – одеты были в рабочую одежду, а за ними стояли крестьяне в самых разнообразных одеяниях...
На первом месте среди этой категории народных представителей особенно выдвигалась фигура человека высокого роста, в рабочей блузе, в высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом рассматривавшего трон и всех, кто окружал его... Я просто не мог отвести моих глаз от него... таким презрением и злобою дышало это наглое лицо... Столыпин... сказал мне: «Мы с Вами, видимо, поглощены одним и тем же впечатлением, меня не оставляет даже все время мысль о том, нет ли у этого человека бомбы...»
(В. Коковцов, министр, о приеме в Зимнем дворце депутатов I Государственной Думы)
«…Царское правительство проявило себя как правительство лишь с приходом Столыпина, и произошло это не только благодаря его, Столыпина, личным качествам, а и благодаря и тому обстоятельству, что Россия тогда имела конституцию и что Столыпину противостояла Дума» (Виктор Леонтович, историк)
«Те, кто пережил это время, видели, как конституция стала воспитывать и власть и самое общество. Можно только дивиться успеху, если вспомнить, что конституция просуществовала нормально всего восемь лет… Появились бюрократы новой формации, понявшие пользу сотрудничества с Государственной Думой, и наши политики научились делать общее дело с правительством. … Совместное участие власти и общества в управлении государством оказалось для тех, и для других незаменимою школою, а для России началом ее возрождения» (В. Маклаков, либеральный деятель)
«…Вся моя работа по должности министра финансов, а потом с сентября 1911 г. и в должности председателя Совета министров, протекала неразрывно в связи с Государственною Думой… и можно сказать, что мой четырнадцатичасовой труд в сутки столько же протекал на трибуне Думы, сколько и в кабинете министра финансов…
Много труда и нервного напряжения отдал я за это время, немало тяжелых минут привелось мне пережить, но немало также и нравственного удовлетворения получил я от моей от моей работы в Думе»
(В. Коковцов)
Прокламации
«Не хочется вам выпустить мученик-народ из своих железных тисков гнета и насилия!
Но близок час! И разлетится эта железная цепь под мощным напором всенародной революции! И от удара ее вам, народным палачам, уже более не удасться подняться никогда! Меч народного гнева уже близко над вашими преступными головами, преступные заговорщики, мучители несчастного народа!
Близок час!»;
«Товарищи почтово-телеграфные служащие! Великий русский народ вступил в последнюю, решительную борьбу с ненавистным самодержавием за свободу и счастье. Не стало больше сил терпеть проклятое рабство… Близок час расплаты с насильниками, так долго угнетавшими нас. Близок час, когда падет произвол и над нашей многострадальной родиной засияет солнце братства, свободы и равенства»;
«Сольемся в одном могучем движении к свету и счастью, в общем требовании земли и воли всему трудящемуся люду. Да здравствует свободный русский народ!»;
«В городах борцы свободы смело вступают в вооруженную борьбу, и служители тьмы и произвола бегут от победного шествия света и свободы. Больше же единства и больше солидарности с нашими самоотверженными районными комитетами!»
(из социал-демократических листовок, декабрь 1905 г.)
«Очень печально, что стремление людей уменьшить зло порождает так много нового зла»
(Георг Лихтенберг, немецкий философ, XVIII в.)
«У революции была совершенно другая программа, и на первом плане… низвержение не Самодержавия, а Монархии, установление полного народовластия и строительство социализма как конечная цель… Революционным партиям, которые европейский либерализм считали отсталым явлением, казалось, что в России можно установить то, чего не было и в Европе, т. е. новый социальный порядок. В одном они и не ошиблись. Нигде демагогия не могла встретить так мало сопротивления, как именно в нашей некультурной стране» (В. Маклаков, либеральный деятель)
«Аграрные волнения»
«В Саратовской губернии пострадали от беспорядков более 300 экономий, причем ... есть местности, где уничтожены все усадьбы. Осмотр произведенных погромов производит ужасное впечатление. Крестьяне сжигали и уничтожали все с поразительной жестокостью, в усадьбах не оставалось камня на камне, расхищалось все: хлеб, запасы, обстановка, домашняя утварь, скот, железо с крыш, – словом, все, что можно было унести или увезти, остальное же предавалось пламени. Из похищенного многое выбрасывалось в реки, пруды, зарывалосьв овраги, чтобы скрыть следы преступления, а скот иногда умышленно калечился. Винные лавки разбивались, и народ расхищал водку, тут же выпивая ее, причем бывали случаи смерти от чрезмерного опьянения»;
«…Погромы разрастаются. Разграблены и сожжены масса помещичьих имений, разбиваются винные лавки… Ежеминутно получаю телеграммы с мольбой о помощи. В районе пугачевщины всего две сотни казаков и одна рота солдат. Города… в опасности разгромов. Прекратить бушующую пугачевщину возможно лишь экстраординарными мерами… Отовсюду получаются зловещие предуказания, везде паника и отчаяние»
(из жандармских донесений 1905 г.)
«Не было ни одного случая насилия, били только помещиков и их управляющих, да и то только в том случае, если они сопротивлялись» (из речи одного из делегатов на съезде «Крестьянского союза», 1906 г.)
«В большинстве случаев агитаторы принадлежат к так называемой сельской интеллигенции… Лица эти, как, например, доктора, ветеринары, учителя, землемеры и страховые агенты, имея постоянное общение с крестьянами, влияют на них самым пагубным образом. К сожалению, нельзя не указать, что есть и увлекшиеся крайними идеями священники, которые также имеют чрезвычайно дурное влияние на крестьян. Помянутые агитаторы стремятся внушить крестьянам, что… владение землею должно быть настолько же общедоступно, как пользование воздухом, водою или солнечным светом, и каждое отдельное лицо может обладать лишь таким участком земли, который оно в состоянии обрабатывать собственными силами. Исходя из этих учений, пропагандисты подстрекают крестьян отнимать у помещиков имения, самовольно запахивать их поля, поджигать владельческие дома и постройки…»
(из жандармского донесения 1905 г.)
«Те, кто расшатывает государственный строй, чаще всего первыми и гибнут при его крушении. Плоды смуты никогда не достаются тому, кто ее вызвал; он только всколыхнул и замутил воду, а ловить рыбу будут уже другие»
(Мишель Монтень, французский философ, XVI в.)
«Вы думаете, что правительство обнаружило свое бессилие и не может справиться с общественным движением без помощи этого самого общества? А я вам скажу, что правительство располагает средством, с помощью которого оно не только сможет раздавить общественное движение, но и нанести ему такой удар, от которого оно не оправилось бы – стоит только пообещать крестьянам наделить каждую семью 25 десятинами земли… Правительство, конечно, не может прибегнуть к этому способу, но Вы не должны забывать этого» (С. Витте – кадету Петрункевичу, 1905 г.)
«Черная сотня»
«Всюду ахают и охают: Беда! Беда! И беда видна. Но никому и в голову не приходит загородить и завалить источник беды... У нас материалистические воззрения все более приобретают вес и обобщаются... Выходит, что и мы на пути к революции. Как же быть? Надо свободу замыслов пресечь – зажать рот журналистам и газетчикам. Неверие объявить государственным преступлением. Материальные воззрения запретить под смертной казнью» (Феофан Затворник, монах)
«Вы называете нас «черной сотней». Но какая же мы сотня? Нет, не сотня мы. Нас миллионы. С нами русский народ» (Н. Марков 2-й, лидер «Союза русского народа», 1912 г.)
«...Мне придется говорить о «черносотенном» движении, которое сыграло уже громадную роль в нашей революции и анархии, но теперь должен оговориться тем, что партия эта сыграет еще громадную роль в дальнейшем развитии анархии в России…
Эта партия в основе своей патриотична, а потому при нашем космополитизме симпатична. Но она патриотична стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях.
Большинство ее вожаков политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы.
Партия эта, находясь под крылами двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может. Она представляет собою дикий, нигилистический патриотизм, питаемый ложью, клеветою и обманом, и есть партия дикого и трусливого отчаяния, но не содержит в себе мужественного и прозорливого созидания. Она состоит из темной, дикой массы, вожаков – политических негодяев…
И бедный государь мечтает, опираясь на эту партию, восстановить величие России. Бедный государь...» (С. Витте)
«…Мы чувствуем, что России грозит не революция просто, а революция черносотенная. Здесь, на пороге катастрофы, стоит вглядеться в эту последнюю, антилиберальную реакцию Москвы, которая сама себя назвала по-московски Черной Сотней. В свое время недоценили это политическое образование из-за варварства и дикости ее идеологии и политических средств. В нем собрано было самое дикое и некультурное в старой России… …Есть основание полагать, что его идеи победили в ходе русской революции и что, пожалуй, оно переживет нас всех» (Георгий Федотов, историк, философ)
«Крайне правое крыло этого движения (Союзы Русского Народа) усвоило себе почти ту же социальную программу и почти те же приемы пропаганды, какими пользовались партии революционные. Разница была лишь в том, что одни обещали массам насильственное перераспределение собственности именем Самодержавного Царя, как представителя интересов народа и его защитника от утеснения богатых, а другие – именем рабочих и крестьян, объединенных в демократическую или пролетарскую республику (М. Крыжановский, высокопоставленный петербургский чиновник)
«В черносотенстве есть одна чрезвычайно важная и оригинальная черта: это – темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий» (В.И. Ленин, лидер большевиков)
«Административный состав большевистской власти, преимущественно армии и полиции, был создан при существенном участии «черносотенства». Лица «черного» образа мыслей, при всей непривычности для них некоторых «красных» идей, чувствуют часто некоторое эстетическое и духовное родство с «красным» стилем, относительно легко с ним сливаются и его усваивают (связующим звеном здесь является господство грубого насилия в управлении и момент демагогии)…»;
«Толпа, участвовавшая в былые времена в еврейских погромах и еще в 1915 году устроившая в Москве по мнимо-национальным мотивам немецкий погром, есть та самая толпа, которая совершила большевистский переворот, громила помещиков и «буржуев»
(Семен Франк, философ, 1931 г.)
«Что делать?!»
«Спрашивают, что же теперь делать?
Как, – что? Летом – собирать ягоды и варить из них варенье. А зимой – пить с этим вареньем чай»
(Василий Розанов, писатель, философ) цит. по: Религия и культура. т. I, М., 1990, с. 287
«...Всыпать клюкву в таз, положить корицу, гвоздику и всыпать сухой сахарный песок, поставить на хороший огонь и, помешивая лопаткой, жарить, – клюква, конечно, лопнет, сахар распустится и настоящее варенье жарится до пробы, как только будет липкий сироп, и жареное варенье готово. Употребляется для пирожнаго и подается к жаркому, как салат, а также к чаю»;
«Иногда человек даже совсем не хочет кушать, но, видя, что поданное блюдо красиво заколлеровано, красиво нарезано и уложено, красиво приготовлены гарниры, он невольно соблазняется и начинает кушать с большим аппетитом. А ведь многие у нас есть такие, которые нуждаются, чтобы иметь хороший аппетит, так-как когда человек хорошо и много кушает с аппетитом, то он через это бывает здоровым»
(«Кондитер. Практическое руководство к приготовлению пирогов, баб, пасок и пр.», М., 1905 г.)
«Мы можем и должны воспользоваться усовершенствованием техники, научить рабочие отряды готовить массами бомбы, помочь им и нашим боевым дружинам запастись взрывчатыми веществами, запалами и автоматическими ружьями.
Будем же шире развертывать нашу работу и смелее ставить свои задачи, усваивая уроки великих дней российской революции…
Будем помнить, что близится великая массовая борьба. Это будет вооруженное восстание… Массы должны знать, что они идут на вооруженную, кровавую, отчаянную борьбу. Презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу. …Истребление врага – станет их задачей…»
(В.И.Ленин, 1906 г., из статьи «Уроки московского восстания».)