Сборник статей Москва, 2000 Издательство "Рудомино" Издание осуществлено при финансовой поддержке Института "Открытое общество"
| Вид материала | Сборник статей |
- А. Н. Баранов Введение в прикладную лингвистику ббк 81я73 Издание осуществлено при, 5922.61kb.
- Б. И. Хасан П. А. Сергоманов Разрешение, 3208.29kb.
- Библиотеки, 1576.18kb.
- Издание осуществлено в рамках программы "Пушкин" при поддержке Министерства иностранных, 2565.41kb.
- От редакторов русского издания, 12579.28kb.
- Учебное пособие Издательство Дальневосточного университета Владивосток, 1045.02kb.
- Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных, 15143.15kb.
- В контексте болонского процесса, 3478.87kb.
- Iv российский философский конгресс, 1467.57kb.
- Объективное знание. Эволюционный подход, 6721.54kb.
В советском обществе отсутствовали статусные обращения в нераспространенной форме, фиксирующие социальную ценность личности (ср.: польск. pan, pani; фр. Monsier, Madame). Унифицированное общение товарищ, сохранившееся до сих пор в армии, утратив первоначальное демократическое звучание, маркировало лишь привлечение внимания, требование, игнорируя пол адресата, а обращения гражданин, гражданка подчеркивали сферы общения: суд, милиция, пенитенциарная система.
Переходный характер постсоветского времени отличается конкурирующими обращениями в официальных случаях: товарищи, дамы и господа, россияне и россиянки, соотечественники. В вежливом неофициальном общении встречаются сударь, сударыня. В бытовом общении с незнакомыми преобладают обращения по признаку биологического пола и возраста: женщина, мужчина, девушка, парень, пацан, пацанка.
Обращение мужик стало не только нейтральным, но приобрело одобрительный оттенок; начало этого процесса наблюдается и в отношении обращения баба, хотя оно сохраняет пейоративность при употреблении с определениями - глупая, особенно болтливая.
Такое употребление обращений может косвенно свидетельствовать о том, что отсутствие общественного признания личности, индивидуума еще не преодолено и сохраняется известное отставание общественного самосознания.
Гендерный фактор релевантен для идентифицирующих обращений, признак пола передается лексическим значением или соответствующим суффиксом [7]. Так, отнесенность лица к женскому полу выражена многочисленными номинациям: сестра, барышня, девочка и т.д., а при помощи принадлежности к женскому склонению и разнообразных суффиксов дифференцируются дополнительные социальные, профессиональные и др. характеристики: мастерица, сибирячка, кассирша, королева, баронесса, актриса и т.д. [6].
Однако существуют и общие названия лица вне принадлежности к полу: доктор, педагог, староста и др. При обращениях по признаку профессии не всегда имеются соответствия типа официант - официантка, и значение лица женского пола может быть невыраженным. Подобное обстоятельство в немецкоязычных странах привело к массовым протестам, и с конца 1970-х годов принимаются законодательные акты, поддерживающие введение и употребление специализированных наименований женщин по профессии в официальных и административных документах [19, 8].
В русском языке такая невыраженность не воспринимается как неравноправие: Марина Цветаева считала себя поэтом, а не поэтессой. Принципиальное значение приобретают синтаксические указания на пол лица, особенно в разговорной речи: «Доктор, Вы прекрасная врач...», «Вы эта самая бухгалтер Нина?». Такие данные опровергают заявления о том, что в русском языке принадлежность лица к женскому полу недостаточно выражена и наблюдается дискриминация женщин [18].
При обращении по имени, отчеству, фамилии и прозвищу гендерный фактор также учитывается, и это отдельная тема [9]. Кратко отметим, что в России выбору имени придавалось особое значение: в православной традиции новорожденные, по церковному календарю, нарекались по именам святых, например, Мария, Николай, Елизавета. По выражению П.Флоренского, имя творит человека; оно судьбоносно, обязывает к служению. Своеобразным подтверждением этих взглядов могут служить имена Владилен, Октябрина, Сталь и многие другие, особенно популярные в атеистические 1920-1930-е годы. Культурная специфика русского языка проявляется в обращениях по имени-отчеству - Наталья Сергеевна, Михаил Львович, и только по отчеству - Дмитриевна, Лукич, где также наличествует дифференциация по признаку пола [12]. Отчество расширяет единичное бытие человека дородового. Посредством отчества представлен отец - старший по возрасту, авторитету, жизненному опыту. Из отцовства, олицетворяющего духовное начало, рождается отчество.
В обращениях по имени и отчеству проявляется принцип вежливости, употребление одного отчества характеризует говорящего как представителя старшего поколения, не городского жителя, свидетельствует о невысоком уровне образования.
Смена обращения к одному и тому же адресату всегда свидетельствует об изменении отношения. Ср.: Борисова, Анна Павловна, Анна, Аня, Анечка - так как варианты собственных имен - носители социальных и стилистических коннотаций и позволяют, например, в служебных и личных отношениях, переключать общение с одной тональности на другую, выполняя таким образом регулирующую функцию. Важность этой функции показывает известный отрывок из «Мастера и Маргариты».
Преступник называет меня «добрый человек». Выведите его отсюда на минуту. Объясните ему, как надо разговаривать со мной. Ио не калечить... Римского прокуратора называть - игемон. Других слов не говорить. ( М. Булгаков)
При выборе формы идентифицирующих обращений более заметно проявляются метакоммуникативные речевые действия - попытки вступить в разговор - на фоне побудительных и контактивных речевых действий. Существенны для этих обращений также принципы вежливости и стремления к сотрудничеству. Влияют на речевое поведение в виде гендерных стереотипов архетипические образы отца, матери, жены, мужа, характерные для данной культуры.
Оценочные обращения или обращения-отношения (регулятивы) отражают разные точки зрения и эмоционально- личностное отношение говорящего к адресату, оценку его свойств. Они делают возможной множественность наименований одного и того же лица. Так, с обращениями, номинациями лиц, сочетается большое количество суффиксов субъективной оценки, характерных для русского языка: уменьшительные - сынишка, дошколенок; ласкательные - зятек, сестричка, бабуленька; уменьшительно-уничижительные - типчик, хозяйчик, шизик; суффиксы пренебрежительности - плутишка, дамочка, шалунишка; увеличительные - дурачина, идиотище, остолопина.
Суффиксальные образования имен собственных в обращениях не менее распространены: Толик, Сашок, Лизочек, Витюша, Настенька, Веруха, Митяй, Колька, Зинка, Ваняха. Как правило, они встречаются в обращениях и своей оценочностью регулируют появление определенных средств воздействия в данном тексте, исключая другие.
Вторичные номинации родства по отношению к неродственникам - братец, отец, доченька - также оценочно коннотативны и социально окрашены. Отмечается, что они, сокращая дистанцию между говорящими, как бы программируют положительное отношение и поэтому часто предваряют просьбы.
Смысловая емкость характеристики адресата достигается и во вторичных номинациях созданием переносных значений при помощи когнитивных процессов метафоризации и метонимизации. Между классами объектов устанавливаются ассоциации по сходству или смежности между свойствами элементов внеязыкового ряда и обозначаемого лица:
Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину, так, чтоб не мимо господского дома? (Н.В. Гоголь).
На этих же закономерностях построены многочисленные гипокористики и инвективы:
Попова: - Вы мужик! Грубый медведь! Бурбон! Монстр! (А.П.Чехов).
Сюда же относятся многочисленные оценочные номинации - ангел, ромашка, киска, свинья, дьявол, брюхо.
Особенно разнообразны ассоциации в поэзии, например при обращении к возлюбленной:
Отзовись, кукушечка, яблочко, змееныш
Веточка, царапинка, снежинка, ручеек,
Нежности последыш, нелепости приемыш,
Кофе-чае-сахарный потерянный паек...
Белочка, метелочка, косточка, утенок,
Ленточкой, веревочкой, чулочком задуши...
(Г. Иванов)
С помощью оценочных обращений происходят взаимодействие коммуникантов и воздействие их друг на друга, характерные для общения вообще [4]. Сочетание идентифицирующих и оценочных компонентов делает возможным расширение семантических границ этих номинаций [2]. По этой причине у оценочных обращений гендерный фактор часто элиминируется - например, ангел, дьявол, Наполеон по отношению к женщине; свинья, брюхо по отношению к мужчине. В поэзии согласование грамматического рода и естественного пола нарушается сознательно, например, возлюбленная - яблочко, змееныш, ручеек, чем достигается дополнительный эффект воздействия.
В обращениях-отношениях на первый план выступает оценочно-модальный аспект при сохранении побудительных и контактивных свойств речевых действий. Богатство языковых средств для выражения субъективной оценки и эмоций в обращениях способствует, по выражению А. Вежбицкой, акценту на свободном выражении чувств, характерологической особенности русского языка. Как маскулинный, так и фемининный гендерные стереотипы допускают употребление соответствующих оценочно-эмоциональных средств в обращениях. Ср., например, речь мужчин в ситуации угощения: соседушка; в ситуации врач-больной: голубчик; речь женщин в ситуации общения с детьми: курносик; с подругой - лапочка, с матерью - муленька. Выражение отношения, оценки оказывается способом повлиять на адресата, его положительная оценка в обращении программирует дальнейшее развитие отношений в благоприятном для говорящего направлении.
Таким образом, исследование гендерного феномена может быть осуществлено путем анализа лингвистических явлений. Это явствует из исследования обращений, своеобразно преломляющих основные функции языка - конативную (эмотивную) и фатическую (контактную) (Р.Якобсон, К.Бюлер). Не вступая в синтаксические связи с другими словами в предложении, обращение имеет особую интонационную оформленность и особое коммуникативное предназначение - управление поведением адресата. Дейктические и номинативные функции обращений обусловливают их связь как с адресантом, так и с адресатом. Обращения создают переход между идентифицирующей и предикативной номинациями, переход от объективной семантики к семантике субъективного типа [1]. Соединяя номинацию с действием, обращения могут рассматриваться как прагматические вставки в текст - сложные речевые действия. В зависимости от гендерных характеристик участников коммуникации, ситуаций общения и интенции адресанта в обращениях доминируют элементы побудительных, контактивных, метакоммуникативных и оценочно-модальных речевых действий. От других перформативов обращения отличаются тем, что не создают самодостаточного текста: Иван Иванович! Алло! - только призывы.
Регулирующий характер гендерных признаков коммуникантов в обращениях проявляется и в регламентации официального/неофициального характера дальнейшего общения и в его тональности. Так, обращение господин главный конструктор не допускает дружеской тональности и сниженного бытового контекста; обращение Маш, а Маш исключает официальность. Выбор нейтральных или экспрессивных обращений регулирует и характер межличностных отношений от нейтральных до фамильярных и грубых, формируя круг ожиданий адресата и дальнейшее развертывание речи / текста.
Разнообразие обращений подтверждает, что наиболее релевантные сферы жизни имеют самую широкую сеть номинаций. Имена собственные и другие формы обращений пронизывают дихотомией мужское - женское всю жизнь общества.
В языках мира существуют многочисленные символы, олицетворяющие женское и мужское начало: инь и ян; Солнце, Огонь, Тепло - Луна, Земля, Вода; светлое и темное - активное и пассивное; дающее и принимающее [15]. В этих односторонних и даже деформирующих образах мужского и женского начал проявляется влияние патриархальной структуры общества: мужская сила, воля, агрессивность противопоставлены женской слабости, покорности, зависимости, предопределяя иерархию их социальных ролей [5]. Однако в современном обществе востребован иной гендерный стандарт, способный реализовать особенности и ценности обоих полов: высокий интеллект, целеустремленность, высокий уровень культуры, умение договариваться и т.д. Новый гендерный стандарт подпадает под принцип Contraria sunt complementa или сформулированный Нильсом Бором принцип дополнительности - противоположности дополняют друг друга.
Литература
1. Арутюнова Н.Д. Дескрипции и дискурс. В кн.: Язык и мир человека. М., 1999. С. 95-129.
2. Вежбицкая А. Лексическая семантика в культурно- сопоставительном аспекте. В кн.: Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. С. 503-649.
3. Рородникова М.Д. Коммуникация - клише - кинемы. В кн.: Взаимодействие вербальных и невербальных средств. М., 1983. С. 5-22.
4. Рородникова М.Д., Добровольский Д.О. Немецко- русский словарь речевого общения. М., 1998. 330 с.
5. Рородникова М.Д. Гендерный фактор и распределение социальных ролей в современном обществе. В кн.: Гендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999. С. 23-27.
б. Грамматика современного русского литературного языка. М., Наука, 1970. 754 с.
7. Земская Е.А., Китайгородская М.А., Розанова Н.Н. Особенности мужской и женской речи. В кн.: Русский язык в его функционировании. Под Ред. Е.А. Земской и Д.Н. »мелева. М., 1993. С. 90-136.
8. Кирилина А.В. Развитие гендерных исследований в лингвистике. - Филологические науки, 1998, № 2. С. 51-58.
9. Кирилина А.В. Символика мужественности и женственности в личных именах. В кн.: Филология и культура. Тезисы 11 Международной конференции 12- 14 мая 1999 г. Тамбов, 1999.
10. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999. 189 с.
11. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века. В кн.: Язык и наука конца 20 века. Сб. статей под ред. Ю.С. Степанова. М., РГУ, 1995. С. 144- 238.
12. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.
13. Формановская Н.И. Употребление русского речевого этикета. М., 1987.
14. Халеева И.И. Задачи московского лингвистического университета в междисциплинарном проекте «Феминология и гендерные исследования в России: перспективные стратегии и технологии». - Женщина в российском обществе, 1998, №3. С. 8-11.
15. Халеева И.И. Гендер как интрига познания. В кн.: Гендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999. С. 5-9.
16. Dobrovolskij D., Purainen E. Symbole in Sprache und Kultur. Studien zur Phraseologie an kultursemantischer Perspektive. Bochum, 1996.
17. Lakoff G. The Invariance Hupothesis: Do metaphors preserve cognitive topology? Diusburg: Universitat Duisburg [=L .А.U.D.А 266], 1989.
18. Tafel K. Die Frau im Spiegel der russischen Sprache Wiesbaden, 1997.
19. Tromel-Plotz S (Hrsg.): Gewalt durch Sprache. Die Vergewaltigung von in Gesprachen. Frankfurt am Main, 1982.
А.А. Попов
Об учете гендерного аспекта в лексикографическом кодировании
Современная лексикографическая теория и практика считают учет прагматических аспектов необходимым условием адекватности описания языковых единиц в словарях.
Начиная с 1960-х годов, к числу значимых прагматических факторов все чаще относят экстралингвистическую категорию пол [см. 3]. После появления трудов Й. Кляйна [12], А.М. Холода [9], Ю.Н. Караулова [2], У. Долешаль [1, 10, 11] считается доказанным, что морфологические (структурные) закономерности категории Genus следует рассматривать не в отрыве от говорящего субъекта, а с учетом взаимодействия названной языковой категории с экстралингвистической категорией пол (Sexus). Существенную роль играет при этом референциальный статус той или иной языковой единицы [10].
В общих чертах проблема может быть исследована в двух направлениях: установление и лексикографическая фиксация ограничений, накладываемых на употребление языковой единицы в связи с типом референции и 1) полом адресата высказывания, 2) полом адресанта.
Не менее важно найти методы объективации ответа на эти вопросы.
В данной статье проблема лексикографического кодирования рассматривается в аспекте контактной сочетаемости, т.е. примыкания семантически реализуемых фразеологических единиц к отдельным словам или группам слов.
Мы обратились к Словарю усилительных словосочетаний русского и английского языков (сост. И.И. Убин) [8], где рассматриваются усилительные выражения - компаративные устойчивые словосочетания (коллокации). В ряде случаев были обнаружены гендерные пометы (ГП) о муж., о жен., указывающие на пол возможного референта, то есть на лицо, по отношению к которому может быть употреблена данная коллокация. ГП имеют рестриктивный характер, т.е. выделяют круг возможных референтов в зависимости от их пола. Приведем полный список коллокаций, снабженных данными пометами:
| о муж. | о жен. | |
| здоровый, как бык сильный, как бык сильный, как медведь неуклюжий, как медведь неуклюжий, как бегемот неуклюжий, как слон толстый, как бегемот опасный, как буйвол маленький, как сморчок | красивый, как Аполлон красивый, как Бог стройный, как тополь стройный, как юноша робкий, как девушка скромный, как девушка покраснеть, как девушка смутиться, как девушка | бестолковые, как куры злая, как ведьма стройная, как березка толстая, как корова худая, как вобла |
Анализ этого списка приводит нас к следующим выводам.
1. Категория рода имен существительных, входящих в состав коллокаций, соотносится с полом референта следующим образом:
- все коллокации, относящиеся к референтам-женщинам, включают в свой состав только имена существительные женского рода;
- коллокации, относящиеся к референтам-мужчинам, включают в основном имена существительные мужского, но также и женского рода.
2. Установлено, что выражение функции усиления при помощи фразеологических оборотов типа как+сущ. существенно ограничивает контактную сочетаемость [см.7, с. 103-104), допуская модели N А как n и N V как n, где N - одушевленное существительное, обозначающее человека, А - прилагательное, V - глагол, n - существительное. Например: N был чудовищно толстый (о человеке, книге, дереве, стене и т.д.), но: N толстый, как бегемот (только о референте мужского пола), N толстая, как корова (только о референте женского пола), *Ствол дерева был толстый, как бегемот; Эта книга толстая, как корова. Или: N сильно покраснел (о человеке, каком-либо веществе и т.д.), но: N покраснел, как рак (только о человеке); *Вещество покраснело, как рак.
Ограничения, налагаемые на контактную сочетаемость фразеологизма-усилителя, во многом зависят от степени утраты мотивированности второго компонента. «Употребление десемантизированного элемента в качестве второго компонента способствует превращению фразеологического оборота в чистый демотивированный интенсификатор <...> благодаря утрате мотивированости такие сравнительные выражения-интенсификаторы обладают почти неограниченной сочетаемостью со словами самых разнообразных семантических классов» [см.7, с. 103-105], например: злой /хитрый/смелый/работать/замерзнуть/... как черт или устать/голодный/злой/... как собака.
В нашем случае вопрос заключается в том, утрачивает ли мотивированность второй компонент. Именно этот фактор влияет на формирование референции и является принципиальным для приписывания помет.
3. Степень ограничения может быть более или менее жесткой. В одних случаях при нарушении рестрикционного правила, приведенного в словаре, коллокации могут менять свой смысл. На наш взгляд, это связано с реактуализацией (восстановлением) мотивированности. Так, высказывание Николай, что ты смущаешься, как девушка не соотносится с физиологическим статусом референта и имплицирует лишь призыв вести себя более раскованно. Высказывание же Ирина, что ты смущаешься, как девушка именно вследствие пола референта оказывается намеком на его физиологический статус и имплицирует иной, нелестный для референта смысл.
С другой стороны, некоторые ограничения, предлагаемые в словаре, не являются жесткими. Так, представляется, что коллокации неуклюжий, как бегемот; стройный, как тополь при соответствующем изменении первого компонента могут быть употреблены и по отношению к лицам женского пола: неуклюжая, как бегемот; стройная, как тополь.
4. Особого внимания заслуживает обнаруженная нами неодинаковая степень рестрикции. На наш взгляд, она может объясняться не столько объективными лингвистическими закономерностями, сколько быть результатом интроспекции лексикографов.
В подобных случаях мы сталкиваемся с проблемой верификации помет. Как отмечает Е.Ф. Тарасов [5], составитель словаря обычно действует методом интроспекции, отражая свое видение языка, то есть происходит овнешнение языкового сознания исследователя. Даже на этом небольшом языковом материале можно увидеть отражение гендерных стереотипов: и для «женских», и для «мужских» коллокаций характерно указание на внешность, далее для «женских» типично указание на отрицательные черты характера [ср. 4], а для «мужских» - на поведение. Вместе с тем, малый объем материала не позволяет сделать окончательный вывод о семантике исследуемых единиц.
Мы считаем, что дополнение интроспективного метода результатами ассоциативного эксперимента, в котором эксплицируется языковое сознание больших групп людей, позволит повысить валидность интерпретации данных, так как ассоциативно-вербальная сеть служит - «наряду с текстовым и системным - самостоятельным полноправным способом представления русского языка» [6, т. 3, с. 6]. Это, в свою очередь, позволит дать объективное заключение о характере сочетаемостных ограничений в употреблении языковых единиц, связанных с полом адресата высказывания.