Альной философии: пространственные структуры, порядок общества, динамика глобальных систем под редакцией профессора В. Б. Устьянцева Саратов 2010

Вид материала

Документы

Содержание 5.3. Методология дискурсивного управления в условиях глобализации Свобода от принуждения. Конфронтационное управление Вариативно-игровое управление Глава 6. концептуальные обоснования изменений глобальной социокультурной сферы

Подобный материал:

• Общество риска и человек: онтологический и ценностный аспекты: [Монография] / Под редакцией, 3887.81kb.
• Итоги социально-экономического развития Российской Федерации в 2000-2007 гг., 6111.41kb.
• Учебно-научный комплекс «Национальная металлургическая академия Украины Государственный, 1992.41kb.
• Министерство здравоохранения и социального развития РФ волгоградский государственый, 3274.32kb.
• Учебное пособие Под общей редакцией доктора технических наук, профессора Н. А. Селезневой, 1419.51kb.
• Решение проблем остеоартроза, 401.08kb.
• Жизнь животных. Том четвертый. Класс костные рыбы (Osteichthyes). Под редакцией профессора, 12046.22kb.
• Н. И. Матузова и доктора юридических наук,' профессора А. В. Малько москва юристъ 2002, 13289.33kb.
• С. Е. Алтынцева Материалы систематизированы Центром трансферта технологий пгту под, 587.98kb.
• В последнее время практически в каждом выпуске журнала авок публикуются переводные, 110.26kb.

5.3. Методология дискурсивного управления в условиях глобализации

Если до сих пор происходящие социальные мутации вызывали опасные, но локальные и потому контролируемые формы социальной динамики, – к ним можно причислить политические перевороты, социальные взрывы, раскол мира в «борьбе систем», – то глобализация обозначает новый – уже не локальный – масштаб проблем, равно как и новые шансы. Она предоставляет отсутствовавшую прежде возможность комплексного реагирования в ответ на частичные изменения системы. Роковой вопрос прогресса – ведет ли он к увеличению или уменьшению управляемости мира – в этом случае может иметь как положительный, так и отрицательный ответ. Ответ на него можно найти, обращаясь к механизмам управления процессами социальной динамики, контроля человечества над этими процессами. Говоря о механизмах контроля, мы обращаемся в первую очередь к дискурсивно-сформулированным формам саморегуляции социума: морали, праву и политике. Если политика и отчасти право указывают на оперативные возможности управления исторической ситуацией, то этика несет в себе фундаментальные основания последних.

На фоне совершенно новых вызовов и глубинных изменений во всех пластах человеческого бытия становится все более очевидной неспособность традиционных социальных стратегий ставить эти вопросы и их решать. При том, что подвергаемые трансформации (подчас разрушительной) институты традиционного общества не содержат механизмов адекватного реагирования на проблемы глобального уровня. Требуется радикальное переосмысление предмета, методов и задач социальной науки и этики в сфере управления социальными процессами, которые были бы соразмерны совершающемуся историческому повороту и обновлению человечества.

Отправной точкой анализа является методологическая посылка В.Б. Устьянцева о том, что в знаково-символической сфере жизни человека образуются смысловые структуры, предельные смыслы в которых ценность «Я», человеческая личность ищет за «границами» самого себя¹⁴⁰. «В противовес деструктивным аспектам индивидуального человеческого взаимодействия, деструктивные аспекты человеческой интервенции в природе не были даже замечены и включены в этическую проблематику традиционных институтов морали и права или в философскую этику. Лишь в последние десятилетия нашего столетия homo sapiens, т.е. морально чувствительная общественность, осознала факт, что человеческое отношение к природе и взаимодействие с ней создает этические проблемы, сравнимые с теми, которые возникают в социальных отношениях между людьми. Поэтому до сих пор далеко не ясно, как следует осознавать эти проблемы и вызовы в отношении к этике в целом. Существуют ли институты или формы морали и этики, которые соразмерны этим проблемам; или мы нуждаемся в совершенно новом типе этики, базирующейся на новом типе философии или мудрости; или нам можно отказаться и просто игнорировать эти новые этические проблемы и сохранять наши партикулярные моральные традиции и привычки?».¹⁴¹ В этих не только обозначается «новизна человеческой ситуации в мире», но и делается заявка на создание стратегий, соразмерных стоящим перед человечеством проблемам, которые нашли свое в дискурсах современного мира.

Социальные изменения современной глобальной цивилизации обусловлена во многом процессами дискурсивной динамики, под которой можно понимать обмен ценностно-значимой информацией между субъектами коммуникации, о чем было сказано выше. Разъяснения требует само понятие «дискурса». Лингвистический словарь определяет дискурс (discours – фр. речь) как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)».¹⁴² В понятии дискурса акцентируются экстра- и паралингвистические характеристики текста, его «погруженность в жизнь». Поэтому существенным в лингвистике текста является проведение дифференциации между «текстом» и «дискурсом». Текст – абстрактная, формальная конструкция, которая может быть объяснена из себя самой, т.е. из смысла, который несет текст. В отличие от текста дискурс обозначает различные виды его динамической актуализации, включение в текст внешних для него факторов, его воздействие на социальную динамику. Поэтому дискурсом не могут быть названы тексты, в которых невозможно восстановить связи с живым социальным контекстом.

Впервые это понятие нашло широкое применение в лингвистике (Э. Бенвенист, социолингвистический анализ, лингвистика текста и т.д.) и французском постструктурализме.¹⁴³ В дальнейшем вокруг понятия дискурса сформировалась междисциплинарная область знания, в которой лингвистический анализ пересекается с социологией, психологией, этнографией, стилистикой, кибернетикой и т.д. В 70-х годах дискурс, как и текст, становится одним из ведущих понятий в философской публицистике. Вместе с тем, если во французском постструктурализме он стал инструментом выявления культурных смыслов и философско-литературной критики (в направлении «литературизации философии»), то в Германии его философская разработка получила совершенно другое направление – как метода герменевтически-языкового анализа когнитивных процессов. Именно методологическая направленность анализа дискурса позволила немецким философам языка быстро универсализовать это понятие и превратить в философский «символ», имеющий всеобщее нормативное значение.

При этом нужно четко видеть различие предметного поля герменевтики – с одной стороны и трансцендентальной прагматики – с другой: и та, и другая изучают символически структурированный жизненный мир. Однако в отличие от герменевтики трансцендентальная прагматика ставит вопрос о глубинных структурах символического порядка, понимаемых как система правил, по которых создаются символические комплексы. Для герменевтики важен результат и содержание выражения, для трансцендентальной прагматики – механизм социальной коммуникации. Если герменевтику интересуют объективации процесса коммуникации (тексты), то трансцендентальную прагматику интересует сама природа коммуникации.

В самом названии «дискурсивная этика» (Diskursethik) отражаются два возможных значения: 1) Корни всех этических отношений, а главное, решений этических проблем, следует искать в дискурсе и коммуникации субъектов. Дискурс в этой трактовке является универсальным методом конструирования социальной динамики. 2) В качестве предмета интереса среди всех этических проблем выделяются только нормативные коллизии коммуникации: дискурс в этом случае является предметом, областью этического интереса (= «этика дискурса»). Оба эти значения следует иметь в виду, когда речь ведется о дискурсивной этике, однако в контексте соотнесения с социальной динамикой, дискурсивная этика связывается преимущественно с первым значением.

Оригинальность и специфика проявились в четырех основных чертах дискурсивной этики – деонтологическом, универсалистском, процедурном и когнитивистском характере моральной теории. Эти черты позволяют конструировать динамку моральных поступков и этических коллизий социального пространства, сближая этику дискурса с этикой кантовского типа, но и обнаруживая намерение серьезной корректировки кантовской этики, исходя из контекстов социальной динамики.

Во-первых, дискурсивная этика корректирует деонтологический характер кантовской этики тем, что требует включить в моральный принцип учет последствий динамики действий моральных субъектов. Тем самым, должны с самого начала быть преодолены ригористические последствия чистой «этики убеждений», согласно которым, по Канту, «из любви к человечеству» запрещается обман даже потенциального убийцы при поиске им своей жертвы.¹⁴⁴ Во-вторых, дискурсивная этика стремится преодолеть монологический характер кантовского категорического императива путем включения в перспективу морального действия всех «заинтересованных и тех, кого это касается» (alle Betroffenen). В-третьих, для дискурсивной этики характерна нормотворческая установка, достигаемая путем внедрения процедурных механизмов универсализации этического содержания в процессе коммуникации. Не существует содержательных норм, которые бы были априорно моральными. Но существуют процедуры тестирования морального содержания и обоснования моральных норм.

Наконец, еще более ярко выражен в дискурсивной этике когнитивистский и даже интеллектуалистский характер моральной теории. Если Хабермас связывает с ним разумность конкретных норм,¹⁴⁵ то Апель – претензию на рациональное обоснование самой динамики социальных этических процессов. Когнитивитстский характер дискурсивной этики также обусловлен ее тесной связью с психологией морального суждения, разрабатываемой в школе Пиаже-Кольберга.

В идее дискурсивной этики не только заявляется о новых требованиях к этике, но и о ее новом предмете. Необходимо различать три измерения морали. Традиционная мораль «заповедей» решает проблемы социальной динамики на уровне микроморали, регулирующей непосредственные интеракции субъектов («ближних»). Она покрывает все этико-психологическое поле человеческих отношений, мало меняющихся со временем. Поэтому в этой сфере должны продолжать доминировать моральные традиции различных культур. Их проблемного поля, однако, уже недостает для того, чтобы покрывать область механизмов социальной динамики мезоморали, возникающей за пределами индивидуальных интеракций в области отношений сообществ и институтов, например, в смысле ответственности политика за общее благо в государстве. Традиционная мораль создала здесь корреляты этических комплексов – политика, хозяина, лидера и т.д. Но на самом деле в различных воинских и княжеских моральных кодексах она лишь адаптировала установки микроморали к задачам «государственного резона». Наконец, проблемы, которые встают перед макроморалью, являются для истории абсолютно новыми: они подразумевают ответственность за судьбу всего человечества – включая прошлые и будущие поколения – перед динамикой глобальных вызовов, несущими угрозы человечеству как целому. Необходимо подчеркнуть планетарный характер социальной динамики макроморали, погруженной в глобальные кризисы. Чтобы оценить острую необходимость в такой морали, нужно в полной мере осознать как – совершенно по-новому переживаемое – единство судьбы человечества, так и не встречавшуюся прежде остроту угрозы, к которой привело спонтанное и практически иррациональное развитие производительных сил человечества. Если возникновение каждого нового уровня морали происходило на определенном историческом этапе, то сегодня мы находимся в такой точке истории, когда должна быть создана планетарная макроэтика – этика ответственности.

Следует вспомнить, что сама возможность единовременного уничтожения всего человечества насчитывает едва ли одно поколение. Эта возможность была немыслимой даже в эпоху разрушительной второй мировой войны и лишь создание ядерного оружия сделало ее реальностью, побуждая к коренному пересмотру традиционных этических представлений. Потребность в этизации социальной динамики вытекает не из разумности человека, подчеркивает, а из его неразумия. Угроза ядерного самоуничтожения человечества – как аналогия столь статистически обыденного суицида – постоянно присутствует как негативная коннотация эпохи внезапной самоидентификации человечества как целого. Другим стимулом для развития новой этики становится угроза существованию экосферы человечества, впервые со всей остротой поставленная членами Римского клуба. Экологический кризис придает новое измерение осознанной динамике социума, требуя включить в этический дискурс не только живущие ныне, но и будущие поколения. Не менее острой является проблема конфликтной социодинамики «Севера и Юга», которая воспроизводит революционную проблематику социальной справедливости в мировом масштабе и уже сегодня становится источником потрясений (столкновения цивилизаций, фундаментализма, терроризма и т.д.). Весьма актуальна тема неконтролируемого научно-технического прогресса, монопольно захваченного технократическим разумом. Проблема социального управления социальной динамикой становится особенно важной в связи с вопросом единства и целостности самого облика человека в результате манипуляций с человеческой природой, о чем свидетельствует биоэтика, приобретшая жгучую актуальность уже в наши дни.

Методологически дискурсивная этика соотносится с проблемами социальной динамики, благодаря концептуальному замыслу планетарной макроэтики, апеллирующей во всех социальных действиях к ценности ответственности. Дискурс обозначает ситуацию, в которой совершается не имплицитное, а эксплицитное признание взаимных интересов взаимодействующих партнеров. Не требуется «угадывать» эти интересы: они заявляются в «открытом виде» и взаимно учитываются в ходе достижения консенсуса. Вместе с тем, в основе моральных решений лежит не консенсус относительно взаимной выгоды отдельных участников, а консенсус в рамках всего универсума воль. Говоря о «круге заинтересованных», дискурсивный принцип не включает в понятие агентов консенсуса тех, кто не может или не хочет принять в нем участие, что лишало бы понятие консенсуса смысла, но только тех, кого он касается, кто мог бы и хотел принять в нем участие, хотя не имеет для этого физической возможности (например, в случае нерожденных детей).¹⁴⁶ Именно этого нет в кантовском представлении о «всеобщем законе», который предполагает иную инстанцию легитимации нормы, чем соглашение самих людей. Следствием такого подхода становится полное отсутствие взаимной ответственности людей за принятые решения в кантовской этике. Дискурс предполагает совместное решение и совместную ответственность за его последствия. Точно так же дискурсивный принцип предполагает не неуловимый «моральный закон во мне», а открытый аргументативный консенсус, который не только может быть артикулирован в открытой форме, но и подчиняется прагматическим правилам языковой коммуникации. Наконец, исключительно важным является указание на характер аргументативного «принуждения без принуждения» в достижении консенсуса, который включает в дискурсивный принцип в качестве неотъемлемого элемента понятие свободы. Лишь полная свобода принятия решения – уже содержащаяся в принципе диалога и дискурса – делает его моральным.¹⁴⁷

Обобщим этически релевантные характеристики дискурса, определяющие, подобно «правилам аргументации», его нормативную базу, в моральных понятиях свободы, равноправия и открытости.

1)  Свобода от принуждения. Единственное допустимое «оружие» коммуникативного разума – это аргументы. Дискурс не блокирует конфликтное измерение реальности, а переводит его на поле борьбы за лучший аргумент. Открытое или скрытое давление на психическую или физическую конституцию партнеров по дискуссии – будь это посредством угроз, шантажа и некорректных методов убеждения – нарушают конститутивные правила аргументативного дискурса. Свобода от господства, насилия и стратегического воздействия является неотъемлемой нормативной предпосылкой дискурсивного согласования.

2) Равноправие. В агоне аргументов имеет значение лишь их действенность, он происходит «невзирая на личности». В ходе аргументации каждый потенциальный участник и коммуникативное сообщество в целом могут восприниматься только как абсолютно равноправные партнеры. Поскольку требование истины и нормативной правильности направлено на безграничное коммуникативное сообщество всех разумных существ, идея равноправия получает универсальное расширение, в свете которого морально дисквалифицируется практика исключения из дискурса, мотивированная этническими, расистскими, сексистскими и т.п. основаниями.

3) Открытость. Аргументация в ходе дискурса предполагает принцип открытости, который признает за каждым разумным существом право открывать новые дискуссии самостоятельно и включаться в текущие дискуссии. Отсюда проистекает «принципиальная непатерналистичность» дискурсивной этики. Дискурсивный принцип не поддерживает, как иногда предполагается, «экспертократию». Напротив, «каждый имеет право как подвергать критике, так и предъявлять в дискуссии все аргументы, которые кажутся релевантными. Здесь не существует ограничения компетенций и иерархий в том смысле, что партнер по дискурсу не мог бы ничего сказать по специальной теме другого».¹⁴⁸ Открытость означает, что никакой аргумент не может быть изначально отброшен и что группам с «иерархическими правами опеки» не предоставляется принципиального преимущества.

Авторы дискурсивной этики были в ХХ в. почти единственными из крупных философов, кто положил в основание своей концепции «этику категорического императива». Тем самым, к ним изначально относился стандартный упрек, обращенный к этике принципов: абстрактность и иррелевантность по отношению к реальным этическим проблемам. Исходя из единого принципа, едва ли становится доступной возможность описать, а тем более вывести из него весь многообразный мир моральных конвенций и коллизий.

Дискурсивная этика может быть критически переосмыслена. Таким образом, мы можем сделать вывод, что установка на реальное коммуникативное сообщество обладает хорошим теоретическим базисом для социальной философии. Причина здесь кроется в том, что только в реальном коммуникативном сообществе коммуникация приобретает свою актуализацию и связь со структурами жизненного пространства социума, то есть только в подобных условиях становится возможным ее существование. Экзистенциальное значение, которым обладает реальное коммуникативное сообщество, и отличает его от идеальной модели. Исследование реального коммуникативного сообщества, в отличие от идеального, проходит согласно иным методологическим основаниям и здесь может быть задействован теоретический аппарат других социальных наук. Иными словами, дискурс как таковой не может служить источником для выведения конкретных этических принципов. Необходимым условием выступает конкретный социодинамический контекст жизненного пространства и уже существующая нормативно-правовая база. Таким образом, моральное суждение призвано выявить связь между дискурсивным принципом и контекстом окружающей реальности. Образование морального суждения должно проходить с учетом реальных объективных обстоятельств, однако ориентиром для морального субъекта должен служить идеальный принцип дискурса. Следствием подобного процесса является образование иерархической структуры дискурсивных принципов, где каждый дискурс занимает свой строго определенный уровень. Концепция идеального коммуникативного сообщества только в реальном своем воплощении имеет действительно большую ценность, так как в жизненном пространстве социума дискурсивный принцип действует совместно со стратегическим принципом социального управления, ориентированным на упорядочение системы в соответствии с интересами субъекта управления. Социальное управление определяет направленность социальных процессов и, таким образом, определяет интенсивность ритмов социальной динамики.

Системный подход позволяет определить управление в качестве структурной и динамически организованной системы, где особое внимание уделяется целенаправленной инициации активности и координации структурно-динамической организации системы, при которой находят свое воплощение исходные цели и задачи управления¹⁴⁹. Таким образом, может быть определен базис управленческой структуры, главными элементами которого являются управляющее и управляемое звенья, каждое из которых, в свою очередь, может быть сложно организовано в зависимости от особенностей различных социальных систем управления. Базисная управленческая динамика, следуя данной логике, может быть охарактеризована (в узком смысле)  как отношение, складывающееся между управляемым и управляющим звеньями. Эта динамика, как правило, организованная, многоуровневая и полифункциональная.

Понимание управления как процесса раскрывает его циклическую природу. Управление включает в себя большое количество более мелких (элементарных) циклов, каждый из которых может быть охарактеризован как определенный вид управленческой деятельности. Данные виды обладают статусом функций управления. С точки зрения функционализма процессуальный подход ставит акценты на следующих функциях управления: анализ, планирование, организация, контроль, регулирование, управленческий цикл¹⁵⁰. Социально-психологическая сторона процесса управления, отражающая мотивационные стороны управления, находит свое воплощение в других функциях управления¹⁵¹.

Выявление параметров самоорганизации социальных процессов возможно в рамках ситуационного подхода в управлении. Здесь внимание уделяется, во-первых, относительной открытости системы, которая дает возможность достаточно свободно циркулировать различного рода входящим и исходящим потокам (капитала, ресурсов и энергии, товаров, человеческих ресурсов и т. д.)¹⁵². Во-вторых, исследуется нелинейность закона взаимодействия различных частей социальной системы. В-третьих, акцент делается на наличии элементов стохастичности в системе случайности, (например, явления природного характера, случайности в научно-технической области и т. д.). В-четвертых, немаловажное значение имеет изучение определенности диапазона системных параметров, которые являются одной из главных составляющих в определении качественного поведения социальной системы, именуемого управляющими параметрами. Управляющие параметры можно называть бифуркационными, если в них обнаружены критические точки, за границами которых поведение системы изменяется кардинальным образом, и возникают новые разновидности решений.

Управление как вид социокультурной деятельности, определяющий направление и ритмы динамики локальных и глобальных процессов, в наиболее целостной философской проекции может быть рассмотрен с позиции холистического социосистемного подхода. Данная методологическая процедура позволяет концептуализировать управление как категорию и реальность в социально-философском аспекте, как общее, организующее и направляющее атрибутивное свойство социальных систем, проявляющееся во всех социальных процессах, где действует целенаправленная познавательная и практическая деятельность людей. Таким образом, в авторской концепции социальное управление может быть определено как активная целесообразная динамическая функция социальных систем, определяющая характер и направленность социальных процессов, обеспечивая сохранение их ритмической структуры или же изменяя их по определенной схеме, реализуя программы поведения, достижение целей деятельности социальных и индивидуальных субъектов. Формой существования управления является совокупность действий и операций, ведущих к последовательности событий, состояний управляемой системы, включая конечную цель.

Рассматривая модели социального управления, конструирующие глобальные процессы современности, целесообразно определить два доминирующих типа – во-первых, конфронтационное, во-вторых, вариативно-игровое управление, – определяющих специфику социальной динамики политических, экономических и культурных институтов, сформировавших логику освоения природных ресурсов.

Конфронтационное управление является по своей сути однонаправленным директивным воздействием на объект управления (социальный или индивидуальный субъект, природа, культура). Обратная связь и последствия в долгосрочной перспективе при этом не имеют практически никакого значения. Примером конфронтационных форм управления в незападном мире может служить терроризм (конфронтационный ответ исламского мира) или герметизм – внутреннее потребление сырья, продуктов производства, традиционных ценностей (Китай, Индия, страны Ближнего Востока).

Причиной доминантной роли конфронтационного управления в условиях глобализации является борьба за ресурсы, засилье капиталистической экономической модели. Западная культура и культура управления как ее некая часть характеризуются преобладанием частной собственности как собственности одной социальной группы общества – небольшой по численности, но наиболее могущественной. Таким образом, конфронтационное управление, базирующееся на принципе «Свой – Чужой», основывается на форме классово-антагонистического взаимодействия, где приоритетом пользуется частная собственность. Главной ценностью институтов глобализации, существующих в рамках такого правления, является парциальная забота о части социума.

Амбивалентность нравственности в конфронтационном управлении проявляется в следующем: во-первых, по отношению к своим – командная иерархия или равноправие к себе подобным; во-вторых, по отношению к чужим – неприменимость норм человеческой морали, так как «чужой» несет в себе угрозу (риск). Западноевропейская культура воплотила это в идеологии и практике колонизации народов других стран, в учении Ницше о толпе и сверхчеловеке (где нашла свое отражение сущность западного менталитета), в современных принципах сырьевого отношения к экосистеме, в концепции однополюсного глобального мира.

Вариативно-игровое управление является производной от конфронтационной программы. Оно ориентировано преимущественно на освоение ресурсов в политических, экономических и социокультурных средах, не имеющих стабильного положения (это является проекцией ситуативного, синергетического подхода). Динамика глобальных процессов позволяет существовать нескольким вариантам действий, эффективность которых определяется доступностью информационной базы, быстротой реакции на изменяющиеся события и креативностью решения проблемной ситуации. Принцип конкуренции, желание и умение быть успешным являются главными составляющими данной стратегии, которая формируется при взаимодействии институтов частной собственности и права. Механизм данной стратегии сводится к тому, что та или иная организация (например, ТНК), являющаяся участником реконструкции глобальных процессов, должна присвоить часть жизненного пространства (рынка) и оказаться победителем в конкурентной борьбе через установление соответствующих правил игры. Известный принцип «Свой – Чужой» в данном случае подчиняется отношениям конкурентов (участников игры) и трансформируется в принцип «Свой – Другой». Среда одной корпорации объединяет так называемых «Своих» – людей, следующих к одной цели – «добиться успеха», а конкурирующие фирмы и корпорации, в свою очередь, оказываются «Другими». Взаимоотношения с «другими» конкурентами могут варьироваться от благожелательного и миролюбивого партнерства (при временном совпадении целей) до острого конфликта (при противоречии интересов). При этом следует учесть, что даже сотрудничество является симулятивным и не предполагает объединения в целое. В рамках игровой управленческой программы есть возможность нивелировать противостояние «Свой – Чужой», допускающее уничтожение «чужого», так как игровая стратегия подразумевает, что участники игры будут одинаково жизнеспособны.

Социальное управление оказывает огромное влияние на социальную динамику и ее течение. Стратегическая составляющая управленческих программ становится доминирующей; порой она приобретает и негативный оттенок. Поэтому ситуация современных глобальных процессов с присущей ей нестабильностью и системными рисками заставляет нас искать такую управленческую программу, в которой приоритетом считалось бы устойчивое развитие социальной системы. Глобализирующийся мир сейчас очень нуждается в устойчивых этических регулятивах, где моральные ценности значат намного больше, чем материальная выгода. Управленческая деятельность, не уделяющая должного внимания этой составляющей, ведет к моральному разложению и деградации общества и, как следствие, к реальной катастрофе на индивидуальном, социокультурном или экологическом уровнях¹⁵³.

Учитывая актуальные проблемы социального управления в глобализирующемся мире, предлагается проект концепции дискурсивного управления, который может быть определен как непрерывный процесс упорядочения социальной системы, осуществляемый посредством сотрудничества и согласования различных, чреватых конфликтами интересов, и реализуемый благодаря институциональной программе, функционирующей на основе стратегического действия, ограниченного моральным принципом. Универсализирующим основанием выступает ценность цивилизационно-планетарного жизнесозидания; компонентами, регулирующими действия в рамках дискурсивного управления и способствующими формированию коммуникативных условий, необходимых для реализации партнерского взаимодействия между различными социальными и индивидуальными субъектами, объединенными пространством социальной динамики, являются: компетентность, аргументированность, публичность, ответственность, диалогичность. Действия, соотнесенные с данными моральными основаниями и методологическими компонентами, приобретают легитимное качество, обладают оптимальным потенциалом и в наименьшей степени оказываются способны нанести урон жизненному пространству социума. Предлагаемая дискурсивная регуляция создает механизмы защиты, поддерживающие стабильное функционирование политических, экономических и духовно-культурных институтов глобализирующегося общества, и способствует сохранению устойчивого состояния экосистемы.

Дискурсивное управление формулирует правила использования власти в глобальном пространстве, такие как взаимность, равновесие и возможность (адекватность). Целью дискурсивного управления является выработка социально-ответственных действий, эффективность которых определяется степенью актуальности в общественном сознании глобальных рисков, уровнем общественного контроля и соотнесенностью с ценностями, традиционными для этоса, в пространстве которого совершаются действия. Социальная динамика глобальных процессов является пространством для реализации подобных решений, поскольку порождаемые ею коммуникативные процессы выступают как магистральное условие и среда, влияющие на принятие решения и степень его оценивания. В условиях интенсивных социальных трансформаций основной функцией дискурсивного управления становится четкое определение норм и правил, определяющих взаимодействия социальных общностей, а также сохранение идентификационных ценностных оснований, которое могут обеспечить устойчивое функционирование политической, экономической и культурной сфер национального государства в глобализирующемся обществе. Формируемый в рамках постклассической парадигмы принцип дискурсивного управления направлен на достижение двух важнейших задач: первое – обеспечение сохранности реального коммуникационного сообщества; второе – способствование воплощению ценностей идеального коммуникационного сообщества в реальном коммуникативном пространстве. Эти две задачи взаимно обусловливают друг друга.

Принцип реализации дискурсивного управления предполагает рассмотрение власти в рамках коммуникации и позволяет определить возможные очаги злоупотребления ею. Дискурсивное управление вполне пригодно для выработки принципов и правил использования власти: грамотно организовать деятельность большой группы возможно только тогда, когда существует совершенно четкая структура и задан определенный порядок. Кроме этого, должны быть назначены представители, наделенные полномочиями, с помощью которых они реализуют интересы всей группы в целом. Формально демократический выбор представителей однако не может исключать такой возможности, когда тот или иной представитель приобретают более высокий потенциал управленческой власти. Наличие информационных и иных преимуществ у управляющего лица является необходимым условием для осуществления управления. Но при этом возникает реальная опасность, согласно которой перенесенная посредством выборов власть примет стагнирующие формы и перестанет эффективно действовать. Такое положение дел дает возможность выбранным представителям злоупотреблять своими властными полномочиями и использовать власть в качестве оружия как против членов собственной группы, так и против иных объединений. К этой же категории относятся и попытки управленцев злоупотреблять властью во имя собственного блага и собственных целей и интересов. Мы часто сталкиваемся с явлением, когда высокое положение и обладание властью пробуждает в человеке честолюбие и множество корыстных мотивов. Человеческое самолюбие Макс Вебер называл опасной слабостью властьимущего. Довольно часто обладание властью порождает стремление к увеличению собственного господства, самодовольство, корыстолюбие и жажду наживы.

Наряду с этим, у обладающего властью лица обязательно возникает неудержимое стремление продлить свое пребывание у власти различными способами, в том числе и аморальными. Необходимо отметить, что власть, таким образом, теряет связь с коммуникативными идеалами и становиться самоцелью. Управленцы, несомненно, должны защищать и стремиться удержать власть, однако, это не должно становиться единственной целью. В задачи этики, регулирующей деятельность власти, обязательно должно входить как определение обязательств власти, так и нормы, предотвращающие возможности злоупотребления ею. Если большие группы считать коллективно действующими актерами, то они не являются моральными субъектами. Поэтому только дискурсивные правила справедливости, транслируемые управленцами, могут оказать однозначно действенное влияние и быть по-настоящему надежными. В этом кроется причина того, что принципы дискурсивного управления развивают и обосновывают институты контроля власти, к которым относятся разделение властей, свобода общественного мнения, избирательное право, право на независимое судопроизводство. Кроме того, в условиях глобального общества мощный толчок к развитию получают различного рода политические и неполитические движения и объединения, социальные институты, профсоюзы и организации международного уровня. Существование таких институтов является характерной чертой любого гражданского общества¹⁵⁴.

Эволюция социального управления в «обществе риска» тесно связана с развитием таких сфер, как наука, техника и промышленность. Функция управления сводится лишь к попыткам ограничить различного рода вредные воздействия и сокрыть, исходя из благих намерений, часть информации о существующих опасностях. Однако такое отношение к социальному управлению не является чем-то новым. Многие европейские общества прошлого являются примером управления без определенного политического центра. Однако развитие тогда шло спокойно и планомерно, без видимых скачков. Научно-техническая и индустриальная революции, а также модернизация, привнесли в социальное управление элемент нестабильности. Этими процессами просто стало невозможно управлять и контролировать их из единого центра. Середина IX века ознаменовала начало эпохи, когда борьба политических сил по поводу наиболее оптимальных решений социального вопроса сводится только к минимизации ущерба. Социальное управление все время находилось в поисках наиболее оптимального решения. Так, появлялись новые институты, например, социально-ориентированное государство. Дискурсивное управление, существующее в свободном, плюралистическом обществе, способно только обозначить контуры, указать развитию программно-методологическое направление.

Дискурсивное управление не имеет возможности напрямую влиять на научно-технический прогресс; его полномочия ограничиваются только регулированием этого процесса посредством нормативно-правовых аспектов. Оно не может также оказывать влияние на то, как люди воспринимают и относятся к подобному развитию, определять ценности и приоритеты общества. Свободное коммуникативное сообщество подразумевает такие отношения, принимает их за норму. Нельзя ставить перед социальным управлением те задачи и цели, которые оно заведомо не может достигнуть; в противном случае наше восприятие социального управления и отношение к нему будет ошибочным. Неверными будут также и наши политически-моральные утверждения. Бесспорной реальностью современной фазы глобализирующегося мира сегодня стало то обстоятельство, что обществом невозможно управлять из единого центра (по крайней мере, на данном историческом этапе). Отсутствие централизованного управления лишает нас ясного будущего и достоверного определения ответственных за реализацию управленческий решений. Довольно острой становится проблема прогнозирования. Такая ситуация призывает нас к объединению перед надвигающимися опасностями посредством синтеза моральных и управленческих стратегий. Дискурсивное управление реализуется в соответствии с принципом воплощения основ идеального коммуникативного сообщества в реальном. Только в рамках принципа дискурсивного управления возможно преодоление различий между реальным и идеальным. Это различие позиционируется в качестве вполне определенной величины; оно создает препятствия для воплощения в моральном действии универсального дискурсивного принципа.

Существующие в коммуникативном пространстве ограничения и проблемы могут быть подвергнуты анализу и изучению в совершенно самостоятельном поле. Принцип дискурсивного управления также дает возможность моральной рефлексии развиваться и эволюционировать. Он обращает самое пристальное внимание на оценку реальных последствий действия в контексте коммуникативного сообщества. Учет последствий действия в качестве обязательного элемента в своей структуре придает дискурсивному принципу черты этики ответственности в том ключе, как ее понимали в сфере политики А.В. Назарчук. Этика ответственности А.В. Назарчука ориентирована, прежде всего, на сохранение человеческого рода и отрицает возможность существования в данном контексте всякого рода эмансипации человечества¹⁵⁵. В дискурсивном управлении же акцент сделан на претворение в жизнь и принципа сохранения человеческого рода, и принципа эмансипации человечества. Парадигма неомодернизма предоставляет возможность обращения к диалектическому методу в рамках изучения соотношения идеального и реального коммуникативного пространства.

Только посредством диалектического метода сегодня представляется возможным установить соотношение между трансцендентальным и реальным измерением социума. Коммуникативный подход подразумевает также сопоставление рациональности и эмпирического знания, герменевтики и лингвистики, философского знания и науки и т.д. Парадигма нового модерна позволяет трактовать герменевтический круг как одну из форм диалектики¹⁵⁶. Такое понимание диалектического метода актуализирует и этическую проблематику. Мы это можем наблюдать в принципе дискурсивного управления, где диалектически совмещенными оказались консенсуально-коммуникативная и стратегическая рациональности, которые прежде были лишены точек соприкосновения. Стратегическая рациональность в контексте коммуникативного пространства меняет свои ориентиры и становится одним из ведущих компонентов ответственного управления. Таким образом, дискурсивное управление функционирует на основе стратегического действия, находящегося в рамках морального принципа. Здесь мы видим синтез методологий кантовской этики убеждений и норм стратегической ответственности Вебера. Третья норма как результат сближения двух вышеназванных может быть озвучена как максимальная величина консенсусных решений при необходимом количестве ответственных стратегических действий, понятых в качестве эффективного метода борьбы с рискогенными ситуациями. Такая методологическая установка не просто совмещает два принципа, но и приобретает самостоятельность в применении к социальному управлению. В данном контексте этика предстает в контексте исторического пространства и приобретает историческую перспективу посредством реформистских действий. Формально-деонтологический подход и телеологическая этика находят общие точки соприкосновения в рамках социальной философии. Другой в контексте дискурсивных ценностей не предстает перед нами в качестве объекта стратегического действия. Наоборот, дискурсивные ценности постулируют в человеке априорные этические основания и моральность и опровергают существующее мнение о «злой» природе человека. Однако в случае, когда этические ценности становятся непреодолимым барьером между идеалом и реальностью, когда воплощение идеальных ценностей в реальном коммуникативном сообществе становится практически невозможно, мы говорим, несомненно, об утопизме. Идеал, таким образом, невозможно подвергнуть историческому анализу и тем самым выявить его практическую значимость.

В рамках данных программ уделяется большое внимание проблеме легитимности в современных обществах, предполагается, что стабильность любого государственного строя полностью зависит от его законности и эффективности, которые носят оценочный характер, что связано со способностью системы формировать и поддерживать у масс убеждение в том, что функционирование существующих политических институтов является наилучшим. Эффективность данных программ означает удовлетворенность процессом управления социальной системой¹⁵⁷. А.С. Ахиезер, развивая данную установку, оперирует ресурсом коммуникативной и системной рациональности в масштабе проектов монологизации и диалогизации управления: «должен развиваться форум (диалог) гражданских программных клубов, разрабатывающих свои программы и инициативы…политические процессы, диалоги между политическими силами следует исследовать как результат творческого общения»¹⁵⁸. Таким образом, можно предположить, что несомненным положительным теоретико-методологическим аспектом коммуникативной рациональности является то, что она не отрицает существование других типов рациональности, но и имеет тенденцию к согласованию с ними. К примеру, из сциентистской рациональности причинного анализа вытекает технологическая рациональность, которая, в свою очередь, детерминирует герменевтическую рациональность. Данная цепочка замыкается этической рациональностью¹⁵⁹. Принципы постклассической парадигмы социальной динами постулируют, что перед коммуникативной рациональностью стоит задача сближения разных и на первый взгляд не совместимых типов рациональностей в контексте стратегии постепенного аппроксимативного сближения парадигм и рациональностей. Отметим, что данная перспектива является долгосрочной.

В ходе анализа взаимосвязи реального и идеального коммуникативных сообществ нашла свое подтверждение актуальность концепции дискурсивного управления с соответствующими принципами и императивами. Дискурсивный принцип обогащается морально-стратегическим принципом дискурсивного управления, который отличается от формального категорического императива, предписывающего не учитывать привходящих внешних обстоятельств. Данный управленческий императив направлен на сохранение человеческого рода как реального коммуникационного сообщества, в котором будет возможно воплощение идеалов и ценностей идеального коммуникационного сообщества.

1. Понимание управления в коммуникативном ключе дает возможность сформулировать принципы доминантности этических ценностей и необходимости вскрытия и искоренения возможных фактов злоупотребления властью. Принцип системно-правовой организации власти указывает на то, что большие группы способны действовать только тогда, когда они задают себе порядок и устанавливают представителей с полномочиями, которые преследуют интересы всей группы. Определение общего порядка и выбор представителей может быть формально демократичным, но при этом все же отдельные лица приобретают более высокий потенциал управленческой власти. Продление власти нечестными и аморальными средствами ликвидирует свое коммуникативное происхождение и становится самоцелью. Управленцы должны думать о получении и защите власти, но именно в этом состоит опасность сделать средства целью и в итоге потерять кредит доверия. Принцип этики деятельности власти обладает потенциалом определять обязательства власти также, как и возможности злоупотребления ею. Поэтому принципы дискурсивного управления могут быть применены институтами контроля власти, такими, как свобода общественного мнения, коалиционное и избирательное право, разделение властей, решение большинства и право на иск при независимом судопроизводстве. Так, в глобальном обществе актуализируется роль неофициальных и независимых социальных институтов, учреждений, политических партий, формальных и неформальных движений, профсоюзных организаций. Любое гражданское общество требует наличия таких институтов. Принцип диалогичной диспозиции власти раскрывается в том, что для регуляции отношений больших групп, которые независимо противостоят друг другу, дискурсивное управление требует политической справедливости и грамотной диспозиции власти, чтобы ограничить злоупотребления в управленческой сфере, а решениям придать большую степень легитимности.
   
2. Дискурсивное управление есть продукт синтеза стратегической и этической рациональности и нацелено на нивелирование противостояния власти и морали, что может быть раскрыто в следующих положениях. Разумность в управлении является ядром политической, экономической и культурной деятельности власти. Можно констатировать, что субъект управления, постоянно и принципиально нарушающий необходимый дискурсивный минимум взаимности, солидарности среди людей в применении власти, очень скоро теряет кредит социального доверия, который все же нужен ему для его собственных интересов. Тогда у него остается только путь насилия. Таким образом, разумная, контролируемая правилами взаимности управленческая деятельность необходима именно для того, чтобы предотвратить насилие и сохранить власть. Соответствующее плюралистическому глобальному обществу дискурсивное управление всегда может устанавливать только рамочные условия для развития. Оно не может остановить научно-техническое развитие, а только способствовать ему и ограничивать по правовым аспектам. Дискурсивное управление, понимаемое в контексте постклассической парадигмы, предполагает взаимосвязь этической и стратегической рациональности. Стратегическое действие дискурсивного управления ограничено моральным (дискурсивным) принципом. В этой связи стратегическим принципом дискурсивного управления социальными процессами является методологическое совмещение норм и ценностей этики убеждений и норм стратегической ответственности.
   
3. Типы социальной институциализации находятся в прямой зависимости от выбранных типов рациональности, а также от их взаимосвязи с коммуникативными процессами и степени подчиненности социальной динамики глобализации, концептуально это можно выразить в следующих положениях. Динамика социальных институтов формируется благодаря процессам коммуникации, которые представляются как механизмы передачи результатов редукции сложности, вырабатываемые внутри подсистем социальной системы в соответствии с присущей ей «коду». К примеру, система науки результатом своей деятельности видит понятие истины. Основные институциональные подсистемы общества – политическая, коммуникационная, экономическая, семейная – находятся в рамках воздействия социальной динамики. Их взаимодействие осуществляется с помощью уникальных кодов, присущих той или иной подсистеме – «истина», «власть», «деньги», «любовь», «вражда» и т.д. Рациональность системы определяется жизненным потенциалом, тем, насколько успешно система приспособилась к окружающей среде, что показывает закономерности и уникальные черты существования «систем самоутверждения» социума. Социальная динамика существует и детерминируется дискурсивно-коммуникативными действиями: внеязыковое, в том числе, стратегическое действие имеет место быть только в условиях ценностной детерминированности контекста такого действия. Любое искажение, неточность в социальной среде преодолевается благодаря языковой коммуникации. Языковая координация возможна в рамках перлокутивного эффекта. Универсальный характер этих встроенных в речь притязаний на значимость вызывает к жизни «связывающую силу норм», без которой социальная динамика не имела бы всеобщей значимости.
   
4. Методологическая база, на которую опирается стратегическая рациональность, не может в полной мере объяснить рациональный характер социальной динамки и человеческую коммуникацию в том числе. Консенсусно-коммуникативная рациональность, основывающаяся на использовании языка, имеет значительные отличия от инструментально-стратегической рациональности. Дискурсивное управление, базирующееся на консенсуально-коммуникативной рациональности, оперирует также уникальным видом рациональности – дискурсивной рациональностью, с помощью которой могут быть преодолены ситуации в случае проблематизации выдвигаемых претензий на значимость. Аргументативным дискурсом мы можем назвать дискуссию об истинности выдвигаемых положений в процессе принятия решений, деятельности и реагирования в социальном пространстве.
   

Следствием нестратегического характера дискурсивной рациональности является существование этической рациональности, т.е. рациональности, где этические нормы находят свое обоснование в пространстве социальной динамики. Таким образом, в условиях социальной динамики устанавливается правило, согласно которому цели этического разума могут найти свое воплощение только при наличии рациональной взаимности действующих агентов, где в основе лежит дискурсивная рациональность, проявляющаяся в вариативно-игровом управлении. Проблема рациональности социальных систем делает актуальным и вопрос о политической или экономической динамике социальных процессов, об их измерении в институциональном или социальном разрезе, о динамике процессов глобализации и социальном проектировании.

ГЛАВА 6. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОБОСНОВАНИЯ ИЗМЕНЕНИЙ ГЛОБАЛЬНОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ СФЕРЫ